Текст книги "Фиеста"

– Согласен. Вполне.

– Я знаю, – сказал граф. – В этом весь секрет. Нужно найти истинные ценности.

– А с вашими ценностями никогда ничего не случается? – спросила Брет.

– Нет. Больше не случается.

– Никогда не влюбляетесь?

– Всегда, – сказал граф. – Я всегда влюблен.

– А как это отражается на ваших ценностях?

– Это входит в число моих ценностей.

– Нет у вас никаких ценностей. Вы мертвый – и больше ничего.

– Нет, дорогая. Вы не правы. Я совсем не мертвый.

Мы выпили три бутылки шампанского, и граф оставил корзину у меня на кухне. Мы пообедали в одном из ресторанов Булонского леса. Обед был хороший. Еда занимала почетное место среди ценностей графа. Как и вино. Граф был в ударе во время обеда. Брет тоже. Вечер прошел приятно.

– Куда вы хотите поехать? – спросил граф после обеда. В ресторане уже никого, кроме нас, не было. Оба официанта стояли, прислонившись к двери. Им хотелось домой.

– Можно поехать на Монмартр, – сказала Брет. – Правда, как хорошо мы провели время?

Граф сиял. Он был чрезвычайно доволен.

– Вы – милейшие люди, – сказал он. Он уже опять курил сигару. – Отчего вы не поженитесь?

– Мы хотим жить каждый по-своему, – сказал я.

– Не хотим портить друг другу карьеру, – сказала Брет. – Пойдемте. Выйдем отсюда.

– Выпейте еще коньяку, – сказал граф.

– Там выпьем.

– Нет. Выпьем здесь, здесь тихо.

– Подите вы с вашей тишиной, – сказала Брет. – Что это мужчины вечно ищут тишину?

– Мы любим тишину, – сказал граф, – как вы, дорогая, любите шум.

– Ну ладно, – сказала Брет. – Выпьем здесь.

– Гарсон! – позвал граф.

– Что прикажете?

– Какой у вас самый старый коньяк?

– Тысяча восемьсот одиннадцатого года, месье.

– Подайте бутылку.

– Ну-ну. Зафорсил. Верните официанта, Джейк.

– Послушайте, дорогая. Старый коньяк стоит своих денег в гораздо большей степени, чем все остальные мои древности.

– У вас много древностей?

– Полон дом.

В конце концов мы поехали на Монмартр. У Зелли было тесно, дымно и шумно. Музыка резала уши. Мы с Брет танцевали. Было так тесно, что мы еле могли двигаться. Негр-барабанщик помахал Брет. Мы попали в затор и танцевали на одном месте, как раз против него.

– Как поживайт?

– Отлично.

– Это карашо.

Белые зубы так и сверкали.

– Это мой большой друг, – сказала Брет. – Изумительный барабанщик.

Музыка кончилась, и мы пошли к столику, за которым сидел граф. Потом музыка снова заиграла, и мы танцевали. Я посмотрел на графа. Он сидел за столиком и курил сигару. Музыка опять кончилась.

– Пойдем к нему.

Брет пошла было к столику. Но музыка опять заиграла, и мы снова танцевали, стиснутые толпой.

– Ты не умеешь танцевать, Джейк. Лучше всех танцует Майкл.

– Он замечательно танцует.

– У него вообще много достоинств.

– Он мне нравится, – сказал я. – Я ужасно люблю его.

– Я выйду за него замуж, – сказала Брет. – Странно, я целую неделю о нем не думала.

– А разве ты ему не пишешь?

– Нет. Никогда не пишу писем.

– Но он, конечно, пишет?

– О да! И очень хорошие письма.

– Когда вы поженитесь?

– Почем я знаю? Как только развод получу. Майкл уговаривает свою мать, чтобы она раскошелилась.

– Может быть, я могу помочь?

– Брось дурить. У его родни куча денег.

Музыка кончилась. Мы подошли к столику. Граф встал.

– Очень мило, – сказал он. – На вас было очень, очень приятно смотреть.

– А вы не танцуете, граф? – спросил я.

– Нет. Я слишком стар.

– Да бросьте, – сказала Брет.

– Дорогая, я танцевал бы, если бы это доставляло мне удовольствие. Мне доставляет удовольствие смотреть, как вы танцуете.

– Отлично, – сказала Брет. – Я еще как-нибудь потанцую для вас. Да, а где же ваш дружок Зизи?

– Вот что я вам скажу. Я помогаю ему, но я предпочитаю его не видеть.

– С ним трудно.

– Знаете, мне кажется, что из него выйдет художник. Но я лично предпочитаю не видеть его.

– Джейк тоже.

– У меня от него мурашки по спине бегают.

– Да. – Граф пожал плечами. – Нельзя знать, что из него выйдет. Но его отец был большим другом моего отца.

– Идем танцевать, – сказала Брет.

Мы танцевали. Была толкотня и давка.

– Ох, милый! – сказала Брет. – Я такая несчастная.

Я очень ясно почувствовал, – как это иногда бывает, – что все это уже происходило когда-то.

– Минуту назад ты была довольна и счастлива.

Барабанщик громко запел:

– «Напрасно дважды…»

– Все это ухнуло.

– А что случилось?

– Не знаю. Мне просто скверно.

«……...», – пропел барабанщик. Потом снова взялся за свои палочки.

– Хочешь уйти?

У меня было такое чувство, какое бывает во время кошмара – как будто все повторяется, как будто я все это уже раз проделал и теперь должен проделать снова.

«………», – негромко тянул барабанщик.

– Уйдем, – сказала Брет. – Ты как?

«………», – громко крикнул барабанщик и ухмыльнулся Брет.

– Хорошо, – сказал я. Мы вышли из толпы.

Брет пошла в гардеробную.

– Брет хочет уйти, – сказал я графу. Он кивнул.

– Вот как? Отлично. Возьмите машину. Я еще посижу немного, мистер Барнс.

Мы пожали друг другу руки.

– Я чудесно провел вечер, – сказал я. – Прошу вас, позвольте мне… – Я вынул бумажник.

– Бросьте, мистер Барнс, – сказал граф.

Брет, уже в манто, подошла к столику. Она поцеловала графа и положила ему руку на плечо, чтобы он не вставал. Когда мы выходили, я оглянулся в дверях, и за его столиком уже сидели три девицы. Мы сели в просторную машину. Брет сказала шоферу адрес своего отеля.

– Нет, не поднимайся, – сказала она у подъезда. Она позвонила, и двери открыли.

– Серьезно?

– Да. Пожалуйста.

– Спокойной ночи, Брет, – сказал я. – Мне очень грустно, что ты чувствуешь себя несчастной.

– Спокойной ночи, Джейк. Спокойной ночи, милый. Мы больше не увидимся. – Мы поцеловались, стоя перед дверью. Она оттолкнула меня. Мы снова поцеловались. – Не надо! – сказала Брет.

Она быстро повернулась и вошла в отель. Шофер отвез меня домой. Я дал ему двадцать франков, он поднес руку к козырьку, сказал: «Спокойной ночи, месье» – и уехал. Я позвонил. Дверь открылась, я поднялся к себе и лег в постель.

Книга вторая

Глава восьмая

Я увиделся с Брет только после ее возвращения из Сан-Себастьяна. Оттуда я получил от нее открытку с видом бухты Конча. Она писала: «Милый! Здесь хорошо и спокойно. Привет всем. Брет».

И Роберта Кона я не видел. Я слышал, что Фрэнсис уехала в Англию, а от Кона я получил записку, в которой он сообщал, что уезжает из города на несколько недель, еще сам не знает куда, но что он непременно хочет отправиться со мной в Испанию на рыбную ловлю, как мы сговаривались прошлой зимой. Адрес, писал он, я всегда могу узнать у его банкира.

Брет не было, Кон не докучал мне своими горестями, я даже радовался, что не нужно играть в теннис, работы было очень много. Я часто бывал на скачках, обедал с друзьями и поздно засиживался в редакции, делая загон материала, чтобы в конце июня, когда мы с Биллом Гортоном поедем в Испанию, можно было все оставить на секретаря. Билл Гортон приехал, пожил у меня несколько дней и отправился в Вену. Он был очень весел и говорил, что в Штатах чудесно. В Нью-Йорке чудесно. Театральный сезон прошел с блеском, и появился целый выводок молодых светил среди боксеров полутяжелого веса. От каждого из них можно было ожидать, что он разовьется, наберет веса и побьет самого Демпси. Билл просто сиял. Он заработал уйму денег своей последней книгой и собирался заработать еще больше. Мы хорошо провели с ним время в Париже, а потом он отправился в Вену. Он хотел вернуться через три недели, и тогда мы должны были поехать в Испанию ловить рыбу, а потом в Памплону, на фиесту[4]4
  Fiesta (исп.) – празднество.


[Закрыть]. Он писал, что в Вене чудесно. Потом – открытка из Будапешта: «Джейк, в Будапеште чудесно». Потом пришла телеграмма: «Приеду понедельник».

В понедельник вечером он явился. Я услышал, как остановилось его такси, подошел к окну и окликнул его; он помахал мне и стал подниматься по лестнице со своими чемоданами. Я вышел к нему на лестницу и взял один из чемоданов.

– Ну, – сказал я, – ты, кажется, чудесно покатался?

– Чудесно, – сказал он. – Будапешт совершенно изумительный город.

– А Вена?

– Совсем не то, Джейк. Совсем не то. Она оказалась хуже, чем я думал.

– А что такое? – Я доставал стаканы и сифон.

– Пьян был, Джейк. Я был пьян.

– Вот странно! На, выпей.

Билл потирал лоб.

– Удивительное дело, – сказал он. – Не знаю, как это случилось. Вдруг, ни с того ни с сего, случилось.

– И долго?

– Четыре дня, Джейк. Ровно четыре дня.

– Где же ты был?

– Не помню. Послал тебе открытку. Это помню отлично.

– А еще что-нибудь делал?

– Не уверен. Возможно.

– Ну, дальше. Рассказывай.

– Не могу вспомнить. Я все рассказал, что помню.

– Ну-ну, дальше. Выпей вот это и вспомни.

– Может быть, кое-что и вспомню, – сказал Билл. – Припоминаю состязание боксеров. Грандиозное состязание на Венский приз. Участвовал негр. Негра помню отлично.

– Ну, дальше.

– Изумительный негр. Похож на Тигра Флауерса, но толще раза в четыре. Вдруг все стали швыряться. Кроме меня. Негр только что свалил с ног венца. Негр поднял руку в перчатке. Хотел сказать речь. Страшно благородно выглядел негр. Начал говорить. Тогда белый венец ударил его. Тогда он нокаутировал белого венца. Тогда все стали швыряться стульями. Негр поехал домой в нашей машине. Не успел взять свое платье. Надел мое пальто. Теперь все вспомнил. Большой спортивный вечер.

– А чем кончилось?

– Одолжил негру кое-что из одежды и поехал с ним добывать его деньги. Нам заявили, что негр еще им должен за повреждение зала. Кто же переводил? Я, что ли?

– Вероятно, не ты.

– Правильно. Совсем не я. Кто-то другой. Мы еще звали его профессором, кажется. Теперь вспомнил его. Учится музыке.

– Ну и что из этого вышло?

– Ничего хорошего, Джейк. Нет на свете справедливости. Импресарио заявил, что негр обещал сдаться местному чемпиону. Что негр нарушил контракт. Нельзя нокаутировать венского чемпиона в Вене. «Боже мой, мистер Гортон, – сказал негр. – Целых сорок минут я только и делал, что старался ему сдаться. Этот белый мальчик, должно быть, надорвался, замахиваясь на меня. Я и пальцем его не тронул».

– Деньги получили?

– Никаких денег. Все, что мы выручили, это одежду негра. Часы его тоже пропали. Замечательный негр. Не нужно мне было ездить в Вену. Неважный город, Джейк. Неважный.

– А негр что?

– Уехал обратно, в Кельн. Живет там. Женат. Дети есть. Обещал написать мне и вернуть деньги, которые я одолжил ему. Изумительный негр. Надеюсь, я не перепутал адрес.

– Будем надеяться.

– Ну ладно, пойдем обедать, – сказал Билл. – Или, может быть, ты хочешь еще путевых очерков?

– Валяй.

– Пойдем обедать.

Мы спустились вниз и вышли на бульвар Сен-Мишель. Был теплый июньский вечер.

– Куда пойдем?

– Пообедаем на острове?

– Давай.

Мы пошли вниз по бульвару. На перекрестке улицы Ден-Фер-Рошеро и бульвара стоит статуя двух мужчин в развевающихся одеждах.

– Я знаю, кто это. – Билл остановился, разглядывая памятник. – Эти господа выдумали фармакологию. Не втирай мне очки. Я знаю цену твоему Парижу.

Мы пошли дальше.

– Вот набивка чучел, – сказал Билл. – Хочешь купить что-нибудь? Чучело собачки?

– Пойдем, – сказал я. – Ты хлебнул лишнего.

– Очень хорошенькие собачки, – сказал Билл. – Они очень украсят твою квартиру.

– Пойдем.

– Только одну собачку. В сущности, мне, конечно, наплевать. Но послушай, Джейк, – только одну-единственную собачку.

– Пойдем.

– Когда ты купишь ее, ты в ней души не будешь чаять. Простой обмен ценностями. Ты даешь деньги. Тебе дают чучело собачки.

– Купим на обратном пути.

– Ладно. Пусть будет по-твоему. Дорога в ад вымощена некупленными чучелами собак. Не моя вина.

Мы пошли дальше.

– Что тебе вдруг полюбились собаки?

– Всегда любил собак. Всегда был большим любителем чучел.

Мы остановились у киоска и выпили.

– Несомненно, люблю выпить, – сказал Билл. – Не мешало бы и тебе, Джейк, попробовать.

– Ты на сто сорок четыре очка впереди меня.

– Не падай духом. Никогда не падай духом. Секрет моего успеха. Никогда не падаю духом. Никогда не падаю духом на людях.

– Где ты успел выпить?

– Заезжал в «Крийон». Жорж смешал мне несколько коктейлей. Жорж – великий человек. Знаешь, в чем секрет его успеха? Никогда не падает духом.

– Если ты выпьешь еще три рюмки перно, ты упадешь духом.

– На людях не упаду. Как только я почувствую, что падаю духом, я уйду. Я как кошка.

– Где ты видел Харви Стоуна?

– В «Крийоне». Харви слегка упал духом. Три дня ничего не ел. Вообще прекратил есть. Уходит, как кошка. Довольно грустно.

– Он ничего.

– Чудесный. Все-таки лучше бы он не уходил, как кошка. Неприятно.

– Что будем делать вечером?

– Не играет роли. Лишь бы не падать духом. А вдруг тут есть крутые яйца. Если тут есть крутые яйца, мы можем не тащиться на остров.

– Не выдумывай, – сказал я. – Мы пойдем и пообедаем честь честью.

– Я только предлагаю, – сказал Билл. – Хочешь идти?

– Идем.

Мы пошли дальше по бульвару. Нас обогнал фиакр. Билл посмотрел ему вслед.

– Видишь этот фиакр? Я закажу из него чучело и подарю тебе к Рождеству. Всем своим друзьям подарю по чучелу. Я натуралист.

Нас обогнало такси: кто-то, сидящий в нем, помахал рукой, потом постучал шоферу, чтобы тот остановился. Шофер осадил к тротуару. В такси сидела Брет.

– Прекрасная незнакомка, – сказал Билл, – собирается похитить нас.

– Хэлло! – сказала Брет. – Хэлло!

– Познакомьтесь: Билл Гортон, леди Эшли.

Брет улыбнулась Биллу.

– Я только что приехала. Даже ванны не успела принять. Майкл приезжает сегодня вечером.

– Отлично. Пообедаем с нами, и мы все пойдем встречать его.

– Мне нужно помыться.

– Ну, ерунда! Пойдемте.

– Мне нужно принять ванну. Он приедет не раньше девяти.

– Тогда пойдем выпьем, а потом примете ванну.

– Это можно. Очень разумная мысль.

Мы сели в такси. Шофер оглянулся.

– Подъезжайте к ближайшему бистро, – сказал я.

– Уж лучше поедем в «Клозери», – сказала Брет. – Не могу пить их противный коньяк.

– «Клозери-де-Лила».

Брет повернулась к Биллу:

– Вы давно в этом чумном городе?

– Только сегодня приехал из Будапешта.

– А как было в Будапеште?

– Чудесно. В Будапеште было чудесно.

– Спросите его про Вену.

– Вена, – сказал Билл, – очень странный город.

– Очень похож на Париж. – Брет улыбнулась ему, и в уголках ее глаз собрались морщинки.

– Правильно, – сказал Билл. – Очень похож на Париж в данную минуту.

– Да, нелегко будет вас догнать.

Мы уселись на террасе кафе «Клозери». Брет заказала виски с содовой, я себе тоже, а Билл взял еще рюмку перно.

– Как живете, Джейк?

– Отлично, – сказал я. – Я прекрасно провел время.

Брет посмотрела на меня.

– Я сделала глупость, что уехала, – сказала она. – Идиотство уезжать из Парижа.

– Хорошо провели время?

– Ничего. Интересно было. Но не слишком весело.

– Кого-нибудь видели?

– Нет, почти что никого. Я совсем не выходила.

– Разве вы не купались?

– Нет. Ничего не делала.

– Похоже на Вену, – сказал Билл.

Брет посмотрела на него, морща уголки глаз.

– Ах, вот как было в Вене.

– В Вене было по-всякому.

Брет снова улыбнулась ему.

– Ваш друг очень мил, Джейк.

– Он ничего, – сказал я. – Он занимается набивкой чучел.

– Это было в чужой стране, – сказал Билл. – А кроме того, все животные были покойники.

– Еще глоточек, – сказала Брет, – и я побежала. Пошлите, пожалуйста, за такси.

– Да вот они стоят. Как раз напротив.

– Ладно.

Мы выпили по последней и посадили Брет в такси.

– Не забудьте, в «Селекте» к десяти часам. Пусть он тоже приходит. И Майкл будет.

– Мы придем, – сказал Билл.

Машина тронулась, и Брет помахала нам рукой.

– Вот это женщина, – сказал Билл. – Ужасно мила. Кто такой Майкл?

– Тот, за кого она собирается замуж.

– Ну-ну, – сказал Билл. – Судьба мне знакомиться с людьми именно в этой стадии. Что им послать? Может быть, чучело скаковых лошадей?

– Давай пообедаем.

– Она правда с титулом? – осведомился Билл, когда машина везла нас на остров Сен-Луи.

– О да! Записана в родословной книге и все такое.

– Ну-ну.

Мы пообедали в ресторане мадам Леконт на дальнем конце острова. Там было полно американцев, и нам пришлось стоять и дожидаться места. Кто-то включил ресторан Леконт в список, находящийся в Американском женском клубе, охарактеризовав его как оригинальный уголок на парижской набережной, еще не тронутый американцами, и поэтому мы три четверти часа дожидались столика. Билл обедал здесь в 1918 году, сейчас же после объявления перемирия, и мадам Леконт встретила его с распростертыми объятиями.

– Столика мы все-таки этим не заработали, – сказал Билл. – Но великолепная женщина.

Обед был хороший: жареная курица с зеленым горошком и картофельным пюре, салат, яблочный пирог и сыр.

– У вас просто не протолкнешься, – сказал Билл мадам Леконт.

Она подняла руку:

– И не говорите!

– Разбогатеете.

– Надеюсь.

Выпив кофе и по рюмочке коньяку, мы попросили счет, который, как всегда, был написан мелом на грифельной доске, что, несомненно, составляло одну из «оригинальных» черт ресторана, заплатили, пожали мадам Леконт руку и направились к двери.

– Вас совсем больше не видно, месье Барнс, – сказала мадам Леконт.

– Слишком много соотечественников.

– Приходите к завтраку. Тогда не так полно.

– Хорошо. Непременно приду.

Мы шли под деревьями, окаймлявшими реку в том конце острова, который обращен к Орлеанской набережной. За рекой виднелись полуразрушенные стены старых домов.

– Их сносят. Там проложат улицу.

– Видимо, так, – сказал Билл.

Мы обошли кругом весь остров. По темной реке, сияя огнями, быстро и бесшумно скользнул паровичок и исчез под мостом. Ниже по течению собор Богоматери громоздился на вечернем небе. С Бетюнской набережной мы перешли на левый берег по деревянному мосту; мы постояли на мосту, глядя вниз по реке на собор. Отсюда остров казался очень темным, деревья – тенями, дома тянулись в небо.

– Красиво все-таки, – сказал Билл. – До чего я рад, что вернулся.

Мы облокотились на деревянные перила моста и смотрели вверх по реке на огни больших мостов. Вода была гладкая и черная. Она не плескалась о быки моста. Мимо нас прошел мужчина с девушкой. Они шли обнявшись.

Мы перешли мост и поднялись по улице Кардинала Лемуана. Подъем был крутой, и мы шли пешком до самой площади Контрэскарп. Свет дугового фонаря падал сквозь листья деревьев, а под деревьями стоял готовый к отправлению автобус. Из открытых дверей кафе «Веселый негр» доносилась музыка. В окно кафе «Для любителей» я увидел длинную, обитую цинком стойку. Снаружи, на террасе, сидели рабочие за вином. В открытой кухне «Для любителей» служанка жарила картофель на постном масле. Тут же стоял чугунок с тушеным мясом. Служанка накладывала мясо на тарелку для старика, который стоял возле нее с бутылкой красного вина в руке.

– Хочешь выпить?

– Нет, – сказал Билл. – С меня хватит.

Мы свернули вправо с площади Контрэскарп и пошли ровными, узкими улочками, между высокими старинными домами. Одни дома выдвигались вперед, другие отступали назад. Мы вышли на улицу По-де-Фер и шли по ней до улицы Сен-Жак, потом свернули к югу, вдоль чугунной ограды обогнули больницу Валь-де-Грас и вышли на бульвар Дю-Пор-Рояль.

– Теперь куда? – спросил я. – Зайдем в «Селект» и посидим с Брет и Майклом?

– Ну что ж.

Мы пошли по бульвару Дю-Пор-Рояль, пока он не перешел в бульвар Монпарнас, и дальше, мимо «Клозери-де-Лила», ресторана Лавиня, Дамуа и всех маленьких кафе, пересекли улицу против «Ротонды» и мимо его огней и столиков дошли до кафе «Селект».

Майкл вышел к нам навстречу из-за столиков. Он сильно загорел, и вид у него был цветущий.

– Хэлло, Джейк, – сказал он. – Хэлло! Хэлло! Как живете, дружище?

– Вы прекрасно поправились, Майкл.

– О да! Я страшно поправился. Я ничего не делал, только гулял. Гулял с утра до вечера. И только одну рюмочку с матерью за чаем.

Билл прошел в бар. Он разговаривал с Брет, которая сидела на высоком табурете, положив ногу на ногу. Она была без чулок.

– Рад видеть вас, Джейк, – сказал Майкл. – Я слегка пьян, знаете ли. Такой странный случай. Посмотрите на мой нос.

У него было пятно запекшейся крови на переносице.

– Это от чемоданов одной старушки, – сказал Майкл. – Я хотел достать их, чтобы помочь ей, а они посыпались на меня.

Брет поманила его из бара своим длинным мундштуком, морща уголки глаз.

– Старушка, – сказал Майкл. – Ее чемоданы так и посыпались на меня. Пойдемте к Брет. Она такая прелесть. Ты – очаровательная женщина, Брет. Откуда у тебя эта шляпа?

– Приятель подарил. Тебе не нравится?

– Ужасная шляпа. Купи себе хорошую шляпу.

– Ну конечно, мы теперь такие богатые, – сказала Брет. – Кстати, ты знаком с Биллом? Вы страшно внимательны, Джейк. – Она повернулась к Майклу: – Это – Билл Гортон. Этот пьяница – Майкл Кэмбелл. Мистер Кэмбелл – злостный банкрот.

– Ну да. Знаете, вчера в Лондоне я встретил своего бывшего компаньона. Того, кто подкузьмил меня.

– Что он сказал?

– Угостил меня стаканчиком. Я решил, что не стоит отказываться. Знаешь, Брет, ты такая прелесть! Правда, она красавица?

– Уж и красавица. С таким-то носом!

– Очаровательный нос. Повернись ко мне носом. Ну, разве она не очаровательна?

– Неужели нельзя было устроить, чтобы он остался в Шотландии?

– Послушай, Брет, пойдем пораньше домой.

– Веди себя прилично, Майкл. Здесь дамы сидят.

– Правда, она очаровательна? Как по-вашему, Джейк?

– Сегодня вечером бокс, – сказал Билл. – Хотите пойти?

– Бокс, – повторил Майкл. – Кто против кого?

– Леду и еще кто-то.

– Леду очень хорош, – сказал Майкл. – Мне хотелось бы посмотреть, – он старался взять себя в руки, – но я не могу пойти. У меня свидание вот с ней. Послушай, Брет, купи себе новую шляпу.

Брет нахлобучила фетровую шляпу на один глаз и улыбнулась из-под широких полей.

– Вы оба ступайте на бокс. Мне придется отвезти мистера Кэмбелла прямо домой.

– Я не пьян, – сказал Майкл. – Может быть, чуть-чуть. Послушай, Брет, ты очаровательна.

– Ступайте, – сказала Брет. – Мистер Кэмбелл начинает заговариваться. Что это за взрывы нежности, Майкл?

– Послушай, ты очаровательна.

Мы попрощались.

– Мне очень жаль, что я не могу пойти с вами, – сказал Майкл. Брет засмеялась. В дверях я оглянулся. Майкл оперся рукой о стойку и, наклонившись к Брет, что-то говорил ей. Брет смотрела на него спокойно, но уголки ее глаз улыбались.

Выйдя на улицу, я спросил:

– Ну что? Пошли на бокс?

– Пошли, – сказал Билл. – Только не пешком.

– Майкл совсем ошалел от своей возлюбленной, – сказал я в такси.

– Ну, – сказал Билл, – за это его и осуждать не приходится.