Текст книги "Похищенные годы"

– Значит, так ты думаешь обо мне? После всего, что мы пережили? После…

– Я не знаю, кто я в твоей жизни, Дэвид…

– Ты – сама моя жизнь, Летиция, – кричал он, все еще держа ее за руку. – Я не могу жить без тебя. Если бы ты знала, каково мне приходится дома… Дома? Это не дом! Это мавзолей, где я стою или лежу, как один из драгоценных пекинесов. Я тебе не говорил раньше? У Мадж три собаки.

Казалось, ему не хватает воздуха.

– Они спят всю ночь на нашей постели, едят вместе с нами за столом. Она обращается к ним прежде, чем ко мне, конечно, когда дома, а не где-то на стороне со своими друзьями. А я должен сидеть сзади и улыбаться. Она любимица своего отца, и пока я слушаюсь, то милостиво допущен быть партнером в его фирме. Попробуй только разозлить ее, и сразу же начинаются разговоры, что некий концерн хочет перекупить фирму «Бейрон и Ламптон», и акционеры согласны. А ведь это дело моего отца, и я могу предать его память и уступить бизнес какой-нибудь крупной фирме типа «Селфридж». Я хочу, чтобы мы были наравне с ними, а не просто маленьким филиалом. В память о моем отце. Я так любил отца, Летиция!

– Больше, чем меня? – В ее голосе прозвучал вызов.

– Я старался не говорить с тобой о нашем будущем, потому что не знал, как выйти из этого положения. Но о нас я думаю день и ночь. Ты – моя жизнь, Летиция.

Через пелену слез, заволакивающих глаза, Летти смотрела на стоящего рядом мужчину, чувствуя, что у нее остается все меньше сил любить его.

– Мы никогда не поженимся, ведь так?

Он уже немного успокоился. Перед ней снова был разумный мужчина, полностью владеющий собой. Его рука соскользнула вниз, обхватив ее за талию.

– Потерпи немного. Пока я был очень осторожен, так что Мадж ни о чем не догадывается. Но клянусь, как только появится возможность, я все расскажу. Будь что будет, но я потребую развода. Это означает, что мне придется выйти из совета директоров, и дело, основанное отцом… Но ради тебя, я обещаю, мы поженимся.

– Когда? – Слезы на щеках Летти высохли, но голос дрожал. Она словно замерзла. – Как долго еще надо ждать? Когда? – снова переспросила она, чувствуя себя так, словно сделана из камня – огромного куска гранита, обдуваемого ледяным ветром.

– Не знаю… скоро. – Дэвид говорил уверенно, но для Летти этого было мало. Что-то внутри жаждало услышать: «Ради тебя, милая, я готов пожертвовать всем», но он не сказал этих слов. И тогда ее гордость взяла верх.

– Я думаю, в этом случае тебе лучше вернуться к жене, – зло произнесла она, удивляясь тому, как холодно звучит ее голос, – нет никакого смысла продолжать наши встречи.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

На лице Люси застыло выражение крайнего удовлетворения.

– Так ему и надо! – выпалила она, откидываясь на спинку прелестной коричневой софы, стоящей у Летти в комнате. – Он ничуть не уважал тебя. Я бы лично так долго не выдержала. Тебе повезло, Летти.

Летти кивнула в знак согласия и продолжала попивать кофе, думая о Дэвиде и стараясь не обращать внимания на притаившуюся в груди тяжесть.

Осень. Все лето прошло в отчаянных попытках сохранить свое достоинство. Дэвид звонил каждую неделю, умоляя о встрече, но она отказывалась, повторяя снова и снова, что не будет с ним видеться, пока он не порвет с женой. Что хуже – Крис постоянно спрашивал об отце. А что она могла сказать?

Дважды она видела зеленый автомобиль Дэвида, проезжавший по Оксфорд-стрит, и даже подумывала выбежать к нему, отделавшись от покупателей. Она научилась не обращать внимания на боль в сердце, когда, снова подняв глаза, неизменно обнаруживала, что машина уже уехала. К счастью, в галерее всегда толпились люди, и работа отвлекала ее от грустных мыслей.

Дела шли хорошо, вернее, не просто хорошо, а замечательно. Расположенный рядом книжный магазинчик опустел в эту осень, став жертвой финансовых неурядиц, докатившихся до Англии после катастрофы на Уолл-стрит в Америке, и Летти решила, присоединив его, увеличить площадь своей галереи. «Возьму в аренду», – поделилась она мыслями с отцом, когда зашла навестить.

Он лежал, прикованный к постели различными старческими болезнями, осложненными эмфиземой легких, которую обнаружил врач. Он советовал поместить отца в больницу, но тот, превратившийся к семидесяти годам в упрямого напуганного старика, и слышать об этом не хотел.

– Не пойду ни в какой госпиталь, – повторял он снова и снова. – Проклятые, опасные заведения. Берут к себе, чтобы уморить. Вспомни Билли – он ведь скончался именно в больнице. Если я и должен умереть, то пусть это случится в моей постели.

Сидя рядом, Летти подробно рассказывала о своих планах, скорее чтоб хоть о чем-то говорить, нежели действительно нуждаясь в его советах. Когда отец услышал о намерении присоединить соседний магазин, на его лице явственно проступила тревога.

– Тебе не кажется, что сейчас не слишком подходящее время – столько безработных.

Но Летти не позволила себя отговорить. Почему мужчины считают, что только они могут преуспеть в бизнесе? А, кроме того, у нее было предчувствие успеха. «Расширяйся, пока другие осторожничают» – стало лейтмотивом ее поступков. Она уже была достаточно известна в мире искусства, чтобы рискнуть. Наконец-то она вложит средства в хорошие картины современных художников – это как раз то, о чем она всегда мечтала.

– Нет, все будет в порядке, – ответила она уверенно.

Но отец еще сомневался.

– Не знаю – не знаю. Ты готова вывернуться наизнанку, лишь бы удовлетворить свои амбиции – стать большим человеком в своем мире. Стоило бы подумать о Крисе. Плата за школу, за одежду. Если хочешь знать мое мнение, то ты берешь на себя слишком много.

Крис, которому исполнилось четырнадцать, сейчас редко бывал дома. «Можно мне провести ночь у Лесли Аллингтона?» или «Ричард Мартин предложил провести выходные у него». Или показывал ей письмо из школы рядом с Кинг-кросс, где говорилось о каникулах в Швейцарии, и спрашивал, не могла бы она в двухнедельный срок перевести деньги. Как отказать сыну!

Общительный и легкий на подъем, совсем непохожий в этом на своего отца, он ни минуты не сидел на месте. И снова, как когда-то, Летти проводила вечера в одиночестве. А впереди маячило Рождество, которое ей тоже встречать одной, если, конечно, не принять приглашение Люси и Джека. Как всегда бывает, когда жизнь движется по наезженной колее, она с тоской смотрела по сторонам, но никак не могла собраться с духом, чтобы вырваться из надоевшей рутины.

Дэвид опустил трубку телефона, чувствуя себя необычайно подавленно. Летиция не собиралась уступать, и никакие уговоры, мольба или гнев не в состоянии поколебать ее решимости.

Из их розово-золотой спальни до него донесся пронзительный голос Мадж:

– Скажи, ради Бога, кому ты звонишь на Рождество, дорогой? В любую минуту придут гости, а ты сидишь и болтаешь по телефону. Кто это?

– Это не твой знакомый, – огрызнулся он, услышав в ответ: «Ха!»

А потом:

– Неужели одна из твоих любовниц, милый? – Его жена считала, что удачно пошутила.

На мгновение им овладело сильное искушение вернуться в спальню, встать за ее спиной, когда она будет сидеть, прихорашиваясь, за туалетным столиком, и сказать: «Между прочим, дорогая, так оно и есть! Мы с этой женщиной любим друг друга в течение многих лет. И я требую развода!»

– Я спросила, – снова крикнула Мадж, когда он промолчал, – разве это не твоя любовница?

Он зашел в спальню, и, глядя на ее отражение в зеркале, насмешливо произнес (именно так, как и представлял):

– Да, дорогая.

Дэвид был вознагражден пронзительным переливом смеха, тем самым, что делал Мадж очень привлекательной для мужчин. И без того хорошенькая, Мадж казалась красавицей, когда смеялась.

– Боже мой, дорогой! Как смешно!

Только когда юмор покидал ее, что так часто случалось в присутствии Дэвида, но никогда в компании других мужчин, проявлялись ее истинные черты. Приподнятое настроение придавало Мадж определенный шарм, который он ошибочно принял за красоту, когда впервые познакомился с ней.

Отсмеявшись, она снова принялась разглядывать себя в зеркале, нанося пудру на резко очерченный подбородок.

Мадж гордилась своей внешностью. Она была высокой, все еще стройной в сорок лет, с прекрасной шеей, которой позавидовали бы многие манекенщицы. Короткие, тщательно завитые волосы были темными и блестящими, а брови она регулярно выщипывала, придавая лицу выражение пикантного удивления. С искусно нанесенными румянами и подкрашенным ярко-красной помадой большим ртом, она выглядела весьма впечатляюще.

– Если бы ты был таким остроумным и в присутствии друзей, – тон был насмешливым, – то, несомненно, пользовался бы чрезвычайной популярностью.

Что-то разорвалось внутри Дэвида.

– Смейся, смейся! – рявкнул он, заметив, как удивленно она подняла глаза. – Но это правда. У меня действительно есть другая женщина.

Она издала нервный смешок, собираясь вернуться к прежнему занятию, но какая-то необычная нотка в голосе Дэвида остановила ее и заставила быстро повернуться к мужу.

– Дорогой, ты заходишь слишком далеко. – Молчание, затем гримаса, которая напрочь стерла красоту. – Ты шутишь?

– Нет, – ответ был твердым. – Нет, Мадж, я не шучу.

Она яростно смотрела на мужа.

– Не будь таким смешным. Кто…

– Я встречался с ней каждые выходные в течение четырех лет.

– Но ты был здесь! Каждые выходные! По крайней мере недель шесть или…

Выражение ее лица изменилось, когда Мадж вспомнила, что раньше все было по-другому.

– Правильно, – подтвердил Дэвид. – Мы не виделись почти семь месяцев, но сейчас я решил снова встречаться с ней.

– Ты не посмеешь, – карие глаза засверкали, – если хоть немного ценишь наш брак.

– Но я его не ценю, Мадж. Этот фарс тянулся годами, ты ведь прекрасно знаешь. Я не нужен тебе. Ты делаешь все по-своему и плюешь на то, что я говорю или чувствую. Если я уйду сегодня вечером, ты даже не заметишь – как физически, так и материально. А уж твой отец побеспокоится о последнем.

– Без сомненья! За исключением того, что я не готова отпустить тебя, дорогой. А кто она? Не думаю, что продавщица в магазине – ты слишком разборчив. Она из высшего общества? Вряд ли обрадуется, когда ее имя станут втаптывать в грязь. Мы знакомы?

– Нет. Она не твоего круга.

– Тебе повезло, дорогой! – прошипела Мадж. – Но я вот что скажу – ты можешь встречаться с ней сколько угодно, но не питай надежд, что я позволю тебе развестись со мной. А сейчас иди и готовься к приему гостей. Ты знаком почти со всеми. Будут только наши друзья и друзья папочки. Один – член парламента, другой – известный банкир, с которым папа ведет дела. И Арчи Баннистер. Его отец владеет газетой – ну, как она называется? Такая большая…

– Я могу дать тебе основания для развода, – прервал ее Дэвид, не обращая внимания на скрытые угрозы и беспокоясь лишь о Крисе.

Мадж снова разразилась своим особенным пронзительным смехом, успешно вернувшись к прежнему легкомысленному тону.

– Не будь идиотом, дорогой! Ну чего ради я откажусь от мужа, чтобы мое имя полоскали все, кому не лень, говорили обо мне как о брошенной жене? Извини, Дэвид, но я этого не хочу. А сейчас поторопись, скоро придут гости, и я не собираюсь портить им вечер. Полли!

Голос стал раздраженным.

– Где эта девица? Мне нужно поправить волосы. Полли!

Когда в комнату вбежала испуганная служанка, Дэвид молча отправился готовиться к вечеру, так и не разобравшись, поверила ему Мадж или нет.

В течение всего вечера он гадал, где же празднует Летти, неужели она забыла о нем. Этого не может быть. Любовь, которая была у них, так просто не исчезает. Она должна думать о нем!

Он смог позвонить ей только перед Новым годом. Дом, хотя и огромный, был переполнен гостями, так как Мадж затеяла прием по случаю праздника. Она курила элегантные турецкие сигареты, вела себя как молоденькая девчонка, глотала шампанское, танцевала с каждым мужчиной, будто он был единственным… В предновогодний день повела гостей смотреть пантомиму «Матушка Гусыня» в Палладиуме, весело окунувшись во всеобщее безумство.

Дэвид, вынужденный сопровождать их, послушно усаживался среди ее друзей, но тосковал по спокойствию квартиры Летиции и не менее сильно скучал по сыну. Он пропустил почти все годы его детства и не собирался терять оставшиеся.

На следующей неделе, пока Мадж была у парикмахера, он, будто маленький мальчик, сбежавший с уроков и наслаждающийся свободой, позвонил Летти, рассказав о разговоре с женой, спросил, прощен ли он, и с облегчением услышал ее согласие принять его у себя в субботу.

Эта Летти была куда более трезвомыслящей женщиной, чем та, которую он знал раньше. Возможно, он ошибался – ведь даже тогда в минуты страсти она всегда думала, как справиться с ситуацией, чувствовала свою ответственность перед другими людьми. Ей уже давно не приходилось отчитываться перед кем-либо, включая и Кристофера, но сильное чувство ответственности перед самой собой осталось.

– Ты не более свободен, чем два года назад, – бросила она. – Два года, Дэвид! Сколько еще?

– Будь разумной, Летиция, – огрызнулся он, непроизвольно выливая на нее злость на Мадж. – Я не могу заставить жену развестись, если она отказывается. Она же ничего не сделала такого, чтобы мне подать на развод. Нужны основания, Летиция.

– И они у нее есть, не так ли? У нее есть веские основания для развода уже в течение двух лет!

– Если она предпочитает не пользоваться своими правами, что я могу поделать?

Ссорясь, обижая и обнимаясь, а потом в порыве страсти бросаясь в объятья и прощая друг друга, они были так похожи на мужа и жену. Но они ими не были!

Новая, незнакомая Летти не поддавалась на уговоры, хотя было ли это такой неожиданностью для него?

– Нет, Дэвид, ты не переедешь сюда до тех пор, пока не будешь свободным.

Прошлой ночью они занимались любовью. И этим утром тоже – Кристофер как обычно пропадал в выходные дни у друзей.

Замечательно, когда вся квартира в твоем распоряжении. Лежа в объятиях Дэвида, обнаженная и удовлетворенная, Летти бесстыдно рассматривала возлюбленного. У Дэвида все еще замечательное худое тело, безо всякого намека на живот, хотя ему недавно исполнилось пятьдесят два. Избавившись от глупых усиков, он стал выглядеть намного моложе. Она же в свои сорок два тоже смотрелась неплохо, а с Дэвидом ощущала себя молоденькой девочкой.

– Какая разница, занимаемся ли мы любовью только в субботу ночью или… если я перееду сюда жить?

– Разница в том, – она отвела глаза, – что у тебя жена, а я должна думать о бизнесе. Но давай забудем о своих проблемах хоть на время.

Она пододвинулась поближе к нему, так как в спальне стало слегка прохладно. Шел февраль тысяча девятьсот тридцать второго года. Многое произошло с тех пор, как Дэвид вернулся.

Отец уже дважды побывал в больнице, но перебивался потихоньку, пока случившийся летом инсульт не вызвал паралич левой стороны, приковав его к постели.

Винни вновь вышла замуж, пригласив на свадьбу только Люси с семьей.

Люси сыграла свадьбу старшей дочери Элизабет с сыном биржевого маклера. Винни, узнав, что Летти собирается там быть, категорически отказывалась приехать, что очень задело Летти. «Девять лет прошло, – жаловалась она Дэвиду, – пора бы ей уж и забыть».

Расширение галереи означало постоянные путешествия: на аукционы, распродажи, приходилось ездить даже на континент для переговоров с покупателями и посредниками.

Сейчас у Летти было несколько больше, чем пара шиллингов, как она любила говорить со столь свойственным кокни желанием приуменьшать размер своего состояния. Элегантно одетая, внешне самоуверенная, она имела достаточно средств, чтобы приобрести любой особняк, но по-прежнему чувствовала себя наиболее спокойно в старой квартире. Временами так уставала, что единственным желанием было спрятаться ото всех. Иногда недоумевала, зачем она все это затеяла, вспоминая слова отца, что примеряет чужую одежку. Хотя сегодня подобные упреки казались смешными.

Ее отрадой, опорой, за которую цеплялась, оставался Дэвид. Несмотря на значительный рост ее состояния, прошедшие два года мало изменили их отношения. Они так же, как и раньше, встречались по выходным, а один вечер в неделю проводили в театре или кино. И всегда помнили, что Дэвид должен вернуться к жене. Генри Ламптон давно узнал о любовнице зятя, но помалкивал, так как Мадж пуще огня боялась, как бы подобная пикантная новость не стала достоянием ее избранного круга знакомых, которые с восторгом бы встретили ее, не упустив возможности позлословить.

Рождество Летти провела одна – Дэвид был с женой, поддерживал видимость семейного благополучия. Она не поехала к Люси, подозревая, что сестра тут же начнет давать советы, тем самым совсем испортив праздник. Крис, которому исполнилось семнадцать и который уже собирался на следующий год в колледж, почувствовал ее настроение и остался днем дома, даже отказавшись пойти на прогулку с другом. Вместе они выслушали рождественские поздравления короля Георга – впервые в истории обращение монарха к нации транслировалось по радио, – и Летти старалась не пропустить ни слова.

Прошлым летом королева Мари, проходя по Оксфорд-стрит, зашла в галерею Летти и даже обменялась с ней парой слов. Визит был настолько коротким, что показался Летти похожим на сон. Но с тех пор она ощущала какую-то связь с королевским домом и, выслушав обращение, заплакала от переполнявших ее чувств. И оттого, что ей так хотелось видеть рядом Дэвида. Но она не стала ничего объяснять Крису, когда тот решил, что мать слишком близко к сердцу приняла слова их сюзерена.

На столе зазвонил телефон. Было время ленча, но Летти частенько продолжала работать, перехватывая на ходу чашку чая и бутерброд, пока ее двадцатичетырехлетняя секретарь Анн Хоппер ходила поесть. Рассеянно Летти подняла трубку.

– Галерея Банкрофт, Летиция Бинз слушает.

Она поменяла название на «Галерею Банкрофт», когда приобрела в аренду соседний магазин. «Сундук с сокровищами» звучало как-то дешево для человека, имеющего дело с настоящими произведениями искусства. «Галерея Бинз» – тоже не очень подходило.

Стоило бы вернуть девичью фамилию, но она все еще чтила память Билли, хотя после его смерти прошло уже семь лет.

Казалось, это случилось только вчера – словно с тех пор жизнь мчалась галопом. Она каждый месяц ходила на кладбище, с большой тщательностью украшая цветами две могилы. А потом молча стояла, перечитывая слова на так быстро выцветающем надгробии: «Вильям Бинз, любимый муж и преданный сын. Родился 1889, умер 22 января 1926. Покойся с миром».

Она попыталась стереть воробьиный помет и круги лишайника, но сдалась – у нее ничего не вышло, мгновение задержала взгляд на трещине, пересекавшей боковую поверхность камня, а потом ушла, чувствуя грусть и в то же время умиротворение.

Грусть ее больше относилась не к себе, а к Билли, сильному здоровому парню, превратившемуся из-за войны в инвалида. Летти молилась Богу, чтобы подобное больше не повторялось, думая прежде всего о Кристофере, надеясь, что он никогда не столкнется с ужасом, через который прошли Билли, Дэвид и тысячи других молодых людей, неузнаваемо постаревших за несколько часов газовой атаки или бомбежки.

Конечно, ничто не предвещало новой войны – казалось, люди слишком хорошо запомнили ужас тех лет, чтобы повторять его. А в условиях всемирной депрессии, когда столько людей осталось без работы, Германия вряд ли сможет подняться до прежнего величия. Правда, там какой-то человек по имени Гитлер взял власть в свои руки, и его называют спасителем нации, но, слава Богу, непохоже, чтобы немцы снова попытались противостоять миру.

Была еще одна причина, по которой Летти решила не возвращать себе девичью фамилию: она надеялась, что вскоре жена Дэвида согласится на развод. Мадж просто не сможет всю жизнь цепляться за мужа. Она его не любит и не нуждается в нем, а поступает так только из-за присущей ей вредности. Скоро ей надоедят постоянные просьбы о разводе… И тогда… в этот замечательный день… фамилия Летти станет Бейрон.

Голос на другом конце трубки оказался голосом Ады, задыхающимся, словно она плакала.

– Летти! О Летти… твой отец умер! Только что был жив, а через секунду умер. Они взяли его в лондонскую больницу, но он умер по дороге. И даже не попрощался со мной!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

В гостиной дома в Стратфорде собралось всего несколько человек. Большинство ровесников Артура Банкрофта, в том числе его братья и сестры, умерли раньше или были не в том состоянии, чтобы присутствовать на похоронах. Их дети выросли, обзавелись своими собственными семьями и едва ли вспоминали Артура, и уж тем более не собирались оплакивать его.

Когда приехали Летти, Дэвид и Крис, Люси уже была там, очень привлекательная в своей прямой черной юбке и белой блузке.

Джек оставался все таким же длинным и худющим, каким был двадцать пять лет назад, в тот день, когда Люси привела его, чтобы познакомить с отцом. Немного погрузнел, но выглядел очень представительно в хорошо сшитом черном шерстяном костюме.

Приехала Эммелин, которой уже исполнился двадцать один год, с такими же, как у матери, золотистыми волосами. И Элизабет, другая дочь Люси, высокая, стройная и очень красивая, несмотря на беременность.

Сестра Ады, неряшливая, как и сама Ада, следовала за ней по пятам, поминутно спрашивая, как она себя чувствует. Ада рассеянно кивала. Она выглядела очень изможденной, и Летти вдруг пришло в голову, что эта женщина любила отца, и она пожалела о своем непримиримо враждебном отношении к ней, когда, как она считала, отец из-за Ады бросил ее.

Последними зашли несколько соседей, а Винни так и не появилась. Летти чувствовала, что ее захлестывает горечь, почти ненависть. Не прийти на похороны отца, потому что там будет она, Летти!

– Винни не пришла? – спросила она Люси как можно более равнодушно, когда сестра Ады передала ей бокал шерри, чтобы выпить перед отъездом на кладбище. Отца должны были похоронить рядом с их матерью.

– Покойный наверху, если вы хотите попрощаться с ним в последний раз, – заметила сестра Ады, прежде чем продолжить обход гостей с подносом, на котором стояли бокалы с вином.

Летти кивнула, совершенно забыв про Винни.

– Пойдемте со мной? – обратилась она к стоящим рядом.

Дэвид покачал головой, отказываясь. У Криса вытянулось лицо, и он умоляюще посмотрел на мать. Он был еще достаточно молодым и ни разу не сталкивался со смертью, и ему явно не хотелось начинать знакомство с ней сейчас.

Люси неохотно согласилась, услышав просящие нотки в голосе сестры.

– Хотя я уже там была.

– Тогда оставайся.

– Нет-нет, – сказала Люси быстро.

И они неспешно поднялись по ступеням в спальню, где стоял гроб, крышку которого сняли, чтобы дать возможность попрощаться с усопшим.

– Он выглядит таким спокойным, – прошептала Люси.

– Но старым.

– Они хорошо поработали над ним.

– Мне не нравится грим, который они используют. Выглядит неестественно. – Ее старый говор вновь вернулся. И память услужливо воскресила картины детства – «Пап, можно пойти поиграть на улицу?»

Она глубоко вздохнула. В следующем месяце ей будет сорок три года. Не слишком юный возраст, но, тем не менее, сейчас Летти чувствовала себя ребенком, бегущим по улице, видела отца, выглядывающего из окна магазина: усы топорщатся, голубые глаза живые, веселые и добрые. И голос тоже добрый: «Летиция! Иди домой – маме нужна твоя помощь».

Слезы по тем навсегда прошедшим дням наполнили глаза. Жидкие усы, подчерненные рукой гримера, казались нелепыми на фоне бумажно-желтой кожи, бледность которой только подчеркивали наложенные румяна. Отец лежал с закрытыми глазами. Она никогда больше не услышит, как он называет ее Летиция. Бог мой, как же она хотела, чтобы вернулось прошлое. Люси обняла ее за плечи.

– Ну, не надо плакать, Лет. Ничего уже не поделаешь. Пошли, спустимся.

Внизу все приглушенно переговаривались между собой, и обе сестры присоединились к толпе незамеченными. Входная дверь открылась, и Летти почувствовала скользнувший по ногам порыв холодного апрельского ветра, исчезнувший, когда дверь прикрыли. Она на мгновение подумала, что пришли из похоронного бюро, но не заметила движения среди стоящих рядом людей.

Они подошли к Крису и Дэвиду. Люси, приподняв голову, чтобы смотреть в лицо Крису, который вымахал уже под два метра, бросила взгляд в сторону двери, и ее глаза загорелись. Летти машинально повернулась посмотреть и увидела Винни с новым мужем и сыновьями – сейчас уже взрослыми мужчинами.

Серо-зеленые глаза Винни обежали комнату. Ее взгляд упал на младшую сестру, и она побледнела, плотно сжав губы. Не в силах отвернуться, Летти смотрела и смотрела на Винни, которую не видела почти десять лет.

Она была неприятно поражена. Люси старела очень незаметно, сохранив прекрасную фигуру, худобу которой скрывал полный бюст, но Винни стала просто костлявой. Ввалившиеся щеки, острый подбородок, нависающий над тощей шеей, полное отсутствие фигуры, безжалостно подчеркиваемое модной облегающей одеждой. Конечно, ей было уже сорок шесть, но Летти ожидала, что сестре удастся сохранить хотя бы остатки былой красоты.

Летти не знала что делать. Должна ли она не отводить взгляд, пока Винни сама не отвернется? Или лучше первой сделать вид, что не заметила сестру? Но это глупо. Летти нервно улыбнулась, хотя улыбка получилась похожей на гримасу. А губы Винни не шевельнулись, оставаясь все той же прямой красной полоской. Летти чуть не вздрогнула от неожиданности, когда Винни вдруг резко повернулась и направилась к Аде.

Летти схватилась за Дэвида.

– Я этого не вынесу.

– Все в порядке. – Пожатие его руки было сильным и подбадривающим.

– Следующие несколько часов будут ужасными. В одной комнате, а она делает вид, что меня не существует.

– Не обращай внимания, мам, – встревожился Крис.

– Возможно, это для нее такая же неожиданность, – вмешалась Люси.

– Она должна была знать. Это наш родной отец. Конечно, я буду на похоронах. Можно подумать, что после всех лет…

Слабый гул прокатился по толпе. Снова открылась входная дверь, пропуская внутрь холодный воздух. Одетые в черное мужчины прошли по ступеням наверх. Разговоры смолкли, и вот они возвращаются, неся на плечах гроб: головы опущены, руки свободно болтаются вдоль тела.

Находящиеся в комнате поспешно задвигались, занимая подобающие места в похоронной процессии. Первой Ада, поддерживаемая братом, за ними три дочери покойного – Винни и Летти как можно дальше друг от друга. Выйдя из дома, они принялись рассаживаться в автомобиле.

Люси села на заднем сиденье между сестрами, вполне понимая выпавшую на ее долю роль посредника, но не разговаривая ни с одной, что было на нее очень непохоже.

После короткой службы и разговора с викарием, они вернулись в дом, промерзшие до костей на кладбище под ледяным апрельским ветром. Здесь их ждали виски, бренди, чашки с горячим чаем, а также бутерброды и печенье, приготовленные соседкой.

Как только виски оказал свое действие, начались дружные воспоминания – как Артур сделал то или когда сказал это, что вызывало тихие смешки. И даже Ада заулыбалась.

Пока Люси разговаривала с Винни, а Джек занимал Дэвида, будто тот был ему действительно шурином, Летти отошла к окну. Занавески уже подняли, и в комнату проникали слабые лучи солнца.

Держа в руках маленькую рюмку с бренди и поставив на подоконник тарелку с бутербродами, Летти, стараясь забыть о присутствии старшей сестры, думала об отце. Они с ним перестали быть близкими слишком давно, чтобы чувствовать глубокое горе, но все же оставалось ощущение невосполнимой утраты. Утраты прошлого, может быть? Наблюдая, как все вокруг рассказывают смешные истории, она замечала свою отстраненность, но не собиралась присоединяться к остальным – присутствие Винни давило как тяжелый груз, порождая желание убежать.

– С тобой все в порядке, Летиция?

Летти вздрогнула, на мгновение вспомнив, что отец всегда называл ее полным именем, и посмотрела вверх, встретившись взглядом с Дэвидом.

– Да, спасибо.

– Выглядишь очень грустной. – Дэвид пододвинул себе стул. – Не стоит сидеть в одиночестве, оплакивая отца. Легче от этого не станет.

Летти отчаянно захотелось переложить хоть часть тяжести на плечи Дэвида.

– Не в этом дело! Это Винни. Специально не обращает на меня внимание. Мне кажется, она пришла только для того, чтобы…

– Не глупи, – тихо прервал Дэвид. – Она пришла из-за любви и уважения к вашему отцу. Так же, как и ты.

Да, она ведет себя глупо. Летти немного расслабилась.

– Согласна. Если бы только она не считала меня виноватой. Но Винни – моя сестра, и я люблю ее, несмотря ни на что. И не хочу, чтобы она меня ненавидела.

– Летиция! – Он наклонился поближе. – Пусть все идет своим чередом. И не сиди тут в одиночестве. Иди и разговаривай со всеми, пока я…

– Как я смогу?

– Не волнуйся. – Он поднялся, нежно погладив ее по щеке. – Просто доверься мне, Летиция. А сейчас пошли.

Недоумевая, она встала, а Дэвид отправился искать Люси. Сыновья Винни стояли неподалеку, отчаянно скучая. Давно уже взрослые мужчины, они держались около матери, будто притягиваемые магнитом. Ни у одного из них еще нет девушки, насплетничала ей Люси, хотя они были симпатичными парнями.

– Винни слишком опекает сыновей, – посмеивалась Люси, – сделала из них больших детей.

Летти сухо улыбнулась, отпивая бренди. Она гордилась тем, что ее Крис может разговаривать с любым человеком, с интересом и вниманием выслушивая собеседника. Он был весьма независимым, а в сентябре начнет учебу в Кембридже. В прошлом году Крис обнаружил существование девушек и принял эту новость без стеснения. По мнению Летти, его двоюродные братья ему и в подметки не годились.

Она увидела, как Дэвид заговорил с Эдвином Николсоном, мужем Винни, так, словно они были давними друзьями. В следующую минуту он уже вернулся к ней и, взяв за руку, повел к Эдвину.

– Эдвин, вы, кажется, не знакомы? Это Летиция, сестра Винни. Эдвин – муж Лавинии.

Летти сдержанно кивнула. Сама Винни стояла, повернувшись к ним спиной, с кем-то разговаривая. Он привлек ее внимание.

– Винни, здесь твоя сестра.

Летти заметила, как мужчины обменялись многозначительными взглядами, когда Винни повернулась. Выражение ее лица было неописуемым. Летти подозревала, что и у нее на лице тоже проявляются бушевавшие внутри страсти.

Она услышала свои слова:

– Извини, Винни, это не моя инициатива, – подумав, что та похожа на загнанную в угол кошку.

– Неужели ты не собираешься поздороваться с сестрой? – Дэвид, уверенный в своих силах, не собирался отступать.

Что еще оставалось делать Винни?

– Здравствуй, Летти.

– Привет, – вернула Летти, подавляя отчаянное желание засмеяться. Или, может быть, заплакать. Летти сглотнула комок в горле, умоляюще глядя на сестру.