Текст книги "Школа для мальчиков Кассандры Френч"

– Это всего лишь штраф, – шепнула я. – Двадцать пять долларов, и ты свободна как птица.

– Более того, – продолжал обвинитель, – мы требуем, чтобы обе собаки были зарегистрированы как «представляющие потенциальную опасность» в соответствии со статьей 31602 Гражданского кодекса, где сказано, что любая собака, которая укусила человека, но не нанесла ему тяжких телесных повреждений, может рассматриваться…

– Я знаю, что написано в кодексе, – перебил судья. – Это все? – Он обернулся к Лекси и жестом пригласил подойти ближе. Я подтолкнула ее, и она робко выступила вперед, не сводя глаз с мурзиков, которые в свою очередь неотрывно смотрели на свою хозяйку.

Возможно, Фемида и слепа, но судья, несомненно, был зрячим, и, пока Лекси приближалась к нему, он прямо-таки поедал ее глазами. Могу поклясться, по подбородку старика стекала слюна. На какой-то момент я почувствовала отвращение, но потом поняла, что мне это на руку. Если Лекси удастся завоевать расположение судьи, мне не придется выступать в качестве свидетеля, рассказывая о примерном поведении мурзиков, а значит, выставлять себя круглой идиоткой. Давай, Лекси! Тряхни грудью!

– Добрый день, ваша честь, – нерешительно сказала Лекси. Она оглянулась на меня, и я ободряюще кивнула. – Мои мурзи… то есть мои собаки, на самом деле очень ласковые. Они не обидят и мухи. У них, правда, была одна игрушка, знаете, такая резиновая…

Я едва сдержалась, чтобы не выразить протест. Куда ее понесло? К счастью, судья вовремя остановил ее.

– Мисс Харт, мне нужно задать вам всего два вопроса, после чего я отпущу вас и собак домой. Договорились?

Одновременно прозвучавшие слова «собаки» и «дом» мгновенно преобразили Лекси. Тревогу и страх сменило радостное возбуждение, слезы счастья и нечленораздельное бормотание, главным образом адресованное мурзикам. В конце концов ей удалось взять себя в руки и сказать, что она готова ответить на любые вопросы.

– Первое, – спросил судья – судя по его масленому взгляду, он с удовольствием ущипнул бы Лекси за попку, – обучали ли вы этих собак нападать на людей?

– Господи, конечно, нет! – прощебетала она. – Я лишь старалась окружить Джека и Ширли любовью и лаской.

– Будьте любезны внимательно выслушать второй вопрос. Когда ваши собаки кусали мистера Шелби, вы кричали… – Судья порылся в стопке бумаг перед собой и извлек нужный листок. – Вы кричали: «Ах вы мои умницы! Взять его!» Так ли это?

– Нет, – горячо возразила Лекси. – Я сказала: «Ах вы мои умницы! Как же вы славно кусаетесь!»

О, Лекси. Почему при полном отсутствии мозгов твоя пустая голова не увлекает тебя вверх, как воздушный шарик? Я должна была догадаться, что последует дальше, но я как зачарованная наблюдала за происходящим и не подозревала, что из-за угла на меня вот-вот выскочит поезд.

– Зачем вы это сказали? – спросил судья. – Вы утверждаете, что не натравливали своих собак на людей, но ваши слова свидетельствуют об обратном.

Лекси покачала головой.

– Вовсе нет, ваша честь. Мы называем это позитивным подкреплением.

– Мы? – переспросил судья.

– Мы с Кесси. Она знает в этом толк. – Лекси обернулась и помахала мне рукой, и я едва удержалась, чтобы не наброситься на нее и не задушить на месте. Я осторожно помахала ей в ответ, страстно желая провалиться сквозь землю. Если бы не Лекси, мы могли бы уже праздновать победу, попивая капуччино и грызя косточки; она же вместо этого заявляет, что совершила уголовное преступление, и норовит затянуть в эту трясину и меня. Так можно далеко зайти, Лекс.

Как я и ожидала, судья Олджин дал мне знак приблизиться. Видя, что передо мной старый распутник, я попыталась воспроизвести походку Лекси и приблизиться к нему, соблазнительно качая бедрами, но на полпути чуть не растянула спину и последние пять футов слегка прихрамывала.

– Вы тоже являетесь владелицей этих собак, мисс Френч? – спросил судья.

«Если бы это было так, – подумала я, – я бы предпочла сесть в тюрьму, чтобы оказаться от них подальше».

– Нет, ваша честь, эти собаки мне не принадлежат.

– Какова цель вашего появления в зале суда?

Не давая мне открыть рот, Лекси выпалила:

– Она мой адвокат.

– Что? Нет, это не так.

Судья вздохнул. Все пошло наперекосяк. Если мне не удастся исправить дело, Лекси может провалить его окончательно.

– Являетесь ли вы адвокатом? – спросил судья.

– Да, – призналась я. – Но я не адвокат мисс Харт. Я работаю в коммерческом отделе. – Я сообщила ему название студии.

Судья кивнул.

– По-моему, в последнее время вы там подзакисли. «Вторая мировая» была полным провалом, а денег на нее угрохали уйму, как я слышал.

– Да, ваша честь. – Такова жизнь в Лос-Анджелесе: даже судьи знают, что творится в мире кино. У меня было такое ощущение, что в неудачах студии он винит меня. – В следующий раз постараемся такого не допустить.

– Вот и прекрасно, – сказал он. – Мисс Харт утверждает, что вы можете растолковать, что такое позитивное подкрепление, о котором она упомянула.

Я быстро рассказала, что знаю Лекси уже несколько лет и никогда не видела, чтобы она била своих собак, кричала на них или наказывала их иным образом. Я сказала, что, насколько мне известно, позитивное подкрепление представляет собой не противоречащую действующему законодательству методику обучения, хотя я и не являюсь специалистом в данном вопросе.

Пока судья обдумывал сказанное, Лекси пригнулась ко мне и прошептала:

– Расскажи ему про другой случай.

– Ты спятила? – прошипела я.

Судья прочистил горло. Когда я училась в юридической школе, нас не учили прочищать горло, однако судьи явно проходят специальную и весьма основательную подготовку по этой части.

– Прошу вас, леди, поделитесь со мной!

Прежде чем я успела открыть рот, Лекси пропищала:

– Кесси лично видела, как работает позитивное подкрепление, ваша честь. И я утверждаю… могу я так сказать?

– Разумеется, – устало сказал судья Олджин, – почему бы и нет.

– Я утверждаю, что если бы мистер Шелби знал о позитивном подкреплении и произнес те же слова, что и я, вместо того чтобы пинать моих мурзиков, о чем здесь до сих пор не упоминалось… – Она с вызовом посмотрела на городского адвоката, который сидел с невозмутимым видом, хотя в душе наверняка ликовал. – Если бы он сказал нужные слова, я утверждаю, что мурзики немедленно оставили бы его в покое и стали такими же ласковыми и дружелюбными, как всегда. Все.

Лекси ткнула меня локтем и подмигнула. Эта пустоголовая кукла явно гордилась собой. Воистину, дуракам закон не писан.

– Ну же, – сказала Лекси. – Расскажи ему, Кесс.

Городской адвокат вскочил, чтобы заявить протест, и я всей душой надеялась, что судья удовлетворит его. Я уже подумывала, не подойти ли к судье с кратким односторонним заявлением о согласии с истцом, но судья Олджин заявил, что желает выслушать мой рассказ. Поклявшись говорить правду и ничего, кроме правды, я подошла к свидетельскому месту, твердо решив не вдаваться в ненужные подробности, чтобы не увязнуть в этой истории окончательно.

Стараясь излагать обстоятельства дела как можно короче – собравшиеся смотрели на меня весьма неприветливо и вряд ли одобрили бы излишнее многословие, – я рассказала, как мы отправились навестить Джека и Ширли в приют для животных в Санта-Монике. Я описала, как сунула руку в клетку, чтобы протереть нос Джеку Николсону, и умолкла.

– И что же? – поинтересовался судья. – Вы протерли ему нос и почесали его за ухом. Что же случилось дальше?

Лекси ободряюще улыбнулась, не сомневаясь, что вся эта история представляет ее в самом выгодном свете.

Я подняла руку, выставив на всеобщее обозрение багровые кровоподтеки. Судья Олджин наклонился вперед и прищурился, чтобы получше рассмотреть руку.

– Подойдите ближе, – приказал он, и мои ноги повиновались. Судья взял мою руку и внимательно изучил следы укусов.

Руки судьи оказались на удивление мягкими. Прямо как у Джейсона, подумала я. Как там мой новый студент, нашел ли он общий язык с другими мальчиками? Ведь сегодня его первый день в Пансионе. Я дала мальчикам письменное задание, но Джейсон еще не привык к морфию, поэтому скорее всего по возвращении я не обнаружу в его тетради ничего, кроме слюны.

Отпустив мою руку, судья Олджин попросил меня вернуться на место свидетеля, откуда я покачала головой сияющей Лекси.

– Полагаю, – сказал судья, – поскольку вам удалось сохранить руку, собаки в какой-то момент ослабили хватку.

– Да, ваша честь, – гордо сообщила Лекси. – И сделали они это потому, что Кесси произнесла волшебные слова.

– Ах вы, мои умницы? – спросил судья.

– Именно, – обрадовалась Лекси. – Видите, как все просто. Мы можем идти?

Городской адвокат хотел было что-то сказать, но судья дал ему знак сесть.

– Я знаю, что вы хотите сказать, Хэнк, и я сделаю это за вас. – Он внимательно посмотрел на Лекси и на меня, и под этим взглядом мне захотелось съежиться и спрятаться под стол. Лекси, глупо улыбаясь, стояла, очень довольная собой.

– Суд Калифорнии традиционно придерживается правила «одного безнаказанного укуса». В соответствии с ним принято применять действующее законодательство. Если серьезные телесные повреждения отсутствуют и речь идет не о бойцовских собаках, мы, как правило, штрафуем владельца, регистрируем собаку как «потенциально опасную» и отпускаем обоих на все четыре стороны.

Бедняжка Лекси со своими мурзиковыми мозгами до сих пор не поняла, что произойдет дальше. Она слушала судью и кивала, представляя, как Джек и Ширли бросятся в ее объятия. Я попыталась вставить слово и сказать, что собаки кусались не от злости, они просто играли, но судья не обратил на меня никакого внимания.

– Если речь идет о двух не связанных между собой случаях, – продолжал он, – Гражданский кодекс четко оговаривает, что суд должен предупредить нанесение дальнейшего ущерба. Он может обязать владельца выводить собак только в наморднике. В иных случаях этих собак запрещают содержать дома и в случае необходимости ликвидируют.

Ключевым словом было «ликвидируют». Внезапно плотина, которая отделяла мысли Лекси от ее мозгов, рухнула, и слова судьи лавиной обрушились на ее неразвитое сознание.

– Нет, – прохрипела она. – Это же мурзики.

Судя по всему, ее отчаяние не произвело на судью Олджина особого впечатления. Лекси была напряжена, как струна, и лишь это позволяло ей держаться на ногах.

– По моему мнению, собаки должны и далее содержаться под стражей, а работнику приюта для животных вменяется в обязанность определить, представляют ли они угрозу для общества. Окончательное слушание состоится через неделю.

Он ударил по столу молотком, и внезапного громкого звука оказалось достаточно, чтобы Лекси окончательно потеряла ориентацию. Ее грудь слегка приподнялась, ноги подкосились, и, негромко охнув, она рухнула на пол.

В мгновение ока все обладатели пенисов в зале суда повскакали со своих мест и ринулись на помощь Лекси. В числе прочих, отталкивая друг друга, к этой ведьме рванулись городской адвокат и мистер Леонард Шелби. Сам судья Олджин слез со скамьи и, не боясь уронить свое достоинство, снизошел до бедной девушки, лишившейся чувств. Толпа мужчин, едва не растоптав меня, принялась спорить, кто должен заняться бедняжкой.

Зрелище лежащей на спине Лекси, судя по всему, сделало меня невидимой для окружающих. Вздохнув, я собрала вещи и вышла из зала, решив, что желающих проводить Лекси домой будет достаточно.

По дороге домой я услышала по радио объявление о том, что сегодня вечером состоится присуждение наград киноактерам на канале Эм-ти-ви. Пару лет назад Клэр затащила меня на подобное сборище, где звезды комедийного жанра состязались в номинации «Лучшая попка года». Как ни странно, тогда Джейсон Келли уступил первое место корове. Сейчас у меня нет настроения излагать эту историю во всех подробностях. Должна лишь заметить: в тот вечер я была больше всего потрясена тем, что в свои двадцать семь лет я отстала от прочей аудитории на целое поколение. Я не знала ни музыки, которую они слушали, ни фильмов, которые они смотрели, и с большим трудом узнавала отдельных ведущих. Интересно, когда я отстала от моды, недоумевала я.

– Премии канала Эм-ти-ви! – провозгласил диктор голосом, похожим на удар треснувшего стакана о металлический стол. – В живом эфире из Лос-Анджелеса неповторимое, увлекательное зрелище с участием Джейсона Келли, трансляция из отеля «Ныотрэл Милк»…

Я решила, что ослышалась. К счастью, сотрудники Эм-ти-ви понимают, в каких условиях находятся его слушатели. После того как диктор сообщил о вручении наград в шестой раз, раздался голос самого Джейсона Келли:

– Привет, говорит Джейсон Келли, сегодня вечером вы увидите меня на вручении наград канала Эм-ти-ви. Если вы пропустите нашу передачу, мы поссоримся навсегда. Не думайте, что я шучу.

Я была так ошарашена, услышав голос Джейсона, что не заметила, как передо мной загорелся красный свет. Я проскочила перекресток, на полном ходу обогнув седан, который выскочил невесть откуда, как только свет сменился на зеленый. Громко просигналив, водитель седана покрутил пальцем у виска. На ходу выкрикнув извинения, я нажала на газ, чтобы как можно быстрее улизнуть с места преступления.

Паниковать нет причин. Скорее всего, запись сделали давным-давно. Джейсон сидит в подвале, надежно прикованный к кровати. Но по радио сказали, что вручение наград будет происходить в прямом эфире, а следовательно, если Джейсон туда не явится, его исчезновение будет замечено раньше, чем я рассчитывала. Я была так озабочена слушанием дела Лекси и первым днем занятий Джейсона, что забыла про все. Это упущение следовало немедленно исправить.

– Как у него дела? – спросила я Оуэна, спустившись в подвал.

– Так себе, – ответил Оуэн. Джейсон свернулся калачиком на своей койке, цепи от кандалов и от наручников перепутались между собой. – То кричит, то пускает слюни. Думаю, домашнее задание он не сделал.

Я подошла к кровати Джейсона и погладила его ногу.

– Джейсон, милый? Как ты себя чувствуешь?

От моего прикосновения он вздрогнул и изогнулся, как червь на крючке.

– Уйди, – пробормотал он. – Я устал.

– Я знаю, – ласково сказала я. – У тебя была долгая ночь и нелегкое утро. Я все понимаю. Но сегодня нам нужно сделать кое-что еще, и без твоей помощи мне не обойтись.

– Иди к черту.

Я решила не обижаться на грубость, присела на краешек кровати и принялась осторожно массировать Джейсону спину. Почувствовав прикосновение моих рук, он сначала напрягся, но потом расслабился. Мне не хотелось вновь прибегать к помощи Оуэна; Джейсону пора привыкать слушаться меня.

Когда дыхание Джейсона выровнялось, я вытащила приготовленный заранее шприц для подкожных инъекций и быстро ввела ему три миллиграмма морфия. Когда игла проткнула кожу, он вздрогнул, а когда я убрала шприц, обернулся и посмотрел на меня.

– Зачем? – спросил он слабеющим голосом.

– Ты поймешь это потом, – обещала я. – Сейчас ты должен написать письмо.

Глаза Джейсона начали подергиваться пеленой. Он заморгал, прогоняя дремоту.

– Я не пишу писем, – пробормотал он. – Для этого у меня есть агенты.

– Я знаю. Но это будет как раз письмо агенту. Давай, я тебе помогу.

Я усадила Джейсона за маленький столик в углу и вложила в его длинные пальцы шариковую ручку. На краю стола я вновь заметила крохотную кучку опилок. Я диктовала письмо, а Джейсон записывал его длинным, размашистым почерком, морфий замедлял его движения, но не отключил его сознание. На восемь предложений у нас ушла добрая четверть часа. Когда он закончил, я дважды проверила написанное и удовлетворенно подумала, что это несомненно правильный шаг.

Джейсона Келли представляло «Энтерпрайз», одно из крупнейших агентств в городе. Несколько лет назад его создали пять самоуверенных юнцов, отколовшихся от собственных компаний, чтобы объединить свои силы. Они во всеуслышание объявили, что их миссия – нести свет во тьму и при этом получать неплохую прибыль. Задачи по части прибылей были решены, а вопрос о пересмотре этики Голливуда постепенно забылся.

Агентом Джейсона был Эдвин Ховард, один из отцов-основателей «Энтерпрайз». Столкнуться с ним лично мне довелось всего один раз, когда я работала в товариществе Корнфилд. Мы выполняли небольшую секретную работу для одного из его клиентов, и он произвел на меня впечатление своей порядочностью (следует заметить, что, определяя порядочность агентов, не следует использовать ту же шкалу оценки, что и для других людей; они требуют особого подхода) и готовностью идти на компромисс. Он славился открытым, восприимчивым умом и нешаблонным мышлением.

Посмотрим, как он поведет себя теперь.

Я заперла подвал, позвонила дезинсектору, который обещал прийти в следующий четверг, и направилась в Санта-Монику. У меня дома есть факс, но мне не хотелось, чтобы на письме Джейсона стоял мой телефонный номер. Из Кинко, что в Санта-Монике, можно за сходную цену отправить факс в любую точку земного шара, сохранив анонимность. Я вставила письмо Джейсона в аппарат, набрала номер факса Эдвина Ховарда в «Энтерпрайз» и нажала кнопку ОТПРАВИТЬ. Благодаря чудесам современной техники через пару минут это письмо будет в офисе агентства «Энтерпрайз».

Эдвин, умоляю, не сердись. Понимаю, я предупреждаю тебя слишком поздно, но сегодня вечером я не смогу участвовать в шоу. Мне нужно уехать, я хочу немного отдохнуть. Где-нибудь в Мексике или Юго-Восточной Азии, там, где нет телефонов, где меня никто не знает, где я смогу понять, кто я и кем мне суждено быть. Присмотри за моими делами, пока я в отъезде. Я позвоню тебе, когда буду готов вернуться в игру. Передай моим поклонникам, что я люблю их.

Джейсон.

Последняя фраза была предметом моей особой гордости. Когда о письме узнают все – а Эдвин Ховард обязательно позаботится, чтобы его содержание, хотя бы частично, стало известно средствам массовой информации, – легионы обожателей Джейсона узнают, что, какими бы демонами ни был одержим их кумир, он продолжает думать о своих поклонниках. Когда он вернется, окруженный ореолом былой славы, они будут прислушиваться к нему, подмечать произошедшие в нем перемены и стараться подражать ему.

Таким образом, я получила несколько недель отсрочки и, довольная собой, поехала домой, чтобы приготовить для мальчиков ланч. На сей раз Джейсон был более покладист и съел суп и несколько крекеров. Надеюсь, скоро мне не придется прибегать к успокаивающим средствам, чтобы заставить его слушаться.

До нашей вечерней вылазки оставалось несколько часов. Оуэн слегка нервничал. Я сказала ему, что вместо запланированного похода в ресторан мы отправимся на вечеринку голливудских воротил шоу-бизнеса, и он отнесся к этой новости совершенно спокойно.

– Там будут кинозвезды? – спросил он.

– Не думаю. Зато там будет полным-полно адвокатов.

Я думала, он испугается, но он и бровью не повел. И все же, пока я находилась в подвале, он беспрерывно шагал взад-вперед по комнате, насколько позволяли его цепи. Проходя мимо меня, он тревожно улыбался.

– Все будет нормально, – обещала я. – Я в этом нисколько не сомневаюсь.

Однако Оуэн, несмотря ни на что, волновался.

– Я не хочу тебя подвести.

Я взяла его за руку и ободряюще погладила по плечу. На самом деле я могу подбадривать его сутки напролет, но это ничего не изменит. Есть лишь один путь выяснить, готов ли Оуэн к финальному этапу обучения в Пансионе. Для этого нужно выбраться из дома. Мне очень хотелось верить, что все пройдет по высшему классу и не придется пропускать электрический ток через его гениталии.

Урок № 8
Исцеляя боль

Пятница Ночь. Или субботнее утро. Часы показывают три пополуночи. У меня безумно болит затылок. Похоже, там растет шишка. Если бы не глубочайшее отвращение к врачам, я бы обратилась в больницу. Надеюсь, что, пока я буду делать записи (никаких оценок, только факты), боль утихнет, а опухоль спадет.

В этот вечер все сразу пошло не по плану. Случилось несколько, скажем так, проколов.

Начало было просто прекрасным. Я принесла Оуэну костюм от Бертрони, который выбрала специально для него, и предупредила, что он должен быть готов к семи. В подвале нет часов, а наручные часы мальчиков я давно конфисковала, полагая, что им ни к чему думать о том, который час или какое сегодня число. Но сегодня мне хотелось, чтобы наша вылазка как можно больше походила на обычное свидание, и я на время вернула Оуэну его прекрасные швейцарские часы «Мовадо».

Чтобы настроить Оуэна на рабочий лад, я решила начать вечер с импровизированной контрольной работы. На выход я приготовила нарядное платье с открытыми плечами. Надев платье, я обула пару чудовищных зеленых сандалий, которые когда-то купила для меня мама. Не знаю, почему я до сих пор не выбросила их или не отдала какому-нибудь бездомному. Наверное, в глубине души я чувствовала, что когда-нибудь они мне пригодятся. Кроме того, даже бездомный наверняка выбросил бы их на помойку. Всему есть предел.

Когда я спустилась вниз, в подвале воцарилась тишина. Ошеломленные мальчики онемели, и это безмолвие польстило мне до глубины души. Оуэн уже поджидал меня у лестницы. В итальянском костюме он был просто ослепителен, покрой приталенного пиджака выгодно подчеркивал его великолепную фигуру. Правда, из-за кандалов ему не удалось надеть брюки, и они лежали у его ног.

– Ты выглядишь просто потрясающе, – выдохнул Оуэн. Вместо того чтобы попросить помочь ему надеть брюки или говорить о том, что мы можем опоздать на вечеринку, он первым делом сказал мне комплимент, и за это, безусловно, заслужил пятерку с плюсом. Я не спеша спустилась по ступеням и поцеловала его в щеку. Алан и Дэниел смотрели на нас с нескрываемой завистью, но в их глазах светилась любовь, и я ничего не сказала.

– Приступим, – сказала я и опустилась на колени, сняв с шеи ключ от кандалов. – Начнем снизу.

Я отомкнула кандалы и сняла их вместе с цепью. Перед тем как освободить Оуэна окончательно, я немного помедлила, понимая, что мы подошли к поворотному моменту. Безвылазно проведя в подвале почти целый год, Оуэн впервые покидал его, чтобы выйти в свет. Сегодня нас со всех сторон будут окружать люди, и я не смогу контролировать каждый его шаг. Разумеется, у меня в сумочке будет пульт управления электрическим ошейником, но, если Оуэн надумает поднять крик в гостиной Стэна Олсена, вряд ли слабый разряд электрического тока решит дело. Тогда мой эксперимент закончится задолго до того, как будут известны его результаты.

Я тряхнула головой, отбрасывая мрачные мысли. Будем надеяться на лучшее. Оуэн заслуживает моего доверия.

– Вот и все, – сказала я. – Можешь надеть брюки.

Когда Оуэн оделся окончательно, результат превзошел все мои ожидания. Его внушительная фигура очертаниями напоминала манекен в витрине магазина, торгующего смокингами. Я еще раз чмокнула его в щеку и обвила руками его талию.

– Какой у меня неотразимый спутник.

Оуэн вспыхнул, а я немного покружилась, чтобы он мог полюбоваться моим новым платьем.

– Тебе нравится? – спросила я.

– Потрясающе.

– Ты в самом деле так думаешь? – это был первый контрольный вопрос. – Я могу переодеться. Ты считаешь, что все в порядке?

– Да, да, – подтвердил он. – Платье просто великолепное. Ты тоже великолепна. – Он умолк.

– Так в чем же дело? – нажала я. – Говори начистоту.

Я явственно слышала, как у него в голове заскрипели жернова. Ему страшно не хотелось меня огорчать. Но мои уроки не прошли даром: он не мог меня подвести.

– Туфли, – сказал он. – Они не подходят к платью.

Я сделала вид, что удивлена.

– Ты серьезно?

– Да, мне очень жаль. Ты обиделась?

– Ни капельки, – весело сказала я, взбежала по ступеням и сменила сандалии на приготовленные заранее туфли от Исаака Мизрахи на трехдюймовом каблуке.

– Это прекрасный урок для вас всех, – объявила я, спустившись в подвал во второй раз, на сей раз экипированная должным образом с головы до пят. – Если ваша спутница интересуется, что вы думаете о ее туалете, скажите ей, что она прекрасно выглядит. Если она задает тот же вопрос вторично, это значит, что ей действительно важно узнать ваше мнение. Будьте любезны, но честны. Никому не хочется выглядеть глупо, и ваш долг помочь своей подруге.

Я знала, что, когда мы вернемся, мальчики будут спать, и обошла подвал, пожелав каждому доброй ночи. Оуэн держался рядом, и на миг мне показалось, что мы – супружеская пара, которая уезжает на вечеринку, оставляя детей с нянькой.

Джейсон мрачно покосился в мою сторону:

– Сейчас я должен выступать по телевизору.

– Знаю, милый. Не волнуйся, тебе найдут замену.

Он что-то проворчал, выругался и отвернулся к стене. Глаза Оуэна сузились, а на скулах заиграли желваки. Я мягко прикоснулась к его груди.

– Не сердись на него, – сказала я. – Он ведь новичок. Когда-то ты тоже был таким. – «И тоже болтал много лишнего», – добавила я про себя. Оуэн не умолкал часами, его звучный голос отдавался от стен подвала и разносился по всему дому. Так продолжалось несколько ночей. Именно из-за Оуэна мне пришлось вызвать мастера по звукоизоляции. И поставить на дверь засов. И обзавестись кучей висячих замков.

– Как он смеет тебе грубить?

– Он больше не будет, – пообещала я. – Подожди немножко. Идем, иначе мы опоздаем.

Я проверила, надежно ли прицеплены мальчики, еще раз пожелала всем спокойной ночи и, опираясь на руку Оуэна, двинулась к лестнице. Мы вместе задвинули засовы, заперли замки и направились в гараж.

Вообще-то я предпочитаю, чтобы машину вел парень – во-первых, в наши дни так принято, а во-вторых, мне любопытно взглянуть, как он ведет себя за рулем. Наблюдая за человеком, который ведет машину по переполненным улицам, вы можете узнать про него очень и очень многое. Я терпеть не могу тех, кто выходит из себя из-за любого пустяка, и слабаков, которым никогда не хватает пороху проскочить на желтый свет.

Однако на сей раз я решила сесть за руль сама. Не дай бог, столкнемся с каким-нибудь копом, которому взбредет в голову проверить водительские права Оуэна, а то и поднять его дело. Нарушив традицию, мы доберемся на место куда быстрее и избежим ненужного риска.

Оуэн уселся рядом со мной.

– Тебе удобно? – спросила я.

– Я немного волнуюсь, – признался он. – Прошло столько времени.

– Мир остался таким, как прежде, – ободрила я его. – Расслабься, смотри в окно, не успеешь глазом моргнуть, как будем на месте.

Мой план занятий включал беседу в машине, мне всегда казалось, что именно во время поездки становится понятно, удачно ли сложится предстоящее свидание. Но Оуэн, как зачарованный, приник к окну, и я не стала ему мешать.

Дом Стэна был расположен на возвышенности и не был обнесен забором. Он был построен в стиле фермерского дома, по-видимому, в восьмидесятые годы. Я представила, как Стэн снимает костюм вице-президента и расхаживает в куртке с закатанными рукавами и яркой футболке.

Подъездную дорожку уже заполняли дорогие машины избранных сотрудников коммерческого отдела, в основном «мерседесы» и БМВ, среди которых мелькали «порше» и «ауди». Если бы в Германии знали, что завоевать Голливуд так просто, возможно, они оставили бы идеи о мировом господстве и бросили все силы на создание автомобилей.

Оуэн проворно вылез из машины и обошел ее, чтобы открыть мне дверь. Его руки были липкими и холодными.

– Все будет нормально, – сказала я. – Главное, держись поближе ко мне.

Не успели мы ступить на дорожку, что вела к дому Стэна Олсена, из моей сумочки послышалось разъяренное жужжание, точно я ненароком придавила африканскую пчелу (спасибо каналу «Нэшнэл Джиэграфик»!), которая норовила выбраться наружу.

– Это не устройство дистанционного управления? – забеспокоился Оуэн.

– Думаю, нет.

Это же мой мобильник! – осенило меня. Я специально переключила его на вибрацию, поскольку терпеть не могу, когда на вечеринках кто-то болтает по сотовому телефону. Я полезла в сумочку, стараясь не задеть кнопки пульта управления ошейником, и проверила, кто мне звонит. Это была Клэр. Я не могла не ответить – как-никак я была ее лучшей подругой, – и, рассудив, что я еще не на вечеринке, я приняла вызов.

– Привет, Клэр! Что случилось?

– Этот ПОДОНОК! – она завопила так пронзительно, что я едва не оглохла на левое ухо. Я поднесла телефон к правому уху. – ПОДОНОК! – вновь завопила она, и я окончательно потеряла слух.

– Клэр, держи себя в руках, – сказала я. Во всяком случае, мне показалось, что я сказала именно это. В ушах у меня все еще звенело от ее крика. – В чем дело?

– Дело в этом подонке, – заплакала она, сжалившись надо мной и убавив уровень громкости. – Он меня бросил.

– Кто? Возбудимый Знанием?

– Где ты? – спросила она.

Не подумав, я брякнула:

– У Стэна Олсена. В Бел-Иэр. – Я мгновенно пожалела об этом, но было поздно.

Ответа не последовало. Наверное, Клэр захлебывается рыданиями и не в силах вымолвить ни слова, подумала я.

– Клэр, все будет нормально, успокойся.

В трубке было тихо. Я поняла, что нас разъединили; должно быть, она проезжает туннель или каньон. Я отключила телефон и улыбнулась Оуэну.

– Неприятности в раю,[16]16
  «Неприятности в раю» – комедия режиссера Э. Любича (США, 1932).


[Закрыть] – пояснила я. – Это моя подруга.

– Надеюсь, все образуется, – сказал он, демонстрируя потрясающий талант сопереживания.

– Я тоже. – Я поправила прядь волос, которая упала ему на глаза. – Бог с ней, идем веселиться.

– Идем, – откликнулся он.

В огромной гостиной Стэна Олсена уже толпилось человек сорок. Все они потягивали напитки, болтали и смеялись. Издалека приглушенно доносилась восхитительная джазовая мелодия. Тихонько позвякивали бокалы. Оуэн остановился в дверях, и мне пришлось легонько шлепнуть его пониже спины.

– Не робей, тебе это по плечу.

Через холл мы прошли в дом. Мне было приятно видеть, что все женщины с интересом и восхищением поглядывали на Оуэна, любуясь его фигурой, пластикой и изяществом. Их взгляды были равноценны беззвучному шквалу аплодисментов моим усилиям.

Многих из присутствующих я встречала раньше, но почти ни с кем не была знакома лично. Все это были представители высшего руководства, сплошь вице-президенты и адвокаты из юридического и коммерческого отделов со своими женами и любовницами. Я провела Оуэна к бару, где хорошенькая девушка, нанятая специально по этому случаю, разливала напитки.

– «Космополитэн», – заказала я. – Оуэн?

– Диетическая кола? – Он вопросительно посмотрел на меня, и я кивком одобрила его выбор.

Я огляделась, ища в толпе Арлин Оберст, но ее не было видно. Ничего, рано или поздно она появится. Я понятия не имела, что делать, когда это случится, но решила, что, когда придет время, я что-нибудь придумаю.

Способность к импровизации. Четверка на трезвую голову, пятерка после первой порции «Космополитэн» и ноль после третьей порции.

Я просто обязана расправиться с первым коктейлем, пока не показалась Арлин. Мы с Оуэном стояли у бара с бокалами и разглядывали толпу, не зная, что делать и о чем говорить. Я учила мальчиков любой ценой избегать неловкого молчания на первом свидании. Разумеется, при этом я предостерегала их и от излишней болтовни, ведь женщину так легко оскорбить какой-нибудь неуместной глупостью или замечанием чересчур личного характера. Возможно, они получили избыточное количество противоречивых инструкций. В следующий раз надо пересмотреть методику подачи материала.