Текст книги "Смертельные враги"

Глава VII
«Могила сиу»

Генерал Форсайт как нельзя более радушно отнесся к спасшимся из плена сиу охотникам и по-дружески приветствовал Джорджа Деванделля, сказав, что помнит еще его отца, участника многих кампаний.

– Однако, – сказал он, окидывая хмурым взором поле битвы, усеянное трупами краснокожих, – совершенно неожиданно нам пришлось выдержать форменное сражение, и если бы не наши митральезы, Бог знает, удалось бы нам одержать победу?

– Да, но зато победа – полная!

– Которая не так много славы принесет нам, – махнул рукой генерал. – Взгляните! Ведь чуть ли не две трети убитых – женщины и даже дети! Правда, и они приняли активное участие в битве, и они, как безумные, бросались на наших солдат с оружием в руках, но все же тяжело, когда видишь, что в сведении кровавых счетов принимают участие не только воины!.. И к тому же тут, на этих мертвых полях, полегли, безусловно, последние остатки некогда многочисленного и могучего племени. Берега Волчьей реки отныне могут получить название «могилы племени сиу». Спаслось не больше полусотни.

Подошедший к ним тем временем Джон Максим вмешался в разговор:

– Зато опять ускользнули люди, которые больше всех повинны в гибели всего племени сиу. Я видел, как умчалась Миннегага, но на всякий случай осмотрел все поле битвы: среди трупов нет ни женщины-сахема, ни ее отца, знаменитого Красного Облака.

– Меня, – отозвался равнодушно генерал Форсайт, – это ничуть не беспокоит. Правда, за поимку Миннегаги и ее отца назначена солидная премия. Но ведь, раз не существует теперь самого племени сиу, что может сделать пресловутая охотница за скальпами?

– Значит, вы, генерал, не пошлете никого преследовать беглецов? – задал вопрос агент.

– И не подумаю, – ответил Форсайт. – Чтобы гоняться за рассыпавшимися по лесам и полям этой дикой местности индейцами, мне пришлось бы задержаться здесь на несколько дней, а инструкции требуют моего нахождения на старых позициях. Как только окончится перевязка раненых и эвакуация немногих пленных, я ухожу назад.

– Что вы, генерал, думаете делать с военной добычей?

– Какой? – удивился генерал Форсайт. – Кроме оружия, «сожженные леса» не имели при себе решительно ничего ценного! Оружие, понятно, я заберу с собой, ибо это соответствует моим инструкциям. Все же остальное меня не касается! Да, думаю, в этой пустыне не найдется много охотников поживиться добром сиу.

– Если так, то не можем ли мы обратиться к вам с просьбой – снабдить нас боеприпасами, позволить нам выбрать кое-что из конфискованного оружия, ибо наше собственное исчезло, и взять немного припасов, а также несколько мустангов? Ведь, кажется, вами захвачен целый табун, и пять-шесть коней вас не разорят.

– Само собой разумеется! Вы получите все желаемое! Конечно, вы уйдете отсюда вместе с моим отрядом?

– Ни в коем случае! Если бы вашим солдатам удалось изловить Миннегагу, то, разумеется, мы присоединились бы к отряду. Но Миннегага на свободе, и мы последуем за ней. Я не успокоюсь, покуда или она, или я не переселимся в лучший мир!

– Да что за счеты у вас с охотницей за скальпами?

– Очень большой и кровавый счет, генерал. Сегодня он должен был закончиться нашей смертью у столба пыток, но вы выручили нас. Значит, дело надо начинать сызнова…

– Как хотите, – пожал плечами Форсайт, – я свое дело сделал, последние сиу не перейдут границ Канады, чтобы вечно поджигать против нас своих соплеменников, и я могу уйти в свой лагерь, что и исполню с большим удовольствием. Подальше от этих груд трупов, от этой «могилы сиу»!

Часа полтора спустя отряд янки покинул место кровавой трагедии. Охотники еще немного задержались: они должны были заняться весьма серьезными сборами в путь, в погоню за бежавшими сиу. Надо было запастись отборным оружием, надо было выбрать хороших, выкормленных, тренированных, выносливых мустангов из отбитого у индейцев табуна. Наконец, приходилось позаботиться и об амуниции: из вещей, отобранных краснокожими при взятии охотников в плен, бесследно исчезло самое ценное, а в грудах хозяйственного хлама, загромождавших покинутые типи истребленного племени, найти более или менее подходящие вещи оказывалось далеко не просто.

Джордж Деванделль изо всех сил поторапливал своих спутников покинуть мертвое становище: даже ему, солдату, привычному к картинам войны, было как-то не по себе в этом «лагере мертвых», хотелось как можно скорее уйти отсюда.

И вот вскоре после полудня, закончив все сборы, маленький отряд тронулся в путь.

– Куда и зачем мы едем? – осведомился лорд Вильмор перед отправлением.

– Ах, боже мой! – раздраженно отозвался Сэнди Гук. – Я и позабыл про этот липкий пластырь!

– Куда мы едем?

– Туда, где нас нет!

– Зачем мы едем?

– Искать прошлогодний снег!

– Я хочу охотиться на бизонов, а не искать снег! – обидчиво заметил англичанин. – Я плачу вам за то, чтобы вы помогали мне охотиться, а не за поиски снега!

– Да о чем вы беспокоитесь, ваша светлость?! Мы именно там отыщем множество бизонов! Усаживайтесь-ка лучше на своего мустанга!

Но англичанин не проявлял намерения садиться в седло.

– Чего же вы ждете? – спросил его Джон.

– Я еще не взял сегодня утреннего урока бокса!

Я плачу аккуратно и потому имею право требовать…

– Чтобы вас дубасили столь же аккуратно? – засмеялся Джон. И потом обратился к Сэнди Гуку со словами:

– Я не из драчунов и отнюдь не из любителей бокса. Но мне до того надоел этот ваш полоумный патрон, что у меня самого чешутся кулаки! Не разрешите ли вы мне выступить сегодня в качестве вашего заместителя?

– С превеликим удовольствием! Лупите его как сидорову козу! – поспешил согласиться бывший бандит, который втайне надеялся, что англичанин, незаурядный боксер, раз и навсегда отобьет у агента охоту вступать в состязание на кулаках.

Лорд высокомерно изъявил согласие на замену Сэнди Гука Джоном и сейчас же стал в боевую позицию.

Схватка была продолжительная и горячая, и, надо признаться, в начале боя Джону доставалось-таки весьма изрядно, к превеликому удовольствию бывшего бандита, потешавшегося над неудачами старого охотника.

Но Джон Максим не гонялся за тычками, стоически переносил маленькие неприятности, выжидая благоприятного момента. Мало-помалу Вильмор стал ослабевать, его дыхание сделалось прерывистым, движения менее уверенными, его удары стали беспорядочными.

Тогда настал черед охотника, геркулесова сила которого позволяла ему сохранять полное самообладание под градом увесистых ударов маньяка.

– Джон переходит в атаку! – заметил наблюдавший за состязанием Деванделль. – Браво, Джон Максим! А-ах… Джон! Вы его, должно быть, убили!

В самом деле, разогревшийся охотник, вспомнив дни своей молодости, развернулся и нанес Вильмору такой удар в лоб, который мог уложить и бизона. Как подкошенный, Вильмор рухнул на землю и зарылся в снегу.

– Джон! Вы зарезали мою курицу, которая несла золотые яйца?! – горестно всплеснул руками искренне огорченный Сэнди Гук.

Но все опасения оказались лишенными основания: Вильмор скоро выполз из кучи снега, тупо озираясь вокруг помутневшими глазами, и потом пробормотал:

– Я очень, очень доволен! Этот человек, хотя он и разбойник, тоже умеет драться!

И, шатаясь, направился к своему мустангу.

Отъехав на несколько сотен ярдов от «мертвого становища», Джордж Деванделль остановил коня и оглянулся назад.

– Что вы, мистер Деванделль? – поинтересовался Сэнди Гук.

– Ничего, – ответил молодой офицер задумчиво. – Я думаю, что совершенно неожиданно для нас самих мы присутствовали при одном из исторических явлений: сегодня кончилась, и навсегда, борьба белой расы с племенем сиу…

– Э-э, есть о чем думать! – пожал плечами неисправимый Сэнди Гук. – Я думаю о том, что сегодня благодаря кулакам Джона чуть не кончилась история благородного дома Вильморов! Чуть не прервалась нить жизни милорда, который дает стричь себя без сопротивления! Для меня это куда поважней, чем гибель всех краснокожих в мире!

И он погнал вперед своего мустанга.

Через час отряд преследователей добрался до небольшого холма, сплошь поросшего кустарниками.

– Стоп! – скомандовал, придерживая свою лошадь, Джон. – На ночлег нам придется остановиться именно тут. Кусты дадут нам отличное убежище: если мы расположимся среди них, то нам не грозит опасность быть открытыми разбредшимися по окрестностям индейцами, а с другой стороны – отсюда легче наблюдать за всем происходящим вокруг. Это тоже немаловажно!

– Вы опасаетесь возможности столкновения с краснокожими? – полюбопытствовал Деванделль.

– Не опасаюсь, а убежден, что краснокожие близко, и потому считаю необходимым принять известные меры предосторожности. Не забывайте, что нас всех, включая и полоумного англичанина, шесть человек, а с Миннегагой ушло около полусотни отборных воинов. С таким сильным врагом, без сомнения, справиться нам в открытом бою невозможно!

– А каков же ваш план, Джон?

– Очень прост. Слушайте внимательно!

«Сожженные леса» направятся к канадской границе, чтобы спастись на английской территории. Значит, мы без особого труда сможем определить их путь и последовать за ними, по возможности не открываясь им. Съестных припасов и амуниции, да и оружия у беглецов не бог весть сколько. Значит, они будут вынуждены во время похода посылать своих фуражиров, маленькие отдельные отряды. С такими отдельными отрядами мы можем справиться, нападая на них при каждом удобном случае, истребляя их поодиночке. Таким образом мы обессилим весь отряд, сведем к минимуму его наличный состав. А тогда можно будет рискнуть и на открытый бой с остатками отряда. Я поклялся, что покончу с Миннегагой, и если кто мне заявит, что через пять минут после смерти тигрицы сиу придет мой черед пасть, – я скажу: ладно! Сначала – она, потом – я!

– А не опасаетесь вы того, Джон, что мы сами можем оказаться преследуемыми индейцами?

– Если не допустим серьезных ошибок и не наделаем глупостей, то мы от такого оборота дел почти гарантированы! Собственно, поэтому-то я и решил остановиться тут, в кустарниках: я убежден, что раньше, чем оставить эту местность, краснокожие еще вернутся в свое покинутое становище!

– Чтобы отдать последние почести погибшим?

– Кой черт?! Очень им нужно заботиться о погребении павших?! Они отлично знают, что этим делом займутся волки! Если кто и удостоится погребения, то разве только два-три наиболее знаменитых воина. Но индейцы вернутся в свое становище для того, чтобы последовать нашему примеру: захватить то, что может им пригодиться при дальнейших странствованиях, обшарив все типи, и потом удалиться. И я очень жестоко ошибусь, если для возвращения в лагерь они не изберут дороги, пролегающей мимо этого холма. Ведь они уже знают, надо полагать, через разведчиков и соглядатаев, что Форсайт ушел к югу. Значит, путь очищен. И самый удобный путь – здесь! Таким образом, мы сможем через два или три часа увидеть всех наших приятелей…

– А что будем делать покуда?

– Вспомним, что надо основательно подкрепиться, и перекусим, благо в припасах недостатка нет.

Под руководством Джона оба траппера принялись разводить огонь. Скоро запылал маленький костер, дым которого, однако, не мог привлечь внимание индейцев, потому что почти без перерыва падал хлопьями пушистый снег.

Через четверть часа или двадцать минут несложный охотничий обед, состоявший из крепкого бульона и куска жареного мяса, был готов, и, насытившись, странники немедленно загасили костер, забросав огонь снегом.

– Посмотрите на непрошеных гостей, отправляющихся на пиршество! – обратил внимание своих товарищей Джон Максим, указывая на двигавшиеся по покрытым снежной пеленой полям черные точки.

– Что это такое? Люди, что ли? – спросил лорд Вильмор. – Или бизоны?

– Ни то и ни другое! – ответил Сэнди Гук. – Это мои двоюродные братья, серые волки!

В самом деле, эти четвероногие мародеры, за десятки, может быть, за сотню миль услышав гром выстрелов митральез, почуяли желанную добычу и плелись легкой, но ходкой рысцой, делая добрых двадцать миль в час, спеша на поле битвы пировать над непогребенными трупами.

– Однако! – вымолвил встревоженный Деванделль, наблюдая за торопившимися справлять тризну по племени сиу волками. – Ведь сюда собираются настоящие полчища этого зверья! Что будет, если им вздумается напасть на нас?

– Сегодня не нападут: они отлично понимают разницу между живым врагом и мертвым, а по их понятию, надо полагать, мясо остается вкусным и в подмороженном виде! – засмеялся Сэнди.

– Во всяком случае, нам надо держаться настороже! – предупредил товарищей Джон. – Кстати, я замечаю кое-какие симптомы в движениях отдельных групп волков, как будто тревогу. Не удивлюсь, что эта тревога вызвана близостью возвращающихся в становище индейцев. Смотрите! Ведь это они!

– Миннегага! – пробормотал Сэнди Гук. – И Красное Облако с ней!

Небольшой отряд индейцев быстро продвигался по равнине, идя мимо холма по направлению к «могиле сиу».

– Надеюсь, что они сюда не вздумают заглянуть! – сказал Джордж Деванделль.

– Ни в коем случае! – уверенно ответил агент и потом, не прекращая наблюдения за индейцами, добавил: – Они ведь очень торопятся! В самом деле, положение их далеко не такое, чтобы можно было радоваться!

– Да! Пришлось убираться с квартиры, не вынеся даже необходимой мебели! – засмеялся экс-бандит. – Положение, можно сказать, четырехугольное, настроение фиолетовое… Но им это поделом!

– Не тронемся ли и мы вслед за ними? – приподнялся Деванделль.

– Нет, зачем же? – пожал плечами Джон. – Увидите сами: не пройдет и двух-трех часов, как они тем же аллюром, нагрузив лошадей всяким хламом, вернутся по этой же самой дороге.

– А если, возвращаясь, наткнутся на нас?

– Во-первых, повторяю, им будет не до нас. Во-вторых, лошадей у них, как вы сами видели, очень мало: вьючных почти нет. Значит, они будут вынуждены тяжело нагрузить своих верховых коней. Покуда они дойдут с этим грузом до холма, лошади их выбьются из сил и не будут в состоянии вовсе скакать. Собственно, при этих условиях, не будь у индейцев в распоряжении скорострельных винчестеров, мы могли бы напасть на них, обстреливая издали, и отступать при попытке их перейти в наступление. Но с винчестерами шутки плохи!

– Однако и винчестеры не спасли их от истребления, – заметил офицер.

– Потому, мистер Деванделль, что белые, кроме ружей, пустили в ход против краснокожих и пушки! А запастись пушками индейцы ведь не могли!

– Но бывали же случаи, что им удавалось захватывать пушки?

– Да, но почти без зарядов! Вождь Серебряные Волосы, или Серебряный Скальп, своего рода краснокожий Наполеон, в начале тридцатых годов обзавелся даже целой артиллерией, заставив пленных мексиканцев отливать ему пушки из меди, захваченной на мексиканских рудниках. Но из этой затеи ничего не вышло, да и не могло выйти, потому что индейцы – кочевники, они не могут обзаводиться заводами и мастерскими, где могли бы изготовляться нужные припасы. Таким образом, артиллерия Серебряного Скальпа, правда, делавшая больше шума, чем дела, оказалась совершенно бесполезной и была брошена самими же индейцами. Я видел на юге две пушки, изготовленные индейцами. Им бы следовало находиться в каком-нибудь музее в качестве исторической редкости!

– А где они находятся и что с ними делают?

– Стоят на дворе одной мексиканской асиенды и служат для пальбы холостыми зарядами в дни именин самого асиендадо, его супруги, сеньорит-дочек и почетных гостей…

Пока шли эти разговоры, начало темнеть и снова повалил снег. Наши путники, позаботившись о том, чтобы хорошо накормленные и отдохнувшие мустанги были в полной готовности немедленно пуститься в поход, расположились на верхушке холма, улеглись на предусмотрительно захваченных с собой бизоньих шкурах и, выставив стражу, предались сну.

Однако спать пришлось не очень долго: со стороны «мертвого становища» ветер донес отголоски весьма оживленной ружейной стрельбы.

– Стреляют! Там идет бой! – вскочил на ноги спавший чутким и тревожным сном Джордж Деванделль.

Джон Максим поднялся, позевывая, прислушался, потом равнодушно опустился на свое импровизированное ложе со словами:

– Бой? Может быть, бойня – это будет верней! Просто-напросто несметные стаи голодных волков накинулись на становище, а краснокожие разгоняют их выстрелами, потому что четвероногие хищники мешают работе двуногих.

– Однако перестрелка разгорается!

– Так что же из этого? Волки, изголодавшись, становятся отчаянно смелыми и слепо лезут на людей, даже хорошо вооруженных. Подождите, скоро кончится!

Действительно, пальба, возобновлявшаяся еще два или три раза, мало-помалу заметно слабела, потом прекратилась, и только изредка доносилось эхо одиночных выстрелов, которыми индейцы отгоняли пробиравшихся в лагерь волков.

А около полуночи отряд индейцев на тяжело нагруженных конях медленно прошел мимо холма.

Как раз в то время, когда передовые всадники отряда поравнялись с холмом, вышла луна на очистившемся небе и озарила своим призрачным светом равнину, засыпанную свежим снегом. На этом белом фоне удивительно четко и ясно вырисовывались силуэты индейцев, проезжавших не более чем в трехстах ярдах от того места, где скрывались охотники.

Сэнди Гук схватился за свой карабин и прицелился в передового всадника, на котором был великолепный, ложившийся на спину коня красивыми складками, белый плащ.

– Не стреляйте, Сэнди! – остановил его Джон.

– Но это – Миннегага! Я уложу ее наверняка.

– При этом свете, меняющем очертания и скрадывающем расстояние? Сомнительно! Да ведь все равно – Миннегага от нас не уйдет, а, стреляя сейчас, мы подвергаемся очень серьезной опасности. Ведь посмотрите сами! Другой отряд индейцев пошел сзади нашего холма. Мы можем очутиться меж двух огней, и тогда пропало дело.

Ворча, Сэнди Гук опустил свой карабин, и индейцы проследовали, не будучи потревоженными.

Их шествие замыкал маленький отряд из пяти человек на ненавьюченных резвых конях.

Увидев этот арьергард, Джон вымолвил:

– Смотрите! Вот с этими молодцами нам придется столкнуться раньше, чем с другими! Они прикрывают тыл отряда, будут разъезжать туда и сюда, и я не я буду, если мы не уничтожим их в ближайшем будущем!

Луна опять скрылась среди набежавших туч, пошел снег, и все стихло. Только издали доносился по временам свирепый вой: это волки справляли тризну, погребая последних сиу…

Глава VIII
По следам

Еще раз дерзкая весна попыталась атаковать ведьму-зиму, дохнула теплом, брызнула светлым весенним дождем на покрытые снегами поля и дремлющие леса.

Но зима не сдавалась: собрав свои последние силы, она призвала к себе на помощь бури и навстречу весне послала черные тучи, разразившиеся метелями. Весна опять спряталась в свое убежище на теплом юге, а зима осталась торжествовать победу и как будто торопилась похоронить жизнь, укутывая землю белым саваном.

Этот снег был так глубок, что передвижение на лошадях оказалось чрезвычайно затруднительным, и уходивший к северу остаток погубленного Яллой и Миннегагой племени сиу мог продвигаться в день всего лишь на тридцать или сорок миль, а канадская граница была еще так далека…

Шестеро охотников, пустившихся преследовать сиу, упорно шли по пятам, отставая всего на несколько часов пути и притом никогда не сбиваясь с дороги.

Правда, находить следы, оставляемые беглецами, было не особенно трудно: в одном месте лежал труп павшего от бескормицы и утомления мустанга, в другом – валялся домашний хлам, выброшенный из-за невозможности увезти его. Здесь в свежем снегу пролегала дорога, выбитая копытами лошадей сиу, а там преследователи натыкались на еще теплую золу костров, у которых беглецы провели ночь.

Но когда не было никаких следов, когда, казалось, беглецы могли свернуть в сторону и пути их и преследователей грозили навсегда разойтись, вперед выступал Джон Максим и вел своих спутников, не колеблясь, не задумываясь, приводя их к такому месту, где они сейчас же открывали близость индейцев.

Это граничило с чудом, это казалось сверхъестественным и не поддавалось никакому объяснению. Когда Джордж Деванделль, заинтересовавшись феноменом, допрашивал по этому поводу Джона, он получал один ответ:

– Я весь нахожусь во власти одной идеи, одного стремления, и это – месть Миннегаге! Я не могу думать ни о чем другом. Я и во сне думаю об окончательной встрече с Миннегагой, о сведении последнего счета. Я или она. Она или я. Для нас двоих места на земле мало…

И вот, сам не знаю как именно, но я всегда знаю, я чувствую, куда нам надо идти. Не спрашивайте, не допытывайтесь больше! Я ничего больше не знаю сам!

Оставалось удовлетвориться объяснением, что Джон Максим обладал каким-то особым, своеобразным даром ясновидения; но едва ли этот дар был даром Небес, потому что речь шла о кровавой мести, о доведении до конца дела истребления расы сиу, а не о заповеданном Небом деле примирения и прощения…

В общем, путь преследователей был столь же трудным и полным лишений, как и путь преследуемых, и много раз охотники останавливались только потому, что окончательно выбивались из сил и буквально не могли больше двинуться без риска погибнуть.

Но все терпели и переносили монотонность скитаний по следам сиу, не ропща, за исключением маньяка-англичанина, который с каждым днем становился все более и более невыносимым.

Не видя нигде бизонов, он поминутно высказывал грубое недовольство действиями Сэнди Гука, раздражался, записывал в своей записной книжке штрафы, угрожал Сэнди Гуку привлечением к судебной ответственности с возложением на бывшего бандита всех судебных издержек.

В то же время каждое утро и каждый вечер в определенное время лорд требовал, не обращая никакого внимания на обстоятельства, чтобы Сэнди Гук давал ему урок бокса.

Они дрались и при разгулявшейся метели, под облипавшими их тела хлопьями мокрого снега, и под проливным весенним дождем. Они дрались и при свете костра, и когда весеннее солнце заливало радостными лучами снеговые равнины.

Они махали кулаками и тогда, когда отряд преследователей почти вплотную подходил к убегающим индейцам, и тогда, когда все следы сиу терялись и охотниками овладевала смутная тревога, боязнь разминуться с врагами или попасть в ловушку.

Лорд Вильмор не желал отказываться от своих диких привычек ни тогда, когда случайно под пули охотников подворачивалась какая-нибудь дичь, позволявшая всем насытиться, ни тогда, когда из-за истощения припасов преследователи оказывались в невыносимом, отчаянном положении людей, осужденных на голодную смерть.

Все это действовало на нервы, раздражало, сводило с ума. На что был долготерпелив Сэнди Гук, получавший за каждый урок, то есть за каждую потасовку, известную сумму из бездонных карманов Вильмора, но в конце концов и его терпение истощилось: он сделался угрюмым, обращался с лордом бог знает как грубо и вызывающе, даже грозил как-нибудь разделаться с ним.

Джорджу Деванделлю, самому образованному человеку из всей компании, приходилось употреблять все свои усилия, чтобы помешать катастрофе. Он терпеливо пытался объяснить, что англичанин явно сошел с ума и абсолютно невменяем.

– Он сошел с ума, говорите вы, мистер Деванделль? – сердито отзывался Сэнди Гук. – Хорошо! Если только был у него ум когда-нибудь, в чем я теперь сильно сомневаюсь! Но почему же он не колотится головой об стенку, а все норовит мне мою собственную голову своими кулаками расколотить?! Хорошее помешательство, нечего сказать!

И кроме того, ведь он действительно теперь сделался обузой для всех нас. Ему хочется драться, а мы ради этого иной раз дичь пропускаем. Мне хочется поспать, отдохнуть, а он лезет, кулаками сучит!

Может, вы скажете, что ведь он мне платит?

Да будь они прокляты, его гинеи, хотя они и вычеканены из чистого полновесного золота! Из-за него мы можем попасть в беду, из которой не выкрутишься! Не будь его, возможно, мы уже могли бы предпринять что-нибудь по отношению к Миннегаге, а из-за него того и гляди упустим охотницу за скальпами. Нет, я посмотрю, погляжу, да и пущу ко всем чертям этого титулованного боксера!

Что ему нужно, дьяволу этому?

Ну, мы, грубые, необразованные, полудикие люди, ведем полоумную жизнь, слоняясь по пустыням среди тысячи опасностей. Это наше ремесло, это наш кусок хлеба. Мы ведь тоже своего рода «последние сиу», как и они, осужденные на скорое вымирание, потому что мир перерождается и скоро нам места на белом свете не будет, ведь мы просто немыслимы в иной обстановке! Но он-то, он – наследственный пэр Англии, обладатель колоссального состояния, образованный человек! Что его тянет сюда? Что его заставляет лезть туда, куда его голова не пролезает?!

Лорд Вильмор замечал изменение настроения Сэнди Гука, но находил очень остроумное объяснение, как нельзя более соответствующее его мании.

– Вы, Сэнди, – твердил он высокомерно, – вы начинаете развращаться! На вас повлияла близость этих разбойников больших дорог, этих бесчестных людей, с которыми вы теперь столь сблизились вопреки моим предостережениям. Берегитесь, Сэнди! Дружба с этими недостойными людьми доведет вас до виселицы! И я считаю, что наиболее вредное влияние на вас оказывает этот мистер Деванделль, этот, несомненно, бежавший из какой-нибудь тюрьмы каторжник!

– Не вздумайте в лицо Деванделлю сказать что-либо подобное, милорд! – возражал бандит.

– Это почему?

– Потому что мистер Деванделль, во-первых, сам офицер американской армии, а во-вторых, он – сын знаменитого солдата, имя которого отмечено историей Дальнего Запада!

– Сын разбойника, отец – жулик! Я презираю их обоих!

– Ладно, ладно! Можете презирать, но опасайтесь высказывать ваше презрение, а то поплатитесь шкурой!

Но уговоры Сэнди Гука только подливали масла в огонь, и было ясно, что дело близится к катастрофе.

Очень может быть, что она и разразилась бы на третий или на четвертый день пути, но тут наступили события, отвлекшие общее внимание от чудачеств полоумного потомка наследственных законодателей Англии.

Первым из этих событий была необычная встреча, о которой стоит рассказать несколько подробнее.

Было это ранним утром.

Еще с вечера около лагеря охотников бродили в большом количестве голодные волки, словно поджидавшие момента, чтобы напасть на людей и сожрать их. Поэтому путники были вынуждены принять исключительные меры предосторожности, выставить двойную стражу и спать с оружием в руках, чтобы быть готовыми в любой момент дать отпор четвероногим хищникам.

Около рассвета стоявший на страже Джон Максим разбудил своих товарищей, сказав, что слышит какие-то странные звуки, словно гул голосов и лай собак.

В мгновение ока все были на ногах и с ружьями в руках принялись всматриваться в предрассветную мглу.

– Я слышу лай многочисленных собак! – вымолвил вполголоса Джордж Деванделль. – Но что это может означать, я решительно отказываюсь понять!

– Потому что вы, мистер Деванделль, никогда не бывали в этих близких к Канаде областях, – хладнокровно отозвался агент – Слышали ли вы когда-нибудь, что канадцы зимой вместо упряжных лошадей применяют собак, которые могут отлично тащить по глубокому снегу легкие санки?

– Так вы думаете, что здесь поблизости кто-то едет на санях с собачьей упряжкой?

– Не только думаю, но уверен в этом! И еще уверен, что за этим «кем-то» гонятся по пятам другие люди…

– Тоже на собаках?

– Нет! Его преследуют всадники! А так как голоса слышатся с той стороны, где находятся преследуемые нами сиу…

– То остается предположить, что нам предстоит столкнуться с отрядом сиу?

– Что-то очень на то похоже! На всякий случай нам надо держаться наготове!

Четверть часа спустя из ближайшего перелеска вылетели низкие сани, которые с поразительной быстротой тащила добрая дюжина великолепных канадских собак. Наши охотники могли при первых лучах рассвета ясно видеть, что в санях находился только один пассажир, весь закутанный в меха, и сидел он на каком-то черном продолговатом ящике.

Поминутно оглядываясь, длинным бичом он подгонял и без того выбивавшихся из сил собак.

– Индейцы! – прошептал Джон. – Они пронесутся мимо нас в какой-нибудь сотне шагов. Их пять человек. Это отряд разведчиков Миннегаги, и нам представляется случай покончить с ними…

Еще пять, еще десять минут. Сани вихрем пронеслись мимо поросшей кустами полянки, служившей убежищем охотникам, и тогда появились гнавшиеся за санями индейцы.

– Стреляйте! – скомандовал Джон.

Пять выстрелов последовали почти одновременно. Трое передних всадников свалились с коней в снег. Двое отставших повернули мустангов и вихрем понеслись назад. Но опять загремели выстрелы. Один из всадников вскинул руки и упал навзничь, конь другого взвился на дыбы и сбросил всадника со своей спины, потом сам упал, пораженный насмерть. А сброшенный индеец мгновенно вскочил и бросился бежать в лес как стрела.

Преследовать его оказалось немыслимым, потому что он бежал по чрезвычайно пересеченной местности, где мустанги на каждом шагу проваливались бы по брюхо в рыхлый снег, перебираясь через рытвины и овраги.

– Оставим его в покое, – сказал Джон, опуская еще дымящийся карабин. – Ему едва ли удастся спасти свою шкуру, ибо главный отряд далеко, найти здесь поблизости коня беглец не сможет, а оставшись одиноким в лесу, он осужден на гибель!

– А что же мы будем делать?

– Пойдем по следам путешественника на санях, которого мы избавили от удовольствия быть оскальпированным. Я жестоко ошибусь, если он сейчас не подвергается другой опасности: я видел, как за его санями погналась стая волков, которые, по-видимому, уже раньше гнались за ним, предчувствуя добычу. Слышите? Он отстреливается!

Но раньше чем охотники успели тронуться на помощь к неизвестному страннику, он показался на равнине, несясь на этот раз к полянке, занятой охотниками.

Целая стая четвероногих врагов гналась за ним, заскакивая вперед испуганных, обезумевших от страха собак.

– Он сбросил на землю свой груз, чтобы легче было удирать! – заметил Джон, видя, как с саней свалился черный ящик, сейчас же окруженный волками. – Должно быть, там находится кое-что съедобное, иначе волки не задержались бы около ящика!

– Помогите! Меня съедят волки! – охрипшим голосом кричал пришелец, в то же время с поразительной ловкостью отстреливаясь от хищников.

Разумеется, ему не пришлось вторично взывать о помощи, потому что охотники дружным залпом смели самых смелых волков, потом принялись стрелять без перерыва, почти без промаха.

– Уф! – пробормотал спасенный, останавливая сани на полянке. – Благодарю вас, джентльмены, от своего имени и от имени погруженной в глубокий траур семьи блаженной памяти мистера Иеремии Смитсона, да упокоит Господь душу его в лоне Своем!