Текст книги "Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)"

Позже Людендорф, умаляя значение Гинденбурга, дошел до того, что назвал его «декоративным главнокомандующим», которого ему «дали» ввиду его, Людендорфа, недостаточной «выслуги лет», чтобы подписывал его «предложения и распоряжения». От этого своего предназначения Гинденбург якобы, если Людендорф его «вообще привлекал к участию в ведении военных действий [!], что в последние годы стало невозможно за недостатком времени, никогда… не отступал», за исключением одного случая, когда он последовал указанию императора, а не рекомендации Людендорфа. После смерти Мольтке и Гинденбурга Людендорф стал уверять, что его «должность начальника штаба была задумана как должность настоящего командующего», а обязанности Гинденбурга сводились к «исполнению представительских функций». Ссылаясь на генералов фон Люнкера и Бронзарта фон Шеллендорфа, он вдобавок подчеркивал тогда, что Гинденбург не входил в список генералов, подлежавших использованию в случае мобилизации, поскольку «стал слишком нерасторопен физически и умственно. Это будто бы и послужило причиной его отставки». По словам Людендорфа, Гинденбург всегда слыл не более чем «средним корпусным командиром». Вспоминая свое совещание с Мольтке 22 августа 1914 г., он утверждал, будто уже из их разговора «совершенно ясно следовало, что для него [Мольтке] ответственный командующий – я»: «По армейскому закону [sic] старшинства следовало для вида приписать ко мне декоративного командующего. Я смирился с этим как с неизбежностью». Но именно к нему, Людендорфу, обращался Мольтке «как к человеку, облеченному его доверием», ибо «лишь одна голова» могла «овладевать тактическими положениями, руководить сражениями, кампаниями и всей войной»[986]986
  Klage des Generals a. D. Erich Ludendorff… gegen den Professor Dr. Walter Elze… wegen Beleidigung, Berlin, 17.2.1935: BA MA. N77/11.


[Закрыть].

Такой эпитафией Людендорф в 1935 г. проводил в могилу человека, который всю войну в самоотверженном подчинении прикрывал его своим добрым полководческим именем и старшинством по службе, а после войны, будучи рейхспрезидентом, без колебаний вступался за своего бывшего начальника штаба, защищая его от справедливой критики и нападок. Впрочем, Людендорф дал престарелому фельдмаршалу еще при жизни почувствовать, какова будет его верность, в пасквиле «Генерал фон Гинденбург – “иллюзия”» (1932). «Умные и посвященные» смотрели на связку Людендорфа и Гинденбурга с озабоченностью: «Хотя внешне пара Гинденбург – Людендорф казалась блестящей, но Гинденбурга в ней было слишком мало, а Людендорфа слишком много… чтобы составить одного настоящего полководца. Каждый сам по себе полководцем не был, а для идеального соединения в полководца их двоих не хватало смешивания в правильной пропорции»[987]987
  Groener W. Lebenserinnerungen: Jugend. Generalstab. Weltkrieg / hg. F. Hiller von Gaertringen. Osnabrьck, 1972. S. 415.


[Закрыть].

Назначение Гинденбурга камуфлировало в глазах общественности и армии миссию Людендорфа[988]988
  Сведущие современники чуяли, что здесь кроется какой-то подвох; так, Макс Хоффман тяжко вздыхал: «Если бы немецкий народ знал, что его герой Гинденбург на самом деле зовется Людендорфом» (цит. по: «Ein armer Mann…»: General Hoffmann ьber den Feldmarschall von Hindenburg // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 1955. 10. Januar. S. 2).


[Закрыть]. Он впервые вступал на незнакомое и рискованное поприще дополнительной войны нового типа, сообща с внутренним врагом России, еще не зная, чем она может закончиться. В таком положении прикрытие надежным именем Гинденбурга служило ему страховкой на случай неудачи или нежелательной огласки – это славное имя отразило бы любые обвинения по поводу сотрудничества ведущих немецких генералов на восточном фронте с врагами русской и германской монархии.

В поисках других «выходов» Людендорфа следует вернуться к одновременности происходившего в Кобленце с германской стороны, Кракове и Вене – с австрийской. «Освобожденный» 19 августа Ленин по меньшей мере с 21 по 23 августа находился при корпусной комендатуре Кракова. Людендорфа 22 августа вызвали в Кобленц, с 18 до 21 часа в тот день он имел решающую беседу с Мольтке в Большой ставке, затем ненадолго явился к императору, который вручил ему орден «Pour le mйrite» за Льеж, и поздним вечером отправился скорым поездом через Ганновер, где к нему в 4 часа утра подсел Гинденбург[989]989
  О назначении Людендорфа с точки зрения Гинденбурга см.: Hindenburg P., von. Aus meinem Leben. S. 71 ff.


[Закрыть], в Восточную Пруссию, в Мариенбург. Затем, пока шла битва при Танненберге (26–31 августа), Ленин пребывал в неизвестном месте, но как минимум часть времени, вероятно, провел уже в Вене, где был так занят, что не смог навестить на прощание своего соратника Гольдендаха (Рязанова). В эти дни австро-венгерская армия отчаянно сражалась за Львов, и Конрад впервые попросил немцев помочь войсками, получив отказ, как и на дальнейшие свои просьбы. Львов пал перед русской 3-й армией (30 августа), тогда как немецкий полководческий дуэт 31 августа завершил битву при Танненберге блестящей победой. Конрад пришел к выводу, «что немцы одерживают свои победы на наших костях; они нас… бросили в беде»[990]990
  Конрад – барону А. фон Больфрасу, 5 сентября 1914 г.: Conrad von Hцtzendorf F. Aus meiner Dienstzeit. Bd. I V. S. 647.


[Закрыть].

Тем усерднее австро-венгерское ГКА стало искать помощи в облегчении своего положения у давних русских сотрудников. 1 сентября венское управление полиции выдало Ленину и его близким личные документы для въезда в Швейцарию. В следующие четыре дня Ленин совершал последние приготовления к переезду. 5 сентября он пересек австро-швейцарскую границу. В этот день 8-я армия под командованием Гинденбурга и Людендорфа, преследуя армию Ренненкампфа, вступила с ней в бой, который по времени совпал с битвой на Марне, но, в отличие от нее, принес двум немецким военачальникам еще одну тактическую победу.

Одновременность перечисленных событий подтверждает то, что подсказывают военная нелогичность решения Мольтке командировать Людендорфа в Восточную Пруссию и неубедительность рассказов самого Людендорфа: секретная информация о русских Юго-Западном и Северо-Западном фронтах в смысле новых соединений и имеющихся возможностей предоставляла «выходы», которые Людендорф утаил от своих смещенных предшественников в командовании 8-й армии и позднейших читателей. Исследователь операций под Танненбергом не сомневался, «что для них он использовал всех находившихся в его распоряжении помощников и все, что принесли толкового уже принятые меры»[991]991
  Elze W. Tannenberg. S. 116.


[Закрыть].

Ввиду тяжелого положения германских и австрийских восточных армий «провода» между корпусной комендатурой Кракова, венским Эвиденцбюро вкупе с австро-венгерским ГКА и Большой ставкой в Кобленце «раскалились»: «За несколько минут приказ, отданный по телефону или телеграфу “Высшим командованием”, попадал во все эти места»[992]992
  Ibid. S. 18.


[Закрыть]. Когда австрийский Генштаб от безысходности решил прибегнуть к услугам русских коллаборационистов, начальник германского Генштаба тоже ухватился за это неконвенционное «средство… повредить врагу» (Мольтке). Их русский союзник мог впечатлить своих партнеров по переговорам в Кракове и Вене, а через них – немецких партнеров в Кобленце, сетью внушительных связей, простиравшейся до центральных командных пунктов русских западных армий.

1. В штабе 3-й армии, действовавшей против Австро-Венгрии в галицийской кампании, брат ближайшего русского соратника Ленина, Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, занимал пост генерал-квартирмейстера, оказывая влияние на решения командующего, Николая Владимировича Рузского[993]993
  Вышедшие в годы «оттепели» мемуары 78-летнего генерала (Бонч-Бруевич М. Д. Вся власть Советам! М., 1958; на нем. яз.: Bontsch-Brujewitsch M. D. Petrograd: Erinnerungen eines Generals. Berlin[-Ost], 1970) дают некоторое представление о его «службе революции». Он «не был от них [большевиков] так далек, как это могло казаться»: «Мой младший брат, Владимир Дмитриевич, примкнул к Ленину и ушел в революционное большевистское подполье еще в конце прошлого века. С братом… мы всегда дружили, и, конечно, он многое сделал, чтобы направить меня на новый и трудный путь» (Bontsch-Brujewitsch M. D. Petrograd. S. 9). Ленину генерал был «больше чем кому-либо» обязан тем, что «мы, старые военные специалисты… с первых дней революции разделили с народом его трудный и тернистый путь» (Ibid. S. 308). Наряду со множеством легенд, в мемуарах содержится многозначительное замечание, что их автора «несказанно раздражали непрекращающиеся в офицерской среде разговоры о шпионской деятельности большевиков, якобы запродавшихся немецкому генеральному штабу» (Ibid. S. 167).


[Закрыть]. Когда в сентябре 1914 г. Рузского назначили главнокомандующим Северо-Западным фронтом, Бонч-Бруевич вместе с ним попал в штаб фронта, где среди прочего отвечал за шпионаж и контршпионаж против Германии. Здесь он не только узнал об «осведомленности германского Генерального штаба… даже о самых секретных замыслах русского командования»[994]994
  Bontsch-Brujewitsch M. D. Petrograd. S. 67.


[Закрыть], – но и сам способствовал утечке важнейшей информации за линию фронта. С этой целью он в начале октября 1914 г. пристроил уволенного жандармского подполковника Мясоедова на соответствующую должность в контрразведке 10-й армии, а с января 1915 г. воспитывал из капитана Б. М. Шапошникова будущего красного маршала. Его влияние внесло решающий вклад в тяжелые поражения русских в Восточной Пруссии, о разведывательной подоплеке которых в первый год войны еще никто не догадывался. Правда, начальник Генштаба Н. Н. Янушкевич сокрушался, что над Северо-Западным фронтом тяготеет какой-то «злой рок»[995]995
  Так писал начальник оперативного отдела Генштаба при Сухомлинове до войны и начальник Генштаба российской армии в 1-й и 2-й годы войны Н. Н. Янушкевич Сухомлинову между 7 и 15 февраля 1915 г. (ст. ст.): Переписка В. А. Сухомлинова с Н. Н. Янушкевичем // Красный архив. 1923. Т. 3. С. 31.


[Закрыть], стоивший жизни сотням тысяч русских солдат и подорвавший великодержавный военный престиж России, но только в 1917 г. были высказаны вслух подозрения насчет работы Бонч-Бруевича на центральные державы[996]996
  См.: Bradley J. F. N. The Russian Secret Service in the First World War // Soviet Studies. 1969. Vol. XX. P. 243.


[Закрыть]. Подозрения имели под собой основания[997]997
  В своем докладе генералу Грёнеру 20 января 1919 г. В. Николаи коснулся существующих в России подозрений насчет шпионажа Батюшина и Бонч-Бруевича в пользу Германии: он опроверг подозрения против Батюшина, но не против Бонч-Бруевича. См.: Гиленсен В. М. Вальтер Николаи – глава германской военной разведки во время Первой мировой войны // Новая и новейшая история. 1988. № 2. С. 139–140.


[Закрыть].

В штабе 1-й армии русского Северо-Западного фронта под командованием генерала Ренненкампфа служил младший однокашник Бонч-Бруевича по Академии Генштаба Сергей Сергеевич Каменев (1881–1936), сначала адъютантом, чуть позже – начальником оперативного отделения[998]998
  См.: СВЭ. Т. 4. С. 51–53.


[Закрыть]. Он был протеже военного министра Сухомлинова, который с 1907 г. явно благоволил этому уроженцу Киева, в 1911 г. перевел его в оперативное отделение штаба Виленского военного округа, а в апреле 1914 г. пригласил на военную игру, устроенную в Киеве для избранных представителей высшего командного состава. Каменев и в частной жизни вращался в ближнем кругу Сухомлинова и его австрийского друга и покровителя Альтшиллера[999]999
  Показания Андронникова: Падение царского режима: Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства / под ред. П. Е. Щеголева. Л., 1924–1927. Т. 1. С. 374. Об Александре Альтшиллере (Альтшуллере, Альтшулере) см. ниже.


[Закрыть], с 1905–1906 гг. – резидента Эвиденцбюро в Киеве. В начале войны назначение[1000]1000
  См.: Лисовой Я. П. Революционные генералы // Белый архив (Париж). 1928. № 1. С. 68. В этой статье рассматривается пробольшевистское прошлое М. Д. Бонч-Бруевича и С. С. Каменева (якобы наст. фамилия: Кац).


[Закрыть] Каменева адъютантом и начальником оперативного отделения штаба 1-й армии привлекло всеобщее внимание, поскольку не соответствовало ни его выслуге лет, ни достижениям[1001]1001
  См.: СВЭ. Т. 4. С. 51; Бонч-Бруевич М. Д. Вся власть Советам! С. 353; Bontsch-Brujewitsch M. D. Petrograd. S. 396 f. Внимательные наблюдатели, как, например, служивший в Ставке священник Георгий Шавельский, находили небезынтересным, «что начальником оперативного отделения штаба I армии был тогда [во время битвы при Танненберге] полковник Генерального Штаба Каменев, потом знаменитый красный главковерх». См.: Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Нью-Йорк, 1954. Т. I. С. 149.


[Закрыть]. Ленин после захвата власти сделал Каменева командующим Восточным фронтом (1918), а в 1919 г., когда хотел внушить своему партнеру Людендорфу доверие к боеспособности Красной армии и уговорить его на совместный удар по Антанте в Польше, – главнокомандующим РККА. Должно быть, не слишком примечательный генштабист приобрел в оперативном отделении штаба 1-й армии такие заслуги, что показался Ленину подходящим для этой роли. Свой пост он сохранял до смерти Ленина в 1924 г.

Бонч-Бруевич и Каменев, пожалуй, самые заметные среди протеже Сухомлинова в российском Генеральном штабе, но они действовали не в одиночку. Русские эмигрантские и российские постсоветские авторы[1002]1002
  См.: Арутюнов А. Ленин: Личностная и политическая биография: В 2 т. М., 2002. Т. 1. С. 86–88. С западной точки зрения: Mayzel M. Generals and Revolutionaries: The Russian General Staff during the Revolution: A Study in the Transformation of a Military Elite. Osnabrьck, 1979. С современной российской точки зрения: Ганин А. О роли офицеров Генерального штаба в гражданской войне // Вопросы истории. 2004. № 6. С. 98–111.


[Закрыть] представили списки высокопоставленных офицеров русской армии, которые раньше или позже по психологическим, финансовым или идеологическим причинам становились ферментами внутреннего брожения в российских вооруженных силах, заражая их ленинским пораженчеством. Среди них непропорционально большую долю составляли те, кому протежировал Сухомлинов[1003]1003
  «…изучение личностей царских офицеров, которые пошли служить в Красную армию, показывает примечательную связь с прежними “сухомлиновцами”»: Stone N. The Eastern Front, 1914–1917. New York, 1975. P. 28.


[Закрыть]. Благодаря некоторым из них «германской разведке удалось проникнуть в штабы ряда русских армий»[1004]1004
  Сейдаметов Д., Шляпников Н. Германо-австрийская разведка в царской России. М., 1939. С. 44 (без дальнейших уточнений).


[Закрыть]. Подполковник Генштаба, начальник разведывательного отделения при штабе 11-й армии Поляков показал на процессе по делу Сухомлинова (1916–1917): «Многие наши операции не имели успеха по несомненной осведомленности противника о военных планах»[1005]1005
  Цит. по: Там же.


[Закрыть]. Фельдмаршал фон Гинденбург позже косвенно подтвердил его слова. На основании опыта первых недель войны он был убежден, что Россию удалось бы разгромить в череде решающих сражений, и намекал: «Для этого… как обнаружилось уже тогда, благоприятные условия предоставляло если не российское верховное командование, то руководство русских армий. Танненберг это доказал…»[1006]1006
  Hindenburg P., von. Aus meinem Leben. S. 120.


[Закрыть]

Помимо командного состава этих армий и штабов сторонники Ленина проникали и в другие важные учреждения действующей армии. Так, В. Д. Бонч-Бруевич в сентябре 1914 г. сумел добиться от Генерального штаба устройства при армейских штабах книжных складов. Они были забиты революционной литературой и более девяти месяцев бесплатно снабжали офицеров и рядовых пораженческими сочинениями. Только летом 1915 г. этими складами занялась русская контрразведка[1007]1007
  См. записку товарища министра внутренних дел В. Ф. Джунковского начальнику Генерального штаба Янушкевичу о революционной деятельности В. Д. Бонч-Бруевича, 28 июля 1915 г.: Сидоров А. Л. Революционное движение в армии и на флоте в годы первой мировой войны, 1914 – февраль 1917. М., 1966. № 56. С. 101–102.


[Закрыть].

2. Второй «выход» открывался благодаря техническому доступу к электро-и радиооборудованию русских армии и флота. Большой генштаб, с 1905 г. внедрявший радио и телефон в немецкой армии[1008]1008
  Pцhlmann M. German Intelligence at War. P. 43.


[Закрыть], заботился о подготовке специалистов по работе с этими новинками из офицеров собственных и союзных вооруженных сил. Для этого он использовал в том числе возможности, предоставляемые фирмой «Сименс», мировым лидером в области беспроволочной телеграфии, которая в России вплоть до мировой войны оставалась в зачаточном состоянии[1009]1009
  Даже осенью 1915 г. штабс-капитан Лемке, работавший с секретной техникой в Ставке, констатировал: «Беспроволочный телеграф у нас все еще не дело, серьезно на него никто не полагается; пока около него только кормятся военные инженеры» (Лемке М. К. 250 дней в царской ставке, 1914–1915. Переизд. Минск, 2003. С. 289).


[Закрыть]. Фирма организовала курсы технического обучения будущих отечественных и зарубежных офицеров разведки. Вместе с ними в берлинской штаб-квартире «Сименс» с новыми специальностями познакомились Красин и Воровский[1010]1010
  Koenen G. Der Russland-Komplex: Die Deutschen und der Osten, 1900–1945. München, 2005. S. 104, Anm.


[Закрыть]. Через российские дочерние предприятия «Сименс» поставляла основное оборудование и технику в соответствующие подразделения армии и флота Российской империи, где эта немецкая фирма, которая традиционно доминировала в военном секторе электротехнического бизнеса в России, по-прежнему получала львиную долю заказов. На ее эксклюзивные права в данной области особо не повлияли ни временные планы слияния со «Всеобщей электрической компанией» («АЭГ» – от нем. Allgemeine Elektrizitдtsgesellschaft, AEG), ни шаги к образованию консорциума с привлечением и участием французского банковского капитала[1011]1011
  См.: 50 Jahre AEG / Allgemeine Elektricitäts-Gesellschaft. Als Manuskript gedruckt. Berlin-Grunewald, 1956.


[Закрыть]. Даже в начале 1914 г. российские дочерние компании «Сименс» пользовались почти исключительным доступом к техническому оснащению армии и флота. Слишком поздно увидев опасность односторонней зависимости от единственного немецкого электро– и военно-промышленного концерна, царь весной 1914 г. попытался помочь делу диверсификацией заказов. Он запросил у международных предприятий предложения по реэлектрификации российских вооруженных сил и в марте дал «крупные заказы для военно-морского флота» «АЭГ»[1012]1012
  Deutsch F. Lebenserinnerungen: Ms. Kapitel «Sowjet-Regierung». S. 1: Deutsches Technikmuseum Berlin, Historisches Archiv.


[Закрыть]. Еще в июле он вел с председателем правления «АЭГ» Феликсом Дойчем, отвечавшим за иностранные сделки, переговоры о капитальном переводе армейской и флотской электротехники на новую систему. Была достигнута договоренность о заказах на чрезвычайно большие суммы, так и не реализованная из-за начала войны. Зато «Сименс-Шуккерт» в том же месяце получила от Военного министерства заказ стоимостью 170 тыс. рублей на оборудование телеграфной связью двух стоявших у крепости Кронштадт дредноутов, линкора «Полтава» и крейсера «Рюрик», и модернизацию телефонов на других военных судах[1013]1013
  См.: Зверев В. О. Противодействие германскому военно-промышленному шпионажу в Санкт-Петербурге накануне Первой мировой войны (1910–1914 гг.). СПб., 2004. С. 86.


[Закрыть]. Для этой цели министерство предоставило «Сименс» техническую документацию на корабли и их чертежи. С началом войны представительство «Сименс» в России попало под колпак русской контрразведки[1014]1014
  Там же. С. 85–86.


[Закрыть] – камнем преткновения послужило затягивание изготовления и поставки важной военной продукции, в том числе для боевых кораблей. (Параллельно фирма Круппа сорвала сроки поставок военных товаров по договорам с Бельгией.)

Такое сложное и уязвимое вспомогательное средство ведения войны, как поставляемые и устанавливаемые «Сименс» системы электротехнического оборудования армии и флота, требовало грамотного обращения. Их техобслуживание и модернизация, так же как первичный монтаж, находились в руках «Сименс», в чьих московской и петербургской/петроградской дочерних компаниях заправляли Красин и Воровский[1015]1015
  По словам Кёнена (Koenen G. Der Russland-Komplex. S. 104), Воровский «вместе с Красиным был, вероятно, одной из ключевых фигур ленинского подпольного аппарата времен войны».


[Закрыть]. Красин благодаря назначению техническим директором получил контроль над военными устройствами, которые поставляла и монтировала «Сименс», Воровский возглавлял отдел закупок, сочетая свои служебные обязанности с активной и разнообразной работой во внутрироссийском большевистском подполье. В ноябре 1915 г. Воровский официально открыл в Стокгольме экспортно-импортное бюро фирмы «Сименс-Шуккерт», неофициально тесно сотрудничавшее с Петроградским городским комитетом большевиков. Попав под надзор полиции из-за найденных у него однажды при пересечении границы партийных документов подрывного характера, он в начале 1916 г. переселился в шведскую столицу и там использовал почтовый канал, по которому легально циркулировали между Стокгольмом и Петроградом торговые реестры «Сименс-Шуккерт»[1016]1016
  Бонч-Бруевич В. Д. На славном посту: Памяти В. В. Воровского (по личным воспоминаниям). М., 1923. С. 39; Воровский В. В. Сочинения. М., 1933. Т. 1. С. XIII.


[Закрыть], для секретной корреспонденции Ленина с петроградскими товарищами. Об этой деятельности Воровский (застреленный в 1923 г. в Лозанне) никогда не распространялся, и Красин хранил молчание о своем техническом вкладе в т. н. войну разведок[1017]1017
  «Красин мало писал о своей работе в России во время Первой мировой войны. Мемуаристы тоже обошли вниманием этот период»: O’Connor T. E. The Engineer of Revolution: L. B. Krasin and the Bolsheviks, 1870–1926. Boulder; San Francisco; Oxford, 1992. P. 127.


[Закрыть]. Тем не менее существует обоснованное предположение, что их тайные действия немало способствовали «сокрушительному поражению России в такой чрезвычайно важной сфере, как радиошпионаж»[1018]1018
  Pethц A. Agenten fьr den Doppeladler: Österreich-Ungarns geheimer Dienst im Weltkrieg. Graz; Stuttgart, 1998. S. 214. Эта мысль побуждает к дальнейшему исследованию причин поражения.


[Закрыть].

Людендорф со времен разработки большого законопроекта об армии уверился в значении радиотелеграфной связи для современной войны. В Восточной Пруссии он смог пожать плоды прежних трудов: «Благодаря безотказному, надежному разведывательному средству, подслушиванию радиопереговоров неприятеля… замыслы и приготовления военачальников двух империй не оставались тайной. Как не бывало еще ни в одной войне, неприятель всегда сам заранее раскрывал свои планы, любезно позволяя своим противникам вовремя принять предосторожности»[1019]1019
  См.: Österreich-Ungarns letzter Krieg / hg. vom Österreichischen Bundesministerium fьr Heerwesen und vom Kriegsarchiv. 7 Bde. Wien, 1929–1938. Bd. VI. S. 30. См. также: Pethц A. Agenten fьr den Doppeladler. S. 113 ff. (с указанием литературы).


[Закрыть]. Поскольку в этой сфере царила секретность и, естественно, лица, прямо в ней не задействованные, мало что о ней знали, угрозы и возможности махинаций были здесь очень велики. Тем более в случае войны, когда вся внутренняя коммуникация в российских войсках и между войсками и их командованием, а также радиотелеграфная связь отдельных штабов армий со Ставкой зависели от функционирования техники (немецкой) и, следовательно, от услуг фирмы «Сименс». Видные русские военачальники после ряда необъяснимых моментов во время поражений в первый год войны обратили внимание на эту опасную зависимость. 8 декабря 1915 г. генерал Плеве указал начальнику штаба Верховного главнокомандующего Алексееву на «двойственную роль» предприятий, созданных немцами в России под видом «русских акционерных обществ», среди которых особенно вредной деятельностью отличались компании по эксплуатации электричества. В частности, Плеве назвал русское общество «Сименс и Гальске», русское общество «Сименс-Шуккерт», «Русское электрическое общество 1886 г.» и «Русское общество соединенных кабельных заводов». Он обнаружил тесную связь их руководящих сотрудников с германским Генштабом и сообщал, например, что давний служащий русского общества «Сименс-Шуккерт» Фридрих Роде, который до начала войны под предлогом установки машин регулярно посещал крупнейшие российские оборонные заводы, теперь подвизается в одном из штабов германской армии. Алексеев передал письмо Плеве председателю Совета министров, военному и морскому министрам с рекомендацией принять срочные меры против этих фирм. «Чем дольше будут существовать эти общества, тем будет хуже», – предупреждал он[1020]1020
  Цит. по: Лемке М. К. 250 дней в царской ставке. С. 382–383.


[Закрыть].

3. Помимо перечисленных «выходов», в распоряжении Людендорфа имелись старые разведывательные контакты со времен его работы в оперативном отделе Генштаба. Наверное, самый значительный из них вел к российскому военному министру Владимиру Александровичу Сухомлинову[1021]1021
  См., напр.: Сейдаметов Д., Шляпников Н. Германо-австрийская разведка в царской России. С. 14–16 («Сухомлинов, Мясоедов и компания»).


[Закрыть]. Личность и пост Сухомлинова в бытность его киевским, волынским и подольским генерал-губернатором (1905–1909) привлекли венское Эвиденцбюро, а после его назначения военным министром (1909) им заинтересовались и агенты секции IIIb. Преподаватель будущего царя в военной академии, несмотря на известный легкомысленный образ жизни и поверхностное отношение к служебным обязанностям, пользовался высочайшей протекцией. Благодаря этому, как намекал последний шеф венской разведки во время войны, бумаги царя годами с его стола попадали прямиком в Эвиденцбюро[1022]1022
  Reifberger J. Die Entwicklung des militдrischen Nachrichtenwesens in der k.u.k. Armee // Österreichische militдrische Zeitschrift. 1976. Nr. 3. S. 218 (со ссылкой на М. Ронге).


[Закрыть].

С небывалой утечкой секретных документов за границу в эпоху Сухомлинова сочетались своеобразные стратегические решения. Так, первый мобилизационный план, принятый 26 июня 1910 г. при новом военном министре[1023]1023
  На мобилизационном плане № 19 стояла подпись начальника Генштаба Е. А. Гернгросса; см.: История военной стратегии России / под ред. В. А. Золотарева. М., 2000. С. 99– 100.


[Закрыть], исходя из непоколебимой убежденности, что германские вооруженные силы при поддержке Австро-Венгрии и, возможно, Румынии ввиду большого военного превосходства даже в случае войны Германии на два фронта очень быстро и глубоко вторгнутся на территорию Российской империи, предусматривал оттягивание частей русской армии на позиции вглубь страны, подальше от передовой предполагаемого театра военных действий. План, позволявший агрессору беспрепятственно объединить свои войска, действующие в Восточной Пруссии, с австрийскими армиями в единый наступательный фронт, в российском Генштабе сочли капитулянтским, а во Франции порицали как нарушение франко-российской военной конвенции. Он вызвал у руководства французских вооруженных сил прохладное и недоверчивое отношение к военному министру Сухомлинову и его штабу.

В том же году Сухомлинов ошеломил коллег-министров подготовленной втайне от них и получившей одобрение введенного в заблуждение царя инициативой по упразднению русских крепостей Привисленского края, которая давала германскому военному бюджету возможность сэкономить кучу денег[1024]1024
  Подробно см.: Коковцов В. Н. Из моего прошлого: Воспоминания 1903–1919 гг. Париж, 1933. Т. 1. С. 419–422; Out of My Past: The Memoirs of Count Kokovtsov. Stanford, Ca., 1935. P. 253 ff. Коковцов считал Сухомлинова «одним из главных виновников катастрофы, постигшей Poссию»: «Он виновен в том, что был преступно легкомыслен на своем посту, что смотрел на все глазами своей жены, окружал себя… всякими проходимцами, давая им возможность знать то, о чем они не должны были иметь никакого понятия» (Out of My Past. P. 487 f.). См. также: Поливанов А. А. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника, 1907–1916 / под ред. А. М. Зайончковского. М., 1924. С. 163, примеч. 1. С точки зрения историка: Stone N. The Eastern Front. P. 30 ff. Осуществлявшееся по инициативе Людендорфа наращивание германских вооруженных сил требовало миллионного бюджета на модернизацию немецких восточных укреплений, а российский военный министр одновременно (1911–1914), без ведома соответствующих министров и союзников России, распорядился упразднить стратегически важные крепости Привисленского края, разоружить их и перевести их гарнизоны внутрь страны. Один из немногих защитников этого решения, которого Сухомлинов поставил во главе Генштаба вместо Гернгросса, Ю. Н. Данилов, возражал графу Витте, оспаривавшему целесообразность подобных мер, что «при современных условиях войны отдельные укрепленные точки едва ли вообще в состоянии задержать нашествие сильного врага» (см.: Danilow J. Dem Zusammenbruch entgegen. Hannover, 1928. S. 41 f.). В доказательство Данилов приводил как раз падение Льежа! И действительно, разоруженные или заброшенные Сухомлиновым привисленские крепости во время войны постигла та же судьба, что и бельгийскую твердыню, – они пали главным образом из-за давно подготовлявшейся измены (см. ниже).


[Закрыть]. Эта инициатива находилась в связи с предполагаемым по плану № 19 переносом линий стратегического развертывания вглубь страны. Она предусматривала полное упразднение крепостей Ивангород, Згерж, Ломжа, Остроленка, Рожаны, Пултуск, Керчь и сохранение в ограниченных масштабах, а также модернизацию крепостей Выборг, Кронштадт, Усть-Двинск, Ковель, Осовец, Новогеоргиевск, Брест-Литовск, Очаков и Севастополь. На передовом театре военных действий должна была остаться одна крепость Новогеоргиевск под Варшавой[1025]1025
  Об истории и значении крепости Модлин (Новогеоргиевск) см., напр.: СВЭ. Т. 5. С. 353. К началу Первой мировой войны только эта русская крепость отвечала высочайшим европейским стандартам: в ее 18 фортах, окружавших цитадель 48-километровым поясом, находились в мирное время 10–12 тыс., в военное ок. 80 тыс. чел. гарнизона и 1 680 тяжелых орудий.


[Закрыть]. Ликвидация крепостей и перевод их гарнизонов во внутренние районы активно претворялись в жизнь, хотя военный министр встретил ожесточенное сопротивление со стороны других министров и генералитета, в том числе своего преемника в Киеве, генерала М. В. Алексеева.

По их настояниям был разработан новый мобилизационный план, обсуждавшийся 12 марта 1912 г. командующими военных округов под председательством царя и утвержденный 1 мая[1026]1026
  См.: История военной стратегии России. С. 101–102.


[Закрыть]. Он исходил из необходимости наступательных действий в рамках оперативного развертывания в двух направлениях: против Австро-Венгрии (план А) или Германии (план Г). Российскому главнокомандующему следовало не позднее 11-го мобилизационного дня решить, какой вариант предпочтительнее. Этот план впервые ставил русской армии задачу от развертывания войск перейти к удару по Австрии или Германии, пересечь границу, продвинуться по чужой территории и занять Берлин или Вену и Будапешт. Он не только предполагал немедленное прекращение ликвидации приграничных укреплений, но и требовал модернизировать крепости Ковно, Гродно, Осовец и Брест. Военное министерство беспечно пренебрегло модернизацией, и в результате к началу войны в 1914 г. русский западный фронт располагал всего одной современной, усовершенствованной крепостью – Новогеоргиевском.

Накануне войны Сухомлинов добивался своего назначения Верховным главнокомандующим, что гарантировало бы неприятельским разведкам уникальную во всей их истории возможность выхода на верхушку русской армии[1027]1027
  Сухомлинов записал в дневнике 19 июля (1 августа) 1914 г.: «…Государь сказал мне, что предполагает меня назначить верховным главнокомандующим». Цит. по: Shulgin V. V. The Years: Memoirs of a Member of the Russian Duma, 1906–1917. New York, 1984. P. 225.


[Закрыть]. Когда царь, вопреки воле военного министра, предпочел в роли Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, министр поспешными назначениями создал ситуацию, максимально способствовавшую его влиянию на Ставку. Он ввел в окружение великого князя своих ближайших подручных, сделав своего ученика Н. Н. Янушкевича начальником его штаба, а Ю. Н. Данилова – 1-м генерал-квартирмейстером, и позаботился о назначении генерала Жилинского главнокомандующим Северо-Западным фронтом, направленным против Германии. Как свидетельствует опубликованная часть переписки Сухомлинова с Янушкевичем, эти назначения объяснялись отнюдь не военными заслугами соответствующих лиц и сопровождались с их стороны устными обязательствами, которые были возможны и соблюдались лишь по причине преданности Сухомлинову его многолетних подчиненных[1028]1028
  Так, Янушкевич в феврале 1915 г. признавался, что никогда «себя Мольтке не считал» и «своей карьерой последних 6–7 лет обязан исключительно… доброжелательному отношению и не по заслугам оценке» со стороны Сухомлинова. Он заверял министра в критический для того момент разоблачения его протеже Мясоедова: «Наш разговор никому не передавал и не передам» (Переписка В. А. Сухомлинова с Н. Н. Янушкевичем // Красный архив. 1923. Т. 3. С. 34, 51).


[Закрыть]. Военный министр мог таким образом в известной мере влиять на соображения Верховного главнокомандующего, быть в курсе решений Ставки и пускать в ход свои знания о текущей обстановке при совещаниях с царем. Он воспользовался этими возможностями во время кампаний Людендорфа в Восточной Пруссии и Польше и после войны удостоился позднего признания в кругу Людендорфа в Берлине: после того как Ленин выпустил Сухомлинова из тюрьмы (1 мая 1918 г.), офицеры разведки из штаба Людендорфа доставили его в Берлин и «опекали», пока он писал свои «Воспоминания», а когда он умер (2 февраля 1926 г.), генерал барон Рюдигер фон дер Гольц от имени немецких военачальников, действовавших под командованием Людендорфа в Восточной Пруссии, ходатайствовал перед генералом фон Шляйхером о его погребении со всеми военными почестями.

4. Четвертый «выход» заключался в секретной информации, которую штаб 8-й армии получал от хорошо налаженной агентурной сети секции IIIb в Восточной Пруссии и приграничных российских губерниях. Разведывательная деятельность германских агентов в Вержболово и Сувалках уже при вступлении армии Ренненкампфа в Восточную Пруссию стоила ей части одного корпуса, что достаточно заметно сказалось на ее боеспособности, а главное – на психологической оценке ею своих шансов на победу. Секция IIIb констатировала, что агентурные сети в Восточной Пруссии действительно «превосходно сработались… [и] вовремя были усовершенствованы и подготовлены к войне»[1029]1029
  Geheimer Nachrichtendienst u. Spionageabwehr des Heeres von Generalmajor a. D. Gempp. Zweiter Band. 1. und 2. Abschnitt. S. 115 ff.


[Закрыть]. Передача разведданных из России происходила «почти всегда устно через границу, в отдельных случаях по телеграфу, в одном случае (Либава – Мемель) по телефону». С изменением линии границы в результате наступления русских большинство этих налаженных связей время от времени обрывались, но вскоре сбором сведений занялась т. н. фронтовая разведка. Правда, при этом некоторые «агенты ближней разведки больше не имели возможности пробраться через строго охраняемую пограничную зону, а также потеряли большинство своих опорных пунктов на германской территории, поскольку доверенным лицам, которые поддерживали с ними сношения, – в основном жандармам – приходилось скрываться от русских патрулей… Тем не менее были предприняты все усилия, чтобы создавать ясное представление о происходящем в районе наступления». В течение нескольких недель это снова стало получаться почти без сбоев. Как докладывал 1-й офицер штаба 8-й армии, донесения от агентов приходили «ежедневно дюжинами»[1030]1030
  Hoffmann M. Der Krieg der versäumten Gelegenheiten. S. 100.


[Закрыть], причем он выделял из массы поступавших донесений важные «достоверные сообщения» из проверенного источника.

Наконец, опять активизировались поездки во внутренние районы Российской империи с возвращением на исходную базу «дальних агентов», которых теперь в обход линии фронта «в столь большом количестве засылали через Скандинавию»[1031]1031
  Geheimer Nachrichtendienst u. Spionageabwehr des Heeres von Generalmajor a. D. Gempp. Zweiter Band. 1. und 2. Abschnitt. S. 137.


[Закрыть].

5. Особое значение для получения разведданных и дезинформации противника приобрела радиостанция Кёнигсберга. С ее помощью техники 8-й армии прослушивали «радиопереговоры между Эйфелевой башней и Бобруйском». Офицеры разведки при ША-8 могли прервать эту важную для Ставки связь помехами или дезинформировать неприятельские армии вбросом ложных известий[1032]1032
  Ibid. S. 118.


[Закрыть].

В совокупности существование всех этих «выходов» ставило нового начальника штаба 8-й армии в Восточной Пруссии в сравнительно удобные условия. Тогдашний русский генерал-квартирмейстер Данилов, исследуя вопрос о том, «как смотрел на положение генерал Людендорф», пришел к выводу: «Наши противники, в течение минувшей войны, были всегда достаточно хорошо осведомлены о передвижениях русских войск и по ним составляли себе представление о планах русского командования»[1033]1033
  Daniloff J. GroЯfьrst Nikolai Nikolajewitsch: Sein Leben und Wirken. Berlin, 1930. S. 136.


[Закрыть]. Это лишь частичное, учитывая эпоху, признание возможностей Людендорфа.