Текст книги "Преодоление преград"

– Не могу я никого лечить сегодня, устала.

– А как же ты своего высокопоставленного пациента лечишь?

– Уже никак. Сегодня был последний сеанс. Я ему больше не нужна.

– Ты с ума сошла! – возмутилась Римма. – Как это не нужна? Мы же кучу денег потеряем!

– Лечить Кирилла Леонидовича я больше не могу, я не чувствую его болезни!

– Да не важно, что ты чувствуешь! – стала втолковывать Маше Римма. – Ты что, не можешь еще к нему походить? Потянуть время, заодно и деньги?

– Не могу, – призналась Маша.

– Так не пойдет. Ты вернешься к нему и продлишь лечение как можно дольше! Маша, пойми: если пациент верит, что ты ему помогаешь, то будет выздоравливать, даже если реально никакой помощи от тебя нет.

– Нет, Римма. Я не пойду к Кириллу Леонидовичу. Не могу обманывать человека.

– Ладно, не хочешь лечить одного состоятельного пациента, лечи толпу обычных, – обиделась Римма. – Вон страждущие отираются. Все готовы тебе заплатить за внимание к ним. Так и будешь зарабатывать.

Маша покачала головой:

– Вы не поняли, Римма. Я никого не смогу лечить. Сегодня я провела сеанс и поняла, что у меня кончились все силы.

– Ты все отдала этому чиновнику? – спросила Римма– – А что ты теперь чувствуешь?

– Ничего. Раньше я всегда знала, когда с бабой Зиной плохо, а теперь не почувствовала, что с ней случилась беда.

– И… что же мы теперь будем делать? – расстроилась Римма.

– Не знаю. Я очень устала, мне нужно отдохнуть. Тут в Римме снова заговорил коммерсант:

– Маша, какой отдых, ты что? Нам нужны деньги! Я купила офис в центре города – специально под наш салон! Бывшая аптека, просторное помещение, – очень удачно расположено. Теперь нужно делать ремонт. Я рассчитывала на тебя, мы же договорились!

– Я не могу сейчас работать.

– Но почему? Подумаешь, ничего не чувствуешь! Я, например, никогда ничего не чувствовала, а карьеру сделала. Люди часто излечиваются только от того, что верят в лекаря.

– У меня так не получится.

– Маша, если ты не будешь работать, мы растеряем клиентуру! А те люди, которые стоят в очереди, приносят нам очень неплохие деньги, ими разбрасываться – грех! Выше нос, Мария. Соберись, и начнем.

Римма вышла из комнаты и объявила:

– Целительница Мария готова принимать посетителей. Кто первый – проходите.

* * *

Жора и Толик встретили выходящего из маяка Костю. Тот молча прошел мимо них.

– Бать, а чего это Костя вышел отсюда такой несчастный? – спросил Жора, заглянув к отцу в каморку.

– Боится сильно. Я расписку ему не отдал.

– Почему?

– Если бы отдал, он бы уже в милицию побежал. Стал бы первым помощником в поимке похитителей брата, которого сам и заложил.

– Точно. Ты его раскусил. А деньги-то он тебе отдал? – спросил Жора.

– Отдал. Конечно, это не выкуп, на который мы рассчитывали. Всего десять тысяч. Но с паршивой овцы хоть шерсти клок.

– И что, мы с этой мелочью поедем? Нам же ни на что не хватит!

– Не переживай, наше будущее обеспечено, – уверенно сказал смотритель.

– Десять тысяч – это не деньги за границей! – махнул рукой Жора.

– Ты забыл? Я накопил достаточно для того, чтобы мы могли жить, ни в чем себе не отказывая. Толян, а ты чего молчишь?

– Я не хочу никуда ехать, – тихо сказал Толик.

– А кто тебя спрашивает? Поедешь как миленький, – осадил брата Жора.

– Не смейте распоряжаться моей жизнью! – возмутился Толик.

– Что ты сказал? – удивленно переспросил отец.

– Я сам буду решать, где мне жить. Я уже взрослый, батя. Я никуда не поеду, – упрямо настаивал на своем Толик.

– Ах, ты уже взрослый? Идиот! Ты что, не понимаешь, что, если останешься, тебя назовут виновным в похищении человека! Или ты рассчитываешь, что подобное может сойти с рук? Инвалид, которого мы держали в доке, с минуты на минуту откроет глаза и. назовет тех, кто его похищал. Даже если повезет и ты получишь не максимальный срок, кому ты после отсидки будешь нужен? Мы с Жорой уедем, а больше у тебя никого нет.

– У него Маша есть, – напомнил Жора. – Толян, очнись, она этого инвалида любит.

– Она же тебе за похищение любимого спасибо не скажет! Ты об этом подумал? – поддержал Жору отец. – Все. Будем считать, тема закрыта. Готовьтесь к отплытию.

Смотритель ушел по своим делам, а Жора стал успокаивать брата:

– Толян, хватит цепляться за этот город. Подумай о будущем: на новом месте мы заживем, как короли. Нас никто не будет знать, не придется скрываться. А что здесь?

– Здесь Маша, – грустно сказал Толик.

– Твоя Маша заменит нам свободу?

– Здесь я могу ее видеть, держать за руку, разговаривать, – мечтательно говорил Толик.

– Да не нужен ты ей. Она общается с тобой из жалости. Если бы она тебя любила, вы давно уже были бы вместе.

– Я знаю, – спокойно сказал Толик. – Но мне это не важно. Важно, что она мне нужна.

– Но ты все равно не сможешь с ней общаться. Тебя посадят, и она сразу же тебя возненавидит, когда обо всем узнает. У тебя нет другого выхода, брат. Ты должен поехать с нами!

* * *

Катя сидела в коридоре больницы возле Лешиной палаты, задумавшись. Ее невеселые мысли прервал Костя.

– Ну как он? Не пришел в себя?

Катя не хотела ни видеть Костю, ни говорить с ним.

– Кать, не отталкивай меня. Давай поговорим. Лешка же мне брат, представь, как я за него переживаю. – Костя хотел во что бы то ни стало добиться Катиного внимания.

– Переживаешь? Мне странно это слышать… – Катя не верила в искренность Костиных слов.

– Но почему странно-то?

– Я была уверена, что ты не любишь его. Вы постоянно соперничали, ссорились…

– Так у всех братьев бывает. Когда они здоровые, сильные. А когда случается такое, как с Лешкой, сразу в душе все меняется.

– Что имею – не ценю, потерявши – плачу… – подтвердила его мысль Катя.

– Я только сейчас понял, как его люблю. И страшно боюсь потерять.

– Я тоже боюсь.

Тут из Лешиной палаты вышла медсестра. Катя подскочила:

– Есть новости?

Медсестра отрицательно покачала головой. Катя снова села. Так и сидели они с Костей молча, пока не пришла Полина, чтобы сменить Катю.

– Как ты, Катя? – спросила она. – Может, пойдешь домой, отдохнешь?

– Я в порядке. Я буду здесь, пока Леше не станет лучше.

– Катя, а ты уверена, что все это тебе нужно? – с сомнением спросила Полина.

– Я не смогу сейчас спокойно сидеть дома.

– Я не об этом. Я о том, что тебя ждет после того, как Леше станет лучше.

– Что за вопрос? Леша – мой жених.

– Извини, но я помню, как ты металась от Леши к Косте и обратно. Ты ведь испугалась, ,что не сможешь жить с инвалидом, так? После того, что случилось, Леша уже не будет полноценным человеком. Не обижайся, Катя. Ты сейчас должна определиться. И лучше уйти сразу, если ты не готова к такому испытанию.

Костя внимательно слушал Полину, даже внимательнее, чем Катя.

– Что бы вы обо мне ни думали, знайте: я хочу быть с Лешей, несмотря ни на что, – подтвердила Катя.

– Я надеюсь, это твое решение – взвешенное и обдуманное, принятое не под влиянием эмоций, – сказала Полина.

– Поверьте, у меня было время все обдумать.

– Я рада, что это так. Я просто хочу, чтобы ты знала: если ты почувствуешь, что все это – выше твоих сил, имей в виду: ты можешь уйти в любой момент. И никто тебя не будет осуждать. Это я тебе говорю как Лешина мать.

Костя с интересом ждал Катиной реакции. И Катя кивнула.

– Ваш сын только что пришел в себя! Я за врачом! – сказала, выходя из палаты, медсестра, и все сразу встали.

Только Алеша пришел в себя, он сразу же тихо спросил:

– Где она?

Катя склонилась над Алешей:

– Я здесь, Леша, с тобой.

– Где Маша? – снова спросил Алеша. Катя даже отшатнулась, словно он ее оттолкнул.

– Маши здесь нет, Леша, – ответила Полина. – А как ты себя чувствуешь?

Алеша молчал.

– Уважаемые родственники, прошу вас немедленно удалиться в коридор, – попросил пришедший врач. – И прошу не забывать: здесь – реанимация.

В коридоре Катя спросила о том, что ее больше всего потрясло:

– Я не понимаю, почему Леша звал эту Машу?

– Катя, да какая разница, кого он звал? Главное – он пришел в себя! – радовалась Полина.

Через некоторое время к ним вышел врач и сказал:

– Самое страшное уже позади. В данный момент сознание у него вполне адекватное. Он будет жить. Но, боюсь, это максимум, на что мы могли рассчитывать.

– В прошлый раз прогнозы тоже были очень плохими, но Леша поправился, победил недуг! – напомнила Полина.

– Это было похоже на чудо. Ожидать подобного во второй раз… Не хочется зря вас обнадеживать.

– Я вас очень прошу, разрешите мне побыть с сыном, – попросила Полина.

– Только в виде исключения. И только вам, – согласился врач.

* * *

Буравин был из тех людей, у кого слово не расходится с делом, поэтому сразу после разговора с Самойловым он отправился к следователю. Тот удивился его приходу:

– Здравствуй, Виктор, чем обязан?

– Здравствуй. Я пришел подать официальное заявление. Я требую расследования по поводу своего разорения. Ведь ты в курсе, что со мной сделал Борис.

Такого поворота событий следователь не ожидал.

– А почему ты не написал заявление сразу, как только узнал, что разорен?

– Был уверен, что произошло какое-то недоразумение. Или Борис опомнится и исправит ошибку, – объяснил Буравин.

– Так поговори с ним, скажи ему это! Выясните наконец ваши отношения. Вы же друзья! Зачем все доводить до официального расследования?

– Я так и собирался сделать. Сегодня мы поговорили.

– И что он сказал? – с интересом спросил Буряк.

– Никакого недоразумения или ошибки не было. Борис разорил меня намеренно и абсолютно не жалеет о том, что сделал. А поскольку разорение произошло явно незаконным путем, я хочу узнать, каким образом Самойлов это сделал. И наказать его! Я сейчас напишу заявление на Самойлова, и ты откроешь дело.

– Для этого нет оснований, Витя, – недовольно поморщился следователь. – Передача всех активов произошла на основании твоей доверенности. По ней ты сам предоставил Самойлову право распоряжаться всем, что тебе принадлежит!

– Это – подлог. Я не подписывал такой доверенности.

– Но ты же сам признал, что подпись действительно твоя. Если хочешь, проведем экспертизу, но…

– Я похож на идиота, Гриша?! Ты считаешь, что я в здравом уме и твердой памяти мог дать кому-то такую доверенность? Поверь, Гриша, я ее не давал. Все это провернул Самойлов. Сегодня я понял, как он меня ненавидит. Он мечтает меня растоптать. С этой же целью он и похищение Лешки на меня повесил!

– Все, что ты говоришь, – из области домыслов. Мне нужны факты, подкрепленные доказательствами.

– Так помоги мне их найти! – попросил Буравин. – Это же твоя работа! Борис меня ограбил. Я прошу тебя об одном: помоги официально доказать, что он сделал все незаконным путем!

* * *

Маша все еще работала в салоне у Риммы, но она уже очень устала и хотела одного – отдохнуть.

– Ну что, я зову следующего пациента? – спросила ее Римма.

– Нет, Римма. Давайте закончим прием, у меня совсем нет сил.

– Там, на улице, еще тьма народа. Прими их, что тебе стоит? – настаивала Римма. – Ты же ведь не лечишь их по-настоящему, энергию не тратишь.

– Обманывать я тоже больше не могу, – упрямо сказала Маша.

– А зачем ты включаешь эмоции? Главное – результат. Люди выходят довольные, с радостью платят, записываются на следующий прием.

– Я сказала, на сегодня хватит, – твердо произнесла Маша.

– Но что я им скажу? – возмутилась Римма.

– Решайте сами. Дайте мне мои деньги за сегодня и вызовите, пожалуйста, такси. Я поеду домой.

Римма неохотно выдала Маше деньги и отпустила ее. Маша еле доехала до дома, так ей было плохо. Зинаида, увидев ее, всплеснула руками:

– Машенька, что с тобой, почему такая бледная? Что ты стоишь? Садись, поешь. Я обед приготовила.

Маша достала деньги и равнодушно протянула их Зинаиде:

– Не хочется, бабушка. Вот, возьми.

– Господи, как много…Что же ты делаешь в этом салоне, если такие огромные деньги приносишь?

Маша молчала.

– Может, хоть чаю попьешь?

– Спасибо. Я ничего не хочу.

– Много народа у тебя сегодня было? Да? Ты бы сказала Римме, что плохо себя чувствуешь. Пусть не заставляет тебя так много работать!

Маша поднялась к себе и без сил упала на кровать.

* * *

В чем в чем, а в уме Буравину отказать было невозможно. Он предполагал уже, как именно Самойлов мог совершить подлог, поэтому отправился в офис, чтобы поговорить с Людочкой.

– Добрый день, Людочка.

– Виктор Гаврилович, вы? – удивилась секретарша. – Здравствуйте…

– Не ожидала меня здесь увидеть? – предположил Буравин, внимательно приглядываясь к Людочке.

– Честно говоря, нет. Вы вроде бы с Борисом Алексеевичем разделились…

– Да, разделились. Но некоторые дела остались. Потому я и пришел.

– А Бориса Алексеевича еще нет, – сообщила Людочка.

– И очень хорошо. Я пришел не к Самойлову, Людочка. А к тебе.

– Ко мне? – Людочка то ли испугалась, то ли растерялась немного. – А… по какому вопросу?

– По очень важному для меня. Нам с тобой пора серьезно поговорить. Объясни, пожалуйста, откуда у Самойлова появилась моя генеральная доверенность? И как на ней оказалась моя подпись?

– Виктор Гаврилович, я ничего не знаю про вашу подпись и вообще про генеральную доверенность! С чего вы взяли, что я могу вам что-то рассказать? – Людочка уже взяла себя в руки.

– Во всей этой афере чувствуется женское коварство. Я уверен: без твоей помощи Борис не смог бы сделать то, что сделал, – объяснил Буравин.

– Вы обвиняете меня в подлоге?

– Скажем так: ты помогала любимому человеку. – Буравин хорошо понимал, почему именно Людочка могла такое сделать.

– Я ничего такого не делала!

– А я тебя ни в чем не обвиняю. Ради любви люди идут на что угодно. Мне просто обидно за тебя. Ты решилась участвовать в подлоге ради Бориса. Но, к сожалению, он не тот человек, который оценит твой поступок. Если ты думаешь, что с тобой он поступит честнее, чем со мной, ты ошибаешься. Борис использует тебя и бросит.

– Перестаньте! Я не хочу больше ничего слышать! Я ничего не знаю! – Людочка сильно нервничала.

– Я все равно докопаюсь до правды, – спокойно сказал Буравин.

– Докапывайтесь! Только не здесь. Вам нельзя здесь находиться, уходите, оставьте меня в покое.

– Ладно. Я уйду. Но если ты все же захочешь мне что-то рассказать, я сумею это оценить. Поверь.

Буравин ушел, а Людочка даже расплакалась после пережитого напряжения. Когда она уже приводила себя в порядок, пришел Самойлов.

– Что случилось, Людочка? Кто тебя обидел? – поинтересовался он.

– Буравин… – ответила Людочка, и у нее на глазах снова появились слезы.

– Он был здесь? Что он тебе сказал? – нахмурился Самойлов.

– Он заходил буквально перед вами, стал задавать мне неприятные вопросы. О той доверенности…

– Вот подлец! Он никакого права не имел сюда приходить и допрашивать тебя! Бедная девочка… Зачем ты с ним говорила? Нужно было сразу его выгнать! – Самойлов обозлился.

– Я не ожидала… И растерялась.

– Он еще ответит за это. Я с ним разберусь. Не плачь.

Людочка кивнула.

– И ты… ничего Буравину не рассказала? – осторожно спросил Самойлов о главном.

– Нет. Хотя он убеждал меня, что все знает.

– Молодец. Ты поступила правильно, – похвалил Людочку Самойлов.

– Все, что я делаю, – это только ради вас, Борис Алексеевич, – заверила Людочка.

– Я не слепой, я все понимаю и ценю твое отношение.

– Вы и дальше всегда можете на меня рассчитывать, – тихо сказала Людочка.

– Как редко в наше время встречаются преданные женщины, – улыбнулся Самойлов, – умеющие к тому же держать язык за зубами. Мне очень повезло с тобой. Я никогда не забуду такой неоценимой услуги, Людочка. И, увидишь, буду очень благодарным. Как только появится такая возможность.

– Для меня – счастье быть рядом с вами, Борис Алексеевич. Больше мне ничего не нужно.

– Я польщен. Но мне кроме красивой и умной девушки нужна в офисе деловитая и исполнительная секретарша. Ты как, готова поработать? Дел сегодня полно.

– Конечно, готова, – улыбнулась Людочка. – Извините, что я так раскисла…

– Ничего. Все в порядке. В следующий раз, если Буравин надумает снова сюда заявиться, сразу же вызывай охрану. А сейчас узнай, пожалуйста, когда корабль зайдет в порт. Я пойду к себе. Да, и дозвонись, пожалуйста, в больницу, узнай, как там Алексей. И сразу же сообщи мне.

И Самойлов ушел к себе в кабинет.

* * *

Алеша не только пришел в себя, но и заговорил.

– Щиплет немного, – сказал он, когда ему делали укол. – А маму ко мне пустят?

– Это как Павел Федорович решит, – ответила медсестра, делавшая ему укол.

Но маме уже разрешили побыть с Алешей.

– Как ты, сынок? – спросила Полина.

– Ужасно, мам. Я опять в этой больнице…

– Ты помнишь, что с тобой произошло?

– Помню… Честно говоря, когда падал, подумал: это все, конец.

– У тебя что-нибудь болит?

– Болит. Даже не могу понять, что конкретно. Кажется, все тело. Мам, я домой хочу. Видеть не могу эту больницу.

– Конечно, Лешенька. Ты обязательно выздоровеешь, и все будет, как прежде. – Полина была рада, что говорит с сыном.

Катю и Костю в палату не пустили, и они остались в коридоре вдвоем.

– А почему мне нельзя к Леше? Я тоже ему не чужой человек! – возмущалась Катя.

– Конечно! Ты сюда надолго собралась. Халатик вон и тапочки прихватила. Все как надо, – с издевкой сказал Костя.

– Перестань паясничать, – обиделась Катя.

– А ты перестань строить из себя декабристку. Что я, тебя не знаю?

– Да что такого ты знаешь?

– Например, что ты никогда не пожертвуешь своим благополучием ради инвалида. Даже если этот инвалид – Леша.

– Ничего ты обо мне не знаешь. Пожертвовала бы. Если бы в этом был смысл, – хмуро ответила Катя. – Ты слышал, он не меня звал. Он звал эту Машу!

– Точно. Я слышал. Ты поняла намек?

– Я не нужна ему, – с тоской призналась Катя.

– Вот и я о том же. И в палату тебя не пускают. Думаю, Кать, тебе ловить здесь нечего.

Но Кате не нравился Костин тон, она очень серьезно все воспринимала! Да, она не нужна. Это так. Катя понурила голову и молча пошла по коридору к выходу.

* * *

Жора собирал вещи перед дальней дорогой. Он уже почти все уложил, когда в каморку пришел отец.

– Все собрал? – спросил отец.

– Почти. Не хочу ничего забыть. Чтобы никогда сюда не возвращаться.

– Правильно, – похвалил отец. – Назад нам пути не будет. Наверное, уже не терпится уехать?

– Конечно. Но, честно говоря, и страшно немного: как у нас там все сложится?

– Гораздо лучше, чем здесь. Обещаю. Не веришь? А хочешь сам убедиться?

– Как это? – спросил Жора.

– Сынок, не ты ли всегда хотел увидеть мои сокровища?

– Ты же запретил мне даже думать о них.

– Пойдем, я покажу тебе, где они лежат, – предложил смотритель.

– Опять подшучиваешь надо мной?

– Идем-идем, я не шучу. Пришло время.

Катакомбы были не самым приятным для Жоры местом. Он чувствовал страх и тревогу, пробираясь по этим закоулкам.

– Батя, нам долго еще идти?

– А ты куда-то торопишься? – буркнул смотритель, не оборачиваясь и не останавливаясь.

– Да нет… Просто интересуюсь…

– Когда нужно, тогда и придем. Что, жутковато?

– Да я просто не ориентируюсь тут ни фига. Не люблю идти, не зная куда.

– Не бойся, не заблудимся, – успокоил его отец. – Все. Пришли. Вот он, мой сундучок.

– Слушай, ты что, опять его сюда поставил? На то же мест? – удивился Жора.

– Да. Его место – только здесь.

– Так близко от выхода, не перепрятал? Бать, ну ты даешь! А если бы его нашли?

– Кто, ты? Да ты бы в жизни его не нашел. Тебе разве пришло бы в голову искать его второй раз на том же самом месте? А теперь скажи, разве я был не прав, что прятал его от вас с Толяном? Ты бы точно все в момент растратил, разбросал по мелочи.

– Я не идиот. Я бы подумал про будущее.

– А если бы не подумал? Я рисковать не люблю… И на черный день всегда откладываю.

– Ты к нему готовился, вот он и наступил… – печально заметил Жора.

– Но с таким добром его же легче переживать. А, сын?

– Легче, – согласился Жора.

– Подставляй спину.

– Так он тяжелый!

– Жить захочешь – донесешь.

* * *

Толик пришел к Маше с важным для него разговором. Его встретила расстроенная Зинаида.

– Добрый день, Зинаида Степановна. А Маша дома? – с замиранием сердца спросил Толик. Ему очень хотелось, чтобы Маша была сейчас дома.

– Да, Маша недавно пришла с работы.

– Она у себя? Можно к ней?

– Знаешь, Толик, она пришла сама не своя от усталости. Даже со мной разговаривать не стала, ушла в комнату. Наверное, легла поспать.

– Разрешите, я к ней загляну? – робко попросил Толик. – Если она спит, будить не буду, а если нет… Мне очень нужно с ней поговорить.

– Ладно, зайди тихонько. Толик, ты поговори с ней о работе. Чтобы она так не выкладывалась. Может, она тебя послушает. Скажи, что ее силы нужны ей самой. Нельзя все отдавать другим. А если не может равномерно усилия распределять, пусть уходит с этой работы. Не нужны нам такие деньги. Нам нужна она сама, здоровая и веселая.

Толик кивнул. Он заглянул к Маше в комнату и спросил:

– Привет, Маш. Не спишь?

– Толик? Привет, проходи, – откликнулась Маша.

– Что с тобой? Плохо себя чувствуешь? – спросил Толик, присаживаясь рядом с кроватью на стул.

– Просто устала.

– На работе? Зачем ты так выкладываешься? Так и заболеть недолго… а нам ты нужна здоровая и веселая, – Толик честно выполнял просьбу бабы Зины.

– Это бабушка попросила тебя со мной поговорить? Узнаю ее слова, – улыбнулась Маша.

– Честно говоря, да. Но мне тоже не нравится, что ты так устаешь.

– Ничего. Я отдохну, и все будет в порядке. У тебя как дела?

– Помнишь, мы говорили о путешествиях? О том, что ты тоже хочешь посмотреть мир. Так вот: я скоро уезжаю…

– Правда? Надолго? Куда?

– Пока точно не знаю. Но, похоже, навсегда.

– Навсегда? Почему?

– Не могу пока сказать… Я уезжаю завтра, но скоро обязательно вернусь и увезу тебя с собой. Там мы будем счастливы, у тебя будет все, что ты захочешь. И тебе совсем не придется работать. Ты будешь меня ждать?

– Толик, спасибо большое. Но… я не могу принять твое предложение, – отказалась Маша.

– Но почему? Ты ведь говорила, что тоже хочешь посмотреть мир!

– Но ты же мне другое предлагаешь?

– Да. Я предлагаю тебе быть со мной. Всегда.

– Поэтому я и не могу с тобой никуда поехать. Толик, я не твоя судьба, не твоя суженая.

– Почему ты так в этом уверена?

– Я знаю.

– Откуда? Давай хотя бы попробуем, может, ты поймешь, что не права. А если не понравится, ты всегда сможешь отказаться.

– Но я… я не люблю тебя, Толик.

– Зато я тебя очень люблю! – горячо сказал Толик. – Любил и буду любить всегда! Моей любви хватит на нас обоих.

– Толик, когда ты встретишь девушку своей жизни, ты поймешь, что твои чувства ко мне – это не любовь, а просто симпатия. Любовь может быть только взаимной. Мы с тобой просто хорошие друзья. И навсегда ими останемся.

– Маша, я пришел позвать тебя с собой, потому что я не представляю, как я буду жить без тебя, – обреченно сказал Толик.

– Толик, я понимаю, что для тебя это много значит… Но я уже дала тебе ответ…

– Да, я слышал. Я скоро уеду и больше никогда тебя не увижу… От этого мне очень больно.

– Но если ты действительно не хочешь ехать, останься! – посоветовала Маша.

– Я не могу…

– Почему? Скажи.

– Есть одна очень большая проблема. Очень. Я не хозяин сам себе. У меня есть отец, брат. Я еду вместе с ними. Они меня никогда не отпустят.

„ – То есть ты уезжаешь не по своей воле? Это они так хотят?

– Да, – вздохнул Толик.

– Но ты же самостоятельный человек. Ты вправе сам принимать решения!

– С одной стороны, вроде так…

– Скажи им об этом.

– Нет. Надо ехать. Ты даже представить себе не можешь, насколько тесно мы связаны. Я не хочу… Но я должен… мне придется… На это есть причины, Маша! Есть…

– Ты говоришь так, как будто за твоими словами скрывается что-то ужасное. – Маша вдруг стала ощущать тревогу.

– Что ужасное?

– Как будто ты скрываешь какую-то страшную тайну.

– Да, так и есть, – признался Толик.

– Ты не хочешь мне рассказать об этом?

– Не могу. Но мой отец и мой брат никогда меня не отпустят. Я должен ехать с ними. Дело даже не совсем в них… Дело во мне. Я и сам не могу больше оставаться в этом городе… Я очень виноват… Очень! И никогда не смогу этого искупить!

– Перед кем ты виноват, Толик?

– Перед тобой… И перед Лешей.

– Я ничего не понимаю. Ты меня совсем запутал. Почему ты считаешь, что виноват перед нами?

– Это очень тяжелый вопрос, Маша… Я виноват… виноват… потому что… я…

– Не волнуйся, Толик. Я выслушаю тебя. Говори, – попросила Маша.

– Наверное, оттого что я очень часто поступал… плохо.

– Не обманывай меня. Я не могу поверить, что ты способен на плохие поступки, – Маша искренне верила в это.

– И тем не менее. Я сделал ужасную вещь. За которую, мне кажется, ты никогда не сможешь меня простить.

– Да что ты! Я всегда смогу тебя понять… И, конечно же, простить. Мне кажется, ты винишь себя напрасно. Ты не способен на подлости, Толик. Ты очень хороший… Только… немного нескладный…

– Ты так считаешь? Серьезно? – посветлел Толик.

– Конечно. Я же тебя с детства знаю.

– Ты любишь Лешу? – неожиданно спросил Толик.

– Да… Я его люблю, – тихо ответила Маша. – Я так переживала, когда его похитили.

– А знаешь, кто его похитил? Я!

– Так, значит, ты похитил Алешу? Этого не может быть!

– Может.

– Нет, я не верю! Зачем ты говоришь неправду?

– К сожалению, это чистая правда, Маша.

– Но это чудовищно! Зачем ты это сделал?

– В первую очередь… из-за тебя… – признался Толик.

– Из-за меня? – изумилась Маша.

– Я так тебя ревновал. Места себе не находил. Я очень хотел вас разлучить.

– Но почему? Леша собирался жениться на Кате! При чем здесь я?

– Маша, я не слепой. Ты его любишь, и он… Он тоже любит тебя.

– Тебе показалось… Господи, какой же ты глупый! Что ты наделал?

– Маша, я и сам все понимаю. Но теперь этого уже не исправишь. Теперь я преступник… И поэтому я вынужден бежать из города. Что сделано, то сделано. Единственное, что меня пугает… это то, что я никогда больше тебя не увижу…

Маша задумалась и вдруг сказала:

– Мне кажется, я знаю, как тебе помочь! Нет! Есть один выход… Ты должен пойти в милицию "и во всем признаться! Ведь ты на самом деле добрый, чудный человек! Я никогда не поверю, что ты мог желать Леше зла…

– Да. Если честно, я не хотел всего этого… Меня заставил отец…

– Вот видишь! Потому что сам ты не способен на такое! Они использовали тебя! Ты был всего лишь инструментом в их руках!

– Но я делал это осознанно. Я прекрасно понимал, что я делаю.

– Послушай меня! Ты еще можешь прийти с повинной!

– А они? Мой отец и мой брат? Это моя семья. У меня больше никого нет. Даже тебя. Нет, Маша! Я не пойду в милицию. Я не могу их предать.

– Толик, подумай сам: это единственный выход. Да, ты сядешь в тюрьму, но твоя совесть будет чиста. Это очень важно. Ты не представляешь себе, сколько вы страданий доставили Леше. А его семье? Ты знаешь, как они переживали? Они-то в чем виноваты?

– Они ни в чем… – согласился Толик.

– Но тебе тяжело, и им тяжело. Ты покаешься, а они будут знать, что преступник наказан.

– А отец и брат будут считать меня предателем, – уверенно сказал Толик.

– У них своя судьба. Подумай о себе. Ты должен снять груз, который лежит у тебя на сердце.

– Зачем? Можно жить и с ним.

– Тебе только так кажется. Ты будешь чувствовать это до конца своих дней. Ты будешь мучиться этим! Это будет сниться тебе в кошмарах…

Маша знала, что говорила правду. Толик молчал. Выхода из ситуации он не видел, и Маша ни в чем не могла ему помочь.

* * *

Ирина и так была женщиной красивой, а тут она постаралась, как могла. На ней было красивое черное платье, выглядела она сногсшибательно. Вся эта красота предназначалась Самойлову, в офис к которому она направлялась.

Зайдя в приемную, Ирина едва глянула на секретаршу и сразу направилась в кабинет к Самойлову.

– Постойте! Вы куда? – растерялась Людочка.

– Я к Борису, – просто ответила Ирина.

– Но я прежде должна ему о вас доложить!

– Не стоит. Он меня ждет, – заверила ее Ирина.

– Нет, встреча с вами у него не назначена! Борис Алексеевич занят, работает!

– Борис будет рад меня видеть в любое время суток. Без всех этих записей и ваших докладов, – улыбнулась Ирина и зашла в кабинет.

Самойлов действительно был ей рад:

– Молодец, что зашла. Как ты? »

– Честно говоря, не очень, – Ирина чуть добавила грусти в свой голос. – Спать не могу, есть тоже не очень получается…

– Но выглядишь ты неплохо, – сообщил ей Самойлов, приглашая жестом присесть на диван.

– Я считаю, не нужно обременять других своими переживаниями. А на душе так тяжело… Никак не могу осознать, что Яши нет.

– Да. Такая неожиданная смерть.

Оба помолчали, помня предыдущий разговор.

– Завтра кремация. Я очень прошу тебя и Полину быть рядом со мной в этот момент.

Самойлов обнял Ирину:

– Конечно, мы придем. Я понимаю, тебе нужна поддержка.

Ирина положила ему голову на плечо. Они снова посидели молча, уже обнявшись. Такими их и увидела заглянувшая в кабинет Людочка.

– Борис Алексеевич, я получила необходимую вам информацию… – начала она и замолчала.

– Я рад, что ты так оперативно работаешь, – холодно заметил Самойлов. – Но почему ты входишь без стука в кабинет начальника?

– Извините, Борис Алексеевич… Но я думала… У меня очень важное известие!

– Такое, что нельзя было подождать с докладом и десяти минут?

– Вы сказали сразу доложить, – извиняющимся тоном объяснила Людочка. – Я дозвонилась в больницу, ваш сын пришел в себя.

– Лешка? Пришел в себя? – Самойлов резко встал с дивана. – Ира, я должен ехать в больницу.

– Конечно, Боря. Ты сейчас должен быть рядом с сыном.

– Может, поедешь со мной?

– Нет, Боря, я не могу. Пойми меня. Лучше я пойду домой. Я вас жду завтра.

– Конечно, родная. Мы обязательно придем. Пойдем, я тебя подвезу.

Ирина кивнула, и они вместе вышли из офиса. Ирина прошла мимо Людочки, как мимо пустого места.

* * *

На следующий день, узнав, что Алексей пришел в себя, следователь Буряк поспешил к нему в больницу. Он нашел врача и обратился к нему:

– Добрый день. Павел Федорович, здесь лежит Алексей Самойлов?

– Добрый день, Григорий Тимофеевич. Он лежит здесь, а мне уже сообщили, что вы намерены его допросить.

– Я бы сказал, поговорить.

– Как лечащий врач, я возражаю против подобных разговоров. Алексей ещё слишком слаб, ему нельзя волноваться.

– Поверьте, я действую в его интересах и постараюсь быть деликатным.

– Через пару дней – пожалуйста.

– Нет, поговорить мне нужно сейчас! – стал настаивать следователь. – Поймите, те, кто похищал Лешу, сейчас, скорее всего, уже сматывают удочки и заметают следы! Я должен их перехватить!

– Я не могу вам дать больше трех минут.

– Я задам ему только один вопрос.

Когда Буряк зашел в палату, то Полина поднялась и подошла к нему:

–: Здравствуй, Гриша. Тебе уже позвонили?

– Позвонили. И я поспешил проведать. У меня есть три минуты для этого.

– Хорошо, не буду вам мешать, – поняла его Полина. Она вышла из палаты.