Текст книги "В дебрях Атласа"

Иногда проходят годы, когда могущественная секта не подает признаков жизни; но приходят другие времена, и она гордо поднимает голову, угрожая даже великим державам, имеющим интересы в Северной Африке.

В 1868 году сенусси дошли в своей смелости до того, что объявили отлученным константинопольского султана. Ему пришлось уступить… отвести секте земли и признать за ней привилегии в Триполитании.

Сиди Омар, преемник Сиди Мухаммеда в сане великого калифа, само собой разумеется, не отказал в гостеприимстве Мулей-Хари, так как марабуты – шпионы секты, а вместе с тем хранители оружия, всегда готового к услугам восставших. Сиди Омар в минуту приезда путников пил кофе в небольшой комнате, просто убранной, между тем как негр с выжженными каленым железом на груди словами Аллаха, – в знак того, что он душой и телом принадлежит секте, – готовил своему господину трубку, наполненную душистым табаком – подарком хедива египетского или бея тунисского.

Сиди Омар представлял собой великолепный тип мавра. Он был высокий, сильный, хотя и несколько худощавый, с бронзовым оттенком лица и сверкающими глазами, как бы магнетизировавшими всякого, на кого он устремлял свой взор. Черная, хотя немного редкая, борода еще больше оттеняла правильность черт его лица.

Подобно прочим членам секты, он был одет очень просто: в широкую рубашку из легкой фланели, стянутую в поясе желтым ремнем. Ни на руках, ни в ушах, ни на шее не видно было никаких драгоценностей, – членам секты сенусси строжайше запрещено употреблять золото и серебро, за исключением рукояток сабель или ятаганов.

Могущественный глава секты, как мы сказали, принял Мулей-Хари приветливо: он знал его давно; а Хасси аль-Биак, как потомок калифа гранадского, имел право на известное уважение.

Внимательно выслушав рассказ о происшедшем, покуривая свою трубку, калиф сказал, смотря преимущественно на Хасси:

– Сенусси обычно не лезут в дела, где замешаны кафиры; но так как в твоих жилах течет кровь великих калифов, а один из этих кафиров женился на твоей дочери, и к тому же он не настоящий франджи, то ты имеешь право на нашу помощь. Сколько человек тебе надо?

– Около пятидесяти, – быстро ответил Хасси.

– Завтра ты их получишь. А если окажется мало, горы доставят тебе еще больше. Атлас и Пророк простят мне, что я отправлю своих людей на защиту двух человек, не принадлежащих к исламу. Отдохните, вы гости сенусси и состоите под покровительством кабилов Атласа.

XXIV. Цена предательства

Старинная и тяжелая колымага на высоких колесах, колыхаясь, будто среди моря, быстро ехала по нижнеалжирской равнине, влекомая прекрасными лошадьми с длиннейшими гривами. Ее сопровождали двенадцать вооруженных спаги на хороших лошадях, а тринадцатый ехал возле дверцы, крича не переставая:

– Ну, погоняй, скотина-почтальон! Чтоб тебя побрал черт со ста тысячами хвостов! Ты словно в сговоре с этими бедуинами, маврами и кабилами.

Этот спаги был Бассо, а в колымаге сидел толстый человек угрюмого вида, с длинными усами. Он держал в зубах трубку, но она, по-видимому, плохо раскуривалась, и куривший ее сопровождал каждую затяжку проклятиями по адресу алжирского табака и людей, его выращивающих. Пассажиром был жестокий вахмистр из бледа, уже оправившийся после болезни, но не настолько, чтобы ехать верхом.

К счастью, в это время в Алжире не было недостатка в почтовых дилижансах, и вахмистру без труда удалось перехватить один из них, ходивший между деревнями Нижнего Алжира.

Деревенские жители могут подождать своей почты лишних дней пять-шесть и посидеть в своих палатках, вместо того чтобы ехать галопом на четверке хороших лошадей!

Три дня дилижанс катился по равнине у подножия Атласа, останавливаясь только на короткое время в самую жару, и все еще не мог добраться до стоянки бедуинов.

Но до нее уже не могло быть далеко, так, по крайней мере, уверял Бассо, и потому он побуждал почтальона немилосердно погонять и без того взмыленных лошадей.

Солнце заходило в океане огненных лучей, и уже сумерки мало-помалу охватывали небо. Кое-где замерцали звезды, и Бассо радостно воскликнул:

– Вахмистр, я вижу дым, поднимающийся над стоянкой.

– Наконец-то! – ответил усатый начальник, пыхтя, как тюлень, и отирая с лица градом катившийся пот. – Три дня мы жаримся, словно в пекле. Заплатят мне эти два негодяя за такое путешествие, если только твой бедуин не упустил их.

– Не беспокойтесь: не такой он дурак, чтоб выпустить из рук людей, за которых заплатят звонкой монетой.

– Лишь бы они не вздумали увеличить цену. Ты знаешь, какой ненасытный народ эти бедуины.

– Тогда мошенники познакомятся с нашими саблями, и мы прогоним их в Атлас. У Рибо двенадцать человек, с нами столько же; у начальника же каравана и тридцати не наберется. Вы знаете, что двенадцать спаги никогда не задумаются броситься и на большой отряд арабской кавалерии.

– Да, знаю, но все же я предпочел бы покончить со всем этим, не прибегая к оружию. Эй ты, чертов почтальон, погоняй своих кляч!

Обе стоянки были уже совсем близко. Уже ясно виднелись огни, горевшие вокруг больших шатров бедуинов и маленьких палаток спаги.

– Бассо, дай сигнал о нашем прибытии, – приказал вахмистр.

Один из спаги, взяв трубу, проиграл несколько тактов. Через минуту из лагеря Рибо послышался ответ.

– Наши молодцы не испугались этих каналий, – сказал вахмистр. – Сегодня вечером им будет удвоенная порция и угощение. Ну, почтальон, погоняй! Уснул ты, что ли?

Тяжелая колымага, не перевернувшись, преодолела наконец пространство, отделявшее ее от лагеря, и остановилась перед стоянкой спаги, встретивших товарищей громкими криками.

Рибо сразу догадался, кто сидел в дилижансе.

Он подошел к дверце, отворил ее и сказал не вполне твердым голосом:

– Добрый вечер, вахмистр! Не ожидал вас так скоро.

– А, Рибо! – воскликнул начальник, трепля его по плечу. – Это ты, молодец? Ты заслуживаешь награды за свое усердие. Красиво будет выглядеть еще серебряная полоска на нашивке; я уж выхлопочу ее у капитана, когда он дней через десять вернется из Константины. Ты видел пленников?

– Бедуин ни за что не хотел пустить меня к ним. Я вчера собрался было пройти в лагерь и застал всех вооруженными, готовыми пустить в ход силу.

– Что? – закричал вахмистр, принимая трагическую позу. – Они осмелились не пустить французского унтер-офицера? Ну, теперь я здесь, и сил у меня достаточно, чтоб взорвать их всех на воздух с их палатками и верблюдами. Пошли кого-нибудь сказать, что я жду их главаря, а вы, другие, приготовьте ужин: провизии у нас довольно. Я умираю с голоду.

Спаги поспешно разбили палатки и зажгли около них огни. Они готовились жарить барана, когда сторожевые затрубили тревогу.

Предводитель бедуинов с помощником, в сопровождении шести всадников, приблизился к палаткам спаги.

Вахмистр принял их, сидя на коне, но не переставая курить.

– Привет вахмистру! – начал бедуин с поклоном, распахивая плащ, вероятно, чтобы показать, что за поясом у него целый арсенал. – Будь моим гостем.

– Здесь мне лучше, среди моих верных спаги, – ответил вахмистр, ответив на приветствие легким кивком головы. – Пленники у тебя в лагере?

– У меня.

– Я желаю видеть их.

– Погоди, господин, ты еще не выплатил мне награды.

– Ах ты, осел! За кого ты меня принимаешь? Раз я обещал, значит, и привез, скотина ты этакая!

Аль-Мадар не обратил внимания на оскорбление. Он с тревогой оглянулся и быстро пересчитал спаги, готовивших ужин.

– Ты устроил мне западню, франджи? – спросил он. – Зачем ты привел с собой столько людей? Разве без них было мало?

– А тебе какое дело, сколько спаги со мной, когда я приехал заплатить за твое предательство? – закричал вахмистр, пуская бедуину клуб дыма в лицо. – Ну, живо, завтра я намереваюсь вернуться в блед. Сколько у тебя пленников?

– Трое: два франджи и мавританка.

– Прикажи привести ее в отдельную палатку: мне надо переговорить с ней.

– Сначала…

– Знаю: сначала награду, старый плут. Бассо, дай сюда чемодан. Сержант направился к дилижансу и вынул старый чемодан из желтой кожи, вероятно, судя по его виду, совершивший по крайней мере одно путешествие в Мексику.

Вахмистр поставил чемодан перед собой, отпер и, вынув большой кошель, перекинул его с руки на руку.

– Ну, считай, старый бродяга! – крикнул он, бросая кошель бедуину. – Только предупреждаю: скажи ты мне, что недостает хоть одного цехина, я велю обрезать тебе уши и отведу в блед, как разбойника.

Золотые монеты трижды прошли между цепкими пальцами хищного сына пустыни.

– Кончил? – спросил вахмистр.

– Кончил, франджи.

– Значит, пленники мои?

– Пошли за ними, когда захочешь.

– Пусть остаются в твоем лагере до утра; после ужина я повидаю их, а девушку вели отвести в отдельную палатку.

– Будет сделано, франджи.

– Но предупреждаю: мои спаги ночью будут следить за твоим лагерем. Кто знает, что может случиться. Теперь давайте ужинать. Бассо, баранина поспела?

– Ждем только вас, вахмистр.

– Бутылки достал?

– Все, какие нашел.

Спаги устроили из одной палатки стол и покрыли его пальмовыми листьями.

Вахмистр, всегда отличавшийся прекрасным аппетитом, первый принялся за ужин. Спаги последовали его примеру, и скоро от барана остались только косточки.

За бараниной последовали консервы и очень соленый сыр, а также фрукты в изобилии.

– Теперь атакуем алжирскую каабу, – сказал вахмистр, указывая на собрание бутылок. – Разрешаю себе роскошь предложить вам бордо и бургундского. Идите в атаку без штыков и ружей.

Спаги не заставили повторять себе приглашение и, саблями отбивая головки бутылок, пили прямо из горлышка.

Бордо, как всякое вино, ввозимое в глубь Алжира, могло поспорить с любым уксусом; но спаги не обращали внимания на подобные пустяки. Вахмистр не отставал от других и только приказал отнести в свое помещение бутылку лучшего бордо, чтобы завершить ею вечер, как в дверях показался аль-Мадар, говоря:

– Девушка в палатке.

Вахмистр встал, сначала побледнев как мертвец, а затем покраснев как петушиный гребень.

– Одна? – спросил он.

– Одна.

– Друзья, доканчивайте бутылки, а потом окружите лагерь бедуинов.

Обтерев ладонями пыль с лица, закрутив усы и сдвинув картуз набекрень, он, пыхтя, направился за бедуином.

– Прежде проводи меня к мужчинам, – приказал вахмистр. – Что они делают?

– Бесятся, как дикие звери.

– Отчего? Ты с ними нехорошо обращался?

– Нет, даже приказал отнести им ужин, а они запустили им в лицо посланного. Они с ума сошли с тех пор, как я силой увел от них девушку.

– Понимаю, – сказал вахмистр. – В таком случае мне лучше повидаться с ними завтра утром, когда их связанными посадят в дилижанс. Отведи меня к девушке.

Они пошли по лагерю мимо многочисленных палаток, мимо верблюдов, махари, лошадей и тюков с товарами.

– Девушка связана? – спросил вахмистр.

– Еще бы! Такую гиену я ни за что не взял бы в жены.

– А я – напротив.

– Дело вкуса.

Они подошли к большой палатке, где слабо теплился масляный ночник. Вход сторожили два бедуина.

– Входи, франджи, – сказал с несколько ироничной усмешкой бедуин, – и попробуй обуздать эту молодую гиену.

Вахмистр отпустил сторожевых бедуинов и вошел в палатку один.

Афза стояла привязанная к центральному колу. Увидев входящего, она вздрогнула, и в глазах ее сверкнули ярость и угроза.

– Ты не ждала меня, Афза? – заговорил вахмистр. – Как видишь, и мертвые иногда возвращаются. Твои руки слишком слабы, чтобы убить человека наповал; но я на тебя не сержусь, я сам держал себя как скотина.

Афза смотрела на вахмистра с некоторым удивлением. Он сел на стоявший тут тюк товаров и сказал:

– Поговорим, моя малютка. Прежде всего скажу тебе, что прихожу к тебе не как враг, но как друг…

– Да? – просто спросила Афза. – Что же тебе нужно?

– Несмотря на твой поступок, я не сержусь на тебя и хочу, чтоб ты стала моей женой.

– А если я тебя не люблю?

– А! Ты все еще продолжаешь любить того, другого? И за что ты любишь его?

– Он спас мне жизнь.

– Эка невидаль! Я бы спас тебя не один, а сто раз…

– До сих пор ты еще ничем не доказал своей любви ко мне.

– Клянусь брюхом тюленя! Что же, прикажешь мне сейчас отправиться на поиски какого-нибудь льва в Атласских горах, чтобы убить его у твоих ног? Странные вы люди, мавры.

– Дай мне в таком случае другое доказательство.

– Какое? Скажи…

– Отпусти пленников.

Вахмистр даже подскочил.

– Ты с ума сошла. Разбойники уже принадлежат военному трибуналу. Через две недели никто не вспомнит о них.

Афза страшно побледнела, из груди ее вырвалось глухое рыдание, которое она не смогла сдержать.

– Они виноваты в неповиновении начальству и бегстве; военный трибунал не нежничает с легионерами, да еще такими отпетыми.

– Отпусти их.

– А потом? Потерять свой чин и тоже попасть под трибунал?

– Взвали вину на бедуинов.

– Об этом нечего и говорить, моя красавица.

– Ну, так и тебе не видать меня…

– Потише, потише. Помни, что и у тебя есть счеты с французским судом.

– Какие?

– А твое покушение на мою жизнь? За это каторга или расстрел.

– Ну что же, расстреляй! Женой твоей я никогда не сделаюсь!

– Я сумею заставить тебя… Что ты в конце концов? Простая мавританка, и слишком большая честь, что я снисхожу до тебя.

– Как же ты заставишь меня?

– Прибегну в крайнем случае к силе.

– Так послушай, что я скажу тебе, – отчеканила Афза, – я жена графа!

Молния, внезапно ударившая в палатку, не ошеломила бы так вахмистра, как это признание.

Он вскочил, весь побагровев, с глазами, выкатившимися из орбит.

– Ты замужем! – закричал он. – Ах, негодяй! И сколько месяцев вы издевались надо мной!

– Ну что же? Женишься ты на мне? – повторила Афза.

Ответом послужил поток ругательств.

– Всем вам конец! – заревел вахмистр. – Мужа твоего расстреляют; тебя на каторжные работы за покушение на жизнь офицера. Клянусь брюхом кита! Не ожидал я подобного сюрприза! Мошенники! Так обмануть меня! Я ненавижу тебя. Завтра отправлю тебя в блед с твоим мужем. Увидим, как трибунал отомстит за меня. До завтра, атласская гиена.

Вахмистр вышел, ругаясь по-арабски и по-французски, и вернулся в свой лагерь, строя планы ужасной мести.

Бассо продолжал пить с товарищами, смеясь за спиной вахмистра.

Когда последний как бомба влетел в палатку, Бассо сейчас же понял, что произошло нечто важное.

– Видно, девушка встретила вас не очень-то любезно? – спросил он с оттенком насмешки.

– Какая там девушка? – закричал вахмистр, ударяя изо всех сил кулаком по столу.

– Афза…

– Она жена графа.

– Об этом поговаривали в бледе.

– А ты, осел, и не сказал мне!

– Я не доверял этим слухам. Неужели вы думаете, что я не предупредил бы вас, если бы имел какое-нибудь доказательство. Стало быть, это правда?

– Дьявол тебя побери со всеми мавританками.

– Не одна Афза на свете. А теперь выпейте-ка глоток этого бургундского. Это вас утешит…

Вахмистр вздохнул и уселся рядом с Бассо…

В эту ночь никто в лагере не спал. Спаги, опасаясь какой-нибудь неожиданности со стороны аль-Мадара, выставили своих часовых около обеих палаток, где помещались легионеры и Афза.

Бедуины, получив награду, по-видимому, больше не интересовались беглецами. Они готовились сняться со стоянки: вьючили бактрианов и махари, складывали палатки, чтобы скорее добраться до Атласа.

Когда солнце взошло, караван уже был готов к отходу. Аль-Мадар отправился проститься с вахмистром и прошел со своими навьюченными верблюдами и махари мимо палаток спаги, поспешно направляясь на юг.

В лагере остались только трое пленников, привязанных к кольям и охраняемых полудюжиной спаги.

Вахмистр приказал запрягать дилижанс и снять палатки.

Когда привели графа и Энрике, злоба вахмистра, до сих пор сдерживаемая, разразилась как буря:

– Канальи! Мошенники! Попались наконец! Каторжники! Вот увидите, куда угодите! Паф! – и от вас и помину не останется. Будете валяться в каком-нибудь рву около Константины или Орана. Уж не видать тебе твоего Дуная и твоих Карпат, граф. Сгниешь здесь вместе с женой, которая помогла тебе бежать, а меня пыталась убить.

– Вы закончили, вахмистр? – спросил Энрике. – Словно капитан Темпеста разбушевались. Впрочем, вы его не знали: ведь вы в Ливорно не бывали.

– Молчи, адвокат-неудачник! – крикнул вахмистр, сжав с угрозой кулаки. – Вот посмотрим, как ты станешь защищаться на суде. Правда, у тебя язык всегда был длинный…

– Если желаете, могу при вас начать свое слово защиты, – не унимался тосканец. – Я начну с того, что скажу: «И этот осел вахмистр…»

– Что ты сказал?..

– Осел… Хотел отбить жену у графа Михая Чернаце…

– Ах ты, рыжая обезьяна! Ты посмеешь сказать это?..

– Еще бы, – ответил тосканец. – Звезда Атласа подтвердит, правда ли это.

– Молчи, скотина! Посадить в дилижанс этих негодяев!

Спаги, помиравшие со смеху, посадили связанного графа, Афзу и тосканца в дилижанс, между тем как вахмистр взобрался на козлы рядом с почтальоном, не переставая браниться.

– Готовы? – спросил Бассо солдат.

– Готовы, – ответили спаги, выстроившись в два ряда.

– Едем, – приказал вахмистр. – Ты, Рибо, прими начальство над правой стороной конвоя, а ты, Бассо, – над левой.

Дилижанс тронулся, окруженный спаги, смеявшимися и перебрасывавшимися шутками. Один только Рибо примолк и казался рассеян, так что даже не отвечал на вопросы ехавшего рядом с ним капрала.

Он спрашивал себя со страхом, почему Хасси не спешит на помощь дочери, которую обожал больше Пророка и всех его святых? Неужели сенусси и кабилы не оказали ему помощи, несмотря на присутствие марабута?

Между тем дилижанс, запряженный четверкой сытых, хорошо отдохнувших лошадей, с каждой минутой удалялся от Атласа, приближаясь к бледу, где верная смерть ждала если не Афзу, то, во всяком случае, легионеров.

Проехали уже несколько миль по совершенно пустынной равнине, как вдруг вдали послышалось несколько ружейных выстрелов.

– Стой! – скомандовал вахмистр, вставая, чтобы лучше осмотреть окрестность. – Уж не напала ли какая-нибудь шайка кабилов на аль-Мадара?

К югу, в стороне Атласа, виднелось облако пыли, по-видимому поднятое многими лошадьми, и слышались выстрел за выстрелом вместе с воинственными криками.

– Бассо, ты ничего не видишь? – спросил вахмистр.

– Только пыль.

– А ты, Рибо?

– И я тоже.

– Я здесь представитель власти и не позволю, чтоб у меня под носом совершались на французской земле такие бесчинства.

– Пусть себе эти разбойники перебьют друг друга, – сказал Бассо.

– А закон? Мы здесь должны быть хозяевами. Рибо, возьми шесть человек и трубача да поезжай посмотреть, что там такое? Как увидят наших всадников эти горные разбойники, тотчас, словно зайцы, разбегутся. Если же ваши выстрелы не подействуют, бери всех людей. Клянусь брюхом кита! Я не потерплю беспорядка у себя на глазах. Не напрасно я вахмистр. Поезжай, Рибо, а мы немножко подзадержимся.

Сержант, в сердце которого вновь проснулась былая надежда, указал спаги, чтобы ехали за ним, и пустил свою лошадь в галоп.

В ущельях Атласа, по-видимому, шло настоящее сражение между бедуинами и горцами, спустившимися с лесистых склонов.

Ружейные выстрелы и крики не умолкали, а вдали виднелось несколько махари, скакавших без всадников.

Больше ничего нельзя было рассмотреть, потому что гигантское облако окутывало сражавшихся.

Сержант и семеро его спутников менее чем за двадцать минут доскакали до облака пыли и врезались в него как раз в ту минуту, когда бедуины спасались, разбегаясь кто куда.

На земле валялось много убитых людей и верблюдов, бившихся в предсмертных судорогах между тюками, свалившимися с седел.

Посредине виднелось человек пятьдесят в длинных белых плащах, на великолепных взмыленных конях.

Ими командовали два предводителя, которых Рибо узнал тотчас: Хасси аль-Биак и марабут.

Увидав приближавшихся спаги с саблями наголо, готовых к нападению, атласские всадники выстроились в две линии.

– Не трогайте сержанта! – закричал Хасси. – Стреляйте в других.

Раздался залп из двадцати-тридцати ружей, и семь спаги упали один за другим вместе с лошадьми.

Один Рибо остался чудесным образом не тронутым этим градом пуль.

– Что ты сделал, Хасси? – закричал сержант, бросая взгляд, полный отчаяния, на товарищей.

– Я защищался, – ответил Хасси и, обернувшись к своим кабилам, приказал: – Пусть четверо из вас стерегут этого человека до моего возвращения. Вы отвечаете головой за его жизнь. До скорого свидания, сержант! Я догоню дилижанс и привезу с собой голову этого собаки вахмистра. Едем, сыны Атласа! Спасите мою дочь!