Текст книги "Последняя гроза"

Часть II. Призраки прошлого

Глава 1. Заложники обстоятельств

Суббота

13:00

Марта никак не могла сосредоточиться. Нет, ну как он мог так с ней поступить? Неужели не мог помереть после праздника цветов? В конце концов, потерпеть ему надо было всего-то две недели. Или эта смерть совсем не случайна? Кто-то хотел свести счеты с Мартой? Специально отравил Григория, чтобы сорвать мероприятие?

Господи, она начала сходить с ума, не иначе.

Марта закрыла на компьютере экселевские таблицы и разложила пасьянс. Ничего всего равно уже не добавить и не исправить, лучше уж просто смотреть на веер карт. Это ее всегда успокаивало, но сегодня не помогали и карты.

Как и все в доме, она не могла не думать о завещании. Она знала, что Григорий всегда относился к ней снисходительно. Впрочем, он так относился ко всем. Люди у него делились на категории. Высший сорт – это он сам. Дальше шел первый сорт. Ну, может быть, из их семьи туда входили Александр, возможно, Валентин. Причем Валентин только потому, что был далеко и хорошо считал в уме. Александр пахал на фирме от зари и до зари. Уходил раньше всех, приходил позже всех. Тоже муж называется… И всему виной Григорий. Нашел не подходящего мужа для дочери. Для себя работника он нашел! О дочери тогда даже и не подумал. Нет, все же Александр уже был второго сорта. Марта не единожды слышала, как тесть припечатывал зятя, не стесняясь в выражениях и не задумываясь, в чьем присутствии он это делает.

Все остальное семейство было однозначно третьесортным. Все, кроме Марты. Она была пересортицей. Даже Люся попала в третий сорт. И может быть, даже во второй. Она же их всех кормила! А что Марта?

Все, что она делала, – все было не то и не так. Все! Ни разу за все эти годы он не то что спасибо ей не сказал, ни разу не приободрил, не похвалил. А ведь она воспитала ему дочь. Уж не говоря об усадьбе…

Остается Алена. Она не семья! Так убеждала себя Марта, и, как она была уверена, остальные члены семьи тоже. Но если говорить начистоту…

Марта резко встала из-за стола и подошла к окну.

По аллеям шла группа экскурсантов, экскурсовод Иван, ее находка и гордость, ожесточенно размахивал руками, народ смотрел на него разинув рот. Хорошо, что она запретила ходить ему с тростью, а то он бы убил кого-нибудь. Достаточно бабочки. Еще бы заставить его снять эту дурацкую панамку. Стилист доморощенный. Убеждает ее, что это и не панамка совсем, а летний головной убор, в которых могли бы ходить герои чеховских пьес. Могли бы… Но не ходили же! Ходит один Иван…

Как же Марта любила усадьбу, сколько всего она тут сделала, с какой заботой! Вся мебель куплена под ее чутким руководством, каждая штора сшита из ткани, купленной лично ею. Это единственная усадьба, где экскурсии поставлены на поток, где проходят музыкальные салоны и костюмированные праздники. Ни у кого нет того, что предлагалось в «Вязах». Неужели ей придется отсюда уехать?

Дверь отворилась так внезапно, что Марта вздрогнула.

– Ты об этом знала? – Вероника, как всегда, сразу начала с места в карьер. Господи, как же она изменилась. Где та девочка, которую она приняла и воспитывала как родную? Маленькой она называла ее Марусей. Нежно и доверчиво. Детское имя Марты. Так ее долго называла сестра, а потом перешла на неопределенное «ты». Вероника, наверное, даже мамой готова была ее назвать, но не решалась, поэтому шепотом говорила: «Маруся», и обе знали – это про маму.

В какой-то момент Вероника тоже перестала обращаться к тетке по имени. Марта не сразу обратила на это внимание. А когда обратила, уже и спрашивать стало не у кого. Вероника отстранилась, стала холодной как лед. Вся в мать. Любила ли она кого-нибудь в этой жизни? Как казалось Марте – только деньги. Ну разве что еще свой автомобиль. М-да, к старости человек становится злым брюзгой. К чему это она сейчас? У Вероники, между прочим, двое сыновей. Вальку уж она точно любит. Тоже, правда, не смогла скрыть своего разочарования, когда сын напрочь отмел возможность переехать в Париж к молодой жене. А уж про Витю и говорить нечего. Говорят же, что сложных и неудачливых детей любят больше. Так Марта себя уговаривала. На поверку Вероника была другой. Перечеркивала своим поведением все правила и законы.

– Напугала меня! Или ты готова пережить еще одни похороны?

Вероника про похороны не услышала. Она со всего размаху плюхнулась на маленький диванчик у стены. Женщина задыхалась и зло смотрела на тетку. Марта села за письменный стол:

– О чем ты?

– О том, что у отца есть внебрачная дочь.

– Побойся бога, с какой стати? Откуда?

– Откуда? Оттуда! Ты же помнишь, как приехала та страхолюдина? Погоди, Емельян звонит.

Марта услышала только: «Вероника Григорьевна», дальше уже разразилась Вероника:

– Почему завещание не будет зачитано сегодня? И ты можешь мне внятно объяснить, откуда взялась эта Алиса из страны чудес?

– Что значит – ты не успел?! Чего ты не успел? Ты нас разорить хочешь?! А эта, вторая, откуда взялась? Та, которая тоже Фальк и с Валентином приехала? Я сойду с ума.

Вероника открыла дверь и вышла поговорить по телефону в коридор, причем пнула дверь за собой ногой.

Понятное дело, ремонтом в этом доме занимается Марта. Веронике ни к чему думать о том, что на дубовой двери теперь останется след от ее каблука. Марта не успела как следует возмутиться, племянница вернулась обратно и опять заняла излюбленное место на диване. Да, это всегда было ее местом. Любила забраться на него с ногами, обложиться мягкими подушками. Обязательно требовала, чтобы Марта не убирала плед, строила себе домик. Сколько лет прошло. Марта понимала умом, что это та самая девочка, но никак не могла поверить в такую метаморфозу. Это как же можно так измениться?

– Нет, ну каков пройда?! Он хочет все перенести на завтра, какие-то новые обстоятельства!

Тут охнула и Марта:

– Завтра? Он рехнулся? Завтра праздник цветов.

– Марта, приди в себя.

– Да, да, прости, но просто…

Марта отошла от окна и присела на краешек дивана.

– Успокойся, прошу тебя. Нервы тут не помогут. Я ничего не понимаю. Кто и куда приехал? С чего ты взяла, что Ирина родила ребенка? И не передергивай, страхолюдиной она не была.

– Так ты ее еще защищать будешь?! Она ведь и тебе дорогу перебежала. Ты же тоже могла выйти замуж за отца!

– А ты жестокая. Впрочем, для меня это не новость.

Вероника вдруг покраснела, поняла, что перегнула палку.

– Ладно, прости, я что-то действительно сама не своя…

– Тебя я всегда прощу, ты же знаешь.

Неожиданно Вероника положила голову Марте на колени, как когда-то любила делать давно-давно. А Марта по привычке начала гладить ее волосы. Очень аккуратно. Знала характер племянницы. Может вспылить, вскочить, убежать. Марта неторопливо продолжила:

– Я твоему отцу не нравилась, в этом была проблема.

– А он тебе?

– Какая разница. Наверное, я могла его женить на себе. Все-таки взяла на себя заботы о тебе, о доме. Но, знаешь… Как-то это недостойно. Да и просто… обидно.

– А приезд Ирины – это было не обидно?

– Обидно. Но давай будем честными. Со дня смерти твоей матери прошло восемь лет. Наверное, я еще на что-то рассчитывала. А он – нет. Что поделаешь? Он видел во мне в первую очередь твою воспитательницу.

– Много ты меня воспитывала.

– Лет до пятнадцати точно. После приезда Ирины все пошло наперекосяк. Ты как с цепи сорвалась.

– Я вас тогда не пугала, я действительно готова была выйти из окна.

* * *

Марта хорошо помнила тот день. Ей потом казалось, что ничего страшнее в ее жизни не случалось и не случится никогда. Много чего было до этого: сначала болезнь мамы, потом смерть сестры. И после много чего было: и страшная авария, в который так ужасно и, как ей казалось, несправедливо пострадал Виктор. Но тот день ей не забыть до самой смерти.

Она его вспоминала, как кадр из фильма. Открывается дверь, развеваются шторы на окнах. Молодой Фролов вводит в дом улыбающуюся женщину. Она осматривается, и они поднимаются наверх в спальню Григория. Через раскрытую дверь детской на них смотрит девочка-подросток. Это Вероника. Глаза у нее наполнены слезами.

Обед, Вероника уже смотрит на женщину с ненавистью, ведет себя вызывающе. Марта тихо ей что-то шепчет. Вероника резко выбегает из-за стола.

По привычке Марта привстает, чтобы идти за ней, но садится обратно. Нет. Сразу неудобно, она видит, как стиснул зубы Григорий, как мягко положила свою руку на его Ирина:

– Гриша, не нужно. Все в порядке.

Марта все никак не может найти повода выйти из-за стола. А как выйти без повода? Чтобы еще больше разозлить Григория? И все же она понимает, что идти нужно. Просто необходимо. Еще немного, и может случиться что-то непоправимое. Она все-таки заставляет себя доесть суп; извинившись, встает, медленно задвигает стул, улыбается и неторопливо идет к двери. Потом кидается вверх по лестнице и рывком открывает дверь в комнату Вероники.

Вероника стоит на подоконнике спиной к ней. Те секунды она будет помнить всю жизнь. Как она буквально пролетела от двери к окну, как схватила девочку обеими руками и как они обе упали на пол. Марта не помнила, что было дальше. Очнулась, когда над ними стояли Ирина и Григорий. Григорий мягко пытался разжать руки Марты.

Больше она Ирину не видела никогда.

* * *

– Только чего ты тогда добилась? Ирина уехала, а отец озлобился на весь мир.

Они думали об одном. Им не надо было объяснять, обе понимали о чем.

– А что? Раньше он был другим? Что-то не помню. Что хорошего я от него видела?

– Такой человек. Жесткий. Но мне показалось, что с Ириной он мог оттаять. А после того случая все пошло к чертям собачьим. Превратил «Вязы» в казарму. Он – генерал, мы – солдаты. Я всегда пыталась понять, когда начались наши неприятности, и недавно до меня дошло: именно с твоего тогдашнего выпада.

Да, в какой-то момент Марта начала во всем обвинять Веронику. Таков человек. Ему обязательно нужно найти виноватого. Поиски всей жизни. Кто виноват? Из-за чего? Из-за кого? А если бы все пошло по-другому?

Умом она понимала, что если бы все пошло по-другому, то места Марте в этом доме уже бы не нашлось. Зачем новой хозяйке в доме сестра жены? Просто даже смешно.

Так Марта и жила, сегодня виноват один, завтра другой. Сегодня думалось – «это во благо», завтра – «в этом весь кошмар и есть».

– Не надо меня во всем упрекать. При чем тут я? Не с моего выпада, а с приезда той самой Ирины.

– Твой отец был жестким, но порядочным человеком. Все могло пойти по-другому.

– Ладно обсуждать. Абы да кабы. Вот видишь, мы и не знали, а оказывается, у той истории было продолжение. Кто бы мог подумать…

– По большому счету могло, ты права. Ирине на тот момент было лет тридцать пять. Почему нет?

– Спасибо, успокоила.

– Подожди, но ей должно быть сейчас лет тридцать? Ты же говоришь, молоденькая девушка.

– Разве сейчас разберешь, кому сколько лет?

Может, ей и тридцать. Марта! Но ты ведь за меня? Ты же не позволишь отцу всех нас перессорить?

– Я за тебя отвечаю перед Галей. Даже не перед Гришей. В том, что с тобой сейчас происходит, есть и моя вина.

– Да не о том ты! Я про завещание. И да, завещание будет зачитано завтра. В 18:00. Этот гад что-то недовыяснил.

– Господи, ну почему Гриша умер именно в этот день, господи прости?! Но мог же потерпеть месяц!

Вероника погладила Марту по руке:

– Может, все же отменишь свои цветочки? Ну сама посуди: в доме горе. Что люди скажут? Ты свой цветочный сабантуй каждый год проводишь.

– Это невозможно.

– Ну, значит, так. Наши милые гости съезжаются уже сегодня на девять дней. Стало быть, кто-то из них захочет остаться. Лучше продумай, где ты их разместишь на ночлег? То-то они обрадуются, дополнительный день приятных разговоров.

Марта уже загрузилась новыми проблемами.

– Ну почему все сразу? – Появление еще одной дочери ее впечатлило гораздо меньше, чем то, что нужно готовить спальные места для новых людей.

– Ладно, я пойду. – Вероника встала с дивана, разгладила брюки, посмотрелась в зеркало, вытянула губы уточкой, по-деловому открыла дверь и вышла уверенной походкой.

«Ничего я отменять не буду. Хоть вы тут все поумирайте!» – Марта шумно выдохнула и вышла следом искать садовника Алексея.

* * *

Емельян постучал телефоном по столу. Еще одна Фальк? Он, конечно, все выяснит. В том плане, что это за самозванка такая? Не может быть другой Фальк. Фальк только одна. Но и говорить раньше времени про истинную причину появления этой девицы он не станет. Ни к чему.

Его задачей было строго соблюдать инструкции шефа. Нет, тот, конечно, не собирался умирать. Ни в коем случае. Столько всего еще нужно было доделать, да и новые планы имелись.

И тем не менее. Уйти из жизни его клиент мог в любой момент, все распоряжения имелись. Причем расписаны были все возможные ситуации, предусмотрены все нюансы. Именно поэтому Фальк могла быть только в единственном экземпляре. Стало быть, Емельяну срочно нужно было еще раз все перепроверить.

Сколько раз Фролов менял завещание? Не так уж и часто. Он всегда все знал наперед, считывал мгновенно любую мелочь.

Со стороны могло казаться, что сегодня он больше всего доверял зятю, или внуку, или дочери. И как же бы все удивились, прочитав завещание… Все карты раскрывались именно там. Фролов был ловким манипулятором, мог провоцировать, кого-то приближать, кого-то специально отталкивать, но Григорий Андреевич давно уже принял решение, кому достанется усадьба.

Емельян Антипов пришел в офис к Фролову практически сразу после института. Молодой, амбициозный, с желанием всему научиться и стать лучшим и незаменимым в своей сфере. Жесткость Фролова и тонна работы его не пугали. Более того, он сразу понял: хороший юрист должен не просто соблюдать букву закона и ограждать предприятие от неприятностей, в идеале он должен приносить прибыль. Думать нужно в первую очередь об этом. Хороший хозяин рано или поздно заметит и отблагодарит. Нужно дать ему время, показать свою полезность.

Емельян в своей карьере сделал ставку на Фролова и не ошибся. Через какое-то время тот вызвал молодого юриста для серьезного разговора к себе в кабинет, чтобы раз и навсегда расставить все точки над «и»:

– Я хорошо понимаю, что в первую очередь тебя интересуют деньги. – Тогда еще молодой Емельян раскрыл было рот, но Фролов жестом его остановил. – Про профессиональную этику тоже можешь мне не рассказывать. Все в этом мире покупается и продается. Ты об этом еще не знаешь, но обязательно узнаешь рано или поздно. Так лучше я тебе про это расскажу. Я собираюсь жить долго. Планы свои менять без серьезных оснований я не намерен. Но опять же, никогда не говори «никогда». Мое предложение всегда будет самым выгодным для тебя. Если вдруг к тебе придет кто-нибудь с альтернативным вариантом, просто расскажи об этом мне. Я не прошу тебя рассказывать, кто тебе и что посулил. Просто скажи, что появились сомнения. Но я постараюсь такого не допускать. Зарплату индексировать буду регулярно. Работы у тебя много, она ответственная, а иногда нервная. Ты будешь доволен, не сомневайся.

Тот разговор произошел десять лет назад. Через пять лет с Фроловым случился инсульт. И ровно за день до страшного события завещание было изменено.

Последний вариант завещания был написан всего лишь за неделю до внезапной кончины.

Емельян набрал номер своего доверенного лица.

– Надо бы пробить одного человечка. Записываешь?

Глава 2. Кто она?

Суббота

13:00

Валентин развернулся к Ане:

– Я ничего не понял. Ты имеешь какое-то отношение к нашей семье?

Он посмотрел на Аню другими глазами. В ней все не сочеталось. В последнее время Валентин все чаще ловил себя на том, что перестал разбираться в людях. Его это пугало. Раньше камертоном были внешность и общение. В первую очередь, конечно, то, как человек выглядит. Внешность многое говорит о человеке. Как одет, во что одет, прическа и ухоженные ногти. Да, еще обувь. А дальше манера общения. Мгновенно можно определить семью, образование.

Анна не вызвала в нем никакого чувства опасности. Девушка как девушка. Скорее всего, не москвичка. Сегодня таких много, и это не плюс и не минус. В баре напилась? С кем не бывает. В бар пришла? Кто не ходит? А после утреннего разговора она и вовсе ему понравилась. А ведь она постоянно задавала вопросы. О себе не говорила, а вопросы задавала. Ну дела…

Вот произнесла Анна вроде бы ничего не значащую фразу, и тут же все изменилось. А действительно, кто она такая? И права Марта: как он мог притащить ее к ним в дом? Тем более в такой день.

Когда-то давно он смотрел документальный фильм о внушаемости человека. Аудитории студентов показали фотографический черно-белый портрет. Сначала им сказали, что это убийца, и попросили дать характеристику, опираясь на данную фотографию. И тут же со всех сторон полетели возгласы про холодный сверлящий взгляд, огромные руки, которыми только и убивать, морщины на лбу, которые говорят о тугодумии, и так далее.

А в параллельной аудитории попросили на этой же точно фотографии охарактеризовать детского хирурга. И вот поди ж ты. Сразу появились усталые, натруженные руки, добрый взгляд с прищуром и морщины через весь лоб: врач много думает и переживает.

Валентин занервничал. Зачем Анне было проникать к ним в дом? И как теперь с ней себя вести? Как ни странно, Анна, напротив, не нервничала, была совершенно спокойна. Серьезный взгляд и небольшая растерянность. Анна смотрела Валентину прямо в глаза.

Валентин еще раз повторил свой вопрос:

– Какое отношение ты имеешь к нашей семье? Как ты здесь оказалась?

– Ты меня привез! И до этого момента я здесь никогда не была, клянусь тебе.

– Но твоя фамилия Фальк?

– Тебе паспорт показать? А это какая-то ваша подпольная фамилия? Вроде бы фамилия деда Фролов? А ты, я так понимаю, Артемьев? И не спрашивай, откуда мне это известно. Твоя мать за завтраком несколько раз таким образом обратилась к своему мужу. Я просто наблюдательная.

– Да, я Артемьев. Про Фальков, честно говоря, слышу впервые.

Аня отвечала уверенно, глядя парню прямо в глаза. Она не сомневалась: Валентин не попросит показать паспорт. Могла попросить мать, это естественно, но Анна решила пойти ва-банк. Другого выхода просто не было. На какой-то момент Валентин засомневался, он почувствовал, что упустил что-то важное, понял, что Аня куда-то его с главной мысли увела. Все же математик.

Он начал отвечать медленнее, чем обычно, видимо, пытаясь понять, где потерял нить разговора, что пошло не так:

– Погоди, Емельян звонит.

Аня выдохнула: ну все, больше он тот разговор не вспомнит. Слишком много новостей, теперь еще звонок Емельяна. Какое-то время она точно выиграла.

Валентин отвечал односложно и нервно. Как же раздражает семью этот Емельян. Понятное дело, он выполняет инструкции деда, но он знает то, что не знает никто! Ему явно доставляло удовольствие хоть ненадолго стать в этом не очень дружелюбном мире главным и дать всем почувствовать, что они зависят от него. А всем остальным как жить с этими знаниями? Это же просто несправедливо! Вот, еще один день для себя выторговал.

– Просит тебя.

Аня взяла телефон и отошла к витой скамейке рядом с клумбой. Валентин занервничал. Что за манера уходить с телефоном в сторону? Никого рядом нет. Что это за разговоры у него за спиной? С какой стати?

Емельян раздражал Валентина всегда. Он долго не мог понять почему, а потом понял. Емельян был как будто стерильным, если можно так сказать о человеке. Ни ярких эмоций, ни запоминающейся внешности, ни какого-то ясного отношения к любым происходящим событиям. Всегда в костюме, модном, но нейтральном, обязательно светлая рубашка и узкий галстук. Внешность завершали дорогие ботинки и портфель-сумка из мягкой кожи на двух ручках. Идеальный во всем. Такая же прическа и небритость, переходящая в крохотную бородку на подбородке. Создавалось впечатление, что парикмахера Емельян посещал ежедневно. А еще голос. Как у робота, ничего не выражающий. Только сейчас Валентин понял, что Емельян не улыбается. Никогда. Все очень сухо, односложно и по делу. Казалось, что юрист все время немного торопится. Он, конечно, тебя выслушает, своими ледяными глазами осмотрит, но, если ты его задержишь хоть на секунду, его мир сойдет с рельс. Это было общее впечатление, поэтому никто из семьи, как заметил Валя, долго с Емельяном не разговаривал.

Интересно, а какие отношения у них были с дедом? И работал ли Емельян еще где-нибудь? А может, у него есть семья? Может быть, дети или престарелые родители, за которыми он ухаживает? Нет, вряд ли. Все это никак не вязалось с человеком-роботом.

Валентин не слышал, о чем говорила Анна, только видел, что на какое-то время разговор прервался, потом был еще один звонок. Дальше девушка, как он понял, отправила кому-то СМС. Или даже попереписывалась, судя по тому, как она то замирала, то опять начинала печатать.

Валентин подошел, когда все разговоры уже завершились и Аня просто смотрела в сторону, все еще держа телефон в руках. Анна повернула к нему голову. Растерянный взгляд, извиняющаяся улыбка:

– Дело принимает какой-то странный оборот. Видимо, мне придется остаться. Это удобно? Во всяком случае, меня об этом попросил ваш Емельян.

– А о тебе никто не будет беспокоиться?

– Нет, мама живет в другом городе, я квартиру в Балашихе снимаю.

– Про Балашиху что-то припоминаю. А что тебе говорил Емельян?

– Валя, я пока сама не очень понимаю, о чем речь. Правда. Он спросил, действительно ли моя фамилия Фальк. Видимо, твоя мать уже рассказала. Вопросы идиотские задавал: в каком городе родилась моя мама, в каком году родилась. И попросил никуда не уезжать, дождаться его. Ну а потом позвонила девушка какая-то, вроде бы его помощница, опять про маму спрашивала, про отца, про бабушку.

– Выходит, твоя семья как-то связана с моей?

– Не знаю… Да откуда? С какой стати? Думаю, что нет. Думаю, они исключают какие-то варианты. Но судя по всему, есть что-то, чего не знаете вы, самые близкие родственники – Бред.

– А кто этот Емельян? Почему он знает больше, чем вы? Это же как-то странно.

– Ты понимаешь, меня же тут не было практически шесть лет. Я всегда его видел урывками. Вошел в кабинет деда, вышел из кабинета. Кивнул в мою сторону невидящим взглядом. Как-то доверенность мне оформлял. Тоже все без эмоций, только по делу. Нет, я его вообще не знаю, со мной он всегда говорил коротко, в основном законами, не расшифровывая. Но, судя по всему, дед ему доверял.

– А своей дочери? Ваш дед юристу доверял больше, чем собственной дочери?

– Да сложно все. С мамой у них были отношения, как в итальянском кино. Она вечно устраивала тут спектакли. Выбегала из его комнаты в слезах, хлопала дверью.

– Почему?

– По кочану! Тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов?

– А ты теперь и во мне видишь конкурентку? Думаешь, меня могли упомянуть в завещании? Если что, то мне тут ничего не нужно. Обещаю, что я от всего откажусь. Правда! Я к этому точно никакого отношения не имею. Даже если ты вдруг окажешься мне родственником. Я этот дом не строила и тут не жила.

Валентин взъерошил волосы руками.

– Бред. Все мы тут с ума посходили. Но ты права: как только ты вошла в круг избранных, у меня появилось к тебе какое-то недоверие, а если начистоту – раздражение.

– Может, я лучше пойду погуляю? Или страшно меня сейчас одну оставлять? Я же и украсть что-то могу?

Валентин был рад шутке.

– Пойдем лучше в дом. А про мать, думаю, ей было слишком много всего позволено. То есть все позволено. И она не смогла правильно интегрироваться в эту жизнь. Прости, все же я математик.

– Странно все это.

– Не странно, а закономерно. Поэтому дед нам с Витькой спуску не давал. Муштра с детства.

– У вас вроде родители имеются.

– Родители имеются, но живут-то они за счет деда, поэтому он и на нас имел полное право.

– Вот как.

– Так что если тебе интересно, то мне это завещание, знаешь, никак. Главное в этой жизни – ты сам, твое место, твоя свобода. Зависеть от денег, от усадьбы у меня желания нет. Считай, что мы с тобой играем на одном поле.