Текст книги "Плененные любовью"

– Когда я впервые увидел тебя, он был совсем свежий, Аманда. Кем был тот, кто сумел удалить яд из твоего тела? Это был человек, которого ты звала женихом?

– Нет, Чингу, это был другой человек. Но разве это так важно? – Почему-то Аманде не хотелось в эту минуту вспоминать тот день в лесу, когда Адам спас ей жизнь.

Чингу напряженно прищурился, заметив, как потупилась Аманда, не желая отвечать. Однако вспышка острой ревности не позволила ему уступить:

– Аманда, я хочу знать, кому должен быть благодарен за спасение твоей жизни и почему на тебя напала змея.

Было ясно, что своими колебаниями она сделает только хуже, и Аманде ничего не оставалось, как начать рассказ.

– После того как был сдан форт Уильям Генри, я заблудилась в лесу и нечаянно наступила на змею. А тот человек, который нашел меня, сумел отсосать яд и лечил меня, пока я не смогла идти сама. Он привел меня в форт Эдуард.

– Кто этот человек, Аманда?

– Его зовут Адам Карстерс.

Лицо Чингу напряглось, хотя он хотел скрыть свои чувства.

– Это имя знакомо мне. Адама Карстерса хорошо знают многие белые. Французские солдаты всегда шутили над ним, потому что он всегда имел успех у женщин.

– Что бы о нем ни болтали, Чингу, он спас мне жизнь и относился ко мне заботливо и с уважением, пока я находилась под его опекой. И я буду благодарна ему до самой смерти.

При виде того, с каким убеждением Аманда говорит о благодарности другому мужчине, Чингу снова содрогнулся от ревности и поспешил скрыть лицо, наклонившись к маленькому шраму. Наконец ему удалось совладать с гневом настолько, чтобы решиться поднять голову. Влажный блеск его черных глаз удивил Аманду: неужели Чингу старается скрыть слезы? А он вдруг грубо схватил ее за плечи дрожащими руками. От избытка чувств его глубокий голос то и дело срывался на хрип:

– Я ужасно завидую тому человеку, потому что он, а не я высосал яд из твоего тела, и ощутил, какова на вкус твоя кровь, и сделал тебя навеки обязанной за спасение своей жизни, Аманда. Потому что ты должна принадлежать мне, только мне, и думать обо мне одном. Аманда, мне не знать покоя, пока ты помнишь о нем!

– Чингу! – В ее возгласе послышался укор, и она поспешно обняла его и прижалась всем телом. – Одумайся, что ты говоришь! Мы с Адамом были просто друзьями, и не больше! И тебе вовсе нет нужды без толку себя мучить! – Ласково сжимая в своих мягких нежных ладошках его лицо, она зашептала, почти касаясь губами его губ: – Ты познал меня так, как ни один другой мужчина, Чингу! Я навек стала твоей. Это твоего ребенка я ношу под сердцем, и я горжусь этим! – Ее слова были полны чувства, ибо она свято верила, что говорит истинную правду.

Столь серьезные беседы звучали в их вигваме вовсе не каждый вечер. Например, однажды Чингу, несмотря на сгустившиеся сумерки, сразу почувствовал на себе пристальный взгляд лежавшей рядом жены и сказал:

– Ты что-то хотела спросить, Аманда?

– С чего ты это взял, Чингу? – поразилась она. Способность молодого индейца угадывать ее мысли всегда казалась удивительной.

– По твоему лицу я вижу, что страх мешает тебе говорить. Ну же, не тяни, задавай свой вопрос. Я готов удовлетворить твое любопытство. Можешь не бояться моего гнева.

– Ну, – нерешительно начала она, не спуская настороженного взгляда с длинного пучка волос у него на макушке, – понимаешь, Чингу, то, как у вас принято убирать волосы, кажется мне странным и довольно неудобным. Я давно успела понять, что абнаки ничего не делают просто так, а значит, у этого обычая тоже должно быть какое-то объяснение. – И она выпалила, больше не в силах сдерживаться: – Но как я ни ломала голову, так ничего и не поняла!

– Аманда, разве я не кажусь тебе красивым? – спросил Чингу, стараясь скрыть под напускным возмущением веселый смех.

– Что ты, Чингу! – воскликнула она, решив, что он и в самом деле обиделся. – Ты очень красивый и мужественный. Это просто мое глупое любопытство тянет меня за язык!

И Чингу наконец ласково улыбнулся, погладил ее по лицу и стал объяснять:

– Когда мы бьемся с врагами, то стараемся выбрать равного противника, чтобы завладеть его скальпом. Ведь победителю необходимо принести в племя какое-то видимое доказательство своей отваги. Тогда его будут считать мужественным и удачливым воином. У человека только одна голова, и с нее можно снять только один скальп. Но если бы мы, как белые люди, отращивали волосы по всей голове, из одного скальпа можно было бы накроить несколько – и это был бы обман. Подумай только, любой трус, не подвергаясь особой опасности, мог бы набрать столько же трофеев, сколько самый могучий воин, и оспорить его славу и доблесть.

В индейской деревне Аманде нередко приходилось видеть злополучные трофейные шесты, однако она вовсе не разделяла восхищения абнаки столь омерзительными доказательствами победы – вот и сейчас ей стало дурно при одном воспоминании о жутких трофеях. Она потупилась и заговорила еле слышно:

– Как бы я хотела не видеть больше ни одного свежего скальпа на чьем-то шесте! Чингу, мне вовсе не нужны добытые тобой скальпы, чтобы считать тебя мужественным и отважным!

Она крепко обняла его и, уютно устроившись у него на груди, скоро уснула.

По традиции в середине февраля обитатели деревни снова собрались в путь – на сей раз туда, где во множестве росли клены. Из них абнаки добывали сок, который варили до состояния патоки, получая сахар. Столь значительное событие в монотонной жизни всегда приносило большую радость, поскольку предстояло кочевать всей деревней, устраивать временную стоянку и жить на новом месте до тех пор, пока не наберется достаточное количество сока. Сбором сока и варкой патоки занимались женщины, а мужчины строили для своих семей вигвамы и охотились. Однако заготовленной патокой распоряжались мужчины – они сами решали, с кем из членов племени станут делиться излишком запасов.

Аманда с возраставшим нетерпением ждала начала кочевой жизни. Когда ей передали, что в деревню приехал французский солдат, которого отвели прямо к сахему, ее сердце тревожно екнуло от недоброго предчувствия. Сахем собрал на совет вождей, куда отправился и Чингу, а Аманда, не в силах усидеть на месте, старалась держаться как можно ближе к вигваму сахема. Вскоре показался Чингу и пошел прямо к ней. Молча глянул на ее встревоженное лицо, отвел жену к себе в вигвам и озабоченно сообщил:

– Мы получили приглашение на совет в форте Карильон. Туда приехал человек с посланием от Великого Белого Отца. Сахем решил, что к генералу Монткальму отправится несколько наших воинов. Нам ведь нужно пополнить запасы, которые сильно убавились к концу зимы.

Аманда была не в силах скрыть, что огорчена: значит, они не пойдут за соком. Чингу поспешил успокоить ее:

– Аманда, мы все равно получим свою долю кленового сахара, ведь остальные мужчины уйдут вместе с племенем.

– Но как же так, Чингу? Ты отправишься в форт Карильон, а я останусь дома одна? – При одной мысли о предстоящем одиночестве глаза ее наполнились слезами.

– Ну, если ты хочешь, я могу взять тебя с собой, – сказал Чингу, глубоко тронутый ее искренним горем. – Тебе будет легче, если ты отправишься с нами, Аманда?

Ответом была такая сияющая улыбка, перед которой Чингу устоять был не в силах. Он ласково обнял жену и прошептал ей на ухо:

– У нас еще есть целых два дня.

Аманда проснулась чуть свет и с радостным нетерпением стала готовиться в дальний путь. Глянув на теплые меховые накидки, с таким старанием пошитые за долгие зимние ночи, она почувствовала гордость за отлично сделанную работу. Все куски меха были стачаны так, чтобы ворс ложился ровно – тогда дождь не будет задерживаться на накидке и вся вода скатится вниз. Но сегодня им придется надеть накидки мехом внутрь – так всегда поступают индейцы в зимние холода, стараясь сохранить под одеждой побольше тепла. Кроме накидок, она успела сшить меховые унты, на которые удобно будет надевать снегоступы. Унты также были сделаны мехом внутрь.

Чингу надел накидку и едва удержался от улыбки – так простодушно светилось гордостью милое, нежное лицо жены. Он смотрел, как Аманда одевается, и испытывал сомнение и тревогу. Вряд ли стоило поддаваться первому порыву и брать с собой в долгий, утомительный путь по зимнему лесу беременную женщину. И хотя благоразумие предупреждало о возможной опасности этой затеи, молодой воин не в силах был изменить свое решение и погасить счастливую улыбку на любимом лице – а это наверняка случится, как только Аманда услышит, что ее оставляют дома.

Яркие солнечные лучи дробились и преломлялись на снегу, окружая многоцветным сиянием цепочку индейцев, направлявшихся к форту Карильон. Аманду заворожил сказочный облик леса, укутанного в снег и иней, и она шла следом за Чингу, предвкушая чудесные приключения. Первым в колонне шагал самый старший воин по имени Линтуксит – он считался главным в отряде и был доверенным другом сахема. Вторым шел Саскамик, самый молодой из их группы, неженатый восемнадцатилетний юноша, успевший проявить себя настоящим воином. Третьим шагал Чингу, и Аманда следом за ним. Хамруктит, жена Линтуксита, шла самой последней – она уже не раз бывала в форте Карильон и не ждала от их похода ничего необычного.

Передвижение по глубокому снегу в прицепленных к ногам неуклюжих снегоступах требовало определенной сноровки я давалось Аманде с большим трудом. Однако она твердо решила, что не даст Чингу повода стыдиться за нее, и не отставала ни на шаг, не обращая внимания на его тревожные взгляды. К вечеру она вымоталась настолько, что ноги сами стали заплетаться, и Чингу без конца корил себя за то, что позволил беременной жене отправиться с ним в столь трудный путь.

Второй день похода дался измученной Аманде с еще большим трудом, и она не помнила себя от счастья, когда смогла наконец отдохнуть, – моментально заснула, стоило улечься на одеяле рядом с Чингу. На третий день она более или менее втянулась в бешеный ритм их ходьбы и немного приободрилась, тем более что отряд уже приближался к цели.

Около полудня из-за леса показались стены форта Карильон. Аманда с любопытством разглядывала французскую крепость, пока спускалась со склона соседнего холма. Частично подготовленная давними рассказами Адама, разъяснявшего ей стратегическую важность форта Уильям Генри, она сразу сумела понять значение форта Карильон как южного форпоста на границе Новой Франции. Удачно выбранная позиция на вершине господствовавшего над местностью каменистого холма позволяла контролировать и озеро Шамплейн, и озеро Георг. Тот, кто владел фортом Карильон, мог считать себя хозяином водного пути между Америкой и Канадой.

Аманда сразу же обратила внимание на то, что французская крепость отличается от форта Уильям Генри или форта Эдуард. Вместо бревенчатого частокола и земляного вала ее стены целиком были возведены из камня, причем даже издалека можно было оценить мастерство неведомых зодчих. По четырем углам крепости были созданы высокие бастионы. Обращенную на равнину стену прикрывали два больших равелина, связанных с фортом подъемными мостами, а с южной стороны французы не поленились возвести еще одну, внешнюю стену.

Теперь Аманде не терпелось поскорее попасть внутрь, чтобы рассмотреть, как живут обитатели форта. Она обернулась на своих спутников и сразу поняла, что трое достойных воинов намерены повстречаться с генералом Монткальмом в полном блеске боевой раскраски. Индейцы уже извлекли из дорожных меинйов коробочки с красками из разных растений и животного жира. Потом воины-абнаки достали выкрашенные в ярко-красный цвет оленьи хвосты и прицепили к пучкам волос на макушке.

Аманде стало ясно, что ей следует иметь соответствующий вид, но она не смогла заставить себя воспользоваться жуткими красками для лица, которыми готова была поделиться с ней щедрая Хамруктит. Мрачно качая головой, она отказалась от протянутой ей коробочки, ругая себя за упрямство и неспособность стать до конца настоящей абнаки.

Чингу окинул ее с головы до ног внимательным взглядом и улыбнулся, любуясь красавицей женой. Он не просто любил ее – он все больше гордился ее успехами и тем, как целеустремленно она старалась постичь незнакомый образ жизни. Где-то в глубине души он понимал, что совершает непоправимую ошибку, решившись показать заносчивым французам белую женщину ангельской красоты, которую он умудрился заполучить в жены. Вот и теперь, когда она стояла рядом с ним, подставляя яркому зимнему солнцу чудесные серебристые волосы, возбужденно сверкая огромными синими глазами, с улыбкой на раскрасневшемся от мороза нежном лице, суровому воину стоило немалых сил отвести восхищенный взгляд и принять невозмутимый, хладнокровный вид, подобающий полномочному послу гордого свободного племени.

Линтуксит, двигаясь неторопливо и с достоинством, как полагается уважающему себя индейскому вождю, повел отряд к равелину. Часовые узнали их издалека и заранее опустили подъемный мост. Внутри крепости их немедленно проводили в караульное помещение в южном крыле казармы, где находился начальник охраны. Молодой офицер, которого явно предупредили о необычных гостях, приветствовал индейцев. Он не смог скрыть удивления, увидев среди краснокожих белую женщину.

– Генерал Монткальм ждет вас. Мне велено немедленно проводить вас к нему, когда вы прибудете. – Тут он в замешательстве посмотрел на двух женщин, не зная, как быть с ними. Тогда заговорил Чингу:

– Хамруктит и моя жена хотели бы сами выбрать припасы, которые мы возьмем с собой. – Он добавил, обращаясь к Аманде: – Выбери на свое усмотрение все, что необходимо и что помогло бы тебе управляться с хозяйством в нашем вигваме.

Аманда порозовела от удовольствия, получив разрешение самой выбрать нужные вещи, однако тут же смущенно потупилась под взглядом черных глаз.

Француз не сразу осознал тот невероятный факт, что светловолосая девушка и есть та самая жена, о которой упомянул Чингу. Он все же совладал с собой и приказал одному из солдат проводить троих послов к генералу Монткальму.

Оказавшись наедине с Хамруктит и Амандой, этот подвижный чернявый молодой человек снова утратил дар речи – настолько велико было его потрясение. Офицер не в силах был отвести взгляд от миниатюрного личика, так трогательно выглядывавшего из глубины мехового капюшона. Да как посмел этот наглый дикарь соблазнить самую прекрасную девушку на свете?!

Совершенно позабыв о присутствии Хамруктит, он предложил:

– Мадам, я буду рад показать вам наш форт, прежде чем вы займетесь припасами. Вы не хотели бы посмотреть?

Обходительный молодой лейтенант затаил дыхание, ожидая ответа, – настолько ему не хотелось расставаться с этим изящным, обворожительным созданием.

– Очень хочу, лейтенант!

– Дюпре, мадам. Мишель Дюпре, к вашим услугам. – Его улыбка была такой теплой и искренней, что Аманда невольно зарделась и поспешно добавила:

– Нам с Хамруктит будет очень интересно осмотреть ваш форт. Верно, Хамруктит?

Дождавшись утвердительного кивка индианки, она предложила:

– Ну что ж, ведите нас, лейтенант Дюпре!

Словоохотливый лейтенант проявил себя превосходным гидом. Он начал прогулку с юго-восточного бастиона, под которым располагались пороховые погреба и конюшни. Оттуда он повел гостей в буланжери, то есть в пекарню. Через просторный плац они прошли к северо-западному бастиону, где был устроен резервуар для воды. При этом Мишель Дюпре буквально лопался от удовольствия, ловя на себе любопытные взгляды окружающих, и краснел от смущения, когда удавалось расслышать обрывки замечаний, которыми мужчины встречали появление Аманды в странном индейском наряде. Судя по перешептываниям и многозначительным взглядам, обитатели форта были поражены не менее самого лейтенанта – только выражали это в более откровенной манере.

Не переставая сыпать различными сведениями, юный лейтенант, восхищенный совершенством крепости, повел Аманду на крепостную стену, и пока она любовалась великолепным видом, открывавшимся с этой высоты, он вволю налюбовался ее юной красотой, сильно завидуя индейцу Чингу.

Под конец лейтенант Дюпре отвел женщин в юго-западный бастион, где располагались интендантская служба и склады. Больше у него не было повода оставаться в обществе милой белокурой гостьи, которой он был очарован с первого взгляда. Почтительно выслушав сказанные Амандой слова благодарности и с сожалением прошептав «оревуар», обходительный француз отдал честь и покинул новых знакомых, которым пора было заняться припасами.

Аманда почувствовала облегчение, когда предложенная чересчур услужливым лейтенантом прогулка подошла к концу. Да, она получила огромное удовольствие, однако оно оказалось отравленным откровенно любопытными взглядами и мерзкими ухмылками на физиономиях французских солдат. При виде забитых товарами полок Аманда моментально забыла обо всем, как ребенок, попавший в лавку кондитера. Увлеченно высматривая нужные ей веши, Аманда не обращала ни малейшего внимания на нескольких солдат, шептавшихся о чем-то в дальнем углу. Скоро ей стало жарко в теплом помещении: Одним ловким изящным движением Аманда сняла меховую накидку, аккуратно сложила ее и пристроила в сторонке, по-прежнему не имея представления о том, сколько жадных глаз следят за ней. Она была очень хороша в эти минуты: точеная фигурка под мягким, облегающим индейским платьем из светло-коричневой замши, длинные светлые волосы, серебристыми волнами ниспадавшие до самого пояса, милое, нежное лицо, на котором ярко сияли синие глаза. Да, солдатам в дальнем углу было отчего раскрыть рты.

Не прошло и минуты, как чья-то потная, горячая ладонь коснулась ее руки, и Аманда увидела, обернувшись, пьяную небритую физиономию солдата. Выпученные глаза скользили по ней с таким откровенным вожделением, что сердце у Аманды ушло в пятки. А француз положил руку ей на плечо, прижал к себе и произнес:

– Ух, малышка, ты просто прелесть! Как тебя зовут?

От страха у нее перехватило дыхание, и бедняжка застыла, испуганно глядя на неряшливого пьяного солдата, позволившего себе такое обращение с ней.

– Ну, милка, не робей, шепни старине Анри свое имя. Мы с тобой наверняка станем настоящими друзьями нынче ночью! – пообещал он.

Аманда наконец-то обрела дар речи и негромко попросила:

– Будьте добры, сэр, оставьте меня в покое. Вы мешаете мне заниматься делом.

При этом она попыталась вырваться.

– Ты что, милка, совсем рехнулась? Или тебе стали не по нутру белые мужики, раз ты путаешься с краснокожими дикарями? – злобно произнес солдат. – Ничего, я вправлю тебе мозги, малышка. Тебе не захочется таскаться по красным дьяволам, когда ты проведешь со мной ночку.

Он грубо схватил ее и попытался поцеловать. Аманда сопротивлялась изо всех сил. Она оглянулась в поисках помощи – и была потрясена еще больше, когда увидела, что остальные солдаты злорадно гогочут, наблюдая за непотребными выходками своего дружка. Они откровенно потешались над ее унижением!

Вспышка гнева прибавила сил, и Аманда снова принялась отбиваться, стараясь избавиться от цепких жадных рук и слюнявых губ пьяного солдата. От него жутко разило потом, а дыхание, участившееся из-за их возни, оказалось на редкость зловонным, и Аманду чуть не вырвало.

Внезапно в комнате зазвучал гортанный голос Хамруктит, привлекший внимание даже пьяного Анри.

– Эта женщина – жена Чингу! – грозно сказала индианка. – Попробуй тронуть ее – и он тебя убьет!

Услышав имя Чингу, солдат замер, так что Аманде почти удалось вырваться. Все еще удерживая ее, он снова смерил се взглядом с головы до ног – на сей раз с некоторым уважением – и в замешательстве произнес:

– Ну и ну. Так ты, стало быть, жена Чингу… Наш несравненный Чингу наконец-то нашел себе бабу по вкусу! Должен признаться, милка, что вкус у него оказался отменным! – В следующий миг, явно приняв какое-то решение, он отпустил ее руку и продолжил с нескрываемым сожалением: – А коли это правда, малышка, то мне вовсе не хочется вставать у него на пути – слишком острый нож у твоего Чингу! Адью, мадам! – Француз небрежно отсалютовал и вразвалку побрел вон под дружный гогот зевак, все еще торчавших в своем углу.

Аманда с признательностью посмотрела на Хамруктит и села на скамью, слишком потрясенная, чтобы заниматься припасами. На сердце у нее было тяжело: все опасения сбылись, и теперь, когда она живет с Чингу, ей больше нет места среди белых людей. Она больше не заслуживает уважения даже этих грубых солдат, которые и пальцем не пошевелят, чтобы прийти ей на помощь. Она понимала, что от надругательства ее спас лишь страх перед местью Чингу, и готова была провалиться сквозь землю от стыда и обиды.

Так она и сидела, сетуя на жестокую судьбу, пока ее раздумья не прервал внезапный взрыв хохота, которому вторило визгливое женское хихиканье. Аманда моментально очнулась, вскочила и подалась вперед, «Этого не может быть! Этого не может быть!» – кричало все у нее внутри. Словно в ответ на этот отчаянный крик, в дверях появилась рослая широкоплечая фигура, шагнувшая через порог. Его огромная сильная рука небрежно лежала на талии маленькой вертлявой брюнетки, явно восторгавшейся своим кавалером.

Аманда, слишком потрясенная, чтобы заговорить, просто вышла на середину комнаты и встала перед шумным верзилой. Их взгляды встретились, и обоим показалось, что все вокруг замерло, что окружающий мир перестал существовать. Адам наконец пришел в себя, с радостным воплем ринулся вперед и обнял Аманду.

– Аманда! Аманда, милая!.. – повторял он, до боли прижимая ее к груди, все еще не веря, что снова видит ее живой и здоровой. В такой момент храбрый разведчик не в силах был таить свою любовь, и слова полились сами собой: – Сколько раз я мечтал об этой встрече, и вот ты здесь, со мной, и больше я никуда тебя не отпущу…

Не успела Аманда собраться с духом, чтобы что-то ответить, как мягкие, улыбающиеся губы приникли к ее губам, и все попытки протестовать заглушил жаркий, страстный поцелуй. Вызванная встречей с Адамом буря чувств застала Аманду врасплох, и она, позабыв обо всем на свете, отвечала на его поцелуй так же страстно и сама не заметила, как прижалась к нему всем телом и обняла за шею.

Огромное тело Адама била крупная дрожь, но он нашел в себе силы отстраниться. По-прежнему прижимая Аманду к себе, он разглядывал ее дорогое, любимое лицо. Его громкий голос упал до хриплого шепота, когда он заговорил опять:

– Аманда, я чуть не сошел с ума, когда узнал, что тебя захватили индейцы. Я просто не верил, что такое возможно! И без конца клял себя за то, что оставил тебя без присмотра, Я несколько недель не вылезал из лесу, но так и не нашел никаких следов. Никто не знал даже имени того индейца, который тебя похитил! Но теперь ты здесь, со мной…

Аманда, вслушиваясь в сбивчивую речь, опустила голову ему на грудь и с наслаждением вдохнула такой знакомый запах, приносивший покой и утешение измученной душе. Окружающее перестало существовать, и она блаженно затихла в кольце сильных, надежных рук, а он продолжал шептать ей ласковые слова и гладил по спине. Легкий вздох облегчения сорвался с ее уст. Она открыла глаза и через плечо Адама увидела, как неслышно к ним приближается Чингу с кинжалом наготове, с бешеной ревностью в черных, глубоких глазах.

– Чингу, нет! – выкрикнула она с отчаянием, едва успев остановить его перед последним броском и дав Адаму возможность встретить опасность лицом к лицу.

В следующее мгновение Аманда оказалась между двумя мужчинами и вцепилась в смуглую руку, сжимавшую кинжал.

– Чингу, пожалуйста, не надо! – молила она. – Спрячь свой кинжал! Ведь я обязана этому человеку жизнью! Я рассказывала тебе о нем, помнишь? Пожалуйста, убери кинжал!

Чингу, не скрывая ярости и ревности, неохотно убрал кинжал. Соперники с ненавистью смотрели друг на друга.

– Чингу, – дрожащим от страха голосом продолжала Аманда, – это же Адам Карстерс!

Адам перевел взгляд с Чингу на Аманду, заметив, как по-хозяйски обращается с ней индеец.

– Адам, познакомься с Чингу, – неуверенно пробормотала Аманда и замолкла, не зная, что еще сказать.

– Так это он похитил тебя из форта Эдуард, Аманда? – В голосе Адама послышалась угроза. Он оценивал силы стоявшего перед ним дикаря.

Аманда кивнула. Она судорожно выискивала способ по мирному завершить эту стычку – и невольно сравнивала стоявших перед ней мужчин. Чингу, хотя и не мог пожаловаться на рост, уступал Адаму по меньшей мере четыре дюйма. Его мускулистое легкое тело могло показаться чуть ли не хилым по сравнению с массивной, широкоплечей фигурой Адама. Но когда индеец стоял вот так, лицом к лицу с соперником, сгорая от ревности, полыхавшей во взгляде пронзительных черных глаз, он выглядел не менее грозно. Аманда не сомневалась, что каждый из них опасен по-своему и, если случится драка, шансы на победу будут примерно равными. Она боялась за обоих и сама не знала, за кого больше.

– Ты похитил эту женщину из форта Эдуард как заложницу, Чингу, – сдерживаясь из последних сил, заговорил Адам. – И я готов заплатить тебе за нее выкуп. Назови свою цену, и ты получишь все сполна.

– Эта женщина не заложница, – надменно произнес Чингу. – Она моя жена!

Адам не веря своим ушам покосился на Аманду, чей смущенный вид и потупленный взгляд стали молчаливым подтверждением слов Чингу.

– Ну что ж, тогда я готов купить ее как твою жену. – Звучный голос Адама дрогнул при этих словах. – И на полученные деньги ты сможешь приобрести себе не одну, а много жен!

Чингу еще более презрительно поднял подбородок, положил ладонь Аманде на живот и спросил:

– Может, ты заодно заплатишь и за моего ребенка, который растет у нее в утробе?

Адам снова оглянулся на Аманду в поисках подтверждения столь невероятной новости – и снова обнаружил ее потупленный взгляд. Слезинка появилась в уголке глаза и проложила блестящую дорожку на ее нежной бледной щеке, Адам, помолчав, ответил:

– Да, я заплачу. Она родит этого ребенка, а у тебя будет еще много детей от других жен, которых ты сможешь купить.

– И ни один из них не будет равен тому, который родится у нас с Амандой, – надменно отрезал Чингу. – Адам Карстерс, ты понапрасну тратишь слова, – продолжал он. – Аманду приняло как свою мое племя. Моя жена как любая абнаки вольна когда угодно уйти от меня к другому мужу. Почему ты не спросишь у нее самой, что она выберет?

Адам заметил, как Аманда посмотрела на Чингу. Ему ничего не оставалось, как поверить, что все сказанное заносчивым дикарем – правда. А Аманда, так ничего и не прочитав в непроницаемом взгляде Чингу, обернулась к Адаму, навстречу его сияющим, любящим глазам, смотревшим ей в самую душу. Но в ту же минуту ей вспомнилась грубость французских солдат, оскорбивших ее на этом самом месте. Руку она положила на живот, стараясь защитить ребенка, шевельнувшегося у нее под сердцем. Нет, она не хочет обречь свое дитя на унижение, которому наверняка подвергнут его в будущем самодовольные белые люди. Она не должна думать о себе. Даже если Чингу и правда позволит уйти. Отныне и навсегда ее чувства, какими бы они ни были, не играют никакой роли. Прежде всего она обязана думать о ребенке, который вдруг напомнил о себе отчаянными и даже болезненными толчками. «Не бойся, – мысленно обратилась она к своему нерожденному малышу, – я не поступлю так с тобой!»

Но труднее всего было посмотреть в глаза Адаму и своими руками разрушить надежду, сверкавшую в его взгляде. Чувствуя, что вот-вот заплачет, Аманда еле слышно промолвила:

– Прости, Адам, но уже слишком поздно что-то менять. Уже почти пять месяцев мы с Чингу муж и жена. Я живу в его вигваме, я делю с ним ложе, а теперь еще и ношу в себе его ребенка. – Непослушные слезы все же переполнили ее огромные синие глаза и полились по щекам. – Прости, что приходится обижать тебя отказом, но теперь мне нужно думать о ребенке и о том, чтобы у него был отец. Пожалуйста, Адам, прости! – Она отвернулась, заглянула в каменно-неподвижное лицо Чингу и позволила ему увести себя прочь. А Адам так и застыл на месте, провожая глазами индейца и прекрасную белую женщину, столь внезапно лишившую его покоя и радости жизни простыми словами: «Слишком поздно, Адам, слишком поздно…»

Они уже давно исчезли, а он все смотрел им вслед, повторяя про себя роковые слова. Наконец он очнулся и ринулся вон, не в силах более оставаться на месте и не обращая внимания на французских солдат, оказавшихся свидетелями всей сцены. Ему не было никакого дела и до их подгулявшего дружка, который вернулся на склад как раз в тот момент, когда Аманда отказалась от предложения Адама, и долго буравил ей спину налитыми кровью, наглыми глазами.

Но Анри остановил разведчика на пороге и громко посоветовал:

– Да вы не жалейте, месье, что пришлось с ней расстаться! После того как ее лапали эти вонючие дьяволы, ни один белый мужчина на такую не позарится! А ей-то, кажись, и вовсе пришлось по вкусу быть индейской подстилкой!

Слова француза резко и безжалостно вернули Адама с небес на землю, и кровь бросилась ему в голову. Не проронив ни звука, он размахнулся и ударил по губам, с которых сорвались непотребные слова о его возлюбленной. Сила руки юного гиганта была такова, что пьяница отлетел к стене и без чувств сполз на пол, обливаясь кровью, заструившейся из разбитого рта.

Адам, не потрудившись даже оглянуться, шагнул наружу и направился в каморку, которую занимал обычно во время коротких визитов в форт Карильон. Там он одетый рухнул на кровать и уставился в потолок. Ему нужно было подумать. Ему нужно было крепко подумать. Ему нужно найти способ как-то ее освободить. Только не отчаиваться – и способ наверняка найдется, не может не найтись. Он не заставит себя ни поверить, ни смириться с тем, что после бесконечных месяцев поисков и терзаний он нашел ее только ради того, чтобы через пару минут потерять снова, потерять окончательно и безвозвратно.

При мысли о шести месяцах их разлуки Адам горько рассмеялся. Целых шесть месяцев, шесть бесконечных, бессмысленно потерянных месяцев, полных самобичевания и отчаянных, бестолковых поисков, его сердце сгорало от любви и желания, а рассудок терзался мыслями об Аманде, которую удерживает, которую подминает под себя какой-то краснокожий дикарь… Сколько раз он проклинал собственную глупость, заставившую так легко отступить, сдаться только потому, что кто-то успел объявить себя ее женихом! Как он мог не заметить те узы, что возникли между ними тогда, в лесу, – настоящие, неразрывные узы, для которых не имеет значения никакой обряд? С новыми проклятиями Адам вспомнил, как примерно месяц назад сумел-таки убедить себя, что больше никогда не увидит Аманду. Изнемогая от презрения к самому себе, в тот день он решил посвятить жизнь единственной оставшейся у него цели – отомстить за родителей.