Текст книги "Мисс Билли"

Глава XX
Кейт вступает в игру

Билли удалось покататься на санках только лишь из-за капризов погоды: запоздалая метель удивила всех в конце марта. После этого март, как будто устыдившись своего неуместного поведения, натянул самую сладкую улыбку и был таков. С приходом апреля, когда зазеленели деревья, Билли принялась воплощать в жизнь свое давно чаемое «копание в земле».

К ее удивлению, Бертрам бросился ей помогать. Он точно знал, где и как нужно копать, и вообще многое понимал в садоводстве (эти знания он приобретал на ходу, но Билли об этом было неизвестно). Он с ученым видом рассуждал об однолетниках и многолетниках и, не раздумывая, составил список цветущих кустов и других растений, которые «будут цвести друг за другом все лето». Все эти громкие слова и фразы он почерпнул из новейших каталогов для флористов, но Билли этого не заметила. Она просто дивилась его почти безграничной мудрости.

– Боюсь, нам следовало бы начать прошлой осенью, – озабоченно сказал он однажды, – но мы многое можем сделать и теперь. Посадим несколько быстрорастущих цветов, только на этот сезон, пока не придет пора чего-нибудь долговременного.

Они работали вместе, изучали книги, чертили схемы, заказывали саженцы и семена, склонившись над яркими разноцветными каталогами. Потом настала пора заняться непосредственно работами в саду и, хотя большую часть тяжелой работы делал крепкий садовник, для ловких пальцев Билли и Бертрама все равно осталось достаточно дел. И если иногда, в процессе высевания семян и укоренения черенков, прикосновение тонких пальцев вызывало дрожь в загорелых пальцах, Бертрам и вида не подавал. Он очень следил за тем, чтобы оставаться радостным и умелым помощником – и только.

Билли немного тревожилась из-за того, что она проводила с Бертрамом так много времени. Она боялась повторения тех слов, которые услышала в январских сумерках. Билли говорила себе, что у нее нет никакого права мучить Бертрама, причинять ему боль, находясь рядом с ним, но в следующий миг она уже спрашивала себя: а мучает ли она его на самом деле? Тогда она смотрела на его сосредоточенное лицо, видела радостную улыбку и отвечала себе «нет». Через некоторое время ее страхи несколько ослабли.

В эти дни Билли всеми силами избегала общества Сирила. Она не забыла его обещания «узнать правду». Конечно, он хочет убедить ее в том, что она будет ему хорошей женой. О какой еще правде он говорил? Билли считала, что нужно удержать Сирила от этого разговора и со временем он передумает. Ради этого Билли полностью отказалась от музыки. Сборник песен был закончен и отправлен издателям, и у Сирила исчез удобный предлог для визитов. Да он и сам как будто старался пореже приходить. Ко всему прочему с наступлением весны Мэри вернулась к своим урокам музыки и не могла больше защищать хозяйку Гнезда от откровенных разговоров наедине. После ухода Мэри маленький домик словно опустел.

Если не считать работы в саду, Билли избегала Бертрама так же, как Сирила. Неудивительно, что из-за всего этого она потянулась к Уильяму. Он казался ей неопасным, по сравнению с братьями. Она радовалась его приходу, пела ему, играла ему. Они подолгу гуляли вдвоем и с удовольствием навещали маленькие ювелирные лавки, где он искал очередное украшение для своей коллекции. Уильям был в восторге. Он очень любил свою прежнюю воспитанницу и втайне досадовал из-за того, что его братья полностью захватили ее внимание. Он радовался тому, что теперь она ищет его дружбы, и с удовольствием проводил с ней все время, которое она могла ему уделить.

После короткого пребывания Билли под его крышей Уильям почувствовал себя еще более одиноким. Несколько коротких недель показали ему, каким должен быть настоящий дом. Он с горечью думал о белом фланелевом свертке и надеждах, которые когда-то связывал с новорожденным сыном. Если бы мальчик выжил тогда, грустно думал Уильям, в доме не поселилась бы эта жуткая тишина, и сердце бы у него не болело.

С возвращением Билли Уильям начал строить планы. Пусть по крови она не его ребенок, но она принадлежала ему по праву любви и заботы. В своих мечтах он видел Билли любящей и любимой дочерью, счастьем его жизни, солнцем преклонных лет. Уильям никому не говорил об этом, поэтому никто не догадывался, каким сильным было его разочарование из-за того, что Билли отказалась жить под его крышей. И никто не знал, что всю зиму, пока Билли жила в Гнезде, он провел в одиночестве и нестерпимой тоске. Как только Билли вновь потянулась к нему, он воспрял духом.

Но как ни велика была радость Уильяма, тревога его была еще сильнее. Он ничего не сказал Билли о своих новых надеждах, хотя время от времени пытался намекнуть, роняя слово-другое об одиночестве, которое воцарилось в доме на Бикон-стрит после ее отъезда. И еще одно обстоятельство заставляло Уильяма хранить молчание – он видел, что происходит между Билли и Бертрамом.

Он догадался, что Бертрам влюблен в Билли, и очень боялся, что Билли его не полюбит. Он боялся сказать лишнее слово, чтобы ничего не испортить. Брак между Билли и Бертрамом казался Уильяму идеальным решением проблемы, потому что после свадьбы Билли, разумеется, переедет в его дом и станет его «дочкой». Но дни шли, а Бертрам не приближался к своей цели. Уильям начал беспокоиться всерьез.

В начале июня Билли объявила, что этим летом никуда не уедет.

– А зачем? – сказала она. – У меня есть чудесный прохладный дом, воздух, солнечный свет и великолепный вид из окон. К тому же я намерена исполнить свой план. Я приглашу на лето нескольких бедных друзей, чтобы они разделили со мной уют моего дома.

– Билли, дорогая моя! – с неподдельным ужасом воскликнул Бертрам. – Вы же не собираетесь превратить свой милый маленький домик в дачу для бостонских беспризорников?

– Конечно нет, – улыбнулась девушка. – Мои гости слишком горды, чтобы принять помощь благотворителей, но они все равно нуждаются в свежем воздухе!

– А вы не находите, что домик у вас тесноват для этого? – заметил Бертрам.

– Вы правы. Поэтому я буду приглашать по два-три человека на неделю.

– И кто же ваши гости? – с интересом спросил Бертрам.

– В первую очередь, Мэри. Она останется на все лето и поможет мне развлекать гостей. Обязанности у нее будут не слишком обременительными, и она сможет развлекаться сама. На одну неделю я позову старую деву, которая держит пансион в Вест-Энде. Она много лет оставалась привязана к своему дому без выходных и отпусков. Я договорилась, что за пансионом присмотрит ее сестра.

Пока Бертрам осмысливал сказанное, Билли продолжила:

– Затем пара, которая живет в квартирке на четвертом этаже в Южном Бостоне. Они молоды и любят веселиться, но он очень мало зарабатывает, и они оба часто болеют. Отпуск им не по карману, так что я приглашу к себе жену, а муж будет приезжать к ней на ночь, после работы.

Планам Билли не было конца.

– Потом вдова с шестью детьми. Детям пойдет на пользу свежий воздух, а их матери целую неделю не придется готовить. Потом еще женщина, которая недавно потеряла ребенка и очень тоскует. Несколько детей, один калека, и еще один мальчик, который страдает от одиночества… Бертрам, вы не представляете, сколько на свете несчастных!

– И все они умещаются в вашем благородном сердце, – сказал Бертрам, с удовольствием глядя, как Билли зарделась и опустила глаза. – Вы на все лето останетесь в городе ради других?

– Здесь уютно и зелено, кроме того, я должна дождаться, когда вырастет все, что мы посадили.

Бертрам выглядел совершенно счастливым, уходя из Гнезда.

Пятнадцатого июня с Запада прибыла Кейт с мужем. Младший брат мистера Хартвелла заканчивал Гарвард. Кейт собиралась явиться к нему на выпускной, потому что здоровье его родителей не позволяло им совершить длительное путешествие.

Кейт отлично выглядела и была очень весела. Она с подкупающей сердечностью поприветствовала Билли и бурно восхищалась Гнездом. Кейт пристально вглядывалась в лица братьев и осталась довольна Сирилом и Бертрамом, а вот Уильям понравился ей меньше.

– Уильям плохо выглядит, – сказала она как-то, когда они с Билли остались вдвоем.

– Он болен? Дядя Уильям болен? Надеюсь, что нет, – забеспокоилась девушка.

– Не знаю уж, болен он или нет, – ответила миссис Хартвелл, – но он явно встревожен. Я собираюсь с ним поговорить. Его что-то беспокоит, и он страшно похудел.

– Он всегда был худым, – справедливо указала Билли.

– Да, но не настолько. Вы не замечаете, потому что видитесь с ним каждый день. Но я-то знаю: его что-то тревожит. – С этими словами миссис Хартвелл принялась пристально изучать лицо Билли, склоненное над рукоделием.

Наконец пришел день выпускного. Юный Хартвелл должен был произнести речь на стадионе Гарварда, и все Хеншоу с нетерпением этого ждали. Билли отправилась туда со всей семьей, взволнованная ничуть не меньше выпускника. Утро выдалось дождливым, но к девяти часам выглянуло солнце и ко всеобщему восторгу ветер разогнал облака.

Юный Хартвелл был очень популярным юношей и мечтал познакомить своих друзей с Билли и братьями Хеншоу. Он был членом клубов «Институт 1770», «Д.К.Е.», «Перо», «Печатка», «Круглый стол» и «Заварные пудинги», и каждый из этих клубов планировал что-либо на выпускную неделю.

Праздник начался в полдень с завтрака, устроенного клубом «Заварных пудингов». Потом Билли удивлялась, сколько раз за этот день ей говорили что-то вроде:

– Конечно, вы уже бывали на выпускном и видели, как бросают конфетти. Нет? Подождите немного!

В десять минут четвертого Билли и миссис Хартвелл в сопровождении мистера Хартвелла и Бертрама вступили в прохладную тень стадиона и, выйдя снова на солнце, стали взбираться по широким ступеням к своим местам.

– Я хотел места повыше, – пояснил Бертрам, – потому что оттуда лучше видно. А вот и они.

Билли наконец огляделась и тихо вскрикнула от восторга.

– Как тут красиво! Как чудесно!

– Подождите, – велел Бертрам, – если вы думаете, что это красиво, просто подождите.

Подковообразный стадион был великолепен. Широкий изгиб подковы был отгорожен для сегодняшней публики, а по бокам от него высились пустые ряды кресел, сверкающих на солнце. Отгороженная часть переливалась словно калейдоскоп. Повсюду прохаживалась нарядная публика – очаровательные юные дамы и тщательно причесанные кавалеры. Тут и там виднелись яркие пятна солнечных зонтиков и шляпок с цветами. Синее небо смыкалось с землей далеко-далеко на линии горизонта, и казалось, что эти грандиозные декорации созданы специально для сегодняшнего спектакля.

Когда вступил оркестр, возвещающий появление выпускников, Бертрам сказал:

– Выпускной – единственный день, когда я чувствую себя лишним. Понимаете, я единственный мужчина в семье Хеншоу, который не учился в Гарварде. А сегодня такой день, когда встречаются выпускники и проказничают, как дети. Они маршируют перед старшекурсниками и пытаются друг друга перекричать. Если у вас острое зрение, то сегодня вы увидите Сирила и Уильяма такими, как никогда раньше.

Далеко внизу, на зеленом поле, Билли заметила длинный строй людей, идущих с оркестром. Тысячи мужчин, войдя на стадион, вопили, не жалея глоток, а среди них были важные господа. У многих из них выпускной миновал пять, десять, пятнадцать, даже двадцать или больше лет назад – об этом говорили вымпелы, которые они гордо несли. Как они разом склоняли головы и вскрикивали «Ра! Ра! Ра!», не сводя глаз со своего предводителя! Как синхронно они бросали шляпы в воздух! И как кричала и хлопала толпа зрителей, надрывая глотки, особенно когда показались выпускники нынешнего года, одетые в черные мантии.

И когда строй людей превратился в толпу, наполнившую весь стадион от края до края, зрители расселись по местам, и запел хор.

Юный Хартвелл оказался отличным оратором, его звенящий голос слышен был даже в самом верхнем ряду. Билли была очарована. Все, что она видела и слышала, доставляло ей радость. Она совсем забыла, что должна «подождать», и вдруг увидела, что по проходам идут капельдинеры с корзинами разноцветных конфетти и бессчетными мотками бумажных лент.

И тут началась веселая битва между студентами внизу и зрителями наверху. Воздух в мгновение ока наполнился сверкающими красными, синими, белыми, зелеными, фиолетовыми, розовыми и желтыми точками. Со всех сторон полетели ленты всех цветов радуги. Падая на специально натянутую проволоку, они превращались в разноцветные кружева невиданной красоты.

– Господи! – воскликнула Билли, вытирая слезы восторга. – В жизни не видела ничего более красивого.

– Я знал, что вам понравится, – улыбнулся Бертрам, – не зря я велел немного подождать.

Этим выпускной для Билли не закончился. Еще был фуршет у Хартвеллов с шести до восьми, и торжественный прием, и танцы в Мемориальном зале. Территория университета превратилась в страну фей, где плавно двигались красивые женщины и солидные мужчины. Но лучше всего Билли запомнила странное чувство гармонии, охватившее ее, когда ночью хор запел гимн Гарварда.

В воскресенье после выпускного миссис Хартвелл исполнила свое намерение «поговорить с Уильямом». Кейт любила командовать окружающими, особенно если полагала, что ситуация требует ее чуткого руководства. Похудевшее лицо Уильяма, его встревоженный вид и порывистые движения волновали ее с момента приезда. А потом вдруг пришло озарение: «Уильям влюблен в Билли!»

Миссис Хартвелл принялась следить за братом. Он провожал девушку глазами, он радовался при ее появлении, любовно и тревожно следил за каждым ее взглядом и словом. Ей вспомнилось, как Уильям тосковал из-за отъезда Билли из Страты. Мало того, Кейт вообразила, что Билли тоже увлечена Уильямом, а он сам этого не видит, потому что смотрит на нее с каким-то даже подобострастием.

Сестрица Кейт полагала, что этому недоразумению пора положить конец. И она с улыбкой предвкушала, как элегантно и легко она устроит личное счастье брата.

В воскресенье Кейт попросила старшего брата отвезти ее покататься в экипаже.

– Чтобы я могла поговорить с тобой не торопясь, Уильям, – объявила она.

Бертрам, который случайно услышал разговор, тихо прошептал:

– Как будто есть на свете лошадь, которая могла бы ей помешать!

На прогулке Кейт начала издалека. Искусными наводящими вопросами она заставила Уильяма пуститься в сладостное перечисление достоинств Билли.

– Уильям, почему ты не уговоришь Билли переехать к тебе?

Уильям неуклюже заерзал на месте, как всегда делал, когда ему задавали неудобные вопросы.

– Моя дорогая Кейт, я хочу этого больше всего на свете, – ответил он. – И надеюсь, что это случиться… когда-нибудь.

– А почему не сейчас?

– Я боюсь, что Билли еще не готова.

– Чепуха! Молодые девицы сами не знают, чего хотят. Нужно немного надавить, вот и все. Любовь творит чудеса.

Уильям зарделся, как девушка. Он-то, конечно, посчитал, что Кейт имеет в виду любовь Бертрама к Билли. Об их предполагаемом романе он ни с кем не говорил, думая, что никто, кроме него, ничего не замечает. Когда сестра походя коснулась этой темы, он страшно удивился.

– Значит, ты тоже это заметила?

– Заметила? – засмеялась Кейт, глядя на покрасневшего Уильяма. – Еще бы! Это все заметили!

Уильям покраснел еще сильнее. Любовь всегда казалась ему священной, он полагал, что ее следует хранить от нескромных разговоров. Легкомысленное обсуждение чужих чувств его смущало.

– Уильям, – продолжила Кейт, – поговори с Билли и реши все раз и навсегда. Я вижу: тебя это мучает.

Уильям снова неловко заерзал.

– Кейт, я ничего не могу сделать. Я уже говорил тебе, что Билли еще не готова.

– Чепуха! Спроси ее!

– Кейт, но ни одна девушка не выйдет замуж против своей воли!

– А мне кажется, что она не против.

– Кейт! Неужели?

– Честное слово. Я ее вижу насквозь.

– Тогда я поговорю с ней, – лицо Уильяма просветлело. – Если ты считаешь, что мои слова могут помочь. Я ни о чем так не мечтаю, Кейт, как о том, чтобы она вернулась домой. А так, конечно, и будет. Она же будет жить с нами, сама понимаешь.

– Ну… конечно.

Кейт озадаченно нахмурилась. Последние слова Уильяма она не поняла. Разумеется, после свадьбы с ним Билли будет жить в Страте. Разве может быть иначе? Несколько озадаченная Кейт решила сменить тему. В конце концов, семена посеяны, теперь нужно дать им время взойти.

Чтобы удобрить почву для Уильяма, она взяла на себя труд поговорить с Билли. И начала разговор с ободряющей улыбкой:

– Ну, Билли, мне пришлось провести небольшое расследование.

– Расследование?

– Я про Уильяма. Помните, я говорила, что он чем-то обеспокоен. Я выяснила, в чем дело.

– И в чем же?

– В вас.

– Во мне? Миссис Хартвелл, о чем вы?

Старшая дама многозначительно улыбнулась.

– Моя дорогая, робость мешает достичь успеха. Я помогаю робкому, вот и все.

– Не понимаю вас.

– В самом деле? Позвольте усомниться в ваших словах, дорогая моя. Мой брат Уильям надеется вернуть вас под свою крышу.

Билли покраснела, в точности как сам Уильям.

– Миссис Хартвелл, никто лучше вас не знает, что это совершенно невозможно.

Миссис Хартвелл сконфузилась.

– Билли, я страшно жалею о том, что я тогда вам наговорила. Я и подумать не могла, что ваш отъезд так расстроит моего брата Уильяма. Я прошу простить меня, если я тогда ошиблась. Теперь я мечтаю лишь исправить допущенную оплошность и помочь Уильяму добиться вашей благосклонности.

К немалому удивлению миссис Хартвелл, Билли расхохоталась.

– Миссис Хартвелл, он вовсе не ищет моей благосклонности, – ответила девушка. – Не думаете же вы, что он хочет на мне жениться?

– Разумеется, хочет, мисс Билли, неужели вы этого не знаете? Я говорила с ним, у него самые серьезные намерения, – торопливо проговорила миссис Хартвелл. – И, Билли, вам он тоже нравится, я же знаю!

– Нравится, конечно, но… не так.

Кейт решила, что пришло время «немного надавить», тем более что Уильям почти решился объясниться.

– Билли, вспомните, как Уильям всегда был добр к вам, подумайте, как украсите его одинокую жизнь! Подумайте, сколько горя ему пришлось пережить много лет назад. Подумайте о пустых годах, прошедших с того дня. Он наконец раскрыл свое сердце вам, ищет любви, уюта и отдохновения. Билли, вы не можете отвернуться! Ваше сердце не позволит вам отказать этому доброму человеку, который так вас любит!

Голос миссис Хартвелл задрожал, а на глазах показались слезы. Мысленно Кейт поздравляла себя: она не думала, что сможет быть столь убедительной. Девушка напротив нее сидела очень тихо. Она была бледна, и во взгляде ее читалось недоумение и тревога. Она помолчала, а потом поднялась с места со словами:

– Миссис Хартвелл, прошу вас никому об этом не говорить. Я так удивлена… И должна обдумать сказанное вами в одиночестве.

Ночью Билли плохо спала. Ей мерещилось лицо Уильяма, и в ушах ее звучали слова миссис Хартвелл: «Ваше сердце не позволит вам отказать этому доброму человеку, который так вас любит!» Билли металась в постели, пытаясь выбросить все из головы, но у нее ничего не получалось.

Уильям ее любит. Это немыслимо, но факт, так сказала миссис Хартвелл. Билли была совершенно уверена, что никого не любит и, наверное, никогда не полюбит. Если она неспособна к любви, почему бы ей не принести жертву, отказавшись от своей карьеры и независимости и доставив огромную радость дяде Уильяму. Произнося про себя «дядя Уильям», Билли прикусила губу и поняла, что больше не должна называть его «дядей», если собирается выйти за него замуж.

«Выйти за него замуж». Эти слова ее пугали. «Выйти за него замуж».

Ей придется жить в Страте вместе с Сирилом и Бертрамом. Это может быть неудобно… Хотя Сирил на самом деле влюблен только в свою музыку, а Бертрам – в живопись и скоро забудет о своей глупой влюбленности, станет ей задушевным другом и товарищем. Почему-то одним из лучших последствий брака с Уильямом ей казалась чудесная дружба с «братом» Бертрамом.

Билли подумала о любви Уильяма к ней, о его желании иметь ее при себе, о долгих годах одиночества… И он всегда был к ней так добр. Да, конечно, он намного старше ее, но научиться любить его будет не так уж сложно. Ее будет согревать сознание, что она привнесла в жизнь дяди… нет, в жизнь Уильяма мир и радость, которых никто, кроме нее, не мог ему дать.

Перед рассветом Билли почти смирилась со своим будущим мученичеством. Она вздохнула и наконец заснула с принятым решением: «Я сумею сразу ответить Уильяму, когда он заговорит. Он очень хороший и добрый человек. Я буду его женой».