Текст книги "Похищенные годы"

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Билли кашлял. Бросив на Кристофера последний умоляющий взгляд, Летти поспешила за мужем.

Обессиленный, он упал на колени перед кроватью. Она быстро кинулась к нему, помогая лечь, подкладывая под спину подушки. Было неподходящее время оправдываться, но она тем не менее попробовала.

– Билли…

Он молча кивнул в сторону ингалятора. Потрогав его, Летти обнаружила, что тот совсем остыл, и поспешила на кухню, по дороге остановившись на минуту около Кристофера.

– Билли плохо! – крикнула она. – Спустись в офис и вызови по телефону врача.

Особой нужды во враче не было – Летти вполне могла справиться сама. Но ей требовалась помощь – кто-то, кто принес бы стабильность в этот перевернутый с ног на голову маленький мирок. По крайней мере визит врача даст ей возможность немного привести свои мысли в порядок, объясниться более разумно, а другие получат время, чтобы понять.

Наполнив ингалятор, она вернулась к Билли. Он избегал смотреть на нее, пока вдыхал живительный пар, не повернул головы и тогда, когда опустил ингалятор на стол.

– Билли… – начала она снова. И опять он остановил ее.

– Не сейчас, – голос не сильнее шепота. Закрыв глаза, Билли откинулся назад на подушки.

Летти знала, что он не пошевелится, пока она не выйдет из комнаты, знала также, что Билли не примет никаких ее объяснений. Им обоим предстояла бессонная ночь.

Подготовка к такому веселому празднику как Рождество была невыносимой – самая длинная неделя в жизни Летти, хотя на нее пришлось только четыре рабочих дня.

Билли большей частью лежал молча, не двигаясь.

Летти, не спав полночи, проклинала себя, но не смогла придумать ничего, что хоть как-то исправило бы положение. Несколько часов она лежала и напряженно думала, пока истощение не заставило ее провалиться в сон.

Родители Билли, приехав к ним на рождественский вечер, были очень встревожены.

– Никогда не видела, чтобы ему было так плохо, – сказала миссис Бинз, когда они уселись за стол. Билли остался в кровати, и ему отнесли поднос с едой на тот случай, если он захочет что-то попробовать, правда, это казалось маловероятным. – Надо вызвать врача.

– Доктор уже был здесь неоднократно в течение последней недели.

– Тогда его надо отправить в больницу, – вмешался отец Билли, сам-то выглядевший вполне здоровым, несмотря на больное сердце.

– Врач сказал то же самое, – ответила Летти. – И если Билли не станет лучше после Нового года, то придется так и сделать.

Последнюю неделю она изо всех сил старалась уговорить мужа, что ему будет значительно лучше в больнице, но тот только качал головой, говоря, что самое полезное – просто немного полежать в кровати. Если же она делала попытку оправдаться перед ним, то он отворачивался, сердито замечая, что слишком устал и должен поспать.

Кристофер избегал ее как прокаженную. Так как в школе были каникулы, то большую часть времени он проводил в своей комнате или на улице с друзьями. Во время рождественского вечера он едва ли обменялся с ней парой слов, сдержанно поблагодарив за подарок – игрушечную железную дорогу. Когда пришли родители Билли, он по крайней мере постарался выглядеть веселым, но несколько раз Летти ловила на себе его внимательный, изучающий взгляд. Примерное поведение было неестественным для Криса – свойственная десятилетним мальчишкам озорливость напрочь исчезла, но Летти не находила слов, чтобы поговорить с сыном.

Она все-таки написала Дэвиду резкое, бескомпромиссное письмо, в котором, сославшись на болезнь Билли, просила не встречаться с ней в течение некоторого времени, пока она сама не позвонит.

Любовь к Дэвиду мучила ее – отчаянная любовь, но она не могла изливать чувства на бумаге. Было бы лучше, если бы у нее нашлись силы порвать их отношения прямо сейчас, но Летти знала, что это невыполнимо. Так что лучше просто не встречаться некоторое время.

Прошло четыре дня, прежде чем Билли сказал что-то, прямо обращенное к ней. Когда она давала ему лекарство, то предприняла очередную попытку к примирению, стараясь, чтобы ее слова звучали весело, словно ничего не произошло.

– Боже, ты с таким мужеством глотаешь эту ужасную гадость.

Он молча и не улыбаясь посмотрел на нее. Казалось, этот взгляд сломал что-то внутри Летти – мгновенно на глазах появились слезы.

– Билли… Я не могу это выносить… Ты не смотришь на меня. Кристофер ходит мрачный как туча. Я знаю, ты все слышал, и я хочу объяснить тебе. Пожалуйста, дай мне возможность объясниться!

Слова вылетали стремительным потоком. Она не собиралась предавать мужа, не хотела оскорблять его. Что еще она говорила, в тот момент Летти едва ли могла потом вспомнить, но она страстно хотела убедить Билли, да и себя тоже, что любит его, что будет всегда любить его.

Он ответил.

– Я не виню тебя, Лет. Не такой уж я завидный муж.

– О… Билли… не надо. – Он словно соль посыпал на рану.

– Я… просто… беспокоюсь… – продолжил он, – за Кристофера. Это его отец, Лет, – ты должна была рассказать ему.

– Я хотела, но он тут же рассказал бы тебе. А я не могла причинить тебе боль.

– Думаешь… обнаружить все таким образом – не так больно? Я всегда знал, что ты… не любишь меня.

– Нет, – она подняла залитое слезами лицо, – это неправда. Я любила… я люблю тебя.

Он криво улыбнулся, но ничего не сказал в ответ, и Летти снова опустила голову.

– Билли… – Нет смысла убеждать его в любви, которая все равно никогда не сравнится с тем чувством, что она испытывала к Дэвиду.

Голос Билли был хриплым.

– Осталось несколько месяцев, Лет. Не уходи от меня… всего несколько месяцев. Я постараюсь… не тянуть долго.

Летти в ужасе подняла глаза.

– Что ты говоришь? – Но она уже поняла.

– Я устал, Лет.

Она оставалась стоять на коленях, когда он отвернулся, дыша с трудом. В порыве внезапной нежности она поцеловала его в затылок, роняя на подушку слезы.

– Я люблю тебя, Билли, – хрипло прошептала она и, поднявшись, вышла из комнаты.

Тысяча девятьсот двадцать шестой год пришел вместе с сильным дождем. Веселящиеся люди бродили по улице, промокнув до нитки, но многие были слишком пьяны, чтобы замечать это.

Опустив занавески и включив на полную мощность газовый рожок, Летти бодрствовала у кровати мужа.

Со вчерашнего дня он жаловался на боль в груди, а утром появилась температура, сильно поднявшаяся к вечеру. Доктор Каваролли настоятельно советовал положить Билли в больницу, но тот и слышать об этом не хотел.

Доктор Каваролли надул свои пухлые щеки, махнул стетоскопом и сказал, что не может никого тащить силой. Посоветовал держать больного в тепле, внимательно смотреть за ним и сообщить ему, если будут какие-нибудь изменения в состоянии.

Кризисы были уже дважды – в двенадцать часов и сейчас, в три часа ночи, когда улицы наконец-то обезлюдели и стало тихо, но Летти никак не могла решить, стоит ли беспокоить врача в такую погоду.

Однако к половине пятого, когда Билли начал беспокойно метаться по подушке, часто дыша, Летти поняла, что дальше одна не справится.

Снаружи потоки дождя омывали окно спальни. По всей Европе обещали сильные осадки, а в Лондоне, казалось, дождевые облака появились за одну ночь. Но Летти уже не волновали возможные неудобства для доктора.

Спустившись вниз в офис, она схватилась за трубку телефона. Треск, подобный звуку рвущейся бумаги, заставил в ярости бросить трубку обратно – дождь нарушил телефонную связь.

Летти бросилась наверх, в лихорадочной спешке надевая пальто и натягивая шляпку по самые глаза. Она разбудила Кристофера.

– Телефон испорчен! Я иду за врачом!

Голова опущена, зонтик выставлен вперед навстречу порывам ветра, вода заливает ботинки, – она спешила к дому доктора Каваролли, безуспешно пытаясь по дороге поймать такси.

Расстояние невелико, и в обычных обстоятельствах она сама легко бы добралась, но сейчас ветер уже дважды выворачивал зонтик, сильно мешал идти. Когда она наконец дошла до дома врача, дорогое пальто промокло насквозь, и Летти выглядела скорее как бродяга, нежели владелица престижной художественной галереи.

Поднявшись на ступеньки, Летти несколько раз нажала на звонок. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем открылась дверь и на пороге появилась женщина в розовом халате.

– Мой муж болен, – хватая воздух ртом, прокричала Летти. – Телефон не работает. Мне пришлось бежать всю дорогу…

Она была похожа на сумасшедшую. Женщина сделала шаг назад.

– Заходите в дом, – сказала она сухо, введя Летти в приемную и включив свет. – Подождите, миссис…?

– Бинз. Летиция Бинз. Мой муж Вильям Бинз – он больной доктора Каваролли. Боюсь, что у него пневмония.

– Подождите, миссис Бинз. Я позову доктора. Дверь снова открылась, пропуская тучную фигуру врача, уже одетого для выхода на улицу. Летти бросилась к нему, чувствуя, как ей стало легче.

– Вы должны пойти со мной. Я пыталась позвонить, но телефон…

– Не работал, – закончил он за нее. – Жена уже сказала. Мы возьмем мою машину, но сначала я позвоню в Миддлсекскую больницу. К счастью, мой телефон исправен.

– Но Билли не поедет в больницу.

– У него нет выбора. – Каваролли уже повернулся к телефону и быстро разговаривал с кем-то на другом конце провода.

Крис сидел около Билли в стерильно белой палате, его мать вместе с родителями Билли зашли в кабинет врача.

Две долгие недели врачи боролись за жизнь Билли, а сейчас, к исходу третьей, объявили, что, может быть, им удастся спасти его. Только Билли выглядел так, будто его уже похоронили, а потом выкопали, думал Кристофер.

Врач в больнице долго разговаривал с его матерью, Крис не знал о чем, он только видел, что она слушала с опущенной головой, поминутно вытирая слезы.

Крис очень испугался и, конечно, хотел бы спросить, о чем шла речь, но так и не смог заставить себя заговорить с матерью. Он считал, что это она виновата в болезни Билли.

– С тобой все в порядке, Билли? – прошептал он, внимательно глядя на бледное лицо отчима.

Билли кивнул. Его посиневшие губы сложились в какое-то подобие улыбки. Воздух резкими толчками вырывался из легких. Крис коснулся его руки, почувствовав, как в ответ сжались пальцы.

– Ты поправишься, правда, Билли?

Мысль о том, что он может умереть, неизмеримо пугала Криса. Билли был его защитой от отца, которого он никогда не видел, которого не любил. Он молился про себя, чтобы Билли жил еще долгие годы и не допустил бы к нему этого безликого человека, которому мама написала «такое» письмо. Слова, прочитанные им, смутили мальчика, хотя он и не понимал почему.

– Ты не умрешь, Билли?

Пальцы, обхватывающие его руку, сжались сильнее.

– Ты должен быть смелым мальчиком.

– Но мне страшно. Если что-нибудь случится с тобой, Билли, я не знаю, что буду делать. Тот человек, которому мама писала… Он не думает обо мне, иначе бы он хотел со мной встретиться. Если мама уйдет к нему, а он меня не возьмет, я останусь совсем один. Билли, пожалуйста, не умирай! Обещаешь?

Крис увидел, как Билли закусил губу, и понял, что все его мольбы были только тратой времени.

Глаза мальчика заполнили слезы. У него не осталось никого, кроме Билли, с его круглыми голубыми глазами и доброй улыбкой. Мама на самом деле не любит сына. Она забрала его от тети Винни, где ему было так хорошо. Он вдруг подумал, что совсем не встречается сейчас с другими членами семьи, кроме тети Люси и дяди Джека. Почти не видит дедушку и ту ужасную растрепанную женщину, которая называла себя его бабушкой, но не была ею. Мама всегда оказывалась слишком занята галереей, чтобы ходить в гости к отцу, а он состарился и не мог сам приезжать.

А тетю Винни он в последний раз видел, когда как-то тайком заезжал к ней. Они с мамой даже не разговаривали.

Странная семья. Странная жизнь. Тетя, которую он когда-то считал своей матерью. Мать, которая для него сначала была тетей. Дядя, которого он называл папой, умер, а его настоящий отец оказался жив и пытается отнять у него маму. А сейчас единственный человек, которого он по-настоящему любил, который был таким замечательным, каким и должен быть настоящий отец, скоро его покинет. Слезы брызнули из глаз.

– Я ненавижу маму! Она не любит меня. Я ненавижу ее! И его тоже.

Пальцы Билли снова сжались на худеньком запястье.

– Ты не должен… не должен так говорить. Они… твои настоящие родители. Твоя мама… она любит тебя. Она отдала тебя, потому что думала, что так… будет лучше. И… из-за своей любви она забрала тебя обратно…

Крису было больно слышать затрудненное дыхание, видеть, сколько сил тратит Билли, чтобы говорить.

– А твой отец – она тоже любит его. Понимаешь, ты не можешь перестать любить человека, когда это такое сильное чувство, как у твоих родителей. Твоя мама не может любить меня так же, как твоего отца. Я не могу обвинять ее. И ты не должен.

– Но я не люблю ее! – воскликнул смущенный и запутавшийся Кристофер.

– Послушай меня, Крис! – Билли дышал с трудом, и каждое слово давалось ему нелегко. – Мне немного осталось… по крайней мере я так думаю. Но перед тобой вся жизнь. И тебе придется расти рядом с людьми, которые у тебя есть.

– Но ты не знаешь, что я чувствую, Билли!

– Знаю! Но что сделано, то сделано. И ты должен понять… или ты миришься с этим, или тебе остается только ненависть и горечь. Я хочу, чтобы ты хорошенько это понял.

Он поднял руку, когда Крис попытался снова его перебить.

– Ты не можешь винить людей за то, что с ними случилось помимо их воли. Когда ты вырастешь и встретишь девушку и влюбишься в нее, то захочешь, чтобы она была счастлива. Так оно всегда бывает. Когда ты любишь, ты отдаешь. Отдаешь себя, жертвуешь даже своим счастьем… ради нее. Твоя мать не была замужем, когда ты родился. Понимаешь, что это значит?

Кристофер кивнул. Он твердо знал, что люди должны быть женаты, чтобы иметь детей. А его мать не была замужем. Она как-то уже объясняла ему, но он тогда слушал вполуха.

– Понимаешь… – Воздух со свистом вырывается из легких Билли с каждым вздохом. – Она думала… что твой отец погиб, и она… не хотела, чтобы тебя обижали… другие люди. Поэтому она отдала тебя старшей сестре.

Билли дрожал, глаза закрыты, губы опущены.

– А сейчас она снова встретила твоего отца, и я не хочу стоять у них на дороге. И ты не должен. Она ведь твоя мать, и Лет пожертвовала своим счастьем ради тебя. Поэтому, если у тебя есть хоть капля понимания, ты не должен винить мать. Она хочет быть рядом с человеком, которого любила всю жизнь.

Голос становился все слабее и слабее.

Кристофер, лицо которого было залито слезами, не смотрел на Билли, но почувствовал, как тот внезапно разжал пальцы. Дыхание стало настолько прерывистым, что это заметила проходящая мимо медсестра. Она остановилась, чтобы повнимательней присмотреться, а потом быстро вышла.

– Иди к своей маме, – удалось выговорить Билли. Его голова упала на подушку. – И скажи… что ты любишь ее.

Вбежавшая медсестра вывела Кристофера из палаты. Его мать и родители Билли встали рядом, смотря, как вокруг кровати развернули ширму и подкатили столик, заполненный странного вида бутылками.

– Пойди, посиди в нашей комнате, – приказала медсестра и оставила его одного, принявшись объяснять что-то встревоженным родственникам.

Кристофер переводил взгляд с одного на другого, хотел спросить, что же случилось, но не решился, так как видел на их лицах неприкрытый страх. Случилось что-то ужасное, он был в этом уверен.

– В чем дело? – в конце концов удалось ему выговорить, обращаясь к отцу Билли. Тот молча потрепал мальчика по плечу. Мать Билли выглядела страшно скованной. И его мать тоже.

– Билли умрет? – прошептал он, надеясь, что кто-нибудь ответит, но все молчали, только мать Билли принялась тихо плакать.

– Мам…

– Не сейчас, Крис.

Он никогда не слышал, чтобы ее голос был таким сдавленным, так полон боли. И неожиданно он понял, насколько сильно его мать любила Билли. Она любила и другого мужчину тоже, но любовь к Билли была достаточно сильна, чтобы заставить ее сейчас отчаянно страдать.

Мрачная ненависть, притаившаяся внутри, вдруг исчезла. Стоя рядом с Летти – худой и высокий, голова достигает ей до подбородка, – Крис взял мать за руку.

– Я люблю тебя, мам.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Летти страстно хотелось выплакаться на плече Дэвида, позволить ему снять ту тяжесть, которая неизбежно возникает, когда ты теряешь очень дорогого человека.

Вместо этого она написала письмо, прося, чтобы он не встречался с ней, пока она не приведет свои чувства в порядок. «Я должна подумать о Кристофере», – закончила она.

Это было отговоркой. Она цеплялась за свой долг, который уже не имел никакого значения. Ничто сейчас не могло помешать ей вести себя так, как она хотела, но чувство долга вошло в ее кровь – она провела всю жизнь, жертвуя собой ради кого-то. Летти казалось, что будет предательством, если она сейчас встретится с Дэвидом, хотя по отношению к кому – она не знала.

В ответ пришло письмо, в котором Дэвид напоминал, что Кристофер – и его сын тоже. И что она обидела его, когда в такой тяжелый момент не захотела принять его помощь.

Но она не могла. Хотела, но не могла. Мысли о боли, которую она причинила Билли в конце его жизни, неотступно преследовали Летти. И броситься сейчас к Дэвиду означало бы только усилить свою вину.

Крису не нужен был настоящий отец. Ему нужен был Билли. После его смерти они с сыном стали ближе. И, придя из школы, Крис все время теперь проводил рядом с матерью.

– Я присмотрю за тобой, мам, – пообещал он как-то с присущей детям серьезностью, и Летти кинулась обнимать сына, радуясь, что он рядом с ней в этой лишенной жизни квартире.

Билли похоронили недалеко от могилы ее матери. Летти во время похорон была в состоянии полнейшего оцепенения. Внутри была пустота, она не могла плакать и со стороны производила впечатление прекрасно владеющей собой женщины. Несколько человек даже выразили восхищение этим, хотя мнение остальных было однозначно осуждающим. Если бы они только могли почувствовать, что на самом деле творится в ее душе!

Позже семья собралась в их квартире. Родственники Билли, его братья и сестры, ее родные, за исключением Винни, которую она, впрочем, и не ожидала. Та даже не прислала письма с соболезнованиями, но Летти в ее состоянии было все равно.

– Как твои дела, Летиция?

Держа обеими руками стакан шерри, Летти повернулась к отцу. Она увидела старика. Когда-то темные волнистые волосы были сейчас ломкими, блеклыми и совершенно седыми, голубые глаза слезились.

Ада, пухлая, довольная и неряшливая, стояла рядом, вцепившись в его руку. Летти, которой до сих пор не нравилась эта женщина, должна была признать, что, если бы не она, отец, возможно, давным-давно распрощался бы с жизнью.

Артур Банкрофт легонько коснулся руки дочери.

– Мы не слишком часто встречаемся. С трудом добрался сюда и сегодня, но знал, что надо. Если есть что-нибудь, что мы могли бы сделать для тебя – только скажи, Летиция. Надо бы почаще видеться.

– Я знаю, пап. – Чувствуя, как проснулась былая любовь к отцу, Летти слегка улыбнулась, понимая теперь, насколько старость меняет человека. – Со мной все в порядке. Я постараюсь почаще приезжать к вам, просто галерея отнимает так много времени.

– Подумать только – «галерея», – вмешалась Ада, отпивая из своего бокала. – В наше время они назывались магазинами. Ты обязана показать нам свою галерею, дорогая, мне не терпится ее увидеть.

– Попозже, хорошо? – предложила Летти. – К тому же, комната очень маленькая.

Были и другие люди, с которыми она должна поговорить: торговцы антиквариатом, коллекционеры, через нее знавшие Билли. Сейчас они зашли выразить соболезнование. Летти неспешно передвигалась по квартире, выслушивая одни и те же слова, желая только, чтобы все поскорее ушли, и вместе с тем страшась пустоты, которая останется после их ухода.

Она так и не нашла времени, чтобы показать Аде и отцу свою галерею.

Больше всего Летти не хватало малозаметных мелочей – покашливания Билли, своих визитов наверх, чтобы посмотреть, как он там, необходимости держать наготове ингалятор, уже более чем три месяца назад спрятанный в верхний ящик шкафа на кухне.

Ей нужен был собеседник, с которым можно было обо всем говорить, и Летти каждый день с нетерпением ждала половины пятого, когда из школы возвращался Крис. Он теперь проводил все свободное время дома. Вероятно, думала она, когда немного утихнет боль потери, он снова станет общительным и непоседливым.

Дэвид звонил дважды в неделю и никак не мог понять, почему она отказывается видеться с ним. Но Летти не могла толком объяснить. Она хотела встретиться с Дэвидом, но чувствовала, что это будет для нее нелегко. Как могла она рассказать о постоянном ощущении вины – еще более тяжелом после смерти Билли.

Разговаривая с ней вчера, Дэвид был полон нетерпения.

– Это глупо, – говорил он обвиняющим и вместе с тем умоляющим тоном, – я пытался понять твои чувства, но не смог.

– Извини, Дэвид. – Что еще она могла ответить? Она не решалась откровенно признаться, насколько сильно скучает по нему. Любовь к Билли была нежной, полной взаимных жертв, и Летти отчаянно боялась, что воспоминания о ней будут смазаны тем ощущением физического желания, которое пронизывает ее, стоит ей лишь услышать голос Дэвида.

– Конечно, я извиняю, но…

– Кристофер…

– Да, Кристофер, – эхом откликнулся Дэвид. – Как долго ты будешь скрывать моего сына? Я был терпелив, Летиция, но это сводит меня с ума. Что теперь мешает нам быть вместе?

– Не забывай о своей жене, – напомнила Летти тихо.

– Будь она проклята, моя жена. Я хочу тебя, Летиция!

И она, больше не выдержав, согласилась увидеться с ним. Но не дома. Она не могла позволить ему зайти в ее квартиру. Они должны были встретиться на улице и, может быть, сходить в кино.

А сейчас Летти собиралась поговорить об этом с Крисом, и она очень надеялась, что, после трех месяцев ее уединения, он не сочтет, что она неверна памяти Билли.

Летти беспокойно ждала прихода сына, дала ему время поесть и повозиться с радиоприемником, поворачивая различные ручки, пока не появилась музыка.

– Крис, – сказала она наконец. – Ты знаешь что… что твой отец и я… что он звонил сюда несколько раз, и сегодня я согласилась провести с ним вечер и сходить в кино. Я знаю, немного рано после… Я просто подумала, что мне надо объяснить тебе…

Не понимая, как ей удастся подобрать слова, понятные мальчику одиннадцати лет, Летти замолчала. Но Крис заговорил первым:

– Не надо ничего объяснять, мам. Я все понимаю.

Он на мгновение обернулся к приемнику, не заметив ее удивления и облегчения, а потом снова посмотрел на мать.

– Когда я с ним встречусь? – спросил Крис неожиданно серьезно.

Летти быстро попыталась прийти в себя.

– А ты хотел бы?

– Конечно.

– Тогда мы могли бы вместе пойти в кино. Забыв о радио, Крис резко вскочил, темные глаза заблестели от удовольствия.

– Здорово! Ты думаешь, мне можно пойти с вами? А на кого он похож?

– На тебя. – Летти светилась от счастья. – Внешне, конечно. Но он гораздо сдержанней. Ты-то похож на тетю Люси. А у твоего отца есть один маленький недостаток – он очень спокойный и немного скрытный. Я рада, что ты другой… О, Крис…

Она схватила его в объятия, чувствуя, как исчезает память о прожитых пустых годах, а впереди чудится замечательная жизнь.

Дэвид ждал немного дальше, чем обещал, сидя за рулем своей машины. Когда он наконец увидел их, то быстро вышел из автомобиля.

– Это он? – прошептал Крис.

Для этой встречи Крис оделся в свой самый лучший пиджак и короткие серые брюки, теплый шарф обернут вокруг шеи, предохраняя ее от резкого апрельского ветра. Носки аккуратно натянуты, последние десять минут перед выходом из дома он провел, начищая свои ботинки.

Дэвид быстро шел в их сторону, на его лице смешались удивление и радость.

– Дэвид, – начала Летти, когда он остановился прямо перед ними, – это Крис.

Она не смогла больше ничего сказать и замолчала, чувствуя себя очень скованно. Но ей не стоило беспокоиться. Дэвид протянул сыну руку, а тот спокойно пожал ее, как будто делал это уже не в первый раз. И Дэвид притянул сына к себе, одной рукой обнимая его за шею.

Чувствуя на глазах слезы, Летти стояла немного в стороне, наблюдая сцену, о которой мечтала все прошедшие годы. Кристофер и его отец вместе. Это было лучше самой сокровенной мечты, и она знала, что никогда больше не испытает такого счастья, как сейчас.

«Мы будем жить вместе», – ее сердце лихорадочно билось. Но в своем счастье Летти забыла, что оставалось лишь одно препятствие – жена Дэвида.

Летти и Дэвид покачивались в танце, завороженные звуками песни Ал Джонсона – граммофонную пластинку Летти купила после просмотра «Джазового певца», первого звукового фильма. Крис уже отправился спать, дав им возможность немного побыть вдвоем, прежде чем Дэвид вернется домой к жене.

Музыка становилась тише и тише, движения замедлились. А потом Дэвид поцеловал ее, спросив, почему нельзя остаться на ночь.

Летти мгновенно высвободилась.

– Нет, рядом в комнате спит Крис, – быстро сказала она, добавив: – Это нехорошо, – хотя знала, как глупо звучит отговорка.

Все то же оправдание, даже после двух лет, которые потребовались, чтобы исчезло ощущение, будто она все еще замужем. Ада как-то заметила, что траур по мужу – заболевание, тянущееся два года. Она была права.

Дэвид уже несколько раз задавал этот вопрос, но только когда Крис отправлялся на выходные к друзьям. В свои двенадцать лет он был любим и школьными приятелями, и их родителями, так что частенько получал приглашения провести в гостях несколько дней.

Летти соглашалась дважды, чтобы Дэвид мог остаться, но каждый раз это оборачивалось катастрофой – она не выдерживала, теряла самообладание, не в состоянии избавиться от чувства вины перед памятью Билли. Дэвид понимал и был очень терпелив. Но сейчас он снова задал тот же вопрос:

– Мы его мать и отец, ты не забыла?

– Но мы не женаты, – напомнила Летти тихо, сожалея, что это так.

– Ты никогда не была сторонницей приличий. – Дэвид улыбнулся, глядя вниз на ее лицо. – Помнишь пляж в Брайтоне?

– Я тогда была молодой и глупой.

– А я нет. Я был серьезным и любил тебя. И я всегда любил тебя, Летиция.

Забыв о музыке, Дэвид с силой прижал Летти к себе и принялся целовать закрытые глаза.

– Ты сейчас еще более красивая, чем тогда. Потрясающие зеленые глаза, полыхающие пламенем волосы. За эти годы ты стала такой… Летиция, позволь мне остаться на ночь.

Он так настаивал, что непреклонность Летти растаяла. Крис ничего не узнает, а ей нужен Дэвид…

– О, Дэвид…

Музыка стихла, иголка, попав на середину пластинки, неприятно заскрежетала, приведя Летти в чувство. Она хочет Дэвида. Но сегодня, она знала, будет лишь повторение прошлого: постоянная борьба с самой собой, заканчивающаяся слезами, его раздражение, маскирующееся под понимание.

Бесполезно. Лучше сказать прямо сейчас, а не когда они начнут заниматься любовью. Может быть, все и получится когда-нибудь, но не здесь, не в квартире, где они жили с Билли.

– Бесполезно, я просто не могу – особенно когда рядом Крис. Пожалуйста, постарайся понять.

– Тогда мне лучше уйти, – резко сказал Дэвид, и она согласилась, слабо кивнув головой.

Отец Дэвида умер весной тысяча девятьсот двадцать девятого года. В завещании он оставил Дэвиду свою долю в фирме «Бейрон и Ламптон», но при определенном условии. В результате Дэвид оказался зависящим от Генри Ламптона.

Новость не принесла особенной радости Летти. Весь последний год она только и мечтала о том времени, когда Дэвид будет принадлежать ей одной.

– Как я могу отказаться от наследства без всякого объяснения? – спросил Дэвид, когда она набралась мужества сказать ему о своих сомнениях.

Они сидели на скамейке в парке. Прошла неделя после похорон.

– Я всегда боялся этого дня, – продолжил угрюмо Дэвид, не замечая, что Летти далека от сочувствия.

– Ты имеешь в виду, что уже раньше знал содержание завещания? – спросила она, глядя, как утки на краю пруда охотятся за кусочками хлеба, которые она так весело кидала им еще несколько минут назад.

– Он сказал мне, когда я женился на Мадж. До того, как мы снова встретились, я тогда и не думал, что это хоть как-то повлияет на мою жизнь.

Летти с трудом оторвала взгляд от птиц.

– И ты ни разу ничего не сказал мне? Дэвид повернул к ней голову.

– Я не мог.

– Значит, ты давно знал, что не сможешь развестись со своей женой? – пораженно переспросила Летти, чувствуя, как внутри закипает гнев. – Каждый раз, когда я говорила о том, что мы поженимся, ты позволял мне верить в это. А сам знал, что завещание отца навсегда привяжет тебя к жене!

– Не навсегда, – запротестовал Дэвид, пытаясь взять ее за руку, которую Летти тут же с негодованием вырвала. – Я найду какой-нибудь выход, дорогая.

Сердце Летти билось как в лихорадке, ощущение, что ее предали, вызвало слабую тошноту.

– Ты отдаешь себе отчет, что не сможешь подать на развод и при этом остаться партнером ее отца.

Она заметила, как задрожали губы под тонкой линией усов, как Дэвид опустил голову, но не смогла остановиться; бушующая внутри горечь выливалась в новые и новые упреки.

– Боже, а как ты старался, как обманывал, скольким «жертвовал», лишь бы жениться на мне. И позволял мне верить этому. А сам никогда по-настоящему не собирался расставаться с женой, не правда ли, Дэвид? Боялся потерять богатство, которое давал тебе этот брак. Зачем? Когда можно приходить и получать от меня что хочешь без всякого риска.

Глаза Дэвида потемнели.

– Это неправда, Летиция.

– Нет правда.

– Ты намекаешь, что я использовал тебя? – Сейчас Дэвид разозлился по-настоящему.

– А как еще можно это назвать? – Чувствуя, как к глазам подступают слезы, Летти торопливо продолжила: – Не отрицаю, ты любишь меня, Дэвид. Но никогда не думала, что ты можешь быть таким эгоистом. Ведь ты никогда, никогда не собирался отказываться от своей полной удобства жизни ради меня! Потому что, если бы ты любил так же сильно, как я, то отшвырнул бы наследство. И это совсем не означало, что мы жили бы в бедности. Я вовсе не нищая! Мы могли бы вдвоем работать в галерее.

– Я не собираюсь жить за твой счет, Летиция, – запротестовал Дэвид. – Галерея – твой мир, твое дело.

– Оно могла бы стать нашим общим делом.

– Не забудь, что у меня своя гордость… – начал было он, но Летти резко оборвала:

– Да, конечно. Мужская гордость, которую нельзя задевать. И что это за гордость, которая позволяла тебе последние три года время от времени заниматься со мной любовью, сохраняя при этом свой прекрасно организованный бизнес и свою жену. Ты имел наглость предлагать мне ложиться с тобой в кровать, зная, что я искренне верила: мы скоро поженимся, а ты все время…

Не в силах говорить дальше, она вскочила, уронив хлеб, который приготовила для птиц, и побежала, из-за слез не разбирая дороги. Она услышала, как Дэвид догоняет ее. Он схватил ее за руку и повернул к себе лицом.