Текст книги "Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу"

Можно было бы ожидать, что реформы и либерализация 1860-х годов сделают статус российского подданного более привлекательным для иностранцев. Однако, как ни удивительно, перемены возымели обратный эффект. После того как эпохальные законы 1864 года полностью уравняли иностранцев и подданных в их правах с точки зрения гражданского права, а также отменили двойной налог на купцов, особых причин для натурализации не осталось. С другой стороны, в эпоху, когда было сложно принадлежать к двум нациям, натурализация означала бы отказ от значительного преимущества, обеспечиваемого дипломатической юридической поддержкой, которую Германия, Британия и другие страны решительно предоставляли в каждом конкретном случае. В результате официальная статистика свидетельствует, что количество натурализаций быстро упало до малой доли предшествующего уровня[199]199
  Все приведенные выше статистические данные взяты из ежегодных отчетов Третьего отделения Императорской канцелярии (1839–1869): ГАРФ. Ф. 109. Оп. 223. Д. 4–34.


[Закрыть].

Общее для всех национальное гражданство

Декрет 1864 года стал воплощением перехода к формированию единого, универсального, общего гражданства, которое должно было заменить другие, промежуточные его типы. Первой из этих перемен был отказ от юридического разграничения «временного» и «постоянного» гражданства. Первый статус обычно получали те, кто приносил особую присягу на верность службы; он не влек за собой приобретения каких-либо политических прав, но давал набор прав договорных, позволяющих вести дела, владеть домами, фабриками либо арендовать их и т. п. В первую очередь этот статус присваивался студентам, купцам и другим лицам, планировавшим жить и работать или учиться в России в течение определенного времени, но желавшим сохранить возможность уехать из страны. (Российские подданные не имели гарантированного права эмигрировать.) Россия вовсе не была исключением и не особенно припозднилась в переходе к фундаментальному принципу гражданства в международном праве, согласно которому натурализация приносит с собой полную правоспособность в новой стране и полный отказ от претензий со стороны старой. Британское гражданство сохраняло понятие лояльности (то есть непризнание утраты британского гражданства в результате натурализации за рубежом) до 1870 года[200]200
  Гессен В. М. Подданство. С. 220. См.: Kettner J. H. The Development of American Citizenship. P. 3–130.


[Закрыть].

Более серьезные юридические различия связывались со статусом натурализованного иностранца, принесшего присягу на вечное подданство. В XVIII и XIX веках серия правил определяла права и обязанности натурализованных иностранцев не так, как права уроженцев страны. Натурализованные иностранцы (denizens) чаще всего продолжали подчиняться общим ограничениям, налагавшимся на иностранцев, хотя в некоторых случаях могли пользоваться правами бóльшими, чем те, которыми располагали уроженцы страны[201]201
  Например, натурализованные военнопленные получали паспорта с отметкой о том, что им запрещено проживать в Польше, Курляндии, Финляндии, Бессарабии, Санкт-Петербурге или Москве. См.: Проект положения о состоянии иностранцев. С. 49.


[Закрыть]. Закон 1864 года упразднил этот промежуточный статус, и как натурализованные подданные, так и уроженцы страны стали равны перед законом[202]202
  Гессен В. М. Подданство. С. 226–231.


[Закрыть]. То был серьезный шаг по пути отмены всех промежуточных статусов между статусами подданного и иностранца. Закон 1864 года также и на практике, и теоретически рецентрализировал выдачу окончательного одобрения натурализации, сделав последнюю скорее актом присоединения к подданным государства, чем логическим следствием принятия в какое-нибудь из местных сословий[203]203
  РГИА. ПЗ. Папка 97697. Л. 4.


[Закрыть].

В эпоху реформ произошло, кроме того, укрепление давно существовавшей в российском законодательстве и процессуальных нормах тенденции к применению принципа почвы и увеличению количества царских подданных. Это можно увидеть в некоторых подробно прописанных условиях закона о натурализации, например в пункте, дающем губернаторам право натурализовать детей иностранцев в год их, этих детей, восемнадцатилетия. Сходным образом, родившиеся на российской земле иностранцы могли в срочном порядке натурализоваться, всего лишь устроившись на работу и принеся присягу на службу в России[204]204
  Лозина-Лозинский М. А. Принятие в русское подданство. Губернаторы и местные чиновники также получали значительные полномочия, дававшие возможность отказаться от обременительной стандартной процедуры натурализации (в особенности от требования к иностранцу без перерывов прожить в России пять лет). Лозина-Лозинский, юрист конца XIX века, утверждал, что использование упрощенной формы натурализации было весьма популярной и общепринятой практикой.


[Закрыть].

Владимир Гессен, единственный исследователь, проанализировавший Великие реформы в области подданства и натурализации, также подчеркивает другой концептуальный переход: от «коллективного» членства – к «индивидуальному»[205]205
  Анализ этого перехода в терминах философии Фуко, то есть с точки зрения возникновения государственности, интегрирования частных лиц в государство и дисциплинарных практик осуществления власти (а не с точки зрения появления автономного либерального субъекта, как у Гессена), см. в работах: Steinwedel Ch. Making Social Groups, One Person at a Time: The Identification of Individuals by Estate, Religious Confession, and Ethnicity in Late Imperial Russia // Documenting Individual Identity. P. 67–82; Kotsonis Y. «Face to Face». P. 221–246. О философии Гессена см.: Lohr E. The Ideal Citizen and Real Subject. P. 173–194.


[Закрыть]. Он приводит исторический довод, согласно которому натурализация в XVIII веке (в России и Европе) происходила в первую очередь благодаря политике увеличения количества населения страны. Поскольку в это время многие международные миграции предполагали переселение целых общин, натурализация часто становилась предметом переговоров во время общего процесса иммиграции. Целые сообщества мигрантов натурализовались в соответствии с особыми постановлениями и условиями. Зачастую такого рода натурализацию лучше описывает термин «установленная в порядке договоренности привилегия» – привилегия, даруемая сообществу и предполагающая освобождение от ограничений, налагаемых на иностранцев, и от обязанностей, которые должны выполнять граждане государства[206]206
  Гессен В. М. Подданство. С. 283.


[Закрыть]. В таком виде натурализация все еще очень хорошо согласуется с парадигмой сепаратных сделок, заключаемых с различными группами мигрантов и поселенцев, перебиравшихся на территорию Российской империи. Гессен утверждает, что только после реформы 1864 года натурализация начала демонстрировать интерес к «индивидуальным свойствам натурализуемого иностранца»[207]207
  Там же. С. 285.


[Закрыть].

Однако существовало несколько важных исключений, выходивших за рамки параллельной универсализации норм и индивидуализации их применения, имевшей место в законах о гражданстве после 1864 года. Во-первых, были сохранены весьма широкие особые правила для Царства Польского и Великого княжества Финляндского[208]208
  См.: Рейнеке Н. Очерк русско-польского междуобластного частного права. СПб.: Сенатская тип., 1909. Это было верно также для Бухарского и Хивинского эмиратов, которые, однако, с точки зрения закона были «протекторатами» с собственной системой подданства.


[Закрыть]. Финляндии, например, даровалось право выдавать загранпаспорта как российским подданным, так и иностранцам, проживавшим в княжестве[209]209
  ГАРФ. Ф. 109. Оп. 223. Д. 26. Папка 24 (1861). Губернаторы часто жаловались, что Финляндия предоставляет иностранцам, желающим въехать в пределы империи, и российским гражданам, желающим их покинуть, возможность избежать всех проверок и ограничений, с которыми они столкнулись бы в других регионах России. Финляндия была широко известна как излюбленный путь революционеров в Российскую империю и из нее, но им также пользовались и многие другие лица. См., например: Там же. Ф. 102. Оп. 46. II делопроизводство (1889 г.). Д. 105. Л. 9.


[Закрыть]. В некоторых случаях Собрание законов Российской империи сохраняет отдельные разделы, регулирующие приобретение и утрату принадлежности к Российскому государству в двух этих юрисдикциях. Согласно административному постановлению 1865 года, жители Царства Польского для пересечения границы с другими регионами Российской империи нуждались в особом «паспорте подданного империи». Таким образом, порядок въезда на территорию страны для финнов и поляков мало отличался от процесса получения визы для пересечения международной границы[210]210
  Паспортные правила на время военного положения в Царстве Польском (1865) // РГИА. ПЗ. Папка 520 (Статья 28).


[Закрыть]. Закон 1867 года даровал ряд денежных и юридических привилегий российским подданным из других областей империи при поступлении на службу в польских провинциях. В сочетании с новыми ограничениями возможности для поляков приобретать и наследовать землю в регионе, эти привилегии работали против общей тенденции, получившей развитие в эпоху реформ и направленной на создание единого статуса гражданина империи[211]211
  РГИА. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 85. Л. 29.


[Закрыть]. В Польше, Финляндии и – в меньшей степени – в некоторых других частях империи (в Бухарском и Хивинском ханствах, Бессарабии, на Дону и в Прибалтике) подобные правила сохраняли по крайней мере какое-то местное разнообразие в гражданских правах.

Во-вторых, как до, так и после 1864 года некоторые группы иностранцев сталкивались с бóльшим количеством юридических ограничений, чем другие. Несмотря на заметное международное давление, евреям-иностранцам позволялось селиться в России лишь в отдельных, исключительных случаях, требовавших одобрения со стороны Министерства внутренних дел[212]212
  Об этом идет речь в статье 819 тома 9 Свода законов Российской империи (1899): «Иностранцы из евреев не допускаются к переселению в Россию или вступлению в Российское подданство». См. также: Права евреев и иностранцев.


[Закрыть]. Те иностранные евреи, которые вошли в число таких исключений и получили разрешение на въезд в страну, не пользовались такими же правами, какими пользовались другие иностранцы, а сталкивались с множеством ограничений в отношении места проживания и экономической деятельности, с которыми мирились и евреи, находившиеся в российском подданстве. Из-за международных дипломатических дискуссий на данную тему это не было четко оговорено в законе – в особенности из-за дискуссий с Соединенными Штатами, настаивавшими на том, что все натурализованные американские граждане, в том числе и евреи, должны защищаться российскими законами так же, как и другие иностранцы[213]213
  Много сведений об этом споре приведено в кн.: Saul N. Distant Friends: The United States and Russia, 1763–1867. Lawrence: University Press of Kansas, 1991. См. также: Энгель В. В. «Еврейский вопрос» в русско-американских отношениях: На примере «паспортного» вопроса (1864–1913). М.: Наука, 1998; Журавлева В. И. Еврейский вопрос в России глазами американцев // Вестник Еврейского университета. 1996. Т. 3. № 13. С. 64–87.


[Закрыть]. В результате российским консулам было велено не указывать при выдаче виз евреям-иностранцам, что поселение возможно лишь в пределах еврейской черты оседлости. По дипломатическим соображениям власти предпочитали накладывать на таких людей ограничения не посредством формальных законов, а внутренними циркулярами, регламентировавшими административную практику[214]214
  ГАРФ. Ф. 215. Оп. 1. Д. 411. Л. 35 (Циркуляр генерал-губернатора Варшавы о порядке выдачи виз к паспортам иностранных евреев при их въезде в Россию, 9 июля 1891 г.).


[Закрыть]. И напротив, в то время как евреям, иезуитам, дервишам, китайцам и представителям других групп натурализация была запрещена, некоторые иные категории людей рассматривались в качестве желательных и получали преимущества при натурализации. Например, секретный царский циркуляр дал Министерству иностранных дел право не требовать обязательного пятилетнего проживания на территории империи при натурализации славян, оказавшихся в турецком подданстве[215]215
  РГИА. Ф. 1289. Оп. 1. Д. 2281. Л. 1 (Министерство внутренних дел, Департамент общих дел, секретный циркуляр, 21 декабря 1864 г.).


[Закрыть].

В-третьих, хотя новые правила 1864 года и создали в теории единую национальную процедуру натурализации, на практике они не уничтожили огромных различий в этом процессе для разных социальных групп – по большей части потому, что включали требование, чтобы проходящие натурализацию люди «избирали свой род жизни» и были приписаны или причислены к российскому сословию или состоянию[216]216
  Там же. Л. 1–6.


[Закрыть]. Для иностранных купцов вступление в российское торговое общество или купеческую гильдию, вероятно, все еще оставалось с точки зрения прав и юридического статуса более важным, чем формальное обретение гражданства[217]217
  Проект положения о состояниях иностранцев (1863) хранится в основном фонде Российской национальной библиотеки (далее – РНБ) в Санкт-Петербурге (см. с. 41); Гессен В. М. О приписке натурализованных иностранцев к мещанским обществам // Журнал Министерства юстиции. 1896. Апрель.


[Закрыть]. Тем более верно это было для иностранной знати. И для тех, и для других момент получения реального доступа к правам и привилегиям – подлинная «натурализация» – оставался моментом вхождения в российское сословие или обретения определенного положения. Более того, иностранные купцы и другие иноземцы, проживающие в городе, должны были испрашивать у городской думы и полиции дозволения войти в число городских обывателей, перед тем как губернатору могло быть позволено провести церемонию натурализации.

Наконец, на практике Великие реформы никак не отменяли особого юридического статуса иностранцев. По иронии судьбы в последовавшие за реформами десятилетия было много жалоб на то, что, уравняв юридическое положение иностранцев и российских подданных перед законом, реформы уничтожили многие стимулы, побуждавшие иностранцев к натурализации. Иностранцы – которые были полностью равны россиянам с точки зрения гражданского права, пользовались дипломатической защитой и не подлежали воинской повинности – имели больше привилегий и меньше обязанностей, чем российские подданные[218]218
  Гессен В. М. Подданство. С. 87; Записка комиссии при II-м отделении собственной Его Императорского Величества канцелярии для рассмотрения вопроса об оставлении русского подданства, 15 декабря 1870 г., Санкт-Петербург. [Неопубликованная рукопись из основного фонда РНБ.]


[Закрыть]. Виктор Деннингхаус в своем описании разнообразных иностранных клубов и обществ Москвы приводит поразительные свидетельства того, как хорошо было известно о таком привилегированном положении иностранцев, в особенности в случае развернутой российскими подданными в 1870-х годах затянувшейся кампании за получение доступа в Немецкий клуб – влиятельную и престижную коммерческую, а также общественную организацию, в которую принимались лишь иностранцы[219]219
  Dönninghaus D. Die Deutschen in der Moskauer Gesellschaft: Symbiose und Konflikte (1494–1941). Munich: R. Oldenbourg Verlag, 1992. S. 306–328.


[Закрыть].

Нативизм и контрреформы

Российские журналисты и политики быстро выступили против дарованных иностранцам новых привилегий и последовавшего за этим стремительного притока иностранных иммигрантов, купцов, инвесторов и т. п. Ни сравнительно важная роль иностранцев в российской экономике, ни сопротивление данному обстоятельству со стороны прессы и российских купцов не были новым явлением. На самом деле важная роль иностранцев в коммерческой жизни Петербурга, Москвы и других городов хорошо описана в документах и воспринималась российским купечеством как проблема задолго до Великих реформ[220]220
  Первая общественная организация московских купцов – Московский купеческий клуб – была основана иностранцем в 1786 году. См.: Rieber A. Merchants and Entrepreneurs. P. 22.


[Закрыть]. Одним из первых мест, где возмущение влиянием иностранного купечества достигло высшей точки, стала Одесса. В 1817 году она получила статус порто-франко – то был один из этапов внушительной серии экспериментов, проведенных в новороссийских провинциях с целью поощрить иммиграцию и международную торговлю. В результате иностранцы быстро стали доминировать в коммерческой жизни Одессы и взяли под контроль бóльшую часть черноморской торговли[221]221
  Ibid. P. 67.


[Закрыть]. Одесса является особенно интересным случаем, поскольку там иностранным купцам были, по сути дела, дарованы привилегии, дававшие преимущество перед российскими купцами. Отчасти это произошло из-за попытки поспособствовать образованию торговых связей с христианами Османской империи, которые пользовались у себя на родине привилегированным положением.

Одесса была лишь одним из многих примеров того, как при развитии торговли в приграничных областях официальные власти придерживались сравнительно открытой и гостеприимной политики в отношении иностранцев и нероссийских местных диаспор, занимавшихся коммерцией. Например, армяне на Кавказе, в Астрахани и Средней Азии получили широкие налоговые и торговые привилегии. Царь поддерживал политику свободной торговли и часто вмешивался в происходящее, чтобы защитить иностранных купцов от посягательств местных российских властей. Согласно Альфреду Риберу, в 1847 году иностранцы контролировали, что поразительно, 90 % российского импорта и 97 % – экспорта![222]222
  Rieber A. Merchants and Entrepreneurs. P. 73.


[Закрыть]

Существовала давняя традиция тщетных жалоб российских купцов на весьма реальное доминирование иностранных подданных в области международной торговли и коммерции в первой половине XIX века. Российские купцы снова и снова заявляли, что следует принуждать иностранцев к натурализации или лишать их привилегий[223]223
  Ibid. P. 71–73.


[Закрыть]. Эра Великих реформ была отмечена превращением спорадических и достаточно локализованных случаев протеста против роли иностранцев, которую они играли в экономике, в более последовательную, единую национальную кампанию. Несколько изданий 1850-х годов, возникших в ответ на дарованную Александром II новую свободу печати, сфокусировали свое внимание на вопросах экономического национализма и поддержке интересов российского купечества в борьбе против иностранцев. Федор Чижов, редактор «Вестника промышленности» и выдающийся поборник идей экономического национализма, разработал всеобъемлющую экономическую программу, нацеленную на уменьшение роли иностранцев в экономике империи. Уже в 1857 году он решительно выступил против снижения тарифов и против ранней либерализации иммиграции и натурализации. Чижов и другие деятели – как те, кто принадлежал к литературному славянофильскому направлению, так и те, кто писал для российского купеческого сообщества, – были настроены в отношении либеральных реформ в области получения гражданства, проведенных в 1860-х годах, очень критически[224]224
  Owen T. C. Dilemmas of Russian Capitalism: Fedor Chizhov and Corporate Enterprise in the Railroad Age. Cambridge; London: Harvard University Press, 2005. P. 55.


[Закрыть].

Однако, хотя посредством газетных статей и подобного лоббирования и в самом деле удалось предотвратить некоторые меры либерализации[225]225
  Например, серия статей в газете «День» в марте – апреле 1864 года, по-видимому, способствовала тому, что было отклонено предложение смягчить строгий запрет иезуитам на въезд в страну. См.: День. 1864. 14 марта, 21 марта, 4 апреля.


[Закрыть], чаще всего правительство просто игнорировало критику. До периода контрреформ 1880-х годов власти проводили в целом доброжелательную и открытую иммиграционную политику. При этом следует, однако, отметить, что международное взаимодействие никоим образом не было единственной причиной, подтолкнувшей Россию к либерализации и открытию границ, – даже в 1860-х, в период экономического бума и международного либерализма. Хотя ряд двусторонних соглашений весьма расширил права и защиту иностранцев, различные статьи в тех же самых договорах и соглашениях создали гораздо более строгую систему контроля над международной миграцией дезертиров, бродяг, евреев, иезуитов, цыган, революционеров, преступников и политических радикалов. Просматривая толстые папки с повседневной дипломатической перепиской между представителями России, Австрии и Османской империи, быстро замечаешь, как тесно взаимодействовали эти страны, когда речь шла о контролировании передвижений людей, входивших в указанные категории. В этом смысле «долгий мир» XIX века упростил не только международную миграцию и «смешение народов», но и тесное сотрудничество соседних государств в деле ограничения частоты случаев пересечения их общих границ нежелательными группами и индивидами[226]226
  АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475. Д. 59.


[Закрыть].

Нативисты реагировали на весьма реальный и значительный рост числа иммигрирующих в Российскую империю иностранцев, который, в свою очередь, был частью существенного роста международной миграции и количества путешествий по всему миру. Как правило, отклик нативистов на иммиграцию фокусировался на земельном вопросе. Приглашение иностранцев приехать и заселить обширные и свободные степные земли, последовавшее в конце XVIII века, в XIX веке исчерпало себя – прежде всего потому, что в пореформенные десятилетия быстрый рост населения привел к серьезной нехватке пахотных земель во многих областях империи. То, что земельный вопрос стал основным для внутриполитической повестки дня, изменило положение иностранных поселенцев в глазах как общественности, так и государства. Иностранные фермеры – «колонисты» приняли на себя основной удар со стороны нативистов[227]227
  Neutatz D. Die «deutsche Frage» im Schwarzmeergebiet und in Wolhynien: Politik, Wirtschaft, Mentalitäten und Alltag im Spannungsfeld von Nationalismus und Modernisierung (1856–1914). Stuttgart: F. Steiner Verlag, 1993; Schmidt C. Russische Presse und Deutsches Reich, 1905–1914. Köln: Böhlau, 1988. S. 100–108.


[Закрыть].

В то же время государство начало отменять некоторые привилегии, дарованные ранее колонистам как раз с целью побудить их к иммиграции в Россию. Свойственная эпохе Великих реформ идеология гражданства в сочетании с этими факторами породила мощный довод, согласно которому колонисты должны были быть уравнены с другими подданными в правах и обязанностях перед законом. Это привело к принятию закона 1871 года, отменившего особый юридический и общественный статус «колонист» и подведшего натурализованных колонистов под общероссийские законы[228]228
  После 1871 года юридический термин «колонист» был заменен термином «поселянин-собственник».


[Закрыть]. Когда в 1874 году Великая реформа ввела принцип всеобщей воинской повинности, колонисты потеряли и освобождение от нее – свою самую важную привилегию. Результатом стала широкомасштабная эмиграция колонистов-поселян, как немцев, так и представителей других национальностей[229]229
  РГИА. Ф. 381. Оп. 13. Д. 7813 (Дело о подчинении колоний южного края Саратовской и Самарской губерний губернским учреждениям); Там же. Ф. 385. Оп. 1. Д. 555. Л. 19–24 об. (Ф. Минков. Записка касательно воинской повинности болгарских колонистов, 14 января 1872 г.). Пацифисты-меннониты имели возможность договориться о несении гражданской формы службы (по большей части в лесничествах) вместо действительной военной службы.


[Закрыть]. Данный закон чаще всего описывают в контексте имперской политики «русификации». Однако его можно рассматривать и как элемент характерного для эпохи Великих реформ отказа от старой парадигмы сепаратных сделок в пользу идеи гражданства. Государство требовало от колонистов, чтобы они стали российскими гражданами со всеми соответствующими правами и обязанностями. С точки зрения данного исследования одним из важных результатов этих действий стал внезапный рост значения статуса гражданина. Колонисты – иностранные подданные сохраняли освобождение от военной службы, но натурализованные колонисты несли воинскую повинность.

Законы и практики, регулирующие присвоение статуса гражданина, всегда предполагают напряженность между, с одной стороны, универсализмом, а с другой – тенденцией по-разному подходить к происходящему на разных границах страны и к различным народам. Во многих отношениях российскую политику гражданства можно представлять лишь как набор сепаратных сделок с отдельными народами и группами, еще в большей степени дифференцированных в зависимости от того, о каких приграничных территориях шла речь. Возьмем, например, случай миграции евреев: Российская империя продолжала свою давнюю практику составления особых юридических статей, регулирующих передвижения евреев из различных приграничных областей. Законы были гораздо более благосклонны к международной миграции среднеазиатских и караимских евреев на южных и восточных границах империи, чем к передвижению евреев через границы с европейскими государствами[230]230
  Мыш М. И. Об иностранцах в России. С. 19–25; Он же. Руководство к русским законам о евреях. [3-е изд. – 1904; 4-е изд. – 1914.]


[Закрыть].

Однако новый дух законности и универсальности юридических и административных норм, характерный для эпохи Великих реформ, ставил под вопрос подход, предполагавший заключение дифференцированных сепаратных сделок. Во внутренней переписке российских чиновников есть немало примеров отклонения предложений применить дифференцированный подход, который рассматривался как несовместимый с внутригосударственными и международными юридическими нормами. Российские юристы и чиновники, как правило, придерживались часто повторяемого принципа, согласно которому законы должны применяться повсеместно, в то время как административная практика допускает некоторую вариабельность[231]231
  АВПРИ. Ф. 149. Оп. 502а. Д. 932. Л. 206–207 об.


[Закрыть]. Более того, административные практики, применявшиеся в одном регионе, часто влияли на таковые в других регионах. Различия и сходства российских процессуальных норм можно увидеть на примере двух важных, но очень разных приграничных областей: немецкой и дальневосточной.

Германо-российская граница гражданства

Немецкая граница была важнейшей из границ России, и те процессуальные нормы, которые здесь применялись, имели величайшее влияние на политику гражданства в целом. Ощутимая необходимость удерживать российских подданных внутри страны и не допускать въезда поляков на ее территорию во время польского восстания 1831 года и после него привела к сооружению стен, двойных рвов и введению пограничных патрулей с российской стороны и к сопоставимым мерам со стороны Пруссии, что в конце концов сделало российско-прусскую границу наиболее тщательно обозначенной и охраняемой границей в России и, возможно, во всей Европе[232]232
  Fahrmeir A. Citizens and Aliens. P. 139.


[Закрыть]. В глазах пограничных властей граница с Германией стала самой современной российской границей, обустроенной по всем правилам науки, – образцом для развития имперской миграционной политики и политики гражданства в других приграничных регионах[233]233
  Базаров П. Государственная граница. СПб.: Тип. Штаба верховного главнокомандующего, 1917.


[Закрыть]. Упрочение этой границы было поначалу не результатом напряженности между государствами, а скорее главой в долгой истории сотрудничества империй Габсбургов, Романовых и Гогенцоллернов в вопросах пограничных территорий. С конца наполеоновских войн и до 1880-х годов эти государства соединенными усилиями поддерживали границы, подписывая и проводя в жизнь ряд соглашений, сформировавших ясные и весьма эффективные способы проведения прямых административных переговоров о возвращении дезертиров, бродяг и лиц, подозреваемых в политических и уголовных преступлениях. Хотя российские власти и относились с особым вниманием к этим категориям лиц, большинство немецкоговорящих переселенцев ценились как полезные фермеры, промышленники, инвесторы и ремесленники. Десятилетия сравнительного мира и союзничества Российской империи, Империи Габсбургов и немецких государств чрезвычайно способствовали доброжелательному отношению к немецким иммигрантам и успешному разрешению разногласий в вопросах гражданства и натурализации.

Полиция и местные власти были уполномочены напрямую обращаться к своим заграничным коллегам для организации индивидуальных депортаций, избегая обременительного и длительного процесса рассмотрения каждого такого случая как дипломатического инцидента. Эта система была выстроена на прочном основании совместной заинтересованности полицейских по обе стороны границы в содействии закону и порядку, предотвращении уклонения от уплаты налогов и воинской повинности и особенно в сотрудничестве в деле контролирования польских революционеров. В случаях, когда соглашения временно переставали действовать, быстро становились очевидными издержки борьбы с дезертирами, лицами, уклоняющимися от службы в армии, бродягами, политическими и националистическими радикалами и преступниками – борьбы посредством интернирования и внутренней ссылки. Система международного сотрудничества была выгодна всем сторонам[234]234
  ГАРФ. Ф. 215. Оп. 1. Д. 463. Л. 2 (Циркуляр Министерства внутренних дел губернаторам, 9 июня 1873 г.); АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475.


[Закрыть].

Таким образом, неудивительно, что насильственная депортация из Германии в Российскую империю примерно 32 000 российских подданных, предпринятая канцлером Отто фон Бисмарком в 1883–1886 годах, стала для многих российских чиновников и внешних наблюдателей неожиданным потрясением. Это событие давно признано важным эпизодом в истории немецкого гражданства – в особенности благодаря тому, какую роль оно сыграло в появлении немецкой системы гастарбайтеров. Бисмарк начал высылки в рамках своей популистской тактики завоевания народной поддержки посредством нагнетания враждебности против внутренних врагов империи (Reichsfeinde), проживающих в стране и сделанных козлами отпущения. В 1870-х годах мишенью его тактики «негативной интеграции» стали социалисты и католики. В 1880-х, столкнувшись с неблагоприятными результатами выборов, он удобрил семена нативизма, посаженные журналистами и правыми политиками, выступавшими против сравнительно быстро растущего польского населения империи, подмешав к этому антисемитскую риторику, уже обретавшую поддержку в массовой печати[235]235
  Nathans E. The Politics of Citizenship in Germany; Blanke R. Prussian Poland in the German Empire (1871–1900). Boulder; New York: Columbia University Press, 1981; Nadell P. S. The Journey to America by Steam: The Jews of Eastern Europe in Transition: Ph. D. diss. The Ohio State University, 1982. P. 95.


[Закрыть].

Практически все высланные российские подданные были поляками и евреями, и исследователи подчеркивают важность националистических мотивов этих мер[236]236
  Hagen W. W. Germans, Poles, and Jews: The Nationality Conflict in the Prussian East, 1772–1914. Chicago; London: University of Chicago Press, 1980. P. 124–158; Lohr E. Nationalizing the Russian Empire: The Campaign Against Enemy Aliens during World War I. Cambridge; London: Harvard University Press, 2003. P. 92–94.


[Закрыть]. Бисмарк, многие немецкие чиновники и представители немецких правых тревожились, что рост польского и еврейского населения может в конце концов привести к исчезновению немецкого большинства на обширных территориях Восточной Пруссии. Высылка иммигрантов могла воспрепятствовать этим электоральным и демографическим трудностям и одновременно послать предупреждение потенциальным будущим иммигрантам[237]237
  Разумеется, эти иностранцы не имели права голосовать, и немецкий закон о натурализации был печально знаменит своей суровостью: в конце XIX века число натурализаций в Германии было одним из самых низких в Европе, а количество отказов по ходатайствам о натурализации было намного выше, чем в России и большинстве других стран. Поэтому здесь нет прямой или логически безупречной связи.


[Закрыть].

Внутренние переговоры между Бисмарком и правительственными чиновниками показывают, что его изначальное предложение об изгнании немецких граждан польского и еврейского происхождения было отвергнуто как противоречащее международным юридическим нормам: одним из наиболее твердых принципов международного права был запрет на изгнание граждан государства в соседнюю страну без согласия этой страны. Впрочем, данный принцип был неприменим к иностранным гражданам, и даже многие, по сути дела, либеральные теоретики международного права утверждали, что любое государство имеет право выслать иностранных граждан – предпочтительно с согласия их родной страны, но в крайнем случае и без такового[238]238
  Гессен В. М. Подданство. С. 103.


[Закрыть]. В 1883 году, когда немецкая полиция начала избирательную высылку евреев и поляков, документы которых не были в полном порядке, российское Министерство внутренних дел поначалу нашло такие действия не слишком спорными. Российский министр иностранных дел писал, что с точки зрения международного права немецкое правительство имело «несомненное право» высылать таких лиц, а потому Россия не могла воспрепятствовать выполнению этого плана или остановить его воплощение. Надлежало подготовиться к приему депортированных и проведению расследования в целях выявления вероятных преступников[239]239
  ГАРФ. Ф. 102. II делопроизводство. Оп. 42. Д. 277. Ч. 1. Л. 2 (Министр иностранных дел Гирс министру внутренних дел Дурново, 10 мая 1885 г.).


[Закрыть]. Российское Министерство иностранных дел, возможно, было готово понять немецких коллег, и не только благодаря десятилетиям сотрудничества по вопросам пограничного контроля, но также потому, что и само было вовлечено в исполнение сходного плана: печально знаменитые «майские законы» 1881 года предписывали ужесточить полицейскую регистрацию и контроль над иностранцами, евреями и политически подозрительными лицами по всей империи. Эти меры время от времени предполагали высылку иностранных евреев и других иностранцев, которые оказывались официально незарегистрированными[240]240
  Там же. Оп. 76a. Д. 41. Л. 1.


[Закрыть]. Внутренняя переписка Министерства внутренних дел может создать впечатление, что российские власти даже симпатизировали сходным целям и методам своих немецких коллег. Более того, практически все эмигранты из Российской империи уезжали нелегально, так что в принципе у министерских чиновников было не много причин возражать против высылки этих лиц обратно на родину. Некоторые местные чиновники даже обращались к центральным властям с просьбой поспособствовать насильственному возвращению эмигрантов в их города и провинции, жалуясь, что теряют самых ценных членов общества, молодых людей «во цвете лет»[241]241
  ГАРФ. Ф. 102. II делопроизводство. Оп. 38. Д. 527 Л. 91–92.


[Закрыть].

Большинство массовых депортаций из Германии пришлось на лето и осень 1885 года. Поначалу в переписке Министерства внутренних дел и дипломатических нотах, которыми обменивались две страны, подчеркивалось, что и в самом деле проводится широкомасштабная операция, соответствующая, однако, традициям немецко-российского сотрудничества[242]242
  Там же. Оп. 41. Д. 236. Л. 4 (Российское посольство в Вене Гирсу, 1 февраля 1884 г.).


[Закрыть]. Петр Николаевич Дурново, глава полицейского департамента, указывал, что поляки, покинувшие империю, дабы избежать преследований после поражения польского восстания 1863 года, были политически неблагонадежны и что находившиеся в российском подданстве евреи, которых отлавливали немецкие власти, являлись по большей части дезертирами и уклонистами, которых надлежало вернуть в империю[243]243
  Дурново был давним сторонником прочного союза с консервативными европейскими монархиями и более всего известен благодаря составленной им тремя десятилетиями позднее, накануне Первой мировой войны, докладной записке, в которой, помимо прочего, призывал к возрождению этого союза. См.: McDonald D. The Durnovo Memorandum in Context: Official Conservatism and the Crisis of Autocracy // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 1996. Bd. 44. Nr. 4. S. 481–502.


[Закрыть]. Консервативная российская пресса по-разному реагировала на происходящее, и не всегда с осуждением. На деле в значительной степени шовинистическая, правая популистская газета «Московские новости» заявила, что польская и еврейская пресса преувеличивает значение операции, которую сама газета характеризовала как оправданную по соображениям безопасности[244]244
  ГАРФ. Ф. 102. II делопроизводство (1885 г.). Оп. 38. Д. 277. Ч. 1. Л. 62–65.


[Закрыть]. Российское Министерство иностранных дел указывало три причины, по которым оно не решалось немедленно и более жестко реагировать на высылки. Во-первых, по его мнению, депортация российских подданных не шла вразрез с нормами международного права[245]245
  Там же. Ф. 102. Оп. 269. Д. 52. Л. 10–11 об.


[Закрыть]. Во-вторых, оно заявило, что в процессе осуществления высылки Германия предприняла специальные усилия, чтобы воспрепятствовать контрабандной торговле и вернуть дезертиров и уклонистов. Министерство иностранных дел видело основания верить, что в дальнейшем сотрудничество в подобных вопросах с целью, по сути дела, создать менее проницаемую границу будет в интересах России. В-третьих, в отчете министерства сообщалось, что российские законы запрещают иностранным евреям селиться на территории империи, а значит, будет сложно возразить немецким властям, применяющим тот же принцип к находящимся в российском подданстве евреям в Германии[246]246
  АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475. Д. 96 (1885 г.). Л. 87 об. – 88.


[Закрыть].

Тем не менее становилось все более ясно, что Германия проводит демографическую политику массового выселения, а не полицейскую операцию старого образца. Российские власти протестовали против «сваливания» бродяг, цыган и других лиц без документов на пограничных пунктах и обвиняли Германию в попытке изгнать в Российскую империю находящихся в немецком подданстве евреев и поляков вместе с российскими подданными. Губернаторы также жаловались на то, что еврейские подданные Германии и Австрии высылались в Российскую империю без отметки об их еврейском происхождении в паспортах или иных иностранных документах[247]247
  ГАРФ. Ф. 102. II делопроизводство (1885 г.). Оп. 38. Д. 527. Л. 87–101.


[Закрыть]. В сентябре 1885 года российское посольство в Берлине направило Германии официальную дипломатическую ноту протеста против применения высылки к определенным категориям российских и австро-венгерских подданных[248]248
  Там же. Д. 277. Ч. 1. Л. 119–124 (Муравьев Бисмарку, 12 сентября 1885 г.).


[Закрыть].

Более того, российские власти пришли к убеждению, что у депортаций существовал веский экономический мотив. Министерство иностранных дел заявило, что, если бы дело было в первую очередь в политических вопросах, высылали бы прежде всего молодых мужчин. Вместо этого депортации подвергались лица, которые вряд ли могли представлять какую-либо политическую опасность, как то: несовершеннолетние сироты, лица, неспособные работать ввиду болезни или возраста, бедные вдовы и жены российских подданных, разлученные со своими мужьями[249]249
  АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475. Д. 97 (1886 г.). Л. 99–100.


[Закрыть].

Российские губернаторы сообщали о появлении сотен иммигрантов, изгнанных из Германии, но не проверенных на границе и не имеющих документов. Губернаторы выражали озабоченность тем, что среди этих иммигрантов могут оказаться политические радикалы и участники польского восстания 1863 года, и предлагали собирать изгнанников в одном месте на границе, чтобы можно было проверить их происхождение и связи и организовать более упорядоченный процесс переселения[250]250
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 38. Д. 277. Ч. 1. Л. 209 (Генерал-губернатор Вильно, Ковно и Гродно Министерству внутренних дел, 19 ноября 1885 г.).


[Закрыть]. В результате этих требований в январе 1886 года было заключено соглашение с Германией в целях организации лучшего надзора и контроля над процессом[251]251
  АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475. Д. 100 (1887 г.). Л. 93 об.


[Закрыть]. По обеим сторонам границы были учреждены особые комитеты для переговоров и проверки документов и политической благонадежности депортируемых. Но Германия решительно продолжала добиваться настолько полной высылки евреев и поляков иностранного подданства, насколько это было возможно, и особенно стремилась избавиться как раз от тех лиц, которых Россия не желала принимать.