Текст книги "Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)"

Пражская конференция в январе 1912 г. принесла ожидаемый результат не только Ленину, но и его незримым покровителям: «Четкая партийная линия по вопросам русской работы, настоящее руководство практической работой – вот что дала Пражская конференция. В этом было ее громадное значение [курсив в тексте. – Е. И. Ф.]»[469]469
  Krupskaja N. Erinnerungen an Lenin. S. 259.


[Закрыть]. Ленин доказал свою пригодность на роль организатора крепкого подразделения будущей армии вторжения, которое будет состоять из испытанных в боях или рвущихся в бой партийных работников, отчасти с криминальным прошлым или, по крайней мере, потенциалом; он ведь имел дерзость объявить эту конспиративную встречу нескольких второстепенных фигур и третьесортных умов всероссийской конференцией всей русской социал-демократии и предъявить претензию на руководство всей партией! Данная претензия, которую вожди всех российских социал-демократических направлений, от Плеханова до Троцкого и от Мартова до Иогихеса, отвергали, а немецкие социал-демократы осуждали как партийную непорядочность, с точки зрения офицеров разведок центральных держав (так же как и охранки!), свидетельствовала, что этот лидер мелкой социал-демократической группировки намерен окончательно порвать с былыми кумирами среди русских и немецких социал-демократов и вступить на путь конспиративной партийной автократии. Такой союзник мог быть им очень полезен в борьбе с царской армией, ибо его партийные солдаты без лишних угрызений совести действовали бы там, где им самим и их сотрудникам из соотечественников связывали руки свои правительства и парламенты. В лице Ленина они нашли главу русской шпионско-диверсионной организации под пролетарско-большевистским знаменем, готовой к любой форме сотрудничества, если она направлена на разгром и в конечном счете уничтожение собственной страны. Здесь они видели его принципиальное нравственное отличие от их партнеров из польской и украинской эмиграции: те хотели с иностранной помощью сбросить чужеземное господство, которое в эпоху объединительных национальных устремлений стало для них тюрьмой; Ленин же поддерживал неприятеля ради военного поражения собственной армии и собственного народа с целью свержения собственного правительства, чьи военные и административные учреждения защищали его соотечественники, – изначально братоубийственный, ведущий к гражданской войне замысел, лишь поверхностно замаскированный идеологией классовой борьбы.

Разведчики его так и расценивали, отринув еще остававшиеся сомнения только из-за огромной пользы этого сотрудничества для их интересов[470]470
  Так, В. Николаи видел в русских коллаборационистах «предателей родины» и предлагал во время войны по возможности давать им такие задания, которые будут неприемлемы для немцев (шпионов). См.: Schmidt J. W. Gegen Russland und Frankreich. S. 695.


[Закрыть].

В том, что Ленин после январской конференции возвратился в Париж с новым боевым духом, но переехал в Краков только в июле, возможно, повинны финансовые причины. В начале 1912 г. Эвиденцбюро еще располагало сравнительно скромными средствами. Положение изменилось в связи с кончиной австрийского министра иностранных дел графа Эренталя в феврале, после чего годовой бюджет бюро увеличился до 165 тыс. крон, и подозрительной активностью русских в приграничье, например, пробной мобилизацией в Варшавском военном округе, которая привела к созданию «более крупного разведывательного аппарата в теснейшем согласии с Германией» и четкому разграничению «зон разведки обеих сторон». Такие дипломатические успехи России на Балканах, как заключение болгаро-сербского договора 29 февраля 1912 г., и нахлынувшие в Галицию русские шпионы вызывали в австро-венгерском Генштабе неопределенное чувство, будто «заваривается что-то нехорошее»[471]471
  Ronge M. Kriegs– und Industrie-Spionage. S. 58 (о разграничении без подробностей), 60.


[Закрыть]. Начальник Генштаба Конрад фон Хётцендорф распорядился усилить разведработу против российской союзницы Сербии и пожелал, чтобы дипломатические представительства Габсбургской монархии в Российской империи снова принимали участие в военном шпионаже. Так как Министерство иностранных дел продолжало (по-видимому, до самого начала войны[472]472
  По словам Ронге, результат инициативы Конрада был «до мировой войны равен нулю»: Ibid. S. 60.


[Закрыть]) занимать выжидательную позицию, он в «согласии с Германией» стал осуществлять совместные планы.

В таких условиях Ленину летом предложили в качестве места жительства Краков. Ленин поселился здесь, в полутора часах езды от российской границы, 2 июля 1912 г., сначала жил в фешенебельном отеле «Виктория», затем переехал в свой частный дом. Не расставаясь с русско-польским словарем, он в кратчайшее время завел нужные связи. Удачное географическое положение в стратегически важной западной излучине Вислы у границы с Российской империей сделало этот город наиболее предпочтительным центром военного шпионажа за будущим русским западным фронтом. Помимо Краковского существовали другие главные разведуправления: Львовское занималось Варшавским военным округом, Будапештское – Московским, Германштадтское – Одесским. Задачу сбора разведданных о Кавказском военном округе и, следовательно, будущем русском южном фронте выполнял австро-венгерский военный уполномоченный в Константинополе, генерал (позже фельдмаршал) Йозеф Помянковский, с декабря 1913 г. немцы направили ему в помощь подполковника Перрине фон Товене, оснащенного, «как офицер разведки и руководитель турецкого военного шпионажа», всеми необходимыми средствами. Краковское главное разведуправление, расположенное примерно в 750 км по прямой от третьей российской столицы Киева, сосредоточило внимание главным образом на ней, предполагая наличие там российского «Киевского главного разведывательного управления»[473]473
  Ibid. S. 41, 104.


[Закрыть], отвечающего за разведку в Галиции и на Буковине. Для проникновения туда оно с 1905 г. засылало агентов, создавало постоянную «агентуру» на месте, вербуя в нее сотрудников из местных русских военных, среди которых находился по крайней мере один видный доверенный человек Ленина.

Когда ленинские соратники, а позже биографы писали, что «краковская квартира Ленина… в 1912–1914 гг. стала настоящим штабом большевистской партии»[474]474
  Помимо Ганецкого, например, Штреб: Streb X. Lenin in Deutschland. S. 40.


[Закрыть], они не прибегали к литературной метафоре. Пристрастием к военной терминологии партия Ленина в корне отличалась ото всех прочих российских партий. Ленин в Кракове полностью влился в армейскую систему подготовки к войне, заразился бациллой милитаризма и военной эйфории и явно не без удовольствия, как показывает множество рассказов его приверженцев, носил атрибуты «начальника штаба» создаваемого пролетарско-русского формирования. По свидетельству его ближайшего краковского сподвижника, необходимая связь с военными органами «скоро была налажена»: «Генеральный штаб во главе с гениальным начальником действовал великолепно. Краков, летом Поронин, стали настоящей ставкой нашей армии. Сюда постоянно съезжались полководцы отдельных наших частей. Бывали члены нашей думской фракции, представители Центрального и местных комитетов, работники профессионального движения, страховых касс и отдельные товарищи… Здесь выковывались мечи для настоящих и будущих боев… Живая связь с вождем давала великолепные результаты. Приезжающие товарищи выясняли животрепещущие вопросы, получали нужные инструкции… и возвращались к работе с усиленной энергией и верой… Многие оставались месяц и дольше и пополняли свои теоретические пробелы под руководством вождя… Штаб работал вовсю»[475]475
  Ганецкий Я. Ильич накануне и в начале войны // Правда. 1924. 27 июля. Статья напечатана по поводу 10-й годовщины начала Первой мировой войны!


[Закрыть].

Здесь не тот случай, когда литератор, поскольку статья написана в связи с десятилетием начала войны, нарочно пользуется специфической лексикой. Автор точно передал собственное представление военного предводителя и его соратников о себе и своих задачах и отразил конкретный стиль работы внутри их организации как одного из подразделений захватнических армий центральных держав. Вдобавок это признание подлинно воинственного образа мыслей Ленина, знавшего, что только война способна поднять его на высоту поставленных целей, – то есть подтверждение, что Ленин в собственных интересах жаждал войны и нуждался в ней, а его тактика борьбы, позже получившая название ленинизма, была без войны неосуществима[476]476
  См.: Зиновьев Г. Война и ленинизм // Война, Ленин и ленинизм. С. 33–45. Зиновьев признает, что отношение к войне – «одна из важнейших сторон» ленинизма и в оценке войны он достигает «своей высшей точки»! См. также: Берман Я. Ленин о войне // Война и революция. 1928. Кн. II. С. 12.


[Закрыть].

Вся деятельность Ленина в заполненные кипучей работой краковские годы шла под знаком подготовки к войне. Условия пребывания Ленина и его «штаба» в стратегически значимом приграничном районе регулировала местная военная власть, в данном случае австро-венгерская корпусная комендатура, с согласия венской государственной полиции. Предводитель русского вспомогательного формирования завязал отношения с эмигрантскими украинскими активистами, которые поощрялись из Константинополя Парвусом, пользовались немецкими и австрийскими средствами и в августе 1914 г. объединились в «Союз освобождения Украины». Ленин посещал их военные учебные лагеря за городом и получал от них «деньги и помощь для связи с Россией до января 1915 г.»[477]477
  Schubert P. Die Tдtigkeit des k.u.k. Militдrattaches in Bern wдhrend des Ersten Weltkrieges. S. 29; Pethц A. Agenten fьr den Doppeladler. S. 51 f.


[Закрыть]. Известия об этом дошли и до российской столицы. Ведя следствие по делу зачинщиков большевистского июльского восстания 1917 г. в Петрограде, петроградская прокуратура узнала о визитах Ленина в учебный лагерь украинских эмигрантов в Кракове и о его участии в подстрекательских планах Парвуса. Ленин тогда публично оспорил этот пункт обвинения, утверждая: «Ничего подобного не было и быть не могло»[478]478
  Ленин В. И. Ответ // Рабочий и солдат. 1917. 26, 27 июля. Перепечатано в отрывках: Browder R. P., Kerensky A. F. The Russian Provisional Government 1917. Stanford, Ca., 1961. Vol. III. P. 1379.


[Закрыть].

Кроме того, он приятельствовал с Пилсудским и представителями левого крыла ППС, выяснял их цели в войне и познакомил с ними своего польского товарища Малиновского, намереваясь на время войны передать ему контроль над польским движением[479]479
  Показания С. П. Белецкого комиссии Муравьева, 6 июля 1917 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 110.


[Закрыть]. В лице краковского невролога С. Ю. Багоцкого, русско-польского эмигранта, который, по словам Крупской, помогал им «во всех житейских и конспиративных делах», Ленин встретил официального секретаря организации помощи беженцам, находившегося в хороших отношениях не только с венскими властями, но и с германской разведкой[480]480
  Possony S. T. Lenin. S. 173.


[Закрыть]. Когда началась война, Багоцкий последовал за Лениным в Швейцарию, где в марте 1917 г. стал секретарем «Комитета по делам беженцев» и поддержал план Ленина ехать в революционный Петроград через Германию, вопреки советам большинства социал-демократов и эсеров.

Из Кракова Ленин «чаще, чем раньше», наведывался в Германию. К примеру, прочитав 17 июня 1912 г. доклад о перспективах революционного подъема в России, он затем «несколько раз» проводил совещания в Лейпциге, останавливаясь у Таршиса[481]481
  Штреб (Streb X. Lenin in Deutschland. S. 40) называет его Ароновичем-Таршисом.


[Закрыть] (Штайнштрассе, 28), начальника его секретной транспортной организации. Живя в Кракове, он мог активизировать прежние отношения с немецкой секцией IIIb, так как Краковское главное разведуправление поддерживало постоянную связь с немецкими разведцентрами в соседних Позене (Познани) и Бреслау (Бреславле); ориентированный на Скандинавию – главную дорогу членов большевистского подполья в Западную Европу и обратно – данцигский немецкий разведцентр через свое отделение в Торне (Торуни) тоже по мере сил «содействовал» совместной игре германской и австрийской разведок[482]482
  Geheimer Nachrichtendienst u. Spionageabwehr des Heeres von Generalmajor a. D. Gempp. Zweiter Band. S. 126.


[Закрыть]. Для Скандинавии начальник Генштаба Конрад фон Хётцендорф в январе 1913 г. учредил должность военного атташе с резиденцией в Стокгольме, отвечавшего за Швецию, Норвегию и Данию, и поручил подполковнику Ойгену Штраубу сбор разведданных о Петербургском военном округе. Штрауб должен был «наблюдать не только за Россией с этой стороны, но и за центрами русского шпионажа в Стокгольме и Копенгагене»[483]483
  Ronge M. Kriegs– und Industrie-Spionage. S. 65.


[Закрыть]. Следуя примеру австрийцев, В. Николаи с начала войны тоже пристраивал офицеров разведки в германские дипломатические представительства в скандинавских столицах и создал филиал своей секции в местечке Хапаранда на шведско-финской границе – главном перевалочном пункте на нелегальных путях трансграничного сообщения большевиков.

Краковское начальство оказывало большевистскому вождю любую мыслимую помощь для сбора его партийных войск и повышения интенсивности их действий в России и за рубежом. Чтобы русские нелегалы без проблем пересекали границу, в его распоряжение предоставлялись австрийские проходные свидетельства[484]484
  Krupskaja N. Erinnerungen an Lenin. S. 266.


[Закрыть], для беспрепятственного передвижения по стране он мог выписывать им удостоверения, которые – по опыту Малиновского – значили для австрийских властей больше, чем соответствующие бумаги от российского посольства или консульства. С русских путешественников, связанных с Лениным или имеющих при себе его «удостоверения», обычное «наблюдение снималось»[485]485
  Дело провокатора Малиновского. С. 172 (со ссылкой на показания Белецкого и Мартынова).


[Закрыть]. К его ручательству за того или иного товарища австрийские власти относились с полным доверием[486]486
  Показания С. П. Белецкого комиссии Муравьева, 6 июля 1917 г.: Там же. С. 110.


[Закрыть]. Эти и другие факты доказывали русской охранке и частному детективу из парижской эмиграции В. Л. Бурцеву[487]487
  См.: Бурцев В. Л. Ленин и Троцкий – австро-германские агенты.


[Закрыть], что глава большевистской партии состоит под «покровительством» австрийского правительства и пользуется привилегиями и поощрением со стороны официальных инстанций, в то время как за другими русскими эмигрантами следят и ограничивают их в передвижениях[488]488
  Показания С. П. Белецкого комиссии Муравьева, 6 июля 1917 г.: Дело провокатора Малиновского. С. 110.


[Закрыть].

Значение Ленина и его организации для Эвиденцбюро австро-венгерского Генерального штаба возросло в связи с обострением балканского кризиса (9 октября 1912 г. начались бои между турками и черногорцами): начальник Генштаба Конрад увидел за всем происходящим руку России и «10 октября распорядился приступить к первой стадии усиленной разведки посредством галицийских главных разведывательных управлений». Таким образом, и Главное разведуправление Кракова стало предметом повышенного интереса австро-венгерского Генштаба. К концу 1912 г. его разведслужба вследствие частичного провала шпионских сетей в Киеве и Петербурге (из-за дел Редля и Мясоедова) пришла к печальному заключению: «Мир или война – это явно зависело от поведения России. Тут-то и сказались весьма неприятным образом недостатки тамошнего разведывательного аппарата. Ни мы, ни Германия не имели надежных конфидентов в военных кругах. Вербовка конфидентов и их поселение в России шли медленно, поглощая все имеющиеся небольшие деньги. Большинство конфидентов оказывались неспособными; военная экспертиза информации отсутствовала; передача сведений часто занимала слишком много времени… Нужен был по меньшей мере один надежный конфидент в каждом из 28 русских корпусов, чтобы держать под постоянным наблюдением хотя бы европейскую часть громадной империи. Но откуда при вечной нехватке денег взять необходимые для одной этой цели минимум полмиллиона крон ежегодно?»[489]489
  Ronge M. Kriegs– und Industrie-Spionage. S. 62 ff.


[Закрыть] Партийный руководитель Ленин давал на эти неразрешимые вопросы простой ответ – предоставлял в распоряжение разведок свои легальные и нелегальные партийные структуры в стратегически важных районах Российской империи и свои тайные связи в российском Генштабе.

На рубеже 1912–1913 гг. Ленин созвал еще одну конференцию, на сей раз прямо в Кракове, собрав на глазах у корпусной комендатуры представителей своей легальной (Дума) и тайной (Русское бюро ЦК) организации в России. «Краковская конференция» проходила с 26 или 28 декабря 1912 г. по 1 января 1913 г., в целях маскировки от общественности и конспирации в общепартийных рядах она была с неверной датировкой объявлена «Февральским совещанием» ленинского центра[490]490
  См.: Материалы по истории общественного и революционного движения. Т. 1. С. 120–122; Бадаев А. Е. Большевики в Государственной Думе. М.; Л., 1930. С. 98–100; Badajew A. Die Bolschewiki in der Reichsduma. Berlin(-Ost), 1957. S. 114 ff.


[Закрыть]. Помимо новоизбранных большевистских депутатов Думы с председателем фракции, членом ЦК Малиновским, из России приехали члены ЦК, отвечавшие за военную часть будущих действий, в том числе специалист по террору Коба (Джугашвили, он же Сталин) и специалист по уличным боям Филипп (Голощекин). Своими постановлениями Краковская конференция продолжила начатое на Пражской конференции сотрудничество с разведкой, структурировала внутрироссийскую организацию по образцу разведывательных служб и по принципу строгого централизма подчинила ее Ленину и его заграничному ЦК. Большевистская фракция в Думе, состоявшая из шести депутатов и потому, в отличие от группы из семи меньшевиков (семерки), названная шестеркой, отныне совершенно официально находилась в подчинении у Центрального комитета, и любые шаги как отдельных депутатов, так и фракции в целом полностью контролировал Ленин[491]491
  «Депутаты-большевики находились в самой тесной и неразрывной связи с руководящим партийным органом» (Бадаев А. Е. Большевики в Государственной Думе. С. 99).


[Закрыть]. «Из Кракова, где находился заграничный партийный центр, протягивались тысячи нитей… начало работы, а затем вся последующая деятельность нашей шестерки проходили под непосредственным руководством т. Ленина… Из Кракова была прислана специальная анкета для избранных от рабочих курий депутатов. В девятнадцати пунктах этой анкеты – подробные вопросы… Владимир Ильич просил, чтобы каждый депутат, не ограничиваясь одними формальными ответами, связно рассказал о своем избирательном районе…» Из данного опроса Ленин извлекал точные знания о том или ином избирательном округе и составе его электората. Эта информация имела такое значение, что он запретил своим депутатам давать сведения об анкете и ответах на нее остальным членам общей социал-демократической фракции[492]492
  Там же. С. 99–100.


[Закрыть].

Хотя фракция и партия с апреля – мая 1912 г. располагали легальной газетой «Правда», Краковская конференция объявила нелегальную литературу единственным ориентирующим источником для всех членов партии и призвала все местные организации, рабочие ячейки и отдельных рабочих к большей самостоятельности в деле транспортировки этого печатного материала из бюро ЦК на места. В противоположность меньшевикам, которые предпочли легальную работу и потому обличались Лениным как «ликвидаторы» подполья, конференция признала «единственно правильным типом организационного строительства в переживаемую эпоху» нелегальную деятельность и партию как «сумму партийных ячеек, окруженных сетью легальных и полулегальных рабочих обществ». Она потребовала создавать «на всех фабриках и заводах чисто партийные нелегальные заводские комитеты, состоящие из наиболее активных рабочих элементов», донося эту организационную форму до самых дальних и глухих районов, где только существует большевистское движение. Притом важнейшими практическими задачами были названы «установление постоянной живой связи между ЦК и местными с[оциал]-д[емократическими] группами», а также «создание гибких форм руководства местной работы в крупных центрах рабочего движения». Под «крупными центрами рабочего движения» имелись в виду большие индустриальные агломерации, среди которых приоритетом пользовались военно-промышленные комплексы, верфи и т. д. Дабы обеспечить тесную, активируемую в любой момент связь «центров рабочего движения» с партийным центром, конференция учредила в партии – по аналогии с секретной разведывательной службой – «систему доверенных лиц», которые рекрутировались «из рабочих – руководителей местной работы». Отныне «доверенным лицам» и «агентам» предстояло также курсировать между ленинским заграничным центром и отдельными российскими местными группами, причем партийный босс только для собственных нужд претендовал на пять-шесть постоянных специальных курьеров[493]493
  Материалы по истории общественного и революционного движения. Т. 1. С. 129, 135.


[Закрыть].

Новые нелегальные организационные структуры ленинской партии не случайно демонстрировали сходство с устройством разведслужб и принятыми там названиями. Их создание преследовало цель систематически превращать образованную в подполье тайную организацию большевиков в будущую подгруппу разведок центральных держав; однородное с последними строение позволило бы с началом войны соединить их с существующей организационной сетью и без труда перейти к их использованию в качестве военизированных вспомогательных частей.

В апреле 1913 г. Эвиденцбюро удостоилось наконец должного внимания к своим планам и 21 апреля переехало из скромной резиденции на площади Ам-Хоф в огромное новое здание Военного министерства на Штубенринге. Очень хорошее техническое оснащение и рост кадрового состава теперь соответствовали новым потребностям. Тем не менее 1913 год (из-за «потери сетей» в предыдущем году) еще был для венского Эвиденцбюро трудным, с его особыми проблемами удавалось справиться только благодаря «гармоничному сотрудничеству» (М. Ронге) с германской разведкой. Отныне Ронге как шеф австро-венгерской разведки «часто встречался» с новоназначенным руководителем секции IIIb «майором Николаи или его представителем»: «Б о л ь н ы м м е с т о м н а с т у п а т е л ь – ной разведки по-прежнему оставалась Россия [разрядка в тексте. – Е. И. Ф.]»[494]494
  Ronge M. Kriegs– und Industrie-Spionage. S. 81.


[Закрыть]. Чтобы помочь делу, Ронге снова добился права посылать в Россию для обучения языку двоих офицеров Генштаба. У себя в стране он решил ввиду непрекращающихся «трудностей разведки в России… с 1 марта 1914 г. устроить ш к о л у к о н ф и д е н т о в [разрядка в тексте. – Е. И. Ф.] для особо одаренных, предназначенных для больших задач людей; мелких разведчиков пусть разведуправления натаскивают сами [sic]». Помимо этих частных улучшений, разведслужба в предвоенное время трудилась над общим совершенствованием основ своей работы: «По причине трудности действий в России разведку следовало принципиально и надолго поставить на новый фундамент»[495]495
  Reifberger J. Die Entwicklung des militдrischen Nachrichtenwesens in der k.u.k. Armee. S. 216.


[Закрыть].

Планируя в этих условиях параллельное создание «партийной школы» в Поронине, Ленин для контроля за исполнением краковских решений и ради пропагандистской поддержки специально обученных конфидентов и агентов провел в сентябре 1913 г. в Поронине совещание, которое из тех же соображений конспирации велел называть «Августовским» или «Летним»[496]496
  См.: Бадаев А. Е. Большевики в Государственной Думе. С. 202–204; Krupskaja N. Erinnerungen an Lenin. S. 300 ff.


[Закрыть]. 22 представителя крупнейших российских парторганизаций, пять депутатов Думы (Самойлов отсутствовал, а Малиновский переживал тяжелейший душевный кризис) и два московских выборщика отчитались об успешном переходе к нелегальным, конспиративным методам работы. Совещание утвердило план Ленина по окончательному расколу социал-демократической фракции, согласилось с его идеями оживления забастовочного движения и подготовки всеобщей политической стачки (в период мобилизации в России) и одобрило новые, соответствующие предвоенной обстановке, формы тактики, пропаганды и агитации. Для их претворения в жизнь в немецкой типографии в Тильзите под присмотром «директора» некоего немецкого издательства (скорее всего, одного из офицеров секции IIIb) стали в массовом порядке печататься листовки и другие пропагандистские материалы. С помощью партийной транспортной организации их контрабандой переправляли через границу в Российскую империю и рассылали из ближайших почтовых отделений в центры организованного большевистского подполья. Этими мерами босс готовил почву для эффективной конспиративной работы своей партии во время войны в качестве вспомогательного отряда разведок центральных держав.