Текст книги "Тихий дом"

Обаятельная особа, оказавшаяся и хозяйкой и продавцом в одном лице, на своем личном примере демонстрировала красоту товара. С одного плеча причудливо свисала шаль, расписанная под импрессионистов, на шее виднелся кожаный шнурок с грубым коричневым камнем, искусно окрученным проволокой. Такой же камень, чуть меньших размеров, украшал ее руку. Кольцо крупным не казалось, потому что женщина была высокая, дородная и эти булыжники, как про себя назвала их Клара, ее ничуть не портили, а очень даже украшали. Пусть Клара всегда предпочитала драгоценные металлы и не в ее возрасте что-либо менять, но такие вещи она уважала тоже. На других, но не на себе.

На пустой стене, у небольшого столика, где сидела легко вспорхнувшая при виде посетительницы хозяйка, все же висели не картины, а черно-белые фотографии. Без достопримечательностей и городских пейзажей, без увеличенных дождевых капель или рассмотренных в упор винных бокалов – это были женские фигуры, а, возможно, только одна, все со спины и все у окна, сидящие, стоящие, причесывающиеся, курящие, читающие. Только окно, женская фигура и городские крыши. На первый взгляд они могли произвести впечатление любительских, но Клара знала, что это не так. Чувствовала своим чутким сердцем.

Женщина представилась Алисой, спросила, нужна ли ее помощь, а узнав, что пожилая женщина в элегантной шляпке и красивой шубке заглянула сюда не ради праздного любопытства, освоила тон опытного экскурсовода, начала свой рассказ с самой входной двери и провела потенциальную покупательницу по всему магазину, не упуская ни одной мелочи. В ходе рассказа выяснились некоторые подробности из жизни самой Алисы. Она, оказывается, по специальности… химик (Клара улыбнулась, встретив почти коллегу). Но жизнь ее всегда была связана с художественными салонами. Выставлялся муж-художник, его друзья, и она со временем полюбила это шумное пространство тоже. Устав от лаборатории, она несколько лет назад открыла кое-что для себя, нашла увлеченных людей, пристроила несколько своих работ из бисера, вот и получилось то, что вы сейчас видите.

В выдумку о сумках из натуральной кожи Клара, конечно, не поверила. Сумки были интересные, объемные, как любила Саша, но на одной красовался на фоне густого тумана ежик из знаменитого мультфильма – не лучший вариант для женщины сорока пяти лет, а другую украшали коты – толстые, наглые, улыбающиеся, элегантные, самых разнообразных форм и расцветок. Алиса протянула несколько платков с похожим рисунком. Клару это не вдохновило. Она приглядывалась к охристо-багряному платку с авангардным рисунком, и Алиса, заметив ее интерес, взмахнула руками и скрылась в крошечной комнатушке. Оттуда она вернулась через пару минут, неся еще не распакованную коричневую сумку, сделанную, по мнению хозяйки, из натуральной кожи. Лицевая сторона была украшена странным рисунком, в котором сочетались трудноразличимые фигуры и тропические пейзажи. Похоже на Гогена, но вместе с тем что-то иное. Другая сторона ничем особым не выделялась – гладкая темная поверхность, цвета горького шоколада.

Клара без всяких сомнений ухватилась за эту покупку: охристый платок и коричневая сумка будут прекрасным подарком для Саши, хотя еще несколько минут назад она всерьез подумывала о той сумочке-коробке с городскими крышами на боковых сторонах. Честно говоря, она очень приглянулась Кларе, но, подержав ее в руках, она поняла, что Саше она ни к чему. Нет таких мест в ее насыщенном дневном расписании, куда она могла бы ее взять, а вечером Саша почти никуда не выходит. С такой маленькой сумочкой ходят пить кофе богатые бездельницы: телефон, кредитка, пудреница. Саша носила с собой всю жизнь сразу, и свою, и своих домочадцев.

Довольная покупкой, Клара позвонила Саше и пригласила ее на пару часов завтра в гости. Что? Нет, не в гости, конечно! А срочно! По очень важному делу: «Сашенька, ты – очень – нужна – мне – завтра!!!»

14

Саша, конечно, девочка чудесная. Славно они посидели. Она так удивилась, когда Клара раскрыла свой обман. Ничего, мол, серьезного не произошло, просто хотелось вырвать тебя из цепких рук семьи хотя бы на пару часов и доставить тебе удовольствие. Ты этого заслуживаешь, Сашенька. А как смущалась, получая подарки! И как все же это приятно делать, в особенности тем, кто ценит и твои усилия, и вкус, и изобретательность!..

– Понимаешь, Сашенька, есть еще вторая часть подарка, но она будет позднее, уже после твоего дня рождения. Мне очень хочется, чтобы у тебя осталось что-то в память обо мне. Не перебивай меня, детка, я знаю, что ты скажешь!.. Мне очень приятна твоя забота и твое внимание, и я понимаю, что ты это делаешь бескорыстно, но все же это важно мне, важно для меня.

Саша не могла выпустить из рук новую сумку, гладила ее, заглядывала внутрь, подносила к носу, восхищалась объемом, рисунком, цветом. Назвала его отчего-то цветом жженой карамели – пусть будет так, молодым виднее. Платок она уже пристраивала по-разному: набрасывала на плечи, завязывала на шее, образуя впереди что-то вроде манишки с неизвестно откуда взявшейся розочкой. Оказывается, она ее сделала на оборотной стороне платка одним элементарным узлом. А еще небрежным движением привязала платок к ручке новой сумки, и получилось очень элегантно, с фантазией. Клара не могла нарадоваться тому, как удачно все придумала с подарком.

Саша, сидящая на диване рядом с Клёпой в окружении подушек, открыла было рот, чтобы о чем-то спросить, как зазвонил телефон. При ближайшем рассмотрении – как хорошо, ведь теперь ясно, кто тебе звонит! – оказалось, что это Фира, и Клара дала понять жестом, что придется поговорить.

– Да, моя дорогая!.. Ну что ты! Совсем не мешаешь. Я теперь почти всегда дома и времени у меня очень много… Что ты говоришь?.. Неужели?!? А много ты ей дала в долг?.. Ну, ничего, Фирочка, прими это как благословение, как спасение от какой-нибудь неприятности… Какой? Знать бы какой!.. Не огорчайся, ты же не бедствуешь!.. Да, вот какая оказия!.. Ты береги себя, таблетки принимай!.. Я? Все со мной в порядке, ты меньше слушай Борю! Мастер он на всякие истории!.. С больницы я, конечно, сбежала, но пролежала там две недели, более, чем достаточно, а больше не могла… Да я столько болезней в жизни своей не слышала! Одна соседка бесконечно жаловалась на немощи, другая ругала своих детей. Нет, дома мне гораздо лучше, да и Сашенька за мной присматривает. Помнишь ее? У меня сейчас! Отмечаем ее день рождения. Спасибо, Фирочка, ты тоже не болей! И не переживай за деньги. Это меньшее, чем мы можем расплатиться. И я обнимаю тебя!.. Перезвоню тебе завтра. Обязательно!

– И что я должна теперь с этой историей делать?.. – задумчиво сказала Клара, усевшись напротив Саши в любимое кресло. – Фира, богатенький Буратино, отдала приятельнице в долг приличную сумму, а та взяла и умерла. И где она еще находит друзей в таком возрасте?.. Ну не будем о грустном… Ты видела новый фильм по Первому каналу? От Фиры тебе привет и наилучшие пожелания в день рождения, чуть не забыла!..

Клара теперь одна. Саша, довольная и счастливая, ушла домой, прихватив подарки и половину торта, который сама же принесла. Столько Кларе не съесть, пусть дети порадуются. Рвалась еще сбегать за вином, но Клара не разрешила: всего у нее достаточно. Выпили несколько рюмочек коньяка, поговорили о том о сём, отвели душу. Кларе хотелось бы, чтобы у нее была такая дочь. Ей бы она обязательно сказала, что жизнь у нее одна и не стоит сохранять то, что трещит по швам ради детей. Это большое заблуждение, что они будут счастливы. Но Саше она об этом не говорила, не имела никакого права вмешиваться.

Ювелир пообещал найти недостающие камешки, почистить серебряный комплект и вернуть все в лучшем виде в субботу. Клара очень хотела, чтобы все произошло сегодня, но разницы ведь никакой. Будет у девочки еще один повод для радости не в день рождения, а в самый обыкновенный субботний день.

Одиночество может быть блаженным – у Клары сейчас именно так. День, насыщенный событиями и общением, требовал двух уединенных дней. Завтра она не пойдет никуда: ни магазинов, ни аптек, ни гостей, ни ювелиров. Единственный способ избежать общения – это выйти на прогулку с Клёпой очень рано и очень поздно. Не дотерпит малыш – у него есть белая пеленка, на всякий случай, и Клара его даже не поругает.

Вечер обещал быть холодным. Клара убрала со стола, отнесла посуду в раковину. Сегодня она может подождать. Лучи закатного солнца, пробравшись через окно, играли на ее серебряных вещицах, отражались в зеркале и в стеклянной вазе. Вчера Клара посмотрела любопытный сюжет о Швеции, который назывался «предсмертное расхламление». Предусмотрительные шведы готовили свои дома заранее, оберегая детей и внуков от чудовищной работы. Все, горячо любимые стариками вещи, являются для молодых бесполезным хламом, и Клара решила, что это очень хорошая идея. Нужно будет сложить в большие коробки то, что она хотела бы передать Боре: ценные и памятные вещи для их семьи, украшения для его жены и детей, книги, которые он любил читать в детстве, старые фотографии. Вторую коробку она бы хотела приготовить для Саши, третью – для церкви, с вещами и ненужным новым постельным бельем. Все остальное нужно постепенно перебрать и избавиться от лишнего. Она выбросила часть вещей из своего гардероба на диван, и скоро под ворохом сваленной на него одежды покрывало полностью скрылось из вида, а комната стала похожа на женскую раздевалку на каком-то веселом празднике.

Космос, в котором жили близкие ей люди, находился теперь в этих старых фотографиях, в бесполезных безделушках, которые так хотелось сохранить, продлив их единство и ощутив легкую беспричинную радость, которая возникала тогда, когда жив был ворчливый и категоричный отец, теплая и такая родная мама, когда всегда, в любую минуту, можно было позвонить младшей сестре и поговорить о самых обыкновенных мелочах!

Одна мамина родственница, рассказывая о ком-то из ушедших, говорила: «Он ушел как праведник. Вечером сходил в баню, поменял белье, улегся во всем чистом и утром не проснулся». Клара и Милочка, тогда еще совсем маленькие, остерегались подобных разговоров. Во-первых, в ту пору никто об этом не задумывался. Ясно было, конечно, что когда-нибудь эта участь коснется всех, но что толку думать об этом, когда ты ходишь в школу? Это должно было случиться очень и очень нескоро. Прежде придется уступить место пожилым бабушкам и дедушкам, затем придет черед немолодых родителей, а уже потом, в далеком и необозримом будущем, это случится когда-нибудь и с ними. Девочки боялись не только говорить о смерти. Их страшил даже вид гробов, которые привозили к ним во двор, устрашающе смотрелась его крышка, выставленная у дома. Она давала понять, что в чьей-то семье горе, и желающие выразить соболезнование, легко могли отыскать квартиру по этому мрачному ориентиру.

Только однажды девочки видели мертвого человека и, глядя на восковое, обострившееся лицо покойницы, с трудом представляли, что еще вчера это была живая и даже очень веселая бабушка. Облаченная в какую-то чужую, ей не подходящую одежду, бабушка лежала в узком ящике и должна была вызывать грустные чувства, но почему-то пугала. Кларе казалось, что в какой-то миг произошла замена, и та старушка не имеет никакого отношения к ее бабушке. Ее страшил новый запах, какой-то странный, чужой, смешанный с цветами и приходящими людьми. Они вносили свои запахи тоже, но тот, основной, шел от бабушки и человека с чемоданчиком, который попросил его оставить один на один с усопшей и крепко притворил за собой дверь. Клара была уверена, что он доктор, но потом засомневалась: что толку его вызывать, если бабушке уже ничем не поможешь?

Подойти и попрощаться было настоящим мучением. Все прикасались к бабушкиному лбу (или к той, кто ее заменила), а Клара с Милой не могли себя заставить. Сзади их кто-то подгонял ободряюще и вместе с тем сочувственно. Это, мол, всего лишь спящая бабушка, и бояться тут нечего. Клара все-таки подошла, прикрыла глаза, нагнула голову и, кажется, все же коснулась бабушкиного лба, но сделала это мгновенно, а отходя, еще раз подумала, как сильно изменилось любимое лицо. Нос и подбородок заострились, глаза плотно прикрылись, а губы изображали еле заметную улыбку. Это была бабушка и вместе с тем совершенно чужой человек. Других подробностей она не помнила. Спасибо памяти, не сохраняющей множество воспоминаний, приносящих боль. Но тот рассказ маминой родственницы об уходе праведника отчего-то запомнила очень хорошо. Особенно то, как одобрительно кивала головой мама, как обе женщины сошлись в согласии: это лучшая из всех возможных смертей.

Мама ушла очень похоже. Подержалась пару дней за сердце, на которое никогда не жаловалась, и ушла, сразу после приезда скорой помощи, оставив мужа в полном одиночестве и неведении. Клара тогда уехала на работу на Урал, ей предложили открыть и возглавить новую аптеку, а ей после второго развода очень были нужны деньги на кооператив. Милочка с Яшей, погоревав, вернулись к своей жизни: сын, растущий на глазах, не давал им возможность уйти в печаль и забыть обо всем на свете. Папа стал учиться жить один. Оказалось, что это очень даже непросто.

Тревогу забили не сразу. Сначала заметили, что он плохо говорит, как-то странно, иногда невнятно, много повторяется, часто делает это невпопад. Он, правда, старался объяснить это тем, что снял зубные протезы. Дочери очень удивлялись тому, что он многое стал забывать, но поскольку все чередовалось с более или менее нормальным состоянием, объясняли это перенесенным стрессом и возрастом. Когда Мила, навещая его на выходных, вдруг увидела неряшливого и потерянного отца, говорящего странные вещи, все стало ясно. Врачи, больница, лечение – этого оказалось недостаточно. Требовалось постоянное присутствие близкого человека. Милочка на время перебралась с сыном к отцу, а потом все-таки пришлось заняться поисками хорошей сиделки. Клара тоже включилась в расходы, и они поменяли несколько человек, прежде чем отыскалась нужная и самая подходящая. Валентина, женщина крупная, сильная, очень ответственная и строгая, – «со мной не забалуешь!» Только на выходных она железно возвращалась домой – привозили любимую внучку, и тогда по очереди дежурили Милочка с Яшей. Клара регулярно посылала определенную сумму, приезжала на праздники, пробовала говорить с отцом по телефону, а через год наконец вернулась.

Телефонных разговоров было не так много. По словам Валентины, отец делал это неохотно, и она передавала все новости через Милочку и Яшу. Клара доставала все нужные лекарства, хотя прекрасно понимала: улучшения не будет. В теплый летний день, едва бросив чемодан в своей новой однокомнатной квартире, она поехала к отцу, прихватив подарки и папин любимый торт. После ухода мамы он редко менял одежду. Теперь ему не было необходимости покидать дом, и Клара купила две мягкие фланелевые рубашки в клетку и теплые носки, надеясь, что отцу все понравится.

Этот день она не любила вспоминать и все надеялась, что память сотрет его, как многое другое неприятное, бередящее душу и приносящее боль. Некоторые события из детства и юности она со временем забывала, переставая носить с собой все то, что тревожило. Тот августовский день она помнит очень отчетливо, хотя предпочла бы забыть, вероятно потому, что за те два месяца, что она не видела отца, он так сильно изменился, перестав узнавать своих и чужих.

Она нетерпеливо нажимала на дверной звонок и предчувствовала долгожданную встречу. Дверь ей открыла Валентина, следом за ней вышел отец. Он смотрел на дочь и видел кого-то другого. Лицо исказилось от боли и страха, и он изо всех сил оттолкнул сиделку и захлопнул перед дочерью дверь. Ей сначала показалось, что это очередная его шутка и сейчас, минуты через две, он распахнет дверь и громко рассмеется. Однако в тот день войти она так и не смогла. Положила у двери подарки и ушла зареванная домой. Шла по улице и ревела, вытирая кулачком слезы, будто малое дитя, и ей не было совершенно никакого дела до прохожих. Ее переполняли разные чувства: было больно, обидно и очень жаль папу. Она знала: на самом деле он ее любит, любил, но сегодня увидел в ней кого-то другого.

В дальнейшем она тоже замечала странные вещи. Незадолго до ухода, совершенно потеряв связь с внешним миром, он уже не узнавал никого, и просветления не было. Но иногда, войдя в комнату, она видела его взгляд, и он был полон нежности и любви. Возможно, он и не знал, кто она, но хорошо помнил то чувство, которое он когда-то к ней испытывал. То же самое было по отношению к младшей дочери и единственному внуку. Видеть, как уходит родной человек и не понимать, как ему можно помочь, как достучаться до него, разбить эту скорлупу, что отделяет его от настоящего мира, было очень больно. Клара так уходить не хотела, хотя кто ее об этом спросит?..

Приняв для себя важное решение, она начала готовиться к старости давно: прочла много литературы о том, как избежать слабоумия, стала много ходить разгадывать кроссворды, учить с Яшей новый для нее язык. Правда, последнее продлилось недолго. Исследования обещали, что с социально активными людьми такое происходит крайне редко, и можно таким способом продлить здоровье мозга. К чтению она никогда не была особо расположена. Дюма и Верна, конечно, читала в юности и потом некоторое время увлекалась детективными романами. Настоящими книгочеями в их семье всегда были Яша и Мила, а Клара шутила, что по их молчаливому увлеченному погружению в чтение можно решить, что никого нет дома. Она, конечно, в такой библиотечной тишине умерла бы со скуки, но в последние годы Клара тоже начала читать. Вдруг обнаружилось, что за последнее время было написано много увлекательных романов. Их Клара и стала читать, надеясь, что Господь ей позволит уйти, находясь в разуме до последних дней. Еще ее активность и жизнерадостность подпитывало то, что два беззащитных существа очень от нее зависят. Она не могла их бросить, потому что позаботиться о Клёпе и Рябушке будет некому. Не могла она взвалить на Сашу при всей ее загруженности еще и такие дополнительные хлопоты…

15

Жизнь между тем продолжалась, и весна творила свое волшебство. Только наступила первая мартовская неделя, а сад уже залило бледно-золотистое солнце, желтые раструбы нарциссов танцевали на ветру, а на клумбах у дома раскрылись робкие примулы, наполняя воздух тонким ароматом. Клара даже затеяла уборку и перестирала занавески, вывесив их на улице, точно алые знамена или белые паруса, и теперь, точно влюбленная девчонка в ожидании, ждала наступления настоящей весны.

Небо стало спокойнее и светлее, по утрам она часто видела не затянутое серое полотно, а поголубевшее чистое пространство, бесконечное и уходящее за горизонт. Этот восхитительный вид ее очень радовал. Тянуло мшистым запахом садов, напитанных влагой, знакомый и любимый с детства запах приносил теплые воспоминания о веселых беспечных днях, когда она была беспричинно счастлива и испытывала ничем не объяснимый восторг. Столько надежд и замечательных возможностей всегда сулила ей весна!

Клара держала в руках три керамические чашки для бульона: толстые, увесистые, все друг другу родные и вместе с тем разные. На дне она обнаружила клеймо «Сделано в Италии» и ощутила тепло набегающей волны, яркого солнца и запах пахучей зелени. Там, к сожалению, ей не удалось побывать, но ей казалось, что Италия – это почти что наша Грузия, немного средиземноморской Турции, жаркого и далекого Израиля. Ее покойный муж, любитель старинной изящной посуды, от такой грубости пришел бы в ужас, а Клара очень любила керамику, хранящую, как ей казалось, тепло чьих-то рук. Несколько подобных чашек передавала ей с оказией Фира. Они, украшенные узорами, которые легко бы могли сойти за средиземноморские, продавались в арабских кварталах, и Клара их очень любила. Они были просто созданы для густого наваристого бульона, осеннего супа, маминого борща с островком домашней сметаны, похожим на белый айсберг.

Эти керамические изделия трех цветов, серого, фиолетового и желтого, напоминали ей что-то другое. Они были окрашены неоднородно, с проблесками белых полосок, идущих по кругу, да и сама краска казалась разбеленной, ненасыщенной. Держа их в руках, Клара не могла пока понять, что ее в них привлекает и что именно ей напоминает это окрашивание, но она вертела их в руках, уверенная, что нужно брать. Продавец, милая и аккуратная женщина лет шестидесяти, разложила на импровизированном прилавке много всякой всячины и горячо рекомендовала Кларе блинную сковороду, блюдо с галантными сценами и пузатый белый заварочный чайник. Кларе он тоже очень понравился, как раз таки отсутствием всего лишнего. Он бы с успехом смог пристроиться к любым чашкам. Его лаконизм и благородство приглушили бы любое буйство красок, успокоили бы его и с ним подружились, но Клара, еще совсем недавно задумавшаяся над расхламлением, не знала, для чего ей нужны бульонные чашки и белый заварочный чайник.

Отойдя за покупками и все же вернувшись, она, к радости продавца, все это купила, найдя для себя оправдание. Эта вовремя возникшая мысль, разрешившая ей покупку, очень ее порадовала. Так, маленький ребенок, страдающий от неразрешимой дилеммы, поставленный в капкан данным маме словом и сильным желанием съесть сладкое, немного похлебав суп, а остальное слив в чашку кошке, приступал к долгожданному десерту.

Она вспомнила о грядущем женском празднике и вмиг решилась на покупку: она сможет порадовать своих приятельниц! Хотя старушки-веселушки давно и решительно договорились обходиться без подарков (им уже ничего не нужно – с собой не унесешь), и лучше просто посидеть за праздничным столом: вкусно закусить и немного выпить, насколько позволит им здоровье, Клара все-таки время от времени делала подругам подарки, прикрываясь тем, что стоит это сущие пустяки. Иногда преподносила вещицы с небольшим опозданием или, наоборот, с некоторым опережением по отношению к красным датам календаря. Вроде подарок совсем не к празднику.

Милая женщина, будто боясь, что покупательница передумает, согласно кивнула и начала все поспешно упаковывать в приготовленную заранее бумагу. В ней она, наверное, все и принесла. Четыре единицы, с любовью уложенные в Кларину корзинку, сделали ее такой счастливой, будто она получила внушительное дополнение к своей пенсии. Клара так обрадовалась и разволновалась, что совершенно забыла купить зелень для супа. Неслась домой на всех парах, будто дома ее кто-то ждал, и именно с ним, этим таинственным человеком, она и собиралась поделиться радостью.

Сварив густой рассольник под любимую передачу, в которой молоденький ведущий приглашает звезд советского кино и с таким участием задает вопросы, что порой наворачиваются слезы, Клара уложила свои отмытые и вычищенные до блеска покупки на белое махровое полотенце и залюбовалась. В чайник она высыпала две столовые ложки крупных пахучих листьев, сверху добавила щепоточку мяты (не из пакетиков, а купленную у проверенных людей на рынке), залила крутым кипятком и укутала чайник полотенцем. Одну из новых чашек наполнила до краев густым супом, добавила перец, отрезала два кусочка свежего хлеба немного небрежно, толстыми ломтями, такому супу изящество ни к чему, и понесла в комнату. Уселась наконец у телевизора, выгнав Клёпу на пол и пообещав покормить позднее, и тут вдруг ее осенило! Внезапно она вспомнила, что именно ей напомнили эти полосы на внутренней поверхности керамических плошек! И как это происходит с нашей памятью? Как одна нитка, один виток тянет за собой другой, разматывает постепенно – и вот оно, искомое воспоминание! Странная, конечно, связь, но только не для нее…

Кларе лет десять или одиннадцать, Милочке и того меньше. Папа, довольный и счастливый по известным только ему причинам, ведет девочек в парк аттракционов, который почему-то назывался лунопарком. Зимой он являл собой жалкое и сиротливое зрелище, большинство каруселей демонтировали, снимались сиденья, что-то красили, чинили, починяли, как говорила бабушка, заменяли детали, а к лету, конечно, весельем и детским хохотом пространство оживало вновь. Сахарная вата, красные петушки на палочках, газированная вода – это могло составить абсолютное детское счастье. Ежегодно девочки замечали кое-какие изменения: что-то навсегда уходило на свалку, уступая место новому, появлялись новые рисунки, качели, более мягкие сиденья. С папой, конечно, договаривались заранее, каждая из них выбирала по два аттракциона, и на этом жирная и непоколебимая точка, никаких тебе «мама, а можно еще».

В этот раз они впервые увидели огромную деревянную «бочку». Рядом стоял ларек, где покупались билеты, и лестница, по которой следовало взбираться вверх. Зачем и откуда доносится ужасный гул, девочки пока не выяснили, каждая из них уже сделала свой выбор, и «бочки» в их расписании не было, но, похоже, случилось чудо и папа был заинтересован не меньше их. В прошлом году ее здесь не было. На все вопросы он отвечал уклончиво, собираясь, очевидно, преподнести им нечто невероятное. Папа купил билеты, они дождались, когда стихнет гул, раздадутся аплодисменты, по крутой лестнице спустятся потрясенные люди и соберутся новые, желающие взобраться вверх. Девочки шли вместе со всеми и даже не знали, что их там может ждать. Кроме слова «Вертикаль», написанного разноцветными буквами на плакате, они ничего не видели.

Там, наверху, по кругу собрались зрители, а внизу на самом дне, блестели два невероятных серебристых мотоцикла. Около одного стоял молодой мужчина в странной одежде и со шлемом в руке, а рядом с другим мотоциклом со светлым одуванчиком коротких волос топталась хрупкая девушка. Они с равнодушием поглядывали наверх, на собирающихся зрителей, и что-то выжидали. Потом, когда собралось достаточное количество людей, выступающие после данного им сигнала проговорили несколько приветственных слов, представились, получили жидкие аплодисменты и оседлали своих железных коней.

То, что происходило потом, Клару очень взволновало. Она знала, что ходить, а уж тем более ездить по стенам, не может никто, кроме кошек, обезьян и насекомых, наделенных такой способностью. Это было для нее крушение мира, опровержение всех законов бытия, вызов опасности, странное желание в мирное время рисковать собственной жизнью без особой надобности. Удивительнее всего оказалось то, что «бочка» сотрясалась, гудела, вибрировала вместе с мотоциклами, но не рушилась на глазах у всех, а ведь, наверное, должна была это сделать. Деревянное строение казалось очень хрупким, не подходящим для таких виражей, мотоциклы мчались, сверкали своими обтекаемыми формами, совершали головокружительные трюки, гонялись с огромной скоростью друг за другом, взлетая вверх и вниз по крутой вертикальной стене. «Такие кренделя выделывали, что захватывает дух», – рассказывал впоследствии отец испуганной маме. Ей виделась опасность повсюду, и отводить девочек в такое странное место она считала легкомыслием. Одно дело – покататься на каруселях в теплый солнечный день и съесть сахарную вату, и совсем другое – повести детей туда, где может произойти всякое.

Отец тогда, находясь под впечатлением, рассказывал, что этот аттракцион копировал американский один в один. В настоящих гонках по вертикали использовали обшитую досками вертикальную трассу диаметром восемь-девять метров. Раньше это было гораздо более опасным, при большой скорости и массе мотоциклов любая нештатная ситуация грозила множественными переломами при падении, а выступления в сфере из металлической сетки маленького диаметра – это ерунда. Придуманный в Америке аттракцион воссоздали в нашей стране и включили в него свои, более сложные трюки, которые прежде никто не показывал. Когда «бочки» были полностью деревянными, во время представления зрительские мостики ходили ходуном. Зрители пугались, а гонщиков так вжимало в стену, такой закручивался вихрь, что щеки у вертикальщиков раздувались, как паруса.

Девочки весь вечер были под огромным впечатлением. Особенно их поразило то, что на одном из сверкающих мотоциклов, взлетающих то вверх, то вниз, сидела та самая хрупкая девушка. Она бесстрашно разводила руки в сторону, находясь на внушительной высоте и, казалось, совсем ничего не боялась.

Эти самые воспоминания Клара, оказывается, носила в себе долгие годы. Бульонница с полосками по всему диаметру напомнила ей тот теплый летний день, деревянную «бочку», летающих гонщиков и легкость, с которой они рисковали жизнью. Каждая мелочь в детстве имеет огромное значение. Она может до поры до времени храниться в волшебном сундучке памяти и извлечься оттуда совершенно неожиданно, к самому нужному моменту.