Текст книги "Отшельник. Жизнь в школе Белого братства в Гималаях"

Отшельник впервые слышит о «посвященных»

Когда я оказался в Индии, там все было совсем не так, как сейчас. Индийцы жили довольно разрозненно, так как в то время еще не было индийского национального движения. Тогда в стране еще было довольно много мест, где нужно было долго искать кого-то, кто понимал бы английский и был бы в состоянии ответить тебе на английском.

Поначалу я отдался на волю судьбы без какой-либо четкой цели, но в глубине души интуитивно чувствовал, что, несмотря то, что я, казалось бы, плыл по воле волн, какая-то сила руководила, дирижировала мной, направляла меня. Так оно и было на самом деле, о чем я узнал, правда, намного позже, но о чем хочу сказать уже сейчас. Путешествовать мне было не просто, потому что после ранения, полученного на войне, мне часто приходилось менять повязку. Во время войны я получил глубокую рану в бедро, которая, изредка затягиваясь, снова и снова открывалась и начинала гноиться. Но так как в моем распоряжении было достаточно денежных средств, я мог позволить себе нанять на время путешествия слугу, который неизменно поддерживал меня с примерной верностью и, как я узнал позже, не случайно вошел в мою жизнь, потому что вскоре стал моим наставником, будучи очень и очень продвинутым человеком. Он умер всего лишь двенадцать лет тому назад в возрасте 120 лет глубоким старцем. Перед смертью он говорил мне, что мог бы благополучно прожить еще дольше, но решил не мешать природе взять свое, так как в потустороннем мире ему предстояло решить великие задачи, потому что все человечество в ближайшие годы ожидает множество тяжких переживаний и страданий вследствие войн, революций и следующих за ними эпидемий.

С этим слугой, ставшим впоследствии моим наставником (назовем его просто «Сэн»), я до сих пор, уже после его смерти все еще состою в духовной связи. Это он посоветовал мне написать редактору «Колонки читателя». Дело в том, что Сэн относился к немцам с особой сердечностью, потому что, как он мне рассказывал, в молодости, будучи сыном богатого магараджи, учился в немецком университете и, пока жил в одном из университетских городов Германии, полюбил и научился ценить немецкий народ и его страну. Теперешнюю обстановку в Европе Сэн предсказал мне еще тогда.

Я уже два года находился в Индии, прежде чем догадался, кем был мой слуга Сэн на самом деле. А произошло это так: по приглашению одного знакомого англичанина я отправился в его летний дом в Симле у подножия Гималаев. Эта летняя резиденция английского правительства, теперь расширенная до чего-то типа международного департамента, тогда выглядела далеко не так презентабельно, как сегодняшняя Симла. Мой знакомый состоял на службе англо-индийского правительства, однако у него оставалось много свободного времени, так как его служебные обязанности были не очень обременительными. Да и вообще за исключением Пенджаба, граничащего с Афганистаном, во всей Индии царили относительный мир и покой. Мой знакомый, назовем его Лионель, был «жаворонком», как и я. Было неописуемо прекрасно по утрам с восхищением наблюдать за первыми признаками наступающего дня. Дом Лионеля стоял за пределами Симлы в начале длинной долины, другим своим концом упиравшейся в покрытые снегом горы, высотой шесть тысяч метров и более.

Восход солнца производил здесь совершенно особое впечатление. В то время как звезды начинали бледнеть, на заднем плане все четче проступали силуэты покрытых снегом горных вершин – так медленно, как изображение на стеклянной пластине при проявлении негатива. Вершины гор казались гигантскими до тех пор, пока остальной пейзаж еще был окутан мраком. Снеговые поля светились сначала нежно-розовым, затем окрашивались в более яркие красные цвета, и неожиданно и снеговые поля, и ледники будто обливало огнем, когда первые лучи солнца касались самых высоких вершин. Постепенно и внизу мрак начинал рассеиваться. Это были неописуемо возвышенные, торжественные минуты – подарок этого незабываемого, великолепного рассвета.

Лионель первым прервал наше благоговейное молчание. Он с воодушевлением заговорил о красоте мироздания. Я соглашался с ним. Мы вели разговор о понятии «красота» и к нашему удивлению обнаружили, что не так-то легко объяснить, что это такое. Мой слуга Сэн молча слушал. В это утро у Лионеля против обыкновения было много дел по работе, и он попросил меня, когда мы вернулись в дом, после завтрака скоротать время за чтением книг в библиотеке, пока он не освободится. После завтрака я отправился в библиотеку, в которой было множество книг по самым разным областям знаний, а также художественная литература. Я подошел к полке, на которой, среди прочего, стояли переплетенные копии официальных отчетов английских геодезических комиссий, работавших в Гималаях. Наудачу и, скорее, ради курьезности материалов я взял один из томов и пролистал его. В нем содержались отчеты о геодезических работах, проведенных в Кашмире и в высокогорных долинах Каракорума, где почти все горы достигают высоты восемь тысяч метров и более. Там очень мало проходимых горных перевалов. Листая, я вдруг заинтересовался отчетом чиновника-геодезиста, в котором тот. сообщал об одном странном приключении. Отделившись от своей геодезической группы, он направился в боковую долину, упиравшуюся другим концом в жуткие и одновременно необычайно красивые высокогорные кулисы. Горные склоны, на которых не было ни одного уступа, резко, почти отвесно поднимались вверх на две с половиной, три тысячи метров. Наверху – на высокогорном плато – тоже возвышались крутые вершины гор с ослепительными снеговыми полями и ледниками. Как говорилось в отчете, долина, в которой оказался геодезист, уже сама по себе была высокогорной, лежавшей на высоте примерно двух тысяч метров над уровнем моря. Все еще зачарованный мощью высокогорного ландшафта, он вдруг услышал раскаты грома. Тут же с быстротою молнии со всех сторон налетели клочья облаков, покрыв самые высокие вершины. Мрачные, низко плывущие облака постепенно затянули и высокогорное плато; вершины скал окунулись в темную гряду облаков. Ярко сверкали молнии. Раскаты грома, не переставая, грохотали в скалах. Пошел проливной дождь. К раскатам грома добавился звук бьющейся о скалы осыпи, намытой дождем, которая теперь камнепадом низвергалась в долину. Укрывшись от непогоды под выступом скалы, геодезист все никак не мог оторвать взора от высокогорных вершин, которые вновь и вновь мелькали в свете молний. Должно быть, наверху бушевала жуткая снежная буря, потому что на снежных полях появились огромные массы чистого сияющего снега. Все это представление так увлекло чиновника от геодезии, что он, вынув бинокль, продолжал разглядывать горные вершины. Неожиданно в бледном свете мелькнувшей молнии ему показалось, что на головокружительной высоте, чуть ниже одной из самых высоких вершин он увидел две человеческие фигуры, словно парившие в воздухе. Сначала он принял это за обман зрения. Но любопытство взяло верх, и он продолжал внимательно глядеть в бинокль. Гроза прекратилась, и так же быстро, как налетели, облака стали рассеиваться. На какое-то время высокая вершина освободилась от облаков, и синее небо засияло там, где геодезист, как ему показалось, заметил людей. Он вновь направил туда бинокль и опять увидел две короткие вертикальные черточки, которые он принял за людей. Теперь ему было отчетливо видно: это действительно были два человека, шедшие по узкому мосту, казавшемуся длинной горизонтальной черточкой, висевшей над пропастью между двумя горными вершинами. Так как снизу было невозможно привлечь внимание тех двоих, находившихся на головокружительной высоте, потому что небо вновь стало затягиваться тучами и снова начал погромыхивать гром, геодезист решил все же догнать свою группу. Под проливным дождем, вскоре перешедшим в град и мокрый снег, он, наконец, добрался до группы. Когда он рассказал о своих наблюдениях, его просто высмеяли. Никто не поверил, что там наверху, на крутых склонах высокогорья кто-то еще мог находиться, и если да, то это могли быть только местные охотники, которые, наверное, заблудились. Чиновник закончил свой рассказ такими словами: «Насколько я мог рассмотреть в бинокль, люди там наверху были не охотниками, а, скорее, чабанами. Но пастухам на такой высоте делать нечего, потому что отары пасутся гораздо ниже в долинах. Позже в связи с моими наблюдениями я опрашивал наших туземных носильщиков, которые пояснили мне, что, вероятно, это были святые люди, возвращавшиеся в свои монастыри. «Там наверху, – говорили носильщики, – в самых отдаленных долинах высокогорья есть места, где, отрешенные от мира, живут святые люди. Некоторым из них уже много сот лет». На мой вопрос, что эти святые люди там делают, туземцы ответили, что точно не знают, но предполагают, что те молятся за людей».

Прочитав этот отчет, я задумался. В этом состоянии меня и застал мой слуга Сэн. Он так странно посмотрел на меня, тихо и загадочно улыбаясь, что я поневоле смутился. Я хотел было спросить его, что он думает о прочитанном мной сообщении, как слуга уже ответил на мой вопрос, заданный мною лишь в мыслях: «Да, такие святые люди есть. Там наверху, в высокогорных долинах Гималаев, неведомых никому, – продолжал он, – действительно есть нечто похожее на монастыри». Сначала я просто потерял дар речи от удивления, потом взял себя в руки и спросил Сэна, откуда он узнал, о чем я хотел его спросить. Снова улыбнувшись, Сэн ответил, что «почувствовал» это. Когда я попросил побольше рассказать об этих святых людях, Сэн наконец раскрыл себя: он был моим «духовным другом», посланным мне навстречу, потому что он и его друзья уже давно издалека «воспринимали» меня как человека, внутренне готовому к тому, чтобы «духовно проснуться». Он нанялся ко мне слугой, чтобы быть рядом со мной и «следить» за мной в качестве «духовного защитника» и «водителя». Сэн подробно рассказал мне о себе и своих жизненных задачах, таких странных, что я не переставал удивляться. На мой вопрос, можно ли мне поговорить об этом с Лионелем, Сэн ответил, что против этого нечего возразить, тем более что Лионель тоже его, а, стало быть, и мой «брат». То есть, все это время меня направляли и вели, а я ничего об этом не знал. И тут до меня дошло, что моя рана с тех пор, как Сэн по моей просьбе постоянно ее перевязывал, давно уже не беспокоит меня, как раньше. Так наступила самая интересная эпоха в моей жизни – эпоха, которой предстояло придать моему существованию новый смысл и новое содержание.

Я пробыл довольно долго в имении моего друга Лионеля под Симлой. Чистый высокогорный воздух и замечательный уход Сэна необычайно хорошо отразились на моем здоровье. Рана беспокоила меня уже гораздо меньше, чем раньше, и казалось, что она постепенно стала заживать. Часто мы трое, Лионель, Сэн и я, сидя в вечерних сумерках, рассуждали на жизненно важные философские проблемы. Лионель уже довольно глубоко вник в индийский мир идей, в частности, прочел книгу «Диан» и приводил оттуда интересные объяснения о своеобычной истории происхождения Земли, описанной в этой индийской книге. Священные книги Индии содержат гораздо более подробные сведения о раннем человечестве, чем религиозные книги других конфессий, разве что только читать в них между строк, как их, наверное, и следует читать – то есть «духовным зрением». Теперь мы часто говорили и о святых людях Индии и их миссии. Во время бесед я, кроме всего прочего, заметил, что Сэн, явно хорошо разбиравшийся в философии святых людей, то и дело подчеркивал, что эти святые люди так же почитают христианского Спасителя как «Сына Божьего» и «Христа», как верующие христиане. По мнению индийских философов всегда в определенные времена в определенных областях мира появлялся основатель какой-либо религии, учивший вечным истинам в соответствии с духом времени и укладом жизни тамошнего населения. Поэтому все религии имеют право на существование, но всегда только для тех, кому та или иная религия была дана тем или иным ее основателем.

Как-то вечером мы с Лионелем решили поехать в Кашмир, чтобы попытаться установить непосредственный контакт с кем-либо из святых людей, тем более, что Сэн заверил нас, что вскоре святые люди с разных концов света, путешествуя вместе, в определенном месте пересекут Кашмирскую долину в Гималаях. На наш вопрос, как же нам узнать таких святых людей, Сэн ответил, что об этом нам беспокоиться не нужно, так как наша встреча – как бы случайно – будет организована одним из святых. Итак, мы с Лионелем отправились в Кашмир. Сэн впервые испросил у меня отпуск и не поехал с нами. Рана почти зажила, и его помощь была мне уже не так нужна, как прежде, поэтому я не имел ничего против его отсутствия в течение трех-четырех недель. Если по истечении этого времени мы бы еще не вернулись из Кашмира, Сэн сам бы прибыл к нам туда.

Уже первый встреченный мной святой человек прямо-таки заворожил меня, хотя я не знал о том, что он святой. Я встретил его на пыльной оживленной улице в маленьком городке Кашмира. Я все еще помню эту встречу как сейчас. Стоял великолепный день. Солнце светило с безоблачного неба, вот только ветер, прилетавший с вершин ледников Каракорумских гор, делал пребывание на открытом воздухе довольно неприятным. Накануне ночью прошел сильный дождь с грозой, и вершины гор сияли, одетые в чистейший свежевыпавший снег, который в лучах солнца так сверкал и блестел, что даже резало глаза. Я покупал у местного торговца фрукты. Сделав покупку и уже собираясь уходить, я нечаянно наткнулся на человека, вставшего рядом со мной, чего я не заметил. Я извинился, поднял глаза и увидел мужское лицо, очень мужественное, обрамленное густой длинной бородой, которое излучало такое дружелюбие, какого я до той поры не встречал. Черты его казались женственно-нежными, но в них не было ничего «немужского». Напротив, было ощущение, что черты этого лика, светящиеся дружелюбием и одухотворенностью, могли принять и строгое выражение, такое строгое, что не подчиниться ему было невозможно. Я уже не помню, как долго я глядел в это чарующее лицо, прежде чем осознал, что это просто неприлично. Как только я открыл рот, чтобы еще раз извиниться, мой визави – к моему величайшему удивлению на немецком языке – произнес: «Все хорошо, брат мой, тебе не нужно извиняться. Я знаю тебя уже давно, и не только по этой жизни, а по многим другим. Когда-то мы были друзьями, добрыми друзьями на другой планете, жили совсем в другой обстановке». Эти слова привели меня в такое замешательство, что я был не в состоянии что-либо ответить. Заметив это, мой визави дружески улыбнулся, кивнул мне и на прощание сказал: «Мы видимся не в последний раз, мы еще часто будем встречаться. Мне нужно многое тебе рассказать». Сказал и зашагал прочь. Я стоял как вкопанный и пришел в себя только тогда, когда торговец, у которого я только что купил фрукты, произнес: «Это святой человек. Ты счастливец, что он поговорил с тобой».

Буду краток и расскажу теперь о том, как в последующие дни и недели я познакомился и с другими святыми людьми Индии. Короче говоря, в результате моего путешествия в Кашмир я почувствовал тягу к святым людям и уединился с ними в одном из монастырей в высокогорной долине, чтобы стать учеником святого человека, который при первой встрече заговорил со мной по-немецки. Назовем его Мастер Z. Этот Мастер Z тоже родился в Германии, во время волнений в связи с ранними наполеоновскими войнами потерял родителей, прибился к французской воинской части, уходящей на запад, где вскоре стал полезным, пожалуй, даже незаменимым человеком. С этой частью он добрался до Испании, а потом с французским экспедиционным корпусом попал в Египет, где встретил факира, который взял его в спутники. Этот факир вскоре после ухода французов после Битвы при пирамидах покинул Египет, отправившись пешком через Малую Азию и Персию в Индию. Позже он дошел до Афганистана. Там факир расстался с будущим Мастером Z, дав ему на прощание адрес одного местечка в Кашмире, где тот должен был встретить святого человека и стать его учеником. Через годы тяжелейшей учебы он сам достиг «мастерства» и стал известен в кругах «посвященных» как Мастер Z. Тягу ко мне Мастер Z почувствовал, во-первых, потому, что я был немцем, и, во-вторых, потому, что благодаря оккультным знаниям ему, как он говорил, было известно, что в некоей прежней жизни на другой планете мы уже были неразлучными друзьями. Он и сейчас еще жив, хотя по человеческим понятиям старый-престарый. Он собирается еще несколько лет пробыть на Земле, так как в нынешние времена перелома в жизни человечества ему предстоит еще очень много работы; ведь пройдет не так уж много времени, и придется облегчать людям бесконечное множество страданий и несчастий.

Однако я уже забежал далеко вперед. Даже после первой встречи с Мастером Z и другими святыми людьми я бы, наверное, еще не стал испрашивать разрешения быть принятым в их монастырь, если бы, несколько недель спустя, вдруг не появился мой бывший слуга, а теперь друг, Сэн. Я не спрашивал его, какого рода дела привели его в Бомбей. Несколько недель мы прожили как прежде. Сэн никогда первым не заговаривал о так называемых «оккультных» или «духовных» темах и проблемах, но был всегда готов побеседовать со мной о них, как только я затрагивал эти вопросы.

Когда однажды вечером мы трое – Лионель, Сэн и ваш покорный слуга – сидели в саду рядом с домиком в небольшой деревне в Верхне-Кашмирской долине, всех нас вдруг охватило то чудесное настроение, которое время от времени испытывает каждый человек, если в душе он по-настоящему в ладу с собой и окружающим миром. Но в нас это настроение было во сто крат сильней – у нас в душах царил сладкий покой. Воздух был тих и полон благоухания цветов. Луна, будто яркий шар, приклеенный к безоблачному небосводу, тихо лила свет на долину и на стоявшие не свой бледный, мистический так уж далеко заснеженные вершины. Приятное ощущение, воодушевляющее всех нас, было столь сильным, что наши лица преобразились. Лионель и Сэн, как завороженные, глядели, казалось, невидящим взглядом в пустоту – куда-то далеко-далеко. Приятное ощущение было столь сильным, что я не выдержал и громко воскликнул: «Oh, how happy I feel, how happy!» («О, как я счастлив, как счастлив!»)

С улыбкой взглянув на меня, Лионель и Сэн дуэтом произнесли:

«So, you feel it too!» («Ага, ты тоже это чувствуешь!»)

Тут они мне рассказали, что только что оба медитировали со святыми людьми Индии, у которых сегодня вечером состоялась ежегодная встреча, всегда открывавшаяся медитацией за все хорошее и доброе на Земле. Я тоже воспринял связанное с этим ощущение блаженства, потому что находился в обществе Лионеля и Сэна, которые, зная о встрече, через совместную медитацию восприняли поток блаженства, который от такой общей медитации проливается на всех, кто медитирует вместе со святыми.

Это было совершенно особенное, одухотворяющее чувство, которое позже мне доводилось переживать довольно часто. Но, испытанное впервые, оно пронизывало все тело будто электрическим током, оказывая «спасительное», «освобождающее» действие на душу и дух. Ты ощущаешь себя «душевно открытым», и в этом состоянии будто бы начинаешь понимать язык животных, т. е. то, что те передают через эмоции, которые вкладывают в издаваемые звуки. Что касается духа, то на него, кажется, уже не действуют ни земное притяжение, ни земные ограничения. О чем бы ты ни подумал, все вдруг становится «совершенно ясным», и ты удивляешься, как это раньше ты подолгу раздумывал над этим. Это состояние внутреннего экстаза, причем одновременно ты ощущаешь внутренний покой и блаженство, которое просто не описать словами и не сравнить ни чем, ну совсем ни с чем.

Когда это ощущение стало постепенно спадать, я заметил:

– Наверное, это чудесно быть таким вот святым человеком. Жаль, что на Земле стать святым невозможно.

– Но ты можешь стать таким же, – дружелюбно возразил Сэн, – тебе нужно только захотеть.

– Но я даже не знаю, с чего начать.

– Если ты действительно этого хочешь, только скажи, и я отведу тебя в школу, где готовят святых людей, так как вся твоя предыдущая жизнь доказывает, что ты созрел для этого.

Чувствуя себя счастливым, я все же не спешил соглашаться. Тут сказалась моя немецкая предрасположенность к педантизму. Я подумал, что сначала мне еще нужно побывать в Бомбее, чтобы уладить свои личные дела, ведь, согласившись, я уже долго не смогу заботиться о других людях и решать свои личные проблемы. Кроме того, у меня еще была сестра в Германии, с которой я, как единственный родственник, часто переписывался. Как я должен был объяснить причину моего долгого молчания в скором будущем? Короче, таковы были мои сомнения, на самом деле мелочи, которые, прояви я немного доброй воли, утряслись бы сами собой. Но сейчас эти проблемы вдруг показались мне огромными.

Сэн, очевидно вновь прочитав мои мысли, сразу взял быка за рога:

– Тебе не о чем беспокоиться. Когда я был в Бомбее, я все уладил. Кроме того, на почте я забрал письмо, адресованное тебе. Думаю, что то, что написано в нем, устранит одно их твоих главных сомнений.

Сказав это, Сэн передал мне письмо из Германии, которое, видно, долго пролежало на главном почтамте Бомбея. Я открыл письмо. В нем сообщалось о кончине моей сестры.

– Ну, тогда мне остается лишь уладить свои мелкие личные дела – например, сказать в банке, чтобы там не беспокоились, если от меня долго не будет вестей, и еще несколько мелочей.

– Я уже сделал это, – скромно заметил Сэн, будто прося извинения за свой самовольный поступок. – Ради этого я ездил в Бомбей.

– Да, но…

– Понимаю, – улыбнулся Сэн, – ты хочешь знать, как это я сумел все это предусмотреть. Это просто. Ты созрел для дальнейшего развития. Я знал, что ты вскоре сам почувствуешь потребность удалиться от мира.

– Да, но я ведь мог изменить свои планы? Что, например, мешает мне сейчас изменить свои взгляды и намерения?

– Ничто, – опять улыбнулся Сэн. – Но, даже если ты сейчас изменишь свои намерения, то этим дело не закончится, и вскоре ты снова вернешься к своему теперешнему решению. Не забывай: что созрело, то созрело. Ты, конечно, можешь перегородить русло ручья, несущегося с гор в долину, на время задержав его бег, но ты не можешь пресечь живого течения самого ручья. Либо перед преградой, которую ты ему поставил, ручей разольется огромным озером, которое, как только достаточно наполнится, безжалостно смоет твою преграду, или ручей будет искать какой-то иной выход. То же самое и с тобой. Твое внутреннее развитие достигло точки, в которой поток действительно еще можно на какое-то время задержать – так, например, если ты сейчас изменишь свои намерения. Но ты должен знать, что сила потока начнет искать какой-то иной выход. И тогда все может принять совсем не такой благоприятный оборот, как сейчас, когда вследствие твоей зрелости все идет естественным путем, и твое развитие в направлении дальнейшего углубления твоего сознания пойдет спокойно, что гарантирует полный успех. Но поступай, как знаешь. Воля каждого человека свободна, и никто не имеет права ее ограничивать.

После краткой паузы я ответил:

– Ты прав, Сэн, все логично. Я готов к учебе и даже должен тебе признаться, что я не только не сержусь на тебя за твои самостоятельные действия, а благодарен тебе: ведь то, что только что казалось мне препятствием, само собой куда-то ушло. Я готов пойти с тобой, подчиниться твоему водительству, если ты этого хочешь и считаешь правильным.

Тут с моим другом произошла странная перемена. Его лицо воссияло почти неземным светом. Сэн сказал:

– Благодарю тебя, благодарю от всего сердца. Ты даже не знаешь, какую услугу ты оказал мне своим решением. Ты был последним препятствием для моего дальнейшего духовного продвижения. В силу определенного стечения обстоятельств, которые тебе пока еще покажутся непонятными, я должен был сначала тебя наставить на путь совершенства. До этого мое духовное продвижение было невозможно. При этом мне не разрешалось каким-либо образом принуждать тебя к тем или иным решениям. Единственное, что мне оставалось, это стать твоим слугой и прилежно исполнять свои обязанности. И теперь это принесло мне свободу. Необходимо только твое согласие на обучение, и все препятствия к твоему поступлению в школу по овладению «мастерством» святых людей большого Белого Братства будут устранены.

Я добровольно дал это согласие. Лионель, в молчании дослушав нашу беседу, подошел ко мне и, пожав мне руку, сказал:

– Теперь ты действительно мой брат. Хочу поздравить тебя с тем, что своим руководителем ты выбрал Сэна. Он был и моим наставником. Правда, я еще не прошел всех испытаний, то есть еще не достиг полного мастерства, но собираюсь в будущем наверстать упущенное, в будущем, когда ты, может быть, продвинешься гораздо дальше, чем я теперь.

– Но уже не на этой Земле, дорогой Лионель, – прервал его Сэн. – Через несколько лет ты погибнешь, выполняя миссию на благо своего отечества, твоего отечества, которое будет вести войну с отечеством нашего друга. Нас эта вражда между двумя странами разделить, конечно, не сможет, потому что мы слишком хорошо знаем, что такого рода вражда – всегда явление преходящее, вызванное либо политиками и их дипломатией, либо царящими в данный момент экономическими и прочими условиями.

Лионель протянул мне руку:

– Будь, что будет; с этой минуты мы действительно духовные братья! Если я тебя никогда больше не увижу на этой Земле, тогда встретимся где-то еще. Мы связаны друг с другом дружбой, которую теперь ничто не в силах разорвать.

Много лет спустя Лионель находился на борту линейного крейсера, который во время Первой мировой войны должен был доставить британского главнокомандующего лорда Кичнера в одну из стран с дипломатической миссией. Линейный крейсер был торпедирован, и Лионель погиб вместе с лордом Кичнером и всем экипажем корабля.

А пока для меня начинался новый отрезок жизни, сделавший из меня совсем другого человека, полностью изменивший меня. Учеба была нелегкой – пожалуй, не всякий был бы в состоянии одолеть ее. И, действительно, некоторые мужчины и женщины, начав курс обучения, не выдерживали и бросали его. Подавляющее большинство таких людей воспринимало преподаваемые знания и навыки, как бы вдыхая их, по вдохновению или интуитивно. Они чувствовали, что их кто-то ведет, но точно не знали, что с ними происходило. Лишь немногим, в том числе и мне, довелось учиться непосредственно у Мастера Z и находиться в его обществе. Такое предпочтение оказывается только тем, у кого в силу их эволюции и прежнего образа жизни здесь и в других мирах существует определенная гарантия того, что они, в конце концов, все же достигнут своей цели. А если нет, то у них останется такая сильная жажда познания, что они уже никогда не покинут место обучения. Если же подобное все же случится, и кто-то из недоучившихся, вернувшись в мир, ради бахвальства станет рассказывать о своей учебе, то любопытные слушатели все равно мало что поймут, потому что описания недоучки будут столь фрагментарны, что никто никогда не найдет этого места обучения. А если случайно кто-то из любопытства приблизится к этому месту, он или они будут отвлечены от их цели какими-то событиями или обстоятельствами.

После упомянутой беседы между Сэном, Лионелем и мной прошло уже несколько дней, а мы не предпринимали ничего, что указывало бы на то, что мы планируем нечто необычное. Короче говоря, мы никак не готовились к посещению школы святых людей. Слово «святой» употребляется здесь потому, что местные жители именно так называли членов Белого Братства. Мы просто не делали ничего, и казалось, будто мы вообще не собираемся что-либо предпринять в этом направлении.