Текст книги "В дебрях Атласа"

XIV. Погребены заживо

Хасси аль-Биак, граф и их спутники, хотя и сознавали всю опасность своего положения, однако, побежденные усталостью, наконец крепко уснули. Они полагались на дружественное расположение и хитрость марабута.

Проспав шесть или семь часов, тосканец проснулся первым. Глубокое подземелье было крепко закрыто, так что заключенные в нем даже не слыхали двух выстрелов, сделанных Бассо в кобру, и не подозревали обо всем происшедшем в куббе в продолжение их сна.

Потягиваясь всем телом, зевнув два-три раза, как медведь, Энрике сел и стал осматриваться.

Ночник начинал гаснуть, – к своему счастью, они держали только один зажженным, – однако еще распространял достаточно света, чтобы можно было рассмотреть склеп, или, скорее, склад оружия.

Хасси аль-Биак беззаботно храпел, вытянувшись на старом ковре и держа в руке пистолет; граф и Афза спали на другом ковре, а Ару свернулся, как котенок, возле бочонков с порохом.

– Красивая картина, – сказал тосканец, – жаль, что нет здесь моего друга Берлинетти: он бы сейчас нарисовал ее. Что касается меня, так я лучше позабочусь о завтраке. Для этого надо посоветоваться с марабутом.

Он встал, взошел на лесенку и начал изо всех сил стучать в каменную плиту, крича:

– Эй, святой человек!

Конечно, никто не ответил, потому что несчастного Мулей-Хари уже не было между его змеями.

– Черт возьми, какие глухари эти арабы! – бормотал Энрике про себя.

Он хотел приподнять камень, но скоро понял, что это напрасная трата времени. Даже если бы все соединили свои силы, плиту невозможно было бы поднять.

– К черту ее на рога! – воскликнул Энрике, побледнев. – Как же теперь марабут поднимет эту плиту? Графа там нет, чтобы помочь ему. Или собака марабут оставил нас околевать в этом склепе?! Хорош приятель у папаши мавра, нечего сказать!

Несколько упавший духом, он спустился с лесенки и разбудил графа, говоря ему на ухо:

– Вставай, приятель, тут творятся серьезные дела. Не буди пока ни жену, ни тестя.

– Что тебе, друг? – спросил граф. – Мы, кажется, довольно долго проспали. Зажги-ка другой ночник, чтобы было посветлее…

– А потом?

– Что ты хочешь сказать этим?

– Что мы, может быть, никогда не увидим света.

– Ты грезишь?

– Нет, граф, я не сплю.

– Отчего у тебя такое расстроенное лицо?

– На то есть причина.

– Да что такое случилось? Спаги здесь?

– Мне пришла в голову странная мысль.

– А именно?

– Что марабут заживо похоронил нас здесь, а сам отправился донести на нас.

Магнат пожал плечами.

– Ты не знаешь мавров, – сказал он. – Гостеприимство для них свято; под кровлей мавра тебя не смеет тронуть никакой враг.

– Ты думаешь, он еще спит?

– Вероятно, пошел напоить наших верблюдов. Будь спокоен, он скоро вернется.

– Можешь говорить что хочешь, а я неспокоен, и думаю, что хорошо бы посоветоваться с папашей мавром.

Товарищи разбудили Хасси и сообщили ему свои опасения.

– Мулей-Хари не мог нас оставить, – сказал мавр. – Уже много лет, как я его знаю, и кроме того, как я уж сказал вам, он обязан мне.

– А если с ним случилось какое-нибудь несчастье? – настаивал Энрике с возраставшим беспокойством.

– Вы, франджи, ничего не слыхали?

– Ничего, – в один голос ответили легионеры.

– Стало быть, не могло случиться ничего важного, – заключил мавр. – Но все же лучше удостовериться.

– А кроме того, есть еще одно, о чем я уже сказал графу: как сможет твой приятель один поднять камень?

– А наши махари на что? Продев в кольцо веревку и заставив махари ее тащить, нетрудно поднять плиту даже одному человеку.

Энрике вздохнул свободнее.

– Пойдемте со мной, – сказал мавр.

Все трое поднялись по лесенке один за другим, так как она была настолько узка, что по ней можно было идти только одному человеку, и Хасси, шедший впереди, изо всех сил стал звать марабута, чем разбудил старого негра и Афзу. Но ответа не последовало.

– Ничего не слышно; между тем он должен бы услышать меня, – сказал Хасси.

– Надо позвать еще громче, – заявил Энрике.

– Выстрелить, что ли, из пистолета?

– Именно это я и хотел предложить.

– Попробуем, – сказал граф.

Хасси вынул из-за пояса пистолет, приставил дуло его к отверстию трубы и выстрелил. Выстрел гулко прокатился по запертому подвалу.

Все трое напряженно прислушивались, но и этим выстрелом им не удалось привлечь к себе внимание марабута.

Граф взглянул на Хасси, по-видимому, растерявшегося.

– Что ты думаешь об этом? – спросил он.

– Что с Мулей-Хари случилось какое-нибудь несчастье.

– А именно?

– Кто знает? Его могли арестовать спаги, пока мы спали.

– И мне уже пришла такая мысль.

– А может быть, лев напал на него, когда он поил у ключа наших махари?

– Не укусила ли его одна из его змей, – выразил свое предположение Энрике.

– Аиссаны не боятся укуса змей, – ответил Хасси.

– Хватит ли у нас силы поднять тяжелую плиту? – спросил граф. Хасси покачал головой.

– Лестница не позволит нам упереться в плиту всем троим вместе; да если б нам это и удалось, то все же наших сил будет недостаточно.

– Значит, нам крышка! – воскликнул тосканец. – Кто освободит нас из этой могилы, если марабут не вернется?

Граф и мавр не ответили; они с ужасом смотрели друг на друга.

Что будет с ними, если не удастся сдвинуть камень? Пока у них еще хватит запасов и воды на несколько дней, но потом? Кому придет в голову, что в подземелье заключено пять человек? Стало быть, нельзя рассчитывать на помощь даже в случае остановки какого-нибудь каравана.

Все эти мысли молнией пронеслись в уме заживо погребенных.

Граф первый нарушил молчание.

– Остается только одно, – сказал он. – Прорыть себе выход под куббой.

– Прорыть галерею? – спросил Энрике.

– Другой надежды нам не остается. Если не сможем сделать этого, то не выйдем живыми из этой могилы.

– А если Мулей вернется? – спросил Хасси.

– Благоразумие советует не ждать его. На сколько дней может хватить запасов?

– Дней на семь-восемь, – ответил Хасси.

– За неделю можно сделать многое, особенно в довольно рыхлой почве.

– Думаешь, нам это удастся? – спросил Энрике.

– Я не отчаиваюсь, тем более что у нас есть острое оружие, которое поможет нам. Пойдемте успокоим Афзу.

– Крикнем еще раз. Марабут, может быть, уже вернулся. Тосканец остановился на несколько минут и начал кричать на все лады, но без всякого результата.

– Может быть, было бы лучше, если б мы продолжали наше бегство, вместо того чтобы искать убежища здесь, – сказал он. – Ну, что делать! Надо скорее превратиться в кротов.

Афза, узнав от мужа о серьезности положения, не упала духом, такова была ее вера в мужественного франджи, которому она была обязана жизнью.

– Если ты, господин, говоришь, что мы рано или поздно выйдем отсюда, так мне нет причины сомневаться, – отвечала она. – Я стану спокойно ждать освобождения.

После короткого совещания четверо мужчин пошли осматривать подземелье и скоро убедились, что при постройке куббы вовсе не было употреблено камня.

Стоило только подрыть фундамент, состоявший из глины с примесью извести и имевший не более двадцати сантиметров толщины.

Быстро выбрали место, где начать работу, и граф с тосканцем немедленно принялись за нее, вооружившись каждый широкой, крепкой пикой.

Хасси и Ару должны были вынимать землю и относить в угол подземелья.

Нескольких ударов оказалось достаточно, чтобы пробить фундамент и добраться до земли.

Как и предвидел граф, почва не оказала большого сопротивления, так как состояла из смеси глины с песком. Возникла только одна опасность: как бы земля не обвалилась и не засыпала двух новоиспеченных рудокопов.

– Вот в чем опасность, – говорил граф. – Эта земля легко может обвалиться.

– Ты хочешь напугать меня? Мне и так уже достаточно страшно, уверяю тебя.

– Вовсе не намереваюсь пугать тебя, – ответил магнат. – Я только предупреждаю об опасности, чтобы ты работал осторожно.

– Будем держаться направления труб для воздуха?

– Так будет лучше.

– И почему только строители не сделали их пошире!

– Не подумали о нас, мой бедный друг.

– Однако работа будет очень трудная при этой рыхлой почве.

– Без сомнения. Отломи первое колено трубы, и постараемся проникнуть в нее.

Тосканец сильным ударом отбил конец глиняной трубы и начал яростно отгребать обступившую ее землю.

Они проработали несколько минут, отбрасывая песок и землю, которые граф сгребал в корзину и передавал Хасси, как вдруг тосканец остановился с поднятым оружием.

– Что такое? – спросил магнат, изумленный этим перерывом.

– Может быть, я ошибся?

– За трубами спрятался лев?

– Его бы я уже убил.

– Почему же ты остановился?

Вместо ответа легионер бросился на землю, сделав товарищам знак, чтобы они молчали.

– Невероятно! – воскликнул он через несколько мгновений. – Однако я отлично слышал.

– Да скажи толком.

– Послушай сам. Приложись ухом к трубе.

Граф, взволнованный словами Энрике, поспешил последовать его приглашению.

– Ты ничего не слышишь? – спросил тосканец с тревогой. Вместо ответа магнат обратился к Хасси, смотревшему на них с удивлением, и сказал:

– Послушай и ты.

– Что же вы слышали? – спросил мавр.

– Там, должно быть, бродит дьявол, – ответил тосканец, не терявший веселости. – Будь осторожен, папаша мавр.

Хасси аль-Биак пожал плечами и поспешил лечь на землю, прислушиваясь.

Через несколько минут он встал, очевидно взволнованный.

– Слышал? – спросил Энрике.

– Не кажется тебе, как будто человек кричит вдали, у того конца трубы? – спросил магнат.

– Да, – ответил мавр. – Кто-то отчаянно зовет на помощь.

– Ошибаемся мы или это в самом деле человеческий голос?

– Это голос, готов поставить свой пистолет против грошового ножа, – сказал Энрике.

– А может быть, это просто шум воды, пробивающейся под трубой? – высказал свое предположение граф.

– Нет, это невозможно, – ответил мавр. – Вода не может производить такого звука, она падает с высоты и журчит на все лады.

– Ну, стало быть, там дьявол гуляет, как я уже сказал.

– Надо разгадать эту тайну, друзья. Земля поддается легко, и через несколько дней проход будет готов.

– Тогда Вельзевулу уже надоест бродить, и мы не найдем даже волоска из его хвоста.

– Начинай, друг. Времени терять нельзя. Когда ты устанешь, я тебя сменю.

Все снова яростно принялись за работу, торопясь выйти из этой могилы, где им грозила голодная смерть.

Тосканец с помощью графа рыл проход; другие относили землю, между тем как Афза занялась приготовлением обеда с помощью нескольких факелов, найденных между бочонками с порохом.

Время от времени адвокат прерывал работу и, приникнув ухом к проходу, мало-помалу удлинявшемуся, прислушивался то к усиливавшемуся, то к ослабевавшему крику.

– Мне думается, это вода падает в трубу, – рассуждал он. – Невозможно, чтобы здесь могло скрываться человеческое существо. Ну, увидим!

Работа шла быстро, однако при соблюдении необходимых предосторожностей от обвала, которого можно было опасаться.

Когда тосканец выбился из сил, его сменил граф, и проход около трубы, проводившей воздух, становился все шире благодаря гигантской силе мадьяра. Мысль, что он работает для спасения Афзы, своей милой Звезды Атласа, придавала ему еще больше энергии.

Целый день, за исключением какого-нибудь часа, потраченного на еду, прошел в напряженной работе.

Однако продвигаться становилось все труднее, так как земля все чаще осыпалась.

Граф перебрал почти все оружие арсенала: были пущены в ход ятаганы и широкие короткие сабли.

У заключенных мелькнула было мысль разбить бочонки, чтобы воспользоваться досками, но их удержало опасение, что какая-нибудь искра от факелов, горевших у входа в проход, может попасть в порох и вызвать опасный взрыв.

Вечером – легионеры захватили с собой большие серебряные часы – работы были прекращены. Все страшно утомились десятичасовым трудом, который жара, царившая в подземелье, делала еще тяжелее.

Перед ужином еще раз поднялись на лесенку, чтобы убедиться, не вернулся ли марабут. Но несчастный находился слишком далеко от куббы, чтобы услышать отчаянный призыв заключенных в подземелье.

– Напрасно мы будем надрываться, – сказал тосканец. – Бедняга, вероятно, уже переселился в желудок какого-нибудь льва. Мир его душе; не станем больше надеяться на него.

– А мне кажется, он не умер, – сказал граф. – Я не отчаиваюсь, что мы еще увидимся.

– На луне?

– Не мог он исчезнуть так внезапно. Я уверен, что его увезли спаги.

– Ну, именно в таком случае мы и не увидим его. Шкура араба не дорого ценится в Алжире, и расстрелять араба ничего не стоит.

– Не совсем так: он марабут и притом святой человек; если его тронут, за него встанет его кубба и поклонники, не правда ли, Хасси?

– Совершенно верно, – ответил мавр.

– А ты надеешься увидеть его?

– Если бы Мулей-Хари был еще жив и на свободе, он вернулся бы сюда. Если он не пришел, значит, умер, и нам остается рассчитывать только на собственные силы, если мы хотим достигнуть цепи Атласа и полной безопасности. Но пока оставим заботу о нем и поужинаем. Афза сотворила чудеса.

Действительно, несмотря на скудную провизию, имевшуюся под рукой, Афза приготовила прекрасный кускуссу, хотя и поджарила его на огне факела, и, кроме того, испекла что-то вроде довольно вкусного пирога из фиников, сухих абрикосов и изюма.

Проспав часов девять, легионеры, мавр и Ару снова усердно принялись за работу.

Но предварительно Энрике снова приложил ухо к отверстию трубы и, к своему великому удивлению, опять услыхал доносившийся по ней крик.

– Это человек или зверь, – сказал он. – Желал бы я только знать, почему он так упорно кричит перед трубой.

– Узнаем, когда откроем проход, – ответил граф. – Излишне ломать себе голову над объяснением этой загадки.

– А между тем я охотно отдал бы за это объяснение даже свои часы – последнее воспоминание об отцовском бриге.

– Лучше тебе сохранить их и работать. Мы еще не знаем, какой длины будет проход и сколько времени нам придется рыться под землей, пока мы выйдем на поверхность. Если уж дело затянется, придется прибегнуть к крайнему средству: разрушить куббу.

– Что ты собираешься сделать, граф?

– Пока станем работать, Энрике. Потом я объясню тебе свою мысль.

Они взяли шпаги и снова принялись за трудную работу при свете коптивших факелов, так как в подземелье не проникало ни одного луча света.

Работали по-прежнему осторожно, предварительно удостоверяясь в плотности почвы и роя больше под трубой, чем поверх нее, чтобы она хоть отчасти служила защитой от обвала.

Таким образом прошел этот день, а за ним еще два. Проход имел теперь метров тринадцать длины, и уже можно было надеяться, что поверхность земли недалека, как вдруг обвалившаяся земля засыпала Энрике, работавшего впереди других, по пояс. Граф, стоявший за ним, едва успел отскочить на несколько футов.

– По-моему, легче сражаться со львом, чем изображать из себя рудокопа, – сказал тосканец. – Клянусь всеми камбалами Средиземного моря! Скверное ремесло!

– Мы бросим его, – сказал граф.

– Как? Ты отказываешься от надежды выбраться из этой могилы?

– Нет, друг, но мы заставим работать силу побольше нашей. Только сначала выберемся из этой дыры, чтобы новый обвал не засыпал нас.

Они медленно отступили назад и присоединились к Хасси, очищавшему от земли вход в галерею.

– Прикажи отнести подальше факелы и открой бочонок. Мне надо фунтов[25]25
  Фунт равен примерно 454 г.


[Закрыть] десять пороха.

– Вы хотите заложить мину? – спросил мавр.

– Надо очистить почву. Дальше работать нельзя: мы дошли до песчаного слоя.

– А кубба не обрушится? – спросил мавр с беспокойством.

– Вчера я внимательно осмотрел своды подземелья и убедился в их прочности. Может быть, купол обвалится, а также и стены куббы, но мы останемся невредимы.

– Ты очень красноречиво все описываешь, – сказал Энрике, по-видимому не убежденный этим объяснением. – Не хотелось бы, однако, чтобы все обрушилось и засыпало даже тоннель, на который мы положили столько труда.

– Часть его будет засыпана, но не весь он, за это я ручаюсь, потому что сотрясение произойдет выше, – ответил граф.

– Увидим, – сказал Энрике. – Если нам придется остаться здесь, то уже никто не спасется.

Факелы удалили от бочонков; затем Хасси взломал один из них и вынул фунтов десять хорошо сохраненного пороха.

Он завернул его в обрывок тряпки и перенес в галерею, тогда как граф изготавливал фитиль.

Энрике взял на себя закладку мины, так как имел некоторое понятие об этой работе. Через полчаса все было готово.

– Предупреждаю вас, что теперь на карту поставлена наша жизнь, – сказал граф серьезно.

– Мы знаем это, – ответили не без волнения Энрике и Хасси.

– Намочите ковры и бросьте на бочонки с порохом.

Легионер, мавр и Ару исполнили приказание, пожертвовав последним запасом воды.

Граф поцеловал Афзу и несколько мгновений держал ее за руки, пристально глядя ей в глаза.

– Аллах не допустит, чтобы погибла первая красавица Атласа, – сказал он, а затем обратился к мужчинам: – Ложитесь на землю.

Он взял фитиль, углубился в галерею и, положив его там, зажег, а сам выбежал обратно.

Выйдя из хода, он привалил к отверстию две огромные глыбы земли и закрыл ими вход.

– Ложитесь! – повторил он изменившимся голосом.

Сам он бросился рядом с Афзой, заслоняя ее своим телом, и с трепетом ждал взрыва.

Через несколько минут страшный грохот потряс всю куббу, и со всех сторон посыпались обломки.

Взрыв сорвал купол почти целиком, и стены куббы рушились, засыпая собою своды склепа.

XV. В бледе

– Рибо?

– Что угодно, господин вахмистр?

– Какие вести?

– Пока ничего нового.

– Еще не поймали?

– Нет, господин вахмистр.

– Да что же делает Бассо? Ведь я обещал ему две тысячи франков награды за поимку.

– Он вернулся вчера со всеми своими спаги пешком: все лошади пали после отчаянной погони.

– За кем? За Звездой Атласа?

– Нет, спаги гнались за подозрительным туарегом, ехавшим на великолепном скакуне-махари.

– Я приказал им иметь в виду одних только беглецов.

– Бассо думал, что этот туарег из шайки мавра, какой-нибудь слуга его или приятель, и он хотел захватить его, чтобы узнать, куда скрылись венгр и красавица.

– Собака этот граф.

– Не горячитесь так, вахмистр, иначе ваша рана может опять открыться. Выздоравливающему больному запрещается всякое волнение. Доктор уж говорил вам это.

– Как я ненавижу этого человека! Если дураку Бассо не удастся поймать его, я сам, как только поправлюсь, возьму продолжительный отпуск и пущусь в погоню за негодяем. Я поймаю его, хотя бы для этого мне пришлось изъездить весь Атлас и искать его в пустыне.

– Вы не должны говорить так много, иначе выздоровление затянется, а беглецы воспользуются этим временем, чтобы уехать так далеко, что уж придется отложить всякую надежду догнать их.

– Проклятая девчонка! – никак не мог успокоиться вахмистр. – Как провела меня!..

Этот разговор происходил в одной из комнат лазарета в бледе, куда в ночь бегства легионеров перенесли вахмистра. Рана его могла бы быть опасной, если бы природа не одарила его очень крепким организмом.

– Три недели полного покоя, – предписал доктор, поспешно вызванный Рибо, вернувшимся в комнату вахмистра после ухода Афзы. – Наложить повязку – вот и все. Такие люди выздоравливают и без помощи медика.

И действительно, вахмистр не умер, как опасались Рибо и другие, но к утру чувствовал себя гораздо лучше и начал быстро поправляться; медик бледа обнадеживал его, что он скоро встанет на ноги.

– Рибо, – продолжал вахмистр, – ты действительно мне друг?

– Вы сомневаетесь? – ответил сержант с легким оттенком иронии, ускользнувшей от недальновидного солдата.

– Если так, садись на коня и отправляйся искать этого мошенника Бассо. Я не в силах дольше терпеть.

– Где мне искать его?

– Где-нибудь да найдешь. Взводы спаги, которые я отправил на восток и на запад, уже все вернулись?

– Все, – ответил сержант.

– И не привезли никаких известий?

– Ровно никаких.

– Скачи на юг. Я уверен, что беглецы направились к югу, искать приюта у кабилов. Ты можешь встретить Бассо только в этом направлении. Ты должен привезти мне какое-нибудь известие, иначе я сам поеду.

– Вы хотите своей смерти?

– Не могу я оставаться здесь в бездействии.

Рибо покрутил усы и спросил:

– А что, если Афза попадет в наши руки, вахмистр, вы ее расстреляете?

– Никогда. Она станет моей женой.

– А граф?

– Этого немедленно отправлю под трибунал вместе с чахоточным товарищем. Не беспокойся, рано или поздно они попадутся мне в руки. Поезжай же скорее, Рибо, и привези известие от Бассо. Я хочу знать, напал ли он, по крайней мере, на след.

– Повинуюсь.

– Солнце только что зашло, ты великолепно проедешься по холодку. Тебе не страшны звери: ты ведь отличный стрелок. Хочешь взять нескольких спаги?

– Я предпочитаю ехать один. Спаги слишком много болтают, а когда я еду верхом, я не люблю говорить, люблю раздумывать про себя.

– Ну, делай как знаешь. У тебя лошадь хорошая?

– Полукровная.

– Когда ты вернешься?

– Завтра к вечеру надеюсь привезти вам какие-нибудь известия, если дьявол меня не похитит или не убьют арабы в великой пустыне. Спокойной ночи, я отправляюсь.

Рибо спустился на большой двор бледа.

Он приказал нескольким спаги, болтавшим покуривая при лунном свете, оседлать ему лошадь, затем прошел в цейхгауз, где взял пистолет и свое великолепное охотничье ружье, которому все завидовали.

Через пять минут он был уже в седле и во весь опор мчался по равнине.

Он зажег трубку и выпускал кольца дыма, бормоча:

– Черт возьми! Впутался я в историю, которая мне наделает массу хлопот. Вот теперь – с одной стороны долг, а с другой – дружба с этим магнатом и Хасси аль-Биаком. Что теперь делать? Повиноваться вахмистру и гнаться за беглецами после того, как я сам им помог бежать? Нет, дворянин не может изменить дружбе. Лучше провести вахмистра и Бассо заодно. Ну, увидим! Пока что поеду искать спаги; они, должно быть, не близко.

Лошадь между тем продолжала нестись по пустынной равнине. По временам слышалось ее веселое ржание.

Вдали несколько шакалов зловеще завыли, увидав скачущего всадника; однако Рибо слишком хорошо знал привычки этих степных хищников, чтобы тревожиться.

Но вдруг, в то время как лошадь проезжала мимо густого кустарника, оттуда неожиданно выскочил зверь, намереваясь напасть на сержанта. Отчаянно пришпорив лошадь, Рибо заставил ее сделать скачок в сторону и, выхватив пистолет, выстрелил.

Зверь не успел повторить прыжка и свалился на землю в предсмертных судорогах.

– Что это может быть? – спросил себя Рибо, направляясь обратно к кустам. – А, полосатая гиена! Должно быть, была голодна, если решилась так смело напасть.

Он поехал дальше, определяя свой маршрут по звездам.

Проехав четыре-пять часов, не встретив ни одного живого существа, он намеревался дать своей лошади вздохнуть, как до его слуха донесся отдаленный грохот.

Рибо придержал коня и приподнялся в седле, чтобы оглядеться во все стороны, спрашивая себя в то же время с некоторой тревогой:

– Что могло случиться? Как будто взорвался бочонок с порохом у артиллеристов. Однако, насколько я знаю, артиллерия здесь не стоит с тех пор, как кабилы успокоились. Что бы это могло значить? Посмотрим. Здесь неподалеку должна быть кубба, где живет этот аиссан, что занимается разведением змей. Отыщу его, и он мне, может быть, объяснит причину этого грохота, для меня совершенно необъяснимую.

Сержант снова уселся в седло и повернул лошадь к востоку, ободряя ее словами и понукая шпорами.

Через двадцать минут перед его взором открылась постройка, ярко белевшая при лунном свете, около группы пальм.

– Это кубба. Однако где же купол? Что-то я его не вижу! Не там ли уж произошел взрыв? Бедный марабут! Он, чего доброго, взлетел на воздух вместе с гробницей святого человека, которого охранял.

Рибо направился к белому зданию и скоро достиг его.

Он спешился, предусмотрительно зарядил ружье и стал медленно приближаться, между тем как лошадь его паслась недалеко.

Рибо шел осторожно и скоро оказался перед глубоким провалом, как будто от взорвавшейся мины.

– Что они тут взорвали? – спросил он себя. – Ничего не понимаю, пойду в куббу.

Небольшое здание совершенно обрушилось. Стены развалились, так что почти весь пол был виден, а купол отлетел в сторону и раскололся надвое.

Рибо собирался вступить в развалины, как вдруг раздавшееся шипение заставило его отскочить в сторону.

– Ах, дьявол! – воскликнул он. – Тут змеи. Должно быть, те, которых воспитывал марабут. Я вовсе не желаю знакомиться с этими гадинами, которые спроваживают человека на тот свет, даже не сказав ему «берегись». Если святой человек в развалинах, тем хуже для него.

Он намеревался вернуться к своей лошади, но раздавшийся крик заставил его остановиться.

– Это еще что? Просто какая-то ночь таинственных приключений!

Он начал прислушиваться и снова услышал крик, а за ним стоны. Они неслись от группы пальм около ключа.

Рибо направился к ключу и через несколько шагов увидел семь стреноженных махари, лежавших на земле и не подававших признаков жизни.

– Кто убил этих прекрасных животных? – спрашивал себя сержант, оглядывая груду трупов, уже начинавших отравлять воздух.

В эту минуту опять раздался стон. Рибо обернулся и увидел человека, привязанного к стволу пальмы. Голова его повисла, будто жизнь уже отлетела от него.

– Кто совершил это зверство?

Он подошел к несчастному, поднял ему голову и несколько мгновений смотрел ему в лицо при свете луны.

– Черт возьми! – воскликнул он. – Марабут из куббы?! Кто привязал тебя, друг?

– Пить, пить! – простонал тот.

Рибо бросился к ключу, наполнил водой лядунку[26]26
  Лядунка – сумка на перевязи через плечо у кавалеристов, применявшаяся вместо патронташа.


[Закрыть] и поднес ее к губам страдальца.

– Глотни, друг, – сказал сержант. – Надеюсь, ты потом заговоришь и объяснишь мне многое, что я очень желаю знать. Ты узнаешь меня? Мы с тобой встречались: мне приходилось охотиться около твоей куббы.

– Я тебя знаю, – ответил марабут, оживляясь после нескольких глотков воды.

– Ну, так-то лучше. Погоди, я тебя развяжу.

Он вынул из сумки острый нож и взял было за руки марабута. Но едва он прикоснулся к ним, как у несчастного вырвался крик, заставивший сержанта остановиться.

– Что с тобой? – спросил он удивленно. – У тебя рука завязана.

– У меня в руке привязана негашеная известь.

– Черт возьми! Кто же тебя так замучил?

– Спаги.

– Спаги? Быть не может!

– Их сержант.

– Ты знаешь этого негодяя?

– Нет, но слышал, как другие называли его.

– Бассо?

– Да, именно Бассо, – ответил марабут.

– Это дикий зверь, а не человек, – сказал Рибо. – Штейнер был не так жесток. Сколько дней ты здесь?

– Три дня.

– Спаги больше не показывались?

– Нет.

Рибо осторожно снял бинт, причем марабут не мог удержать стона, и сбросил на землю известь.

Открылась страшная рана. Кожа и мясо отставали кусками, все жилы обнажились, и суставы не двигались. Ужасная сила извести совершенно разрушила их.

– Бедный человек! – сказал Рибо с состраданием. – Рука навсегда потеряна.

– Одна еще осталась, – ответил марабут, скрежеща зубами.

– Левая.

– Все равно, и ею всажу кинжал в сердце этой собаки – сержанта.

– Садись, я постараюсь вылечить тебя. К счастью, мы, солдаты, всегда имеем при себе то, чем сделать перевязку.

Он свистом подозвал лошадь. Послушное животное сейчас же подбежало, и Рибо взял из седельной сумки пузырек с маслом и полотняный бинт: в то время еще не знали йодоформной ваты и марлевых бинтов.

Он осторожно раскрыл ужасную рану, чтобы очистить ее от малейших частиц извести, намочил тряпку маслом и покрыл всю ладонь. Ловкая перевязка, наложенная искусной рукой сержанта, не раз имевшего дело с ранениями, закончила лечение.

– Ну что, полегчало, марабут? – спросил сержант.

– Да, франджи. Да припомнит Аллах благодеяние христианина мусульманину.

– Хочешь пить?

– Лучше бы чего-нибудь поесть. У меня уже три дня куска не было во рту.

– Я захватил с собой несколько галет да сухих фиников и с удовольствием поделюсь с тобой, однако при одном условии.

– Говори, благодетель.

– Ты должен объяснить мне, отчего произошел взрыв, разрушивший твою куббу.

– Кубба разрушена?! – с испугом воскликнул марабут. – А…

– Ну, договаривай: что такое? Ты хотел еще что-то прибавить.

– Ты уверен, что кубба обрушилась?

– По крайней мере, купол отброшен взрывом. Разве у тебя был порох?

– Да, был запасец… Для проходящих караванов. И мне надо себе заработать на хлеб… Молитвы приносят плод на небе, а не на земле, – ответил Мулей-Хари.

– Но кто мог произвести взрыв? Конечно, не спаги; ведь ты сказал мне, что уже три дня, как они уехали и больше не показывались.

– Кто? Кто? – повторял совершенно растерявшийся марабут.

– Мне думается, ты знаешь и только не хочешь сказать мне, не доверяя.

– Ты франджи из бледа.

– Но совсем не такой, как остальные. Я уже доказал это тебе.

– Верно. – Рибо положил руку на плечо марабута и, пристально смотря ему в глаза, спросил неожиданно:

– Ты приютил у себя Хасси аль-Биака, его дочь, раба и двух солдат из Иностранного легиона? Не запирайся.

Мулей-Хари с ужасом смотрел на сержанта, не отвечая.

– Онемел ты, что ли? – спросил сержант, видя, что марабут не решается высказаться.

– Нет… нет, ты ошибаешься, – бормотал Мулей. – Я не знаю этих людей.

– Ты не доверяешь мне, и не без причины, потому что я солдат из бледа; но я уверен, что твоя похвальная осторожность рассеется, когда я скажу тебе, что спас Звезду Атласа, после того как она пыталась убить вахмистра, и помог бежать легионерам. Похож я на обманщика?

– Нет, ты хороший франджи.

– Ну, так расскажи мне все. Я приехал сюда, чтоб избавить их от преследования спаги, а не для того, чтобы вернуть в блед. Видишь мое ружье и пистолеты? Возьми их, если я обманул тебя.

– Ты честный франджи, – повторил марабут.

– Ну, так говори. Я не могу долго ждать.

Мулей-Хари минуту молчал в нерешимости, затем заговорил с волнением:

– Они еще в подземелье куббы и, может быть, теперь уже мертвы, потому что сами взорвали порох, не могу сказать – по неосторожности или для того, чтобы взлетела на воздух каменная плита над входом: приподнять ее у них не хватит сил.

– И ты сразу не сказал мне этого? – вскричал Рибо вскакивая.

– Я боялся выдать их.

– Можешь ты ходить?

– Арабы – народ выносливый.

– Ты поешь потом.

– Подожду, сколько хочешь.

– Иди за мной.

– Нет, лучше я пойду вперед.

– Почему?

– Очень возможно, что мои змеи расползлись.

– Недолюбливаю я ваших гадов, – сказал Рибо, обнаживший из предосторожности саблю – оружие, которое могло оказать ему лучшую услугу, чем ружье или пистолет.

Пользуясь ярким лунным светом, оба направились к развалинам куббы и остановились шагах в десяти от них.

– Как видишь, твоя лачуга обрушилась от сотрясения; взрыв же произошел не здесь. Мина взорвалась там. Видишь эту дыру?

– Но подземелье не доходит до этого места, – заметил Мулей, все больше изумляясь.