Текст книги "Повелители сумерек"

ГЛАВА 10

Улицы были запружены потоком машин, и «Эстиваль» двигался мучительно медленно. Однако их машину никто не остановил. Эви ничего не видела. Она забилась в тесное пространство у заднего сиденья. Любой, кто обратил бы внимание на форд Дианы, заметил бы только женщину за рулем. Правда Эви теперь лишилась обзора, и ей был виден лишь краешек изрезанного небоскребами силуэта Манхэттена.

– Ты хоть представляешь себе, в какую переделку угодила?

– До некоторой степени, – Диана направила машину на одну из широких нью-йоркских магистралей. – Я насчитала на Бэнк-Стрит не меньше пяти полицейских машин.

– Но тогда какого черта ты…

Вопрос повис в воздухе. У Эви не выходила из головы Крис.

– Ты ведь можешь из-за меня погибнуть.

– Какая разница – пристрелят ли тебя легавые во время демонстрации в защиту моро или же отправишься на тот свет, помогая какой-то террористке?

Эви покачала головой. Иногда она с трудом понимала Диану и никак не могла взять в толк, что тому виной – алкоголь или что-то другое.

– К чему ты клонишь?

– Я знаю, кто ты такая. Любой, кто дает как следует прикурить таким гадам, как ты сегодня, попадает у меня в почетный список.

«С ума сойти», – прошептала себе под нос Эви.

– Тебе известно, кто я? – спросила она.

«Так все-таки кто же я такая?» – она сама уже толком не могла этого сказать.

Диана усмехнулась:

– Ты террористка, из радикалов, выступающих в защиту моро. За тобой числится нападение на кондоминиум в Верхнем Ист-Сайде, которое причинило убытков, по меньшей мере, на три миллиона, не говоря уже о нескольких убитых полицейских.

Эви почувствовала, как внутри нее что-то оборвалось.

– Все это, конечно, чушь, но ты меня заинтриговала – интересно, как это можно угодить в такую переделку?

– Болезненный интерес.

– А разве я говорила, что у меня с головой все в порядке?

– А что, именно так и передавали в новостях.

Эви залюбовалась профилем Дианы. Когда та кивнула в ответ, Эви на какое-то мгновение сумела рассмотреть мочку ее правого уха. Там болталась крохотная серебряная сережка, в виде символа анархии – буква «А» в кружочке. До сегодняшнего дня Эви вряд ли бы усмотрела в этом какую-то связь с антиправительственными настроениями.

– Ты сегодня новость номер один по всем каналам. На тебя устроена невиданная ранее облава… – Диана подавила смешок, который прозвучал как фырканье, —… в истории этого города. Правда до сих пор тебя называют «Неопознанной личностью женского пола».

Это вообще не поддавалось никакой логике, даже в свете событий последних двадцати четырех часов.

– Значит, когда ты поняла, кто я такая, и тебе стало ясно, что за мной гонятся легавые, ты решила меня снять?

– Выходит, что вроде бы так.

– Ты ненормальная. – Эви подумала: «А не попробовать ли мне выпрыгнуть из машины?»

– Ты что, недовольна, что я тебе помогаю?

– Да, слишком много народу уже пострадало…

– Уж не хочешь ли ты сказать, что подпольные группировки моро действуют заодно с афганами?

– Что?

Псы-афганы всегда оставались наемниками, которым политика была до лампочки. Обычно они работали на людей. Те им лучше платили.

– Нет, но…

– Значит, ты хочешь мне сказать, что подпольные группировки моро изменили тактику и теперь преследуют обыкновенных гражданских лиц?

– Нет, – отозвалась Эви. – Насилие моро, каким бы незначительным оно ни было в последние годы, всегда было нацелено на «военные» объекты – коммуникации, объекты энергетики, полицию.

Эви умолкла. В ее мозгу эхом отзывался случай с Хасаном в Кливленде. Тогда, как и сейчас, имела место попытка представить деятельность афганских наемников как часть радикального движения моро. Эви без труда представила тех же самых людей, произносящих те же самые фразы, что и шесть лет назад. Группка высших чинов Агентства явно не желает, чтобы кто-нибудь докопался, откуда, собственно, взялись эти афганы.

Диана тем временем продолжала говорить:

– Значит, ты собираешься сказать мне, что ты действительно террористка и воплощение темных сил.

Эви непонимающе уставилась на свою новую подругу, пытаясь уловить, к чему клонит ее благодетельница.

– У меня такое чувство, что скажи я тебе, что я сам Антихрист, ты будешь в восторге.

Диана пожала плечами.

– Значит, кусаешь руку, что кормит тебя.

– Не в этом дело.

– Так в чем же?

– … в том, что если ты будешь держаться за меня, тебя наверняка убьют. – Эви даже удивилась силе своего протеста. Неужели ей и в самом деле хочется, чтобы ее покинула единственная душа, протянувшая ей руку помощи?

Эви было горько подумать, что Диана может закончить свою жизнь, как и Крис. Диана, помолчав с минутку, заговорила снова:

– Уж если мне суждено погибнуть от пули легавых, значит, так было написано мне на роду еще в сороковых…

Обе пассажирки умолкли. «Эстиваль» несся вперед. Машина налетела на ухаб, свернула на боковую улочку и остановилась.

– Кстати об именах, тебя действительно зовут Евой?

– А что?

– Что-то ты не похожа на Еву.

Сделав неосторожное движение, Эви поморщилась – плечо снова напомнило о себе. Выпрямившись, она заметила, что стоит на стоянке. Диана умудрилась въехать в пустой закоулок между рядов обыкновенных кирпичных домов и глухой бетонной стеной старого склада.

– Эви. Эви Ишем, – она взяла свой рюкзак и открыла дверь. – Диана, спасибо тебе за помощь, но я не могу рисковать тво…

Диана перегнулась через спинку сиденья и положила руку на здоровое плечо Эви:

– Погоди.

Эви остановилась и пристально посмотрела на нее. Теперь она почти протрезвела, к счастью, сработал ее искусственно сконструированный метаболизм. Когда пьяная пелена спала с глаз, Эви ощутила, как к ней возвращается способность трезво рассуждать и действовать. Слушая Диану, девушка попыталась реанимировать свою извечную подозрительность.

Диана крепко схватила Эви за плечо.

– Если бы легавые вздумали схватить нас, они уже давно бы это сделали. И ты не сумеешь подвести меня под пулю, если, конечно, сама этого не захочешь.

Эви вырвалась из-под руки Дианы и выскользнула из машины.

Диана гнула свое:

– Когда-то давно у меня были тесные связи с радикалами из движения моро. Я знаю, что ты не из их числа. Если бы ты действительно была той, кем тебя пытаются представить в новостях – я бы уже давно тебя узнала – да что там, любой у нас в Гринвич-Виллидж.

Эви повернулась к Диане. Та пулей сорвалась со своего сиденья и, выпрыгнув из пассажирской двери, загородила ей дорогу.

– Люди в баре не питают особой нежности к легавым. Шпиков уже давно отправили куда угодно, но только не по твоему следу. Ты в безопасности. Да и я тоже.

Воцарилась тревожная тишина, и только снег продолжал белым покрывалом укутывать мир. То, как ночь поглощала звуки, напомнило Эви об Иорданской пустыне. Она почувствовала себя ужасно одинокой, и до нее дошло, что Диана не применет воспользоваться ее слабостью. Это было довольно непривычное чувство. Ведь в конце концов это она воспользовалась Дианой.

Однако, именно Диана вынуждала ее к этому.

– Черт! – Эви уже не смогла сдержать себя.

Обернувшись к своей новой знакомой, она закричала:

– Ну почему ты хочешь мне помочь?

– Ты хочешь знать, почему?

Эви бросила на землю рюкзак и, не обращая внимания на ноющее плечо, широко развела руки.

– Да, я хочу знать, почему. Почему это вдруг кому-то непременно захотелось вляпаться в это дерьмо. Ведь это не твой поединок!

Диана пожала плечами.

– В баре ты хорошо была мне видна. Мне уже и раньше доводилось видеть нечто подобное…

Диана заглянула ей в глаза, словно в душу, и Эви машинально поднесла руку к очкам, дабы убедиться, что они все еще на месте.

– Десять лет назад, когда я помогала беженцам-моро нелегально перебираться в Штаты, сколько народу я перевидала, и у всех было одно и то же выражение.

Эви опустила руку:

– Какое еще выражение?

– Отчаяние, смертельная усталость. Такой вид бывает у тех, кто потерял все на свете. У тех, кто слишком долго спасался бегством – я ведь верно говорю?

Эви почувствовала, как плечи ее сникли. Она по-прежнему пыталась вернуть к жизни свою извечную подозрительность, пыталась представить Диану как потенциального врага. Но даже Абдель предпочитал хранить на сей счет молчание.

– Черт.

– Так что теперь мы почти квиты, согласна?

– Ты почти угадала, – прошептала Эви. Разве она сумеет выпутаться из этой истории без поддержки надежного друга. Эви вздохнула: – Господи. Мне срочно требуется отдых.

Диана захлопнула дверцы машины, подобрала с земли рюкзак Эви и закинула его себе на плечо.

– Предложение остается в силе – давай завалим ко мне. – И словно что-то вспомнив, добавила: – У меня есть диван.

– Где?

Диана указала себе через плечо большим пальцем в сторону склада и зашагала вперед. Эви двинулась вслед за ней. Входом в жилище Дианы служил допотопный грузовой лифт, в котором мог свободно разместиться ее «Эстиваль». Правда, лифт потом ни за что бы не сдвинулся с места.

Трясясь и кряхтя, лифт поднял их на четвертый этаж; под натужные звуки изношенного электромотора мимо приспособленных под жилье мансард. Эви уловила запахи машинного масла, ржавчины, электропроводки, а по мере того как рассеивались остатки алкогольной пелены, и запах Дианы. Жасмин, с легкой примесью пота и пива. И еще…

Лифт замер на месте, и вовнутрь потянуло ароматом дымящихся благовоний, заглушающим собой более слабые запахи.

Диана открыла дверь внушительных размеров мансарды. Справа располагалась небольшая встроенная кухня, слева – стеклянная стена, а между ними – низкая дверь в коридор, который вел в огромное, незанятое мебелью пространство.

Взгляду Эви предстал целый ряд выходящих на Гудзон окон.

Когда они вошли в комнату, там словно нехотя зажегся свет, и картина Джерси-Сити за окном сразу померкла.

– Вот это мой дом.

– Нет слов, я даже не предполагала, что на Манхэттене еще остались такие квартиры.

Эви подошла к софе, которая являла собой как бы центр жилища. Напротив, притулившись у окошка, стоял старый приземистый видеофон. Эви медленно обвела взглядом комнату, пока наконец снова не оказалась лицом к лицу с Дианой. Над лифтом находились небольшие антресоли, завешанные шторой.

Эви постояла с секунду, пытаясь разглядеть все детали.

Диана на мгновение растерялась, а затем покачала головой:

– Плохая я все-таки хозяйка. Хочешь чего-нибудь перекусить? А выпить?

Эви провела ладонью по волосам, поморщившись, когда пальцы зацепились за спутанные пряди.

– Спасибо. Но сначала я хотела бы привести себя в порядок.

Диана остановилась, сделав полшага по направлению к кухне, и направилась в сторону стеклянного блока.

– Да-да, разумеется. Ванная вот здесь.

Ванная комната оказалась размером с пещеру. А под душем могло поместиться с полдюжины людей.

– Брось одежду у двери. Я попробую подыскать для тебя что-нибудь чистое.

С этими словами Диана поставила рюкзак Эви между биде и унитазом. Повертевшись в ванной комнате еще немного, она оставила Эви одну.

В длину ванная была не менее восьми метров и около пяти в высоту. Стены были до половины покрыты кафелем, выше начиналось стекло. Одна из стен имела зеркальное покрытие. Верхняя часть противоположной стены представляла собой ряд окон. Из них открывался вид на снежную круговерть, за которой чернела непроглядная тьма.

Эви бросила куртку.

– Нет, я все-таки совершаю глупость, – прошептала она.

Звук эхом отскочил от десятка стен и рифленого стального потолка и лишь затем замер.

Эви опустошила карманы комбинезона и переложила их содержимое, включая запасные магазины к «Мишкову», в рюкзак. Затем она медленно расстегнула молнию комбинезона и оставив вещи у двери, не глядя в зеркало, шагнула под душ. Она уже позабыла, что значит долго нежиться под горячим душем. Эви простояла под струями воды не менее пяти минут, и лишь потом до нее дошло, что она все еще в очках.

Сняв, она положила их в мыльницу.

Выйдя из-под душа, Эви посмотрелась в зеркало. Она ожидала худшего, если учесть все те передряги, что выпали в этот день на ее долю. Опять-таки, все это результат искусственно заданного метаболизма.

Синяк на ее икре побледнел до цвета желтоватого пятна, а глаз, в который попал слезоточивый газ, производил сносное впечатление. Плечо, однако, являло собой плачевное зрелище. Рана, нанесенная шрапнелью, затянулась, но в результате вывиха, полученного ею во время автокатастрофы, все плечо приобрело багровый оттенок.

Эви попробовала вращать левой рукой во всех направлениях, и каждое движение заставило ее вздрагивать от пронзительной боли.

– Что ж, придется потерпеть, – сказала она собственному отражению.

Даже при ее обменных процессах потребуется еще пара-тройка дней, прежде чем она сможет рискнуть свободно пользоваться рукой.

Эви открыла рюкзак. Большая часть ее аптечки высыпалась во время погони, но, пошарив по дну, она нащупала кое-что из уцелевших медикаментов. В основном это оказались ампулы, совершенно бесполезные без шприца. Но Эви поблагодарила судьбу, что среди них случайно нашелся плавкий полимерный бинт.

Эви перевязала плечо. Предполагалось, что под действием тепла ее собственного тела белая повязка расплавится в некое подобие тугого лангета. Ее замедленный метаболизм в данном случае будет только помехой, но можно воспользоваться феном Дианы.

Как только повязка плотно легла на место, Эви смогла слегка пошевелить рукой. Чуть-чуть.

Диана выполнила свое обещание, положив у дверей вместо комбинезона и кожаной куртки кое-что из чистой одежды. Причем она проявила известный такт – Эви могла выбрать из груды вещей те, что пришлись ей по душе.

Примерив несколько нарядов, Эви стало ясно, что у Дианы нет одежды по ее довольно компактной фигуре.

В конце концов Эви остановила свой выбор на красном кимоно, которое наверняка пикантно смотрелось на рослой – почти под шесть футов – Диане. На Эви же оно казалось обыкновенным халатом, ниспадающим чуть ли не до самых пят.

Очки!..

Эви посмотрела на свое отражение в зеркале, на глаза. Зрачки ее сузились от света. Господи, как бы сейчас ей пригодились линзы! Она вернула очки себе на нос. Уж лучше самой постараться все объяснить Диане, чем нарваться на неожиданную реакцию. Эви никак не могла выбросить из головы физиономию Чака Дуайера.

– Так ты франк… – произнес он тогда так, словно она была куском протухшего мяса.

– Итак, я франк, – сказала Эви своему отражению. – Зачем понапрасну действовать ей этим на нервы.

Она подхватила рюкзак и лишнюю одежду и шагнула из ванной.

«А если она спросит – скажу, что у меня больные глаза».

Диана не спросила.

В кухоньке она накрыла стол и предложила Эви чай и какое-то китайское блюдо из свинины и тофу. Эви жадно набросилась на еду, Диана же не предпринимала вовсе никаких попыток завязать разговор.

Эви была теперь готова ответить на любые вопросы, которые задаст ей Диана. Но ни одного не последовало. Перекинувшись парой ничего не значащих фраз, они молча принялись за ужин. Эви уловила, что от Дианы исходит букет эмоций с преобладанием аромата жасмина. Она тоже воздержалась от расспросов.

В конце концов Диана отвела ее на софу в середине гостиной и оставила одну в темноте. Эви сняла очки, завернулась в одеяло и мгновенно уснула.

ГЛАВА 11

Что-то коснулось ее волос, и Эви мгновенно проснулась. Еще толком не поняв, что, собственно, происходит, она выбросила для удара руку. Ее внутренние часы подсказывали ей, что она проспала четыре часа.

Диана примостилась на краешке кофейного столика. Из-за ее спины, пробиваясь сквозь нестихающую метель, падал свет уличного фонаря. Эви машинально схватила ее за запястье. Пальцы Дианы едва касались ее волос.

– Извини, я не хотела тебя разбудить.

Эви заметила, что Диана слегка покраснела – от ее лица исходило слабое инфракрасное свечение. Это сочетание румянца, рыжих волос и отраженного света от красного кимоно Эви придавало ей особое розовое свечение, некую внутреннюю подсветку. Черная помада исчезла.

Эви медленно отпустила руку Дианы.

– Старый защитный рефлекс. Надеюсь, я не сделала тебе больно?

– Нет, – ответила та.

Диана опустила взгляд вниз, себе на колени и отпустила руку. На ней была лишь куртка от атласной пижамы, на несколько размеров больше.

Эви присела, глядя на Диану. Та по-прежнему восседала на краешке кофейного столика, скрестив ноги. Эви были хорошо видны ее икры. Более округлые и женственные, чем ее собственные. Наверняка доля жировой ткани составляет не менее четырех процентов.

До Эви дошло, что молчание слишком затянулось, вызывая чувство некоторой неловкости.

– Что-нибудь случилось?

Диана подняла глаза и покачала головой. Волосы ее рассыпались по плечам.

– Не знаю.

Эви позавидовала этим длинным волосам. В ее работе они были только помехой. В ее бывшей работе.

Диана смотрела ей в глаза.

– Нет!

Эви мгновенно потянулась рукой к кофейному столику и схватила очки.

– Эви? – в голосе Дианы слышались тревожные нотки.

Черт, черт, черт! Глаза, ну почему ее всегда выдают глаза? Никто никогда не сможет нормально относиться к ней, и все из-за этих чертовых глаз. Эви торопливо надела очки, теша себя надеждой, что Диана не успела разглядеть ее глаз.

Она еще не успела отнять от них руку, когда почувствовала прикосновение пальцев Дианы.

– Твои глаза…

«Ну, давай, говори. Что я не человек. Что я проклятый Франкенштейн – говори».

Диана медленно убрала свою руку вместе с очками. Эви даже не сопротивлялась. Диана все так же неотрывно смотрела ей в глаза. Эви захотелось кричать.

– Почему ты их прячешь? – голос Дианы звучал еле слышно. – Они такие красивые.

Наклонясь вперед, она еще какое-то мгновение смотрела на Эви. Неожиданно встряхнув головой и негромко вскрикнув, Диана бросилась к окну. Эви осталась сидеть на софе, растерянная, со съехавшими на нос очками.

Может быть, ей послышалось. Неожиданно на нее накатилась какая-то горячая волна. Диана стояла у окна, обхватив себя руками и молча глядя на снег. Белая пижама в свете уличных фонарей отливала серебром. Внутренний огонь, бушевавший внутри нее, погас. Теперь она казалась ледяной статуей.

Плечи ее дрожали.

Эви поправила очки и тоже подошла к окну. Диана беззвучно плакала, прижавшись лбом к оконному стеклу. Эви положила руку ей на плечо, совершенно позабыв, что Диане известно, кто она такая.

– В чем дело?

– Не надо было мне этого делать?

– Чего делать?

Диана многозначительно посмотрела на Эви, как бы напоминая, что той и без того прекрасно известно. Эви мысленно согласилась с ней.

– Я, собственно говоря, не против.

Диана обернулась и села на пол, спиной к окну.

– А я – нет. Ты же сказала, что у тебя нет ни малейшего желания пересекать разделительную полосу.

Действительно, разве не так? И тем не менее Эви почувствовала, как у нее участился пульс. Это могло означать все что угодно – отчаяние, усталость или же то, что ей отчаянно не хватает кого-то…

Но к чему объяснения, разве это поможет? Эви пожала плечами, и вывих снова напомнил ей о себе.

– Мне кажется, не будет ничего дурного в том, если я пересмотрю свои взгляды.

– Ты понятия не имеешь…

Диана покачала головой. Капельки слез на ее щеках отражали холодные блики уличных фонарей.

– Я когда-то знала одного типа. Этот мерзавец гордился тем, что соблазнял и «приобщал» бедных наивных ребят из колледжа, а затем хвастал во всеуслышанье своими гнусностями.

– Но разве я похожа на бедную, наивную студенточку?

– Один из этих мальчишек не перенес позора. И застрелился, – Диана покачала головой. – Я ни за что не уподоблюсь тому мерзавцу. Тому гнусному типу.

– Но ты ведь не…

– Ты сама не сможешь. Если кто-то не готов, не уверен в себе…

Диана умолкла и только упрямо качала головой. Эви погладила здоровой рукой ее волосы. Они были мягкими, шелковистыми, примерно такими, какой должна быть на ощупь атласная пижама Дианы.

– Я знаю.

Возникла недолгая пауза. Затем Диана еле слышно произнесла:

– Я не хочу причинять тебе боль.

Эви доставляло удовольствие гладить ей волосы. Ей было ужасно приятно прикасаться к другому существу.

– Диана, а что ты сказала о моих глазах?

– Что?

Эви скользнула рукой по плечу Дианы и опустилась перед ней на колени.

– Скажи мне о моих глазах.

Диана шмыгнула носом.

– Я никогда не видела ничего подобного. Они… они светятся…

Эви наклонилась вперед и погладила Диану по щеке, словно успокаивая ее.

– Мне не будет больно.

И Эви прикоснулась губами к полуоткрытому рту Дианы.

Она тотчас ощутила, как к лицу подруги прилила кровь, впрочем, и к ее тоже. Метаболизм Эви, казалось, позабыл, что ему следует придерживаться низких температур. Диана от неожиданности резко втянула в себя воздух изо рта Эви, увлекая вместе с ним ее язык. Эви ощутила слабый запах зубной пасты и легкий привкус вишни от бальзама для губ.

А поверх всех этих запахов плыл теплый насыщенный аромат жасмина.

Ледяная статуя начала таять.

Это был теплый, влажный, жадный поцелуй, и Диана от неожиданности вся обмякла и прижалась спиной к окну.

Спустя полминуты Эви оторвалась от ее губ и улыбнулась так широко, что у нее заболели щеки. Диана смотрела на нее широко раскрытыми от удивления глазами.

– Вот уж не думала, что ты лесбиянка.

Часть сознания Эви пребывала в не меньшем недоумении.

– Никакая я не лесбиянка, – и, прежде чем Диана могла возразить, снова припала к ее губам. На этот раз она обняла ее здоровой рукой и потянула за собой на пол. Диана даже не сопротивлялась и в конце концов оказалась под Эви.

Боевая подготовка последней оказалась весьма кстати в делах совершенно далеких от боя.

Когда губы Дианы на мгновение вновь обрели свободу, та сумела лишь пролепетать:

– Но…

– Ты против? – Эви выпустила Диану из объятий и стала на колени, оседлав бедра подруги. Не то чтобы совершенно случайно, но кимоно на ней неожиданно распахнулось.

– Да нет, – и словно в подтверждение своих слов, Диана тоже присела, и, заключив Эви в объятия, нежно и трепетно поцеловала ее. Она действовала осторожно, словно нащупывая почву, как бы все еще сомневаясь, что на ее ласки ответят взаимностью.

Во время этих робких объятий кожа Эви нежно соприкасалась с атласной пижамой Дианы. От каждого такого прикосновения внутри нее вспыхивало теплое пламя. Эви уже не могла больше довольствоваться робкими прикосновениями. Обеими ногами и здоровой рукой она обхватила Диану и привлекла к себе.

Грудь Дианы плотно прижалась к ее собственной, и Эви почувствовала, как соски подруги затвердели, упираясь ей в кожу. Разделявший их атлас превратился в завесу шелковистого пламени.

Они оторвались друг от друга, чтобы сделать глоток воздуха. Эви ощутила, как руки Дианы скользнули ей за воротник кимоно. Диана легонько укусила мочку уха Эви и прошептала:

– Почему?

Пока Диана стаскивала с ее левого плеча кимоно, пытаясь при этом не причинить подруге боль, правая рука Эви скользнула ей под пижаму. Тот же самый вопрос она задавала и сама себе.

– Я представлю тебе целый список причин.

Диана помогла Эви стащить через голову пижаму. Бледная кожа женщины светилась отраженным блеском фонарей и каким-то внутренним сиянием. Эви поцеловала ее в щеку.

– Я так одинока. Ты мне нужна. Это выше моих сил.

Эви поцеловала ямочку на шее у Дианы и медленно потянула подругу вслед за собой на пол. Приподняв голову, она провела пальцами правой руки по ее подбородку.

– Ты выручила меня.

Теперь они лежали бок о бок, тесно соприкасаясь телами. Дыхание Дианы участилось. Эви соскользнула вниз и поцеловала ей правую грудь, неторопливо лаская языком сосок. Одновременно она правой рукой нежно касалась ее левой груди.

Диана напряженно выгнула спину, и Эви опустилась на нее сверху.

Она все ниже скользила по телу Дианы, влажному от выступивших капелек пота. Эви поцеловала ее пупок, нежно припадая губами к каждой клеточке живота.

Эви ощущала исходивший от Дианы терпкий запах желания. Посмотрев в глаза, она произнесла:

– Самое главное… – и опустилась еще ниже, – тебе понравились мои глаза.

Эви зарылась головой между бедер Дианы и принялась целовать нежные складки под шелковистыми рыжими волосами.

И слова стали не нужны…

Больше двух часов они не выпускали друг друга из объятий. Каким-то чудом им удалось сохранить обстановку комнаты в целости и сохранности и вторично не вывихнуть плечо Эви из сустава.

Трудно сказать, в какой момент их энергичные любовные упражнения перешли в умиротворенные объятия. Достоверно можно утверждать только то, что к этому времени уже рассвело. Эви положила голову на плечо Диане. Они сидели на полу перед софой, накинув на плечи одеяло. Стол они оттолкнули в сторону. Взгляд Эви скользнул мимо видеофона к окну.

Солнечные лучи только начинали золотить своим нежным светом верхушки небоскребов на другом берегу реки. Снег прекратился, и небо казалось кристально-синим. Как ни странно, мир снова представал перед ней обновленным, исполненным жизни.

Эви почувствовала, как Диана нежно гладит ей волосы.

– Проснулась?

– Угу.

– Как ты себя чувствуешь?

Как она себя чувствует? Откровенно говоря, чертовски растерянно. И дело не в том, что она раскаивалась в содеянном. Как раз-таки наоборот – совершенно ни в чем не раскаивалась. Просто Эви было трудно сознаться себе в том, что она разучилась предвидеть собственные действия.

Следовало признать, что секс с Дианой принес ей больше удовлетворения, чем то, что она до этого имела с любым из мужчин. Эви не могла утверждать, что тому причиной – либо она действительно лесбиянка, либо мужики, с которыми она спала до этого, в сущности были ей безразличны.

А может потому, что Диана была первой из ее возлюбленных, с кем не надо было надевать эти чертовы контактные линзы. Все остальные были сродни Чаку Дуайеру.

– Гораздо лучше, – наконец произнесла Эви вслух.

И это действительно было так. Ее душа давно изнывала от одиночества, еще задолго до встречи с Дианой.

Снова воцарилось молчание. Спустя несколько минут первой заговорила Диана:

– Расскажи мне о себе.

Эви закрыла глаза:

– Многое тебе пришлось бы не по душе.

– У тебя есть семья?

– Нет?

– Никого?

Эви мысленно перенеслась в Израиль.

– Было что-то вроде семьи. Около пятидесяти сестер, один отец.

Диана погладила ей волосы.

– А вот я – единственный ребенок. А твои многочисленные сестры – вот это, пожалуй, семейка!

Эви беззвучно рассмеялась:

– Всех нас искусственно вывели японцы – словно цыплят, в экспериментальной лаборатории в Иордании. А затем однажды, во время налета коммандос из «Моссад», мы оказались захвачены израильской стороной. Я выросла в заведении, представлявшем собой нечто среднее между интернатом и казармой.

– Ты сказала, что у тебя был отец.

– Полковник Хаим Абдель. Он был главным в заведении.

– А что стало с остальными?

Эви пожала плечами.

– Разразилась война. И мы ее проиграли.

– Но это было уже давно. Сколько тогда тебе было лет?

– Шестнадцать, когда на Тель-Авив сбросили атомную бомбу.,

Диана задумалась, но спустя некоторое время заговорила снова:

– А мне казалось, что я еще не скоро услышу подобные истории.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Еще в сороковые годы я помогала десяткам моро перебраться в Штаты. Особенно после беспорядков, когда все границы были на замке.

Неужели она и впрямь это слышит? Ведь в течение многих лет, с тех пор как она попала в страну и почти насильно была завербована Агентством, ее работа заключалась именно в том, чтобы вылавливать людей, вроде Дианы. А теперь она оказалась с ней в одной постели.

– Когда ты приехала в Штаты? – поинтересовалась Диана.

– В сорок пятом.

– А как тебе это удалось? Иммиграционная служба до сих пор слышать не желает об искусственно созданных людях.

Эви подумала о круглолицем чиновнике из Госдепартамента, проводившем с ней собеседование. Он сказал, что въезд франкам в страну заказан. Именно тогда Эви впервые услышала это словцо. Однако, если она даст согласие работать на правительство, он, пожалуй, похлопочет за нее.

– Мне пришлось пойти на кое-какие уступки, – сказала Эви.

– Могу себе представить.

Эви ощутила себя лгуньей. Ей следовало бы рассказать Диане все как на духу, но внезапно Эви стало страшно потерять свою новую подругу. Как, собственно, она могла сказать этой женщине, что провела двенадцать лет на правительственной службе?

А еще она ощущала смертельную усталость. Эви вздохнула:

– И все-таки мне нужно докончить мой сон, который ты прервала.

– Ясно, – Диана поднялась на ноги, подхватив с пола пижаму. – Спокойной ночи… то есть утра.

И она направилась к лесенке, ведущей на антресоли. Эви прокашлялась.

Диана обернулась:

– В чем дело?

Эви приподнялась, держа в здоровой руке кимоно.

– После таких трудов я остаюсь спать на софе.

* * *

Эви проснулась в полдень первого января. Осторожно выскользнула из постели, стараясь не разбудить Диану, и прошла в кухню.

Подогрев остатки вчерашнего ужина, она достала из рюкзака библиотечную инфокарту и засунула ее в считывающее устройство видеофона. Через секунду прибор уже был готов к работе. Эви пошарила вокруг и нашла пульт. Ночью каким-то образом он залетел под софу.

На экране появилась коммерческая телепрограмма – футбольная лига четвероногих. Игра была прервана из-за травмы одного из участников. Эви краем уха услышала, что назначен двадцатиметровый пенальти за незаконное применение когтей.

Эви нашла на пульте кнопку базы данных и вывела на экран информацию с карты.

Футбольный матч сменился на экране эмблемой нью-йоркской Публичной библиотеки.

– Япония, – сказала Эви себе под нос, досадуя, что на пульте Дианы отсутствуют многие сложные функции.

Она провела у экрана несколько часов, анализируя хорошо известные ей факты: политические убийства, ответственность за которые брал на себя Фронт Национального Освобождения, каким-то образом были связаны с Палатой Науки и Техники. Обычно ФНО наносил удары по твердолобым политикам, но некоторые из его жертв были из числа мягкотелых либералов. И наоборот, подчас это были реформаторы, которые хотели бы предоставить оккупированной Японии известную независимость. Кроме того, ФНО отличался нетерпимостью к соперничающим организациям. Особенно жестоко он преследовал тех, кто брал на себя смелость говорить от имени японского народа.

По мнению Эви, перед ней сейчас предстала организация, главной целью которой, несмотря на всю риторику, было стремление сохранить статус-кво.

Само по себе это мало что значило. Любая организация могла пасть жертвой бюрократической машины и борьбы за власть. Даже террористы – к ним это особенно относилось – могли настолько закоснеть в своих взглядах, что теряли из виду первоначальные цели.

Тем не менее, хотя наносимые фронтом удары ни в малейшей степени не содействовали освобождению Японии, они существенно замедляли технический прогресс по всему Тихоокеанскому кольцу. Особенно в тех областях, где японцы удерживали пальму первенства. Собственно говоря, подумала Эви, не будет большой натяжкой утверждать, что ФНО несет ответственность за то, что Азиатское научное содружество, одержимое подозрительностью, все больше замыкается в себе.