Текст книги "Карта культурных различий. Как люди думают, руководят и добиваются целей в международной среде"

Избегайте ловушек, получайте выгоды

Используя такие модные слова, как «разнообразие» и «глобальность», многие компании стремятся создавать многонациональные мультикультурные команды в надежде повысить креативность и достигнуть лучшего понимания глобальных рынков. Однако, как мы видели, культурные различия могут вызывать проблемы. Эффективное кросс-культурное сотрудничество может требовать больше времени, чем сотрудничество в рамках одной культуры, и часто оно требует большего внимания руководства. Вот два простых совета, которые помогут вам выявить выгоды и избежать опасностей такого сотрудничества.

Во-первых, в мультикультурной команде вы можете сэкономить время, вовлекая в межкультурное взаимодействие минимально возможное число людей. Например, если вы создаете глобальную команду, состоящую из небольших групп участников из четырех стран, выберите одного или двух человек из каждой страны – наиболее опытных в международном сотрудничестве, чтобы они осуществляли большую часть межкультурного взаимодействия. Остальные могут продолжать работать так, как это принято в их странах, что является для них наиболее естественным. Таким образом вы сможете добиться инноваций, комбинируя культуры, и в то же время избежать неэффективности, связанной со взаимным столкновением этих культур.

Во-вторых, перед объединением культур тщательно подумайте о вашей главной цели. Если ваша цель – инновация или креативность, то чем больше у вас будет культурного разнообразия, тем лучше, при условии, что этот процесс правильно управляется. Но если ваша цель – просто скорость и эффективность, то работа с одной культурой будет, вероятно, предпочтительнее использования нескольких культур. Иногда лучше оставить Рим римлянам.

Глава 4. Сколько уважения вам нужно? Лидерство, иерархия и власть

Какой начальник является хорошим? Попробуйте ответить на этот вопрос быстро, без долгих размышлений. Когда вы рисуете перед собой образ идеального лидера, носит ли он темно-синий костюм от Армани и пару начищенных ботинок или штаны цвета хаки, свитер и удобные кроссовки? Добирается ли он на работу на горном велосипеде или приезжает на черном «феррари»? Идеальный лидер – это тот, кого вы обычно называете «господин директор», или вы предпочитаете обращаться к нему «Сэм»?

Для Ульриха Епсена, тридцатилетнего датского менеджера, последние десять лет руководившего ускоренными доставками грузов в компании Maersk (международный контейнерный перевозчик, базирующийся в Копенгагене), ответ ясен:

«В Дании принято считать, что управляющий директор – это просто один из парней, всего на две небольшие ступени выше вахтера. Я стремился к тому, чтобы стать лидером, координирующим работу равных, а не директором, дающим указания сверху. Я чувствовал, что должен одеваться в такую же повседневную одежду, как члены моей команды, чтобы они не думали, что я веду себя высокомерно или считаю себя выше их.

Датчане называют всех по имени, и мне было бы некомфортно, если бы меня называли как-то иначе, чем Ульрих. На наших совещаниях с сотрудниками мнения стажеров и административных помощников имеют такой же вес, как мое мнение или мнение любого директора. Это вполне обычно для Дании».

Епсен не придерживается политики «открытой двери» – но только потому, что у него нет никакой двери. Он просто отказался от отдельного кабинета (которые и так редки в штаб-квартире его компании). Вместо этого он работает в общем зале со своими сотрудниками. Если каким-то членам команды требуется тихое место для беседы, они могут перейти в находящуюся рядом переговорную комнату.

Епсен продолжает:

«Управляя датскими сотрудниками, я понял, что лучший способ добиться результата – это делегировать полномочия подчиненным и не мешать им. Это здесь реально мотивирует людей. Я большой поклонник таких методов, как управление по целям и 360-градусная обратная связь, что позволяет мне руководить командой, находясь с ней примерно на одном уровне».

Уверенность в том, что ко всем людям нужно относиться как к равным, а индивидуальные достижения должны принижаться, многие века была частью скандинавского менталитета. В явном виде это было сформулировано в так называемом «Законе Янте», о котором рассказывается в изданном в 1933 году романе «En flyktning krysser sitt spor» («Беглец пересекает свой след») датского писателя Акселя Сандемусе. Роман Сандемусе задумывался как критика скандинавской культуры, что проявилось в изображении атмосферы единообразия и подавления личности, царящей в вымышленном городке Янте. Однако правила равенства, описанные Сандемусе, кажется, глубоко укоренились в психологии датчан. Епсен приводит такое наблюдение:

«Хотя многие датчане хотели бы это изменить, мы с детства окружены чрезвычайно эгалитарными принципами. Не думай, что ты лучше других. Не думай, что ты умнее других. Не думай, что ты важнее других. Не думай, что ты особенный. Эти и другие правила Янте лежат в основе того, как мы живем и какие способы управления предпочитаем».

В Дании эгалитарный лидерский стиль Епсена был оценен так высоко, что его четыре раза за четыре года повышали по службе. Но после пятого повышения Епсену пришлось руководить российским предприятием, недавно купленным его компанией, – это была его первая управленческая должность на международном уровне.

Переехав в маленький городок рядом с Санкт-Петербургом, Епсен удивился трудностям, с которыми ему пришлось столкнуться при управлении командой. Проработав четыре месяца в новой должности, он прислал мне список претензий к своему российскому персоналу.

1. Они называют меня г-н президент.

2. Они уступают моему мнению.

3. Они неохотно берут на себя инициативу.

4. Они все время ждут моего одобрения.

5. Они ведут себя со мной так, будто я король.

Когда мы с Епсеном встретились для обсуждения волнующих его трудностей межкультурного взаимодействия, он привел конкретный пример: «На второй неделе моей работы наш IT-директор прислал мне электронное письмо, в котором подробно описал существующую у нас проблему с электронной почтой и указал различные варианты ее решения». Он закончил свое письмо так: «Г-н президент, пожалуйста, сообщите, как бы Вы предпочли, чтобы я действовал». Это было первое из многих подобных писем, полученных мной от разных директоров. Все проблемы эскалируются наверх, наверх, наверх, а я делаю все возможное, чтобы спускать их обратно вниз». В конце концов, Епсен сказал IT-директору: «Вы знаете ситуацию лучше меня. Вы – эксперт, а не я».

В то же время российские менеджеры из команды Епсена были в равной степени недовольны очевидным отсутствием у Епсена лидерской компетенции. Вот некоторые из претензий, озвученных ими во время интервью в фокус-группах.

1. Он слабый, неэффективный лидер.

2. Он не умеет управлять.

3. Он отказался от кабинета на верхнем этаже, тем самым демонстрируя компании, что наша команда для нее не важна.

4. Он некомпетентен.

В то время как Епсен вздыхал по поводу безынициативности своих сотрудников, они, в свою очередь, заламывали руки из-за отсутствия у Епсена лидерских качеств: «Мы просто ожидаем, чтобы нас немного направили!»

А как насчет вас? Какой подход к менеджменту вы предпочитаете: эгалитарный или иерархический? Независимо от вашей национальности ответ будет, скорее всего, одинаковым. Большинство людей на Земле заявляют, что они предпочитают эгалитарный стиль, и огромное большинство менеджеров утверждают, что они используют эгалитарный подход.

Но факты с полей межкультурных сражений говорят об ином. Когда люди начинают работать в международной среде, в их повседневной деятельности проявляются совсем другие предпочтения – и эти не ожидаемые, подсознательные различия могут сделать межкультурное лидерство удивительно трудным, как это обнаружил мексиканский менеджер Карлос Гомес, когда работа в пивоваренной компании Heineken привела его на другой континент – в Амстердам, где мы и встретились.

Обучение группы менеджеров в компании Heineken сначала напоминает посещение спортивного бара. Стены комнаты для занятий увешены рекламой различных пивных брендов, а на входе в комнату вы видите вырезанные из картона полноразмерные фигуры официанток, предлагающих холодное пиво. Начиная свое занятие в этой общей атмосфере расслабленного дружелюбия, я была почти готова к тому, что участники примутся распевать голландскую застольную песню «In de Hemel is Geen Bier» («На небесах нет пива»).

Heinken – это голландская пивоваренная компания, присутствующая на рынках семидесяти стран. Если вы любите пиво, то вам, вероятно, известен один из международных брендов Heineken, не только собственно Heineken, но и Amstel, Moretti или Kingfisher. При посещении штаб-квартиры Heineken в Амстердаме вы, помимо находящегося там музея дегустации пива, увидите много высоких белокурых голландцев, а также множество… мексиканцев. В 2010 году Heineken купила большое предприятие в городе Монтеррей, Мексика, и теперь большое количество сотрудников Heineken прибыло с северо-востока Мексики.

Один из них – Карлос Гомес. Когда началось наше занятие, он рассказал о своем опыте переезда в Амстердам год назад.

«Это абсолютно невероятно – управлять голландцами, и не имеет ничего общего с моим опытом управления мексиканскими командами, – сказал Гомес, – потому что голландцев вообще не волнует, кто в комнате начальник».

При этих словах голландские коллеги Гомеса понимающе засмеялись, но Гомес запротестовал:

«Не смейтесь! Это не смешно. Я борюсь с этим каждый день. Я назначаю совещание по внедрению нового процесса, и во время этого совещания моя команда начинает критиковать данный процесс, уводя разговор в самых неожиданных направлениях, совершенно игнорируя предлагаемый мной процесс и не обращая никакого внимания на то, что они работают на меня. Иногда я просто смотрю на них с изумлением: где уважение?

Ребята, вы меня знаете. Вы знаете, что я не тиран и не диктатор, и я точно так же верю в важность использования творческих способностей каждого члена команды, как и любой голландец в этой комнате. Но в культуре, в которой я родился, вырос и прожил всю свою жизнь, мы оказываем больше уважения руководителям. Мы немного больше уважаем человека, занимающего ответственный пост.

Да, вы можете сказать, что мы более иерархичны. А я не знаю, как управлять командой, если она воспринимает меня не как своего начальника, а просто как одного из них. Это сбивает меня с толку, потому что то, как они ко мне относятся, вызывает у меня желание утвердить свою власть более решительно, чем это бы мне когда-либо захотелось или потребовалось в Мексике. Но я понимаю, что это, конечно, не выход.

Я знаю, что отношение ко всем как к равным – это голландская традиция, поэтому я молчу и пытаюсь быть терпеливым. Но порой я чувствую, что хочу встать перед ними на колени и взмолиться: “Дорогие коллеги, на тот случай, если вы забыли – я … я… начальник“».

Герт Хофстеде и концепция дистанции власти

Управление голландской командой кажется Карлосу Гомесу удручающе тяжелым из-за огромного различия мексиканской и голландской культур в том, что касается дистанции власти. Данная концепция появилась в результате океанского путешествия, совершенного в юности Гертом Хофстеде, ставшим впоследствии самым знаменитым в истории исследователем межкультурного взаимодействия.

Хофстеде в качестве помощника инженера плыл на корабле в Индонезию и был поражен культурными отличиями индонезийцев от жителей его родной Голландии. Позднее, когда во время другой поездки он познакомился с некой англичанкой, он понял, что значительные культурные отличия могут существовать даже между географически близкими странами. Эти отличия заинтересовали Хофстеде. В итоге, в качестве профессора социальной психологии, Хофстеде стал первым использовать значительный объем исследовательских данных для отображения мировых культур на различных шкалах.

В 1970-е годы, анализируя на компьютере IBM результаты опросов 100 000 менеджеров, Хофстеде придумал термин «дистанция власти». Он определил дистанцию власти как «степень, до которой члены организации, обладающие меньшей властью, ожидают и допускают неравномерность распределения власти». Хофстеде также изучал дистанцию власти в семьях и в других социальных структурах, таких как племена и сообщества[15]15
  Hofstede G., Hofstede G.J., Minkov M. Cultures and Organizations: Software of the Mind (1991; New York: McGraw Hill, 2010). Р. 53–88.


[Закрыть].

В более позднем исследовании группа академических ученых, возглавляемая профессором Робертом Хаусом, провела тысячи интервью в шестидесяти двух странах, в ходе которых заново проверялись и классифицировались данные Хофстеде, касающиеся дистанции власти[16]16
  House R., Hanges P., Javidan M., Dorfman P., Gupta V. Culture, Leadership, and Organizations: The GLOBE Study of 62 Societies (Thousand Oaks, CA: Sage). Р. 513–563.


[Закрыть]. Этот проект известен под названием «Глобус». Хаус и его коллеги изучали степень, до которой общество поддерживает и желает иметь неравенство, и рассматривали, как это влияет на стили руководства – эгалитарный или иерархический, предпочитаемые в разных странах.

Шкала Лидерства использует идею Хофстеде, касающуюся дистанции власти, и применяет эту концепцию конкретно к бизнесу. Дистанция власти связана со следующими вопросами.

• Сколько уважения или почтения оказывается лицу, обладающему властью?

• Насколько богоподобен начальник?

• Допустимо ли перескакивать через уровни власти в вашей компании? Если вы хотите обратиться к кому-то, находящемуся на два уровня выше или ниже вас, должны ли вы это делать через бюрократическую цепочку?

• Если вы – начальник, что создает вам ауру власти?

Как следует из последнего вопроса в данном списке, дистанция власти частично определяется сигналами, используемыми для демонстрации власти в организации или в социальной группе. Конечно, такие сигналы могут интерпретироваться совершенно по-разному в разных концах Земли. Поведение, кричащее в одном обществе о том, что «лидерские качества этого человека позволяют сдвигать горы и воодушевлять армии», в другом обществе может лишь пропищать: «этот человек имеет лидерские качества трехногой мыши».

Например, в эгалитарной культуре аура власти с большей вероятностью появляется, если вы ведете себя как простой член команды, в то время как в иерархической культуре аура власти обычно возникает, если вы явным образом демонстрируете дистанцию.

Я познакомилась с Анне-Хелене Гутиеррес на продвинутом курсе французского языка в университете Миннесоты, где она работала помощником преподавателя. Я сидела позади нее в классе, восхищалась ее длинными гладкими каштановыми волосами и легким акцентом, с которым она говорила по-английски, и пыталась понять, как это можно было оставить огни Парижа ради долгих холодных зим американского Среднего Запада.

Когда спустя несколько лет мы обе переехали в Париж, я снова случайно встретилась с Гутиеррес. Она рассказала мне о некоторых удивительных вещах, с которыми она столкнулась во время работы в маленькой консалтинговой фирме в Миннеаполисе – это была ее первая работа за пределами Франции.

Однажды утром Гутиеррес пришла в офис и обнаружила, что ее компьютер сломался. Поскольку ей нужно было закончить важную презентацию, она обратилась к своим американским коллегам за советом. Она вспоминает: «Представьте себе мое удивление, когда они ответили: “Пэм сегодня отсутствует, почему бы тебе не воспользоваться ее компьютером? Она не будет возражать. У нее политика открытой двери”. Пэм была президентом компании!»

Гутиеррес все еще помнит то ощущение, с которым она открыла большую стеклянную дверь в кабинет Пэм, приблизилась к ее столу и коснулась клавиатуры. «Даже несмотря на то что Пэм находилась за границей, я чувствовала витавшую в воздухе власть ее положения. Позже, когда я рассказала об этом случае своим французским друзьям, мы смеялись, пытаясь представить себе, как бы отреагировали наши французские начальники, если бы узнали, что мы комфортабельно восседали в их креслах и пользовались их вещами».

Из рассказа Гутиеррес следует, что принадлежащие боссу предметы окружены во французской культуре аурой власти. В более широком смысле отсюда вытекает важная роль символов в определении дистанции власти. Поэтому, если вы – начальник, то ваше поведение будет говорить о многом, даже если вы не будете этого сознавать.

Возьмем такое простое действие, как поездка на работу на велосипеде. В странах вроде Дании, когда начальник приезжает на работу на велосипеде (что весьма распространено), это может восприниматься эгалитарно настроенным персоналом как сильное слово лидера: «Смотрите, я один из вас». Нечто подобное справедливо и в Австралии, как это описывает менеджер текстильной компании Стив Хеннинг:

«Когда я жил в Австралии, то одним из элементов моего стиля жизни, которым я очень гордился, было почти постоянное использование велосипеда. Мой велосипед Surly Long Haul Trucker был не просто игрушкой; это была полностью оборудованная рабочая лошадка, используемая для поездок за покупками, в гости, на работу и с работы, прогулок по выходным и всего прочего, что мне было нужно.

Я являюсь старшим вице-президентом в нашей компании, и мои австралийские сотрудники считали, это здорово, что я приезжаю на работу на велосипеде. Во всяком случае, им нравилось, что их начальник появляется в офисе в велосипедном шлеме. Поэтому, когда мне поручили новую работу в Китае, я решил взять велосипед с собой».

Хеннинг некоторое время пользовался своим велосипедом для ежедневных поездок по Пекину, но потом обнаружил, что эта тактика определенно привлекает внимание членов его команды. «Но не такое внимание, на которое я рассчитывал», – вздыхает Хеннинг. Побеседовав за обедом со своим китайским коллегой и другом, Хеннинг узнал, что о нем говорят сотрудники:

«Моя команда считала унизительным, что их начальник приезжает на работу на велосипеде, как простой человек. Хотя китайцы пользуются велосипедом для поездок на работу неизмеримо чаще австралийцев, это не вариант для богатых китайцев. На дороге всегда много велосипедистов, но это только низшие классы.

Поэтому мои сотрудники стыдились того, что их начальник приезжает в офис на велосипеде. Они считали, что это демонстрирует всей компании, что их начальник не является важной персоной, и, следовательно, они тоже не являются важными.

Что ж, я люблю свой велосипед, но я приехал в Китай, чтобы мотивировать мою команду и наладить ее работу. Я, конечно, не хотел подвергать успех этого дела риску из-за своего ежедневного появления в офисе в потном виде. Я расстался с велосипедом и стал пользоваться общественным транспортом, как любой другой китайский менеджер».

Когда вы понимаете, как ваши действия воспринимаются с точки зрения дистанции власти, вы можете принять разумное решение по поводу необходимых изменений в своем поведении. Но если вы не понимаете, что означают ваши действия, вы не контролируете посылаемые вами сигналы – и результаты могут быть катастрофическими.

Исторические и культурные факторы, влияющие на шкалу лидерства

Шкала Лидерства, отображающая культуры в диапазоне от высокоэгалитарных до высокоиерархических (рис. 15), в основном базируется на работе Хофстеде и на результатах проекта «Глобус». Сюда же добавлены данные, полученные мной в результате общения с сотнями менеджеров из международных компаний. На этой шкале и далее в тексте мы будем использовать термин «эгалитарные» вместо «малая дистанция власти» и «иерархические» вместо «большая дистанция власти».

Посмотрев на шкалу Лидерства, вы увидите много интересных и важных аномалий.

Одна из них связана с положением европейских культур на данной шкале. Однажды, работая с компанией – производителем продуктов питания из Огайо, я проводила занятия с группой менеджеров, занимавшихся телефонными продажами товаров и услуг клиентам из разных стран. Когда я обсуждала с участниками план наших занятий, несколько человек сказали мне, что им хотелось бы больше узнать о «европейской культуре».

Внимательно посмотрите на шкалу Лидерства и подумайте – можно ли на ней найти положение «европейской культуры»? Изучив шкалу от Дании и Швеции в ее крайнем левом конце до Италии и Испании, расположенных чуть правее середины, вы поймете, что данная шкала не дает очевидного ответа на вопрос: что значит принадлежать к «европейской культуре»? Хотя географические размеры Европы малы, в ней существует большое разнообразие мнений по поводу того, что значит быть хорошим руководителем.

Рис. 15. Шкала Лидерства

Эти европейские различия изучались многими исследователями. Например, в 1980-х – 90-х и в начале 2000-х годов мой коллега, профессор Андре Лоран, интервьюировал сотни европейских менеджеров по различным вопросам, касающимся менеджмента[17]17
  Laurent A. The Cross-Cultural Puzzle of International Human Resource Management. Human Resource Management 25. No. 1 (Spring 1986). P. 91–102.


[Закрыть]. Один из вопросов был таким: «Важно ли менеджеру знать точные ответы на вопросы, которые его подчиненные могут задать о своей работе?»

Посмотрите на процентное соотношение респондентов в каждой стране, ответивших на этот вопрос положительно (рис. 16).

Как вы можете видеть, ответы в разных странах существенно различались. В то время как 55 % опрошенных итальянцев заявили, что для начальника важно знать ответы на большинство задаваемых вопросов, только 7 % шведов думали точно так же. В недавно проведенных дополнительных интервью шведские менеджеры объяснили, что в основе их реакции лежит осознанный подход к лидерству. Один из них сказал: «Даже если я знаю ответ, я, вероятно, не скажу его своим сотрудникам… потому что хочу, чтобы они нашли его сами». Итальянский менеджер, скорее всего, сказал бы: «Если я не стану отвечать на вопросы сотрудников, то как же они будут двигаться вперед?»

Заинтригованный полученными результатами, профессор Лоран решил рассмотреть исторические факторы, которые могли повлиять на формирование различного отношения к роли руководителя в различных европейских культурах. Вот три ключа, которые вы можете вспомнить из школьного курса истории.

Рис. 16. Процентное соотношение респондентов, отвечавших на вопрос о роли руководителя

Первый ключ я узнала от своего учителя в десятом классе, г-на Дункана, рассказывавшего нам об экспансии Римской империи в Южной Европе. В своей тихой манере он подробно объяснял, как римляне выстраивали иерархические социальные и политические структуры и высокоцентрализованные системы для управления своей обширной империей. Границы между различными классами были жесткими и законодательно закрепленными. Представители разных классов даже одевались по-разному. Только император имел право носить пурпурную тогу, в то время как сенаторы могли носить белую тогу с широкой пурпурной полосой по краю, а всадники (эквиты), находившиеся на ступень ниже сенаторов, носили тоги с узкой пурпурной полосой. В результате классовая принадлежность человека была видна с первого взгляда.

Таким образом, первый исторический урок состоит в том, что страны, попавшие под влияние Римской империи (включая Испанию, Италию и, в меньшей степени, Францию) обычно более иерархичны, чем остальная Западная Европа. Конечно, вряд ли ваш итальянский босс носит пурпурную тогу, но невидимые и тонкие следы римского влияния все еще существуют сегодня.

Второй ключ относится к гораздо более поздней европейской цивилизации, доминировавшей на севере этого континента почти так же мощно, как Римская империя доминировала на юге. Когда вы думаете о викингах, вы можете представлять себе громадных мускулистых мужчин с длинными моржовыми усами и в рогатых шлемах, плавающих на больших кораблях и ведущих кровавые войны. Но вы можете не знать, что викинги были удивительно эгалитарными. Поселившись в Исландии, они создали одну из первых демократий на Земле. Все жители приглашались в зал для собраний для обсуждения злободневных вопросов и последующего голосования, причем мнения всех людей имели одинаковый вес. Есть легенда, что когда король франков отправил посла из Южной Европы на переговоры с викингами, посол вернулся обескураженным и смущенным, жалуясь: «Я не мог понять, с кем говорить. Они мне сказали, что они все вожди».

Страны, в наибольшей степени подвергшиеся влиянию викингов, сейчас обладают самыми эгалитарными и ориентированными на консенсус культурами в мире. Поэтому не удивительно, что даже сегодня, находясь на совещании в Копенгагене или в Стокгольме, вы часто не можете понять, кто является боссом.

Наш третий исторический ключ относится к дистанции между Богом и людьми в различных религиях. Протестантские страны обычно находятся ближе к эгалитарному концу шкалы, чем католические страны. Одно из объяснений этого факта состоит в том, что протестантская реформация во многом упразднила традиционную церковную иерархию. Во многих разновидностях протестантизма человек общается непосредственно с Богом, вместо того чтобы делать это через священника, епископа и папу. Поэтому общества, в которых доминируют протестантские религии, обычно более эгалитарны, чем общества, в которых доминирует католицизм.

Конечно, все эти три исторических наблюдения являются сильным упрощением, поскольку каждая страна имеет богатую и сложную историю, позволяющую понять ее отношение к лидерству. Но даже в наше время текстовых сообщений и видеоконференций, когда межкультурные взаимодействия являются обычным делом, события, произошедшие тысячи лет назад, продолжают влиять на культуры, в которых люди вырастают и формируются, – и эти исторические силы позволяют объяснить такой большой разброс положения европейских стран на шкале Лидерства.

Между тем, взглянув на правый конец шкалы, объединяющий страны с иерархической культурой, мы видим там большое количество азиатских стран. Здесь мы снова можем указать на важный исторический фактор, объясняющий эту ситуацию, – учение древнекитайского философа Конфуция.

Когда я была тинейджером, в одну из зим в нашей семье в Миннеаполисе жил китайский студент по имени Ронан. Мы с моим старшим братом часто ссорились, и после одной из ссор Ронан рассказал мне историю о Кун Жуне, ученом, политике и военачальнике, жившем во времена династии Хань. Как рассказал Ронан, когда Кун Жуну было четыре года, ему предложили выбрать одну из нескольких груш. Вместо того чтобы взять себе самую большую грушу, он взял самую маленькую, сказав, что большие груши должны съесть его старшие братья. Хотя эта история не изменила моего отношения к брату, ее странная идея засела у меня в мозгу. Я не очень любила груши, но, конечно, я не отдала бы самую лучшую из них своему брату только потому, что ему случилось родиться на два года раньше меня.

Очевидно, что я не выросла на конфуцианских принципах. Но в конфуцианской Азии старшие братья и сестры всегда ставятся выше младших. В китайских семьях к детям обычно обращаются не по именам, а по степеням родства («старшая сестра», «второй брат», «четвертая сестра» и т. д.). Это постоянно напоминает им об их положении в семье по отношению к другим ее членам.

Конфуций в основном интересовался тем, как добиться общественного порядка и гармонии. Он считал, что человечество достигнет гармонии со вселенной, если каждый человек поймет свое положение в обществе и будет вести себя в соответствии с этим положением. Поэтому он утверждал, что общественный порядок ставится под угрозу всякий раз, когда люди не ведут себя в соответствии с предписанными им ролями. Конфуций придумал систему взаимозависимых отношений, что-то вроде структуры, в которой младший уровень подчиняется старшему, а те, кто находятся выше, защищают низших и руководят ими. Структура, которую он назвал улунь, описывает пять основных взаимоотношений:

Император (доброта) доминирует над подданным (лояльность).

Отец (защита) доминирует над сыном (уважение и подчинение).

Муж (обязанность) доминирует над женой (покорность).

Старший брат (забота) доминирует над младшим братом (почтительность).

Старшие друзья (доверие) доминируют над младшими друзьями (доверие).

Если бы Конфуций жил в наши дни и адаптировал свою модель для сегодняшних бизнес-лидеров, он, вероятно, добавил бы в эту структуру шестое взаимоотношение: начальник (доброта, защита, забота) доминирует над подчиненным (лояльность, уважение, послушание).

Вероятно, из-за этого конфуцианского наследия восточноазиатские общества от Китая до Южной Кореи и Японии вплоть до сегодняшнего дня сохранили патерналистский взгляд на лидерство, озадачивающий людей с Запада. В этих обществах, где «папа знает лучше», патриарх, находящийся на вершине пирамиды, редко сталкивается с критикой своих взглядов или идей. И хотя под растущим влиянием Запада азиатские страны постепенно отходят от этих узко определенных ролей в политике, бизнесе и повседневной жизни, большинство их жителей все еще мыслят в иерархических категориях. Как правило, они уважают иерархию и разницу в статусе гораздо больше, чем люди на Западе.

В эгалитарных культурах генеральный директор, ведущий себя непретенциозно и по утрам перекидывающийся словечком с вахтером (причем оба называют друг друга по имени), часто заслуживает похвалу. Вы не увидите такого в Китае или в Корее.

Некоторые основные моменты, которые нужно помнить при сравнении эгалитарных и иерархических культур, приведены на рис. 17.

Рис. 17. Сравнение взглядов на лидерство в эгалитарной и иерархической культурах