Текст книги "Тихий дом"

8

Клару и свояка очень сблизила долгая болезнь сестры. Клара знала: Яша не одобрял ее вечных поисков и многочисленных браков. У них с Милой была совсем другая модель семьи, но оправдываться Клара не собиралась.

После инсульта Милочка пролежала почти десять лет. Всю женскую работу и заботу о жене взял на себя Яша, который резко поседел, постарел и выглядел не на свои боевые шестьдесят с небольшим, а на все восемьдесят. Университет он не оставил и на время своего отсутствия нанял сиделку. Явление Клары он уже не воспринимал как бесцеремонное вторжение в их жизнь. Теперь его принципы отошли на задний план или он просто осознал, что одному ему не справиться, и они вместе с Кларой заботились о Милочке до самого ее ухода. Иногда приезжали доктора, слушали сердце, удивлялись тому, какая чистенькая и ухоженная лежит бабушка, качали головой, никаких прогнозов не делали и, взяв гонорар, уходили.

Яша, отчаянно нуждавшийся в общении, – Милочки ему очень не хватало – во время болезни жены и дальше взял себе за правило ежедневно звонить Кларе. Они подолгу беседовали, обсуждали, как спала сегодня Мила, говорили о новостях в мире, обсуждали растущие цены и портящуюся погоду, но было и еще что-то, что обратило их в сторону настоящих корней, и это не отъезд Боречки, тети Фиры и других родных и знакомых.

Яша стал потихоньку давать Кларе уроки, учить языку, и вот уже совсем скоро они могли здороваться, перебрасываться фразами, находить для себя новые праздники, погружаться в культуру предков. Клара всегда была очень сообразительной, и ей нравилось познавать что-то новое, а Яша оказался интересным собеседником, когда стал более сговорчивым и менее принципиальным. Клара с уважением относилась к его званиям и заслугам, и они на время поменялись местами: Клара стала ведомой, а он – ведущим, хотя всю жизнь она хранила в памяти того неуклюжего увальня с пирожком в руках и с журналом в кармане.

В Кларе все еще жил интерес к театру и музыке – школьные занятия в Доме Культуры не прошли даром. Открыв для себя интернет, она стала смотреть московские постановки, концерты, совершать прогулки, посещать музеи. Оказалось, что у них с Яшей есть общие фавориты, он тоже любил театр, но только классический, репертуарный, и они обсуждали это на равных, к большому удивлению Клары. Она подумала о том, что все их общение прежде было через Милочку и ради нее – легкий, ничего не значащий обмен фразами за праздничным столом. А Яша между тем за эти годы преобразился, а она этого так и не заметила, относясь с иронией к его научным занятиям и полному погружению в математику. Первое детское впечатление оказалось очень стойким, и хитросплетения, виражи собственной жизни не позволили ей взглянуть более пристально на нового члена их семьи.

После ухода Милочки они очень поддерживали друг друга. Боря тоже тяжело перенес уход матери. Он был к ней очень привязан и в последние годы относился к маме с особым трепетом, нежно, по-отечески. Теперь Клара и отец были самыми близкими для него людьми, кроме, разумеется, жены и детей.

Через пару месяцев Яша внешне восстановился полностью и вышел на работу. Они обсуждали это с Кларой несколько раз, она считала, что он поторопился, но Яша проявил настойчивость: ему было необходимо чувствовать себя нужным и востребованным. Он любил университет, считал математику основой всех наук, и студенты, несмотря на зрелый возраст преподавателя, не пропускали его лекций.

Клара уговаривала его отдохнуть, но дом был таким пустым и необитаемым, так оглушительно звучала тишина, что Яша не хотел там находиться большую часть дня. После университета он иногда заходил на обед к Кларе, они звонили Боречке, смотрели новости, старые фильмы, и ближе к вечеру он возвращался домой. Клёпа, поначалу не принявший гостя, со временем успокоился. Запрыгивал на просевший диван, укутывался в плед и тихо дремал между подушками. Жизнь пролетела кометой, родные ушли или разлетелись по всему миру, и эти двое встречались, чтобы в тайне порадоваться тому, что у них общие корни и много теплых воспоминаний.

Первое время Яша не мог найти себе место. В отсутствии Милы он весь разладился, все позабывал, ходил из угла в угол, не знал, за что ему браться. Очень уставал, садился в кресло, дремал десять минут, а потом снова вскакивал и начинал ходить по комнате, будто искал что-то, потерянное во времени. Милочка, даже не встававшая с постели, была центром его жизни. Ради нее имело смысл вставать, варить кашу, кормить ее, переодевать ее, одеваться самому. К ней он спешил с работы, чтобы отпустить сиделку. А теперь все вдруг потеряло смысл.

Клара была совершенно другой, но вместе с тем она напоминала ему о покойной жене. Будучи хорошо знакомой и даже родной, она с удовольствием подключалась в те разговоры, которые он хотел вести о Милочке. Ее не раздражала эта тема так, как могла бы, будь его собеседницей другая женщина. Кроме всего прочего, Клара была умна и легка. Своеобразна, конечно, но тут уж ничего не поделаешь.

В трудные времена Мила проявляла чудеса изобретательности в составлении меню из более чем скромных исходных продуктов. Это только Клара всегда снабжала себя по высшей категории. Яша, имея ученые звания и степени, отличался принципиальностью и ни на какие компромиссы не шел. Клара и сейчас готовила и жила на широкую ногу. Какая-то сумма денег у нее осталась после продажи родительского дома, что-то она накопила в хорошие времена и положила в банк по совету одного предприимчивого друга. У нее остались некоторые драгоценности, от которых она по мере необходимости избавлялась, что-то она получила как ребенок войны. До недавнего времени Клара трудилась. Не в аптеке, конечно, но подрабатывала распространителем театральных билетов. Это давало ей возможность бесплатно посещать концерты и спектакли и общаться с людьми. Племяннику она всегда делала дорогие подарки и как-то даже добавила существенную сумму для покупки новой машины.

Яша смотрел на нее с изумлением. Несмотря на возраст, назвать ее старухой ни у кого бы не повернулся язык. Все такая же хохотушка и хулиганка, с блеском в молодых и задорных глазах. А какое чувство юмора!.. Милочка была помешана на правильно налаженном питании, мыла, чистила и варила так, будто со дня на день нагрянет комиссия и проверит чистоту на ее кухне и калорийность приготовленной ею еды. Между супругами была глубокая гармония. С годами они даже стали друг на друга похожи, и все у них было безукоризненно: и чистота на кухне, и математические расчеты.

Клара, хотя и готовила пирожки и форшмак по рецепту матери, как и Мила, но имела на выходе совершенно иные блюда. Она могла бросить на печке суп и залипнуть перед телевизором, если программа того стоила. Дом был старый – войдя, вы сразу попадали на кухню, которая плавно переходила в большую комнату, без всяких стен и дверей. И хотя можно было вполне смотреть фильм из кухни тоже, Клара усаживалась на диванчике и совершенно отключалась от мира.

Если ей хотелось чего-то, что было вредно, она это себе немедленно позволяла. Хорошие копчения, кофе, красная рыба, дорогой коньяк, который она могла пить по чуточке целый месяц – «я слишком стара, чтобы отказывать себе в радостях жизни». После многих лет дефицита и скудости в магазинах наконец появились невиданные сыры, паштеты и соленья, хорошие конфеты в коробках, консервы и даже готовые салаты, и Клара покупала себе все, что хотела, даже пирожное и мороженое, не задумываясь о высоком содержании холестерина, сахара и о прочих вредностях. Она могла себя порадовать бокалом хорошего вина и парой бутербродов с дорогим сыром – а зачем такая жизнь, если ничего нельзя?!?

Мила была совершенно другой, и Яша, тоскуя по жене, вместе с тем получал удовольствие от общения со свояченицей, связанной с его покойной женой каким-то особым, невидимым на первый взгляд двуединством.

Милочка всегда держала себя в рамках: в школе, дома, даже в супружеской кровати. Клара была огненным ураганом, с которым Яша бы никогда не справился. Бог об этом знал заранее и не позволил им в юности совершить роковую ошибку. Мила, не способная слиться с коллективом в радости, в гневе или в энтузиазме, являлась полной противоположностью сестре, которая и сейчас, когда многие обращаются в сторону семьи, имела множество если не друзей, то хороших знакомых. Помнится, именно эта черта и наличие повсюду «волосатой руки» когда-то очень раздражали Яшу. В еще одном, кроме семейных рецептов, сестры были едины: они любили родителей безоговорочно. Мать боготворили, отца побаивались, хотя Яша знал, что старики были далеко не идеальными родителями.

Их сближение с Кларой было недолгим, в течение двух лет они виделись почти ежедневно, часто созванивались, и где-то далеко от дома Боря вздохнул с облегчением: дорогие его сердцу старики вместе и поддерживают друг друга. Уезжать и менять что-то на закате лет они оба категорически отказывались, так что Боря к этой теме возвращался очень редко. Отец прикрывался работой и тем, «кто же будет ухаживать за могилой мамы», а Клара говорила о питомцах и о том, что менять все уже поздновато. Одно досадное недоразумение опять развело стариков, но Боря об этом не знал. Он считал, что виновата во всем болезнь отца, хотя это было, конечно, не так.

Яша так и не научился ничего делать по дому. Мастерить, красить и клеить обои математик не мог и даже не пытался этому научиться или это скрыть. Для таких дел обычно приглашали работяг, а Яша, раздраженный шумом, даже уходил на время из дома. А Кларин дом постоянно требовал к себе внимания. «Старый, что тут поделать? Доживает век вместе со мной», – шутила хозяйка. На этот раз раскапризничалась газовая колонка, а без нее тебе ни горячей воды, ни вечерней теплой ванны. Что? Нельзя в таком возрасте принимать ванну? Особенно, если живешь одна? Ну что вы такое говорите? Я же не совсем дура! Рядом кладу мобильный телефон и входную дверь не закрываю на замок, Клёпа чужих все равно не пустит, а Сашу, чудную девочку, он любит! А пока хорошая еда, теплая ванна, Клёпа и Ряба только продлевают мне мои счастливые дни!

Пришлось для устранения неполадок пригласить-таки Гришу, последнего из ухажеров. Он прилетал по ее зову немедленно, хотя был еще тот прощелыга. Постоянно подбивая к Кларе клинья, Гриша был лет на десять ее моложе и очень настойчив, но денег за свои услуги брать не забывал. Клара проверяла: часто он брал даже больше, чем положено, и еще продавал ей собственных кур и кроликов, прикрываясь тем, что они соседские. Если было нужно, Клара могла закрыть глаза на очевидный обман: Гриша жил тяжело, помогал дочке, воспитывающей в одиночку трех девчонок.

В тот день она все очень хорошо рассчитала. Утром сбегала на рынок купить хорошей рыбы к обеду. Себя показать и продукты, конечно, купить. Продавец попался балагур и настоящий актер. Клара подбежала в своей курточке цвета бешеной фуксии и спросила, что, мол, здесь самое свежее и вкусное, пригодное к запеканию, а он возьми и ответь: «Самое свежее здесь, дама, я!» Клара рассмеялась, купила зелень, мясо, прекрасную рыбу, горячий хлеб, фрукты и сыр, хотя собиралась только за рыбой, и счастливо поплелась домой. Бежать уже не получалось, сумки тянули вниз, как у всякой уважающей себя хозяйки. С продавцом напоследок познакомилась получше, узнав заодно про эту рыбу все: как давно и где она плавала, кто ее поймал и когда, после чего бедняжку завернули в шершавую бумагу, бросили в пакет и уложили в плетеную корзинку. Ненадолго Клара застыла у прилавка мясника, наблюдая, как бережно и аккуратно он делает воздушный фарш и нежно нарезает тонкие стейки, но потом вспомнила, что к десяти должен подойти Гриша, что-то поменять, что-то почистить. Потом она примется за обед, который будет готов аккурат к возвращению из университета Яши. Любимая Милочкой рыба с мягким хлебом и со свежими овощами. Помидоры источали такой аромат, так зазывали своей крепостью и зеленой плодоножкой, что подвергать их термической обработке было бы преступлением!

Но что-то, как всегда, пошло не так. Гриша вымазался как черт, снял майку, в которой пришел. С колонки прямо в ванну сыпалась не переставая черная гарь, Клара хлопотала на кухне и подавала инструменты Грише, так и норовившему между делом коснуться ее некогда пышной и богатой груди. Работа затянулась, а входную дверь Клара так и не научилась закрывать, так что Яша явился неожиданным гостем для всех. Видел ли он, как Гриша шутил или стал свидетелем их чуть более откровенного разговора, но, едва успев войти, Яша сразу заторопился домой. Клара и не собиралась угощать этого хитрюгу обедом, а Гриша и не надеялся. Она так и сказала Яше: «Мой руки, скоро рыба будет готова». А он, пряча глаза, твердил, что ему пора и мешать он им не хочет. Ну ты подумай, какие глупости говорит взрослый человек с учеными званиями и регалиями! Сейчас этот мастер уйдет, как миленький, домой, вот только деньги за работу получит!

Вот тогда-то и все пошло не так. Клара увидела, как свояк снова спрятался в панцирь. Закрылся и перестал быть настоящим. Потом у Яши случился инсульт, и Клара носила ему обед в больницу, ежедневно его навещала и докладывала Боречке о состоянии отца. Болезнь сделала его еще более молчаливым, он говорил, что ничуть не боится ухода, будет даже рад, если его позовет к себе Мила. Яша сердился на Клару, все ему было не так, ее забота сердила, он раздражался по пустякам и ждал приезда сына. А потом они разругались мелко, постыдно, из-за какого-то пустяка, и больше не разговаривали. Яша перестал отвечать на ее звонки, а Клара не привыкла стучаться в закрытые двери. Уезжая с сыном, он едва выдавил из себя два слова, и то исключительно благодаря присутствию сына. Теперь о могилках заботилась Клара. Ну конечно, не она сама, а те, кому она регулярно платила. Яша об этом знал и был уверен, что она не оставит без внимания и могилку Цили. На работу ему больше не вернуться, так что его здесь ничто не держит.

Клара вспоминала о Яше с болью: как же глупо он себя ведет! Капризничает, как большой ребенок! Разве в их годы стоит упрямиться и сводить счеты из-за мелочей? Что им там осталось-то?

Она чувствовала, что Яше там плохо. Не было у него больше своего кабинета, пришлось оставить здесь все его любимые книги. Шумный дом, наполненный детьми, – настоящий кошмар для старого математика. Иногда накатывало желание позвонить и сказать ему все: «Какой же ты, Яша, дурак!» Но она не смела, не хотела опять делать первый шаг, боясь, что наткнется на стену равнодушия. А пока не позвонила – надежда на примирение все еще в ней жила.

9

У Клары уцелело много любимых вещей, хотя с некоторыми, конечно, пришлось расстаться в годы безденежья и кризисов. Положа руку на сердце, можно сказать, что плохо она никогда не жила. Не купалась в деньгах – это точно, но на необходимое, а также на приятные мелочи всегда находились средства.

Она вовремя рассталась с двумя длинными шубами, с каракулевой и с той, что сшита из нутрии. Они давили ее своей тяжестью (а раньше ведь этого не чувствовала!), заставляли иначе двигаться, важно себя нести, а этого ей уже было не нужно. Несколько хороших и добротных вещей она себе все же оставила, но с шубами рассталась легко, без сожаления.

Набрасывая по утрам уцелевшую старенькую дубленку с чудесным воротником, Клара выходила из тепла в ночь, чтобы вдохнуть свежего воздуха, послушать, как трескаются от мороза деревья в ее саду, как опускается до самой земли перегруженная снегом сосновая ветвь. Один прыжок вороны приводил в движение весь механизм, и ветки шевелились, сыпались снежные комья, а птица уже летела к другому дереву, чтобы запустить еще один механизм, на прощание махая крыльями и громко каркая. Неподвижные белые фигуры елей имели причудливые формы, и Клара радовалась, что теперь у нее есть время на такие неспешные наблюдения.

Скоро и она растворится белым облачком в пространстве, расцветет весной солнечным ярким одуванчиком, заставляющим даже в пасмурную погоду поверить в солнце, потемнеет в нужное время и уляжется разноцветным ковром в осеннем парке. Какой-нибудь любопытный карапуз сдует белые пушинки с воздушного цветка и разлетятся они на все четыре стороны. Клара не грустила. А какой в этом смысл? Ход времени никому не дано остановить. Нет уже рядом Милы, упрямится где-то далеко ее вредный муж, скоро, очень скоро Боря останется самым старшим и главным в их семье.

На площади, что видна из Клариного окна, всегда по-разному шевелятся, поддаваясь порывам ветра, разноцветные треугольные флажки, развешенные по периметру и закрепленные на фонарных столбах. Триколор флажков делает площадь всегда веселой и немного праздничной, потому что напоминает Кларе далекое детство, когда подобные украшения вешали в школах и детских садах накануне новогодних, майских и октябрьских праздников. Были они, правда, всегда красными, а в Новый год, расставив флажки в нужном порядке, можно было прочесть поздравительную надпись: «С Новым годом!»

Во время утренних прогулок с Клёпой – не сразу, а постепенно, когда научилась присматриваться к окружающему ее миру и уходить от суеты – она заметила, что ветер приводит шелестящие треугольники в движение по-разному. Иногда колышутся две противоположные стороны, когда-то три из четырех, но по всему периметру бело-красно-синего веселья не бывает. Утренняя площадь, как и все остальные улицы, привлекательна как-то особенно, она полностью принадлежит тем редким прохожим, которых удается встретить на своем пути. Днем и вечером это пространство оживает иначе, оно портится звуками улицы, людским разноголосьем, музыкой, доносящейся из кафе и ресторанов.

Кларе сегодня не спалось. Она думала, стоя на крылечке, о том, что в ее жизни так и не повстречался человек, с которым ей бы хотелось состариться. Объединить на небольшой срок ее и Яшу, столь диаметрально противоположных людей, могло только отсутствие будущего и общая забота о близком уходящем человеке. Совсем немного времени по сравнению с длинной жизнью, и ты уже начинаешь проникаться тихой нездешней нежностью и печалью к некогда непримиримому врагу, понимая, что все мы здесь ненадолго. С последним осенним листком, каким-то чудом продержавшимся на обнаженной ветке до зимних холодов, а потом вдруг упавшим на мокрый асфальт, скоро уйдут и они. Спадает поэтический флер, обнажая голые черные деревца, мокрый снег превратится в грязь под ногами угрюмых и простуженных людей.

Чем беспросветнее и холоднее темнота снаружи, тем уютнее Кларе кажется теплый мягкий свет в ее доме. Если лето и весна – это вечное стремление убежать навстречу несбыточным мечтам мятущейся подростковой души, то поздняя осень и холодная зима – это безусловное время возвращения домой. Ей почудилось, что где-то там, поверх спящего города, усыпанных снегом холмов, покрытых белоснежными шапками деревьев, лежит на бегущих облаках кто-то всезнающий, большой и невидимый, лежит молча, подперев ладонями густую курчавую голову и тихо улыбается, наблюдая за ней. Он молчит и радуется, лукаво щуря глаза, играющие беззвучными молниями и огромной любовью. Жаль только, что ей не удалось после длинной жизни, обильного цветения и долгого увядания, оставить после себя след, осыпать землю семенами чьей-то будущей и счастливой жизни.

Клёпа был очень счастлив. Он набегался, извалялся в снегу и теперь сторожил вход в дом. Его вязанный свитерок тоже, наверное, намок, и Клара понесла его по ступенькам, видя, как даже на ходу на его шерсть падают снежинки. На душе повеселело, от снега посветлело, а в доме так призывно и уютно горел свет, что захотелось горячего шоколада и той вкусной булочки, что продается в кондитерской рядом с Сашиным домом…

Мамочка была очень мудрая: не ладится жизнь, что-то на глазах рушится – самое время затеять пирожки или пожарить картошку. Можно, конечно, не воспринимать все буквально. Кто-то ходит за грибами, смотрит комедию, шьет платье, вяжет длинный шарф, который потом распускает, а мама вот была мастерица печь плюшки или жарить картошку. Так и говорила: если что-то не ладится, надо заняться обычными земными делами, потому что именно они способны нас вывести из сумрака отчаяния и потрясения. Накроешь потом стол, положишь в центр румяные пирожки или шкворчащее чудо на чугунной сковородке и отпустишь на все четыре стороны все неприятности, и забудешь всех тех, кто думал, что с тобой так поступать можно, и перестанешь жалеть о невозвратном, и отойдешь от закрытых дверей, увидев новые.

Миле мамин рецепт всегда помогал и Клара пользовалась им не раз, хотя было у нее и свое магическое средство, которое она называла цветотерапией. Могла самый обычный и унылый день с заботами и хлопотами раскрасить в счастливые цвета. Наденет на себя зеленое пальто, схватит яркий шарф назло хандре – и ей улыбались все зеркала и витрины магазинов, мужчины сходили с ума, а женщины завидовали, восхищаясь ее смелостью. Даже ее сегодняшние наряды зажигают солнце, а что уж тут говорить о том времени, когда Клара была молода, грудь стояла торчком и никакой подмоги ей не требовалось, каблуки громко стучали по асфальту, а рыжие волосы развевались на ветру!

На работе трудности – получите все красным платьем в глаз, даже если оно едва виднеется из-за белого халата; соседка постройнела, а ты никак не можешь сбросить ненавистные килограммы – самое лучшее время вынести мусор в красивом халате с опушкой на рукавах. Клара всегда воплощала в жизнь свой план вопреки нытью и любому унынию!

Сегодня, конечно, у нее появились другие желания, но Клара все равно не падала духом. С утренней прогулки она возвращалась довольной, с наслаждением плюхалась на свой старый добрый диван, помнящий все очертания ее крупного тела, раскладывала на столике перед планшетом или телевизором вчерашние покупки, намывала виноград, доставала тяжелую хрустальную чашу времен ее юности. Окно, конечно, немного распахивала, чтобы впустить колючий морозный воздух, отодвигала бронзовый подсвечник и варила себе первую чашку кофе за неимением горячего шоколада. Кусочки сыра и ломтики ветчины раскладывала на тарелочке рядом, втыкала маленькую вилку-трезубец, отпивала первый глоток кофе и была абсолютно счастлива. Она не считала зиму концом жизни, а скорее верила в то, что будет, обязательно будет, еще одна кудрявая зеленая весна. «Все у тебя уже в этой жизни было, все есть и обязательно будет еще!» – говорила себе Клара.