Текст книги "Отшельник. Жизнь в школе Белого братства в Гималаях"

Восхождение к школе «Посвященных» в высокогорье Гималаев

Несколько недель спустя Сэн вошел в мою просто обставленную комнату, где я, удобно разлегшись на своем ложе, читал. К тому времени моя рана почти совсем затянулась. Сэн попросил разрешения представить мне своего доброго друга. Я ответил утвердительно, и Сэн тут же вернулся в сопровождении индийца, который произвел на меня прекрасное впечатление. У него был открытый, приветливый взгляд, одежда его была очень простой, но чистой, а его голос был вкрадчивым. Короче говоря, этот человек с первого взгляда внушал доверие.

− Это мой друг Латах, − сказал Сэн, представив вошедшего. − У него для вас послание от Мастера Z.

Я тотчас вскочил и – весь обратившись в слух – попросил курьера передать мне послание Мастера Z.

– Если ты готов, сагиб ты должен последовать за мной туда, где Мастер Z будет находиться еще долгое время. Только возьми с собой теплые вещи, потому что нам придется переваливать через высокие горные хребты, где ночью очень холодно.

– Но ведь ты, дорогой Латах, – ответил я с улыбкой, – похоже, совсем не боишься холода, потому что одет довольно легко.

Улыбнувшись в ответ, Латах ответил:

– Сагиб, когда ты пробудешь в наших училищах, расположенных в высокогорных долинах, столько же, сколько я, ты станешь таким же закаленным. Мне холод не страшен, ведь я научился усилием воли окружать себя аурой, сквозь которую холод проникнуть не может; в ней я чувствую себя довольно уютно при любом морозе. Но ты еще не развил в себе такие способности к концентрации воли и должен взять теплые вещи, чтобы не навредить здоровью.

Мы начали готовиться к путешествию, что отняло не очень много времени, так как Сэн, похоже, ожидал чего-то подобного: все было приготовлено, и уже через два дня после прибытия Латаха мы были готовы к путешествию.

Лионель попрощался с нами накануне нашего отправления. С чувством пожав мне руку, он уверенно произнес:

– Итак, до встречи, брат, в мире, лучшем, чем этот.

Прощание далось мне нелегко, что свидетельствовало о том, какими крепкими узами связала нас судьба.

В деревне, где мы жили вот уже несколько недель, были наняты четверо носильщиков.

Ранним утром мы отправились в путь вдоль ручья, стекающего из одной из боковых долин, по узкой тропинке; никаких других путей-дорог здесь не было. Мы шли друг за другом. Первым шел Латах, как проводник, затем четверо местных с нашей не очень большой поклажей, за ними я. Замыкал шествие Сэн.

Светило солнце и было довольно тепло, ни малейшего дуновения ветра. Примерно через пять часов подъема, мы достигли горной седловины, откуда бросили прощальный взгляд на долину, из которой пришли. Там – в солнечном сиянии – царили мир и покой. Луга поросли тамариндами и ивами, трава, покрывающая склоны, была расцвечена яркими цветами. Сразу за долиной, из которой мы пришли, горы восходили прямо к небу. Их далекие вершины окутывали тяжелые облака. Выглядело это странно: они висели только над горами, казалось, не смея пересечь широкую долину.

Полюбовавшись милым, но в то же время и грандиозным горным пейзажем, мы двинулись дальше. Извилистая горная тропа тянулась сквозь узкое ущелье. Неожиданно стены его будто раздвинулись в стороны, и мы увидели перед собой котловину, тоже покрытую цветами и сочной травой. Но сразу за котловиной белый свет, похоже, кончался. По-моему, было просто невозможно взобраться на резко уходящую вверх широкую и плоскую скалу, километра на два поднимающуюся к небу. Наверху было, очевидно, плато, потому что вершин стоявших еще дальше «восьмитысячников» мы не видели.

Мы решили заночевать тут же в котловине. Я был очень удивлен тем, что мы так рано стали устраиваться на ночлег. Латах, наверное, угадав мои мысли, сказал:

− Сегодня нам нельзя идти дальше, потому что вскоре начнется сильная буря, хотя сейчас на небе почти ни облачка.

Действительно, в небе, по крайней мере, той его части, что была нам видна из долины, висело лишь несколько перистых облаков – белых мазков на синем фоне.

Как только мы установили нашу большую палатку, в которой всем семерым хватило места, стало смеркаться. Теперь и небо над нами покрылось тяжелыми черными тучами, которые, казалось, сваливаются в котловину – верхняя часть отвесной широкой скалы уже утонула в облаках. Снизу было видно, как черная облачная масса, как прибой, накатывалась на скалу. Внезапно пошел дождь и загремел гром. Но ветра все еще не было. Мы сидели в палатке. Казалось, каждый был занят своими собственными мыслями.

Вдруг послышалось что-то вроде шипения. Я вскочил и быстро подошел к входу в палатку. Природа разыгрывала передо мной удивительный спектакль. Шел слабый дождь. И вдруг со скалы напротив вниз полетело множество обломков. Это был камнепад – почти ежедневное явление в некоторых ущельях Гималаев. Но камнепад громыхал, а не шипел. И этот-то звук и заставил меня выглянуть из палатки. Поискав глазами, чтобы могло быть причиной странного шума, я обнаружил, что он исходил от входа в котловину, откуда мы пришли. Там я увидел смерч, который, закручиваясь в воронку, с шумом надвигался прямо на нашу палатку. Смерч становился все шире и шире; казалось, что он заполнил собой почти всю котловину. Сверкала молния, гремел гром.

Смерч неотвратимо приближался; обернувшись, я крикнул Латаху и Сэну:

− Что нам делать? Смерч идет прямо на нас!

− Ничего, − с улыбкой ответил Сэн.

− Он ничего нам не сделает, − спокойно добавил Латах.

Снова выглянув из палатки, я заметил, что смерч принял просто угрожающую форму. Это была темная, бешено крутящаяся воронка, которая спускалась, кажется, с самого неба. Везде, где проходил смерч, толстые деревья ломались как спички. Все это было так страшно, что я опять оглянулся на Сэна и Латаха: в бледном свете молний оба сидели, спокойно улыбаясь.

− Ничего не бойся, − вновь попытался успокоить меня Сэн.

Но снова выглянув из палатки, я перепугался насмерть: теперь уже только несколько сот метров отделяли нас от надвигающейся на нас воронки. Оставаться на месте было чистым безумием. Меня буквально вынесло из палатки. Но тут кто-то ухватил меня за руку. Это был Латах. Глядя мне прямо в глаза, он дружелюбно, но твердо сказал:

− Брат, ты действительно думаешь, что мы не доведем тебя до Мастера Z живым и невредимым? Стой, где стоишь. С тобой ничего не случится.

И еще раз твердо посмотрел мне в глаза.

Громкий, почти оглушающий рев торнадо все приближался. Я стоял как вкопанный. Латах все еще держал меня за руку. Сейчас, вот сейчас, смерч снесет нашу палатку. Странно, но этого не произошло. Рев торнадо стал постепенно удаляться. В ту же минуту полило, как из ведра.

Я подсел, немного смущенный, к остальным. Как ни странно, и четверо носильщиков оставались совершенно спокойными, и я еще сильней устыдился своей трусости.

Сэн опять угадал мои мысли:

− Тебе нечего стыдиться, брат! Твое поведение было совершенно нормальным. Но и наше тоже! Когда ты пройдешь тот же курс обучения, что и мы, Латах и я, ты будешь таким же спокойным, как и мы. С нами уже ничего не может случиться, потому что мы все свое бытие отдали в руки Создателя. Вся наша жизнь, все наше поведение – сплошная молитва, в том смысле, что мы полностью полагаемся на Бога. Это наша защита от всех жизненных невзгод. Пока мы, таким образом, устремляем нашу жизнь к Богу, говоря всегда: «Да свершится воля Бога, но никогда не наша», нам не страшна никакая буря, нас не поразит молния, на нас не нападет зверь, никакой охотник или враг не смогут ни застрелить, ни заколоть нас кинжалом. Всегда в нужный момент вмешается то, что защищает нас. Но только в том случае, если мы добровольно соединяемся с Богом и чувствуем себя единым с ним.

− Но тогда это то же самое, что говорим мы, христиане: «Когда мы живем, то живем во Христе; когда мы умираем, мы умираем во Христе».

− Совершенно верно!

− Почему же тогда большинство христиан лишены той уверенности, которая есть в вас?

− Потому что большинство христиан не ощущают в душе того, что произносят их губы (М.Б., «уста»). Разве Христос не предупреждал, что негоже только произносить слова и спорить об их значении, вместо того, чтобы, прежде всего, жить по его учению? Почему вы, христиане, так мало делаете?

Меня удивило то, что Сэн с таким почтением говорил о Христе. И вновь, прежде чем я успел высказать свое удивление, Сэн пояснил:

− Ты удивлен, что я так почитаю Христа. Мы все, мы – «посвященные», мы – мастера, видим во Христе Сына Божия.

И продолжил:

− Внутренний стержень всякой религии во всем мире идентичен учению Сына Божия. Здесь в Индии мы просто идем другим путем, более убедительным и ясным для нашего характера, нашего окружения, нашего понимания. Мы следуем учениям Будды и Брахмы, которые в своей первооснове такие же, как и учение Сына Божия. Вам, христианам, дарована привилегия: вы получили прямые послания от Сына Божия и можете их понимать! Но вы пренебрегаете этим самым замечательным подарком, который когда-либо доставался людям. У нас, «посвященных» всех религий (ведь глубинный стержень всех религий один и тот же) одно и то же религиозное мировоззрение, действительно соответствующее идеалам истинного христианства. Поэтому все мы, «посвященные», находимся в одном религиозном поле – неважно, через какую религию мы пришли к мастерству!

После молчаливой паузы, во время которой я размышлял над услышанным, я сказал, будто говоря с самим собой:

– Почему же тогда именно христиане так мало почитают наивысшее учение изо всех, что досталось человечеству, а вы, через другие религии добравшиеся до прарелигии, определили эту прарелигию как истинное, подлинное учение Христа, а, значит, почитаете Христа как Сына Божия гораздо глубже и искренней, чем большинство христиан?

– Одна из главных причин, – начал свои разъяснения Сэн, – это то, что большинство христиан слишком рассудочные люди. Но ведь для обретения подлинной мудрости и понимания глубоких истин учения Христа необходимы как рассудок, так и чувство. Вы, рассудочные христиане, слишком пренебрегаете эмоциональной составляющей вашей религии. А работать должны одновременно и разум, и чувство! Где преобладает что-то одно, нарушается равновесие познания, и вы видите искаженную картину – примерно так же, как видит мир человек, который носит очки, не подходящие для его глаз. Но со временем тебе самому станет ясно, что я имею в виду.

– Давайте-ка, – вмешался в разговор Латах, – хотя время еще раннее, поужинаем и ляжем спать; ведь завтра у нас будет очень, очень трудный день. Завтра будет хорошая погода, и мы сможем далеко уйти, добраться до высокогорного плато, где идти станет действительно тяжело – тяжело потому, что воздух будет становиться все более разряженным, что особенно для тебя, европейца, не привыкшего к горам, будет нелегко.

Последовав совету Латаха, мы поужинали.

После ужина я вышел из палатки. Гроза прошла, небо начало проясняться. Солнце стояло еще довольно высоко. Верхняя часть стены наверху плато была покрыта свежевыпавшим снегом, сверкавшим в лучах солнца. Сломанные деревья и вырванный с корнем кустарник точно указывали тропу, проторенную смерчем. Метров за десять до палатки тропа резко поворачивала вправо, после чего вообще исчезала. Похоже, что тут смерч прекратился.

После грозы воздух был чудо как свеж, весь пропитан озоном. Я постоял еще немного у палатки, наслаждаясь прекрасным видом и природой вообще, а потом вернулся в палатку, где все остальные уже спали. Я тоже лег и тут же уснул. Наутро я проснулся свежим, полным энергии. Было ощущение, что мне все по плечу – даже завоевать весь мир.

Сэн улыбнулся мне, мысленно уловив мое внутреннее состояние.

Быстро собрав вещи и сложив палатку, мы двинулись по направлению к отвесной стене. Солнце еще не взошло, но в предрассветных сумерках было видно, что на верху стены, увенчанной плато, все еще лежал выпавший вчера снег.

Подъем был крутым и трудным, но не таким уж невозможным, как я его себе представлял. По стене, возвышавшейся не меньше, чем на 2000 метров, тянулась узкая тропинка, которую я из котловины даже не разглядел. Местами тропинка была уж очень узкой – с одной стороны уходящая резко вверх скала, с другой – бездонная пропасть. Несколько раз мне казалось, что некая сила сейчас утащит меня на самое дно, где я и останусь лежать, вдребезги разбитый. Но как только на меня это «находило», я чувствовал на себе взгляды Латаха и Сэна: они останавливались и смотрели на меня. Казалось, их взгляд придавал мне сил, потому что приступ головокружения сразу же проходил. Чем выше мы поднимались, тем больше я уставал, хотя утром ощущал себя свежим и бодрым. Разреженный воздух уже давал себя знать, ведь мы находились уже на высоте приблизительно 4000 метров.

Небо было почти безоблачным. В воздухе не было ни ветерка, и солнце сильно жгло мне кожу. Где-то между двумя и тремя часами пополудни мы, наконец, добрались до плато. Поросшее травой, оно походило на вытянутую в длину высокогорную долину. То тут, то там виднелись какие-то кусты, которые словно перепуганное зверье, сбившись в кучу, прятались в расщелинах скал, как будто пытаясь защитить друг друга от невидимого врага. Плато было довольно ровное. После горной тропы было истинным наслаждением вновь идти по плоской равнине, причем осыпи и валунов было не много. Время от времени нашим взорам открывались боковые долины, из которых с шумом вытекали ручьи. Все эти долины, как в театральный задник, упирались в гигантские ледяные стены собственно горного массива. Прямо перед нами к синему небу тоже поднимался высоченный вал из снега и льда. Снеговые поля заползали на плато, где снег, выпавший вчера во время бури, еще не совсем растаял. Там, где плато кончалось, упираясь в стену изо льда и снега, ледник, похоже, переходил в морену. Во всяком случае, с небольшой возвышенности мы видели там огромную груду валунов. Казалось, что до нее рукой подать, но на такой высоте расстояния обманчивы. Прошло более трех часов, прежде чем мы добрались до ледниковой морены.

Я изрядно устал и поэтому был рад, когда Латах и Сэн дали носильщикам знак остановиться. Ни тот, ни другой не выглядели усталыми, и даже носильщики были бодры, в то время как я едва держался на ногах. Я прилег на войлочную подстилку, чтобы немного отдохнуть. Проснулся я в палатке, накрытый одеялами. Справа и слева от меня лежали Латах и Сэн. Горела маленькая керосиновая лампа; в свете ее все казалось призрачным, как в мире духов.

Как только я приподнялся на моем ложе, Латах и Сэн тут же проснулись.

− Где я? − спросил я с удивлением, пытаясь вспомнить, что я делал перед тем, как заснуть. Я припомнил, что очень устав, прилег ненадолго отдохнуть, когда мы дошли до ледниковой морены. Очевидно, я сразу же крепко заснул, и мои друзья, установив палатку, перенесли меня туда и так бережно уложили и укрыли одеялами, что я ничего не почувствовал.

− Ты голоден? − спросил Сэн.

Я действительно проголодался, и он дал мне поесть – мучную болтушку и фрукты.

− Ты очень устал? − участливо спросил Латах.

Странно, но теперь я уже не чувствовал усталости, поэтому ответил отрицательно. Напротив, я чувствовал себя довольно бодрым.

− И все же, − заметил Латах, − тебе лучше всего попытаться снова заснуть, потому что завтра нам нужно перевалить через ледник. Нам обязательно нужно сделать это, потому что завтра еще будет хорошая погода, а послезавтра, когда погода опять ухудшится, мы должны быть в одной из боковых долин, ведущих в высокогорную долину, где находится «пристанище» Мастера Z.

Вскоре я снова заснул. На утро мы встали еще до восхода солнца. Было холодно, и почва стала твердой как камень. Мы быстро разобрали и сложили палатку; позавтракав опять же мучной болтушкой и фруктами, мы запили все это горячим, очень вкусным чаем и пошли прямо по ледниковой морене.

Теперь мы шли довольно плотно друг за другом, чтобы не потеряться в нагромождении обломков скал. Кроме того, такие морены – любимые места обитания снежных тигров и снежных леопардов (барсов), с которыми шутки плохи, если нечаянно потревожить их покой или побеспокоить во время охоты. Ведь в этой, казалось бы, безжизненной местности обитают самые разные звери: тигры, медведи, волки, лисицы, белые куропатки, сурки, зайцы и дикие козы.

Мне велели идти в середине группы. Но, как сказал Сэн, не потому, что здесь можно было встретить хищников. Здесь жили так называемые снежные люди Гималаев. Я что-то слышал о них. Кажется, они обитали в долинах Кашмира. Но я думал, что это сказки. Я спросил Сэна об этом и услышал в ответ:

− Нет, это вовсе не сказки. Высоко-высоко в Гималаях, на высоте в 5000–6000 метров, а иногда на самых высоких горах более 8000 метров обитает малочисленная порода людей. В Европе принято говорить «снежный человек». Это снежные люди, похожие на доисторических людей, живущие очень примитивно. Все их тело покрыто волосами (шерстью), они необычайно сильны – как гориллы. Если ты их увидел и ничем не побеспокоил, они тебе ничего не сделают. В крайнем случае, могут подойти на расстояние вытянутой руки, чтобы внимательно рассмотреть тебя. В сущности, они безобидны, но остерегайся их разозлить. Тогда они ночью в высокогорных долинах нападают на одиноких путников или даже на целые группы путников и душат их. К счастью, это случается очень и очень редко, к тому же снежные люди очень пугливы и редко показываются человеку на глаза. Они умеют практически незаметно следовать за людьми, т. е. могут беззвучно красться, прячась за каждую скалу, за каждый сугроб. Как я уже сказал, они безобидны, если их не беспокоить, и даже готовы помочь, если оказать им какую-то любезность. Так как они пугливы и живут уединенно, о них мало что известно. Они часто захаживают в наши обители в высокогорных долинах. Мы угощаем их и вообще относимся к ним хорошо. Недолго погостив, они уходят. И если даже их «мужчины» пугливы, то их «женщины» пугливее в несколько раз. Жителям долин непонятно, как это снежные люди безо всякой одежды живут в вечных снегах Гималаев и не замерзают. Так же непонятно, чем они там питаются. Добычу они ловят, ловко подкрадываясь к ней. Питаются они, в основном, снежными куропатками, снежными зайцами и другой мелкой дичью. Оружием им обычно служит тяжелая дубина – как правило, просто большой толстый сук. Кроме того, они используют осколки скал. Они бегают так же быстро, как снежные зайцы и лазают по горам так же ловко, как горные козы. (Кстати, наличие снежных людей было подтверждено несколькими экспедициями, посетившими Гималаи в последние десятилетия: на высотах более 8000 метров, где до этих экспедиций еще никогда не ступала нога человека. Находили следы человеческих ступней, немного походивших на ступни гигантских обезьян).

Под эти рассказы мы продвигались вперед. Некоторые скалы были покрыты грудами льда. Наконец мы оказались прямо перед крутой ледяной стеной ледника, возвышавшегося перед нами как гигантский водопад, внезапно остановленный в своем движении.

Я не понимал, как нам в нашей довольно легкой одежде удастся перебраться через снеговые и ледяные поля ледника. Но проблема решилась, так сказать, сама собой. Язык ледника оказался не таким уж крутым, и в нем почти не было трещин. Правда, поход по нему был очень утомительным и очень, очень монотонным. Один раз Латах обратил мое внимание на движущуюся вдалеке белую точку. Это был снежный леопард, пробирающийся через ледник; вскоре он исчез в нагромождения скал и снега.

Наконец – мне казалось, что прошла целая вечность – подъем прекратился, и мы опять вышли на плато, на этот раз покрытое толстым слоем снега. К счастью, небо затянулось облаками, поэтому сверкающий в солнечных лучах снег не слепил нам глаза. Мы шли, постепенно преодолевая невысокие возвышенности. Было, наверное, четыре часа пополудни, когда пошел редкий снег. Как раз в это время мы, свернув налево, увидели чуть ниже под собой одиноко стоящее каменное здание. Странно, но снега не было, он растаял, и тут же было небольшое – не замерзающее! – озеро.

На мое удивленное восклицание, Сэн заметил, что озеро питают горячие ключи, благодаря чему оно никогда не замерзает. Область горячих ключей и источников распространяется вокруг всего озера. Там, где стоит здание, почва тоже прогревается подземными термальными водами, поэтому сегодня ночью нам не придется мерзнуть.

Для местности, в которой оно было построено, каменное здание оказалось очень комфортабельным. Внутри я увидел три грубо сколоченных стола, несколько лавок и лежанок, покрытых одеялами. В углу горкой лежали дрова.

Я опять удивился, а Латах объяснил:

– Сейчас мы уже находимся в зоне действия «школы» Мастера Z. Такие места, как это, существуют еще в нескольких боковых долинах высокогорья. Порядок здесь поддерживают обитатели «школ». В свое время ты узнаешь об этом больше.

Мы стали устраиваться на ночлег. По крайней мере – я, потому что только сейчас почувствовал неимоверную усталость и разбитость. Правда, странным образом, разреженный воздух высокогорья никак не влиял на меня. Но я был полностью истощен длительным переходом. Силы покинули меня. Мне не хотелось ни вставать, ни вообще чего-либо делать. Мной овладела ужасная усталость, которой я не в состоянии был противостоять.

Проснувшись, я узнал, что проспал целый день, и что уже шел второй день после нашего прибытия в этот приют. Странно, но я был совершенно бодр, чувствовал себя необычайно свежим и окрепшим, готовым к любым новым испытаниям. Зевнув и потянувшись, я энергично вскочил, но тут же, закачавшись, быстро сел на лежанку. Я совсем забыл, что мы были на высоте между 6000 и 7000 метров, то есть приблизительно между 18 000 и 21 000 футов над уровнем моря. Теперь я ощутил это полностью.

В помещении был только Сэн. Подойдя ко мне, он спросил, как я себя чувствую.

– Хорошо. Только что мне казалось, что я могу вырывать с корнем деревья; но как только я встал, у меня закружилась голова.

– Это высокогорный воздух, – успокоил меня Сэн. – Таким свежим и бодрым ты проснулся, потому что Мастер Z на расстоянии магнетически воздействовал на тебя во сне, придав тебе новых жизненных сил. По его совету мы – то есть ты и я – останемся здесь недели на две, пока ты не привыкнешь к условиям высокогорья. Ведь школа Мастера Z находится почти на 4000 футов выше этого места. Тебе просто не выжить в тех условиях, если сначала ты не привыкнешь к этой высоте.

Я ничего не ответил. У меня было ощущение, что я надежно окружен заботами Сэна, и решил полностью положиться на него.

Так мы прожили в приюте приблизительно неделю, иногда выходя погулять, если была хорошая погода. Если шел снег и дул сильный ветер, я, как правило, спал. Странным образом, я сразу засыпал, едва успевал прилечь – неважно, было это днем или ночью. Я заметил, что с каждым днем мое настроение становилось все более радостным и веселым. Внутренне мне становилось все лучше и лучше. Я чувствовал себя счастливыми, все в большей степени обретал глубочайший душевный покой.

Сэн, внимательно наблюдавший за мной, как мне казалось, с огромным удовлетворением отмечал происходящую во мне перемену. Часто меня охватывало ощущение, что неведомо откуда в меня вливались жизненные силы, как будто кто-то подзаряжал меня энергией.

На мой вопрос, так ли это на самом деле, Сэн ответил:

– Твои наблюдения верны. Мастер Z постоянно магнетизирует тебя во сне.

– Но тогда мне нужно иметь много свободного времени, – заметил я почти насмешливо и тут же пожалел об этом.

Сэн только улыбнулся:

– Не беспокойся об этом. Кстати, «магнетизация» происходит совершенно иначе, чем ты думаешь. Чтобы магнетизировать тебя, Мастеру Z вовсе не нужно постоянно думать о тебе. Он уже заключил тебя в свое сердце как одного из «наших», «своих», так что теперь ты будешь постоянно находиться в зоне его магнетических излучений, когда спишь или просто в состоянии воспринимать эти излучения.

– Я даже представить себе не могу, как это происходит! Ведь, в конце концов, я обладаю свободной волей, и меня не нужно гипнотизировать!

– Это не гипноз, и твоя свободная воля остается при тебе. Но скажи, почему ты пошел с нами, зашел так высоко в горы?

– Потому что я хочу оказаться в школе Мастера Z.

– Хорошо! Это твоя добрая воля?

– Да.

– Тогда твое желание совпадает с твоей доброй волей, и у Мастера Z нет необходимости тебя гипнотизировать. Кроме того, запомни, что мы никогда никого не гипнотизируем. Для нас гипноз – только один из аспектов изучения для доказательства необычайных сил, таящихся в недрах человеческой души и человеческого духа, но ни в коем случае ни средство достижения какой-либо цели. Не забывай: наивысший закон всех оккультных исследований, всякого проникновения в мистику, всякого проникновения в познание Бога – свободная воля! Мы никогда не позволяем себе «принуждать» кого-то, если только этого не делает сам Бог, наивысшее думающее существо, для которого это было бы сущим пустяком, ведь ему достаточно просто подумать об этом, и факт принуждения тут же состоится!

– И все же я не могу понять, – возразил я, – как это я постоянно нахожусь под магнетическим облучением Мастера Z, если обо мне не думает?

– Поясню тебе это на одном примере. Когда парламент принимает какой-то закон, тот через исполнительные органы полиции и судов автоматически тут же вступает в силу, если нарушаются или преступаются определенные условия и нормы, для защиты которых этот закон был издан парламентом. Если где-то происходит убийство, полиция, а затем и судебные органы вступают в действие, причем парламенту уже не нужно заниматься специально этим делом. Так же обстоит дело и с нашим Мастером Z. Ты – тот парламент, что решил учиться у Мастера Z. Следовательно, Мастер Z, так сказать, исполнительный орган твоей свободной воли – полиция и суд в одном лице, автоматически вступающие в действие, как только ты склонен или просто в состоянии воспринимать поучения, причем по своей доброй воле. То есть, ты всегда способен к восприятию, пока твои свободная воля согласно получать поучения. А излучения – мысленные посылы – Мастера Z не прекратятся до тех пор, пока ты готов их воспринимать, точно так же, как всякое полицейское или судебное ведомство сразу же принимается за дело, когда это необходимо. Теперь тебе все ясно?

– Да, – ответил я не совсем уверенно, потому что полной ясности у меня все еще не было.

– Хорошо, тогда вот еще один пример, – продолжил Сэн свои объяснения. – Ты знаешь, что Бог, создав все сущее, своей волей поддерживает его бытие, так как «это хорошо», как Бог сам констатировал не седьмой день, когда отдыхал. Этот седьмой день творения все еще продолжается. Бог все еще «отдыхает», т. е. его воля, создавшая все сущее, продолжает действовать. Но нет необходимости в том, чтобы Бог лично заботился о благополучии каждого жучка-червячка, потому что он раз и навсегда определил жизненные пути всех существ закономерностями, действие которых, благодаря его воле, продолжается. Только человека он не стал заковывать в слишком узкие закономерности, потому что у человека есть осознанная душа и осознанный дух. Для душевных и духовных движений человека Создатель так устроил эти закономерности, что человек сам может выбирать их своим «свободным решением», своей «свободной волей». Так же и с тобой. Ты прямо сегодня можешь развернуться и пойти назад, если хочешь. Ни я, ни Латах, ни Мастер Z не станем на тебя сердиться, а только опечалимся, если ты решишь не продолжать свой путь дальнейшего развития. Но принуждать тебя не станет ни один из нас. Принудить тебя мог бы только сам Бог, да и то он только попытался бы направить тебя, а не принуждать. Посмотри, как щедры и великодушны истинно великие люди – венцы творения, как сам Создатель щедр в своей помощи, направленной на водительство человеком! Что ты думаешь, как бы Создатель и мы отнеслись к кому-то на Земле, кто присвоил себе власть, чтобы направлять и руководить тысячами, миллионами людей, отобранных согласно его узким, ограниченным взглядам? Ничего подобного в наших кругах, «посвященных», не было и нет. Поступи мы так, Бог в ту же минуту покинул нас, т. е. мы оказались бы вне его и потеряли свою власть. Пожалуйста, никогда не забывай, что даже самый высший «посвященный» или мастер не в состоянии ничего предпринять, опираясь на полноту своей власти. Все великое и чудесное мы можем совершить только в единении с Богом. Сам Бог действует через нас. Поэтому высшая радость мастера – просто быть инструментом Бога. Бог был и остается для нас самым высшим, самым совершенным существом, потому что Бог – альфа и омега мироздания.

Удовлетворившись ответом, я прилег на свое ложе. Сквозь открытую дверь я видел отвесные скалы, зарывшиеся в глубокий снег. Мимо остроконечных вершин медленно проплывали белые клочья облаков, время от времени закрывая чуть белесую лазурную голубизну небосвода. Вокруг царил небесный покой. Мысли бесцельно бродили в моей голове. Неожиданно я вспомнил Латаха и четверых носильщиков. Поинтересовавшись их судьбой у Сэна, я узнал, что они давно ушли дальше и теперь находятся в школе Мастера Z, до которого отсюда было два долгих дневных перехода.

Когда мы прожили в каменном доме примерно неделю (Сэн заботился о еде и питье; запасы того и другого очевидно находились где-то в доме), однажды утром появился Латах в сопровождении еще одного европейца. Тот сразу подошел ко мне и, с улыбкой пожав мне руку, представился как брат Густав родом из Германии!

Я радостно пожал ему руку и ответил по-немецки:

– Вот это сюрприз. А где вы жили в Германии?

– Прежде всего, – с улыбкой возразил брат Густав, – никаких «вы», а только «ты». А как мне называть тебя?

– Называй его брат Амо, – быстро сказал Сэн.

– Позволь, дорогой Сэн, – возразил я с улыбкой, – разве ты забыл, что сам рассказывал мне о свободе воли? А теперь ты просто даешь мне какое-то имя! Как это согласуется со свободой воли?

– Прости, дорогой брат Амо, – ответил Сэн с учтивым поклоном, – а скажи мне, пожалуйста, кто дал тебе твое имя?

– Родители, кто же еще?

– Почему же тогда ты не протестовал, используя свою свободную волю?

– Я не мог этого сделать, потому что еще лежал в пеленках.

– Совершенно верно, – улыбнулся Сэн. – А теперь позволь заметить тебе, дорогой брат Амо, в отношении достижения мастерства ты сейчас тоже еще лежишь в пеленках. Так что тебе придется смириться с тем, что мы тебе, духовному младенцу в пеленках, даем имя, обычное в наших кругах. Что говорит твоя свободная воля теперь?