Текст книги "Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки"

Наташа – Жене. 10 февраля 1969 года: «Женя, еще раз тебя предупреждаю, не напрягайся на покупках (во всяком случае, для меня), здоровье дороже».

Женя – Наташе. 14 февраля 1969 года: «До чего же хочется домой! Все эти восточные удовольствия осточертели. Хочется лечь, заснуть и проснуться в следующем январе… Безумно жаль, что Новый год я встретил в такой дали от тебя. Ведь это наш с тобой любимый праздник! Представляю, как было бы здорово встретить Новый год в Москве, где снег, мороз и по-настоящему праздничная атмосфера. Хотя, если ты была бы здесь со мной, вся эта атмосфера не имела бы никакого значения… Самое же ужасное то, что и следующий год мы встретим на огромном расстоянии друг от друга…

Я все чаще и чаще ругаю себя, что согласился уехать от тебя в эту экзотическую тмутаракань. Когда вернусь к тебе, все уже будет по-другому. Ты будешь работать, у нас не будет комнаты. Ты изменишься, да и я тоже. Собственно, я уже стал другим. Гораздо более серьезным».

Женя – Наташе. 22 февраля 1970 года: «Только неделю назад от тебя были письма, а ощущение такое, что прошла уже вечность с момента их получения… Скучаю, считаю дни – вот главное содержание моего существования здесь».

Женин дневник. 27 февраля 1969 года: «Как вечер, охватывает страшная тоска по дому. Как они там? Зачем же я остался?! Что это мне даст? Не для того ведь дается жизнь! Счастья и так немного, зачем же лишать себя того, что есть! Разве это жизнь? А может быть, закалю свой характер?»

Женин дневник. 8 марта 1969 года: «4 марта получил письма от родных, два – от Наташи. Она все получила, просит не заниматься подарками и пишет, что не может понять – как произошло, что я остался в Сингапуре, а мой сокурсник Михневич приехал на каникулы в Москву.

Если бы я сам знал, как все произошло! Но теперь уже ничего не исправишь. В ужасном настроении пошел на прием к послу. Решали два дня, но не пустили. Убедили-приказали. Что же, в армии служат три года, а здесь год, и все же Сингапур не армия. Успокоившись, написал Натуле письмо. Не знаю, как она его воспримет. На душе стало еще тяжелее».

Начало марта 1969 года: «Натуленька, здравствуй. Получил твое письмо от 10 февраля. Очень расстроился, очень. Даже трудно описать как. Но уже прошло некоторое время, я успокоился и могу писать. Давай во всем разберемся по порядку.

Я уезжал на год. Год – большой срок, и насколько он велик, я понял по-настоящему лишь здесь. Но тогда мы решили: я поеду, потому что мы уже не дети, мы уже семья, хоть и совсем маленькая, но семья, и нам, а прежде всего мне, нужно думать о будущем. Разве тебе нравилось, как я бездельничал неделями? От безделья я был и раздражительным, и грубым… да что там говорить. Представилась возможность: 1) выучить языки; 2) изучить интереснейшую страну; 3) заслужить, в конце концов, уважение людей, не через Папу, а самому, своей работой.

Может быть, не в этом счастье? Но ведь мы с тобой отучились пять лет в МГИМО, отдали, в конечном счете, немало сил, здоровья, чтобы выучиться. И теперь пора думать о будущем. Можно быть и мясником, не оставлять тебя ни на минуту и неплохо жить. Но для этого ли мы учились? Нет, конечно.

Поэтому мы с тобой и решили, что придется на год расстаться. Ведь кончаю я МГИМО, попадаю прямым ходом в МВТ – и все. 120 рублей, работа далекая от того, чтобы быть интересной. А другие, не лучше, не хуже нас… ну, в общем, ты все это, конечно, понимаешь.

Приехал я сюда. Нам сказали, что есть возможность провести каникулы в Москве этой зимой. Сказали ребята, а торгпред заявил: «Нет!». Но я знал, что в январе должен приехать посол и надеялся на то, что упрошу его.

Пойми мое состояние: отношения с ребятами вначале сложились неудачно, с языком не выходило, материалов для диплома найти не мог – состояние было ужасное. Я переживал и буквально жаждал удрать домой. Но шансов было мало. Что же я мог писать? Может, приеду, может, нет. Чтобы и тебя нервировать? Я не хотел этого делать. А перспектива остаться на год была вполне реальной, и я со страхом думал об этом сроке. И писал об этом.

Приехал посол. Я побежал к нему. Он сказал: «Я прошу тебя остаться. Организуется советское посольство. Людей не хватает. Обстановка сложная (это, действительно, не дома, как может быть кажется из моих писем), нужна помощь. Я говорил в Москве с зам. министра высшего образования Софинским – он разрешил мне оставить вновь прибывших для работы в посольстве. Вот такие дела». Это были его слова. Я возразил: «Но у меня жена, у меня экзамены, у меня прописка, комната – все это». На это посол ответил: «Ты знал о том, что у тебя есть жена, когда ехал? И ты знаешь, где ты учишься? Это ваша первая, но не последняя разлука (надеюсь, последняя), это заграница, а не шутки. Не поездка в Сокольники, откуда – сел на метро и дома». Вот и все. Разговор дальше не имел смысла.

Теперь о Саше Михневиче. Он ничего здесь не делал, бездельничал. У него «хвосты» в МГИМО (даже курсовая за 4-й курс не сдана). Плюс к этому у него геморрой (неудобно об этом писать), он лежал здесь чуть ли не при смерти, требовалась операция. Все это причины того, почему он смог уехать. Но, в общем-то, посол получил информацию о Михневиче от торгпредских, прогнал его. Саша послу не был нужен, и он отпустил его на все четыре стороны.

К Михневичу вернусь чуть позже. Теперь о работе. Я мог, в принципе, устроить скандал, не появляться на работе – и уехал бы в 24 часа. Если такое необходимо, я могу еще сделать это. Но необходимо ли это? Не лучше ли помочь посольству, заслужить уважение, написать диплом, собрать материалы для диссертации (какие, Натуля, здесь для этого возможности, голова кругом даже идет!!), изучить языки – и вернуться домой человеком. Человеком, который умеет зарабатывать деньги, что-то знает и будет хорошим мужем для своей жены.

Но вот я получил твое письмо. Ждал почты, как никогда, не мог спать в ночь перед почтой (с прошлой почтой не было писем от тебя). Получил и… Пошел к послу, расплакался. Рассказал все, как есть. Он предложил мне успокоиться и зайти на следующий день. Зашел и беседовал час с послом и советником. Было очень неприятно, но я решил добиться своего – поехать.

Разговор, который состоялся в январе, повторился. Отпуск невозможен, я нужен здесь, послан на год. Советник тоже окончил МГИМО, и так же, как я здесь, учился в Таиланде 2 года, а жена была в Москве. И тоже хотел домой, но взялся за гуж…

И снова речь зашла о Михневиче. Посол сказал: «Зачем мне нужен бездельник?» (Михневич не ходил здесь даже на занятия по китайскому языку). И добавил, что будет думать о том, стоит ли его возвращать в Сингапур.

Итак, я опять не отпущен. Остается заниматься и заниматься, не теряя времени. Я, конечно, понимаю тебя. Ты всего этого не знаешь, а в письмах я, видимо, не смог объяснить так, как следовало. Ты видишь лишь результат: уезжали вместе, приехал один. Но, надеюсь, ты поняла меня теперь. Не так все просто. И доверяй мне. Я люблю тебя и никогда тебя не предам. И еще о Михневиче. Мне было неприятно узнать, что этот тип взял у тебя 10 рублей. Первое, он должен мне 110 сингапурских долларов, это 220 рублей, – можешь у него потребовать. Все или часть, если откажется отдать все. Постарайся взять все.

Второе, чтобы дорисовать облик Саши. Француженок здесь нет. Одна престрашная девица дважды присутствовала на наших занятиях по китайскому языку, но больше не появлялась. Это было в декабре. И потом, зачем ты мне такое написала? Это звучит обидно. Но, наверное, ты не имела в виду меня обидеть.

Потом, о подарках. Я не экономлю. Но лишние деньги не трачу, что делают все и что вполне логично, разве у нас с тобой все есть? И нам не нужны деньги? Но я не экономлю, а Михневич, я уже написал, он, действительно, очень болел. С подарками я перестарался. И чем-то обидел тебя, что-то не додумал. Но давай будем еще и друзьями – не скрывай от меня то, что думаешь. Тебе, наверное, обидно, что я послал кольца в Сочи и через тебя? Извини, Китя, я знаю – не до моих поручений.

О твоих расходах. Я напишу в Сочи, чтобы тебе присылали деньги, ты только не сердись ни на кого. К сожалению, не могу передать деньги отсюда, через Михневича это было бы бесполезно – деньги его слабое место. И он бы их не довез. Ну, и потом взыщи, постарайся, у него. Скажи так: «Женя просил в письме отдать деньги в Москве» и объясни, потому что у тебя нет денег (чтобы он не думал, что ему не доверяют).

И еще. Я ему дал на дорогу (такси) 5 рублей, и я не верю, чтобы он доплачивал за багаж. Врет! Ну, ладно, мне наука…

…Ведь просил же Михневича объяснить тебе, почему я не приехал! Натуля, ты ведь просто не знаешь, как мне было тяжело не приезжать, и тебе поэтому кажется, что я подлец и врун! Не обижайся. Я, наверное, смогу все толком объяснить, только когда вернусь.

А пока напиши мне: скучаешь ли ты по мне? Или совсем нет? И получаешь ли ты мои письма и открытки? С каждой почтой посылаю тебе ≈4 письма и 4 открытки. Может, половина не доходит? Китя, пойми меня правильно, не расстраивайся, не вини меня во всех смертных грехах, и жду от тебя добрых писем. Вот, все. Напиши, что ты обо всем этом думаешь? Очень хочется, чтобы ты со мной согласилась.

А об обратном билете – такой же билет, например, есть у посла, но он будет здесь 3 года, может быть, без перерыва. Это формальность: на год или на два.

Не смотри ты на этого гастролера Михневича. Какое до него дело нам? Он даже посла отказался поехать встречать, заявив: «Плевал я на вас всех!» (это послу передали, конечно). Я ехал на год – и через год буду дома. Китя, очень прошу, не обижайся на меня, попробуй понять меня. И верь мне. И напиши: хоть чуточку скучаешь? Целую тебя».

Март 1969 года: «Наташенька милая, родная Натуля! Я уже опустился до того, что беспрерывно плачу. У нас каникулы летом, я надеялся приехать – это как раз было бы замечательно: комната, твой последний студенческий отдых (я, между нами говоря, сюда дудки бы вернулся), но мне кажется, что нас не отпустят летом (опять разговоры о долге и сознании, а о том, можно ли ехать, – витиеватые фразы и…).

Я очень не хочу, чтобы ты на меня обижалась, понапрасну расстраивалась (черт его знает, как получилось, что Михневича отпустили на все четыре стороны, а меня…). Но иногда мне кажется, что это лучше. В то время у меня было такое настроение, что я, вернувшись в Москву, ни за что больше в Сингапур не поехал бы. И все испортил бы. Лучше было бы совсем не соглашаться на поездку. А потом, год выдержу – и хоть закалю свой характер. Не буду падать духом из-за каждой чепухи. Но это все так – мишура. Главное, чтобы ты меня не забывала и хоть немножко любила. Или просто скучала бы чуть-чуть.

Знаешь, никак не думал, что мое «признание» в том, что я знал об отъезде, и приезд Михневича будут так нелепо выглядеть. А теперь и самому очевидно – действительно, нелепо. Но ты постарайся поверить мне, очень прошу тебя. И напиши мне, что ты веришь, если это так.

Ну вот, не знаю, что же еще и как надо написать, чтобы ты могла поверить мне и в то, что я очень-очень люблю тебя и скучаю. Скоро уже год, как мы женаты. Из них я был с тобой 253 дня, с 16 марта по 23 ноября. В днях получается много, но все в прошлом, а сейчас мне предстоит 11 месяцев отслужить здесь, прежде чем я снова смогу увидеть тебя.

Китюля, милая, ну, напиши, скучаешь ли ты обо мне? У тебя все письма такие официальные и какие-то сухие. И потом в каждом из них столько досады, обиды. Я всегда, когда прочту от тебя письмо, очень расстраиваюсь, и мне становится очень и очень жалко тебя. Никто тебя не обижает? Может, что-нибудь не так? В отношении нашей комнаты или еще что-нибудь? Или это проклятая зима? Скорее бы у вас таял снег, появлялись листья на деревьях, и становилось совсем тепло. Мне в Москве больше всего нравятся июнь и сентябрь. Не знаю почему. Наверное, июнь из-за воздуха – он в июне особенный. А сентябрь – из-за того, что это начало учебного года и еще оттого, что падают листья.

Но здесь, перед сном, я чаще всего вспоминаю то лето в Сочи, когда ты была в санатории и мы купались вместе на пляже «Победа», ездили к нам, гуляли. Как все было хорошо! И я был такой хороший! А потом что-то во мне надломилось, и я стал совсем-совсем другим. И главное, в чем я изменился – я стал каким-то жадным и недоверчивым. Ну, все равно. Как здорово было той осенью. Я бывал счастлив, когда ты приходила на лекции и я сидел рядом. А часто ты не приходила, и я с нетерпением ждал следующего дня. А на следующий день опять как-то все не получалось.

Потом наступила зима. Помнишь, как ты мерзла на стоянке такси в своих тоненьких чулочках? И сейчас, наверное, опять мерзнешь? А я даже об этом не знаю.

Натуля, напиши, как у нас в комнате? Как все стоит? Что ты делаешь по вечерам? С кем дружишь? Совсем ты об этом ничего не пишешь. Я десятки раз в день пытаюсь представить, где ты в эту минуту, что делаешь, и воображаю себе, будто ты видишь меня, видишь, что я делаю. На самом деле ты ничего не видишь. Не могу представить себе по-настоящему, где ты. Приободри меня как-то, а то я совсем раскис. Так, пожалуй, и не дотяну до конца. Что ни день, то мучения и переживания. Сегодня взял и в середине дня ушел с работы. Сел на пирсе и просидел шесть часов подряд. Только затемно вернулся домой. Пораскидал вещи, ничего не хочется, все отвратительно и впереди сотни проклятых дней. Что за собачья жизнь?

…Если мы не будем обижаться друг на друга, а, наоборот, помогать, подбадривать друг друга, то разлука будет легче (а может, ты и рада, что я уехал?). А какая ты была хорошенькая, когда стояла в своей шубке на лестнице в аэропорту! У меня все это до сих пор перед глазами. Лапонька, целую тебя много-много раз. Твой Женя».

Женин дневник. 9 марта 1969 года: «Настроение неважнецкое. Как подумаю, сколько еще осталось быть в Сингапуре, плохо делается. 11 месяцев!!! Как все изменится дома – Натуля защитит диплом, будет работать, комнату отнимут… Что же, надо терпеть, может, так стану настоящим человеком».

Женин дневник. 10 марта 1969 года: «Настроение паршивое, как осточертела заграница! Вот бы домой! Боже мой, сколько же здесь еще находиться! Придет ли всему этому конец?! Через недельку будет почта. Что-то там напишут хорошего и плохого? Будет когда-нибудь хорошая почта? Или опять: либо нет от Наташеньки писем, либо такие, что…»

Женин дневник. 16 марта 1969 года: «Вот и год, как мы поженились. В честь этого великого события совершил пешую прогулку на север, до дамбы, соединяющей Сингапур с Малайзией. Вечером отужинал двумя блюдами, пивом и сигаретами».

Наташа – Жене. 22 марта 1969 года: «Ты зря обиделся на мое письмо и упоминание о француженках. Это единственное, что нам сообщил Михневич. Он, кстати, продолжает вымогать у меня деньги, ссылаясь на все новые расходы при доставке посылки от тебя – на таможню, такси и пр. Какая потрясающая жажда наживы – человек уже потерял всякое приличие…

Из последних писем я поняла, почему ты не смог приехать. Я вполне согласна, что нужно было остаться работать. Такого положения вещей я не знала».

Женя – Наташе. 1 апреля 1969 года: «Только что пришла почта. Писем от тебя нет. Не было их и в прошлую почту. Уже два месяца, начиная с 10 февраля, от тебя ни слова. Ты, видимо, очень на меня обиделась. Зря, конечно, но в письме, видимо, все равно ничего не объяснить».

Женин дневник. 2 апреля 1969 года: «У Натули скоро экзамены. А писать она, видимо, перестала всерьез и надолго. Что же все так по-идиотски получается? И кто во всем этом виноват? Я? Ой, как все сложно!..

Настроение – ужасное. Ах, Сингапур, Сингапур! Из-за тебя жена обиделась…»

Женин дневник. 6 апреля 1969 года: «Читаю Есенина, вспоминаю дом и слушаю печальные малайские песни».

Женин дневник. 8 апреля 1969 года: «Вернулись наши стажеры из Москвы. Карташевская виделась с Наташенькой. Редченко не дозвонился. Вот и все новости… Михневич и Ендрюков приедут через неделю. Неужели писем так и не будет?!»

Женин дневник. 12 апреля 1969 года: «Что-то сейчас в Москве? Как Натуля? Завтра приедет Михневич, надеюсь, что с письмами».

Женя – Наташе. 15 апреля 1969 года: «Пришла почта. От тебя два письма. Наконец! Дождался! Рад так, что невозможно передать. Ведь это первые письма, начиная с 4 марта. Мне становится все тяжелее находиться в Сингапуре. Надеюсь, что удастся вернуться в августе (и больше сюда не приезжать)».

Женин дневник. 17 апреля 1969 года: «13 апреля приехал Михневич. Привез посылку и письма от Натусеньки. Надо смотаться отсюда пораньше, летом… Очень скучаю по жене, дому. Но впереди еще долгие месяцы».

Женя – Наташе. 3 июня 1969 года: «Как вечер – места себе не нахожу. Как ты там? Так хочется тебя увидеть! Разлука длится уже семь месяцев. Ты, наверное, очень изменилась, совсем стала взрослой. Еще чуть-чуть и ты уже будешь выпускницей МГИМО. Я же пока недоучился. Четвертый курс скомкал, а пятого у меня вовсе не было… Скорее бы уж тебя увидеть. У меня перед глазами все время стоишь ты, в своем пальтишке, на балконе аэропорта. Такая обворожительная, хрупкая, беззащитная… Целую тебя, любимая, много-много раз».

Женин дневник. 10 июня 1969 года: «Надоела вся эта жизнь до ужаса. Но уж как-то смирился. Протянул как-никак шесть месяцев, протяну еще шесть, если не удастся в августе умотать на каникулы».

Наташа – Жене. 15 июня 1969 года: «Жекуля! Пишу это письмо ночью. Час назад мама, папа и я пришли со свадьбы одного нашего знакомого… Вспомнила нашу свадьбу, стало даже грустно чуточку. В гости хожу одна (т. е. с Родителями)….Жека! У меня особых новостей нет. Пишу, так как побыла на свадьбе и многое вспомнила. Хочется, чтобы все было хорошо, чтобы не было больше огорчений… Ты не удивляйся, что пишу такое письмо. Просто меня очень задела эта свадьба. По-детски даже «завидки взяли».

Женин дневник. 16 июня 1969 года: «Завтра письма. Будет ли что-то мне? Подождем. А пока прошел еще один день. Скорее бы эта канитель кончалась!»

Женин дневник. 18 июня 1969 года: «Получил письма от Натульки и Папы. Написаны в конце мая. Настроение сразу же исправилось. Наташеньке, кажется, понравились подарочки, которые я ей послал. Ну, слава богу!»

Женин дневник. 25 июня 1969 года: «Интересно, как же там. все дома? Последние известия – майские».

Женин дневник. 11 июля 1969 года: «Временами становится очень тоскливо. Хочется домой. Постоянно считаю дни. Осталось меньше половины, но ждать еще очень долго».

Женин дневник. 16 июля 1969 года: «Пришла почта. Письма такие хорошие! Оказывается, получать хорошие письма – расстройство не меньшее. Так становится грустно!»

Женя – Наташе. 19 июля 1969 года: «Увижу тебя только зимой. Это наяву. Ты мне снишься каждую ночь, и все выглядит так реально, что только к вечеру я убеждаюсь, что нахожусь не в Москве, а в Сингапуре. В целом же так я давно уехал, что вся моя прежняя жизнь находится в очень далеком прошлом и не верится, что я к ней в конце концов вернусь…

Спасибо тебе, Наточка, за такие хорошие письма. Когда получаешь их, становится легче. Но потом возвращается дикая тоска. Без жены – это не жизнь. На душе постоянная тревога. Сейчас, правда, немного легче от того, что ты завершила учебу. Приятно осознавать, что ты уже не сидишь за учебниками, когда хочешь – ложишься спать, когда хочешь – встаешь. И делаешь то, что душа пожелает».

Женя – Наташе. 1 августа 1969 года: «Настроение ужасное. Во-первых, очень жалко тебя – надеялся, что ты будешь отдыхать весь август. Во-вторых, очень и очень хочу тебя увидеть, а ждать еще шесть месяцев!»

Наташа – Жене. 3 августа 1969 года: «Женечка, милый. Я очень уже хочу тебя видеть, очень соскучилась. Представляю, как тебе там тяжело, но всегда после лишений бывает вознаграждение».

Наташа – Жене. 3 августа 1969 года: «Сегодня мне приснилось, что ты приехал. Но письма очень убедительно говорят о том, что приедешь только в феврале. Дикость какая-то. Но что же делать? Ведь мы знали, на что шли! Так что придется потерпеть, и ты не вешай носа. Сингапур – одно из лучших мест, где можно быть. Поэтому будь умницей и не грусти».

Женя – Наташе. 10 августа 1969 года: «Натусенька! Я по тебе очень и очень соскучился. Как твои дела? Переживаю, что ты отдыхала так мало. Не трудно ли тебе?»

Наташа – Жене. 14 августа 1969 года: «Я по письмам чувствую, что ты уже на пределе, что тебе очень скучно и тяжело. Но, пожалуйста, не вешай носа. Ведь ты уже прожил там целых 9 месяцев, это значительно больше половины. Так что осталась более легкая часть».

Женин дневник. 17 августа 1969 года: «Где же сейчас Натуля? В Москве или в Сочи? Очень скучаю. И по родным в Сочи тоже. Как они там все? Но надо терпеть, взять себя в руки».

Женя – Наташе. 21 августа 1969 года: «Очень хочется домой. Изнываю от желания увидеть и поцеловать тебя. 9 месяцев в разлуке – это уже слишком много».

Женин дневник. 30 августа 1969 года: «Как хочется домой! На черта нужны все эти заграницы, впечатления, деньги! Разве мало интересного дома?!»

Женин дневник. 10 сентября 1969 года: «Нестерпимо хочется домой. Особенно когда вспоминаешь, что осталось еще очень и очень немало».

Женин дневник. 14 сентября 1969 года: «Снятся глупые сны. Приснилось, что я в Москве, но мы с Натулей никак не увидимся. Долго не мог отойти от этого кошмара».

Наташа – Жене. 2 сентября 1969 года: «Ты знаешь, я уже очень соскучилась. Кажется, если бы ты приехал, то и болеть перестала бы. А то уже сил нет. На маму жалко смотреть, она все время нервничает. Нужно обязательно мне удалять гланды, иначе этот процесс простуд будет бесконечен».

Женя – Наташе. 16 сентября 1969 года: «Как же приятно будет наконец вернуться к тебе. Понял теперь на всю жизнь, что значит для меня жена. Ты – весь смысл моей жизни».

Женя – Наташе. 20 сентября 1969 года: «Прошло уже 10 месяцев! Ты, наверное, очень изменилась. Каждый вечер любуюсь твоей фотографией, целую ее, потом считаю дни и неизменно прихожу к печальному выводу, что до нашей встречи осталось еще очень много времени. Больше 100 дней, может быть, 130 или даже 140. Ужас!»

Наташа – Жене. 25 сентября 1969 года: «Женечка, твое письмо на этой неделе не получала, что такое, как ты себя чувствуешь? Очень соскучилась по тебе, надеюсь, что ты разумно питаешься и занимаешься не очень много».

Женин дневник. 1 октября 1969 года: «С оказией получил письмо от Натули, но в нем очень мало о ее делах».

Наташа – Жене. 20 октября 1969 года: «Поздравляю тебя с приближающимся днем рождения. Желаю тебе крепкого здоровья, быть таким же умным и способным, как и всегда раньше, а главное, чтобы во всем были счастье и удача, чего нам всегда не хватает».

Наташа – Жене. 30 октября 1969 года: «Ты знаешь, последние месяцы уже становится тебя ожидать очень тяжко, ведь осталось чуточку больше двух месяцев, но я уже бешено скучаю. Все тебе расскажу, как приедешь. Вот будет интересно…

…Очень жду твоего приезда, это будет здорово, если ты приедешь в первых числах января».

Наташа – Жене. 30 октября 1969 года: «Жекуля, добрый день! Вчера, 29 октября, во вторник я получила 2 твоих письма. Была очень рада, так как обычно твои письма приходят не позже воскресенья, а эти запоздали, и я уже волновалась. Тем более что у нас сейчас гостит из Владивостока тетя Софа (помнишь, которая мне на свадьбу прислала кремовый пеньюар?), так она мне погадала на тебя (ты не смейся, я просто ужасно нервничала, что не было писем) и сказала, что у тебя какие-то переживания, печаль и т. д. Я не могла понять, в чем дело. Теперь уже все в порядке».

Наташа – Жене. 6 ноября 1969 года: «Сегодня твой день рождения. Поздравляю. Очень жалко, что чисто символически. У бабушки тоже сегодня день рождения. Отметили ваши даты вместе… Государственные праздники начинаются с завтрашнего дня, но я их не очень чувствую. Радует только то, что 3 дня не надо никуда ходить и вставать на работу».

Наташа – Жене. 14 ноября 1969 года: «Жекуля, уже через всего несколько дней будет год, как ты уехал. Представляю, как ты изменылся. Свои перемены я не замечаю. Я очень скучаю. Но ты подумай, ведь позади год, не дергай себе нервы (хоть это пустые уговоры) из-за двух месяцев. Я понимаю, что это только слова, но ты ради бога не расстраивайся так. И не знаю, как тебя убедить еще. Посылаю тебе открытки из Ленинских Горок. Может быть, тебе нужно будет их подарить кому-нибудь, а может быть, их посылка совсем неуместна.

Я очень волнуюсь за тебя. У меня такое чувство, что ты прямо из-за чего-то убиваешься. Будь умницей. Не грусти, не нервничай, так быстрее пробежит время. Не опускайся в Нанъяне. Мне хочется, чтобы приехал мой муж суперцивилизованным человеком.».

Женя – Наташе. 20 ноября 1969 года: «Как жаль, что тебя здесь нет! Было бы все по-другому. Прихожу в посольство – у всех жены, все довольны жизнью. А я… Дипломаты убеждают меня, что уеду в январе. А посол улыбается и спрашивает, хорошие ли ты пишешь письма. Говорю: «Пока да». Посол: «Ну вот, чего же тогда волноваться?» Но я уеду в январе. Совсем невтерпеж… Спасибо тебе за столь подробные письма. Ты у меня очень хорошая. Скорее бы тебя увидеть! Через три дня исполнится год, как мы расстались… По сообщениям из достоверных источников, ты стала еще красивее. Хотя ты и раньше была самой красивой на свете».

Женя – Наташе. 23 ноября 1969 года: «Вот уже ровно год, как я здесь. Даже не верится, что прошли зима, весна, лето, осень и началась новая зима, что ты окончила институт, что все наши однокашники разъехались или просто разбрелись, кто куда.

Как жаль, что твой День Рождения и Новый год не удастся отпраздновать вместе.

Желаю тебе, Солнышко, всего самого наилучшего. Многократно целую».

Наташа – Жене. 26 ноября 1969 года: «Жекуля! Добрый день. Вчера был ровно год, как ты уехал. Только сейчас я понимаю, как это много. Каждый день пролетает так, что не успеешь оглянуться. А в общем получается год.

…Напиши мне, что тебе приготовить вкусненького к приезду. Мы с мамой сумеем. Очень жду твоего приезда. Ты, наверное, очень изменился».

Женин дневник. 30 ноября 1969 года: «Я в Сингапуре уже больше года. Временами захлестывает страшная тоска. Когда гонишь от себя мысли о доме – чуть легче».

Женя – Наташе. 3 декабря 1969 года: «Если бы ты знала, как я по тебе соскучился! Как представлю тебя – теряю разум. Нервы сдают, тем. более когда дата отъезда то одна, то другая».

Женин дневник. 7 декабря 1969 года: «Периодически охватывает ужасная тоска и безумно влечет домой. Когда же это мучение кончится?»

Наташа – Жене. 9 декабря 1969 года: «Женечка, милый! Поздравляю тебя с Новым годом! Желаю, чтобы он был очень счастливым! Чтобы ты не болел, был всегда в хорошем настроении, чтобы ты успешно закончил всю свою учебу и в Наньяне, и в Москве. Очень мне хочется, чтобы ты был умницей и на работе, и дома, и больше не бросал так надолго меня. Целую, заинька».

Наташа – Жене. 16 декабря 1969 года: «Женечка! Как жаль, что тебя сейчас здесь нет. У меня на каждом шагу возникают трудности, точнее вопросы, по которым ты мог бы мне посоветовать что-то. Но, увы!..

…Я все-таки надеюсь, что тебя отпустят. Но как бы там ни было, я понимаю, что в этом все в наименьшей степени зависит от нашего желания. Поэтому, заинька, береги себя, не грусти там, не переутомляйся на китайском языке – не порти зрение.

Я очень и очень по тебе скучаю. Для меня уже стало потребностью получать все время письма от тебя. Вот более недели ничего нет, и я уже волнуюсь. Хотя сама себя вела последнее время очень плохо, писала редко. Прошу прощения. Исправлюсь».

Женя – Наташе. 22 декабря 1969 года: «Вот уже почти январь. Жаль, что ни твой День Рождения, ни Новый год не придется встречать вместе. Это невыносимо».

Наташа – Жене. 27 декабря 1969 года: «Женечка! Ужасно по тебе скучаю… Очень хочу, чтобы ты побыстрее вернулся. Ужасно скучаю».

Женя – Наташе. 4 января 1970 года: «Сегодня твой День Рождения. Очень хотелось бы находиться в этот святой день рядом с тобой, но желаемое очень далеко от действительности.

Интересно, будешь ли ты собирать гостей? Как все это было, я узнаю, очевидно, не раньше, чем через месяц. Увы. Желаю же я тебе всего самого наилучшего, исполнения всех твоих желаний. В чем обещаю всеми своими силами помогать. Будь счастлива, моя девочка!»

Женин дневник. 4 января 1970 года: «День рождения моей Наташеньки. А она так далеко от меня. Как же я скучаю по своей женушке!»

Женя – Наташе. 12 января 1970 года: «Скучаю по тебе страшно. Уже 14 месяцев я тебя не видел и не целовал!!! Мне уже и не верится, что я когда-нибудь попаду домой. Считаю, считаю дни… и опять впереди три месяца. Грустно».

Наташа – Жене. 16 января 1970 года: «Целую тебя, Женечка. Очень скучаю. Тебе привет от мамы с папой и бабушки (она серьезно сейчас болеет – воспаление легких, ей только таких тяжелых вещей не хватало). Будь умницей, заинька».

Наташа – Жене. 23 января 1970 года: «Жека! Я теперь все о тебе знаю. Приглашение на твист завхоза или попытка похитить «н» сумму долларов в бухгалтерии. Когда мне Саша рассказывал все это, я хохотала от души, ты совсем не переменился. А то я даже стала забывать многие твои шутки».

Женин дневник. 30 января 1970 года: «Пока лучше об отъезде не думать. Охватывает дикая тоска».

Женин дневник. 31 января 1970 года: «Последний день января. Еще два месяца до отъезда. Пока лучше не думать о нем, не бередить душу».

Наташа – Жене. 9 февраля 1970 года: «Женечка, очень по тебе скучаю, я уже начала считать дни, а ведь мне легче здесь (объективно), чем тебе. Здесь родственники, друзья. Но ничего, все пройдет, отпустят же тебя наконец».

Женя – Наташе. 20 февраля 1970 года: «Скоро 16 марта. Вот мы уже почти два года женаты и из них 16 месяцев живем отдельно, за тридевять земель друг от друга. Я недавно прочел книгу одного офицера, который после войны служил в Германии. Он не видел свою жену 7 лет. Как-то ему разрешили отпуск, но пока он ехал на поезде из Берлина в Москву, отпуска отменили, и состав повернул назад в Германию. Вот такие драмы случаются на свете».

Женя – Наташе. 20 февраля 1970 года: «Хочу домой так, что нет мочи. Страшно хочется увидеть тебя. Мы, наверное, друг друга и не узнаем!»

Наташа – Жене. 25 февраля 1970 года: «Теперь о письмах. Саша Медяник тебе написал правду, я говорила ему о твоих коротких письмах, желая, чтобы он побольше рассказал. Письма, действительно, сократились, но я вовсе не обижалась, просто волновалась, не зная подробностей. Это все ерунда! Это не обиды! Дай нам бог с тобой всю жизнь только таких обид, и мы будем самые счастливые на этом свете».