Текст книги "Мисс Билли"

Глава XVII
«Я собираюсь победить»

Почти все друзья Билли знали, что Бертрам Хеншоу влюбился в Билли Нильсон задолго до того, как это поняла сама Билли. Не то чтобы окружающие считали его чувство серьезным – про него до сих пор говорили «это же Бертрам». Но для самого молодого человека все было более чем серьезно!

Мир предстал перед ним совсем другим, чем был прежде. Раньше мир казался ему игрушкой, чем-то вроде блестящего мячика, который жонглер перебрасывает с руки на руку. А теперь мир превратился в такое место, в котором обитала Билли. Этой девушке было вполне по силам сделать жизнь мрачным адом или благословенными небесами, в зависимости от того, ответит она «да» или «нет».

Бертрам понял, что любит ее, в День Благодарения. Он впервые узнал, что такое ревность. Колдервелла он страшно возненавидел и стыдился этого чувства. Он злился, корил себя в неблагоразумии и слабости, но никак не мог с собой справиться. Когда ему казалось, что он почти взял себя в руки, довольно было увидеть визитную карточку Колдервелла на серебряном подносе в маленькой гостиной Билли, и ревность набрасывалась на него с новой силой. Другие мужчины тоже тревожили Бертрама, и в первую очередь – его собственные братья. Но он уверял себя, что из-за Уильяма и Сирила не стоит беспокоиться. В конце концов старший брат – закоренелый холостяк, а средний – заядлый женоненавистник, ему интересна только музыка Билли. А вот Колдервелл был соперником серьезным.

Спустя несколько недель, проведенных в лихорадочной тревоге, Бертрам решил, что единственный способ успокоиться – это открыто признаться в своих чувствах Билли и предоставить решение ей. И тут остроумный Бертрам столкнулся с неожиданными трудностями. Он никак не мог подобрать подходящих слов. Он удивился и встревожился – никогда прежде такого с ним не было.

Он гулял с Билли, катался с ней в машине, разговаривал и никак не мог выбрать момента, чтобы заговорить. Как назло, девушка непринужденно щебетала, безмятежно шутила и улыбалась ему. Она вела себя безупречно – открыто, тепло и внимательно. Но через некоторое время Бертрам решил, что Билли чересчур дружелюбна. Он предпочел бы, чтобы она смущалась, робела и перестала относиться к нему по-братски.

Однажды январским днем, в ранних сумерках они расположились в гостиной вдвоем, и он решился объясниться.

– Билли, ради бога, не будьте такой дружелюбной! – воскликнул он почти резко.

Билли засмеялась, но через мгновение веселье на ее лице сменили стыд и тревога.

– Вы хотите сказать, что мы не друзья? – спросила она. – Вы боитесь, что я опять начну вас преследовать?

Она заговорила об этом впервые с того вечера, когда они вспоминали, как юная Билли спасала Бертрама от дурного влияния. Она подумала, что советы, которые она только что давала этому мужчине, действительно были «братскими», и щеки ее покраснели.

Бертрам немедленно поправился:

– Билли, в тот вечер единственный раз в моей жизни девушка сделала ради меня такую чудесную вещь. Я был тогда глупцом и не смог этого оценить.

– Тогда почему вы теперь возражаете против моего дружелюбия? – насмешливо спросила она, сразу успокоившись.

– Потому что я не хочу быть вам ни братом, ни другом, ни соседом! – твердо сказал Бертрам. – Я хочу, чтобы вы стали моей женой! Билли, вы выйдете за меня замуж?

Билли весело захохотала над хорошей шуткой, но заметила боль в серых глазах шутника, и смех ее прервался.

– Простите меня, Бертрам. Я думала, вы не всерьез.

– Более чем всерьез.

Билли покачала головой.

– Но вы меня не любите, Бертрам. Я для вас всего лишь очередной «девичий лик», – возразила она, неосознанно повторяя слова Колдервелла.

– Нет, Билли, вы мой единственный «девичий лик», – с нежностью ответил он.

– Бертрам, у вас просто разыгралось воображение. Этого не может быть!

– В тот самый вечер, когда я увидел ваше целеустремленное, решительное лицо посреди разгоряченной ресторанной толпы, я полюбил вас. Вы знаете, что с того дня я больше не встречался с Сивером, Билли?

– Нет, но я очень рада!

– Вот видите, я любил вас уже тогда, хоть и неосознанно. И люблю сейчас.

– Пожалуйста, не говорите так. Это неправда. И я не смогу полюбить вас, как вы того ждете, Бертрам.

Молодой человек побледнел.

– Билли, у вас есть кто-то другой? Колдервелл?

Билли порозовела и нервно усмехнулась.

– Чепуха, Бертрам, нет никого, уверяю вас!

– Это скорее всего не Уильям. И не Сирил. Сирил ненавидит женщин.

Билли покраснела еще сильнее и вздернула подбородок. Снова коварная искра мелькнула в ее глазах и спряталась.

– Да, я знаю. Все говорят, что Сирил ненавидит женщин, – спокойно сказала она.

– Билли, я не сдамся, – тихо пообещал Бертрам. – Однажды вы полюбите меня.

– Нет-нет, я не смогу. Я не собираюсь выходить замуж, – запинаясь, ответила Билли. – Все силы я отдаю музыке. Вы знаете, сколько она для меня значит. Не думаю, что смогу полюбить какого-нибудь мужчину сильнее.

Бертрам вскинул голову. Потом медленно встал с низкого кресла. Он был высоким, красивым человеком, а теперь к его ловким движениям добавилась вкрадчивость хищника. В углах рта у него как будто залегли тени. Он с нарочитой угрозой склонился над девушкой, помедлил, заглянул ей прямо в глаза и сказал тихо и чересчур мягко:

– Значит, музыка. Бестелесная музыка, черные значки на белой бумаге – это мой единственный соперник? Предупреждаю вас, Билли. Я собираюсь ее победить!

С этими словами он ушел.

Билли не могла решить, развлекло ее или поразило предложение Бертрама. Но она была крайне раздосадована. Выйти за Бертрама замуж? Абсурд! Потом она подумала, что «это всего лишь Бертрам», и почти успокоилась.

Именно почти. Положа руку на сердце, ей всегда нравился Бертрам. С ним никогда не бывало скучно, как с другими. Он как будто невзначай, легко заботился о ней, приносил чай, подставлял удобную скамеечку для ног, когда она уставала. Но в том-то и дело, что ей не хотелось портить эту идеальную дружбу из-за его глупой сентиментальности. Чего доброго, он будет сердиться, или глупо себя вести, или вообще исчезнет, что будет совсем некстати. Он сказал, что собирается победить. Подумать только!

Да разве она может выйти замуж за Бертрама! Если она решит выйти замуж, то выберет мужчину, а не мальчика. Взрослого, серьезного мужчину, который разбирается в жизни и, конечно, любит музыку. Этот мужчина выберет ее одну из целого мира и покажет ей всю глубину и нежность своей любви. Впрочем, она все равно не собирается замуж, внезапно вспомнила Билли. И тут она расплакалась. Это все было так утомительно и так некстати!

Билли, сама не зная почему, страшилась следующей встречи с Бертрамом. Оказалось, что бояться ей нечего – он вскоре явился, уверенный в себе и спокойный, как обычно. Как будто и не случилось между ними того разговора в ранних январских сумерках. Девушка успокоилась. Если Бертрам ведет себя разумно, значит ей тоже нужно вести себя разумно. Нужно принять его манеру поведения и забыть об глупом предложении.

Глава XVIII
Уроки музыки

Хрупкая дева по имени Мэри Хоторн часто приходила к Билли поболтать и согреться в ее дружеском участии. Эта девушка происходила из хорошей, но обедневшей семьи. И отвечала Билли горячей привязанностью. В любую погоду Мэри давала уроки музыки, причем в разных концах Бостона. Для этого требовалась недюжинная выносливость. Как-то раз она поделилась своей семейной историей.

– Мама хотела, чтобы я училась музыке. А я с самого детства мечтала печь пудинги и лепить пироги. Как я умоляла маму пустить меня в кухню готовить, но она не позволяла. Вместо этого она наняла дорогих учителей и заставила меня часами репетировать за инструментом. И вот итог: теперь я играю не хуже механического пианино.

Мэри замолчала, а потом продолжила:

– Сначала умер отец, а следом за ним мама. Денег не стало. Я начала искать заработок, и, естественно, стала давать уроки. Больше я ничего не умела делать. Но вы-то знаете, дорогая моя, что хорошая техника для музыканта – это не главное. Пусть я учитель неплохой, но в глубине души мечтаю совсем о другом: маленький дом; корзинка детских чулок для штопки; и чтобы в уютной кухне меня всегда дожидались мука, яйца и масло.

– Бедняжка! – воскликнула Билли. – Прошу вас, давайте приготовим одно из ваших желе. Я слышала, что у вас получаются невероятные желе, янтарные и рубиновые на просвет. Чем я еще могу помочь вам?

– О Билли, благодарю вас! Вы и так многое для меня делаете, – растроганно сказала Мэри. – Но пора отправляться к маленькой Дженни Ноулз, ей нужно выучить гамму соль-мажор.

Мэри устало потерла виски. Отдых у подруги окончился. Пришло время следовать повседневным маршрутом.

А Билли между тем упивалась любимым занятием музыкой. После объяснения с Бертрамом она сказала Мэри, что ни один мужчина не сумеет перетянуть на свою сторону весы, если на другую чашу положить музыку. Но подруга только недоверчиво и грустно покачала головой:

– А что, если мужчина и музыка окажутся на одной чаше весов? Что тогда, дорогая моя?

– Ваша грусть вполне объяснима, Мэри, – заметила Билли. – Только вы забываете, что штопать чулки и печь пироги – это ваша мечта, а не моя. И кстати, я решила помочь вам ее осуществить. Почему бы мне не превратиться в сваху и не найти для вас подходящего жениха? Это будет несложно: главное, чтобы он любил пудинги!

– Мисс Билли, не надо! – взмолилась Мэри. – Пожалуйста, забудьте все, что я сказала! Никому не говорите.

Она так испугалась, что озадачила Билли.

– Я же просто пошутила, – успокоила она подругу. – Но вообще-то, Мэри, вам и в самом деле нужно выйти замуж. Вокруг немало хороших мужчин, которым нужна такая жена, как вы.

Мэри покачала головой.

– Я выйду замуж только за того, кого полюблю… А он ищет умную и красивую жену. Себе под стать, – тихо добавила она.

Билли широко открыла глаза.

– Мэри, да вы, кажется, уже знакомы с этим мужчиной!

Маленькая учительница музыки опустила глаза.

– Конечно, знакома, – ответила она, – и не с одним. Впрочем, довольно обсуждать мои брачные перспективы. Давайте лучше обсудим ваши!

– Но у меня их нет, – возразила Билли, улыбаясь тете Ханне, которая вошла в комнату. – Я не собираюсь замуж, правда, тетя Ханна?

– Билли, что ты такое говоришь! Разумеется, ты выйдешь замуж, когда придет время.

Внизу прозвенел колокольчик. Явилась Энн и сообщила хозяйке, что к ней с визитом пришел мистер Колдервелл. Мэри и тетя Ханна разом засмеялись, услышав это имя, и Билли на них сразу надулась.

– Это ничего не значит! – выкрикнула она, стараясь заглушить их смех и выбегая из комнаты.

Мистер Колдервелл предлагал Билли свою руку и сердце уже в десятый раз. Но в тот день он выбрал наихудшее время для объяснения. Билли, задетая за живое после разговора с Мэри и тетей Ханной, с таким яростным отпором отказала молодому человеку, что он ей поверил. Вскоре он покинул Бостон к несказанному удовольствию Бертрама.

– Мистер Колдервелл неизвестно когда вернется. Отправился в неизвестные земли, – серьезно говорил он. И добавлял про себя: – К черту на кулички. И лучше бы не возвращался.

Однажды холодным январским днем Сирил спешил в гости к Билли. На склоне холма ему повстречалась стройная молодая женщина. Она бессильно прислонилась спиной к фонарному столбу на краю тротуара. Он остановился и пригляделся к ней.

– Прошу прощения, мисс…

Под его взглядом бледное лицо девушки так мучительно покраснело, что он из жалости отвел глаза.

– Ведь вы мисс Хоторн? – спросил Сирил. – Мы встречались у мисс Нильсон. Вы больны? Я могу вам чем-то помочь?

– Благодарю вас, мистер Хеншоу. Я остановилась, чтобы передохнуть, – с усилием ответила она. – Помощь мне не нужна.

– Простите, мисс Хоторн, но я так не думаю. На улице холодно, вы продрогли и, кажется, больны. Позвольте я отведу вас к мисс Нильсон.

– Да нет, спасибо, мне нужно спешить на урок!

– Какие еще уроки в таком состоянии! Чепуха. Уроком меньше, уроком больше – все равно ваши подопечные будут играть из рук вон плохо. Я настаиваю: идемте к мисс Нильсон.

Сколько ни отпиралась Мэри, крепкая мужская рука уверенно подхватила ее под локоть. Сопротивляться было невозможно, да и сил у девушки осталось немного. Сирил заботливо повел ее вперед, и так они вдвоем подошли к Гнезду. При этом щеки Мэри алели, как розы, а глаза сияли, как звезды. Всего через минуту в доме изумленной мисс Билли побелевшая девушка рухнула в обморок прямо на руки Сирилу Хеншоу.

Мэри уложили в постель в маленькой комнатке по соседству с комнатой Билли, не обращая внимания на ее слабые протесты. На следующее утро бледная как мел девушка, слегка покачиваясь, села в постели и объявила, что она здорова и немедленно отправляется домой. Домом Мэри называла комнатку размером девять футов на шесть в одном из пансионов в Саус-Энде.

Билли очень осторожно уложила ее обратно и накрыла ее руку своей.

– Нет, дорогая. Пожалуйста, будьте умницей и послушайте меня. Вы у меня в гостях. Возможно, вы этого не знаете, потому что приглашение слегка запоздало. Но вы останетесь здесь на несколько недель.

– Но я не могу! – возразила Мэри.

– Вот как вы отвечаете на любезное приглашение! – Билли сделала вид, что обиделась. – Нужно сказать «Спасибо, я очень рада и, конечно, останусь».

Маленькая учительница музыки улыбнулась и расслабилась.

– Спасибо, мисс Билли, я очень рада и, конечно, останусь.

– Между прочим доктор запретил вам работать этой зимой, – заметила Билли.

– Что? – ужаснулась Мэри. – Но я не могу себе этого позволить!

– Отдых и забота – вот все, что вам требуется. И это именно то, что я намерена вам дать как моей гостье.

На глаза больной девушки навернулись слезы.

– Вы так добры, мисс Билли! – прошептала она. – Как я могу злоупотреблять вашей добротой, вы и так столько для меня сделали! Я не могу обременять вас.

– Мэри, вы вовсе не в тягость. Я хочу, чтобы вы стали моей компаньонкой.

– Компаньонкой? Лежа в постели?

– Скоро вы поправитесь, так доктор сказал. Немедленно пообещайте, что останетесь!

Маленькая учительница с полными слез глазами оглядела комнату, обставленную со вкусом, с изящными обоями, кружевной скатертью на столике и акварелями в бело-золотых рамках. Она посмотрела на мисс Билли с глубокой благодарностью.

– Спасибо, мисс Билли, – серьезно сказала она. – Я буду помогать вам во всем. Я могу вести счета, переписывать ноты. А если вы мне не позволите, то я отправлюсь домой, как только смогу ходить.

– Я совсем не против помощи! И вообще подумываю, не приставить ли вас к штопке чулков и готовке пудингов, – лукаво добавила она, выходя из комнаты.

Через несколько дней мисс Хоторн окрепла настолько, что могла самостоятельно спускаться вниз. И всем обитателям Гнезда показалось, что она жила здесь всегда. Она была замечательной экономкой и помощницей, и мисс Билли поздравила себя с тем, что приняла мисс Хоторн в свой дом.

Маленькая учительница часто видела друзей Билли, особенно братьев Хеншоу, и скоро пришлась им по душе. Мисс Билли не сомневалась, что Уильям будет относиться к сироте по-доброму, но беспокоилась, как Мэри будет переносить шуточки Бертрама или холодность Сирила. Однако опасения ее были напрасными. Вскоре Бертрам захотел изобразить на холсте светлые волосы и нежную, как лепесток розы, кожу – главное очарование Мэри. А Сирил был настолько любезным, что играл ей дважды.

Глава XIX
Помолвка, которой не было

Зимой Билли много раз вспоминала слова Мэри: «А что, если мужчина и музыка окажутся на одной чаше весов?» Эти слова ее тревожили, – радовали и беспокоили одновременно. Мэри, без сомнения, имела в виду Сирила, когда говорила о мужчине и музыке. Но Билли не знала, как он на самом деле к ней относится и что чувствует к нему она сама. Будучи в глубине души девушкой обстоятельной и трезвомыслящей, она часто задавала себе эти вопросы и обдумывала их с разных сторон.

Она, конечно, гордилась влиянием, которое оказывала на Сирила. Она радовалась тому, что именно ей он открывал свою глубокую натуру. Ей льстила мысль, что она и только она заслужила внимание известного женоненавистника. А кроме того, была еще музыка, великолепная музыка. Жизнь рядом с мужчиной, душа которого настолько созвучна твоей, – о чем еще мечтать? Каждый день такого семейного союза будет пронизан гармонией. Да, это был бы идеальный брак. Но ведь она не собиралась выходить замуж… Билли хмурилась и начинала безотчетно притопывать ногой.

В этом сложном вопросе ей совсем не хотелось ошибиться. К тому же она не хотела ранить чувства Сирила, который решился снять свой ледяной панцирь и робко протягивал руки за помощью и любовью. Какой трагедией станет для него отказ! В воображении ей рисовались Сирил с мольбой во взгляде и она сама, гордо и надменно отвергающая его чувства. Этот образ стал последней каплей – Билли убедила себя, что она влюблена в Сирила. Немножко.

Что ж, если ей суждено стать его женой, нужно к этому подготовиться. Девушка всерьез решила превратить себя в заботливую и умелую женщину. Для начала, чтобы приблизиться к идеалу, мисс Билли отправилась в кухню вслед за Мэри – учиться готовить десерты.

– Я только посмотрю, если ты не возражаешь, – объявила Билли.

– Вот уж не думала, что ты любишь готовить пудинги, – улыбнулась Мэри.

– Не так уж люблю, – призналась Билли. – Но нужно же мне научиться стряпать. Ты же знаешь, как Сирил… как все братья Хеншоу любят твои десерты.

Яйцо выскочило из рук Мэри и плюхнулось на пол. Билли засмеялась, стараясь отвлечь внимание от случайной оговорки. Одно дело – пытаться стать достойной женой для Сирила, а другое – демонстрировать эти попытки всему миру.

Мэри оказалась неважной учительницей. Руки у нее дрожали, она забывала рецептуру и путала сахар с солью. Пудинг в этот раз вышел не таким уж идеальным. Билли пошутила, что у Мэри, должно быть, «страх сцены» и что зрителей в кухне быть не должно.

Следующие несколько дней Билли увлеченно занималась домашним хозяйством и не замечала, что редко видится с Сирилом. Потом она вдруг это осознала и задала себе вопрос о причинах такого поведения. Сирил бывал в доме так же часто, как и раньше, но теперь она робела при нем и предоставляла Мэри или тете Ханне вести разговор во время его визитов. Она поняла, что особенно радуется появлению Уильяма или даже Бертрама, если они прерывали ее тет-а-тет с Сирилом.

Билли встревожилась. Она сказала себе, что в ее робости нет ничего странного, раз уж ее взгляды на любовь и брак претерпели такие внезапные изменения, но эту робость следует преодолеть. Если она станет женой Сирила, ей должно нравиться проводить с ним время, и ей, конечно, это нравилось, потому что она наслаждалась его обществом уже много недель. Но теперь она решительно велела себе изучить Сирила.

И тут Билли ждало малоприятное открытие: далеко не все черты Сирила ей нравились! Девушка была поражена. Раньше он казался ей таким недосягаемым, таким безупречным, почти идеальным. Но это было раньше, когда она смотрела на него как на друга. Теперь же он получил новую роль, хоть и сам еще не знал этого. Раньше Билли смотрела на него и радовалась чудесному преображению холодного, сдержанного человека от тепла ее улыбки. Теперь же она наблюдала те стороны его натуры, с которыми пришлось бы мириться на протяжении всей жизни. То, что она увидела, ее испугало. Музыка никуда не делась, но пришлось осознать, что музыка – далеко не все. Билли откровенно призналась себе, что «пленительная таинственность» со временем выродится в угрюмую замкнутость, молчаливость станет мрачностью, а несговорчивость превратится в упрямство. Если сейчас его трудно уговорить сесть за пианино, когда он не в настроении, то через несколько лет он будет отказывать ей в самых простых просьбах.

Именно так и случится, если Билли его не полюбит. А она его не любит. Совершенно точно. И потом у них не так уж много общего, кроме любви к музыке. Она любит людей, а он нет. Она любит ходить в театр, а он нет. Она терпеть не может дождливые дни, а он любит. Вместо гармонии жизнь с Сирилом будет ужасным диссонансом. Нельзя выходить за него замуж – помолвку придется разорвать, как ни горько причинять Сирилу боль…

«Постойте-ка! – вдруг вспомнила девушка. – Да ведь эта помолвка существует только у меня в голове!» И Билли немедленно успокоилась и развеселилась. Весь день она пела и танцевала, переходя из комнаты в комнату, так легко было у нее на душе. Она бросила готовить пудинги под присмотром Мэри и на всякий случай беседовала с Сирилом только в присутствии маленькой учительницы или тети Ханны. Она убедила себя, что ошиблась, что Сирил не любит ее, но все же хотела быть в безопасности. Она старалась вообще не оставаться с ним наедине.

Сирил тем временем становился гораздо дружелюбнее, даже с Мэри и тетей Ханной он чувствовал себя раскованнее, перестал упрямиться, и в стенах дома все чаще раздавалась его музыка. Мэри просила его сесть за пианино, и он никогда ей не отказывал. Трижды он водил Билли в театр и любезно приглашал присоединиться к ним тетю Ханну и Мэри. Он стал таким общительным и любезным, что Билли сочла его непохожим на себя и поделилась с Мэри своими наблюдениями.

Маленькая учительница никаких перемен не замечала. Но Билли знала точно: только любовь могла смягчить его строгую натуру. Поэтому она старательно избегала оставаться с ним наедине, хотя это было непросто из-за необъяснимого упрямства Мэри. Когда Билли звала ее посидеть в гостиной, у той вечно находилась какая-нибудь срочная работа.

В один из дней, когда Мэри вышла из комнаты, Сирил резко сказал:

– Билли, пожалуйста, не повторяйте при мисс Мэри старую сплетню о том, что я женоненавистник.

Сердце Билли на мгновение запнулось. Только одна мысль билась у нее в голове и звенела в ушах: любой ценой нужно не дать Сирилу объясниться. Нужно спасти его от самого себя. И Билли решилась на крайние меры.

– Конечно же, вы женоненавистник! – весело воскликнула она. – Не вижу в этом ничего плохого. Наоборот, это очень интригует.

Сирил удивленно взглянул на нее и принялся молча ходить по комнате. Билли с ужасом следила за ним. Наконец он словно принял какое-то решение и уселся в кресло. При этом он изменился в лице и робко сказал:

– Билли, кажется, я вынужден признаться. Я действительно редко думал о женщинах, пока не встретил… вас.

Билли нервно облизнула губы. Она попыталась сказать что-то, но Сирил ее перебил:

– Теперь все изменилось. Не стоит никого обманывать. Я очень изменился, и с трудом понимаю природу этого чудесного преображения.

– Сирил, вы наговариваете на себя, – воскликнула Билли. – Вы не так уж изменились за последнее время.

Он вздохнул.

– Я понимаю: если уж заслужил скверную репутацию, не так-то просто ее исправить.

– Не настолько уж скверная у вас репутация, – пробормотала Билли.

В голове у нее проносились десятки способов быстро сменить тему разговора. Она уже собиралась спросить Сирила, что он думает о жизни крестьян в Бретани, когда он задал ей вопрос:

– Билли, представьте, что всем известный женоненавистник… полюбил одну женщину. Полюбил так сильно, что готов жениться на ней.

Эта фраза подействовала на Билли, как горящая спичка, поднесенная к бочке с порохом. Она перестала владеть собой.

– Нет! – резко сказала она. – Вы не можете всерьез этого хотеть! Только подумайте, как жена будет докучать вам!

– Докучать? Но почему? – растерянно спросил Сирил. – Я же люблю ее.

– А вы подумайте, что она заведет в доме вышитые подушки, ковры и занавески, а вы их терпеть не можете. Она будет постоянно болтать и смеяться, когда вы захотите тишины. Вам придется выходить в театр и в гости, а вы этого не переносите! В самом деле, Сирил, я уверена, вам скоро наскучит любая жена!

– Вы нарисовали не слишком привлекательную картину, Билли, но я думаю, что эта женщина раздражать меня не будет.

– Откуда же вам знать! – возразила девушка. – Между нами говоря, у вас так мало опыта в отношении женщин, что вы можете и ошибаться. Взвесьте все как следует, прежде чем решаться на этот необдуманный шаг.

– Я тщательно все обдумал, Билли. Во всем мире для меня есть лишь одна женщина…

Билли вскочила. В ее взгляде смешались ужас и боль. Неизвестно, что бы она наговорила, если бы в этот момент не вошла тетя Ханна.

– Дорогая, – сказала старушка, с удивлением глядя на покрасневшее испуганное лицо Билли и на озадаченного Сирила. – Бертрам ждет тебя в передней. Он предлагает тебе покататься на санках.

– Конечно, она поедет, – быстро ответил Сирил за нее.

Тетя Ханна улыбнулась.

– Я в любом случае собирался уходить, – добавил Сирил, обращаясь к Билли. – Нельзя сказать, чтобы вы меня сильно воодушевили, скорее наоборот. Но однажды я все-таки попытаюсь узнать правду…

Билли сердечно встретила Бертрама. Как она радовалась его веселью и добродушию! Стоял мороз, и мир покрылся белоснежным сверкающим одеялом. Все вокруг было так красиво и так мирно! Неудивительно, что откровенная радость Билли ввела Бертрама в заблуждение. Его кровь побежала быстрее, а взгляд стал глубоким и нежным. Прощаясь с девушкой, он решился спросить:

– Билли, как по-вашему, есть ли у меня хоть один шанс против музыки?

Лицо Билли затуманилось.

– Бертрам, пожалуйста, не надо. Мы так чудесно провели время. Не мучайте меня, иначе я никуда больше с вами не пойду.

– Если вы не будете со мной никуда ходить, я умру от тоски. А вы прослывете самой жестокой девушкой в Бостоне, – заявил Бертрам.