Текст книги "Похищенные годы"

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Летти сняла накидку из меха лисы и бросила ее на кресло. Приподняв занавески, она высунулась из окна, чтобы посмотреть, что творится внизу. Весь день Оксфорд-стрит неистово веселилась. Как и весь Лондон. И вся Великобритания. Флаги развевались в солнечных лучах, в окнах выставлены фотографии членов королевской семьи, в витринах магазинов – смесь красно-бело-синего, изделия из золота и серебра. Последнего особенно много, так как это соответствует серебряному юбилею короля Георга и королевы Мари.

Уже вечер, хотя все еще довольно светло – каждый магазин сверкает разноцветными лампочками, а Селфридж залит светом прожекторов, не говоря уже о фейерверках во всех парках города.

– Светло, как днем, – прошептала Летти, пока Дэвид снимал свой белый шелковый шарф и шляпу, которые потом небрежно бросил поверх ее накидки.

Наступила полночь, но толпы гуляк все еще бродили по улицам, не в силах распроститься с этим замечательным днем.

Сегодня они с Дэвидом тоже были в толпе, которая шла по Чаринг Кросс Роуд к Странду, желая одним глазком увидеть проезжающих короля и королеву, вместе с наследником трона принцем Эдвардом, герцогом и герцогиней Йоркскими и их двумя прелестными дочерьми – Элизабет и Маргарет-Роуз, и другими членами королевской семьи. Кареты блестят, всадники поражают роскошью нарядов и позвякивают стременами, оркестр играет веселый марш, и вокруг довольные и счастливые люди. Как замечательно!

Этим майским вечером они танцевали в Валдорфе и Трафальгарской площади, где их чуть было не затолкали до смерти. Затем пили шампанское. И, вернувшись домой, Летти чувствовала себя немного пьяной и уставшей до изнеможения.

Дэвид встал сзади, положив руки ей на плечи. Она почувствовала их тепло через тонкую ткань сатинового вечернего платья, он повернул ее к себе, чтобы поцеловать.

– Не много ли для одного дня? – спросил Дэвид, прерывая поцелуй, чтобы опустить занавески. Летти ощущала его дыхание, слегка пахнувшее шампанским.

– Ты мне никогда не приедаешься, Дэвид, – прошептала она в ответ.

Он снова склонился к ней. Внизу по-прежнему шли толпы людей, из радиоприемника доносился голос диктора, описывающего события дня, но Летти едва ли слышала хоть слово, когда стояла, обняв Дэвида и прижавшись своими губами к его.

– Не слишком устала? – шепотом спросил он. Она покачала головой, и, продолжая обниматься, они пошли от ярко освещенного окна в спальню, выключив по дороге радио, – и звуки внешнего мира полностью исчезли для них.

Она должна была быть счастливой. И она была бы счастливой, если бы не удручающие мысли о его здоровье. Прошло шесть месяцев, прежде чем Дэвид сказал ей о результатах медицинского обследования. Сужение артерии, что может вызвать серьезную болезнь в старости. А сейчас он должен принимать таблетки, чтобы уменьшить боль, и стараться избегать неприятных переживаний. Это смешно, думала Летти. У Дэвида вся жизнь была сплошным «неприятным переживанием», учитывая, как с ним обращалась Мадж. Иногда Летти казалось, что та все делает специально. Дэвид рассказал ей, как чуть было не ушел из дома перед Рождеством. Остановило его только вмешательство тестя, пригрозившего в этом случае передать дочери свой пакет акций из фирмы.

Летти тогда ужасно рассердилась, упрекая Дэвида в слабости, обвиняя в том, что для него бизнес значит больше, чем она. Не слушая никаких объяснений, она замолчала, только когда заметила, как Дэвид схватился за сердце.

Начиная с того дня в апреле, она больше не заговаривала об этом. Просто не осмеливалась. Частенько лежа без сна, Летти пыталась представить, какой будет ее жизнь без Дэвида, и, в ужасе от страха, давала себе слово сделать его жизнь как можно более спокойной, клялась избегать всего, что может вызвать волнение Дэвида. Если бы это могло улучшить его состояние, Летти бы даже одобрила его возвращение к жене. Как-то раз она попыталась поделиться с ним своими мыслями, но Дэвид лишь рассмеялся в ответ, заметив, что «это» невозможно.

Даже после десяти лет они могли встречаться только по выходным. Небольшим утешением было, что так же поступают многие пары, действительно состоящие в браке. Летти по-прежнему активно занималась своей галереей, хотя со временем работа потеряла для нее свою притягательность, романтика исчезла. Деловая жизнь Дэвида ограничивалась контролем над хорошо отлаженной работой больших магазинов. Летти понимала, что большее она вряд ли сможет получить, и построила свою жизнь, основываясь на этом – она была счастлива тем, что есть.

Лето тысяча девятьсот тридцать шестого. Прошел год, но здоровье Дэвида, слава Богу, не ухудшилось, как этого боялась Летти. Она философски подходила ко всему, даже к отсутствию изменений в их совместной жизни. И ее поражало, как быстро течет время.

Кругом сплошные изменения. В январе умер король Георг, и нация погрузилась в траур. Как и большинство людей, Летти чувствовала ужасную грусть и вспоминала его речь, которую передавали все радиостанции, совпавшую с ее юбилеем. «Как я могу выразить, что творится в моем сердце? Хочу только сказать вам, мои очень дорогие люди…» Его все любили.

Эдвард VIII был популярен, красив и имел тот взгляд потерянного маленького мальчика, который немедленно находил отклик в сердцах женщин, как старых, так и молодых. Летти не была исключением, и ей пришлось даже выслушать насмешки Дэвида, когда она однажды слишком долго восхищалась новым королем.

– Помилуй Бог! Тебе сорок шесть, Летти. А ему только сорок один.

– Это имеет какое-то значение? – рассмеялась она.

Да, ей действительно сорок шесть. Она все еще худенькая, с гладкой шеей. Однако при сильном освещении уже можно заметить морщинки вокруг глаз и пряди седых волос среди коротко стриженных каштановых кудрей.

Волосы Дэвида тоже отливали сединой. К счастью, это очень шло ему, придавая вид солидного делового человека, каким он в сущности и был. Если бы он не выглядел таким изможденным…

А причиной была непрекращающаяся боль в сердце. И он снова начал курить. Хотя для мужчины пятидесяти шести лет Дэвид выглядел совсем неплохо. Глаза все еще темные и ясные, мягкая улыбка. Как же она любила его!

Генри Ламптон слабел с каждым месяцем, и страх Дэвида, что Мадж повлияет на отца при составлении завещания, только ухудшал его состояние. Летти понимала, что сейчас развод будет стоить Дэвиду всего, ради чего он так долго страдал. Она знала, что он надеется в будущем передать свою долю Крису, его единственному наследнику. И эта надежда вместе с желанием сохранить имя отца в названии фирмы стали у Дэвида почти навязчивой идеей.

В это июльское утро они лежали в кровати, наслаждаясь теплыми лучами солнца, проникающими в окно.

– А если она потребует, чтобы мы с тобой больше не встречались? – Летти поежилась, несмотря на тепло, и почувствовала, как у Дэвида напряглись мышцы.

– Не хочу об этом думать, – ответил он напряженно. – Мадж по-прежнему развлекается на стороне.

Но Летти могла представить, что наступит день, когда Мадж устанет от развлечений и захочет спокойной размеренной жизни, как это бывает со всеми людьми среднего возраста. И с ней, Летти, тоже.

Когда-нибудь Мадж почувствует себя одиноко. Не имея детей, которые могли бы принести успокоение в старости, она захочет, чтобы Дэвид был с ней. Что тогда? Откажет ли он, послав ее к черту и рискуя потерять свой бизнес, который сейчас был на подъеме? Почему-то Летти не думала, что он сможет так поступить. Дэвид уже написал завещание (страшно напугав Летти, так как оно делало его смерть более реальной), по которому все оставалось Кристоферу. До какой степени он готов защищать интересы сына? Если с Дэвидом действительно что-то случится, как они разберутся – Крис и настоящая жена Дэвида?

– Я тоже не хочу об этом думать, – сказала она громко.

Дэвид сильнее прижал ее к себе.

– Пока я держусь подальше и не раздражаю Мадж, надеюсь, все будет хорошо. Она устраивает мне скандалы из-за тебя, но я молчу, и ей скоро надоедает. Если Ламптон не изменил завещания, то после его смерти я наконец-то разберусь со всем. Не могу допустить, чтобы Мадж, использовав свою долю акций, разорила фирму. А она хочет этого – просто из присущей ей подлости.

Замолчав, он лежал, погруженный в свои мысли, но затем резко привстал и поцеловал Летти, сначала нежно, потом сильнее и сильнее.

– Давай не обсуждать, что может случиться, – прошептал он. – Будем думать только о настоящем. О нас с тобой.

– Мм… – протянула Летти, чувствуя, как у нее появляется желание. Забыв обо всем на свете, она млела в руках Дэвида, которые с каким-то отчаянием ласкали ее тело.

Крис вернулся домой, навсегда покинув Кембридж. Через пару недель ему должно исполниться двадцать один. Летти с гордостью отметила, насколько красив он. Но поняла также и то, что, несмотря на три года учебы, он так и не знал, чем хочет заниматься в жизни.

«У меня полно времени, чтобы подумать». Прошло всего двадцать дней после его приезда, а он уже приводил домой двух девушек. Ни одна не продержалась больше недели, а сейчас появилась третья.

– Думаю, и она долго не задержится, – заметила Летти Дэвиду. – Но по-настоящему меня волнует его нежелание остепениться.

– Всему свое время, – ответил Дэвид с терпимостью мудрого отца.

Как чувствовала Летти, Дэвиду хотелось бы стать ближе к сыну. Между ними никогда не было настоящей теплоты – Крис относился к нему скорее как к дяде. Летти подозревала, что для сына отцом, как и раньше, оставался Билли. Крис часто вспоминал Билли, и тогда улыбка озаряла его красивое лицо.

Она с болью смотрела, как Дэвид старается разрушить барьер между ними, а Крис не подпускает его. Несмотря на свое университетское образование и впечатляющую внешность – широкие плечи, высокий рост, – Крис оставался мальчишкой и не понимал, насколько отец нуждается в нем.

На его день рождения Дэвид заказал столик в отеле «Валдорф». Он сначала предложил отпраздновать дома, но Крис, пожав плечами, заметил, что его друзья не придут на семейный вечер. Собраться у кого-то на квартире с парой приятелей – это да. Но вечер с семьей?

Летти, наслышавшаяся о его приятелях, была только рада. Она уговорила Дэвида ограничиться обедом втроем, а потом он пойдет куда захочет. К счастью, Крис был доволен, хотя и настоял привести друга – странное существо женского пола, отзывающееся на имя Банни: очки в роговой оправе, слегка кривые зубы и постоянные разговоры о политике.

Она, в основном, и говорила за обедом, с неожиданной злобой нападая на участников марша протеста, которые прошли триста миль до Лондона, чтобы передать свои требования правительству. Бедняки, если их послушать, но у всех кожаные ботинки, заметила Банни. Сама-то она, очевидно, принадлежала к состоятельной семье. Потом набросилась на Адольфа Гитлера, вопрошая, к чему он приведет страну, и вдрызг разругала соглашение между Римом, Берлином и Токио, которое каждый британец должен был рассматривать как угрозу миру (Летти никогда бы не подумала, что договор кому-то угрожает, даже если бы обратила на него внимание). И наконец Банни обратилась к теме войны в Испании.

– Мы здесь все монархисты, не так ли, Крис? – спросила она, подразумевая под «мы» людей, подобных ей, как сообразила Летти. – Многие из нас собираются в Испанию, чтобы бороться за права других людей, не жалея жизни. Мы тоже хотим поехать, не так ли, Крис?

Она опустила руку в тяжелых кольцах и браслетах на рукав Криса, глядя своими голубыми глазами в его карие глаза. Крис, бросив в сторону родителей косой взгляд, кивнул.

Летти резко втянула воздух, внутри нее прокатилась волна страха.

– Кристофер, ты не можешь…

– Я только думаю об этом. – Он отправил в рот большой кусок мяса, предотвращая необходимость говорить дальше. Спасло его и то, что Банни перескочила на другой предмет для обсуждения.

– Вам не кажется, что роман Эдварда и миссис Симпсон уже закончился? Ему никогда не позволят жениться на разведенной женщине. Вообразите только… Королева Валлис! – Банни так захохотала, что головы присутствующих повернулись в их сторону.

Летти вежливо улыбнулась, втайне желая, чтобы обед побыстрее закончился.

– Что за идея – отправиться в Испанию? – принялась она выспрашивать Криса позже. – Ты не думаешь, что сначала надо наладить жизнь дома?

– Просто идея, – буркнул он в ответ, старательно избегая смотреть ей в глаза, что только подтвердило подозрения Летти насчет серьезности «просто идеи». – Не могу представить себя, делающего какую-нибудь скучную работу здесь, в Англии.

– А как насчет юриспруденции, которую ты изучал? Если тебя она больше не интересует, отец поможет найти работу в фирме «Бейрон и Ламптон». Они так быстро развиваются – нанимают сотни новых работников. Как управляющий, Дэвид мог бы подыскать тебе хорошее место.

Красивое юное лицо скривилось.

– Я хочу повидать мир!

– Тогда езжай отдохнуть за границу! – предложила она, вне себя от страха. – Существует так много мест, куда можно поехать. И это не будет стоить тебе ровным счетом ничего. Мы с отцом все оплатим. Почему бы не отправиться в путешествие по Америке? Но не в Испанию, милый.

– Им нужны мужчины, мам. С моей стороны это серьезно. Я не хочу ездить на отдых. Нельзя позволить кучке людей диктовать свою волю целой стране, как это делает Муссолини в Абиссинии. Нельзя, чтобы тираны и диктаторы вторгались в другие страны.

– Но никто не захватил Испанию, – возразила она с отчаянием, – это их внутренняя ссора, не имеющая отношения к другим народам. И, кстати, что ты можешь сделать в одиночку?

– Таких, как я, тысячи, мам. Если все поедут, то мы остановим войну.

Во рту Летти пересохло.

– Ты не понимаешь, что тебя могут убить? – Она заметила, как сын пренебрежительно улыбнулся.

– Не бойся, мам. Это просто крестьяне, которые борются с правительством. А мы будем с правительственными войсками, вооруженными артиллерией.

Он говорил, как маленький мальчик, собирающийся на соревнования по регби. Но Летти вспоминала войну двадцатилетней давности. Альберт Ворт, первый муж Винни, приемный отец Кристофера, напыщенный, но добрый человек, был убит. Билли – сильный молодой парень – пострадал в газовой атаке, став инвалидом, Дэвид, отец Криса, попал в плен туркам. Он до сего дня ни разу не упомянул, как ему там пришлось.

Знал ли Крис хоть немного о войне, когда с легкостью разглагольствовал о ждущих его испытаниях? Знал ли о взрывах, ослепляющих человека, о бомбах, разрывающих его на куски, о газовых облаках, удушающих его? А сейчас появилось новое оружие: самолеты, летящие со скоростью четыреста миль в час и сбрасывающие невероятной силы бомбы.

Криса война, как это было и с Билли, привлекала обещанием приключений, картинами благородного героизма.

Причиной, возможно, было то, что Крис не чувствовал привязанности к дому. Да и откуда ей взяться? Дэвид приходил только на выходные, а в воскресенье вечером возвращался к «себе» на улицу Барнет. Криса это не могло не смущать, но убежать на войну?.. Невероятно.

Похолодев, Летти вспомнила слова Винни, сказанные на похоронах отца: «Надеюсь, тебе не придется испытывать то, что пережила я, когда потеряла Кристофера».

Сейчас, ей казалось, эти слова таили в себе предсказание, почти что проклятие.

Последние дни тысяча девятьсот тридцать шестого года вообще были полны предзнаменований. Новый король объявил о намерении отказаться от трона, если ему не дадут возможность занять его вместе с Валлис Симпсон, и люди сочувствовали ему. Некоторые, подобно Летти, хорошо представляли, какую боль он испытывал, принимая подобное решение. К коронации спешно стали готовить его брата, который двенадцатого мая тысяча девятьсот тридцать седьмого года должен был взойти на трон как Георг VI.

В декабре сгорел дотла Кристал Палас. Многие сочли это дурным знаком и не удивились, что через несколько недель последовала процедура отречения от трона.

В декабре же Дэвиду сообщили, что Генри Ламптон умирает. Они с Мадж поспешили к нему, просидели около его постели до утра, но он умер, так и не приходя в сознание.

Через несколько дней состоялись похороны, затем чтение завещания покойного. Летти прождала все выходные, но Дэвид так и не приехал. Она побоялась звонить, так как могла подойти Мадж, а Летти не собиралась, как говорилось, «пускать кошку к голубям» – с кошкой у нее устойчиво ассоциировалась Мадж.

Прошла неделя, полная неуверенности, бессонницы, ярости. Летти пыталась понять, что же задержало Дэвида. Но ярость растаяла, когда он появился в следующую субботу. Его лицо было мрачным.

– Как прошли похороны? – поинтересовалась она. Летти не решилась спросить, почему он не приходил на прошлой неделе, и заняла себя, смешивая для Дэвида скотч и содовую, пока он устраивался в кресле у камина.

– Как и многие другие, – последовал холодный ответ. – Хотя нельзя сказать, что люди плакали. Многих больше интересовало, что же старик оставил в наследство. Я думаю, Генри Ламптона не любили уже очень давно. Самым огорченным выглядел его брат Роберт.

– А Мадж?

– Мадж?!

Презрительный возглас заставил Летти внимательно посмотреть на него.

– В чем дело, Дэвид?

Прежде чем он ответил, прошло несколько минут. Дэвид сидел, прихлебывая скотч и смотря на огонь.

– Однажды Ламптон сказал, что, пока я женат на Мадж, он разделит свою долю между нами поровну. Он оставил мне одну десятую, а Мадж – девять десятых.

– О, Дэвид, какая подлость. Он был такой же злопамятный, как и она.

– Он был неплохой человек, – быстро вступился на защиту тестя Дэвид. – Это все дело ее рук.

– Значит, теперь она контролирует работу компании?

– Нет. – Дэвид горько улыбнулся. – Еще нет. Как ни странно, у меня больше акций, хотя и ненамного. Доля, перешедшая от отца, дает мне преимущество. Беда в том, что остальные акции сейчас находятся у брата Ламптона Роберта и моего двоюродного брата Фредди.

До сих пор распределение акций в фирме «Бейрон и Ламптон» не слишком волновало Летти. У нее свое дело, где она была единоличной хозяйкой, так что имена, связанные с фирмой Дэвида, если и произносились раньше, никогда не вызывали ее интерес.

Однако сейчас все это было необычайно важным. И через несколько секунд Дэвид объяснил почему.

– Чтобы опередить меня, Мадж достаточно очаровать своего дядюшку.

– Но ты говорил, он не любит племянницу, а к тебе относится очень хорошо.

– Да, но это не означает, что Мадж не попытается обвести его вокруг пальца.

– Не думаю, что у Мадж получится, – уверенно заявила Летти.

– Ты ее просто не знаешь, – уныло протянул Дэвид.

– А кузен Фредди? Он-то на твоей стороне? Дэвид молча кивнул, продолжая смотреть на огонь, и Летти почувствовала его сомнения, понимая, каким именно способом Мадж может нанести ему удар и здесь.

Не находя нужных слов, чтобы успокоить Дэвида, она подошла и села на ручку кресла, обняв его. Ей было все равно, останется ли Дэвид в совете директоров, есть ли у него деньги, но это так много значило для ее возлюбленного. Дэвид надеялся передать свою долю Крису, чтобы обеспечить будущее сына – будущее, которое стало неопределенным из-за жены – женщины, которую Дэвид ненавидел всей душой.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Они ошибались, надеясь, что Дэвид поможет Крису остепениться, особенно если учесть скандал, поднятый Мадж, когда она узнала о желании Дэвида найти сыну место в компании. «Последнее, что я хотела бы видеть, так это твоего ублюдка», – заявила она перед началом ежемесячного совета директоров в присутствии всех собравшихся. Мистер Хок, из фирмы «Хок и Валсал», секретарь компании, был очень недоволен:

– Неприличное замечание. И не по существу. Может быть, она и владеет большой долей акций, но, не являясь членом правления, не имеет права распоряжаться компанией. Ей не стоило приходить с единственной целью затеять скандал, какой сложной ни была бы ваша частная жизнь.

– Я не могу ей запретить, – сухо ответил Дэвид, занимая место во главе стола, секретарь с карандашом и блокнотом рядом с ним. – И мы с миссис Бейрон считаем нашу личную жизнь действительно личной! Это понятно?

Мистер Хок нахмурился еще сильней.

– Да, но в сложившихся обстоятельствах мне казалось бы более уместным, если бы вы не приводили вашего парня… вашего сына… по крайней мере пока. Так будет лучше.

Дэвид кивнул, гадая, как же объясниться с Крисом. К счастью, тот и не собирался работать в компании отца.

– Очень мило с его стороны, но я попробую обойтись своими силами.

– Ты не думал стать юристом? – бросила Летти пробный камень.

– Извини, мам, как-то не представляю себя адвокатом. Слишком скучная у них работа. Хотя, не исключено, попробовал бы себя в политике. Может быть, слишком молод, но пора бы уже начинать.

Летти не видела особенных перспектив в подсчитывании голосов и предвыборной агитации, чем может заниматься начинающий политик в двадцать два года.

Но уже хорошо, что Крис хоть думал о чем-то конкретном.

Мысль отправиться в Испанию потеряла для него привлекательность, когда он расстался с Банни. Сейчас Крис полгода встречался с другой девушкой, что казалось Летти весьма перспективным. Хорошенькая девушка – высокая и худенькая, с симпатичным личиком и почти белыми пушистыми волосами, что, как Летти подозревала, было на девяносто процентов результатом химии. Ее звали Эйлин Кочран, и она была сестрой одного из приятелей Криса.

По крайней мере, решила Летти, если что-то из этого и выйдет, девушка не будет Эйлин Бинз. Крис носил фамилию Банкрофт до прошлого года, когда согласился поменять ее на Бейрон. Дэвид заговорил об этом еще несколько лет назад, но, со свойственной ему мудростью, не стал настаивать, а позже Крису стало казаться, что это была его собственная идея.

Дэвид также объяснил сыну о своей доле в фирме «Бейрон и Ламптон», о желании оставить ее Крису в наследство, откровенно рассказал о проблемах с сердцем. После разговора с отцом Крис вышел таким подавленным, каким Летти его уже давно не видела, и в конце концов согласился взять фамилию Бейрон. Летти думала, что Эйлин Бейрон звучит очень мило, и с надеждой и радостью ждала результатов многообещающего романа сына. Было очевидно, что Крис влюбился достаточно сильно, так как забыл о намерении ехать в Испанию. Обрадованная Летти была готова полюбить Эйлин уже только за это.

Крис и Эйлин объявили о своей помолвке в следующем апреле – месяце, когда в весеннем воздухе как бы разлита любовь. В этот месяц и Летти думала о Дэвиде, о своей жизни, иногда не понимая, ради чего все ее страдания. Прошло почти два года, как она полностью потеряла интерес к работе. Наличие управляющего, агента по закупкам и одаренного художественного эксперта, которые сейчас практически вели все дела, позволяло ей сидеть сложа руки.

За последние годы она приобрела известность, престиж, богатство – все то, о чем мечтал отец, никогда их так и не достигнув. Но свободное время лишь усиливало тоску по Дэвиду. Она ждала выходных с пылом, более подходящим для женщины, по крайней мере вдвое моложе. Ей было сорок восемь, и Летти внимательно изучала каждую морщинку на длинной, все еще изящной шее, каждую прожилку на когда-то свежей коже лица. Она начала подкрашивать волосы, стараясь избавиться от седины и вернуть им живой каштановый цвет.

Дэвид совсем поседел – его волосы стали серыми, что только украшало его, несмотря на возраст – пятьдесят восемь лет. Жизнь с Мадж не была легкой, особенно если учесть, что выходные он постоянно проводил у Летти. Попытки сделать вид, что он не встречается с любовницей, хотя Мадж была прекрасно обо всем осведомлена (ей нравилось держать мужа на поводке), разрушали здоровье Дэвида. Боль в груди становилась все сильней и сильней, что очень беспокоило Летти.

Он ничего не говорил, но она видела, как временами его лицо искажала гримаса боли, и Дэвид залпом проглатывал горсть таблеток. Он регулярно обследовался в больнице, каждый раз возвращаясь с улыбкой, уверяя, что ничего страшного. Стал курить больше, чем прежде, и, как с ненавистью думала Летти, это тоже была вина Мадж.

– Она не собирается оставлять меня в покое, – говорил Дэвид. – Каждый раз, когда идет совещание правления, появляется в офисе и ждет, пока все кончится. Говорит, что ей следовало бы стать одним из директоров. Фредди Виллер, мой безмозглый кузен, соглашается, но мистер Хок и Роберт Ламптон против. Они мужчины старой закваски, считающие, что место женщины дома, а не в бизнесе.

– Ха! – взорвалась Летти, заставив его улыбнуться и прижать ее к себе, уверяя, что это, конечно, не имеет отношения к ней.

Как обычно, Дэвид забеспокоился, когда в мае Мадж в очередной раз появилась в офисе перед заседанием правления. Фредди принялся разглагольствовать о том, что она имеет право участвовать в делах фирмы как владелица второго по величине пакета акций, и Дэвид, не выдержав, резко оборвал двоюродного брата, не заметив брошенный на него полный неприязни взгляд.

Мадж дождалась, пока они закончат, и кинулась к мистеру Хоку, когда все выходили из комнаты. Но тот, пробормотав что-то о неотложной встрече, быстро обошел ее стороной и вышел, даже не дождавшись бокала шерри или виски, которые по традиции выпивались после совещания.

Дэвид постарался подойти к ней первым, но Фредди его опередил, подавая Мадж бокал с таким видом, словно она уже член правления.

Не имея возможности сказать что-либо в присутствии кузена, Дэвид решил подождать, а потом увести ее отсюда.

Следя, как они болтают с его двоюродным братом, он вдруг подумал, что эти двое неплохо смотрятся вместе. В свои пятьдесят лет Фредди выглядел не таким юным, как это могло показаться по его поведению. Он с трудом сохранял серьезность и всегда отличался легкомысленным отношением к жизни, в чем-то очень близком фривольности, так свойственной Мадж. Мадж и Летти были ровесницами. Но Летти выглядела чуть ли не на десять лет моложе, благодаря своей осанке и элегантности. И это при том, что, в отличие от Мадж, она родилась в трущобах восточного Лондона.

Мадж и Фредди весело хихикали, она положила руку ему на плечо, заглядывая в глаза. Дэвид нахмурился, но решил не обращать внимания, обернувшись к одному из коллег.

Англия была в тревоге. Немцы перевооружались в течение многих лет, в то время как англичане не стали этого делать, наивно предполагая, что такая война, как последняя, никогда не повторится. Правительство Болдвина верило в это свято, и, пока новое коалиционное правительство под руководством Чемберлена все еще терзалось сомнениями, немцы вошли в Австрию и готовились к новому броску, вероятнее всего, в Чехословакию.

Летти, как и все, жила в страхе перед новой войной. Многие ее клиенты были евреями, которые приютили у себя родственников, бежавших из Германии и других находящихся под протекторатом Германии стран. Они рассказывали страшные вещи о режиме Гитлера с его сатанинской ненавистью к их расе. К концу лета казалось, что весь этот ужас может переброситься к ним в страну.

– Они копают окопы в Гайд-парке, – рассказывала она Дэвиду, когда он зашел к ней.

В пятницу она сама ходила туда и видела ровные травяные лужайки, обезображенные длинными грязными канавами и кучами земли, набросанными в ожидании бомбардировок. Это поразило Летти больше, чем странные, овальной формы серебристые аппараты, называемые дирижаблями, которые парили над городом, прикрепленные к земле длинными стальными канатами. Летти долго следила за их почти гротескными прыжками в потоках теплого воздуха, но смеяться ей не хотелось. А потом заговорили о противогазах, и перед мысленным взором Летти снова предстали люди в окопах, задыхающиеся в клубах желтого дыма. Сейчас это могло произойти в ее собственном городе. Невероятно!

Говорили об эвакуации детей, сплетничали об увеличении призывного возраста – от восемнадцати до сорока одного. Либеральная и лейбористская партии выступили против, но вероятность принятия закона оставалась все еще велика. Летти с ужасом думала о Крисе.

Все так отличалось от тысяча девятьсот четырнадцатого года, когда страна неожиданно обнаружила себя в состоянии войны и люди ходили возбужденные, словно в лихорадке. «Война закончится к Рождеству!» – эти лозунги вновь зазвучали в ее памяти.

Но не сейчас. Война будет, в этом нет сомнения, но она коснется их всех, беспомощно наблюдающих ее приближение. «Мне страшно», – мысли Летти были только отражением страха всех женщин в стране. Она старательно избегала разговоров с Крисом, опасаясь, что неосторожно сказанное слово может заставить сына броситься на призывной пункт, как он уже почти сделал во время войны в Испании.

– Мы на краю, – говорил Дэвид, – но мне кажется, что дело не дойдет до войны. Мы не повторим ошибки двадцатичетырехлетней давности. Только глупцы ввязываются в драку, которая их не касается.

– Надеюсь, ты прав! – горячо согласилась Летти. Они стояли в парке, наблюдая за дирижаблями.

Дэвид действительно оказался прав. В начале октября премьер-министр Невил Чемберлен отправился в Мюнхен для встречи с Адольфом Гитлером и вернулся оттуда победителем. Войны не будет – ему обещал сам Гитлер. В Англии царило радостное облегчение.

– Слава Богу! – вздохнула Летти. Повинуясь общему настроению, Дэвид принес коробку конфет, которые по форме напоминали зонтики. А именно с этим предметом премьер-министр никогда не расставался, что стало его характерной особенностью. Обнаружив, что было в коробке, Летти расхохоталась, чувствуя, как тают последние льдинки страха.

Все, казалось, вошло в колею. Крис получил место в редакции «Ньюс Кроникл». Учитывая университетское образование, ему предложили работать политическим обозревателем – ничего особенного, конечно, но ему нравилось. Они с Эйлин планировали пожениться в следующем августе. У Летти был Дэвид, или, по крайней мере, половина его, так как Мадж все еще безжалостно цеплялась за мужа. Это заставило Дэвида в приступе отчаяния поклясться, что Рождество он проведет с Летти.

– А как же Мадж? – спросила она, не веря, что им удастся впервые провести праздник вместе. Летти могла поспорить – Мадж найдет способ остановить мужа, и ее ненависть к этой женщине стала еще сильней.

– Ее мы не пригласим! – Дэвид скорчил гримасу, развеселив Летти и заставив ее забыть о тревожных мыслях.

Она шутливо толкнула его на софу – новую, как и вся мебель в доме, сделанная на заказ специально для нее. Квартира была полна красивых вещей, выполненных со вкусом и очень дорогих. Это было ее единственной радостью – квартира, превращающаяся в «их» дом, когда сюда приходил Дэвид. Она наклонилась над ним, целуя, и неожиданно серьезно сказала: