Текст книги "В дебрях Атласа"

XXII. Спасение

– Мошенник!

– Я мошенник?

– Негодяй бедуин!

– Это слишком!

– Ты преступил правила гостеприимства сынов пустыни, ты – сын бешеной собаки!

– Если ты не перестанешь, франджи, я с тебя сдеру шкуру. В моей власти тридцать послушных людей.

– Хоть бы у тебя, паршивый турка, их было сто, мне наплевать!

– Ты сказал – турка?

– Голова турки!

– Кафир, довольно!

– Нет, едок свинины!

– Как! Ты смеешь так называть магометанина? Где это ты видел, чтобы я ел свинину? Эта скотина годится только для неверных!

– Ты ешь ее потихоньку.

– Кто тебе это сказал?

– Известно, что бедуины только хвастают, что они мусульмане, а сами едят свинину.

– Это слишком!

– А еще едят змей.

– Довольно!

– А также саранчу и червяков.

Хохот покрыл последние слова.

Люди аль-Мадара столпились около палатки, к кольям которой были крепко привязаны Энрике, граф и Афза, и потешались над ругательствами, которыми тосканец осыпал предателя.

В то время как граф и Звезда Атласа казались внешне спокойными, почти покорными своей участи, впечатлительный адвокат, напротив, был в ярости из-за того, что его привязали, сделав беспомощным, и источал весь свой лексикон оскорблений в адрес бедуина.

Граф уговаривал его быть спокойнее, но он продолжал в том же духе.

– Кончил ты? – кричал аль-Мадар. – Мне пора спать, и я не люблю, чтобы меня беспокоили болтовней.

– А! Ты думаешь, что ты будешь храпеть спокойно этой ночью, растянувшись на мягком ковре, в то время как мы тут будем стоять связанные? – отвечал Энрике. – Я не дам тебе глаз закрыть ни на минуту!

– Я могу в конце концов потерять терпение, франджи!

– А я его уже потерял!

– Ты не знаешь, на что способен бедуин, когда его выведут из терпения.

– Что еще? Неужели ты, кусок испорченного черного хлеба, осмелишься дотронуться до белого каравая? Ты слишком хвастаешься, мой милый!

Бедуин бросил на Энрике злобный взгляд и, дотронувшись до своего ятагана, закричал:

– Я тебе обрежу язык, если ты не замолчишь!

– А потом что? А где потом будет прятаться великий и грозный аль-Мадар? Не у белых, ибо они дорого заставят тебя заплатить за такую жестокость, хотя бы и совершенную над беглецом из бледа; не у сенусси, покровительством которых мы пользуемся; не у кабилов Атласа – наших друзей. Ты просто осел, великий сын пустыни.

Аль-Мадар, еще раз выругавшись, отвернулся, говоря:

– Реви ты, как дикий зверь, а я все же отлично высплюсь.

Сказав это, он вошел в палатку, и его люди последовали его примеру. Четыре бедуина, вооруженные до зубов, остались сторожить пленных. Сначала тосканец продолжал кричать, но, заметив, что никто не слушает его, прекратил свои ругательства.

– Пора была тебе кончить, – сказал граф, – у тебя язык острый, как ятаган.

– Которому, однако, не удалось прошибить шкуру этого крокодила, – ответил со смехом Энрике. – Проклятый каторжник! Так предательски обмануть нас! А Хасси? А марабут? Что с ними?

– Если бы их поймали, – ответил граф, – они были бы здесь с нами. Им, верно, посчастливилось спастись.

– Что же они не вернулись к нам?

– Если Хасси свободен, он не оставит нас, но не будет столь безрассуден, чтобы броситься в объятия аль-Мадара. Атлас близко; у марабута много друзей среди горных кабилов, и он пользуется поддержкой сенусси. Эти два человека не будут терять времени. Я надеюсь увидеть их завтра во главе отряда кабилов. Поэтому я довольно спокоен. Наш плен не будет долгим, уверяю тебя.

– Если не явятся раньше спаги!

– Вот это было бы горе, – сказал граф. – Если бы Рибо удалось удержать их дня на два, наши несчастья были бы кончены, потому что Атлас уже близок!

– В таком случае и мы можем отдохнуть, в надежде что завтра увидим тридцать отсеченных бедуинских голов.

Они попросили сторожей немного отпустить веревки, чтобы можно было лечь, на что те сейчас же согласились; один из них даже предложил Афзе какой-то коврик.

Ночь прошла спокойнее, чем ожидали пленники. Не явился ни один спаги, но также и ни один кабил. Стало быть, Хасси не мог в продолжение ночи достигнуть деревень кабилов? Это был вопрос, который задавали себе трое несчастных узников. Они не подозревали, что с друзьями случилось несчастье, что мавр и марабут сидели без движения в зыбучих песках, готовых поглотить их, если бы они покинули два спасительных ящика, поддерживающих верблюда.

Солнце уже взошло, когда Энрике, внимательно следивший за всем, что происходило в лагере, заметил в нем оживленное движение. Тревожные крики раздавались на западной стороне лагеря, и группы людей бросились бежать в ту сторону, между тем как другие торопились навьючивать верблюдов, которых при караване было достаточное количество.

– Слушай, – сказал Энрике. – Есть что-то новое!

Дрожь пробежала по лицу мадьяра, и взгляд его с тревогой обратился на Афзу, все время выказывавшую необычайное спокойствие.

– Ты слышал, граф? – спросил Энрике.

– Да, слышал и не посмел ответить сразу. Наши избавители не придут с этой стороны, но внезапно спустятся с гор.

– Стало быть, это спаги?

– Подождем немного, не станем спешить со своими заключениями.

Граф обратился к сторожевым бедуинам, вставшим и внимательно вглядывавшимся в горизонт, заслоняя глаза рукой от солнца.

– Кто там идет? – спросил их граф. – Франджи?

– Нет, – ответил один из бедуинов. – Видны две темные точки, – вероятно, махари. Должно быть, друзья возвращаются в лагерь.

– Откуда?

– Это мог бы сказать только начальник.

– Не верю ничему, что говорят эти негодяи, – сказал тосканец. – К счастью, у нас самих есть глаза.

Сторожевой бедуин не ошибся: через несколько минут к лагерю подъехали два махари, все вспотевшие и с трудом переводившие дух. На них вернулись два бедуина, отправленные на поиски спаги и съехавшиеся на обратном пути.

Аль-Мадар тотчас же принял их в своей палатке, надеясь, что они привезли известие о французах, которое поможет ему получить награду, не возвращаясь в блед.

– Вы догнали их? – спросил он.

– Да, – ответил получивший золотые монеты от Рибо, – и можем прибавить, что они едут сюда, потому что мне удалось рассмотреть их в то время, как они в кустах снимали свои палатки. Однако я заметил одну вещь, которая меня беспокоит.

– Говори скорей.

– Когда я с ними расстался, все были на конях; когда же увидал их едущими перед собой – у троих лошадей не было.

– Они пали от утомления.

– Нет. Пропустив их мимо, я вернулся на место их стоянки и увидел трех лошадей в луже крови. Кто-то зарезал их.

– Что же ты думаешь по этому поводу? – спросил аль-Мадар с нетерпеливым движением.

– Если ты не пошлешь им навстречу махари, то тебе придется ждать очень долго.

– Сколько их?

– Четырнадцать.

– У нас хватило бы скакунов для всех. Мне самому хочется поскорей добраться до Атласа и избавиться от этих людей.

Он позвал своего помощника и отдал ему несколько приказаний.

Через десять минут два бедуина выехали из лагеря с шестнадцатью вполне оседланными верблюдами-бегунами, направляясь на восток.

Этот отъезд, конечно, не укрылся от пленников.

– Они поехали навстречу спаги! – воскликнул тосканец, у которого сердце екнуло. – А папаша Хасси и марабут пропали. Если через двенадцать часов их не будет здесь, нас повезут в блед, и тогда нас не спасут ни кабилы, ни сенусси. Дело идет к концу, не правда ли, граф?

Мадьяр подошел к Афзе, насколько ему позволили веревки.

– Звезда Атласа не испугается смерти? – спросил он взволнованным голосом.

– Нет, господин, – спокойно ответила Афза. – Если мне дадут умереть рядом с тобой, я без страха буду смотреть на ружья солдат, направленные против нас. Мне только тяжело уйти из жизни, не увидавшись с отцом. Жизнь моя принадлежит тебе. Если тебя убьют, и я хочу пасть рядом с тобой.

День тянулся без конца для несчастных, привязанных в палатке, откуда они не могли видеть происходившего в лагере. Энрике по временам начинал бранить бедуина, но не в глаза, так как тот был настолько благоразумен, что весь день не показывался. Он был уверен в своей удаче и не желал попусту портить себе кровь.

Было уже довольно поздно, и ничто не нарушало спокойствия в лагере, как около десяти часов, в то время, когда багровая луна восходила над Атласской цепью, пленники услыхали вдали хорошо знакомый рожок.

Энрике, крепко связанный, с трудом приподнялся.

– Спаги! – воскликнул он, бледнея.

За рожком последовало несколько выстрелов, приветствуемых со стороны бедуинов дикими криками.

– Конец, – сказал граф, весь посинев. – Бедная Афза, зачем ты вышла замуж за меня! Я приношу тебе одно несчастье.

Звезда Атласа отвечала со своим обычным спокойствием:

– Я счастлива, что могу умереть вместе с моим господином.

Весь лагерь был в движении; бедуины спешили вооружиться, как будто им предстояло сражение, а из тюков с товарами были местами устроены как бы укрепления, за которыми можно было выдержать натиск кавалерии.

Аль-Мадар отправился на восточный конец лагеря в сопровождении двенадцати человек – числа, равного числу спаги.

Через четверть часа Рибо и посол подъехали к предводителю бедуинов на махари, которые были высланы им навстречу.

Спаги, соблюдая негласно установленные в пустыне правила, остановились в двухстах или трехстах шагах и тотчас же разбили маленькие палатки.

Вместе с махари они привели и своих лошадей, но они, за исключением чистокровного скакуна Рибо, были в ужасном состоянии.

– Привет, франджи! – закричал аль-Мадар, делая несколько шагов навстречу обоим сержантам. – Бедуины гостеприимны, и, если вы желаете отдохнуть в моем лагере, вам стоит только сказать.

– Нам хорошо и в наших палатках, и мы предпочитаем договариваться на нейтральной почве. Правда, что ты поймал двух беглецов из бледа?

– А также дочь Хасси аль-Биака, верблюдовода, – ответил аль-Мадар с некоторой гордостью. – Я умею обделывать свои дела, когда знаю, что могу заработать что-нибудь.

Услыхав эти слова, Рибо позеленел и должен был употребить чрезвычайное усилие воли, чтобы не выдать себя.

– Ну, давай договариваться, – сказал он отрывисто. Бедуины принесли ковры, на которых два француза уселись против аль-Мадара, между тем как разносили кофе.

Рибо, отдавая дань местным обычаям, отпил несколько глотков ароматного напитка, а затем спросил:

– Так они в твоих руках?

– Да, франджи.

– Но ведь их было шестеро?

– Трое бежали, не знаю куда. Да мне до них и дела нет, за них никакой награды не дадут.

– Можно увидеть твоих пленников?

– Нет, погоди, прежде надо сговориться.

– Начальник бледа обещал триста цехинов за поимку беглецов и женщины. Если эти деньги у вас с собой, я готов уступить вам всех троих; если же у вас денег нет, поезжайте за ними в блед.

– Ты с ума сошел! – воскликнул Рибо. – Или ты думаешь, что франджи способны нарушить данное слово? Сними свой лагерь, поедем в блед, и тебе там заплатят. Мы, солдаты, не возим с собой таких больших денег.

– Вернуться мне туда со своим караваном?! Об этом и думать нечего. Я везу товар для кабилов и терять времени не могу, иначе встречу большие затруднения в горах, – сказал аль-Мадар.

– Чего же тебе бояться со стороны кабилов? – спросил Бассо.

– Отцу девушки удалось бежать с марабутом; они будут просить покровительства сенусси, и, если я промедлю, мне придется плохо.

– Кто тебе сказал, что сенусси будут им покровительствовать?

– Они сами.

– А ты и поверил? Они просто хотели напугать тебя. Сенусси никогда не заботились о дисциплинарных из бледа.

– Ты можешь говорить, что хочешь, я не послушаюсь тебя. Атлас слишком близок, чтобы мне уходить от него. Привези деньги, и я сохраню тебе беглецов; если не привезешь, я продам их туарегам пустыни, – за девушку мне дадут хорошую цену.

– Да где же нам достать таких денег? – вторично спросил Бассо, начинавший терять терпение.

– Не мое дело, – ответил бедуин, – или давайте деньги, или я уйду в горы.

– В таком случае одному из нас следует ехать в блед, предупредить вахмистра. Пусть другие останутся присматривать за собакой бедуином, чтоб он не дал тягу.

– Кто же поедет?

– Я, – ответил Бассо. – Дней через шесть я вернусь с вахмистром и подкреплением из спаги.

– Делай, как хочешь, – ответил Рибо.

Бедуин, несмотря на все свои усилия, не мог понять ничего из этого разговора, который сержанты вели по-французски. Бассо обратился к нему:

– Дай мне твоих лучших бегунов-махари, я поеду в блед и привезу тебе деньги; мои спаги останутся при тебе, надзирая за пленниками.

– Что же, пожалуй, – ответил аль-Мадар, – а я тем временем отправлю часть своих людей с кое-каким товаром в горы.

– Никто тебе не мешает.

Сержанту привели двух лучших махари из всего каравана.

– Ты возьмешь с собой одного из спаги? – спросил Рибо.

– Нет, я предпочитаю скакать один. А ты смотри в оба за бедуином. Как бы он не провел тебя: негодяи на все способны.

– Я знаю их не хуже тебя.

Бассо простился, махари полетели как птицы и скоро скрылись за кустами.

Бедуин снабдил спаги припасами, и они ушли к себе в палатку готовить ужин. Рибо поглядел вслед удалявшемуся сержанту.

– Не вернуться ему во Францию, – подумал он. – Если не граф, то кто-нибудь другой отомстит ему за всех несчастных, кого он мучил в бледе. Но что же делать теперь? Семь дней – время долгое, а вместе с тем короткое. Если Хасси умер – все кончено и я уж не знаю, что будет.

Он намеревался вернуться в палатку, как вдруг рядом с ним откуда-то вынырнул человек. Рибо инстинктивно схватился за пистолет и нацелился на пришельца, окликнув его:

– Кто там?

– Ты не узнал меня, франджи? – спросил как будто знакомый голос.

– Кто ты?

– Ару.

У сержанта вырвалось восклицание удивления.

– Ты? Верный слуга Хасси аль-Биака? Зачем ты здесь?

– Я думаю, Пророк послал меня, чтоб спасти моего господина…

– А где он? В горах?

– Нет, он часах в трех пути отсюда застрял в зыбучих песках, откуда ему не выбраться без чужой помощи. Господину удалось бежать вместе с марабутом, но их застиг ураган, и они попали в зыбучие пески.

– А ты как выбрался из них?

– Я упал прежде, чем они попали в болото, и мне удалось найти их по следу.

– Ты полагаешь, что твой хозяин еще жив?

– Да, ящики с богатствами – приданым его дочери – помешали его махари провалиться в песок. Но если мы скоро не поможем им, они умрут с голоду или от солнечного удара.

– Достаточно ли будет двух лошадей, чтобы вытащить их из песков?

– Достаточно.

– Подожди меня здесь, не показывайся никому; от спасения твоего господина зависит спасение всех.

Рибо быстро составил план действий.

Он вернулся в лагерь, освещенный кострами, наскоро поужинал со своими людьми и, отведя в сторону капрала, сказал ему:

– Тут творится что-то, что меня тревожит. Бедуин плутом рождается, плутом и умирает.

– Они что-нибудь замышляют против нас?

– Может быть, и нет; но кто знает? Я хочу сам во всем убедиться. Ты видел, что два бедуина направились к Атласу? Я поеду посмотреть, что творится у подножия гор. У нас есть еще две относительно свежие лошади?

– Ваша и лошадь Бассо.

– Прикажи сейчас же оседлать их.

– Зачем же обеих?

– Мне лучше знать зачем.

Через две минуты скакуны, единственные еще сохранившиеся после бешеной скачки, были готовы.

– Смотри в оба, – сказал Рибо на прощание, – и если я задержусь, не беспокойся.

– Как мне держать себя с предводителем бедуинов?

– Оставайся в нашем лагере, и больше ничего. Если спросят обо мне, скажи, что я сплю.

Рибо натянул поводья и направился к месту, где оставил Ару.

Луна зашла, и на равнине царила полная темнота, сгущавшаяся еще и от тумана. Над горами по временам вспыхивала молния, но грома слышно не было.

Боясь, что за ним подсматривают, сержант сделал довольно большой крюк, прежде чем направился к кустам, где скрывался Ару.

Негр сел на приведенного скакуна, и оба всадника направились на юг, к гигантской горной цепи.

Скоро огни, освещавшие лагерь, потухли вдали; из кустарника доносился зловещий вой шакалов, по временам почти из-под ног лошадей выскакивала гиена и оглашала ночь своим хохотом.

Рибо и Ару ехали часа два, когда до их слуха донесся слабый звук выстрела.

– Выстрел из пистолета, – сказал сержант.

– Это стреляет хозяин, – объяснил Ару. – Я посоветовал ему стрелять, чтобы мне легче было находить дорогу.

– Стало быть, он уже недалеко?

– Недалеко, я узнаю место, по которому мы ехали вчера.

– Погоняй лошадь; если и падет – ничего.

– Нет, франджи, ее надо сохранить для хозяина, чтобы он скорее мог добраться до Атласа. Махари погибли, а Хасси не бросит приданого Афзы.

– Оно пригодится графу, если он захочет вернуться в Венгрию…

В это мгновение послышался второй пистолетный выстрел, на этот раз гораздо ближе. Рибо ответил выстрелом из ружья и пришпорил было свою лошадь, но она – так же, как лошадь Ару – по совершенно непонятной причине артачилась.

Почва с каждым шагом становилась все хуже.

Кустарник сменился зарослями камыша и болотных растений, и лошади часто уходили в песок чуть не по колено.

Ясно обозначилась близость зыбучих песков, и вперед можно было продвигаться только с крайней осторожностью.

Вдруг в пяти шагах от Рибо блеснул огонь, а вслед за тем грянул выстрел и послышался голос:

– Это ты, Ару?

– Я, хозяин! Франджи, останови лошадь и слезай. Опасное место близко.

Возвысив голос, негр крикнул:

– Хозяин, мы пришли тебе на помощь.

Оба спешились и подходили, держа лошадей в поводу. Почва опускалась под их ногами, однако они еще не переступили черты коварных песков.

– Остановись, франджи, – сказал Ару через несколько минут. – Дальше – смерть.

– Чувствую, – ответил Рибо, уже чуть было не провалившийся. Они дошли до зыбучих песков.

В тридцати шагах впереди Хасси аль-Биак и марабут, сидя на драгоценных ящиках, которым были обязаны сохранением жизни, старались держать высоко голову верблюда, все еще надеясь спасти животное.

– Здравствуй, брат! – приветствовал мавра сержант. – Есть у тебя веревки?

– Есть, – ответил Хасси. – И сбруя есть, и ящики перевязаны веревками.

– А у меня есть веревки от палаток, – сказал Ару. – Всех вместе хватит.

XXIII. На Атласе

Прежде чем приступить к спасению погибавших, Рибо пододвинулся к ним насколько возможно ближе, ощупывая землю бамбуковой палкой, и скоро увидел, что дальше идти нельзя. Он быстро окинул взглядом пространство, отделявшее его от махари.

«Шагов двадцать, – подумал он. – Надо попытаться вытащить все».

Ару и Хасси поспешно связали веревки и готовились бросить их.

Задача спасения казалась Рибо не особенно затруднительной: надо было только удостовериться, могут ли ящики держаться на воде, которая, вероятно, имела не более трех футов глубины.

– Брат, – закричал сержант мавру, – попробуй обрезать ремни, которыми привязаны ящики на спине махари.

– А махари? – спросил Хасси.

– Его придется оставить; мы можем дать тебе двух лошадей, они тебе при подъеме на горы будут полезнее, чем махари. Бросай нам свою веревку, а мы бросим тебе нашу. На этих зыбучих песках нужна крайняя осторожность.

Веревки были брошены и привязаны к ящикам; затем Хасси при помощи марабута, владевшего только одной рукой, стащил ящики с седла, предоставив несчастного махари его участи.

К общей радости, ящики, хотя и очень тяжелые, погрузившись на три четверти своей высоты, еще держались на воде. Спасение было обеспечено.

Оставалось только сдвинуть с места этот импровизированный плот с двумя людьми, сидевшими на нем.

Махари же, не поддерживаемый ничем, все опускался, несмотря на все его усилия выбраться, которыми он только расширял открывавшуюся под ним могилу.

Сознавая свою страшную судьбу, он отчаянно ревел, поворачивая голову в сторону людей, которых поддерживал до тех пор. Его большие умные глаза выражали неописуемый ужас.

Постепенное, но неуклонное погружение этой трепещущей массы было потрясающим зрелищем. Его можно было сравнить с кроликом, постепенно исчезающим в длинном теле питона или боа.

Ару и Рибо старались тянуть веревки как можно скорее, боясь, что ящики с людьми могут каждую минуту погрузиться в воду.

Переезд совершился благополучно, и измученные продолжительным страхом и истощенные голодом мавр с товарищем могли наконец стать на твердую землю.

В ту же минуту голова махари скрылась под водой.

Хасси протянул Рибо руку, говоря:

– Я тебе обязан жизнью. Что могу я сделать для тебя? Приданое дочери в твоем распоряжении.

Сержант отрицательно покачал головой.

– Сохрани его для Афзы и ее мужа, – сказал он. – Оно будет им полезнее, чем мне. С меня достаточно и моего жалованья.

– Дочери и графу это богатство уже не нужно, – печальным голосом сказал Хасси.

– Почему?

– Бедуины, вероятно, уже убили их.

– Ошибаешься: они еще в лагере бедуинов – в ожидании вахмистра.

– Значит, все равно пропали.

– Конечно, если ты не поторопишься. Я сделал все возможное, чтобы спасти всех; судьба была против меня. Сейчас же отправляйся с марабутом просить помощи у кабилов и сенусси и спуститесь с гор большой толпой: вам придется дать настоящее сражение бедуинам и спаги, поддерживающим их. Мулей-Хари пользуется большим влиянием в горах, и ему там ни в чем нет отказа.

– Хорошо, – сказал Хасси, – мы отправимся просить помощи у сенусси.

– Ты знаком с каким-нибудь влиятельным шейхом? – спросил Рибо марабута.

– Мы обратимся прямо к Сиди Омару, очень влиятельному человеку. Он все может сделать. По одному его знаку горные кабилы возьмутся за оружие, а если этого будет недостаточно, он пошлет к туарегам и тиббу великой пустыни.

– Это я вам советую сделать как можно скорее, потому что дней через пять-шесть Бассо приедет с вахмистром, в сопровождении хорошей охраны, с которой вам придется померяться.

– Бассо? – повторил марабут, скрежеща зубами. – Ведь это он искалечил меня. Не так ли, франджи?

– Именно он.

– Это надо запомнить. Увидев, я его сразу узнаю.

– Ты замышляешь месть? – спросил Рибо.

Марабут остерегся ответить. Но ужасный огонь, сверкнувший в глазах, выдал его.

– Теперь поезжайте, – сказал сержант. – Оставляю вам лошадей и Ару.

– А ты? – спросил Хасси.

– Я вернусь на стоянку пешком и дорогой выдумаю какую-нибудь сказку, чтобы объяснить исчезновение лошадей. В конце концов, в Алжире нет недостатка в львах, и всем известно, что они не пренебрегают кониной.

Хасси и Ару навьючили ящики на более крепкую лошадь, а марабута, совсем ослабшего, посадили на другую.

– Что же я могу сделать для тебя? – повторил свой вопрос Хасси.

– Повторяю тебе, что мне ничего не надо! Уж если так хочешь, попроси дочь, если ей удастся добраться благополучно до Европы, чтобы она когда-нибудь вспомнила о Рибо.

Мавр вздрогнул. Он устремил на сержанта свои черные глаза и сказал с некоторой горечью, в которой слышалось раскаяние:

– Знаешь, что…

– А что?

– Что я ошибался в тебе… Ты хороший человек… – И мавр пожал руку Рибо.

– Говорят, что так, – ответил сержант смеясь. – А теперь поспеши: от твоей быстроты зависит спасение дочери и других.

– Едем! – сказал Хасси. – Прямо к Сиди Омару.

– Не думай, что подъем на горы будет легок, особенно с этими тяжелыми ящиками. Лошадь долго не выдержит с ними, – сказал марабут.

– Не оставить ли их здесь?

– Нет, мы закопаем их в ущелье Кадир. У лошадей спаги под чепраком всегда есть кирка и заступ с короткой ручкой для постановки палаток; мы живо выкопаем яму. Да и не безопасно было бы поехать к кабилам с таким богатством.

Хасси взял под уздцы первую лошадь и пошел вслед за Ару. Марабут ехал за ними.

Два часа спустя они начали подниматься на первые предгорья чудной горной цепи, направляясь к Кадирскому ущелью – дикой, глубокой щели, замкнутой гигантскими скалами, почти закрывающими вход в нее, что делало это ущелье местом, очень удобным для долгой защиты.

На высоте пятидесяти метров Хасси и Ару выкопали в хорошо скрытом месте глубокую яму и спрятали в ней ящики, так как уже утомленные лошади были не в состоянии карабкаться на крутые возвышенности с такой тяжестью.

Отметив место камнями, разложенными в определенных местах, путешественники продолжали свой путь, спеша к кабильским деревням.

Светало, и в считающихся самыми прекрасными во всей Африке горах, всю ночь оглашаемых рыком львов, водворилась тишина.

Когда путники шли дубовыми лесами, утренний ветерок весело шелестел в верхушках деревьев; птицы чирикали и распевали во все горло; в расселинах шумели потоки, а издали доносился шум водопада.

Величественное солнце показалось из-за самых высоких вершин, рассыпая свои золотые лучи по этой массе зелени, насыщенной влагой.

У подножия расстилались с одной стороны огромная бесплодная пустыня Сахара, с другой – выжженная равнина Нижнего Алжира, кое-где поросшая скудным кустарником.

Чудная же цепь Атласа, богатого водой, тенью, огромными первобытными лесами, возвышалась между этими двумя пустынями.

Путники продолжали подниматься по ущелью, которое быстро сужалось. Хасси зарядил свое ружье, потому что приходилось опасаться встречи со львом или леопардом.

В полдень была сделана небольшая остановка: позавтракали остатками провизии, захваченной с собой, и затем направились через лес по тропинке, которая должна была привести к какой-нибудь кабильской деревне.

Шли с еще большей осторожностью, внимательно всматриваясь в кусты, где мог скрываться дикий зверь.

Ару и марабут зарядили также свои пистолеты, опасаясь каждую минуту какой-нибудь неожиданности со стороны голодных и страшных обитателей леса. К счастью, дело обошлось безо всякой неприятной встречи: попадались только газели да гиены, вовсе не желавшие знакомиться со страшным оружием, и к вечеру путешественники дошли до первой кабильской деревни, где, благодаря марабуту, встретили радушный прием.

Кабильские деревни покрывают весь северный склон Атласа в сторону Алжира; они расположились поодиночке, но на достаточно близком расстоянии одна от другой, чтобы в случае надобности оказать взаимную помощь.

Обыкновенно в них двадцать-тридцать мазанок из сухой грязи, имеющих форму больших кубов, с узенькими отверстиями, служащими окнами и одновременно бойницами. Хижины окружены оградой; вечером здесь собирают толстохвостых баранов, защищая их от львов и леопардов, которых очень много на Атласе.

Издали мазанки кажутся небольшими крепостцами, хотя в действительности они не выдерживают даже сентябрьских и октябрьских дождей.

Жители этих деревень всегда доставляли много хлопот французам и до сих пор, можно сказать, сохранили в своих горах почти полную независимость.

Это очень красивые люди маврской крови, стройные, высокие и храбрые. Большая часть их – пастухи, но также есть много искусных оружейников, и звуки молотка раздаются весь день в Атласских горах, сливаясь с блеянием овец и шумом потоков.

Выделываемое оружие служит постоянной угрозой кафирам, а также всем неверным. Стоит какому-нибудь Бу Алену поднять знамя восстания или какому-нибудь «святому человеку» из куббы развернуть зеленое знамя Пророка, и все кабилы спускаются со своих гор, готовые вступить в кровавый бой.

Абд аль-Кадир, лев Алжира, мог столько лет бороться с французскими войсками, пытавшимися завоевать эту обширную область, только благодаря атласским кабилам, которых французы, правда, постоянно побеждали, но не могли покорить.

На следующий день Хасси и два его товарища после продолжительного совещания с шейхом деревни отправились на трех хороших мулах в лагерь сенусси, одного слова которых было достаточно, чтобы призвать к оружию всех атласских кабилов.

Переезжая из деревни в деревню, где встречали гостеприимный прием – так как горные жители знали Мулей-Хари, – маленький отряд через три дня достиг своеобразной крепости, окруженной земляными бастионами и стоявшей на вершине одной из самых высоких гор.

Здесь жил Сиди Омар, глава могущественного религиозного союза, господствующего и до наших дней над всей Северной Африкой до Сенегала и Нигера с одной стороны, и до Нила – с другой.

Основателем этой секты был скромный алжирский юрисконсульт по имени Сиди Мухаммед бен Али аль-Сенусси, принадлежавший к племени меджахер и родившийся в Мостаганеме, в Алжире, в последние годы турецкого владычества[29]29
  До захвата в 1830 г. Францией Алжир формально находился под сюзеренитетом Османской империи.


[Закрыть], противником которого он стал впоследствии.

Познакомившись во время своего пребывания в Марокко с философским учением одной мистической секты, он вернулся в Алжир накануне завоевания части этой страны французами и прошел по всем возвышенностям родной области, уча богословию и направляясь на восток, куда его влекли колыбель Пророка и слава нескольких знаменитых мусульманских ученых.

Во время своего паломничества к святым местам Сиди Мухаммед останавливался в разных городах и, между прочим, в Логузате и в Кипро, основывая многочисленные школы, где проповедовал учение, заимствованное из Корана и произведений его толкователей.

Сначала секта встретила сильное противодействие как в Мекке, так и в Константинополе, но тем не менее, Сиди Мухаммед боролся храбро и, приняв титул калифа и «наместника Бога на земле», собрал вокруг себя много последователей, с воодушевлением примкнувших к новому учению.

Не чувствуя себя в безопасности в Египте, он удалился в пустыню, где сблизился с атласскими кабилами и туарегами Сахары.

Не прошло и пятидесяти лет, как эта секта приобрела такое могущество, что стала смущать спокойствие французского и английского правительств и наделала много хлопот константинопольскому и марокканскому султанам и бею тунисскому.

Теперь у нее есть монастыри, или, лучше сказать, крепости, как на Атласе, так и в оазисах пустыни; она обладает неисчислимыми богатствами, потому что всякий принадлежащий к секте обязуется отдавать в ее пользу два процента со своих доходов.

Организация общества удивительная. Что бы ни происходило в пустыне, на берегах Нила, Нигера и Сенегала – все становится известно калифу раньше, чем европейским и мусульманским правительствам, потому что на службе у сенусси много отборных бегунов-махари, на которых наездники из сахарских племен тиббу и туарегов соперничают в быстроте с газелями.

Как только в Северной Африке вспыхивает восстание, могущественный союз снабжает врагов кафиров оружием и боевыми припасами.

Атлас и Сахара принадлежат сенусси, и горе тому, кто вздумал бы слишком далеко шагнуть в их владения.

Без могущественной поддержки секты Махди[30]30
  Махди Суданский – вождь антиколониального махдистского восстания в Судане, положивший в 1882 г. начало Махдистскому государству. Махдисты очистили всю страну от турецко-египетских и английских войск. Махдистское государство просуществовало до 1898 г.


[Закрыть], конечно, не был бы в состоянии держаться так долго на берегах Нила и провести свои победоносные орды из Нубийской пустыни в Хартум, немилосердно перерезав все египетские гарнизоны, уничтожив в ущелье Каскхили три тысячи солдат Хикс-паши[31]31
  5 ноября 1883 г. близ суданского города Эль-Обейда махдистами был уничтожен 10-тысячный карательный корпус английского генерала У. Хикса и генерал-губернатора Алааддин-паши.


[Закрыть] и истребив в столице Нубии Хартуме все передовые аванпосты английского владычества, которые великий Гордон – жертва своей доверчивости – вел, как был уверен, к легкой победе.[32]32
  Генерал Чарлз Джордж Гордон, являвшийся в 1877—1879 гг. генерал-губернатором Судана, был послан в 1884 г. английским правительством для подавления восстания махдистов. В 1885 г. был убит махдистами.


[Закрыть]

Без сенусси не мог бы держаться так долго и мавританский вождь Бу Амама, столько лет наводивший страх на Алжир.