Текст книги "Марсианин"

Глава 9

Запись в журнале: Сол 79

Вечер восьмого дня в пути. Пока «Сириус-4» проходит успешно.

У меня сложилось расписание. Каждое утро я просыпаюсь на рассвете. Первым делом проверяю уровень кислорода и CO₂. Затем съедаю паек с завтраком и выпиваю чашку воды. После этого чищу зубы, стараясь экономить воду, и бреюсь электробритвой.

В марсоходе нет туалета. Предполагалось, что мы будем использовать систему утилизации в скафандрах. Однако они не рассчитаны на двадцатидневный объем отходов.

Моя утренняя моча отправляется в герметичный пластиковый контейнер. Когда я открываю его, в марсоходе воняет, как в сортире для дальнобойщиков. Можно было бы выставить его наружу и дать моче испариться, но я потратил уйму усилий, чтобы получить воду, и мне вовсе не хочется ею разбрасываться. Я вылью мочу в регенератор воды, когда вернусь.

Мои экскременты еще ценнее. Они нужны для картофельной плантации, и я – единственный их источник на всем Марсе. К счастью, проведя много времени в космосе, ты учишься испражняться в пакет. И если вы думаете, что ужасней зловония мочевого контейнера ничего быть не может, представьте, как пахнет после того, как я облегчу кишечник.

Справившись с этими милыми сердцу делами, я отправляюсь наружу и собираю солнечные панели. Почему я не сделал этого предыдущим вечером? Да потому что пытаться разобрать и сложить солнечные панели в полной темноте – полный отстой. Убедился на собственном опыте.

Закрепив панели, я возвращаюсь в марсоход, включаю какую-нибудь паршивую музыку семидесятых и трогаюсь в путь. Тащусь на 25 км/ч, максимальной скорости марсохода. Внутри удобно. Я ношу самодельные шорты и тонкую рубашку, а РТГ поджаривает интерьер. Когда становится слишком жарко, я снимаю приклеенную к корпусу изоляцию. Когда слишком холодно – приклеиваю ее обратно.

Первого аккумулятора хватает почти на два часа. Я совершаю быструю ВКД, чтобы поменять местами кабели, после чего возвращаюсь за руль и еду дальше.

Поверхность очень ровная. Ходовая марсохода выше любого из имеющихся здесь камней, а холмы пологие, сглаженные эонами[16]16
  Эон – в геологии отрезок времени, в течение которого формировалась эонотема; объединяет несколько эр. Эонотема – отложения, образовавшиеся за эон, этап развития мира – развития атмосферы, биосферы, глубинного строения и т. д.


[Закрыть] песчаных бурь.

Когда аккумулятор садится, приходит время очередной ВКД. Я снимаю с крыши солнечные панели и раскладываю их на земле. Первые несколько солов я ставил их рядком. Теперь, из чистой лени, кладу куда попало, поближе к марсоходу.

Затем наступает невероятно нудная часть. Двенадцать часов мне нечем заняться. И меня тошнит от этого марсохода. Внутри он размером с фургон. Можно подумать, места больше чем достаточно, но попробуйте-ка просидеть в фургоне восемь дней подряд. Не могу дождаться, когда же снова окажусь на своей картофельной ферме в необъятных просторах жилого модуля.

Я скучаю по жилому модулю! Ну надо же.

У меня есть паршивые старые сериалы и куча романов про Пуаро. Но большую часть времени я провожу в размышлениях над путешествием к «Аресу-4». В один прекрасный день мне придется это сделать. Как, во имя всего святого, я переживу 3200-километровую дорогу в этой штуке? Она может занять пятьдесят дней. Мне понадобятся регенератор воды и оксигенатор, возможно, некоторые из основных батарей жилого модуля, а также куча солнечных панелей, чтобы все это заряжать… Куда я их дену? Эти мысли гложут меня долгими скучными днями.

В конце концов темнеет, и я устаю. Я ложусь среди пищевых пайков, канистр с водой, дополнительного баллона с O₂, стопок CO₂-фильтров, контейнера с мочой, мешка с дерьмом и кое-каких личных вещей. У меня есть ворох спортивных костюмов экипажа, которые вместе с моими одеялом и подушкой служат постелью. В общем, каждую ночь я сплю в мусорной куче.

Кстати, о сне… Спокойной ночи.

Запись в журнале: Сол 80

По моим представлениям, я в 100 км от «Патфайндера». Технически это Станция памяти Карла Сагана. Но при всем уважении к Карлу, я могу называть ее как захочу. Я король Марса.

Как я уже говорил, это была длинная, скучная поездка. И я еще не добрался до цели. Но черт побери, я астронавт! Длинные унылые путешествия – моя специальность.

У меня проблемы с навигацией.

Навигационный маяк жилого модуля действует только в радиусе 40 км, поэтому здесь он для меня бесполезен. Я знал об этом, когда планировал свою маленькую поездку, поэтому разработал блистательный план, который провалился.

В компьютере есть детальные карты, и я решил, что смогу ориентироваться по объектам на местности. Я ошибся. Оказывается, нельзя ориентироваться по объектам на местности, если не можешь их отыскать.

Мы приземлились в дельте давно исчезнувшей реки. НАСА выбрало это место, потому что если где и содержатся микроскопические ископаемые, так это здесь. Кроме того, вода могла притащить камни и образцы почвы из точек, расположенных за тысячи километров отсюда. Немного покопавшись, мы получили бы обширную геологическую историю.

Для науки в самый раз, но это означает, что жилой модуль находится в лишенной характерных черт пустыне.

Я думал, не сделать ли компас. В марсоходе полно электричества, а в аптечке есть игла. Единственная проблема: на Марсе нет магнитного поля.

Поэтому я ориентируюсь по Фобосу. Он крутится вокруг Марса с такой скоростью, что восходит и заходит дважды в день, пробегая с запада на восток. Не самая точная система, но она работает.

На 75-й сол стало попроще. Я добрался до долины с возвышением на западе. По ее ровной поверхности вполне можно ехать, и мне нужно только следовать краю холмов. Я назвал ее долиной Льюис, в честь нашего бесстрашного капитана. Ей бы здесь понравилось, она ведь обожает геологию.

Три сола спустя долина Льюис перешла в широкую равнину, и я снова остался без ориентиров. Пришлось обратиться за помощью к Фобосу. Возможно, в этом есть некий символизм. Фобос – бог страха, и я сделал его своим проводником. Не лучший знак.

Но сегодня удача наконец повернулась ко мне лицом. После двух солов блуждания в пустыне я отыскал ориентир. Пятикилометровый кратер, такой маленький, что у него даже нет имени. Однако он нанесен на карты, и я назвал его Александрийским маяком. Увидев его, я точно понял, где нахожусь.

Вообще-то я стою лагерем рядом с ним прямо сейчас.

Я наконец пробрался сквозь пустые области карты. Завтра я смогу ориентироваться по Маяку, а потом – по кратеру Гамельн. Все идет как надо.

Теперь следующая задача: сидеть без дела двенадцать часов.

Лучше ее не откладывать!

Запись в журнале: Сол 81

Почти добрался до «Патфайндера», но у меня кончился заряд. Осталось всего 22 километра!

Непримечательная поездка. Никаких проблем с навигацией. Когда Маяк скрылся позади, я увидел край кратера Гамельн.

Я давно покинул Ацидалийскую равнину и углубился в долину Арес. Пустынные равнины уступают место неровностям с продуктами извержения, которые не сумел скрыть песок. Ехать стало труднее; приходится быть внимательным.

До настоящего момента я двигался напрямик по усыпанному камнями ландшафту. Но чем дальше на юг, тем крупнее и многочисленнее становятся камни. Приходится их объезжать, иначе я рискую повредить подвеску. Хорошая новость: это ненадолго. Добравшись до «Патфайндера», я смогу развернуться и поехать обратно.

Стоит очень хорошая погода: ни бурь, ни ветерка. Думаю, мне повезло. Есть шанс, что следы моего марсохода сохранились. По ним я смогу вернуться в долину Льюис.

Сегодня, поставив солнечные панели, я немного прогулялся (не теряя из виду марсохода – мне вовсе не хочется заблудиться пешком). Но я не смог заставить себя влезть в это тесное, вонючее крысиное гнездо. Во всяком случае, не сразу.

Странное чувство. Куда бы я ни пошел, повсюду буду первым. Вылез из марсохода? Первый человек, ступивший на это место! Вскарабкался на холм? Первый человек, поднявшийся на этот холм! Пнул камень? Этот камень миллионы лет лежал неподвижно!

Я первый дальнобойщик на Марсе. Первый человек, проведший здесь больше тридцати одного сола. Первый человек, вырастивший урожай. Первый, первый, первый!

Я вовсе не ожидал, что стану первым в чем бы то ни было. Я пятым вылез из МПА, когда мы приземлились, – то есть семнадцатым ступил на Марс. Порядок высадки установили за годы до этого. За месяц до старта нам сделали татуировки с нашими «марсианскими номерами». Йоханссен едва не отказалась от своей цифры 15, потому что боялась, что будет больно. И это женщина, пережившая центрифугу, «рвотную комету»[17]17
  Аэроплан для тренировки астронавтов, обеспечивающий состояние невесомости.


[Закрыть], учения по жесткой посадке и 10-километровые забеги! Женщина, справившаяся с симуляцией поломки компьютера МПА, вися головой вниз, испугалась татуировочной иглы.

Черт, я скучаю по этим ребятам.

Господи Боже, я бы отдал все за пятиминутный разговор с кем бы то ни было. С кем бы то ни было, где бы то ни было. О чем бы то ни было.

Я – первый человек, оказавшийся один на целой планете.

Ладно, хватит соплей. Я уже разговариваю с кем-то – с тем, кто читает этот журнал. Беседа получается немного односторонняя, но что поделаешь. Возможно, я умру, но черт побери, кому-то придется меня выслушать.

Цель этого путешествия – заполучить радио. Быть может, я еще до смерти успею связаться с человечеством.

Итак, я снова буду первым. Завтра я стану первым человеком, вернувшим марсианский зонд.

Запись в журнале: Сол 82

Победа! Я его нашел!

Я понял, что прибыл куда надо, когда заметил вдалеке Твин-пикс. Два небольших холма на расстоянии не более километра от места посадки. Они должны быть прямо за ней. Мне нужно просто ехать к ним, пока я не найду посадочный аппарат.

А вот и он! Именно там, где я и предполагал! Я вылез наружу и поспешил к объекту своих поисков.

Последняя посадочная ступень «Патфайндера» представляла собой тетраэдр с аэростатами. После приземления аэростаты сдулись, а тетраэдр раскрылся и появился зонд.

На самом деле он состоит из двух отдельных частей. Собственно посадочного аппарата и марсохода «Соджорнер». Аппарат оставался недвижим, в то время как «Соджорнер» разъезжал по окрестностям и осматривал местные камни. Я собираюсь забрать и то и другое, но большее значение для меня имеет посадочный аппарат. С его помощью я смогу связаться с Землей.

Не могу передать, как я счастлив, что отыскал его. Чтобы добраться сюда, пришлось потрудиться, и у меня получилось.

Посадочный аппарат наполовину занесло песком. Проведя быстрые аккуратные раскопки, я отрыл большую часть, хотя здоровенный тетраэдр и сдутые аэростаты по-прежнему где-то под красными волнами.

После непродолжительных поисков я нашел «Соджорнер». Малыш оказался всего в двух метрах от посадочного аппарата. Я смутно припоминаю, что он был дальше, когда его видели в последний раз. Наверное, он перешел в нештатный режим и кружил вокруг аппарата, пытаясь выйти на связь.

Я быстро погрузил «Соджорнер» в марсоход. Он компактный, легкий и без проблем пролезает в шлюз. С посадочным же аппаратом – другая история.

Я не мог привезти его в жилой модуль целиком – слишком уж здоровый. Однако мне требовался только сам зонд. Пришла пора надеть мою кепку инженера-механика.

Зонд располагался на центральной панели развернутого тетраэдра. Три другие панели крепились к центральной при помощи металлических петель. Как скажет вам любой сотрудник ЛРД, зонды – хрупкие штуки. Серьезную проблему представляет вес, поэтому они не слишком прочны.

Когда я применил к петлям лом, они просто выскочили.

Затем дела пошли хуже. Я попробовал поднять центральную панель, но она не сдвинулась с места.

Как и под тремя другими панелями, под ней находились сдутые аэростаты.

За десятилетия аэростаты порвались и заполнились песком.

Я могу отрезать аэростаты, но чтобы до них добраться, придется покопать. Это не так уж сложно – обычный песок, – однако путь мне преграждали три панели.

Я быстро понял, что состояние этих панелей меня не волнует. Вернулся в марсоход, отрезал несколько полос от брезента модуля и сплел из них примитивную, но прочную веревку. Моей заслуги в ее прочности нет – скажите спасибо НАСА. Я просто придал брезенту форму веревки, а затем привязал один ее конец к панели, а другой – к марсоходу. Марсоход приспособлен для поездок по крайне пересеченной местности, часто под крутыми углами. Он не слишком-то быстр, но у него отличный крутящий момент. Я выкорчевал панель, как лесоруб – древесный пень.

Теперь у меня есть место для раскопок. Откапывая аэростаты по очереди, я отрезал их. На всю операцию ушел час.

Затем я поднял центральную панель и аккуратно перенес в марсоход.

По крайней мере собирался это сделать. Проклятая штуковина зверски тяжелая, килограмм 200. Даже при марсианской силе тяжести это немало. Я бы без особых проблем смог перемещать панель по жилому модулю, но поднять ее в неуклюжем скафандре? Даже не обсуждается.

Поэтому я поволок ее к марсоходу.

Следующий этап: погрузить панель на крышу.

Сейчас крыша пуста. Хотя аккумуляторы почти полностью заряжены, я расставил солнечные панели, когда остановился. Почему нет? Бесплатная энергия!

Я все продумал заранее. На пути сюда две стопки солнечных панелей занимали всю крышу. На пути обратно я буду складывать их одной стопкой, чтобы освободить место для зонда. Конечно, сохраняется некоторый риск – стопка может опрокинуться. Кроме того, не так-то просто будет запихнуть батареи на такую высоту. Но я справлюсь.

Я не могу просто перекинуть веревку через марсоход и поднять «Патфайндер» наверх. Не хватало еще сломать его! То есть он уже сломан – контакт с ним потеряли в 1997-м. Но я не хочу сломать его еще сильнее.

Я нашел решение, однако сегодня я достаточно потрудился, и скоро стемнеет.

Сейчас я в марсоходе, осматриваю «Соджорнер». Судя по всему, он в порядке. Внешних физических повреждений не наблюдается, и непохоже, чтобы он поджарился на солнце. Плотный слой марсианской грязи защитил его от «солнечного удара».

Думаете, «Соджорнер» мне ни к чему? Он ведь не может связаться с Землей. Зачем же с ним возиться?

Затем, что в нем полно подвижных частей.

Если мне удастся наладить связь с НАСА, я смогу общаться с ними, поднеся лист с текстом к камере посадочного аппарата. Но как они будут общаться со мной? Единственные подвижные части аппарата – остронаправленная антенна (которую придется нацелить на Землю) и кинооператорский кран. Пришлось бы продумать систему, позволяющую НАСА беседовать со мной посредством поворотов корпуса камеры. Что было бы ужасающе медленно.

Но у «Соджорнера» есть шесть независимых колес, которые достаточно быстро вращаются. Общаться с их помощью будет намного проще. Я могу написать на колесах буквы. А НАСА будет крутить их, чтобы сложить из букв слова.

Все это при условии, что я смогу заставить радио посадочного аппарата работать.

Пора на боковую. Завтра меня ждет тяжелый физический труд. Мне нужен отдых.

Запись в журнале: Сол 83

Боже ты мой, как все болит!

Но это единственный придуманный мной способ безопасно затащить посадочный аппарат на крышу.

Я возвел пандус из камней и песка. Совсем как древние египтяне.

Чего в долине Ареса хватает, так это камней.

Сначала я поэкспериментировал, чтобы выяснить, какой должен быть наклон пандуса. Сложил рядом с аппаратом кучу камней и затащил его наверх, а затем спустил вниз. Проделывал это снова и снова, пока не нашел оптимальный угол: 30 градусов. Больше – слишком рискованно. Я могу уронить аппарат, и он скатится на землю.

Высота марсохода составляет около двух метров, поэтому мне нужен пандус длиной почти четыре метра. Я взялся за работу.

Первые несколько камней не вызвали никаких проблем. Затем их вес будто начал увеличиваться. Тяжелый физический труд в космическом скафандре – это ужасно. Любое действие требует больших усилий, поскольку ты таскаешь на себе двадцатикилограммовый костюм, а твои движения ограничены. Через двадцать минут я уже запыхался.

Поэтому я сжульничал и поднял уровень O₂. Действительно помогло! Наверное, не стоит этим злоупотреблять. Кроме того, я не вспотел. Скафандр пропускает тепло быстрее, чем мое тело его вырабатывает. Обогреватель – вот что делает температуру сносной. Физический труд привел к тому, что скафандру не пришлось так сильно нагревать себя.

После нескольких часов напряженной работы я построил пандус. Он представлял собой обычную кучу камней возле марсохода, зато доходил до крыши.

Сначала я прошелся по пандусу вверх-вниз, чтобы убедиться в его надежности, затем затащил наверх посадочный аппарат. Все получилось!

Ухмыляясь, я закрепил аппарат на крыше. Убедился, что он держится, и даже сложил солнечные панели большой стопкой (раз уж у меня есть пандус).

Но потом до меня дошло: когда я тронусь, пандус обрушится, и камни могут повредить колеса или ходовую часть. Придется его разобрать.

Блин!

Разбирать пандус оказалось проще, чем строить. Мне не надо было думать о том, чтобы положить каждый камень в устойчивую позицию. Это заняло всего час.

Ну, теперь – точно все!

Завтра я тронусь в обратный путь с моим новым сломанным 200-килограммовым радио.

Глава 10

Запись в журнале: Сол 90

Семь дней после «Патфайндера» – и на семь дней ближе к дому.

Как я и надеялся, мои следы привели меня в долину Льюис. Затем последовали четыре дня легкой езды. Благодаря холмам слева я не мог заблудиться, а ландшафт был ровный.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Я вернулся на Ацидалийскую равнину. Мои старые следы давно стерлись. Я проезжал здесь шестнадцать дней назад. Даже при нормальной погоде следы так долго не живут.

Надо было складывать кучки камней на каждой остановке, когда я ехал к «Патфайндеру». Земля такая плоская, что их было бы видно за километры.

С другой стороны, как вспомню проклятый пандус… брр.

Итак, я снова путник в пустыне, взывающий к Фобосу и надеющийся не слишком отклониться от курса. Мне нужно лишь оказаться в 40 километрах от жилого модуля – тогда я поймаю сигнал маяка.

Я настроен оптимистично. Впервые за все время я начинаю думать, что смогу выбраться с этой планеты живым. С этими мыслями я собираю образцы почвы и камней при каждой ВКД.

Сначала я считал это своей обязанностью (если выживу, геологи будут носить меня на руках), но потом вошел во вкус. Теперь во время езды я с нетерпением жду простого ритуала набивания пакетов булыжниками.

Приятно снова стать астронавтом. Вот и все. Не фермером поневоле, не инженером-электриком, не дальнобойщиком – астронавтом. Я выполняю свою работу. Я по ней скучал.

Запись в журнале: Сол 92

Сегодня я на пару секунд поймал сигнал маяка жилого модуля, затем потерял его. Но это хороший знак. Последние два дня я держу курс примерно на северо-северо-запад. До модуля еще не меньше сотни километров, и это чудо, что я что-то поймал. Вероятно, на мгновение установились идеальные погодные условия.

Во время дневной скуки я пробиваюсь сквозь «Человека за шесть миллионов долларов»[18]18
  The Six Million Dollar Man (англ.) – американский телесериал, транслировавшийся на канале Эй-би-си в 1973–1978 годах. Главный герой сериала астронавт, пострадавший в авиакатастрофе, которому заменили вышедшие из строя органы на «бионические», благодаря чему он обрел сверхспособности.


[Закрыть] из неисчерпаемой коллекции древних сериалов капитана Льюис.

Только что посмотрел серию, в которой Стив Остин сражается с русским венерианским зондом, по ошибке приземлившимся на Землю. Будучи экспертом по межпланетным путешествиям, могу заявить: научных несоответствий не обнаружено. Зонды часто садятся не на ту планету. Кроме того, крупный плоский корпус зонда идеально приспособлен к венерианской атмосфере высокого давления. И, как мы все знаем, зонды часто отказываются выполнять команды, вместо этого атакуя оказавшегося в зоне досягаемости человека.

Пока что «Патфайндер» не пытался меня убить. Но я за ним приглядываю.

Запись в журнале: Сол 93

Сегодня поймал сигнал жилого модуля. Теперь не потеряюсь. Согласно компьютеру, до него 24 718 метров.

Завтра буду дома. Даже если марсоход попадет в ужасную аварию, все будет в порядке. Отсюда я смогу дойти до модуля.

Не помню, упоминал ли я, что меня действительно тошнит от этого марсохода. Я слишком много времени провел сидя или лежа, спина вопит и протестует. Из всей команды больше всего я сейчас скучаю по Беку. Он бы вылечил мою спину.

Хотя скорее всего он бы развел такую вонь: «Почему ты не делаешь зарядку? Твое тело имеет огромное значение! Ешь больше клетчатки!» – и тому подобную лабуду.

Сейчас я бы обрадовался лекции о здоровом образе жизни.

Во время подготовки нам пришлось отрабатывать жуткий сценарий «Не попали на орбиту». В случае сбоя в работе второй ступени при подъеме МВА мы вышли бы на орбиту, но оказались бы слишком низко, чтобы попасть на «Гермес». Мы скользили бы в верхних слоях атмосферы, и наша орбита быстро бы снижалась. НАСА дистанционно подвела бы к нам «Гермес», после чего мы быстро убрались бы оттуда, пока его не притянуло к планете.

Чтобы отработать все это, нам пришлось провести три кошмарных дня в МВА-симуляторе. Шесть человек во взлетном аппарате, изначально предназначенном для двадцатитрехминутного полета. Было тесновато. Под «было тесновато» я подразумеваю «мы хотели убить друг друга».

Я бы отдал все, чтобы снова оказаться в тесной капсуле с моими ребятами.

Черт, надеюсь, я смогу заставить «Патфайндер» работать.

Запись в журнале: Сол 94

Дом, милый дом!

Сегодня я пишу из своего огромного, объемистого жилого модуля!

Оказавшись внутри, первым делом я начал бегать кругами и размахивать руками. Как хорошо! Я провел в чертовом марсоходе двадцать два сола и не мог шагу ступить, не надев скафандр.

Путешествие к «Аресу-4» займет в два раза больше времени, но об этом я подумаю потом.

После нескольких триумфальных кругов по периметру жилого модуля пришло время браться за работу.

Первым делом я включил оксигенатор и атмосферный стабилизатор. Проверил воздух, вроде все в порядке – содержит CO₂, а значит, растения не погибли без моего дыхания.

Разумеется, я тщательно осмотрел свои плантации. Все живы-здоровы.

Добавил содержимое пакетов с дерьмом в компост. Чудный запах, скажу я вам. Но когда я подмешал немного почвы, стало чуть полегче. Содержимое контейнера с мочой отправилось в регенератор воды.

Я отсутствовал больше трех недель и оставил в жилом модуле высокую влажность ради моего картофеля. Такое количество воды в воздухе может вызвать различные проблемы с электричеством, поэтому следующие несколько часов я потратил на полную проверку всех систем.

Затем немного побродил кругами. Хотел бы я остаток дня отдыхать – но дела не терпят.

Надев скафандр, я направился к марсоходу и стащил с крыши солнечные панели. Затем на протяжении нескольких часов устанавливал их на привычное место и подключал к сети жилого модуля.

Снять посадочный аппарат с крыши оказалось намного проще, чем его туда запихнуть. Я отсоединил опору от ступени МПА и подтащил к марсоходу. Прислонил ее к корпусу, вкопал другой конец в землю для устойчивости – и пандус готов.

Стоило бы прихватить эту опору с собой к «Патфайндеру». Век живи – век учись.

Протащить посадочный аппарат сквозь шлюз не получится. Он слишком большой. Возможно, мне удастся разобрать его и занести внутрь по частям, однако есть весомая причина не делать этого.

На Марсе нет магнитного поля – и нет защиты от жесткого солнечного излучения. Если бы я угодил под его воздействие, у меня было бы столько раковых опухолей, что на них самих появились бы раковые опухоли. Брезент жилого модуля экранирует электромагнитные волны. То есть окажись посадочный аппарат внутри, сам модуль будет блокировать любые сигналы.

Кстати, о раке. Пора избавиться от РТГ.

Мне отчаянно не хотелось забираться обратно в марсоход, но это нужно было сделать. Если РТГ треснет, я погибну.

НАСА сочло четыре километра безопасным расстоянием, и я не собирался с ними спорить. Я поехал туда, где капитан Льюис изначально закопала РТГ, опустил его в ту же дыру и вернулся в жилой модуль.

Посадочным аппаратом я займусь завтра.

А сейчас – сладкий, долгий сон на настоящей кровати. С приятным осознанием того, что, когда я проснусь, моя моча отправится прямиком в сортир.

Запись в журнале: Сол 95

Сегодня был день ремонта!

Миссия «Патфайндер» завершилась потому, что в посадочном аппарате произошел неизвестный критический сбой. Когда ЛРД потеряла связь с аппаратом, они не знали, что произошло с «Соджорнером». Он мог быть в лучшем состоянии. Возможно, ему всего лишь требовалась энергия, которую он не мог получить при помощи солнечных панелей, залепленных пылью.

Я поставил маленький марсоход на рабочий стол и вскрыл корпус, чтобы заглянуть внутрь. Батарея – тионил-хлорид лития, перезарядке не подлежит. Достаточно тонких намеков: форма контактов, толщина изоляции и надпись LiSOCl2 NON-RCHRG[19]19
  Non-rechargeable – не поддается перезарядке (англ.).


[Закрыть].

Я тщательно очистил солнечные панели, затем направил на них маленькую лампу на гибкой ножке. Пускай батарея давно мертва, но панели могут работать, а «Соджорнер» в состоянии питаться от них напрямую. Посмотрим, что получится.

Теперь пришло время взглянуть на папочку «Соджорнера». Я надел скафандр и вышел наружу.

Одно из наиболее слабых мест большинства посадочных аппаратов – батарея. Это самая уязвимая деталь, и когда ей приходит конец, сделать ничего нельзя.

Когда у посадочных аппаратов садится батарея, они не могут просто выключиться и подождать. Их электроника работает только при определенной температуре, поэтому они оснащены нагревателями, обогревающими электронику. На Земле такая проблема возникает редко, но, парни, мы-то с вами на Марсе.

Со временем солнечные панели покрывает пыль. Затем наступает зима, температура падает, а света становится меньше. Все вместе это отправляет ваш посадочный аппарат в большую марсианскую задницу. В результате он начинает тратить на обогрев больше энергии, чем получает за счет скудного дневного света, едва-едва пробившегося сквозь пыль.

Когда батарея садится, электроника остывает слишком сильно и не в состоянии больше работать – и вся система умирает. Солнечные панели могут худо-бедно перезарядить батарею, но что заставит систему перезагрузиться? На это способна только электроника – которая не работает. В конце концов неиспользуемая батарея утратит способность держать заряд.

Это обычная причина смерти. И я очень надеюсь, что именно так погиб «Патфайндер».

Из оставшихся частей МПА я соорудил стол и пандус, потом затащил посадочный аппарат на этот самый стол. Хватит того, что мне приходится работать в скафандре! Если бы при этом пришлось еще и постоянно нагибаться, я бы не выдержал.

Я достал набор инструментов и начал ковыряться. Без особых проблем снял внешнюю панель и без особых же проблем нашел батарею. ЛРД на все вешает этикетки. Это серебряно-цинковая батарея емкостью 40 ампер-часов, с оптимальным напряжением 1,5 В. Вот те на. Эти штуки действительно работали на пустоте.

Я отсоединил батарею и отправился в жилой модуль. Проверил при помощи электроинструментов: разумеется, мертва, мертвее некуда. Я могу потереть ногами по ковру и удержать больший заряд.

Но теперь я знал, что нужно посадочному аппарату: 1,5 В.

По сравнению с самоделками, с которыми я возился начиная с 6-го сола, это просто песня! Среди моих инструментов имеются регуляторы напряжения! Я потратил всего пятнадцать минут на то, чтобы подсоединить регулятор к резервной линии питания, а затем еще час, чтобы выбраться наружу и протянуть провод к тому месту посадочного аппарата, где раньше стоял аккумулятор.

Еще оставался вопрос температуры. Лучше бы держать электронику при температурах выше -40 °C. Сегодня же на улице свежо, – 63 °C.

Батарея большая, и ее несложно найти, но я понятия не имел, где расположены обогреватели. И даже знай я это, было бы слишком рискованно подсоединять их напрямую к сети – я мог легко поджарить всю систему.

Поэтому я отправился в старый добрый источник запчастей – марсоход № 1 – и похитил его обогреватель. Я настолько распотрошил несчастный марсоход, что теперь он выглядит так, будто я припарковал его в подозрительном райончике.

Я подволок обогреватель к своему рабочему столу под открытым небом и подключил к сети жилого модуля. Затем установил его в посадочный аппарат, на то место, где раньше стояла батарея.

Теперь остается только ждать. И надеяться.

Запись в журнале: Сол 96

Я действительно надеялся, что проснусь – и увижу работающий посадочный аппарат, но ничего не вышло. Его остронаправленная антенна торчит там, где я ее и оставил. Почему это имеет значение? Что ж, расскажу.

Если посадочный аппарат оживет (и это весьма большое «если»), он попытается установить контакт с Землей. Но его никто не будет слушать. Вряд ли команда «Патфайндера» бродит по ЛРД в надежде, что заплутавший астронавт починит их давно усопший зонд.

Сеть дальней космической связи и «Эс-и-ти-ай» – вот кто может принять сигнал. Уловив зов «Патфайндера», они скажут ЛРД, а ЛРД быстро догадается, в чем дело, особенно после того как триангулирует сигнал к месту моей высадки.

Они сообщат посадочному аппарату, где находится Земля, и тот повернет свою остронаправленную антенну соответственно. Именно по углу антенны я пойму, что он вышел на связь.

Пока – никакого результата.

Надежда еще есть. Множество причин могут привести к задержке. Обогреватель марсохода создан для работы при одной атмосфере, и разреженный марсианский воздух значительно осложняет его задачу. Возможно, электроника еще не нагрелась.

Кроме того, Землю видно только днем. Я (надеюсь) починил аппарат вчера вечером. Сейчас утро, и большую часть прошедшего времени была ночь. Никакой Земли.

«Соджорнер» также не подает признаков жизни. Он провел всю ночь в приятном теплом жилом модуле, и свет постоянно падал на его сверкающие солнечные панели. Возможно, он занимается длительной самопроверкой или ждет сигнала от посадочного аппарата – или еще что-нибудь.

Нужно пока выкинуть эти мысли из головы.

ЖУРНАЛ «Патфайндера»: СОЛ 0

ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ НАЧАЛЬНОЙ ЗАГРУЗКИ ИНИЦИИРОВАНА

ВРЕМЯ 00.00.00

ОБНАРУЖЕНА ПОТЕРЯ ПИТАНИЯ, ВРЕМЯ/ДАТА НЕДОСТОВЕРНЫ

ЗАГРУЗКА ОС…

ОПЕРАЦИОННАЯ СИСТЕМА «ВИ-ЭКС-УЭЙР» (С) «УИНД РИВЕР СИСТЕМС», ПРОВЕРКА АППАРАТНЫХ СРЕДСТВ:

ТЕМПЕРАТУРА ВНТР.: -34 °C

ТЕМПЕРАТУРА СНРЖ.: НЕ РАБОТАЕТ

БАТАРЕЯ: ПОЛНОСТЬЮ ЗАРЯЖЕНА

ВЫС. УСИЛЕНИЕ: OK

МАЛ. УСИЛЕНИЕ: OK

ДАТЧИК ВЕТРА: НЕ РАБОТАЕТ

МЕТЕОРОЛОГИЯ: НЕ РАБОТАЕТ

УВС: НЕ РАБОТАЕТ

ФОТОПРИЕМНИК: OK

ТРАП МАРСОХОДА: НЕ РАБОТАЕТ

СОЛН. ПАН. A: НЕ РАБОТАЕТ

СОЛН. ПАН. B: НЕ РАБОТАЕТ

СОЛН. ПАН. C: НЕ РАБОТАЕТ

ПРОВЕРКА АППАРАТНЫХ СРЕДСТВ ЗАВЕРШЕНА

СТАТУС РАДИОВЕЩАНИЯ

ОЖИДАНИЕ ТЕЛЕМЕТРИЧЕСКОГО СИГНАЛА…

ОЖИДАНИЕ ТЕЛЕМЕТРИЧЕСКОГО СИГНАЛА…

ОЖИДАНИЕ ТЕЛЕМЕТРИЧЕСКОГО СИГНАЛА…

СИГНАЛ ПОЛУЧЕН…