Текст книги "Повелители сумерек"

ГЛАВА 21

Езда в фургоне стала для Эви бесконечной чередой разрозненных образов. Напрасно она пыталась направить ход своих мыслей в какое-то конкретное русло. Эти усилия только раздражали ее или же приводили в отчаяние. Эви ухватилась за это чувство, чтобы избавиться от нахлынувшей на нее апатии, которая, казалось, вот-вот проглотит ее целиком, как зыбучий песок.

Когда Эви закрывала глаза, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях, ей удавалось придать своим рассуждениям некоторую последовательность.

Первая разумная мысль, которая посетила ее, была о том, что в данной ситуации ей были отрезаны все пути к бегству, поскольку она сильно накачана наркотиками. Однако тот факт, что к ней возвращалось умение логически мыслить, свидетельствовал о том, что действие наркотика постепенно ослабевает. Организм Эви мало-помалу расправлялся с дурманом. И если ей повезет, Димитрий так ни о чем и не догадается.

Кстати, одна мысль показалась ей утешительной. Похоже на то, что люди «Ниоги» до сих пор полагают, что она работает в одиночку на свой страх и риск, или же в одной упряжке с командой Фрея. Судя по всему, Димитрий не догадывался о ее соучастниках-моро. Что ж, может, это и к лучшему. Если Гургейя следует ее распоряжениям, то моро проследят, куда пропал грузовой фургон. А с помощью Фернандо они завершат возложенную на них миссию и заснимут на видео четверых пришельцев.

Одно «но» – заснятые на видео кадры переброски пришельцев из пункта А в пункт Б произведут не столь ошеломляющее впечатление, как трансляция непосредственно из камеры с искусственной средой обитания. Тем не менее даже они могут произвести эффект разорвавшейся бомбы.

К несчастью, для нее самой все это уже бесполезно. Первоначально Эви надеялась, что разработанный ею план заставит многих пересмотреть свои намерения относительно ее собственной судьбы. Если трансляция пойдет на всю страну, Хофштадтер вряд ли сможет сохранить все в тайне, попросту убрав ее. Агентству тоже будет трудно сохранить хорошую мину при плохой игре, если Эви исчезнет. И если они все сделали правильно, «Ниоги» будет над чем поломать голову вместо того, чтобы снова устраивать всякие похищения.

Как догадывалась Эви, «Ниоги» требовалось от нее нечто большее, чем просто заполучить назад четверых своих товарищей. Если она правильно припоминает сказанное Димитрием, это сулит ей мало хорошего.

Фургон внезапно остановился, и Эви открыла глаза. Мир снова рассыпался на мелкие фрагменты, однако теперь сосредоточиться ей удалось гораздо легче. Фургон стоял внутри огромного лифта, в котором легко могла бы разместиться мансарда Дианы. Затем послышалось негромкое урчание моторов, и потолок над Эви начал удаляться. Она поймала себя на том, что сосредоточенно рассматривает бетонную балку на потолке – в поперечнике та была больше, чем их фургон.

Затем Эви перевела взгляд вниз, внутрь фургона. Из пассажиров там остались только двое – она и Димитрий. Последний направил на Эви ствол «Мицубиси» без глушителя.

Куда, интересно, подевались афганы?

От Димитрия, по всей видимости, не ускользнула ее растерянность.

– Псам не позволено входить туда, куда пойдем мы с тобой. Практически никому, кроме самой Расы.

– Расы? – еле ворочая языком переспросила Эви.

– Так они себя называют.

Эви обнаружила, что хотя это и стоит ей немалых усилий, но она способна довольно пристально смотреть на Димитрия.

– Но… – с трудом выдавила она из себя, – почему ты работаешь на…

Это было выше ее сил, и вопрос повис в воздухе.

– Почему же по всей этой планете кто-то предает кого-то? – усмехнулся Димитрий. – Почему же повсюду кто-то из не людей работает на банду двуногих?

Это уже слегка прояснило ситуацию.

– У меня не было выбора, – на этот раз голос Эви прозвучал вполне внятно.

– У нас у всех есть выбор, Ишем, – возразил Димитрий. – Просто иногда мы принимаем неверные решения – во имя спасения собственной шкуры.

Лифт остановился. Димитрий нажал кнопку на приборной доске и открыл заднюю дверь.

Только когда дверь открылась до конца, до Эви дошло, что кондиционер в машине работает на полную катушку. И теперь внутрь фургона ворвался влажный, затхлый воздух. Эви обернулась к задним дверям и увидела позади себя огромное помещение. Собственно говоря, это был склад. В глаза Эви бросились штабеля ящиков, автоматические подъемники, мощные трейлеры в разгрузочном отсеке. В некотором роде, склад поражал какой-то подозрительной обыденностью. И эта обыденность еще больше внушала тревогу, поскольку конструкция помещения явно была неземной. Склад представлял сплющенную по бокам сферу, напоминавшую половинку яйца. Эта половина составляла около ста метров в диаметре, а в самой верхней своей точке достигала высоты никак не менее двадцати метров. Из стен через равные промежутки друг от друга торчали конусы, из которых вырывалось сине-зеленое пламя, словно в дополнение к рядам красных ламп, светивших из гладких углублений в потолке.

По сравнению с этим, происшедшее в Кливленде казалось детскими шалостями.

К задней дверце фургона подкатила небольшая автоматическая тележка. Димитрий махнул автоматом.

– Залезай.

Сам он остался стоять в фургоне, не сводя с Эви своего автомата. Эви от жары тотчас прошиб пот, и вдобавок ей стало дурно. К тому моменту как она дотащилась до тележки, ей хотелось только одного – поскорее погрузиться в сон.

Тут никак не меньше сорока градусов, подумала Эви. У нее возникло такое ощущение, будто ее заживо похоронили под компостной кучей. Она закрыла глаза и рухнула на заднее сиденье тележки. Ей было слышно, как Димитрий приблизился к ней. Что ж, кажется, пришло время снова немножко пошевелить мозгами.

Она открыла глаза и увидела, что Димитрий стоит прямо перед тележкой, а сама тележка пришла в движение. Димитрий в упор смотрел на Эви, так и не опуская своего автомата. Эви попыталась присесть, однако головокружение тотчас напомнило ей о том, что при той скорости, с которой она была способна действовать, Димитрий наверняка всадит ей в грудь три пули, прежде чем она попытается подняться на ноги.

Тележка покатилась в глубь исполинского склада. В помещении напрочь отсутствовали ровные линии и прямые углы, и это мешало Эви правильно оценить расстояние. Отверстия, что встречались ей, могли в равной степени быть как небольшими и находящимися совсем рядом, так и огромными, но невообразимо далекими. Они миновали одно из этих отверстий намного раньше, чем рассчитывала Эви. Неожиданно для себя она обнаружила, что скользит по почти круглой бетонной трубе, которая на сей раз оказалась довольно скромных размеров. Ее без труда можно было принять за участок ливневой канализации, если бы не красные огни, погруженные в идеально гладкие углубления в потолке. Бетонные стены были отполированы до блеска и отражали свет подобно влажному мрамору.

Тележка катилась по бесконечному безликому коридору. От бетонных труб отходили ответвления, напоминая окаменевшие кровеносные сосуды, а овальные отверстия в стенках трубы походили на гигантские язвы. Большей частью за дверцами стояла кромешная тьма, но позади одной из них Эви удалось рассмотреть белую пульсирующую форму наподобие амебы.

Чем дальше они катились, тем жарче становилось вокруг. Тележка остановилась в том месте, где труба выходила в еще одно сферическое помещение. Оно оказалось по размерам гораздо меньше склада, около двадцати метров в поперечнике, однако было достаточно просторным, чтобы тележка не просто вкатилась внутрь, но и наполовину объехала помещение по периметру, огибая дыру в самом центре пола.

Эви заметила восемь коридоров, уходивших куда-то внутрь на равном расстоянии друг от друга. Однако, все еще страдая от дурмана, Эви затруднялась сказать, из которого из них только что выехала их тележка.

– Конец маршрута, – произнес Димитрий. – Выходим.

Пока он произносил эту фразу, послышался какой-то всасывающийся звук и из центра помещения вырвался порыв прохладного воздуха. Эви бросила взгляд на отверстие и увидела, что в глубине дыры сдвигается в сторону металлическая крышка. Эви тотчас пришел на ум капканный паук. Оттуда, снизу, в помещение проникли лучи света. На этот раз это был более привычный и обыденный белый свет.

– Тебе туда.

Эви недоуменно посмотрела на Димитрия. С него градом катился пот. Может стоит рискнуть…

Она встала, но приступ головокружения заставил ее пересмотреть свои намерения. Эви выкарабкалась из тележки, стараясь при этом сохранить равновесие, и медленно побрела по гладкому полу к манящей приятной прохладой яме.

Подойдя к краю отверстия, Эви заглянула вниз. Оно оказалось – трубой, уходящей почти отвесно куда-то вглубь. Судя по всему, от нее требовалось съехать вниз по трубе, как по ледяной горке.

Димитрий снова взмахнул автоматом.

– Полезай.

Эви довольно внятно сказала себе, что Димитрий и компания уже наверняка бы давно отправили ее на тот свет, если бы это входило в их планы. Она шагнула в трубу, бережно прижимая к телу раненую руку.

Эви съехала по трубе гораздо быстрее, чем она ожидала. Словно в отместку, к ней вернулось головокружение. Оно проявляло себя еще сильнее от того, что труба была гладкой и однообразно белой и взгляду было не за что зацепиться. В конце концов голова закружилась так сильно, что Эви даже не заметила, как лишилась сознания.

* * *

Она открыла глаза и обнаружила, что видит перед собою бородатого мужчину лет пятидесяти. Эви тотчас узнала в нем одного из персонажей видеоролика, заснятого Димитрием при помощи полевого бинокля. Это был ученый кабинетного типа, профессор Фитцджеральд, ксенобиолог.

– С вами все в порядке? – поинтересовался он.

Эви тот час ухватила его за лацканы пиджака. Быстрота движения дала ей понять, что действие наркотика практически закончилось.

– В порядке? – набросилась она на него. – А как по-твоему? После того как ты, Фрей и все остальные сделали из меня идиотку? – Эви бесцеремонно оттолкнула профессора и присела.

На этот раз обошлось без головокружения. Она встала, огляделась по сторонам. Фитцджеральд попятился к обычной плоской стене подземелья. Обе койки-скамьи стояли одна напротив другой, а свет исходил из вмонтированных в потолок люминесцентных ламп. Где-то вдалеке на низкой ноте гудел кондиционер, а из вентиляционных решеток под потолком поступал прохладный воздух.

Эви стояла посередине столь заурядного помещения, что на мгновенье ей показалось, будто путешествие по среде обитания пришельцев было не более чем галлюцинацией. Но нет… Эви до сих пор различала слабый запах серы и сжигаемого метана, который проникал в комнату, несмотря на мощный кондиционер.

И если у Эви и остались на сей счет какие-то сомнения, тот факт, что помещение располагало одним единственным входом – а именно, круглым отверстием между койками – свидетельствовал, что увиденное ею не плод больного воображения. Возможно, наркотик слегка искажал истинные размеры, но те залы, что Эви довелось увидеть в среде обитания пришельцев, занимали никак не меньше нескольких акров.

Фитцджеральд с опаской попробовал сделать шаг вперед.

– Мисс Ишем?

– Что? – Эви шагнула ему навстречу, ощущая в крови по меньшей мере трехдневную норму адреналина. – Что, во имя всего святого, что еще вы можете мне сказать?

Фитцджеральд запнулся:

– Но…

– Неужели вы пытаетесь мне поведать, что сожалеете о случившемся? Что ваша гоп-компания в действительности не желала держать меня в неведении. Что вам не хотелось делать из меня предательницу! – здоровой рукой Эви оттолкнула от себя профессора. – Или же вы желаете принести извинения, что именно вы выдали весь ваш заговор с потрохами этим вонючим пришельцам. Согласитесь, ведь это же ваших рук дело. А Габриэль? Какие чувства вы испытываете по тому поводу, что он пытался отправить меня к праотцам?

– Он мертв, – хрипло прошептал Фитцджеральд.

– Что? – и тут до Эви дошло, что правой рукой она сжимает профессорское горло.

Господи, да так не трудно и прикончить беднягу. Эви попятилась и, стараясь успокоиться, начала делать дыхательные упражнения.

– Все до одного, – прохрипел Фитцджеральд. – Габриель, Дэвидсон, Фрей, Хофштадтер пытались свалить свою вину на вас.

Эви задумалась над тем, что за это время случилось с ней.

– А при каких обстоятельствах погибли Дэвидсон и Габриэль?

– Их машина потерпела аварию в юго-восточном секторе Манхеттена.

«Ага, значит это был аэрокар, – подумала Эви, – тот самый, что загнал ее в Гринвич-Виллидж».

– Вы уж простите, что я набросилась на вас.

Он покачал головой:

– Это вы убили Фрея?

– Нет! – Эви до сих пор ощущала запах крови Фрея, ощущала охватившую ее после того панику, когда впервые до нее стали доходить истинные масштабы происшедшего.

– Гейб и Дэвидсон…

– Они пытались меня убить.

– Прошу вас, извините, – Фитцджеральд начал заламывать руки. – Мы никогда не предполагали, что дело дойдет до насилия… Это была исследовательская работа…

Эви фыркнула.

– … Первый контакт с представителями внеземных форм. Вы даже представить себе не можете, что это значит…

Эви села на койку.

– Отчего же, очень даже хорошо представляю.

Вентиляционные решетки были слишком малы, по трубе вверх ей ни за что не вскарабкаться, а стены – сплошной бетон.

Да, увязла она здесь недурно с этим профессором.

– Это была цель моей жизни, – продолжал Фитцджеральд. – Неужели вы не способны понять…

– Конечно же, ваша работа, – оборвала его Эви. – И моя ни хрена не стоящая жизнь.

Фитцджеральд обиженно умолк. Однако тишина действовала Эви на нервы:

– Итак, за шесть лет исследований вам удалось найти что-либо полезное?

Фитцджеральд подошел к ней и сел на койку напротив.

– А что вас больше всего о них интересует?

– Абсолютно все.

Фитцджеральд выдал ей все, от «А» до «Я».

Раса возникла на одном из соседних миров, массивном раскаленном, тектонически активном безводном шарике, что вращался вокруг тусклого красного солнца. Расе удалось заселить несколько миров, где-то около десятка, включая одну из планет в системе Альфа Центавра. Раса знала о существовании Земли и населявших ее созданиях.

Она остро нуждалась в ресурсах колонизированных ею планет и поэтому видела в Земле и землянах потенциального соперника. Как только последним удастся проникнуть за пределы Солнечной системы, рассуждали они, не исключено, что может вспыхнуть война за право обладания вновь открытыми мирами.

Как только Земля вступила в новое тысячелетие, перед Расой встала политическая дилемма. Как же предотвратить этот, судя по всему, неизбежный конфликт? Решение, принятое после заочного изучения земной культуры, предполагало проведение тайной подрывной операции. Представители Расы, проникнув на Землю, должны были воспрепятствовать какому бы то ни было техническому прогрессу или же намерениям и планам проведения космических исследований и межзвездных полетов.

– Забавно, – продолжал Фитцджеральд, – вы не находите, что человечество вовсе не единственный биологический вид, склонный к лицемерию и самообману?

Эви проиграла в уме тонкий расистский намек, содержавшийся в слове «человечество». Возможно, его не заметил даже сам Фитцджеральд.

– Понимаете ли, – продолжал он. – У Расы долгая и бурная история, не менее кровавая, чем у нас, землян. И теперь они гордятся своей культурой, которую называют «честью неконфронтации». Прямое насилие – для них проклятие.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я рассматриваю это как синдром «руки на ноже». Культура Расы накладывает строжайшее табу не только на нож, нацеленный кому-то в спину, но и поползновения любого, кому дорога честь, взяться за его рукоятку.

– Что-то мне не верится, чтобы эти твари проповедовали ненасилие.

– В том-то вся ирония. Они наивно верят, будто проводят политику ненасилия. С того самого момента, как они проникли на Землю, их modus operandi, если вам так будет угодно, состоял в том, чтобы задействовать политически активных «туземцев», согласных воплощать в жизнь нужную им политику. Им совершенно безразлично, кто эти туземцы – член парламента, военачальник или же террорист. И если кто-либо из людей погибнет в результате действий «туземцев», проводивших в жизнь ее планы, Раса не чувствует совершенно никакой ответственности.

Фитцджеральд наклонился вперед и рассмеялся.

– Если случается так, что гибнут люди, Раса рассматривает сей факт лишь как еще одно подтверждение нашего морального упадка и правоты своей собственной миссии.

Эви подумала, что извращенный ход рассуждений пришельцев мало чем отличается от человеческого.

Затем Фитцджеральд принялся подробно перечислять события, к которым пришельцы, несомненно, были причастны; и то, что поначалу казалось недоразумением или неуместной шуткой, начинало представать в воистину зловещем свете.

Фитцджеральд чуть ли не категорически утверждал, что иранские террористы, зверски убившие в девятнадцатом году королевскую семью Саудовской Аравии, пользовались финансовой поддержкой Расы.

Это событие послужило толчком к развязыванию третьей войны в Персидском заливе и созданию Оси исламских государств. Фундаменталисты приложили все усилия, чтобы технический прогресс в их регионе сводился исключительно к усовершенствованию вооружений. Программы космических исследований Саудовской Аравии, Египта и Пакистана, и без того находившиеся в зародышевом состоянии, умерли в одночасье. Не без финансовой поддержки Расы в Индии поднял голову оголтелый антиисламский режим, а в Японии – фашиствующая технократия. Нарастание напряженности между Индией и странами Исламской оси, между Японией и социалистическим Китаем в конечном итоге вылилось в Пан-Азиатскую войну, и в 2024 году прозвучали первые выстрелы. Три года спустя в результате атомной бомбардировки Дели превратился в груду развалин. В тридцать пятом такая же судьба постигла Токио.

Оси исламских государств потребовалось всего несколько лет, чтобы переключить свое внимание на освобождение Палестины. В сорок первом году атомной бомбардировке подвергся Тель-Авив.

Только три этих имени – все, что осталось от девяти миллионов человек, – ни надгробной плиты, ни венка.

– Судя по всему, Пан-Азиатская война оказалась настолько успешной, что Раса перешла к развязыванию гражданской войны – поскольку земляне по уши увязли в своих делах – на сей раз в Соединенных Штатах. После Азиатской войны США остались единственной страной, разрабатывающей космические программы, которые выходят за рамки Солнечной системы.

Эви подняла голову. В ее памяти еще были свежи картины увиденного ею в Тель-Авиве. Нет, ей срочно требуется стряхнуть с себя ужас пережитого и хорошенько сосредоточиться на том, что рассказывает Фитцджеральд.

– Одной рукой, – говорил тот, – они пытаются добиться на выборах успеха для тех политиков, что настроены против технологического прогресса и моро. Вы разоблачили одну из их махинаций.

– А что же они делают другой рукой?

– Другой – щедро раздают финансовую помощь радикальным группировкам моро. Они натравливают одних на других, и в результате земляне только и заняты тем, что устраивают бесконечные разборки, и им некогда выглянуть за пределы их крохотного мирка.

Эви тотчас вспомнилась генеральша By с ее боевой техникой. Дело и впрямь шло к гражданской войне. Эви легко представила себе, что может произойти, окажись командование в руках такой сорвиголовы, как капрал Гургейя. Нет, уж пусть лучше оно останется в руках осторожной и уравновешенной медведицы. Эви подумала о космической станции, которая «даже сейчас», как выразился Прайс, приближалась к системе Альфа Центавра. Вот почему Раса оказалась на Земле – исключительно для того, чтобы воспрепятствовать успеху туземцев.

Отсюда и весь сыр-бор.

Однако, дело не только в ней самой. Разгоревшийся сыр-бор приобрел общенациональные масштабы, а искры летели по всему континенту.

Эви посмотрела на ученого. Фитцджеральд, казалось, весь сжался, даже несмотря на воодушевление, с которым он докладывал ей о пришельцах. Эви наклонилась поближе к нему:

– Вы догадались, какая реакция может последовать после запуска космической станции?

– Что?

– Ведь все случившееся является следствием запуска спутников. Дело не в нас, и не во Фрее с его горсткой заговорщиков. – Эви фыркнула, произнеся это претенциозное имя. – Вы предоставили Расе повод с большей силой подталкивать страну к краю пропасти.

– Но ведь никто не предполагал, что их коммуникации действуют со скоростью, превышающей скорость света.

– Никто, кроме Дэвидсона. А это значит, что вы догадывались обо всем года четыре, если не больше, прежде чем пришельцам стало известно о запуске вашей станции.

– Но к тому времени мы бы уже…

– Что? Сделали бы все достоянием гласности? Лично я в этом сомневаюсь. Сумели бы лучше изучить Расу? По-моему, вы и так изучили всю ее подноготную еще шесть лет назад.

– Вы не понимаете…

– Я понимаю, что все шесть лет вы все гребли под себя. Вы занимались своими исследованиями, погрязнув в собственных политических склоках, и в конце концов, ваши же открытия ослепили вас. – Эви поднялась и обвиняюще тыкнула профессора пальцем в грудь. – Никто из вас даже пальцем не пошевелил, чтобы воспрепятствовать…

– Фрей хотел…

– Ваш Фрей был параноиком. Он не доверял ничему, что выходило за рамки его личного контроля. Он настолько боялся предательства, что оно в конце концов, по закону подлости, не замедлило произойти.

– Раса подкупила многих…

– Если бы вы оповестили об угрозе как можно больше людей во всех департаментах, скандал не удалось бы замять. Ведь эти ваши черви, не такие уж они и всемогущие и вовсе не всезнающие…

Позади Эви раздалось шипение, и из отверстия в стене потянуло затхлым воздухом. Из дырки высунулся конец кабеля. Откуда-то сверху послышался голос Димитрия: «Время для аудиенций».

На конце кабеля болталась рукоятка. Эви обернулась к Фитцджеральду:

– Вы сами убедили себя, что делаете правое дело, или же вы попросту не докучали себе вопросами?

Эви ухватилась за рукоятку, и кабель потянул ее вверх по трубе. Ответа профессора она так и не услышала.