Текст книги "В дебрях Атласа"

– В таком случае ограничусь наблюдением.

– Мы только об этом и просим тебя.

В то время как тосканец, снова закурив оставленную было сигаретку, скрылся в кустах, граф и мавр спустились в лощину.

Афза крепко спала, полузакрывшись великолепным рабатским ковром, протканным золотом и шелком, а Ару собирал более или менее сухие травы, чтобы дать поесть верблюдам.

Мавр подозвал его свистом.

– Случилось то, что я предвидел, – сказал он ему. – Настала минута, когда надо действовать. У тебя с собой твое платье туарега?

– Да, хозяин.

– Поручаю тебе заставить их скакать как можно дольше, чтобы окончательно загнать их лошадей. Белоглазый человек может узнать тебя; поэтому тебе необходимо хорошенько закрыть лицо покрывалом, как делают сыны пустыни. Иди, переоденься.

– Ты подумал обо всем, Хасси, – сказал граф.

– Я должен спасти мужа моей дочери, – серьезно ответил мавр. – Звезда Атласа обязана тебе жизнью, я ни на минуту не забываю этого.

– Удастся ли Ару сделать то, что ты поручаешь ему?

– Во всей пустыне не найдешь наездника на верблюде искуснее его. Еще раньше вечера арабские лошади выбьются из сил.

– А мы воспользуемся темнотой, чтобы добраться до куббы твоего приятеля?

– Да, если разлив не помешает, – ответил Хасси.

– Он не может долго продолжаться. Сухая земля поглотит влагу с такой же жадностью, с какой я бы проглотил в эту минуту стакан вина, если бы было где взять его.

Мавр улыбнулся.

– Я позаботился и о тебе, сын мой, – сказал он. – Дети Аравии и пустыни не могут употреблять сок жизни, потому что Магомет запретил это, но я не забыл, что ты и твой товарищ – вы франджи и христиане. В мешках, привезенных махари и сваленных Ару в пещере леопарда, найдутся и вино, и табак.

– Спасибо, Хасси.

– Ты – мой сын, – ответил мавр со своей обычной серьезностью и простотой. – Бери не стесняясь, что хочешь.

В эту минуту из-за куста показался старик-негр. Он был закутан в широкий белый полотняный плащ с красной каймой внизу; на голове возвышался монументальный тюрбан; лицо его покрывала своего рода занавеска, спускавшаяся до половины груди и оставлявшая незакрытыми только глаза.

– Я готов, хозяин, – сказал он.

– Пистолеты у тебя заряжены?

– И пистолеты, и ружье.

– Выбери лучшего махари.

– Я возьму своего.

– Ты знаешь, что должен делать?

– Знаю, хозяин.

– Когда лошади выбьются из сил, вернись сюда. Если будет возможно, мы еще сегодня ночью доберемся до куббы Мулей-Хари.

– Положись на меня.

Негр заставил встать своего махари, дремавшего вместе с другими, скрытыми в высоких кустах, потрепал его по морде и шее и начал подниматься из лощины, ведя верблюда за собой.

Хасси ушел, а граф, откупорив бутылку вина, сел около Афзы, крепко спавшей, подложив руки под голову.

Достигнув вершины холма, Ару взобрался на горб верблюда и натянул повод.

– Ступай, друг, – ласково сказал ему Хасси.

– Если я не вернусь, то вспомни как-нибудь с Звездой Атласа о твоем верном слуге, – ответил негр. – Душа моя будет счастлива, слыша ваши голоса и мое имя. Прощай, хозяин.

Услыхав свист, махари стал осторожно спускаться с холма, так как было еще скользко; а Хасси вернулся к тосканцу, всматривавшемуся в противоположный склон лощины.

– Что нового? – спросил Хасси.

– Ничего хорошего, папаша мавр, – отвечал Энрике. – Вода идет до самых холмов и спаги не перебраться через нее. Я думаю, что они в конце концов направятся сюда. Этот Бассо хитер, как обезьяна, и меня удивляет, что ему не пришло до сих пор в голову вернуться к этой возвышенности. Но он скоро догадается, что мы должны были найти проход, – и станет усердно обшаривать все кругом.

– Где спаги?

– Держат второй военный совет у воды, которую исследовали безуспешно. Вероятно, решатся расстрелять…

– Кого?

– Ах, черт! Да эту самую воду, – серьезно отвечал легионер.

– Ты и перед лицом смерти станешь смеяться.

– Ну, плачь я, все равно не миновать мне руки костлявой старухи; так уж лучше смеяться. Милый папаша мавр, я легионер, кусок пушечного мяса…

Мавр несколько мгновений смотрел на него улыбаясь, затем покачал головой и сделал правой рукой широкий жест, говоря:

– Ах, эти легионеры! Имей их Абд аль-Кадир тысячу, не завоевали бы франджи Алжир.

– И я убеждаюсь в этом, папаша мавр.

– Покажи мне спаги.

Тосканец встал и направился на гребень, выдававшийся над остальными; он указал рукой к югу:

– Видишь?

Спаги объехали возвышенности и остановились перед паводком, простиравшимся на необозримое пространство и к востоку.

Хасси наблюдал за ними с минуту и затем обратил взгляд на равнину, расстилавшуюся к северу. Улыбка удовольствия появилась на его тонких губах.

Он увидал Ару, ехавшего на махари, отыскивая спаги.

– Взгляни туда, – сказал он тосканцу.

– Что это за человек: туарег или кабил? – спросил Энрике, сразу заметивший махари.

– Ты его не узнаешь?

– Папаша мавр, дай мне очки, если только они у тебя есть.

– Это Ару.

– Надоело, что ли, жить старому негру?

– Вовсе нет: он знает, что делает.

Легионер бросил вопросительный взгляд на мавра, но последний был в эту минуту слишком занят набивкой своей трубки.

– Ну, посмотрим, что будет, – проговорил Энрике, усаживаясь подле мавра.

Еще не съезжая с холма, Ару заметил место, где остановился отряд спаги, и поэтому направил своего махари к северу, но так, чтобы его сейчас же увидали.

И действительно, не проехал он и пятидесяти метров, как спаги обнаружили его присутствие.

В одно мгновение они решились, повернули лошадей и бросились по следам убегавшего, громко крича и стреляя из пистолетов, надеясь ранить его.

Неожиданное появление этого сына пустыни – так похож был негр на настоящего туарега – пробудило в уме Бассо большие подозрения.

«Откуда он мог выскочить, когда весь юг был залит водой?» – таков был первый вопрос, который задал себе сержант.

А потом:

«Почему он бежит, когда всякий туземец обязан останавливаться по первому требованию каждого французского солдата?»

Спаги повели преследование горячо, но махари летел как смерч на море, и через несколько минут пули всадников уже не могли настигнуть его.

– Интересное зрелище, – сказал Энрике. – Мне кажется, будто я сам участвую в беге. Бедный Бассо! Сегодня вечером он лопнет от злости.

– А прежде выместит свою злобу на заключенных в карцерах, – сказал голос позади.

– Это ты, граф? Доброго утра, сияющая Звезда Атласа. Магнат подошел с Афзой, чтобы взглянуть на это волнующее зрелище: он сильно боялся за Ару, так как могло случиться, что тот встретит другой отряд спаги, объезжавший север равнины.

Лошади спаги уже несколько утомились, так как скакали значительную часть ночи, и поэтому скоро отстали от быстроногого бегуна-махари.

Напрасно Бассо кричал на все лады бегущему, чтобы он остановился, грозя расстрелять его. Ару даже не соблаговолил повернуть головы.

Видя, что он не повинуется, спаги подняли ружья и открыли огонь по всей линии; результатом было только то, что махари еще прибавил шагу.

Расстояние теперь было уж слишком велико, чтобы пули могли достигнуть негра, а отчаянная скачка делала стрельбу чрезвычайно затруднительной и, вероятно, не принесла бы успеха даже в том случае, если бы Ару не успел настолько опередить своих преследователей.

Лишь туземец мог бы с некоторой вероятностью рассчитывать на успех, так как эти бесстрашные всадники привыкли стрелять, сидя в седле.

Видя, что все их усилия напрасны, спаги разделились на две группы с очевидным намерением погнать беглеца к бледу или, по крайней мере, сделать для него затруднительным возвращение к югу.

– Скотина! – воскликнул тосканец. – Этот Бассо первоклассный стратег. Ты не видишь, граф?

– Ару трудно будет отделаться от них, если ему не удастся свалить с ног лошадей, прежде чем блед покажется вдали. К счастью, равнина широка, и с таким сильным махари ему, может быть, еще удастся выпутаться. Не правда ли, Хасси?

– Не тревожься за него, сын мой, – ответил мавр. – Ару может загнать всех лошадей, а сам не попасться.

Негр между тем продолжал скакать с изумительной быстротой; арабские лошади все вспенились; расстояние между ними и махари не только не уменьшалось, но еще больше увеличивалось.

Спаги перестали стрелять – это уже было очевидно бесполезно – и разъехались: одна партия поскакала на восток, другая – на запад, чтобы, по всей вероятности, соединиться к северу и заставить беглеца направиться к бледу.

Но они имели дело с травленой лисицей, знавшей все тонкости погони, и Бассо скоро убедился в этом.

Проскакав пять или шесть миль по прямой, Ару неожиданно повернул к западу, погоняя быстрого бегуна голосом и уздой.

Он ехал наперерез отделению, предводительствуемому Бассо. Заметив этот смелый маневр, сержант приказал своим спаги не жалеть лошадей, чтобы встретить туарега в точке пересечения их путей залпом из ружей.

Однако он делал свои расчеты, не принимая во внимание необыкновенной быстроты хода скакуна противника, бежавшего по почве, более пригодной для его мозолистых ног, чем для подкованных лошадиных копыт.

Ару проскакал наперерез метрах в пятистах или шестистах от отряда кавалеристов, встретивших его сильным огнем, который не мог причинить ему никакого вреда.

До слуха графа и его товарищей донесся вместе с выстрелом взрыв яростных криков.

– Будь я кавалерийским генералом, я сейчас же произвел бы этого негра в капитаны, – сказал Энрике, ни на мгновение не выпускавший из виду отважного всадника. – Он дал шах и мат Бассо. Что теперь станут делать спаги?

– Повторят попытку, подозвав второй отряд, скачущий во весь опор вот там, – отвечал граф.

– Лошади не выдержат долго подобной скачки под таким солнцем.

– А Ару повторит ее пять, восемь, десять раз, – сказал Хасси. – Он утихомирится только тогда, когда спаги остановятся или вернутся в блед за подкреплением.

– А мы тем временем дадим тягу, не так ли, папаша мавр? – высказал свое предположение тосканец.

– Вода отступает, и к вечеру пустыня станет доступна нашим махари.

– Мы пойдем искать убежище в куббе твоего приятеля? – спросил граф.

– Да, сын мой.

– Мы будем там в безопасности?

– Во всех мечетях есть подвалы, искусно скрытые, где можно прекрасно спрятаться в прохладе. Когда спаги откажутся от своего намерения преследовать нас, мы направимся к Атласским горам и будем искать покровительства горных кабилов или сенусси пустыни.

– Я хочу предложить… – начал Энрике.

– Говори, – сказал граф.

– Ввиду того, что Ару не нуждается в нас, по крайней мере в настоящую минуту, я предлагаю заняться приготовлением кускуссу на обед. Папаша Хасси захватил с собой бобов и тыквы для приправы.

– В мешках найдешь все нужное, – ответил Хасси.

– Что ж это ты забыл об очень вкусном блюде, друг? – спросил граф.

– О каком это?

– А маленькие леопарды? Не впервые такому блюду попадать в здоровый желудок легионера.

– Клянусь жареной камбалой, совсем было позабыл! Постой, я изжарю их в самом их логовище; кстати, таким образом спаги и дыма не увидят.

С этими словами шутник засучил рукава и скрылся в лощине, весело насвистывая.

XII. Кубба марабута

Погоня за неутомимым махари Хасси аль-Биака продолжалась весь день с короткими перерывами, потому что лошади, как мы уже сказали, не обладают выносливостью махари. Ару также пользовался передышками спаги, становившимися все чаще, чтобы дать перевести дух своему несравненному скакуну. Семь раз в продолжение этих десяти-двенадцати часов он пересекал путь то одного, то другого отряда, постоянно избегая ружейного огня. За несколько часов до заката пять спаги остались без лошадей. Бедные животные, окончательно измученные жарой и продолжительным напряжением, лежали растянувшись на земле, рядом со своими всадниками, и вряд ли им суждено было подняться.

Дневное светило скрылось; притаившиеся в лощине услыхали несколько залпов вдали и затем увидали вырисовывавшуюся на горизонте, слабо освещенном последними отблесками вечернего света, длинную тень махари.

Он был один; спаги исчезли. Вероятно, их лошади пали одна за другой, или они остановились далеко от холмов.

Хасси и граф, очень довольные исходом этой продолжительной скачки, которую с таким искусством вел старый негр, поспешили собрать махари и вывести их из ущелья.

Теперь путешествие к югу было уже возможно, так как вода за день отступила или впиталась песчаной почвой.

Ару остановился у подножия холма, чтоб избавить своего скакуна от утомительного подъема. Энрике, самый подвижный из всех, побежал ему навстречу с чашкой кускуссу и двумя жареными леопардовыми ножками.

– Кушай, черный папаша, – сказал он, между тем как негр соскочил на землю, – ты заслужил себе ужин, и я рад, что могу предложить тебе кое-что. Пообедаешь завтра.

Афза, Хасси и граф тоже подошли, ведя махари по скату возвышенности.

– Ну, а спаги? – спросили все в один голос не без опасения.

– Все скувырнулись, – ответил негр, жадно поглощая ужин.

– Ни одного не осталось на ногах? – спросил Хасси.

– Они остановились милях в трех-четырех отсюда, и полагаю, что отдохнут не так-то скоро.

– Ты не ранен?

– Я держался подальше от их ружей, да и целятся они плохо. Ни одна пуля не просвистела у меня мимо ушей.

– Ешь скорее, черный папаша, – сказал Энрике. – А ведь, правда, хороши кошечки, которых я зажарил?

– Хороши, господин.

– Докончи эту ножку. Право! Будь у меня такие крокодильи зубы, я бы сожрал целого слона.

Негр съел все припасенное для него веселым легионером и запил обед чистой водой.

– Выдержит еще твой махари? – спросил Хасси, казавшийся, вопреки обыкновению, несколько встревоженным, будто он боялся какой-то новой опасности.

– У Джемеля ноги крепкие, хозяин, – ответил Ару. – Он может свободно пробежать миль пятьдесят, несмотря на отчаянный бег сегодняшнего дня. Я могу потребовать у него еще усилия, и я уверен, что он не откажет мне.

– Далеко до куббы твоего приятеля? – спросил граф.

– Миль двадцать, – ответил Хасси.

– Стало быть, все благополучно.

Он поднял Афзу на ее любимого махари, говоря с улыбкой:

– Моя Афза не испугается, не правда ли, что придется ночью ехать по Нижнему Алжиру?

– Нет, господин, ведь ты и отец со мной. – Удостоверившись взглядом, что все готово, Хасси пронзительно свистнул.

Семь махари объехали возвышенности и пустились по равнине, почти совершенно высохшей: наводнения в Алжире вообще не бывают продолжительны.

Ливни здесь до такой степени сильные, что даже трудно себе представить, и поэтому наводнения наступают очень быстро, но вода спадает так же скоро и солнце довершает остальное.

В июне, июле и августе температура часто достигает сорока градусов по шкале Реомюра[22]22
  Т.е. около 50°С.


[Закрыть] и больше, и эта раскаленная атмосфера впитывает всю влагу, а песчаная почва необозримой равнины помогает солнцу.

Луна выплыла из-за высокой цепи Атласа и озарила путь необычайно ярким светом.

Ни одно живое существо не могло укрыться на этом пространстве, поросшем только редким кустарником. Шакалы, гиены, львы, леопарды, казалось, бежали от наводнения в высокие горы, служившие как бы границей большой пустыни.

Хасси, как всегда, ехал во главе каравана, держа наперевес перед собой длинное марокканское ружье и зорко оглядываясь во все стороны, но не потому, что он опасался какого-нибудь сюрприза со стороны спаги.

О них, по крайней мере в эту минуту, он не думал, хотя и не предавался особенным иллюзиям. Он, так же как и мадьяр, был вполне уверен, что встретит их рано или поздно на своем пути.

Несколько часов ехали довольно быстро, хотя почва была еще очень сыра для копыт сахарских бегунов, как вдруг махари, на котором сидел Хасси, подскочил и остановился между двумя рядами высоких кустов.

– Он сломал себе ногу? – спросил Энрике.

– Махари никогда не спотыкается на родных песках. К тому же он и не упал, – ответил Хасси.

– Почему же он остановился? – спросил магнат.

– Это он один знает.

– Ты ничего не видишь перед собой?

– Пока ничего, сын мой. У вас ружья заряжены?

– Подозрительный вопрос, – сказал тосканец. – Тут что-то кроется, и папаша Хасси знает, в чем дело, но не хочет сказать.

Махари, по-видимому, почуяли какую-то опасность, потому что прижались друг к другу, поворачивая головы к хозяину, будто прося у него защиты.

Между тем на равнине, ярко освещенной луной, не появлялось никакого животного и не слышно было ни лая шакалов, ни взрывов хохота гиены, ни рычания льва или леопарда.

Правда, на пути часто встречался густой и высокий кустарник, в котором могли скрываться подобные звери.

– Ну что же, Хасси? – еще раз спросил магнат мавра, продолжавшего внимательно вглядываться в чащу. – Что там? Вряд ли спаги могли заполучить свежих лошадей из бледа и снова погнаться по нашим следам.

– Нет, меня теперь беспокоят не франджи из дисциплинарной колонии, – ответил мавр.

– Попробуй стронуть с места своего махари. У нас ружья заряжены.

Хасси колебался одно мгновение, но потом стеганул махари уздой по длинной шее. Однако животное, хотя и не привыкло к подобному обращению, не двинулось с места, но еще ближе прижалось к товарищам, сильно дергая головой то вверх, то вниз.

– Видишь, сын мой? – спросил мавр. – Он почуял опасность и отказывается идти дальше. Его теперь хоть убей, он не сделает ни шага вперед.

– Папаша Хасси, – заговорил Энрике. – Хочешь, я пойду посмотреть, что там.

– Советую тебе не слезать с махари.

– Стало быть, нам придется провести ночь, любуясь на луну и на прекрасные глаза Звезды Атласа?

Афза засмеялась своим серебристым смехом; Хасси же, хотя и мусульманин, послал проклятие Пророку.

– Почему ты ругаешься, Хасси? – спросил граф.

– Потому что эти звери заставляют нас терять время, а это выгодно спаги.

– Какие звери?

Мавр только собрался ответить, как из-за кустов метнулись две тени и начали прыжками носиться вокруг столпившихся в круг махари.

– Черт возьми! – воскликнул Энрике со своим обычным насмешливым спокойствием. – После леопардов и их котят на сцене появляются господа львы! Положительно, Нижний Алжир непригоден для людей, которые пожелали бы насладиться отдыхом на алжирской равнине! Однако…

Страшный рык, зловеще разнесшийся по пустынной равнине, прервал его. Так и осталось неизвестно, что хотел сказать шутник.

Два льва – чудно сложенный самец, настоящий царь Атласских гор, с великолепной, почти черной гривой, и самка, более стройная и подвижная, хотя не менее опасная, прыгали на махари, однако держались еще на некотором расстоянии; движения их были так быстры, что целиться в них было чрезвычайно трудно.

– Устроим каре, поместив вьючных верблюдов и Афзу посередине, – вдруг предложил граф. – Это лучший способ обороны от этих людоедов. Такое открытое нападение показывает, что они очень голодны, и это делает их вдвойне опасными.

– Да, это верно, – подтвердил Хасси.

В одно мгновение Афза очутилась в центре круга из верблюдов, а всадники разместились по углам каре, держа ружья наготове. Однако казалось, что львы не очень спешили напасть на маленький караван, потому что они продолжали прыгать от куста к кусту, описывая большой круг.

По временам они отдыхали несколько мгновений, один с одной, второй с другой стороны, чтобы помешать махари убежать, а затем снова принимались скакать, глухо рыча, и начинали опять описывать широкие круги.

Зрелище было красивое, но страшное. Эти два ужасных зверя, на полной свободе бегавшие по равнине под лунным светом, производили на всех глубокое впечатление.

– Слушайте, – заговорил тосканец, принуждая себя улыбнуться, – я начинаю подозревать.

– Что? – спросил граф через плечо, так как стоял к нему спиной на противоположном углу.

– Что эти два зверька имеют доброе и весьма похвальное намерение продемонстрировать нам зрелище львиного танца.

– Доверься только этим танцорам! Попробуй выразить свою благодарность за доставленное удовольствие… Хотя бы даме…

– Господин лев, чего доброго, еще обидится такой фамильярности и захочет, пожалуй, дать мне доказательство своей силы: показать, каковы у него когти да зубы. Я уж лучше поблагодарю ее в другой раз, если нам случится встретиться в лесу, в отсутствие супруга, и попотчую ее свинцовой конфеткой. Смотри, как грациозно они танцуют: подпрыгивают, по крайней мере, метров на шесть!

– А как ловко стягивают круги. Ты заметил? – спросил граф.

– Я близорук, – ответил Энрике.

– Надо будет стрелять, – сказал Хасси. – Как только они подойдут на удобное расстояние, мы можем выпустить в них по два заряда. Сразу не стреляйте, потому что мы останемся тогда только с пистолетами, а из них целиться не так удобно.

Лев и львица действительно постепенно стягивали круги, готовясь к решительному нападению.

Вероятно, уже знакомые с огнестрельным оружием, может быть, испытав на себе его ужасные свойства, звери в пустыне стали осторожнее и держатся больше в кустах, которые во множестве разбросаны по равнине.

По-видимому, львы приберегали силы для последнего прыжка.

– Теперь можно стрелять, – сказал мавр, знавший лучше всех, как далеко его ружье бьет наверняка. – Кто хочет попробовать?

– Я, – ответил тосканец.

– И я также, если хозяин позволит, – заявил Ару.

– Подождите, пока они остановятся, и стреляйте спокойно. Ты, Афза, не прибегай к своему ружью до последней минуты, что бы ни случилось.

– Хорошо, отец, – ответила девушка, сохранявшая удивительное самообладание.

Тосканец и негр, стоявшие на противоположных углах маленького каре, крепче уселись в седлах и прицелились в зверей, продолжавших кружиться вокруг махари.

– Я целю в самца, – сказал Энрике.

– Я – в самку, – ответил негр.

– Не торопись, черный папаша.

Лев закончил круг и направился к углу, где стоял тосканец на своем махари, между тем как львица пошла в сторону Ару.

Момент был удобный, потому что оба зверя должны были пройти перед стрелками.

Как бы поняв инстинктивно, что в него целятся, лев, поравнявшись с Энрике, сделал прыжок и скрылся в кустах, находившихся не более чем метрах в двадцати от группы махари.

– Ах ты, мошенник! – воскликнул легионер, уже прицелившийся было в него. – Не думал я, что царь лесов так осторожен и боится палочки, что у меня в руках. Другое дело, если б еще был карабин.

– Он скрылся не надолго, – сказал граф. – Ты еще можешь попотчевать его своим выстрелом: ведь ты знаешь, куда лев спрятался, хотя ты и близорук.

– Нет, в настоящую минуту я опять сделался дальнозорким. Я, кажется, был бы в состоянии рассмотреть муху, летающую на горах Атласа… А! Он все не решается показаться! Постой, приятель…

Он снова начал целиться. Лев не шевелился, но яростно рычал и иногда ударами хвоста просто прибивал к земле ближайшие кусты.

Вдруг ружейный выстрел прервал рычание.

Легионер выстрелил в кусты, но лев не шевелился.

Казалось, что по редкой случайности пуля уложила его на месте, потому что, если выстрел сразу не попадает в сердце или мозг, требуется обыкновенно несколько пуль, чтобы убить зверя.

– Эй, дружище! – окликнул граф тосканца. – Ты, кажется, отличился.

– Не знаю, – ответил Энрике, поспешно заряжая ружье. – Надо бы пойти взглянуть.

– Кто пойдет?

– Уж, конечно, не я.

– Хасси, что ты говоришь?

– Говорю, что не слыхал предсмертного рыка льва, – ответил мавр.

– Он, стало быть, притворился мертвым?

– Без сомнения, и именно в надежде, что кто-нибудь из нас пойдет удостовериться, что с ним.

И тогда он неожиданно бросится на подошедшего.

– Ну, уж я-то не попадусь ему в зубы, – сказал тосканец. – А ты, Ару, что делаешь? Отправь, по крайней мере, к черту танцовщицу. Представление кончено, и мы можем проститься с ними обоими.

– Львица не показывается, господин; она последовала примеру своего супруга.

– Выстрели в кусты.

– Это значит только пули тратить понапрасну.

– У нас их предостаточно, – сказал Хасси. – Стреляй!

Негр поднялся, насколько было возможно, в седле, надеясь увидеть львицу, притаившуюся так же, как самец, и выстрелил. Почти в то же мгновение кусты раздвинулись и появившаяся львица несколько раз перевернулась в воздухе.

– Ранена! – крикнул тосканец.

– Сынок, стреляй, прежде чем она станет на ноги!..

Но было уже поздно. Львица, несмотря на рану, очевидно полученную от выстрела негра, снова начала свой бег кругами.

Почти одновременно с ней и лев выскочил из кустов одним громадным прыжком.

Тосканец, следивший за зверем и уже успевший зарядить ружье, сделал второй выстрел. Граф последовал его примеру: ему хотелось поскорей отделаться от льва, чтобы не давать слишком много времени спаги.

На этот раз лев бросился навстречу ему, но два раза перевернулся в воздухе и испустил рык, похожий на раскат грома.

Минуту простояв неподвижно с гривой, поднявшейся дыбом, отчего казался вдвое больше против своего настоящего роста, и лизнув себе бок, зверь прямо направился к маленькому каравану.

Вид его был страшен. Он приближался прыжками, с развевающейся гривой, страшно рыча. Царь пустыни не желал пасть неотомщенным. Он, по-видимому, был смертельно ранен и собирал последние силы для прыжка.

У Хасси вырвался крик.

– Скорей пистолеты! Заряжать некогда!

В ту же минуту с другой стороны тоже послышался рык, хотя и менее сильный.

Львица, увидевшая, что ее товарищ готовится к отчаянному нападению, в свою очередь бросилась вперед.

Оба зверя, несмотря на свою величину, двигались с необычайной быстротой, делая прыжки в шесть-семь метров.

– Смотрите в оба! – крикнул Хасси. – Защищайте Звезду Атласа. – Он повернул своего махари ко льву, более опасному, чем львица.

Подождав, пока лев подошел шагов на пятьдесят, он решительно выстрелил.

Неизвестно, был ли ранен лев, но он продолжал наступление. И Афза подняла ружье, между тем как граф заряжал пистолет.

Выстрел Хасси оказался роковым для царя лесов. Сделав резкий скачок, он тяжело упал на землю менее чем в двадцати шагах от махари Хасси аль-Биака.

В то время как магнат, мавр и Звезда Атласа так счастливо избавились от ужасного врага, Ару и тосканец боролись с львицей, нападавшей с не меньшей яростью, чем ее товарищ, хотя она и была ранена.

Более хитрая, чем самец, она чисто по-женски прыгала то вправо, то влево, избегая выстрелов, направленных в нее. Ей удалось схватить Ару и стащить его с седла, и она пыталась раздробить ему череп своими могучими челюстями.

При крике несчастного граф, Энрике и Хасси соскочили со своих махари и с ятаганами в руках бросились на львицу. Энрике, у которого пистолет был еще заряжен, первый оказался около нее.

Приставить оружие к уху зверя и выстрелить было делом одной минуты. Смерть последовала моментально. Пуля раздробила череп львицы в то мгновение, когда она готова была вонзить зубы в голову негра.

– Бедный черный папаша, – воскликнул Энрике, быстро поднимая его. – Она отгрызла у тебя ухо.

– Да нет, синьор, – ответил негр, силясь улыбнуться. – Досталось только моей чалме.

– Где же лев?

– Убит, – ответил мадьяр.

– Пора было отправить его душу в леса Экваториальной Африки, если правда, что там находится рай и ад всех диких зверей Черного материка.

– Кто это сказал тебе? – спросил граф смеясь.

– Один араб, выдававший себя за потомка Магомета и зарабатывавший на хлеб, показывая, что ест колючие листья индийской смоковницы и жжет себе ноги раскаленным железом.

– Мне кажется, у тебя от алжирского солнца в мозгах помутилось, – сказал граф.

– Вот еще выдумал: в мозгах адвоката, да еще неудачника! Или в Нижнем Алжире уж и шутить запрещено?

– Ты, кажется, готов шутить даже перед смертью в пасти льва или леопарда.

– Не пророчь!

В эту минуту Хасси, осматривавший львицу, чтобы увидеть, куда она ранена, вздрогнул.

– Что с тобой, папаша Хасси? – спросил Энрике. – Или землетрясение?

– Спаги.

– Ты бредишь?

– Мавр никогда не ошибется, услыхав конский топот на песчаной почве, – сказал Хасси серьезно.

– Я ничего не слышу, – сказал граф.

– Посмотри на Ару: он тоже прислушивается. Он старается уловить звук, который, вероятно, еще не может определить. Мы – дети великой пустыни.

Несмотря на свою привычку к войне, граф и тосканец, напрягая свой слух, не могли уловить ни малейшего звука, доносящегося по воздуху или по земле.

– В седла! – скомандовал мавр. – Погоня за нами опять начинается.

– Когда же ей конец? – спросил Энрике с досадой.

– Когда мы достигнем Атласа и окажемся под покровительством сенусси, – ответил мавр. – Нельзя терять ни секунды, пока дорога еще свободна.

Все вскочили в седла, и махари быстро двинулись вперед под предводительством мавра. К счастью, почва была еще сыра и пыль не поднималась.

Хасси аль-Биак, опытный верблюдовод, так же как Ару, был прекрасным наездником и обладал секретом заставлять махари нестись вскачь.

По временам он затягивал однообразную песенку, все возвышая голос, и умные животные, слушая это пение, прибавляли шагу и неслись галопом.

Бактриан не слушается человеческого голоса и не понимает хорошего обращения; махари же понимает и то и другое и, по-видимому, ценит ласку.

Равнина расстилалась без конца – пустынная, невозделанная, необитаемая, только кое-где покрытая мелким кустарником и группами полузасохших пальм.

Лишь на большом расстоянии беглецы могли видеть роскошные группы финиковых пальм, под которыми, вероятно, скрывались небольшие дуары.

Хасси по временам нагибался к земле, будто стараясь уловить отдаленный шум, затем снова погонял своего махари голосом и уздой, хотя бедное животное и так, громко втягивая воздух, мчалось с быстротой поезда. Такая скачка продолжалась уже часа четыре, когда на горизонте обрисовалась небольшая возвышенность, а за ней какая-то четырехугольная белая масса.

– Кубба Мулей-Хари! – сказал Хасси. – Наконец-то. Там мы найдем надежное убежище, где отдохнем.

– И залечим переломанные бока, – добавил Энрике. – Мы мчимся, как будто у наших славных махари выросли крылья; хотя все же удобнее ездить на настоящих арабских лошадях… Я весь разбит.

– Привыкнешь, – сказал граф. – Вот жена не жалуется, хотя и не служила в знаменитом Иностранном легионе.

– Ты прав, граф, и я краснею перед ней; но ведь надо помнить, что я родился в Италии, а не в Алжире. Твоя жена – дочь пустыни, а я – сын… страны прекрасных жареных камбал. Какая жалость, что они не ловятся в здешних песках.

– Здесь, мой милый, ловятся только львы, леопарды да изредка каракалы[23]23
  Каракал – хищное млекопитающее семейства кошачьих.


[Закрыть]. Своих камбал поешь, вернувшись к себе.

– А что я там стану делать?

– Будешь представлять из себя адвоката-неудачника.

– Нечего сказать, приятная перспектива! Нет, я предпочитаю превратиться в туарега – рыцаря пустыни.

– Ты полагаешь, друг, что граф Сава не знает благодарности?

– Нет… В твоей стране ведь учат медведей плясать?

– Ах, убирайся ты к дьяволу! – воскликнул граф.

– Не спеши, дружище. Я прежде посмотрю на чудные горы, где родилась твоя жена.

– Леса, бесконечные леса, – вмешалась Афза, не пропустившая ни слова из разговора приятелей.