Текст книги "Сбежавшая невеста"

ГЛАВА 17

Мисс Баттерворт вздохнула и положила книгу на колени. Все было бесполезно. Несмотря на прекрасный язык мистера Чарльза Диккенса и захватывающее повествование, она не могла сосредоточиться на «Повести о двух городах».

«Конечно, – подумала Пенелопа, криво усмехаясь, – это и неудивительно. Последние два дня я ни о чем не могла думать, кроме как о последнем разговоре с Патриком».

Она снова вспомнила его, зло расхаживающего по кабинету и объясняющего ей, что она «наделала»:

– Все в El Paso только и говорят о вас, черт возьми!

– В самом деле, Патрик? Нет никакой нужды обращать внимание на вульгарные профанации.

– Черт, Пенелопа! Я пытаюсь объяснить тебе, во что ты на этот раз влезла!

С безмятежным выражением на лице Пенелопа спросила:

– Ответь мне, ради Бога, что заставляет тебя так сходить с ума?

Даффи пересек кабинет и остановился перед ней не более чем в трех дюймах. Сжав пальцы в кулаки, он смотрел ей прямо в лицо, и раздражение ясно читалось в его взгляде.

– Если слушать городские сплетни, то получается, вы всего лишь обвинили донью Анну в убийстве.

– Конечно же, нет! По крайней мере, не такими словами. – Мисс Баттерворт выпрямилась и спокойно посмотрела на него. – Я ни разу не сделала обвинения. Не забывайте, мой брат был юристом. И «клевета» – очень уродливое слово. – Она слегка покачала головой. – Я просто дала понять, что Юстас был отличным наездником. И что кое-какие бумаги, которые подготовил дон Рикардо, исчезли со смертью его адвоката. И я сказала, что обстоятельства смерти моего брата были на руку донье Анне.

– И это все?!

Неуместный сарказм, Патрик, не менее уродлив, чем клевета.

– Прости меня… – Он запустил пальцы в свои густые волосы, оставив на макушке забавные хохолки.

Пенелопа с трудом подавила в себе желание пригладить их.

– Конечно, Патрик.

– Ты не будешь лезть в это, не так ли?

– Что?

– Это не Лондон, ты до сих пор не поняла?! Здесь нет констеблей на каждом уличном перекрестке. Здесь нет хороших манер, присущих цивилизованному обществу. Черт подери тебя, Пенелопа! – Его руки легли ей на плечи, он крепко сжал ее. – Господи, разве ты не понимаешь? Если донья Анна и убила Юстаса… что помешает ей сделать то же самое с тобой?

Пенелопа резко мотнула головой, пытаясь избавиться от надоедливых воспоминаний. Бесполезный жест. Все равно она возвращалась к этому разговору бессчетное количество раз за последние два дня, хотя так и не приблизилась к ответу на вопрос Патрика.

Увы! Мистер Даффи так и не понял, что она не собирается останавливаться, не доведя дело до конца. А ей было просто смешно: как могла одна злобная старуха превратить всех вокруг себя в запуганных детей? Что ж, этого не случится с Пенелопой Баттерворт!

Женщина поставила ноги на скамеечку, стоящую перед ее массивным креслом. Ее взгляд бродил по огромной хорошо обставленной гостиной. Яркие живописные пейзажи висели на стенах. Поток солнечных лучей падал на большое позолоченное зеркало над камином и, отражаясь, красиво освещал комнату. Стулья и диваны уютно окружали камин, располагая к разговорам, которые, однако, происходили нечасто, потому что Патрик постоянно избегал ее компании. Пенелопа взглянула на огромное пианино, стоящее в дальнем углу комнаты. Хотя на нем никто не играл, оно было настроено: она сама его пробовала вчера.

Ее внимание привлек портрет, стоящий на кружевной салфетке, покрывающей пианино. Женщина долго смотрела на него. В течение последних двух дней Патрик вытащил портрет Джульетты из ящика и поставил на видное место.

Конечно же, Пенелопа была рада этому, но не могла не интересоваться: что же вызвало такую перемену в его сердце? Было совсем непохоже, что он расскажет ей об этом. Он даже не объяснил, почему был так уверен, что Джульетта не его ребенок.

– Con penniso, синьора?

Подняв глаза, мисс Баттерворт увидела, что Джоанна топчется в дверном проеме, держа нагруженный чайный поднос. В китайском чайнике, как всегда, был ароматизированный корицей кофе, а не чай, который она предпочитала. Но печенье Джоанны вполне искупало отсутствие ее любимого напитка.

– Спасибо, Джоанна, – сказала Пенелопа с улыбкой, – поставь поднос вон там… – Она махнула рукой на низкий, с замысловатым рисунком стол, стоящий перед ней.

Мексиканка поспешила в комнату, поставила свою ношу, смахнула передником воображаемую пылинку.

– Что-нибудь еще, синьора?

– Нет, спасибо.

Джоанна уже почти вышла из комнаты, когда Пенелопа спросила:

– Мистер Даффи еще не вернулся?

Lo siento[21]21
  Lo siento – извините (исп.).


[Закрыть], синьора. К сожалению, нет. – Испещренное морщинками лицо женщины вытянулось от огорчения.

– Все в порядке, Джоанна. Не беспокойся. Оставшись одна, Пенелопа выпрямилась в кресле и потянулась за чайником. Наливая горячий напиток в хрупкую чашку, она подумала, что хотела бы быть такой уверенной, какой пытается казаться.

«Что, интересно, Патрик собирается делать? С тех пор, как он велел ей не отлучаться из дома, сам он ежедневно отсутствовал. Это заключение становится невыносимым. Она не привыкла к сидячему образу жизни».

Все проблемы в своей жизни мисс Баттерворт встречала с поднятой головой. И у нее не было никакого желания оставаться безучастной теперь.

Пенелопа сделала маленький глоток и, убедившись, что кофе еще чересчур горячий, поставила чашку на блюдце.

Не успел кофе как следует остыть, голос Джоанны снова нарушил тишину:

– Con penniso, синьора?

– Да, Джоанна.

Войдя, женщина немного повернулась, посмотрела в коридор и сделала знак рукой:

– Vengal Venga aquil[22]22
  Venga aquil – поди сюда! (исп.)


[Закрыть] – Раздосадованная, она посмотрела на Пенелопу.

– Прошу прощения, синьора. Я зову его сюда, но он… – мексиканка округлила глаза, стараясь подобрать правильное слово. Наконец, она нашла его: – inquieto. Я хочу сказать: «стесняется».

– Стесняется? – Она неторопливо поднялась и пересекла комнату по направлению к двери:

– Почему? И кто «он»?

– Carambal – Пробормотала Джоанна и стукнула себя ладонью по лбу: – Lo siento. Я не сказала!

Экономка опять бросила взгляд в коридор, потом со вздохом повернулась к Пенелопе. – Это Эстебан. Он работает у доньи Анны Сантос, синьора. Вот из-за нее ему и неловко.

Волна возбуждения охватила Пенелопу, она едва нашла в себе силы подавить ее.

– Сначала дело! – Твердо напомнила она себе, шагнула в коридор и посмотрела туда, куда указывала Джоанна.

Там, в нескольких шагах от нее, стоял старик. Его плечи сгорбились, будто на них лежал груз всех мировых проблем. Он стоял и смотрел на нее самыми печальными глазами, которые ей когда-либо приходилось видеть. Пенелопа улыбнулась ему и прошептала:

– Джоанна, этот человек говорит по-английски?

– Si, синьора. Не так хорошо, как я, но говорит.

Пенелопа поспешила ему навстречу и ласково взяла за руку.

– Добрый вечер, Эстебан.

Он сжал поля своей потрепанной соломенной шляпы и нерешительно улыбнулся:

– Buenos tardes, синьора.

Учтиво пожав старику руку, Пенелопа повела его по коридору в гостиную.

– Это так мило с вашей стороны, что вы навестили меня, Эстебан. – Она оглянулась на мгновение и сказала: – Джоанна, не принесете ли вы еще одну чашку для моего гостя?

Глаза экономки расширились от удивления, но, ни слова не говоря, она пошла за чашкой.

Не обращая внимания на слабые протесты, Пенелопа усадила Эстебана на стул рядом с собой. Он сидел прямо, словно проглотив аршин, чувствуя себя неловко в этой богатой обстановке, и женщина использовала его минутное замешательство, чтобы получше рассмотреть его.

Его лицо было сильно отмечено прожитыми годами, но все же в нем осталась… доброта, которая смягчала резкие линии. Пенелопа видела, что его руки слегка дрожат. Было видно, что он сильно напуган.

«Ну, что ж, – сказала она себе, – сейчас мы выясним – почему».

Когда Джоанна принесла другую чашку, Пенелопа налила гостю кофе.

– Gracias, синьора, – прошептал он, беря чашку из ее рук. Затем решительно поставил ее на стол, даже не попробовав напиток.

Пенелопа положила ладонь на его руку, подняла голову и по-дружески посмотрела на него:

– Итак, Эстебан. Вы пришли, чтобы рассказать, что-то важное?

– Si, синьора.

– Что же?

Глубокое прерывистое дыхание сотрясало его тщедушное тело. Наконец, решившись, он невнятно произнес:

– Я пришел, чтобы предупредить.

– О чем?

– О донье Анне, синьора.

– А-а. И вы тоже. – Может быть, она, наконец, получит доказательства, которых так долго ждет? Может быть, Эстебан сможет рассказать ей то, о чем она так давно и безрезультатно пытается узнать? Пенелопа ждала, сдерживая возбуждение.

– Ваш брат, синьор Юстас…

– Да?

– Синьор Юстас был добрый человек, синьора.

Эстебан задумчиво кивнул головой и уставился в пространство, как будто видел человека, о котором говорил. – Я видел его, когда он в последний раз покидал ранчо. Немного погодя я услышал, как донья Анна послала за ним двух людей. Они должны были принести какие-то бумаги, которые вез синьор Баттерворт.

– Завещание! – кровь отхлынула от лица. Подозревать что-то и иметь уверенность, подтверждающую факты – это, как оказалось, совершенно разные вещи. Вспышка новой, более сильной боли пронзила ее, и Пенелопа с трудом заставила себя выслушать то, что говорил ее гость, до конца.

– Хотя люди la Patrona вернулись с бумагами в тот же вечер, смерть синьора Юстаса обнаружилась несколькими днями позже. Но я уже тогда знал, что он мертв. Энрике и Карлос. Они убили его.

Она тихо застонала, и Эстебан обернулся на этот звук. Глядя прямо ей в глаза, он порывисто говорил:

– Теперь я пришел, чтобы спасти вас, синьора. Донья Анна – могущественная женщина, но я уже старый человек, и если я умру, – он ложал плечами, – что это значит? Я не хочу видеть как она причинит зло еще одной inocente[23]23
  Inocente – невиновный (исп.)


[Закрыть].

Пенелопа сжала его руку и, стараясь сдержать слезы, подбадривающе улыбнулась ему:

– Вы храбрый человек, Эстебан. Я благодарю вас.

– Рог nada. He за что.

Разрозненные мысли беспорядочно носились у нее в голове, наконец, одна из них стала ясной: «Нужны конкретные доказательства!»

– Вы не знаете, это завещание все еще у доньи Анны?

– Те бумаги, которые вез синьор Юстас? – старик пожал плечами и смущенно одернул свою поношенную рубашку. – Не знаю, синьора. Не думаю, что это так.

– И я боюсь, что нет, – пробормотала она. Затем, увидев, что он встает, спросила: – Вы возвращаетесь к донье Анне?

Эстебан невесело усмехнулся.

– Нет. Я стар, но еще не готов умереть, – его узкие плечи заметно расправились. – Я пойду куда-нибудь!

– Ерунда! – Пенелопа встала и взяла его узловатые, разбитые работой руки в свои. – Вы останетесь здесь.

– Aqui?[24]24
  Aqui – здесь (исп.)


[Закрыть] – его брови поднялись в смущении. – Но синьор Даффи…

– Он согласится, – перебила она его. – Здесь всегда найдется место для храброго человека.

Старик так смотрел на нее, что Пенелопе пришлось в конце концов отвернуться от его благодарного взгляда.

– Джоанна, – позвала мисс Баттерворт. Экономка тотчас появилась в дверном проеме, и Пенелопа не сомневалась, что она все это время стояла в коридоре, подслушивая. Но Пенелопа подумала беспомощно, едва ли стоит обвинять ее. Она делает это из стремления помочь, и грех сердиться на человека за подобные намерения.

– Si, синьора?

– Джоанна, могу я попросить подготовить для него комнату в крыле для слуг? Пожалуйста!

Глаза мексиканки снова расширились от удивления, но видно было, что она довольна.

– Si, синьора.

– Я увижу вас обоих позже. – Пенелопа поспешила из комнаты, уже строя планы.

Джоанна дружелюбно сказала по-испааски:

– Идем, Эстебан. Мы найдем тебе комнату, а затем я накормлю тебя лучшим чили[25]25
  Чили – блюдо из перца


[Закрыть], который ты когда-либо пробовал.

Он вздохнул с облегчением.

– Все будет хорошо, gracias. Синьора Баттерварт очень добрая.

– Si, – усмехнулась Джоанна, – однако не слишком добрая. Синьора Баттерворт – сильная женщина, Эстебан. Донья Анна, наконец, встретится с противником, который возьмет верх над ней.

Старик нервно перекрестился, а Джоанна подбадривающе улыбнулась и повела его на кухню.

Мик натянул поводья и подождал, пока Джули догонит его. С высокого обрыва они смотрели на широкую пустыню, лежащую внизу перед ними. Далеко вдали виднелась неровная линия гор. El Paso раскинулся у их ног беспорядочной толпой кирпичных зданий, защищенных высоким лесом.

Даже на таком расстоянии Мик заметил блики солнца на воде Рио-Гранде. Кое-где вдоль изрезанного берега реки были видны зеленые пятна – там, где воду использовали для орошения полей.

Наконец, они добрались. Он увидел, что Джули смотрит на свой дом, и ему не понравилось выражение тревоги, застывшее на ее лице.

– Как далеко ранчо твоего отца от города?

– Два часа езды, – ответила она, не сводя глаз с дома.

– Хорошо, тогда мы доберемся к месту до наступления ночи, – он сомневался, что ему удалось скрыть сожаление в своем голосе.

– А что дальше?

Она подняла подбородок, и он подумал, как много этот маленький жест значит для него. Ему пришлось ехать зубы, чтобы ответ прозвучал твердо:

– Давай сейчас просто поедем. Доберемся до дома, а тогда уж будем беспокоиться, что дальше, хорошо?

– Si, хорошо, – она оглянулась и нахмурилась.

– В чем дело, Дхульетта?

– Вроде бы ни в чем. Просто, как будто…

Мик проследил за ее взглядом. Низкие валуны и скалы не отличались от остальных, мимо которых они ехали весь сегодняшний день.

– Что?

– Я чувствую на себе чей-то взгляд, кажется, кто-то наблюдает за нами.

Мик приподнялся на стременах и окинул взглядом местность. Однако ничего необычного не заметил. «Должно быть, нервы, – сказал он себе, – Бог свидетель, мне самому тоже как-то неспокойно».

Расслабив мускулы, он резко упал в седло, и в тот хе миг почувствовал ослепляющую вспышку боли, пронзившую его голову. Падая с коня, Мик слышал звук выстрела. Крик Джули исчез, и свет померк у него в глазах.

Сатана неожиданно помчался через пустыню сумасшедшим галопом.

Джули старалась успокоить свою кобылу; услышав стук копыт, она обернулась и увидела, что Мика нет в седле. Почувствовав недоброе, Джульетта опустила глаза и, увидав тело мужа, распростертое на песке, едва не задохнулась при виде ярко-алой струйки крови, стекавшей из его виска.

– Dios mio, он мертв!

Она не могла дышать. Не могла кричать. Не могла пошевелиться. Мик! Прошло какое-то время, пока стук копыт лошади, мчавшейся галопом, дошел до ее сознания. Ее грудь сжалась от боли, но Дхули не успела почувствовать этого. Она схватила поводья и, бросив последний взгляд на Мика, пришпоривая кобылу, помчалась в сторону Еl Paso.

Тяжелые двойные двери распахнулись и с шумом стукнулись о косяк. Патрик долго не мигая смотрел на пустой коридор ранчо Сантос.

Патрик Даффи не собирался снова входить в этот дом. Шестнадцать лет назад, когда Елена умерла, он решил, что узы, связывающие его с этим домом должны быть разорваны. И если бы не Пенелопа Баттерворт, которая постоянно подвергала сомнению его уверенность, то никогда бы не вернулся сюда. Но за несколько коротких дней Пенелопа зажгла свет надежды на его хмуром небосклоне. Она разорвала хрупкую паутину полуправды, которой он себя окружил.. Ее неженская сила воли, ее решимость найти сведения о смерти брата, ее непоколебимая уверенность в том, кого она любила, бесстрашное стремление помогли ему понять, насколько отвратительно выглядит его собственная слабость. И, в конце концов, он вернулся. Вернулся в этот дом, где все началось.

Если и были ответы на вопросы, мучившие его последнее время, то они были здесь. У нее. У доньи Анны.

«Боже мой, я пришел сюда! Может быть, будет лучше сейчас же уйти, оставить мертвых в покое?

Но ведь я терпел столько лет! Разве я когда-нибудь ворошил прошлое? А оно преследовало меня годами! Не только Елена, но и собственные поступки. А Джульетта?

Мог ли я сделать ее счастливой? Нет! Потому что прошлое всегда стояло между нами.

Настало время встретиться с ним лицом к лицу. Неважно, с каким.

Стон боли вырвался у него при виде широкой; закругленной лестницы, ведущей в корвдор второго этажа: он вспомнил эту лестницу такой, какой видел ее давным-давно, в день свадьбы.

Елена уверенно стояла наверху, спокойно оглядывая толпу, ожидающую ее. Потом ее глаза встретились с его. Она стала спускаться по этим самым ступенькам, гордо подняв голову под белой кружевной накидкой, развевающейся при ходьбе. Елена шла, чтобы встретить его. Даже когда дон Рикардо встретил ее в конце лестницы и взял под руку, девушка не взглянула на отца. Ее глаза были только для Патрика.

Даффи тихо застонал. Через несколько коротких лет она ушла. Теперь перед ним вставали другие воспоминания, далеко не приятные.

Патрик ясно видел Елену в ее постели, бледную, умирающую. Слышал свой срывающийся голос, требующий признания. Он спрашивал снова и снова, изводя ее вопросами, пока, наконец, она, измученная, не сказала ему то, что он хотел услышать.

Глаза сухие, слезы давно выплаканы; Елена бросала ему назад его же слова… соглашаясь со всеми его обвинениями. Но и тогда, с ее признанием, Патрик не получил долгожданного облегчения. Даже в самые мрачные минуты он надеялся, что ошибся. Что она не предавала его. И теперь, вспоминая ее слабый шепот, умоляющий о последней просьбе, он не может избавиться от чувства вины за то, что тогда оставил ее, умирающую, и при ней была только Джоанна.

Патрик вздрогнул и тряхнул головой, отгоняя тяжелые мысли. «Господи, – подумал Даффи уныло, – неужели я был не прав все эти годы? Неужели я позволил своей ревности убедить себя в том, чего никогда не было?» Теперь он не только сомневался в том, предала ли его Елена, но и начал понимать, что, возможно, сам предал ее. Сможет ли он сейчас встретиться лицом к лицу с правдой? Патрик снова обвел взглядом дом. Да, сможет. Должен. Господи, он должен найти правду ради Елены, ради себя, ради Джульетты.

Даффи отвернулся от лестницы и пошел по длинному, выложенному плиткой проходу. Каблуки его сапог грохотали по полу. Патрик остановился возле первой двери, затем возле другой, третьей… Он должен видеть Анну Сантос! Но все комнаты были пусты. Если где-то рядом и были слуги, они избегали его. Единственный звук, слышный во всем доме – звук его шагов.

Стремительно двигаясь дальше по коридору, Патрик отметил, как сильно изменился дом. Когда дон Рикардо был еще жив, все выглядело по-другому: и поместье, и ранчо. Теперь старое здание походило на нынешнюю его хозяйку. Холодное, пустое.

В конце коридора осталась последняя закрытая дверь. Кабинет хозяина. Наверняка, она была там. Ждала.

Патрик долго рассматривал кожаную дверную обивку. Затем протянул руку, и его пальцы сомкнулись, сжав холодный металл; он решительно повернул ручку и широко распахнул дверь.

La Patrona сидела за письменным столом Рикардо. Медленно подняв на него глаза, она слегка изогнула тонкие губы, но так и не улыбнулась:

– Добро пожаловать, зять!

ГЛАВА 18

Мик застонал, осторожно повернулся и пробормотал:

– Перестань толкаться.

Его глаза приоткрылись, и он увидел над собой морду Сатаны. Лошадь нетерпеливо встряхивала головой и тихонько ржала.

– Все в порядке, ты, старый мешок с сеном. Я встаю. – Мик поднял голову и тут же застонал от нахлынувшей боли. Тронув кончиками пальцев свое лицо, он нащупал запекшуюся кровь в волосах и на щеке, и зажмурился, наткнувшись на вмятину в черепе, оставленную пулей, задевшей висок.

– Дьявол, – пробормотал Мик и осторожно сел. Его голова невыносимо болела, но он понимал, что ему повезло. Стрелок, очевидно, промахнулся потому, что Мик неожиданно упал в седло. Он взглянул на Сатану, очень довольный тем, что научил его всегда возвращаться к себе, потом повернул голову и посмотрел вокруг. Пустыня, покрытая серыми тенями была безлюдна. Мысль о жене встревожила его, ударила, словно кнутом: где Джули? Тупая боль в голове стала сильнее от беспокойства. Нигде не было видно никаких следов. Ее лошадь умчалась. Она не лежала убитая на земле; значит, уехала или ее увезли.

Черт побери! Добраться так близко, что можно было видеть El Paso, чтобы здесь случилось такое! Ну что ж, кто бы его ни подстрелил, этот мерзавец будет очень удивлен, когда «покойник» отправится по его следу. И предчувствие подсказывало ему, что если он поедет этой дорогой, то в конце ее найдет Энрике.

Пошатываясь, Мик встал на ноги. И тут же почувствовал, что его голова вот-вот рассыплется на части.

Но после нескольких болезненных минут стук в голове превратился в более-менее выносимую пульсацию.

Сатана подошел к нему, и мужчина с благодарностью обнял животное за шею.

– Стой спокойно, мальчик. Не будем играть сегодня, хорошо? – Мик боролся со своей болью, загоняя ее в дальний угол мозга.

Сейчас нужно думать о том, как быстрее добраться до El Paso. Там кто-нибудь ему поможет найти ранчо Даффи. Будь он в лучшей форме, – нашел бы Джули сам, просто идя по следу. Но с простреленной головой выйдет намного быстрее, если отправиться прямо на ранчо ее отца. Мистер Даффи наверняка знает, кто стоит за всем этим.

Если бы это были апачи, то, Мик абсолютно уверен, что был бы сейчас без скальпа. Это, должно быть, снова ее бабка. И, что бы ни придумала эта старая стерва, он все же найдет Джули.

Мик забрался в седло, плюхнулся на место и, сжав зубы, крепко схватился за луку седла. Мир перед глазами угрожающе качнулся, затем все стало на свои места.

То, что Джули рассказывала ему о своем отце, не вселяло особой надежды. Неизвестно, захочет ли Патрик Даффи помочь ему забрать Джули от ее бабки. Но, по крайней мере, этот негодяй скажет ему, где живет старая ведьма.

– А когда мы будем знать это. Сатана, – прошептал он, – мы поедем и заберем мою жену.

Лошадь сорвалась с места, когда Мик ткнул ее каблуками в бока. Раненный или нет, Мик будет скакать всю ночь, если это будет нужно для спасения Джули.

– Чего ты хочешь?

– Правды. – Патрик вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

Поздний вечер, солнце с трудом пробивается через тяжелые темно-бордовые шторы. Воздух в комнате застоявшийся, как будто окна здесь не открывали несколько лет. Керосиновая лампа, стоящая на столе, отбрасывала дрожащий свет на лицо старухи, и Патрик был поражен, как мало она изменилась за все эти годы.

Время не смягчило ее резкие черты, и маленькие черные глаза не стали теплее. Единственным намеком на ее действительный возраст была яркая белизна ее волос, да слегка затрудненное дыхание.

– Правды? – Анна оскалилась, точно дикое животное. – Какой правды? Той, что требует гринго, которая гостит у тебя в доме?

– Кто?

– Женщина из Англии, которая рассказывает небылицы обо мне. Это она заставила тебя придти сюда? – Донья Анна невесело рассмеялась. – Вероятно для того, чтобы извиниться от ее имени?

– Ты, старая ведьма, – прошептал он и был очень доволен, увидев, как ее передернуло от оскорбления, – Пенелопа Баттерворт не нуждается во мне, чтобы защититься от таких, как ты! Я здесь совсем по другому поводу.

– Если это не о твоей англичанке, то меня это не интересует. Уходи прочь, borracho! Ты отвратителен мне.

– Я не пьян, Анна. – Патрик оперся ладонями на стол и смотрел прямо в ее безжизненные глаза. – Удивлена? Да, я вижу, что удивлена.

– Что тебе нужно от меня? Говори и уходи!

– Я сказал тебе, Анна. Мне нужна правда о Елене, обо мне и Джульетте.

Спазм чего-то, что могло бы быть удовольствием, исказил ее лицо. Донья Сантос отложила ручку и откинулась на спинку слишком большого для нее кресла. Она переплела пальцы, немного вскинула голову и, сузив глаза, долго смотрела на него.

– Говори, черт бы тебя забрал!

Звук, похожий на шорох листьев, наполнил комнату;

Патрик не сразу понял, что она смеется. Холодная дрожь пробежала у него по спине.

– Ты дурак. Ты всегда был дураком. И размазней.

– Мне не нужно твое чертово мнение о моем характере.

– Характере? Xa!

– Скажи мне о Елене. И о Дужьетте.

Даффи не собирался обращать внимание на ее оскорбления. Он шестнадцать лет готовился к тому, чтобы услышать правду, и, видит Бог, услышит ее! Внезапно донья Анна встала. Кивнув головой, она обошла край стола и пересекла комнату, чтобы встать напротив.

– Подумать только, ты пришел ко мне спрашивать о собственной жене и ребенке! – старуха взглянула на него в упор. – Как многого тебе это стоило, borracho.

Патрик вздрогнул, но не оттого, что она назвала его пьяницей.

– Скажи мне о Елене, – повторил он, заставляя слова пробиваться сквозь ком в горле.

– Хм! Ты тупица, гринго. – La Patrona яростно втягивала в себя воздух. Патрик слышал, как он с хрипом проходил сквозь ее горло.

– Хорошо, – сказала Анна внезапно, – я скажу тебе, только потому, что я знаю: правда убьет тебя.

Даффи не мог отвести взгляд от ее глаз. Они впились в него, как два шипа, глубоко вошедших в тело.

– Она любила тебя! Я вижу, ты не веришь, Даффи. Но это правда.

– Тогда почему…

– Пока, – продолжала она громче, – ты не отвернулся от нее. Estupido![26]26
  Estupido – глупец, дурак, (исп.)


[Закрыть] Ты поверил лжи. Rumors[27]27
  Rumors – молва, слух, сплетни, (исп.)


[Закрыть]. Ты не захотел слушать собственную жену! – старуха сделала паузу, чтобы перевести дух, положив руку на узкую грудь. Он слышал затрудненные звуки ее дыхания.

– Я смеялась над тобой годами, гринго!

Патрик вздрогнул и попытался отвести взгляд. Ои должен выслушать все, чего бы это ни стоило.

– Какое удовольствие ты доставляешь мне! – Подняв подбородок, донья Анна смотрела на него свысока. – Елена сама решила выйти за тебя замуж. Она бросала мне вызов, не спрося моего согласия. Ты знал это?

Он кивнул.

– Она была такой же дурой, как ты.

В мерцающем свете керосиновой лампы лицо Анны перекосилось.

– Дон Виценте хотел жениться на ней. Дон Виценте! Она могла бы быть такой богатой, какой только можно представить себе! Виценте был без памяти влюблен в нее, он бы сделал все, что угодно! Вместо этого она выбрала тебя. – Старуха сделала шаг к нему, сморщившись от отвращения. – И знаешь ли ты, почему, гринго? Потому, что ты любил ее. – Анна ухмыльнулась.

Патрик едва сдержал стон. Господи, как он любил ee! Но ему совсем не нужно, чтобы эта старая тварь напоминала ему об этом. Все, что ему нужно было от нее – это ответ на вопрос, который мучил его все эти годы. Была ли Джульетта его ребенком.

– А как насчет Виценте? – спросил Даффи. – Елена была… с ним. Она сама сказала мне.

– Меня всегда интересовало, призналась ли она тебе. Странно. Не думала, что она расскажет.

– Итак, это правда! – он снова почувствовал острый укол предательства, такой болезненный, словно это была свежая рана.

– Ты никогда не интересовался, почему Елена пошла в постель к Виценте, гринго?

Патрик потряс головой. Неважно, почему. Важно, что это случилось.

Анна снова улыбнулась. Ужасная улыбка, которая отодвинула ее губы, открывая десны, в сумрачном свете сделала ее лицо похожим на череп без плоти.

Она сделала несколько шагов к нему. Патрик заставил себя стоять на месте, хотя непроизвольно хотелось отступить назад.

– Помнишь свою поездку в Сан-Франциско?

Он вспомнил. Он отсутствовал тогда более двух недель. А когда вернулся, все пошло наперекосяк.

– В ночь перед твоим отъездом Елена прислала Джульетту сюда, чтобы вы могли быть одни в твою последнюю ночь дома. После того, как ты уехал, Елена сказала своей служанке Джоанне, что тоже останется здесь. – Анна презрительно усмехнулась. – Это я уговорила ее – чтобы никто не спрашивал об отсутствии на предстоящей неделе. Но она не была здесь, гринго. Ее отвезли на ранчо дона Виценте.

У него засосало под ложечкой. Теперь, заставив, наконец, ее говорить, он хотел, чтобы она замолчала. Сейчас же, пока не услышал слишком много. Но теперь она не замолчит.

– Я знала, что так будет. Это я помогла Виценте все устроить. За деньги. Елена была с ним ту неделю. – Старуха смеялась в лицо Патрику. – Он использовал ее так, что большинство из нас не может себе представить, гринго. И когда прошла неделя, она пришла ко мне – отдохнуть.

Даффи удивленно поднял брови.

– Откуда ей было знать, что я и Виценте – друзья. Она была унижена, ей было стыдно из-за того, что сделал с ней Виценте, – склонив голову набок, Анна добавила, – твоя жена рассказывала мне; не хочешь ли узнать, как это было, а, гринго? Нет? – он покачал головой. – Жаль! Я, конечно же, посоветовала ей ничего не говорить тебе. Я убедила ее, что Виценте просто убьет тебя, если ты бросишь вызов ему. Поэтому, чтобы защитить тебя, она молчала.

«Господи! Когда Елена, наконец, сказала мне, я и не подумал бросить вызов Виценте. Но ведь она никогда не говорила, что ее увезли насильно. Я всегда считал, что она пошла к Виценте потому, что сама хотела этого.

А если бы сказала, – мрачно спросил он себя, – поверил бы я ей? Скорее всего, нет. – Боль слишком глубоко врезалась в душу, чтобы трезво рассуждать».

– А знаешь ли ты, что самое смешное в этой истории? – Трескучий голос Анны врезался в его мозг. Старуха придвинула свое лицо так близко к нему, что Патрик чувствовал ее дыхание. Ее черные глаза впивались в него, пока ему не захотелось закричать и убежать вон из этой комнаты. Но он не мог уйти. Только не сейчас.

– Единственная вещь, которая беспокоила ее всю эту неделю с Виценте? Миссис Даффи боялась, что ты оставишь ее и заберешь Джульетту, – Анна поджала губы, – Елена и представить не могла, что ты отвернешься и от своего ребенка!

Даффи порывисто дышал. «Елена не предавала его. Ее использовали, унижали, а когда она вернулась к своему мужу, то была отвергнута. Господи, – застонал он, – почему я не доверял ей? Как мог позволить себе думать, что наша любовь была ложью?

Конечно, Джульетта была его ребенком. Девочке было шесть лет, когда умерла ее мать. До того дня, за год до смерти Елены, до той недели с Виценте во время его поездки, они никогда не разлучались».

И сразу же воспоминания, которые долгое время спали в его сердце, снова воскресли. Образ смеющейся Елены, ее слова, ее улыбка наполнили его ум и сердце; он почти слышал ее голос.

Возможно ли забыть это? Патрик вспомнил последнюю просьбу Елены: сделать Джульетту счастливой. Он не мог этого сделать. Из-за своих сомнений. Из-за своей глупости. Из-за своей уязвленной гордости.

Господи, сможет ли он простить себе это?

Воспоминания резко оборвались. Патрик Даффи снова был в кабинете на ранчо и стоял слишком близко к женщине, которая казалась ему исчадием ада. Донья Анна продала собственного ребенка Виценте. Даже зная, какая она дрянь, можно ли поверить в то, что женщина способна сделать такое?

– Как ты могла? – спросил Патрик, не заботясь о том, чтобы скрыть отвращение, – как ты могла доверить своего ребенка Виценте?

Донья Сантос резко выпрямилась, мерзкая улыбка исчезла с ее лица.

– Елена была не моей дочерью, а ребенком Рикардо и крестьянской шлюхи. Он настоял на том, чтобы эта девчонка воспитывалась в нашей семье. – Снова поймав его взгляд, Анна нанесла последний удар: – Мне доставляло огромное удовольствие видеть, как дон Виценто использовал ее, а ты потом оттолкнул.