Текст книги "Предсказание прошлого"

– А на это время вы его оставили в гараже?

Она с улыбкой пожала плечами.

– А как же было в четверг? В тот день, когда я встретился с вашим мужем, он меня избил и утащил в лес? Он ведь приехал за «трабантом», который за день до этого там еще стоял. У машины вроде была какая-то поломка, что-то с зажиганием? В тот день он собирался ехать на ней сам, после того как отремонтирует?

– Не знаю, – равнодушно ответила она. – Наверное. Что, разве не садятся за руль люди, у которых нет прав?

– Бывает, – согласился я. – Только, когда я туда пришел, машины уже не было. Ни на улице, ни в гараже. Там стоял только мопед.

– Вы это знаете наверняка? – удивилась она.

– Да. И знаю, где находилась машина. В Брандысе или по дороге оттуда. А кроме водителя в ней сидела пани Маласкова. Она была еще жива?

– Откуда я могу знать? – Голос у нее дрожал.

– Потому что машину вели вы. Своему мужу, скорее всего, сказали, что хотите прокатиться. Вполне естественная обкатка после ремонта. Пани Маласкова ждала вас в Брандысе или, возможно, шла вам навстречу. Вы звонили ей в лечебницу, как и пообещали Лукашу. Убили ее, вероятнее всего, по дороге, в тех пустынных полях. Случай вам благоприятствовал. Когда вы подъезжали к вилле, Томаш, по-видимому, тащил меня в лес. Что оставалось сделать в таком случае? Помахать ему и поехать дальше? За деревней – пруды, там можно надежно спрятать труп. Конечно, имелся риск, что вас увидит кто-нибудь из знакомых, а потом скажет, где вы были в тот вечер. Дотащить щуплую маленькую старуху до болота – не проблема. Ваш муж, когда вернулся, устроил вам сцену из-за меня. Тогда он еще думал, что мы любовники. Рассказал вам, что со мной сделал. И вам это пришлось на руку. Вполне логично, когда оскорбленная жена после ссоры убегает в лес. Вы взяли с собой нож. Вам требовалось доказательство, что в ту ночь я был там. Покрышки у моей машины разрезали вы, а не инженер Дрозд. А чтобы окончательно бросить на меня подозрение, зная, что меня не будет, ночью принесли сюда пистолет и спрятали под ступенькой. Вы не могли предвидеть, что его найдет и возьмет себе пьяный цыган.

– Какой пистолет? – пролепетала она губами настолько бледными, что их не было видно.

– Тот, которым вы застрелили пани Маласкову, чтобы она не могла сказать, почему умер Луис Эзехиаш. Она ведь знала, на чьи деньги и на чьем земельном участке построена баррандовская вилла. И была против того, чтобы ваш дядя от нее отказался. Они ведь собирались пожениться, а бабушка мечтала обеспечить будущее своему внуку. А поскольку и она была человеком другого времени, то не видела иного способа, как только оставить ему состояние.

Игра приближалась к концу, это была кровавая, безжалостная игра, где червонная дама побила все другие карты, невзирая на их масть. В последний раз она попыталась блефовать.

– Это все Ольда, – заявила она, делая судорожное усилие, чтобы казаться спокойной. – Он сбежал… Вы сами знаете… Обезумел от страха.

– Ольда боится вас. Видел, как вы уехали вдвоем с Томашем на машине, а обратно вернулись одна на мопеде. Вчера Ольда догадался, что вы убираете каждого, кто может обвинить вас в убийстве Луиса Эзехиаша. У вашего брата не было причины его убивать, наоборот. Это письмо, – я показал ей испачканный грязью конверт, – имело для него цену, только пока был жив дядя. После его смерти оно превратилось бы в ничего не стоящий клочок бумаги. Я не юрист, не знаю точно. Вероятно, письмо имело бы силу, если бы там официально было что-то завещано в пользу вашего брата. А вы испугались, когда во вторник вечером Ольда с торжеством показал вам бумагу, отданную ему дядюшкой, которую сами так долго и безрезультатно у него выманивали. Старик хотел покоя, но не ожидал, что получит его так быстро и таким путем.

Колени у нее подкосились, она зашаталась.

– Как вы только можете… – прошептала она. – Ведь вы там были вместе со мной. Я не могла этого сделать! – Глаза у нее стали безумными, пальцы судорожно сжимались и разжимались.

– Могли! Я понадобился вам как свидетель, что вы действительно уходили, и как человек, на которого может пасть еще большее подозрение, чем на вас. А я еще больше себе напортил, когда вошел в дом. Вы на это не рассчитывали – думали, побоюсь собаки. Вам неслыханно повезло, что мы с вами не столкнулись в саду. Вы не пошли к Маласковым, а лесом спустились вниз, к калитке. И застрелили его, воспользовавшись минутой, когда по шоссе ехал автофургон – а там их проезжает множество. Кроме того, лаяла собака. Вам было известно, что у старика есть пистолет, очевидно, он держал его в мастерской. Потом пошли низом к Маласковым. Лукаш мог вас видеть, тогда когда вы пришли, а не уходили. Он всего лишь маленький мальчик, хотя умный и наблюдательный. Вы сумели внушить ему, что ждали его там. Да еще и постарались расположить его к себе этими автомобильчиками и обещанием подарить всю коллекцию. А кстати, знаете, что она стоит больше ста тысяч?

Ганка всей тяжестью повисла на мне.

– Нет! Нет! Это неправда!.. – Мне до самой смерти не забыть ее лица, которое на моих глазах расплывалось во что-то бесформенное. – Скажите, что это неправда! – умоляла она, извиваясь, как червь.

Небо за ее спиной осветилось мощными фарами. И тотчас же появилась машина с вращающимся на крыше голубым огоньком, за ней – вторая. Я зажмурил глаза. Открыв их, я увидел, как из второй машины выскакивает поручик Павровский. Из первой вышел человек в форме, за ним сгорбившийся молодой мужчина. Это был Олдржих Эзехиаш. Мимо меня промелькнула белая тень. Я вскрикнул, но они и без того ее увидели. Поручик и еще двое бросились за ней.

Я ринулся вниз с бугра, у меня было перед ними преимущество – я знал местность. Знал, что там, куда она побежала, есть единственная дорога и ведет она к недостроенному объекту, этой уродливой красной доминанте всего строительства. Там стройка заканчивается, окруженная ямами вязкой глины. Знать об этом Ганка не могла и скрыться не могла тоже.

Мне не приходилось петлять закоулками, как бегущим следом за мной, но все же она исчезла на территории объекта раньше, чем я туда добежал. За моей спиной слышались проклятия бегущих мужчин, они проваливались в грязь и с трудом пробирались через кучи балок и бревен. Я крикнул, они откликнулись. Мой голос разнесся в каркасе двенадцатиэтажного здания, как в склепе. И заглушил стук туфелек, поднимающихся по металлической лестнице. Я напряг глаза, вглядываясь в темное переплетение стальных балок, но ничего не увидел. Мой взгляд упал на кран, примыкающий к одной из сторон объекта. Я подскочил к платформе и нажал кнопку. Послышалось гудение, и подъемник со скрипом пополз вверх.

Поднимался он бесконечно медленно, но все же быстрее, чем бежала девушка по лестнице, изогнутой тридцать шесть раз. Еще через минуту я увидел ее над собой. Силы ее были на исходе, верхняя половина тела свешивалась через перила лестницы, волосы закрывали лицо. Я предупреждающе вскрикнул и нажал на кнопку, чтобы остановить подъемник. Но я опоздал. Белая фигурка, еще сильнее наклонившись, перекинулась через перила. Она пролетела мимо меня, как белоснежная птица со сложенными крыльями, бесшумно, даже перья не зашуршали. В шуме мотора я не услышал падения ее тела на землю. Остановив подъемник на одиннадцатом этаже, я медленно начал спускаться вниз.

* * *

– Это вам дорого обойдется! – дико орал поручик Павровский. – Зачем я, черт бы меня побрал, вас выпустил?

– Наверное, для того, чтобы я принес вам вот это. – Я подал ему письмо.

Вынув листок из конверта, он мимолетно глянул на него и что-то прохрипел. Потом небрежно сунул в карман.

– Вы что, не могли ее задержать? А может, не хотели?

– Нет. – Я сам не знал, на который из двух вопросов отвечаю. – Она оказалась быстрее. И по чистой случайности побежала именно туда.

Та, о которой мы говорили, лежала между нами на земле. Белый плащ забрызган грязью, но лицо – чистое, необезображенное. Смерть милосердно стерла следы всех темных страстей, толкавших ее на преступления. Она снова выглядела как девочка, которая не так давно – только неделю назад – через забор красной виллы разговаривала со старой собакой.

– Не приписывайте себе заслуг, которых у вас нет! – ледяным тоном отчеканил поручик. – Мне это письмо не нужно. Ее брат в полнейшем нервном расстройстве прибежал к нам. Мы немедленно принялись искать ее. После того как найден был труп пани Маласковой, ее спасло от ареста лишь мнимое самоубийство мужа. Нам не хватало только мотива, а это всегда…

– Где Лукаш? – перебил я его. – Разве он вам не звонил?

– Звонил. Потому-то мы и приехали именно сюда.

– Вы не должны были въезжать на машинах! Приди вы сюда потихоньку, все могло бы кончиться иначе, – упрекнул я его. – Почему вы не остановились, когда он вам махал? Не могли же вы его не заметить? Где он остался?

– Что вы говорите?! – раздраженно воскликнул поручик. – Никто нам не махал. Никого мы не видели. Где он должен был находиться? Да постойте же!..

Я мчался по дороге? где несколько минут назад напрасно пытался догнать Гану Дроздову, бежал по бетонным панелям, проскочил мимо своей машины – она для меня сейчас была слишком медленной. Я летел по разбитой тяжелыми грузовиками дороге, слева зловеще чернела Влтава, передо мной высилась разрушенная дуга моста. Добежав до перекрестка на шоссе, я остановился и осмотрелся. Знакомой фигурки в красном комбинезоне нигде не было видно.

В ослепленном ужасом мозгу я пытался сопоставить время прихода пани Дроздовой с моментом, когда Лукаш добрался до места, где они могли встретиться. Время сливалось в сплошной поток невероятно кошмарных картин. Слабым голосом я позвал мальчика. Мне никто не ответил. Спотыкаясь, я спустился к берегу Влтавы, поросшему кустами и сорными травами.

Я нашел его за первым же кустом. Он лежал, свернувшись клубочком, уткнувшись лицом в согнутый локоть. Я опустился рядом с ним на колени, слыша только свое собственное прерывистое дыхание.

– Лукаш, – позвал я, – сынок… – Мой голос надломился.

Белая головенка шевельнулась, сонные глаза удивленно жмурились на меня.

– Это вы? – Мальчик зевнул и сел. – Ну как, получилось? Я все правильно сделал?

– Да, Лукаш, – сказал я. – Все о'кей!