Текст книги "В дебрях Атласа"

– И это скоро объяснится…

Рибо вдруг замолчал и отскочил в сторону, отчаянно размахивая в то же время саблей над вереском, которым порос двор куббы.

– Черт возьми! – закричал он. – Едва успел снести голову леффе: она чуть было не обвилась у меня вокруг ноги. Еще мгновение, и меня бы не стало.

– Я ведь сказал тебе, чтобы ты шел позади, франджи. Предоставь мне действовать.

– Я вовсе не имею желания водить компанию с твоими друзьями; я не аиссан и никогда не просил покровительства ни Сиди Мухаммеда, ни Седна-Эйзера.[27]27
  Имена двух святых, защищающих от яда змей. – Примеч. авт.


[Закрыть]

Марабут, знавший, что укусы змеи ему не страшны, вошел в куббу и, убедившись, что плита не сдвинута, начал шарить по углам, отыскивая корзину.

Затем он стал посередине своего разрушенного жилища и начал насвистывать сквозь зубы на разные лады, между тем как Рибо, опасаясь появления какого-нибудь нового пресмыкающегося, отчаянно сражался с вереском.

Не прошло и полминуты, как леффы и бумен-факи начали выскакивать из-под корней и направляться, то извиваясь, то прыгая, к хозяину.

Мулей дал им подползти и пересчитал их.

– Отлично, – сказал он. – Недостает только кобры, убитой спаги, и обезглавленной сейчас леффы. Все налицо.

Он стал брать не оказывавших ни малейшего сопротивления пресмыкающихся одно за другим и бросал в корзину, а затем разыскал железную палку и кольцо от плиты, которые оказались в куббе.

– Франджи, – позвал он тогда. – Теперь можешь подойти не боясь. Все мои змеи убраны.

– Ты уверен в этом? – спросил Рибо, продолжая сражаться с невидимым врагом.

– Чтоб Аллах наказал меня, если я лгу, и чтоб Пророк лишил блаженства рая. Поди сюда и помоги мне: у меня всего одна рука.

Оба нагнулись. Вставив железную палку в кольцо и употребив большое усилие, так что марабут даже вскрикнул от боли, они приподняли плиту над ходом в подземелье.

Из подземелья им навстречу поднялся столб едкого дыма.

– Дым от пороха! – воскликнул Рибо. – Значит, мина взорвана там? Но это невозможно: как ни прочны своды, они наверняка бы обрушились.

– Неужели моих гостей уже нет в живых? – с опасением спросил Мулей-Хари.

– Увидим, – сказал сержант, нагибаясь над отверстием.

В подземелье царствовала полная темнота. Вероятно, от взрыва погасли и факелы, и ночники. Рибо крикнул во весь голос:

– Эй! Живы вы или умерли?

Почти тотчас послышался голос:

– Какой ангел или демон выведет нас из этой могилы?

– Энрике! – воскликнул Рибо.

– Да это сержант из бледа! – весело воскликнул тосканец.

– Все вы живы?

– Я-то жив, а как другие – не знаю. Тут ничего нельзя рассмотреть, да я сам еще не могу прийти в себя; посвети нам, папаша Рибо, и тогда я все скажу тебе.

Между тем Мулей-Хари, вспомнивший, что у него были спрятаны факелы, отыскал один из них в углу куббы и зажег. Рибо осторожно спустился по лесенке.

– Ты жив, и я очень рад, что вижу тебя целым и невредимым, – сказал сержант. – А другие? А, вот Хасси и его слуга!.. Здесь Афза… Там граф… Кровь! Должно быть, бедного мадьяра хватило по голове каким-нибудь обломком. Помоги, адвокат.

Адвокат уже подбежал к магнату, у которого все лицо оказалось в крови, еще сочившейся из раны на голове.

– Плохо пришлось бедняге графу, – сказал Рибо. – Надо его вынести отсюда. Помоги.

Они благополучно поднялись по лесенке и вынесли графа к входу в куббу, где их ждал Мулей-Хари.

– Сходи за водой, – приказал ему Рибо, – а мы отправимся за остальными.

Скоро Афза, Ару и Хасси были тоже вынесены на свежий воздух.

Прохладный ночной воздух способен творить чудеса даже без помощи других вспомогательных средств.

– Мы живы! Живы! – вырвался крик у мавра, первым пришедшего в себя. – А дочь моя? А сын?

– Успокойся, Хасси, – сказал Рибо. – Звезда Атласа пришла в себя, а граф еще нет.

– Что с графом?

– Довольно серьезная рана на голове.

– Ты сержант из бледа? – воскликнул мавр.

– А ты только теперь узнал меня? Ну, займись теперь своей дочерью, а я осмотрю рану графа. Надеюсь, она не очень серьезная, хотя, надо признаться, теперь совсем некстати.

Мулей-Хари вернулся с лядункой свежей воды. Рибо подозвал свою лошадь, взял из седельной сумки остаток перевязочного материала и нагнулся над графом, между тем как Энрике держал факел.

– Однако досталось ему порядком! Сильный должен был быть удар, чтоб свалить с ног такого силача. Что вы там взорвали, неразумные?

– Заложили мину в подземный ход, – ответил тосканец. – Мы были засыпаны и не надеялись выбраться; к несчастью, заряд оказался очень силен: у меня и теперь еще в голове стоит сумбур от этого страшного грохота. Но ты, Рибо, как попал сюда?

– Оставим это пока, – ответил сержант. – Успеем выяснить все после.

Он тщательно обмыл рану, удостоверился, что череп цел, и наложил на голову повязку с таким же искусством, как перед тем на руку марабута.

– Надеюсь, что все обойдется благополучно, хотя раны головы всегда опасны: можно ожидать сильного прилива крови к мозгу, и тогда не видать нашему графу ни его Дуная, ни его Карпат.

– Он еще не приходит в себя. Это меня беспокоит.

– Ты мчишься, как на паровике. Подожди немного.

Рибо взял из сумки пузырек и, разжав магнату зубы, влил ему несколько капель в рот.

Граф открыл глаза и устремил их на сержанта.

– Это вы, Рибо? – воскликнул он.

– Вы удивляетесь, граф, что я здесь?

– Вы приехали арестовать нас?

– Тогда бы я не помогал вам бежать. Но оставим пока объяснения. Как вы себя чувствуете?

– Голова очень тяжела.

– Еще бы! Вам здорово досталось.

– А где Афза?.. Где Хасси?

– Вот они идут к нам, – ответил Рибо.

Действительно, молодая женщина приближалась, поддерживаемая отцом.

– О мой бедный господин! – воскликнула она, опускаясь на колени возле графа. – Тебе нехорошо?

– Не пугайся, Афза, – ответил мадьяр. – Раз я не умер во время взрыва, так не умру теперь, если спаги не захватят нас.

– Об этом-то я и думаю, – вмешался Рибо. – Дело в том, что негодяи лишили вас ваших махари. Как вы теперь будете бороться с быстрыми конями спаги?.. Ну, придумаем что-нибудь после, а теперь надо поесть; скоро встанет солнце.

– Что же мы можем предложить тебе? – спросил тосканец. – Нет ли чего у тебя?

– Очень мало.

– Ну, так придется спуститься за запасами в могилу. Надеюсь, меня не засыплют остатки куббы Мулей-Хари.

XVI. Из огня да в полымя

Через пять минут все сидели за кое-какой едой и кружкой свежей воды, принесенной неутомимым тосканцем из ключа. За едой они рассказывали обо всем случившемся с ними. Рибо сообщил о выздоровлении вахмистра и его намерении стать во главе спаги, чтобы преследовать беглецов даже в великой пустыне.

– Живуч, собака! – воскликнул тосканец. – Немало он нам наделает хлопот.

– Да, положение серьезное, – подтвердил мавр, молчавший до тех пор.

– Что нам делать? Как добраться до гор без махари?

– Как вы посоветуете поступить? – обратился граф к сержанту, с преувеличенной медлительностью набивавшему свою трубочку, как бы для того, чтобы скрыть свое беспокойство.

– Слышишь, товарищ? – обратился к нему Энрике. – Тебе предстоит решить «снести голову быку», как говорят у нас.

– С удовольствием снес бы ее у вахмистра, – ответил Рибо. – Не подвергайся опасности мои нашивки, я бы дезертировал и присоединился к вам, чтобы помогать против спаги. Однако я думаю, что могу оказать вам больше услуг, находясь в бледе, чем при вас.

– Вы правы, Рибо, потому что таким образом вы можете извещать нас о движении спаги.

– Как вы догадались, граф, я пустился в погоню за вами с единственной целью быть полезным вам, думая, что за такое короткое время вы еще не успели доехать до кабилов в Атласских горах. Только среди этих неустрашимых воинов или среди сенусси вы можете считать себя, по крайней мере до некоторой степени, в безопасности.

– Добраться до Атласских гор пешком будет трудновато, – сказал Хасси, – особенно теперь, когда граф ранен, а повсюду рыщут спаги.

– Не советую вам пока покидать куббу, – ответил Рибо. – Могила святого для вас всегда будет более надежным убежищем, чем палатка. А кроме того, у меня еще есть план.

– Какой? – поспешно спросил тосканец.

– Заставить Бассо хорошенько погоняться и довести его до белого каления. Я постараюсь завлечь Бассо подальше, чтобы вы успели доехать до первых кабильских деревень, где вам можно будет запастись если не махари, то, по крайней мере, лошадьми.

– А пока? – спросил граф, заметно бледневший с каждой минутой и уже близкий к обмороку.

– Вы останетесь здесь, пока я не дам вам знать, что дорога свободна и вы можете продолжать свое путешествие. Что бы ни случилось, не покидайте этого убежища, где можете скрыться, если Бассо и спаги вторично направятся сюда. Понял, Хасси аль-Биак?

– Понял, франджи, – ответил мавр.

– Есть у вас запасы?

– Не бойся, хватит на несколько недель, чтобы не умереть с голоду.

– Ключ тоже близок, – заключил Рибо, – стало быть, можете спокойно дожидаться моего возвращения. А теперь прощайте: я уж и так потерял много времени, и нелегко мне будет отыскать Бассо с его спаги.

Он свистом подозвал коня, пожал руки всем, вскочил в седло и ускакал.

– Как твое здоровье, сын мой? – спросил Хасси графа, прислонившегося к стене, будто силы оставляли его.

– Я, вероятно, потерял много крови, – отвечал мадьяр, – оттого так и слаб.

– Мы устроим тебе постель из ковров, – сказал Хасси. – Пока нам не угрожает никакая опасность, мы останемся здесь – там, внизу, слишком душно. У тебя должно быть полотно, Мулей, чтоб натянуть навес от солнца.

– Есть две палатки, подаренные мне одним караваном; хоть они и плохи, а все же могут послужить.

Четверо мужчин спустились в подвал, собрали там сколько нашли ковров и натянули полотно на месте бывшего купола куббы.

Графа уложили на довольно мягкую постель; Афза стояла на коленях возле раненого и тихо плакала.

– Пока граф спит и никакой опасности не предвидится, мы бы тоже могли поспать: всем нужно отдохнуть, – сказал Хасси.

Так как ковров больше уже не было, то собрали сухой травы и из нее устроили сносные постели. Бросив затем взгляд на равнину, над которой уже всходило солнце, и убедившись, что кругом все пустынно, все улеглись и крепко уснули.

Первым уже под вечер проснулся тосканец.

– Сто тысяч жареных камбал! – воскликнул он, вскакивая и выбегая из-под навеса. – Хорошо спится на алжирской равнине. Уже четыре часа!

Он остановился на пороге куббы и зорко оглядел окрестности.

Ни одного живого существа не виднелось среди травы и вереска на выжженной солнцем песчаной равнине. Всюду царила полная тишина.

«Спаги, должно быть, еще очень далеко, – подумал Энрике, – и если Рибо заведет их куда следует, они не скоро найдут нас… Но это что? Что за вонь?.. Ах, да это от наших махари. Однако такое количество разлагающегося мяса может быть для нас опасно».

Он возвратился под навес и разбудил товарищей. Граф, по-видимому, чувствовал себя лучше после долгого отдыха, однако жар у него еще не прошел.

– Господа, – начал тосканец со своей обычной комической манерой, – мы спали как сурки и сэкономили обед. Надо надеяться, что Ару приготовит нам за это двойной ужин. Жаль только, что нет жаркого; кускуссу и финики начинают приедаться.

– Дичи здесь немного, – сказал Хасси. – Потерпи: когда попадем в горы, там не будешь жаловаться.

– Когда же мы попадем в этот земной рай, папаша мавр?

– Со временем, если спаги не изловят нас, – ответил Хасси.

– Со временем! Разбери его, – пробормотал тосканец. – Эти африканцы не имеют никакого представления о времени. Добраться до места завтра или через шесть месяцев – для них одно и то же. Вот народ!

Между тем Ару с помощью Афзы и отчасти Мулея, пускавшего в ход левую руку, приготовил ужин – все тот же кускуссу, который был съеден с аппетитом и запит бутылкой бордо, нашедшегося в запасах Хасси.

Едва ужин окончился, как тосканец сказал Ару:

– Слушай, черный папаша, принеси-ка сюда оружие и бочонок пороху. Через несколько часов солнце уйдет гулять в Америку, и мы можем ждать незваных гостей. Гниющие трупы махари привлекут зверей со всех окрестностей.

– Твоя правда, франджи, – сказал Хасси. – Ночь вряд ли принесет нам что-нибудь хорошее.

– Еды у них будет вдоволь, и они не станут заниматься нами, – сказал Ару.

– Гиены и шакалы – может быть, а другие?.. Разве ты думаешь, что в этой пустыне не найдется львов и леопардов? Франджи говорит верно: они зададут музыку сегодня ночью. И мы хорошо сделаем, если запасемся вереском, чтоб всю ночь жечь костры.

Солнце во время этого разговора уже скрылось за горной цепью.

В Алжире сумерек почти нет: лишь только солнце зайдет, почти моментально наступает полная темнота.

– Сейчас начнется серенада, – сказал Энрике. – Приготовимся, друзья. Бедные махари, послужившие нам днем, чего доброго, насолят нам ночью. Идемте за вереском!

Четверо мужчин вышли из куббы и стали собирать вокруг нее вереск и сухую траву, складывая их в кучки, которые, зажженные, должны были образовать вокруг куббы непреодолимую преграду.

Едва были окончены эти приготовления, как ужасный концерт нарушил тишину, царившую до тех пор на равнине.

Слышались зловещие завывания и рычание вперемешку со взрывами хохота. Обыкновенные и чепрачные шакалы шли вместе с гиенами на осаду трупов, привлекавших их своим запахом.

Энрике быстро вскочил, схватив свое длинноствольное марокканское ружье.

– Можно подумать, что шакалы и гиены всей пустыни собрались делить между собой махари, – сказал он. – А как ты думаешь, папаша Хасси, кто еще явится?

– Шакалы – предвестники львов и леопардов, – ответил Хасси, тоже, по-видимому, неспокойный. – Следовало бы нам зарыть махари.

– Где зароешь такую массу падали? А знаешь что, папаша Хасси? У меня появилась мысль.

– Какая? – спросил проснувшийся граф.

– Сделать огромную бомбу и бросить ее в середину этих хищников. Пороху у нас хватит.

– Мысль недурная, – одобрил Хасси, – есть и веревки, из которых можно приготовить фитили.

– Так скорее за дело, – воскликнул тосканец, – не станем ждать, пока аппетит у этих хищников разойдется и они после падали захотят свежего мясца.

Мулей, Хасси и Ару, понимавшие, какая опасность им угрожала, спустились в подвал за бочонком пороха, между тем как тосканец принялся изготовлять колоссальные гранаты.

Вой шакалов и хохот гиен тем временем все усиливались. Казалось, что тут собрались сотни хищников. Шакалы и гиены в небольшом количестве не страшны, но «в единении сила», и когда этих животных много, то они из трусливых превращаются в дерзких и иногда опасных.

– Ты видишь их? – спросил граф.

– Нет еще, но, судя по голосам, они недалеко.

– А рыка до сих пор не слышно?

– Нет, граф. Но нет сомнения, что в окрестностях есть и львы, и леопарды. Увидишь, что и они скоро появятся. К счастью, у нас с десяток бочонков пороха.

– Что ты задумал?

– Бросить в зверей эти импровизированные гранаты… Эффект получится надлежащий. А вот и настоящая музыка начинается.

То, что тосканец назвал «настоящей музыкой», был громкий рык, услыхав который и шакалы, и гиены на минуту умолкли.

– Ты видишь его, папаша Хасси? – спросил Энрике мавра, вглядывавшегося в темноту, так как луна еще не показывалась.

– Нет, он еще, должно быть, далеко, голос его слышен за многие мили.

– А знаешь, что я выдумал?

– Говори, у тебя выдумки бывают удачные.

– Что, если один бочонок положить между махари и взорвать?

– И я хотел предложить это. Мы, может быть, таким образом удалим опасность.

– Фитили у меня готовы. Надо захватить с собой пару сабель из висящих по стенам. С шакалами они надежнее, чем ружья.

Мавр поспешно спустился в склеп и вернулся с широкой туарегской саблей, имевшей около полутора метров длины.

– Хочешь, я провожу тебя с парой ружей? – спросил он тосканца.

– Оружие может быть полезно, особенно против господина с громким голосом. Пойдем, папаша Хасси. Ревущая публика спешит на пир.

Он заткнул саблю за кушак, надел через плечо бочонок, содержавший не менее сорока килограммов пороху, и вместе с Хасси отправился к ключу.

Менее пяти минут потребовалось, чтобы пройти расстояние, отделявшее их от того места, где лежали семь махари, убитых Бассо.

Ужасный запах несся навстречу, и тучи стервятников летали над разлагающейся массой тел. Десять или двенадцать шакалов и несколько гиен уже готовились броситься на падаль, но, увидев двух приближающихся людей и не чувствуя за собой еще отдаленных товарищей, эти трусливые животные ретировались.

– Ой, папаша мавр, что они, холерные были, что ли, твои махари? – спросил Энрике, затыкая нос. – Никогда я еще не слыхал такой вони.

– Уже более трех дней они лежат на солнце, – ответил Хасси.

– Ну, мы их вылечим от холеры одной из моих бомб. Это будет полезно для нашего здоровья.

Он взял снаряд, положил его среди трупов и зажег фитиль.

– Спасайся, Хасси! – закричал он, убегая. – Нежелательно взорваться с этой вонючей падалью.

Люди быстро удалились, а шакалы и гиены снова набросились на угощение.

Не успели Хасси и тосканец пробежать и двухсот метров, как раздался взрыв, заставивший их столкнуться друг с другом.

По направлению источника поднялся столб песчаной земли, перемешанной с кусками мяса, и облако дыма покрыло пальмы.

– Вот какие у меня бомбы! – воскликнул тосканец. – Таких сильных не изготовят даже и на казенных заводах Тулона. Наверняка ни один из махари не остался целым. Ты не ушибся, папаша Хасси?

– Кровь из носу идет, – ответил Хасси.

– Это заменит тебе кровопускание в будущем. Посмотрим, остался ли целым хоть какой-нибудь шакал.

Несколько дюжин шакалов валялись с опаленной шерстью.

– Вот хороший урок, – сказал вечный шутник.

– Но другие звери уже приближаются, – заметил Хасси.

В эту минуту послышался рык льва, а с разных сторон другие голоса.

– Клянусь жареной камбалой, – воскликнул тосканец, – здесь назначили собрание все звери Алжира! Милый папаша Хасси, ночь готовится ужасная. Боюсь, что все эти животные бросятся на нас.

– В крайнем случае мы спрячемся в склеп, – ответил мавр, – и потом устроим огненное кольцо.

– Да, если хватит хворосту.

– Пойдем, наши друзья беспокоятся о нас. – Встревоженные все приближавшимся рычанием, они быстро пошли по направлению к куббе.

Граф с беспокойством ожидал их. Взрыв, от которого завалилась часть стены, и крики царей пустыни и леса его испугали.

– Что, Энрике? – спросил он, увидев тосканца.

– Думаю, что хорошо было бы зажечь костры вокруг куббы.

– Они идут сюда?

– Когда сожрут последние остатки махари, придут и сюда.

– Шакалы меня не интересуют, то есть не пугают. Беспокоят меня только львы. Их много, не правда ли?

– Пять или шесть, по крайней мере, – сказал Хасси.

– Не будем терять времени, – сказал тосканец, – приготовим огненную ограду.

Пока Афза перевязывала рану графа, которая, может быть, из-за сильного жара вновь открылась, Энрике, Хасси, Ару и отчасти марабут уложили вокруг каменных стен куббы сухие сучья, наваливая их друг на друга.

Хасси, однако, оставил какое-то количество сучьев про запас.

Во время этой работы все сильнее раздавались рев, рычание, хохот диких зверей. Казалось, что, привлеченные разлагающимися трупами, все звери лесов собирались произвести ужасную расправу и с людьми.

– Граф, – сказал тосканец, увидев прыжки животных на равнине, – уйди в гробницу с женой: здесь тебе не место. Когда будешь здоров, застрелишь сколько хочешь львов, а теперь нельзя. Твоя рука слишком слаба, чтобы держать ружье.

– Да, дети мои, удалитесь и предоставьте нам защищать куббу, – сказал Хасси. – Зарядов у нас довольно, и мы будем стрелять, если звери вздумают напасть на нас. Ару, проводи графа и мою дочь.

Энрике в это время обошел костры, чтобы убедиться, что все в порядке, и составил вместе свои бочонки, превратившиеся в мощные и опасные бомбы, на которые он рассчитывал только в последней крайности.

– Готовы? – спросил он.

– Все, – отвечал Хасси.

– И граф в безопасности?

– Ару уже вернулся.

– Ответим и мы на их музыку. Концерт за концерт. Посмотрим, чей будет лучше.

Последовал выстрел нескольких ружей.

Хасси, видя льва в ста шагах от развалин куббы, дал первый выстрел.

Ужасная ночь, как сказал тосканец, начиналась.

XVII. Осажденные зверями

Стая шакалов и гиен остановилась в пятидесяти метрах от развалин, как бы поджидая прибытия львов.

Тут были триста или четыреста шакалов и дюжины две-три полосатых и пятнистых гиен. Откуда явилось их столько? Вероятно, из лесов Атласа. Хасси никогда не видел их в таком количестве, а между тем он не раз проходил по горам и пустыням Нижнего Алжира.

– Зажигать? – спросил Энрике, заметив льва посреди африканских волков.

– Попробуем прежде, какое впечатление произведут наши ружья, – ответил мавр. – Чем позже мы зажжем хворост, тем лучше, так как долго гореть он не будет.

– Стало быть, артиллерия вперед! – закричал тосканец. – Стреляйте в самых крупных; о шакалах подумаем после, если они не надумают уйти заблаговременно.

Битва началась с большой решимостью со стороны четырех мужчин. Энрике, Хасси и Ару стреляли, а бедный Мулей, не владея правой рукой, заряжал ружья левой.

При выстрелах, валивших много жертв, нападающие останавливались, выражая свою ярость страшным ревом, к которому примешивался громкий, хотя и испуганный рык пяти или шести львов, находившихся еще позади шакалов.

Эта нерешительность голодных и бешеных животных не могла продолжаться долго. И действительно, едва люди успели выпустить тридцать зарядов, стараясь попасть в львов, при подвижности которых это оказывалось трудно, как звери, несмотря на выстрелы, двинулись вперед.

Тосканец, стоявший на коленях на обломке стены, первый заметил их приближение.

– Тут надо сделать что-нибудь решительное, прежде чем зажечь костры – наш якорь спасения. Папаша Хасси, продолжай стрелять и не заботься обо мне.

– Что ты хочешь предпринять, друг? – спросил Хасси, быстро заряжая ружье.

– Хочу бросить одну из моих бомб в этих ревущих скотин. Я пробью славную брешь в их рядах.

– А львы?

– Смотри за ними и стреляй в них, если они нападут на меня.

– Ко мне, Ару! – позвал Хасси. – Приглядывай за франджи. – Энрике поставил ружье, взял один из своих бочонков-бомб, а также кинжал, и смело пошел навстречу первым шакалам, находившимся в ста шагах от развалин.

Мулей продолжал заряжать оружие, пуская в ход зубы вместо правой руки.

Хасси и Ару внимательно следили за тосканцем, держа наготове ружья, чтобы защитить его от неожиданного нападения львов, которые притаились в кустах, как бы выжидая, что шакалы очистят им дорогу для битвы.

С беспримерной храбростью легионер подошел на расстояние десяти шагов к шакалам и, не смущаясь их воем, зажег фитиль, а затем, положив бомбу на маленьком возвышении, сильно толкнул ее.

Бомба покатилась между животными, а тосканец побежал со всех ног к своим, крича:

– Все в гробницу, а то взлетим и мы!

Четверо людей бросились по лестнице и припали к земле, боясь, что взорвутся и остальные бочонки пороха, находящиеся посреди куббы.

– Вас преследуют? – спросил граф, хватая пистолет.

– Нет еще, – ответил тосканец. – Испробовав мои бомбы на шкуре верблюдов, пробую их на шкуре шакалов.

– Ты слишком злоупотребляешь своими бомбами. Кончишь тем, что взорвешь и гробницу.

– Опасности нет, граф. Я отнес бомбу далеко, бросил под ноги проклятым животным и…

Страшный удар перебил его, гулко раздаваясь по подземелью.

Задрожала земля, со стороны трубы для пропуска воздуха образовалась трещина, уничтожившая весь прошлый труд заживо погребенных, теперь, к счастью, уже не нужный.

– Черт возьми! – воскликнул тосканец, покрытый облаком пыли. – Как хорошо звучат мои бомбы! Я буду знаменитым пиротехником. Вот и еще одна из моих будущих специальностей. Пойдем посмотрим, Хасси.

Оба, взяв оружие, поднялись по лестнице, за ними Ару и Мулей, зарядившие свои ружья.

Ужасный взрыв изобретенной тосканцем бомбы возымел хорошее действие: вражьи полчища удалились на двести-триста метров и поле покрылось трупами многих из них.

– Я говорил тебе, что испытываю полное доверие к своему изобретению, – сказал тосканец. – Эта бомба сделала больше, чем вся наша стрельба.

– Однако мне кажется, что звери еще не потеряли надежды насытиться нами, – отвечал Хасси. – Вон они возвращаются – и еще более злые.

– Что такое с этими животными? Я всегда их видел трусливыми, как кролики, а теперь они страшны, как сибирские волки! Ну что, повторить, что ли? А львы? Ты видишь их, папаша мавр?

– Они пока оставляют впереди шакалов, но нет сомнения, что последуют за ними.

– Они замолчали?

– Львы хитрее, чем ты думаешь. Они знают теперь, что перед ними вооруженные люди, и будут осторожны до момента нападения.

– Ах, черт! Не скоро же кончится эта битва!

– Начнем стрелять, ты же, Ару, зажги костры, а когда я скажу тебе, и всю ограду. Свет и огонь, может быть, произведут большее впечатление, чем наши выстрелы.

– Не больше, чем мои бомбы, – сказал Энрике.

Они стреляли на все четыре стороны, так как звери образовали все суживающееся кольцо вокруг куббы, несмотря на сопротивление осажденных.

По-видимому, голодающие звери решили начать отчаянную осаду сразу по всей линии, чтобы иметь меньше потерь. Их торопили, вероятно, и львы.

Через несколько минут первые ряды были уже в нескольких шагах. Вдруг большая пятнистая гиена бросилась на кучу хвороста, намереваясь застать врасплох заряжавшего ружье марабута.

Хасси, однако, заметил это и убил ее.

– Ару, зажги хворост, – поспешно крикнул мавр, в то время как тосканец, выхватив саблю, начинал крошить первых зверей, старавшихся проникнуть за черту костров.

Старый слуга бегал вокруг куббы, горящими прутьями поджигая аккуратно сложенный хворост, образовавший таким образом настоящую огненную ограду, и в мгновение ока огненная завеса отделила людей от животных.

Шакалы и гиены первых рядов, почувствовав жало огня, с ревом бросились назад, но не нашли прохода, так как следующие фаланги тесно двигались вперед, давя друг друга. Львы, до сих пор прятавшиеся, теперь с яростью бросились на пламя.

Сноп искр взлетел на воздух и упал на осаждающих, вызывая вопли боли.

Энрике и его товарищи во избежание несчастья перенесли бочонки с порохом в гробницу и вернулись, чтобы продолжать бой.

– Жарко нам будет, – сказал легионер, – но надо помнить, что мы в Африке. Стреляйте, друзья, а главное, следите за львами, чтоб эти господа не вздумали прыгнуть через огонь.

Скучившись, из-за недостатка места почти прислонившись спинами друг к другу, наши храбрецы снова начали стрелять.

Они почти не целились, так как дым и пламя мешали им видеть нападающих.

За огненной чертой слышался безумный, все усиливающийся рев зверей.

Иногда казалось, что раздавались громовые удары.

Вдруг порыв ветра разогнал в одном месте дым и огонь, и замершим в ужасе людям представилась картина, которая могла бы заморозить кровь самого отважного человека в мире. Звери, вместо того чтобы удалиться, как надеялись осажденные, бегали вокруг куббы, как бы ища брешь, в которую можно прорваться.

– Если бы не было гробницы, – пробурчал тосканец, – я бы не дал двух грошей за свою солдатскую шкуру. Когда у нас больше не останется хворосту, все это зверье бросится сюда, и тогда беда тому, кто попадется им на зубок.

Громадный костер, блестя и треща, горел, раздуваемый ночным ветерком.

Когда дым опускался к земле и пламя прерывалось в каком-нибудь месте, люди могли видеть животных, бешено скачущих вокруг куббы со львами во главе и менее быстрыми гиенами в хвосте. Много их погибло от выстрелов и взрыва, но оставалось еще очень много – двести или триста, по крайней мере; а самым худшим было то, что они, по-видимому, твердо решили совершить нападение, как только погаснет огонь.

Этот страшный момент скоро наступил. Пучки хвороста быстро исчезали, и Ару должен был постоянно подкидывать сучья в места, где огонь почти потухал.

Вдруг, когда порыв ветра рассеял дым и столбы пламени, тосканец заметил, что звери остановились и громадный лев с ужасным ревом бросился на костер.

Он остановился около огненной ограды в том месте, где огонь, за неимением пищи, уже начинал потухать.

– Внимание, Хасси, – закричал легионер.

Мавр только что зарядил ружье. Он повернулся ко льву, который, казалось, мерил глазами расстояние, чтобы сделать прыжок.

– Видишь? – спросил Энрике.

– Да, – ответил мавр.

– Попробуешь стрельнуть?

– Без всякого сомнения. Ару, нет больше хворосту?

– Все сожжено, хозяин, – ответил старый негр, – и огонь всюду гаснет. Через четверть часа животные пройдут, не обжигая лап.

В это мгновение лев издал воинственный клич: он приготовился к прыжку.

– Смотри, папаша Хасси! – закричал Энрике.

– Я держу его под дулом моего ружья, – отвечал Хасси.

Зверь подобрался и сделал скачок, но в ту же секунду раздались два выстрела. Раненный смертельно, лев упал прямо в костер. Несколько мгновений зверь бился, подымая облака пепла и искр, потом пронесся по воздуху запах горелой шерсти и мяса.

– Глупые животные, – сказал Энрике, взяв в руки ружье Ару, чтобы в случае нужды прикончить льва, – спустились с Атласа, чтобы поужинать нашими телами, а вместо этого сами предлагают нам жаркое. Через десять минут этот бедный лев будет прекрасно зажарен.

– Только не мы съедим его: прежде чем он зажарится, мы будем в гробнице. Пламя потухает, и необходимо отступление.

– А если они захотят взять с бою лестницу?

– Может быть. Но нам легко будет защитить ее, так как отверстие едва пропустит одного льва. Мы перебьем их одного за другим.

Они дали еще несколько выстрелов, пока догорал последний хворост, и отступили, спасаясь, в гробницу, представлявшую лучшее убежище, чем развалины куббы.

– Кончено сражение? – спросил граф, когда увидел их покрытые пеплом, закоптелые лица.

– По-моему, только начинается, граф, – ответил Энрике. – Мы использовали все способы защиты и лишь пуще разъярили этих проклятых зверей. Готовься через десять минут принять визит одного из царей Атласа.

– Увидим, дадим ли ему спуститься? – сказал мадьяр. – Я могу стрелять, хоть и раненый, а ты знаешь, Энрике, делаю ли я промахи.

– Ару, – сказал Хасси, доставший несколько прислоненных к стене ружей, – заряди еще и эти, чтоб у нас был запас выстрелов.

– Благословенны арсеналы сенусси, – сказал Энрике, – позволяющие несчастным защищаться среди пустыни.

– Дружище, помоги мне сесть на бочонок, который против лесенки, – сказал граф, – я очень слаб. Но взгляд верен, и рука не задрожит в минуту опасности.

– Тебе необходимо съесть много бифштексов, граф, чтобы восполнить потерю крови. Какой я болван! Я должен был бы принести тебе льва, что жарится на костре.

Мадьяру помогли сесть на пустую бочку, почти под отверстием гробницы, чтоб было удобно стрелять, а Афза стала около него, вооружившись двумя длинноствольными пистолетами, хорошо стрелявшими на близком расстоянии.