Текст книги "Пески. Наследие джиннов"

Глава 17

Перед глазами светились звёзды, крупные, как тарелки. Я зажмурилась, потом снова взглянула, медленно приходя в себя.

Звёзды были вышиты на пологе шатра над головой, освещённого жёлтым светом масляной лампы. Я попыталась приподняться на локте и невольно зашипела от острой боли в плече, перед глазами всё поплыло. Казалось, я сейчас умру, но, значит, пока ещё была жива.

К счастью, приступ дурноты быстро прошёл. Моя пострадавшая рука была забинтована от запястья до плеча, а от бинтов пахло мёдом и чем-то незнакомым. На соседней циновке лежал Жинь, укрытый одеялом до пояса, его обнажённая перебинтованная грудь блестела от пота и слегка вздымалась. Живой, слава Всевышнему! Мы оба выжили, хотя шансов было совсем немного.

Радость придала мне сил, я приподнялась и огляделась по сторонам. У выхода из шатра сидел незнакомый парень, по виду ровесник Жиня. Голова опущена к скрещённым на груди рукам, кудрявые чёрные волосы падают на круглое лицо. Спит.

Я села в постели, стараясь не издать ни единого шороха. Ну что ж, забинтованная, а не связанная с кляпом во рту – уже хорошо. Тем не менее доверять нельзя никому, мало ли зачем я им нужна.

Проверила одежду: рубашку мне сменили, но куфия так и осталась на поясе, а под ней я с облегчением нащупала компас. Взгляд упал на пузырьки с лекарствами и кучку бинтов в углу, рядом лежал нож, испачканный в крови. Я потянулась и схватила его – оружие не помешает. Первым делом надо выяснить, куда меня занесло и кто эти люди.

Спящего сторожа удалось обойти бесшумно, я осторожно отвела полог шатра и выглянула наружу. В глаза ударил солнечный свет, и мой рот раскрылся от изумления.

Пока я спала, кто-то раскрасил мир яркими красками. До сих пор я считала зелёным цвет пыльного кустарника, который пробивался между камнями и на дюнах у края пустыни, но теперь поняла, что ошибалась. Такой сочной и яркой зелени мне видеть ещё не доводилось.

Позади над шатром нависала высокая каменная стена, позолоченная солнцем, песок у её основания быстро уступал место буйству красочной жизни уютного оазиса, полного людей. Размером он едва ли превосходил Пыль-Тропу, но сравнивать их было всё равно что буракки с ослом. А в центре посёлка упиралась в самую синеву неба красная с золотом башня.

Ноги подкашивались от слабости, но я заставила себя идти. Одна рука держала компас, другая сжимала нож. Я даже не задумывалась, понадобится ли он, в голове было пусто то ли от потери крови, то ли от потрясения – уж очень странное место.

Через несколько шагов жаркий песок под ногами сменился прохладной тенью. Деревья, усыпанные апельсинами, гранатами и незнакомыми фруктами, теснились по берегам водоёмов, таких прозрачных и глубоких, что, казалось, через них можно заглянуть в самое сердце земли.

Стрелка компаса указывала вперёд, в самую гущу оазиса. Среди пышной листвы стояли шатры всех цветов радуги, растянутые между стволами и ветвями деревьев, а одежда людей поражала красотой и изяществом. Как будто я попала в Золотой век, когда мир был ещё юн и свеж.

Никто из весело болтавших за стиркой белья на берегу озерца не обратил на меня внимания. Чуть дальше та самая ухоженная красотка, что спасла меня от гуля, обучала группу бойцов с деревянными мечами. Потом я дошла до двух подростков, которые возились с чем-то железным вроде бомбы.

– Обходи подальше, – обернулся пацан.

– Если что, – предупредил другой, – пусть нам одним руки поотрывает.

Только тут я поняла, что передо мной девочка, только стриженная почти наголо и такая тощая, что почти не отбрасывает тени.

Никто вокруг не выказывал ни капли удивления, увидев меня. Очевидно, прошедший через волшебную дверь уже не вызывал подозрений. Я с опаской обошла занятых бомбой подростков и направилась дальше, поглядывая на стрелку компаса. Куда же она приведёт?

Наконец деревья остались позади, и я вышла на широкую песчаную площадку, посреди которой стоял ярко-красный шатёр намного шире других и высотой почти в два человеческих роста. Пожалуй, в него могло поместиться чуть ли не всё население оазиса – это скорее зал для собраний, чем место для сна. На пологе шатра было вышито огромное синее солнце – такое же, как татуировка у Жиня на груди.

Приблизившись и заглянув внутрь, я заметила мужчину. Он был один, но, казалось, заполнял собой весь огромный шатёр, будто солнечный свет. Склонившись над столом и расставив руки, он разглядывал большую географическую карту, вокруг которой были разбросаны бумаги, прижатые от ветра камнями, пустыми винными кубками и оружием. Рядом лежал старый поцарапанный медный компас.

Солнечный блик от лезвия моего ножа заставил мужчину приподнять голову, и его удивлённый взгляд упал на меня. Ни страха, ни гнева в глазах – как будто смотрел не на чумазую окровавленную незнакомку, застывшую в онемении на пороге, а на кого-то из своих, кто имел полное право находиться здесь.

– Ты ранена? – озабоченно нахмурился он.

Только тут я увидела, что через мою повязку сочится кровь.

Он глянул на нож у меня в руке. Надо было срочно объясняться, и я протянула руку с компасом.

– Вот.

– А-а, понятно. – Лицо хозяина шатра просветлело. – Так это тебя вместе с моим братом впустила Шазад…

Он говорил что-то ещё, но у меня в голове крутилось единственное слово.

Брат!

Может, он имел в виду что-то другое? Да нет, какое там. Выходит, Жинь…

– Кто ты? – спросила я, хотя уже догадывалась.

По его лицу скользнула неуверенная улыбка, как будто он заподозрил в моих словах шутку. Совсем не похоже на улыбку Жиня.

– Я Ахмед.

Да ну! Неужели просто Ахмед? Не принц Ахмед аль-Оман бин Изман? Мятежный принц и законный наследник Мираджа, он самый! Герой сказок у костра, о котором кричат восторженные юнцы по всей пустыне.

Чёрные волосы, смуглая кожа, чисто выбритый квадратный подбородок. Властная осанка, явно привык повелевать. Не знаю, каким я ожидала увидеть принца, но из обычных жителей песков он выделялся сразу и здесь, в шатре, увенчанном знаком солнца, казался вдвое старше своего возраста.

Это его солнце носит на груди Жинь, а никакое не сичаньское. Знак мятежа, возглавляемого братом.

Новый рассвет, новые пески!

А значит, Жинь тоже принц. Он говорил, что родился в Измане, а потом уже попал в Сичань. Рассказывал, как брат вправлял ему сломанный нос… но о принцах, понятное дело, помалкивал. Выходит, я целовалась с принцем!

Мои мысли прервал ствол револьвера, приставленный к затылку.

– Брось нож! – произнёс девичий голос. – А я тебе ещё жизнь спасала.

Я была ещё слишком слаба, чтобы отбиваться. Разжала пальцы – нож упал на песок к ногам. Девушка – та самая, что так запросто зарезала гуля, обошла меня и глянула в лицо, продолжая держать под прицелом. В памяти всплыло, что принц называл её Шазад.

– Бахи, я нашла её! – крикнула она.

– О, слава Всевышнему и древним! – Под полог шатра нырнул курчавый паренёк, который спал, когда я очнулась. – Клянусь, я уснул только на минутку! – Он сурово погрозил мне пальцем. – Не очень-то вежливо убегать от своих спасителей!

– Со мной такое не впервые! – хмыкнула я, с опаской косясь на револьвер.

– Да и тебе случалось засыпать не вовремя, – пробурчала Шазад тихонько.

Только теперь я обратила внимание на её северный акцент, совсем как у тысячника Нагиба. Стоило ли так сразу ронять нож?

– Ты стреляешь или как? – Я глянула в дуло револьвера, нарочно утрируя наш местный выговор. – Раз уж передумала спасать…

Девушка приподняла брови, в глазах её мелькнуло уважение. Ствол револьвера уставился в песок.

– Ого! – усмехнулся курчавый Бахи. – В первый раз вижу, чтобы Шазад сдавалась так быстро. Похоже, ты ей понравилась.

– Она знает тайное имя, – пожала плечами воительница, – а значит, Жинь ей доверяет.

Сахр?

– Дверь сама не открылась, – заметила я.

– Она отпирается только изнутри, – объяснила Шазад. – Любой, кто знает истинное имя джинна, который построил тут всё, имеет право войти. Мы нашли описание этого места в старой книге вместе с именем, а когда пришлось бежать из Измана, оно пригодилось.

– Кто же вас тогда пустил в первый раз?

– Есть и другие пути, особенно если умеешь летать.

Ну да, или хотя бы лазать по скалам. Я окинула взглядом верхушки утёсов, окружавших оазис. Удобную тропу можно разведать. Интересно, как скоро сюда доберутся галанские солдаты из Фахали?

– Прошу прощения… – Ахмед сделал паузу, глядя на меня.

– Амани, – представилась я.

– Прошу прощения, Амани. – Он вышел из-за стола. – Ты устала, садись и поешь чего-нибудь.

– Бахи! – раздался за спиной звонкий голос. Я обернулась. В шатёр ворвалась девушка – моложе меня, тёмно-алые пряди волос волнами спадают на спину, на круглом лице паника. – Бахи, с моим братом совсем плохо, он мечется в бреду!

Опять это слово. Брат! И ещё меньше похожа на Жиня, чем Ахмед!

– Да не бойся, всё нормально! – махнул рукой Бахи. – Яд нетопыря выгорает далеко не сразу.

– Ты точно уверен? – Аловолосая чуть не плакала.

– Далила… – Принц потянулся утешить… сестру?

– Ты дочь джинна? – вырвалось у меня невольно. В голове царил сумбур. Где здесь реальность, а где сказка? – Я слышала истории про тебя.

Она взглянула растерянно и поправила волосы, словно хотела их спрятать.

– А ты думала увидеть клыки и чешую? – Принц Ахмед усмехнулся, но в глазах его сверкнули тревожные искорки.

– Скорее когти и рога, – неловко пошутила я, припомнив то, что рассказывали в Пыль-Тропе, и тут же одёрнула себя.

Девушка смущённо потупилась, вокруг её головы взметнулся лёгкий вихрь, словно в пустыне, и пышная копна волос мигом почернела, утратив оттенки красного.

– Ладно, пойду гляну на него… – вздохнул Бахи, почесав в затылке.

Я с ужасом заметила у него на ладони татуировку – широкий синий круг из переплетённых символов.

– Ты священник?

У нас в Пыль-Тропе каждый сам штопал свои раны, что от пули, что от ножа. Надо было потерять ведро крови или пару конечностей, чтобы кто-то позвал святого отца, и обычно в таких случаях и впрямь оставалось надеяться разве что на молитвы. Смерть стояла у порога, и появление священнослужителя воспринималось всеми как плохой знак.

Эти мысли, должно быть, отразились у меня на лице, потому что Бахи с кривой усмешкой показал мне другую ладонь, совершенно чистую, без парной татуировки.

– Не волнуйся: я не настоящий.

Обняв Далилу за плечи, он повёл её к выходу, потихоньку шепча на ухо что-то успокаивающее. Похоже, успешно: девушка даже улыбнулась. Мне бы кто так нашептал! Сердце по-прежнему тревожно колотилось. Неужели я тащила Жиня через пески, только чтобы похоронить здесь?

– Как это случилось с братом? – спросил Ахмед.

Мираджийский выговор мятежного принца был резче моего, но мягче, чем у тысячника. Ещё один сын султана, а значит, брат Жиня. Вот почему мой спутник не выстрелил в него тогда в Пыль-Тропе! Грешно проливать родную кровь.

– Интересно, сколько у него тут всего братьев и сестёр? – усмехнулась я и тут же смутилась – никогда не умела держать язык за зубами!

Шазад грубовато фыркнула, что совсем не вязалось с её утончённой внешностью.

– Других мы не знаем, но гарем у султана большой.

Ахмед с удивлением взглянул на меня:

– Так ты не знала, что мы братья? Забавно!

– Я не знала даже, что он ваш сторонник. – Я почувствовала унижение. Ахмед и Шазад смотрели на меня с явным недоверием: зачем тащить раненого на себе через пустыню, почти ничего о нём не зная? Ну как им объяснить? – Понимаете, Жинь взорвал оружейную фабрику в Пыль-Тропе, а до этого из-за нас сгорело стрельбище в Шалмане – случайно, в общем… – Я запнулась и пожала плечами.

Лицо Шазад осветила улыбка. Похоже, я и впрямь начинала ей нравиться. Слегка ободрившись, я стала рассказывать всё подряд. Когда дошла до Дассамы, улыбка Шазад растаяла, но никто меня не прерывал. Бегство из Фахали, драка с нетопырями, Страна дэвов…

– Нам нужен план. – Дослушав меня, Шазад ткнула пальцем в карту на столе. – Галаны и армия султана стоят слишком близко отсюда, а теперь ещё и шныряют вокруг. Их новое оружие… – Она повернулась ко мне: – Как думаешь, накроет оно всё ущелье целиком?

– Вряд ли, но… – Я взглянула на изломанную линию скал, пересекавшую карту. Палец девушки указывал на Фахали, и крестик, явно обозначавший секретный оазис, был совсем рядом. – Они ведь необязательно должны бить точно… Дело в том, что в Дассаме я не заметила никаких железных осколков.

– И что? – хмуро спросил Ахмед, тоже глядя на карту – его владения, выигранные в законном состязании, которые приходилось завоёвывать снова.

– Это значит, что у них не бомба, а что-то совсем новое, – понятливо кивнула Шазад. – То, что можно использовать много раз. Не попадут сразу – так накроют потом.

Они обменялись многозначительными взглядами.

– Нам понадобится Имин… – вздохнул Ахмед.

Во внешности девушки, которую вскоре привела Шазад, не было ничего примечательного. Обычное лицо, обычная фигура, разве что глаза странного жёлтого цвета.

– Нам нужен шпион, – обратился к ней Ахмед. – Тебе придётся проникнуть в армию галанов в Фахали и узнать, как они будут подбираться к нам.

– Хорошо, – спокойно кивнула Имин.

Лицо её тут же стало меняться: губы сузились, кожа побелела. Стали широкими плечи, а грудь – плоской. Пара мгновений – и перед нами стоял мужчина – вылитый галан. Не изменились лишь бледно-жёлтые глаза и одежда. Я сразу вспомнила узницу, убитую в Фахали.

– Мне не нравится, – поморщилась Шазад. – Эти глаза… Лучше послать Далилу.

– Нет, – покачал головой принц. – Слишком рискованно. И без того опасно посылать демджи в лагерь галанов – всё равно что ягнёнка в логово льва. Иллюзии рассеиваются, а оборотня раскусить куда труднее.

– Далила хотя бы может скрыть свою метку, – возразила Шазад.

– Нет, пойдёт Имин. – Решительный тон Ахмеда поставил точку в споре.

Шазад неохотно кивнула.

– Ладно… Там в ущелье, – обернулась она к преобразившейся девушке, – лежит дохлый гуль в галанском мундире. Переоденься. Твой первый доклад ждём к Шихабу. – Она повернулась к выходу, кивком подзывая меня, и добавила: – Постарайся остаться в живых.

Глава 18

Следом за Шазад я вышла из шатра, невольно зажмурившись от жгучего солнца и яркого разноцветья.

– Как у неё это получается? – не смогла я сдержать любопытства, оглянувшись на Имин. – Она, случайно, не… не из гулей?

– Нет! – рассмеялась Шазад. – Ещё не хватало, чтобы нас сожрали во сне! Имин просто демджи, как и Далила. – Как будто это что-то объясняло! Воительница откинула полог соседнего шатра. Там было теснее, чем у принца, но царил идеальный порядок: заправленная постель, аккуратная стопка книг, разложенное на полу оружие. – Вот, бери. – Она открыла сундук и вынула белую рубашку и коричневые шаровары. – Смени одежду, а то ты вся в крови.

– Кто такие демджи? – нетерпеливо спросила я, забыв даже сказать спасибо.

– Как, ты разве не знаешь? – удивилась Шазад.

– Я выросла вдали от здешних мест. Там, где принцы и девушки-оборотни попадались только в сказках.

– Это дети, рождённые смертными от джиннов. – Она захлопнула крышку сундука и уселась на него. – У нас таких с дюжину наберётся – так и льнут к Ахмеду.

– И все оборотни? – невольно поёжилась я, стаскивая окровавленную рубашку и вспоминая клыкастую морду гуля.

– Нет, демджи бывают разные, – стала объяснять Шазад. – Джинны – мастера иллюзий и обмана, их сила исходит от жара пустыни и песчаных бурь, и детям они передают часть своих способностей. Далила создаёт образы, которые выглядят реальными, но потрогать их нельзя, один воздух, а Имин на самом деле меняет своё тело. У нас есть пара близнецов, которые тоже оборачиваются, но не людьми, а зверями, и ещё одна девушка может забраться в чужой разум и заставить видеть, что она захочет. В святых книгах это называется дар джиннов – своего рода защита от людей для тех, у кого есть метка.

– Что за метка? – Слушая её, я чувствовала себя совершеннейшей невеждой.

– Ну, например, золотистые глаза Имин или пурпурные волосы Далилы. – Шазад откинула с лица чёрную прядь. – В Измане Далила красила волосы в тёмный цвет хной с басмой или прикрывала иллюзией. Только не все умеют скрывать… – Я понятливо кивнула, вспомнив застреленную девушку в Фахали. – Галаны убивают таких, потому что считают древних врагами своего выдуманного бога.

«Выходит, – подумала я, – волосы той узницы не просто казались красными, как кровь, они такими и были. Метка джинна».

– Не только галаны, – продолжала Шазад. – За ними охотятся и многие мираджийцы. Считается, например, что палец демджи исцеляет болезни… ну и так далее. Можешь расспросить Бахи, он знает. Это всё называют…

– Магией песков, – кивнула я.

Вот оно как, оказывается! Герои и беглецы, джинны и маги – все собрались вокруг мятежного принца Ахмеда, чтобы сражаться за него. А Жинь от меня всё скрывал, потому я и хлопаю теперь глазами как набитая дура!

Роста и сложения мы с Шазад были почти одинакового, разве что она не такая тощая, питалась получше, так что за мальчишку, как я, вряд ли сошла бы. Натянув её одежду, я вновь отправилась через оазис к шатру со звёздным пологом, в котором очнулась. Бахи как раз выходил, когда я остановилась рядом, расправляя мокрые волосы. Шазад показала укромное местечко на озере, где можно было выкупаться, а сама отправилась по своим таинственным делам.

– Она дала тебе свою одежду? – удивился целитель.

– А ты все её вещи помнишь? – усмехнулась я.

Он почесал в затылке со смущённой улыбкой.

– Шазад трудно не запомнить… Не говори ей только – убьёт. Она может убить десятком способов, даже не дотронувшись, а кто тогда вылечит твоего принца?

– И вовсе он не мой! – буркнула я, потом вздохнула: – Как он там?

– Ты вовремя его привела. – Бахи задумчиво пригладил волосы татуированной рукой. – Я всё сделал, теперь остаётся только ждать.

– Можно мне к нему?

– Конечно, почему бы и нет. – Он отступил в сторону, освобождая дорогу.

Внутри шатра на меня сразу навалилась жара. Жинь лежал всё так же, не шевелясь, точно мёртвый. С ним сидел только его брат. Воротник у Ахмеда был распахнут, и в тусклом свете лампы виднелась татуировка на груди, такая же, как у Жиня. Принц обернулся, услышав мои шаги.

– Ваше величество, – я невольно попятилась, неловко произнося непривычные слова, – прошу прощения, мне…

– Ничего, оставайся, – кивнул он.

Ну не отказывать же принцу… Я подошла и села с другой стороны постели, не зная, о чём говорить. Мой спутник оказался не просто чужеземцем с предательской улыбкой, а сыном султана, и рядом с двумя такими высокопоставленными особами делать мне было нечего.

– Его правда зовут Жинь? – спросила я, не выдержав долгого молчания.

– Да, – кивнул Ахмед, – но полностью – Аджинад аль-Оман бин Изман. Это Лин, его мать, называла его Жинем.

За два месяца не назвать мне своего настоящего имени! Я сердито вздохнула.

Принц улыбнулся.

– Думаешь, он тебе не доверяет? Зря… Видишь? – В его руке появился двойник уже знакомого мне компаса. Мне вспомнилась татуировка на спине у Жиня рядом с чайкой – тоже компас. На груди солнце, а между ними бьётся сердце. – Громанская работа. Альбы чтят магию, галаны – науку, а громанцы научились сочетать одно с другим. Наши компасы настроены друг на друга, они у нас уже шесть лет, и, не будь их, жизнь бы нас с братом давно разлучила. Он, конечно, способен и на безрассудство, но не настолько, чтобы доверить свою родную кровь кому попало… Ты, наверное, знаешь, что увезла нас тогда из дворца мать Жиня, – продолжал Ахмед, погрузившись в воспоминания.

Не знала я и этого, да и почти ничего, но перебивать не стала, слушала молча.

– С моей матерью они были как сёстры, попали в гарем почти одновременно, я старше Жиня всего на пару часов. Я пятый сын, он шестой, так что отец обращался с нами лучше, чем с самыми младшими, но всё равно замечал мало. Так уж судьба сложилась… Впрочем, Жинь не верит в судьбу. Представляешь, я не помню даже лица своей матери: слишком маленький был, когда она умерла.

Я вспомнила: та самая красавица жена, которую султан забил до смерти, когда она родила Далилу. Для меня – всего лишь несколько слов из сказки, а для Ахмеда – родная мать.

– Про Мирадж я вообще мало что помнил. Когда родилась Далила, брат сильно болел. Наши матери решили бежать вместе, как только узнали, что моя беременна от джинна. Срывать с места больного мальчика им не хотелось, но оставлять Далилу в Измане было ещё опаснее… Помню ту ночь одними урывками: как цеплялся за юбку Лин, когда она снимала один за другим золотые браслеты, подарок султана, чтобы заплатить за место на корабле в Сичань, и потом сидел на жёсткой качающейся скамье, обнимая брата, дрожащего в ознобе, а Лин укачивала на руках орущего младенца и просила меня молиться за Жиня, чтобы он перенёс долгое плавание… – Ахмед сглотнул комок в горле, перевёл дух. – С тех пор я уже счёт потерял, сколько раз приходилось за него молиться Всевышнему, – брат вечно ходит по краю.

– Есть люди, которых так и тянет на линию огня… ваше величество.

– Просто Ахмед… Глянь вокруг – где тут какое величие? – Снова улыбка, но совсем не та, что у Жиня, задорная и хитроватая, а скорее грустная. – Брат и впрямь не слишком тревожится о своей безопасности, но чаще всего бросался, как ты говоришь, на линию огня, только чтобы защитить нас с Далилой. Сейчас он впервые рискнул жизнью ради кого-то другого. – Принц со значением посмотрел на меня.

Я молчала, глядя на Жиня. Его чужеземные черты были единственным знакомым и родным в этом странном месте с аловолосыми принцессами и золотоглазыми оборотнями, хотя и он стал почти незнакомцем, едва Ахмед назвал его братом.

– Все они сражаются за тебя, за твою власть… – медленно проговорила я, – но стоит ли она их жизни… его жизни? – Я кивнула на раненого. – Султан убил твою мать, нынешний султим украл твой трон, но это твои личные обиды. Интересно тебе, например, кто убил мою мать?

Я не хотела, чтобы мои слова звучали резко, но… Надо знать, для чего всё это. Кого собирается спасать Ахмед? Есть ли ему дело до прочих обитателей пустыни?

Мятежный принц покачал головой:

– Я здесь не ради власти. – Лицо его осталось невозмутимым, голос – спокойным, без капли высокопарности. – Мой отец правит Мираджем, не уступая никому даже крупинки своей власти. Он не знает других способов, оттого здесь и нищета, и голод, и чужая армия. Я с самого начала не собирался править, как он… Мы с Жинем странствовали повсюду: побывали на Ионийском полуострове, где всё решает народный совет из богатых и бедных наравне; и в Амонпуре, где торговля и ремёсла обогащают страну; и в Альби, где женщины могут наследовать землю и равны мужчинам во всём; и в Эспе… где мы напились и сделали себе вот это… – Он оттянул воротник и показал татуировку. – Солнце – сичаньский символ удачи, а в скитаниях по морю от одной работы к другой без удачи никак. Тогда я и думать не думал, что оно станет символом моих сторонников. Люди песков должны сами управлять своей страной, – продолжал принц, воодушевляясь. – Здесь у каждого в сердце пылает огонь, Мирадж полон величия и в то же время – зла и несправедливости, в которых виноват отец и его союзники-галаны. Он наполнил страну ненавистью и насилием, наполовину отдав в руки иноземцам, и мой брат Кадир похож на него. Если мы ничего не изменим, они погубят Мирадж окончательно… Наш народ заслуживает лучшей участи! – Лицо его сияло, глаза горели. – Чтобы умница Шазад не стыдилась, что она женщина, а демджи не боялись за свою жизнь, потому что мой отец связался с фанатиками, ненавидящими магию. Мы могли бы сделать Мирадж величайшей страной мира!

Он говорил, и я невольно заражалась его горячей верой. Вспомнился парень, которого схватили возле стрельбища в Шалмане, когда мы повстречались с Жинем. За призывы к мятежу вешали, но мальчишка всё-таки кричал про новые рассветы… Только теперь я поняла почему.