Текст книги "Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки"

Женин дневник. 26 февраля 1970 года: «Осталось почти ничего, но ждать, конечно, все труднее и труднее».

Женин дневник. 3 марта 1970 года: «Осталось 26 дней, т. е. четыре недели. Делать уже абсолютно ничего не хочется. Скорее бы домой!»

Женин дневник. 5 марта 1970 года: «Совершенно опустились руки. Даже читать не могу себя заставить. Все мысли об отъезде».

Женин дневник. 17 марта 1970 года: «Получил от Наташеньки 3 письма, купил ей наконец мохеровые нитки – и весь день было праздничное настроение. Ни разу такого хорошего не было за все полтора года пребывания в Сингапуре».

Женя – Наташе. 19 марта 1970 года: «Вот уже осталось 11 дней. Когда получишь это письмо, останется еще меньше, 7–8 дней. Я получил три твоих письма и был им безумно рад.

Хорошо, если бы тебе дали хотя бы недельный отпуск (за свой счет). Ведь после моего приезда у нас появятся (в некотором количестве) деньги.

Как хочется тебя поцеловать!»

Женин дневник. 22 марта 1970 года: «Наконец приближение отъезда стало чувствоваться по-настоящему. Возникло настроение вчера вечером. Радость, готовая выплеснуться наружу, еле сдерживаемая. Кружится голова, дрожат руки. Пропал сон».

Женин дневник. 25 марта 1970 года: «Осталось всего-то несколько дней. Даже не верится».

Женин дневник. 29 марта 1970 года: «Не сидится на месте, бьет нервная дрожь. Ведь осталось так мало, после столь долгих 1 б месяцев разлуки… Как же хочется домой! Лихорадку уже невозможно остановить, в голове – сумбур».

Женин дневник. 30 марта 1970 года: «Вот и наступил последний день. Неужели сегодня я наконец вырвусь с этого проклятого островка?! Никак не верится. Столько людей уезжало из Сингапура, и всегда я был только провожающим… неужели завтра я буду уже дома?! Когда же я в это поверю? Наверное, не раньше, чем самолет приземлится в Москве. По крайней мере, надо оторваться от сингапурской земли».

Одна из тем переписки сингапурского периода – место проживания Наташеньки. Уезжал я из нашей комнаты в общей квартире на улице Георгиу Дежа, что на Соколе, недалеко от Песчаной площади. Меня, естественно, интересовало, живет ли жена там (или с родителями на Кутузовском проспекте) и как в целом обстановка на Соколе. Спрашивал о соседях – рабочей семье Беляевых (Толя, Шура и двое их детей – Володя и Игорь). Вот выборочная переписка по данному сюжету.

Наташа – Жене. 13 декабря 1968 года: «Живу я на Соколе, ты, наверное, удивишься. В субботу и воскресенье бываю у мамы и папы, когда особенно скучно. На Соколе очень тихо и спокойно, поэтому я могу там заниматься».

Наташа – Жене. 3 августа 1969 года: «У папы с мамой идет ремонт. Так что мне скоро нужно будет немного помочь маме».

Наташа – Жене. 6 августа 1969 года: «Ремонт, Жекуля, у родителей заканчивается. Стало очень неплохо».

Женя – Наташе. 12 октября 1969 года: «Где ты живешь? На Соколе или на Кутузовском? Как соседи? Лето, наверное, устроили бурное: заочные студенты-квартиранты, их любовницы, беспрерывные телефонные звонки. Пиши мне подробнее. Ведь я почти ничего не знаю о том, как ты прожила эти 10 с лишним месяцев!..

Видимо, придется ждать возвращения. Вот тогда-то я тебя обо всем порасспрашиваю!»

Женя – Наташе. 23 ноября 1969 года: «Как комната на Соколе? Как потолок, жив ли? И сделали ли соседи ремонт? Как ремонт на Кутузовском? Хорошо ли отдохнула твоя мама?»

Наташа – Жене. 26 ноября 1969 года: «На Соколе я почти не бываю, езжу только по всяким финансовым вопросам, так как после работы нет ни сил, ни времени заезжать. А выходные не хочется тратить на мотание между домами. Там. особых новостей нет, кроме того, что Володе купили виолончель и пианино. Как будет выглядеть этот треугольник, увидим дальше. Но это все ерунда, что-нибудь придумаем….

…Потолок на Соколе тихо и мирно осыпается, но это не страшно, можно привести в порядок. Правда, Жекуля, ты на меня не обижайся, но я пока не рискую заниматься побелкой без тебя….Что касается соседей, то ремонт в коридоре они сделали, наклеили какие-то невероятно зеленые обои, но главное, что чисто».

Наташа – Жене. 1 декабря 1969 года: «Я тебе, кажется, уже говорила, что ребенку Вальдемару на Соколе купили пианино и виолончель. По утрам происходят репетиции, очень весело. Младший сын Игорь теперь при встрече (очень редкой) спрашивает меня, чего я пришла, на что мне остается только хихикать. Он вырос, но худенький и все время болеет, прямо жалко на малышку смотреть. Шура и Толя, конечно, колоссальные родители. Все вколачивают в детей: то учат живописи, то музыке и т. д.»

Женя – Наташе. 22 февраля 1970 года: «Где ты сейчас живешь? Судя по твоим письмам, на Кутузовском. Если это так, то бываешь ли на Соколе, что там нового?»

Предметом нашего с Наташей беспокойства на протяжении всей разлуки было состояние здоровья друг друга. Из приведенных выше дневниковых записей Натули и ее папы читателю уже известно, что у моей любимой жены, несмотря на ее юный возраст, со здоровьем возникали проблемы, подчас весьма серьезные.

Уже в первом письме, опущенном во время стоянки самолета в советском Ташкенте на пути в Сингапур, я умоляю супругу: «Будь умненькой девочкой, ложись вовремя, хорошо кушай, не сиди дни напролет в четырех стенах и перестань курить. Поезжай зимой к моим папе и маме в Сочи – ведь зимой там. рай».

30 ноября 1968 года я вновь проявляю заботу: «Надеюсь, у тебя все в порядке, ты уже заканчиваешь диплом, не слишком устаешь, вовремя ложишься спать. Береги себя, пожалуйста!».

Наташа тоже с первых дней беспокоится обо мне:

Наташа – Жене. 28 ноября 1968 года: «Жека! Будь там осторожен: не купайся в опасных местах, не плавай далеко, мой все водой с марганцовкой, не ешь все без разбору, будь внимателен, осторожен, на питание не жалей денег. Не перенапрягайся с учебой».

Наташа – Жене. 13 декабря 1968 года: «Будь осторожен в городе, в «злачных местечках», о которых ты писал. Ешь хорошо, не жалей деньги на мясное, рыбу и фрукты. Если что-то нужно, напиши – будем искать оказию для пересылки… Питайся так, чтобы не отощать. Ананасы – очень полезно, а от бананов толстеют. Но если не будешь потреблять много хлеба, бананы обязательно кушай. И не избегай мяса. Как плохо, что я не купила перед твоим отъездом тушенки».

Женя – Наташе. 18 декабря 1968 года: «Перестань мучать себя дипломом, думай о своем здоровье. Ты думаешь, что знания – это критерий, что они чего-то решают? Приеду – расскажу. Бывай на воздухе, хорошо и регулярно кушай, рано ложись спать, ходи в кино и театр».

Наташа – Жене. 23 декабря 1968 года: «Пишу лежа, поэтому коряво – немного сегодня приболела, но завтра обязательно пойду на язык». В этом же письме содержатся подробные наставления мне по борьбе с комарами, по диете и т. д.

Женя – Наташе. 31 декабря 1968 года: «Не мерзнешь ли ты? Хорошо ли одеваешься? Или по-прежнему не следишь за собой и беспрерывно болеешь? Надеюсь все-таки, что все в порядке: ты нормально кушаешь, не поздно ложишься спать и тебе нечасто приходится подниматься чуть свет».

Женя – Наташе. 1 января 1969 года: «Кисуня! Я почти по-настоящему начал здесь курить. Как у тебя эта проблема? В стадии решения или уже решена? Надеюсь на благополучный исход. Ну, с другой стороны, если нравится, то почему бы и нет? Только не затягивайся! И не по пачке в день. Помню, как ты торжественно заявляла, что за целый день выкурила всего 5-6 сигарет! Это много!»

Женя – Наташе. 16 января 1969 года: «Китенька, ты не перегружайся, не занимайся до 5 утра, будь умницей».

Женя – Наташе. 14 февраля 1969 года: «Очень прошу беречь себя. Хорошо одевайся, хорошо кушай, занимайся в меру. Будь умницей – береги свое здоровье».

Женя – Наташе. 17 февраля 1969 года: «Очень надеюсь, что у тебя все нормально, все хорошо. Главное – здоровье, береги себя!»

Женя – Наташе. 24 апреля 1969 года: «Натуленька! Ты следи за своим здоровьем, не переутомляйся, занимайся в меру, отдыхай, хорошо кушай, бывай на воздухе. Ведь в Москве уже совсем тепло, пришла весна!

Куда же ты пойдешь работать? Мне очень жалко тебя из-за того, что тебе придется трудиться каждый день. Вставать спозаранку и до вечера вкалывать. А самая интересная пора, школа и институт, уже, увы, позади».

Наташа – Жене. 29 апреля 1969 года: «Не писала уже 2 недели, так как очень тяжело болела. Сначала был этот азиатский грипп, а потом сделали случайно анализ крови, оказалось что-то ужасное. Долго заставляли лечь в больницу, так как все было опасно. Я единственное, что чувствовала – слабость, даже не могла ходить по комнате.

В больницу меня все-таки положили, на случай, если будет необходимо переливание крови. Через несколько дней я там не выдержала, сбежала домой. Приехала домой в четверг, постельный режим и прочее.

Да, тут еще неприятность. До болезни виделась с Михневичем в институте, он обещал позвонить мне, чтобы я ему отдала посылку тебе. Но он не звонил. А вчера подруга Ольга меня навещала и сказала, что Михневич знает о болезни, знает, что я уже дома и непременно позвонит мне в пятницу, чтобы взять посылку. Но он не позвонил. Не знаю, уехал ли или нет.

…Никак не ожидала, что Михневич, зная, что я не в состоянии его разыскать, не позвонит. Это просто жестоко. Но, может быть, он не уехал.

Я, конечно, в панике. В среду должна писать корейский и сдавать историю экономических учений, а сил заниматься нет. В понедельник будут брать кровь, тогда решится, буду ли сдавать сессию. Шел разговор об академическом [отпуске]. Но ты понимаешь, как это ужасно. Ну, да ладно. Все это будет видно».

Наташа – Жене. 4 июня 1969 года: «Будь там осторожен, ешь как следует. Я уже поняла, что такое наплевательское отношение к здоровью. Так что пусть тебе будет урок. Не экономь на еде. Не напрягайся особенно на работе. Но не буду повторяться с пожеланиями, ведь я их пишу в каждом письме…»

Женя – Наташе. 10 августа 1969 года: «Как проводишь свободное время? Смотри – не перетруждайся. Главное, бывай на воздухе. Уверен, что ты по-прежнему куришь. Представь себе, я тоже приучился. Нравятся ли тебе сигареты с ментолом? Если удастся, то перешлю их».

Наташа – Жене. 14 августа 1969 года: «Не занимайся много и не перетруждай себя на работе в посольстве. Нельзя так эксплуатировать голову, да еще в такой жаре».

Женя – Наташе. 1 сентября 1969 года: «Натуленька! Ты береги себя, следи за своим здоровьем, хорошо кушай. Надеюсь, что ты хорошо отдохнула в Сочи. Будь умницей, какой ты всегда была».

Наташа – Жене. 2 сентября 1969 года: «Женечка, здравствуй! Я уже неделю в Москве. 1 сентября должна была начать работать, но пока сижу дома. Ты, наверное, страшно удивишься, но я таки исхитрилась опять заболеть. И опять никто не может поставить точный диагноз. Кто говорит – фолликулярная ангина, а кто – и другие предположения. Не знаю, но как бы там ни было, мне надоело болеть, а простужаться на юге, так это вообще позор. Когда я уезжала из Сочи, Анютка тоже болела ангиной, наверное, мы ее подхватили, когда жили в Лоо».

Наташа – Жене. 11 сентября 1969 года: «Сегодня 11 сентября, я пока не вышла на работу, не выписывают. А уж так надоел постельный режим. Какое мнение обо мне будет на работе, стыдно подумать».

Женя – Наташе. 16 сентября 1969 года: «Киса! Мне, конечно, очень неприятно было узнать, что ты опять, в который уже раз, заболела. И опять непорядок с анализами! Когда же я вернусь к тебе! Мне кажется, что если бы я был рядом с тобой, то не допустил бы твоих болезней. Смотри, наступают холода, будь осторожна. Не шути со здоровьем! Есть печальный пример мидовского начальника Котова, который недавно умер в 39 лет (высокое давление).

Береги себя, теплее одевайся, рано ложись спать.

Я никак не могу себе простить, что купил тебе нетеплое пальто. Погнался за красивым воротником и не сообразил, что подкладка того пальто не годится для московской зимы. Как исправить эту ужасную ошибку, подскажи?..

Ты пишешь, что уже вышла на работу. Не рано ли? Нина Антоновна, конечно, следит за этим.

Натуська! Что ни письмо – то болеешь. Уже нервы не выдерживают. Тебе еще 23 лет нет, нельзя тебе болеть. Будь умницей, следи за здоровьем».

Женя – Наташе. 20 сентября 1969 года: «Получил твое письмо от 2 сентября. Ты все еще болеешь! Ужас! Следи, пожалуйста, за здоровьем по-настоящему. Будь умницей».

Наташа – Жене. 17 сентября 1969 года: «Сегодня я впервые вышла на улицу, но на работу пока не хожу, анализ еще ненормальный. Последнее время, правда, болеть было некогда, все время кто-нибудь приходил в гости. Группами и по одиночке… Хочу с понедельника пойти на работу. Не знаю, что из этого выйдет. Но мне так уже надоел постельный режим, что и сказать страшно».

Женин дневник. 26 сентября 1969 года: «Получил письмо от 2 сентября, из Москвы. Наташенька болела. Сплошные болезни! Кошмар!»

Женин дневник. 13 октября 1969 года: «Пришла почта, есть письма из дома. Натуля половину сентября проболела после Сочи. Сейчас отошла».

Женя – Наташе. 25 октября 1969 года: «Я надеюсь, что ты стала благоразумной девочкой и следишь за своим здоровьем, не жертвуя им ради всякой чепухи.

Легче ли стало на работе? Или так и приходится вкалывать до 7 вечера ежедневно? Это ведь очень плохо. На отдых остаются считанные часы. Тяжело! Зато нет больше проклятых экзаменов, которые испортили твое здоровье.

Береги здоровье! Отдыхай, бывай на воздухе, не сиди в душном помещении».

Наташа – Жене. 30 октября 1969 года: «Жека, очень прошу тебя, не волнуйся за мое здоровье. Я действительно всех дома и в Сочи напугала, так как долго не могли поставить диагноз. Когда приедешь, я тебе все расскажу, всю мою эпопею. В этот раз я даже сама напугалась. Сейчас мне сказали, что в течение года необходимо соблюдать железный режим и никаких нервных нагрузок. Режим соблюдать, конечно, с натяжкой можно, но волнений избежать трудно. Ведь они везде».

Наташа – Жене. 26 ноября 1969 года: «Ремонт на Кутузовском в общих чертах закончен. Мама отдохнула неплохо, но все время волновалась о нас, каждый день писала письма. Ведь она уехала после моей болезни, бесконечно требовала информацию. Заходила в Сочи к твоим папе и маме, но они были в Кисловодске. Была Вика дома. В целом отдых, мне кажется, получился неплохой у нее, самое главное – очень нужный, ведь мама здесь совсем измоталась и чуточку даже постарела. Ее желудок все-таки периодически беспокоит, а потому беспокоит и нас».

Женя – Наташе. 7 декабря 1969 года: «Здравствуй, Натуленька! Вот, снова праздники. Я рад, что ты имеешь возможность отдохнуть: ведь это очень нелегко вставать, когда еще совсем темно, и по холоду, в страшной сутолоке тащиться куда-то к черту на кулички, а потом вечером добираться, уже уставшей, в той же сутолоке, домой. У меня по сравнению с твоими, наверное, райские условия. И я даже себя неловко чувствую, когда думаю об этом. Но что поделать? По собственной воле поехал сюда».

Женя – Наташе. 14 декабря 1969 года: «Смотри, не перенапрягайся, не утомляй себя. Это ничего, кроме вреда, не принесет».

Наташа – Жене. 23 декабря 1969 года: «Самое главное, чтобы ты приехал здоровенький и хорошо выглядел. Это важнее всего. Хотя я тебе тысячу раз об этом говорила».

Наташа – Жене. 23 января 1970 года: «Женечка! Ты ничего не пишешь о своем здоровье. Как ты себя чувствуешь? Не болеешь ли? В Москве свирепствуют грипп (обыкновенный) и всяческие простуды (катары и т. д.). Погода неустойчивая. Так что даже хорошо, что ты приедешь после того, как эпидемия очередная утихнет.

Женечка! Пока я не забыла, сразу напишу тебе. Пожалуйста, сделай себе в Сингапуре побольше очков, подбери оправу, которая наиболее тебе подходит во всех отношениях и закажи несколько пар. В том числе с матовыми (дымчатыми) стеклами, если это возможно. Мне кажется, что тебе такие очки очень пойдут. Я тебя очень прошу беречь зрение, не переутомлять глаза. Ты, наверное, с этими иероглифами забываешь о зрении…

…Саша Медяник испугал меня тем, что ты, во-первых, отвык абсолютно от «нормальной» еды и, во-вторых, постепенно забываешь русский язык. Что же я буду делать с твоим китаизированным желудком?»

Наташа – Жене. 24 января 1970 года: «Меня очень беспокоят твои занятия. Из рассказа Саши я поняла, что без перерыва занимаешься очень долго. Ты же сам меня убеждал, что это ни к чему. Ради бога, не перегружайся, ведь выходит это «боком»».

Женя – Наташе. 29 января 1970 года: «Не мерзнешь ли ты в эти холода? Надеюсь, что вещи, которые я передаю тебе сейчас с оказией, помогут бороться с морозом. Но, пожалуйста, все носи. Ведь я для этого и спешу отослать посылку, чтобы ты уже в нынешнюю зиму была в тепле».

Женя – Наташе. 5 февраля 1970 года: «Кутайся и еще раз кутайся! Ни в коем случае не простужайся!»

Женя – Наташе. 18 февраля 1970 года: «Из письма моего папы я узнал, что ты опять болела. Когда же это кончится?! Береги себя!»

Женя – Наташе. 20 февраля 1970 года: «Приехала сюда женщина из Москвы. Говорит, что снег там валит «как из ведра». А я уже радовался, что зима на исходе. Как ты там, не мерзнешь? Что ты носишь? То, что я прислал, конечно, не годится. Мне так стыдно за свои оплошности…

Кушай как следует! Здесь, кстати, на каждом шагу продаются ананасы, стоят они копейки. И так обидно, что ты лишена этого лакомства. Ведь ты любишь ананасы!»

Наташа – Жене. 25 февраля 1970 года: «В воскресенье вечером была у Солодких, решила переночевать на Соколе. Приехала, открыла квартиру, а ключ от нашей комнаты не нашла. Видимо, где-то обронила. В итоге всю ночь просидела на кухне, так как на улицу в 12 часов уже побоялась выйти. А утром в 6:30 приехала на Кутузовский, чем немало испугала Маму с Папой. Теперь, наверное, нужно будет поставить новый замок».

Не обошлось во время разлуки и без серьезных происшествий, от воспоминаний о которых у меня и сейчас, почти 50 лет спустя, леденеет душа.

Наташа – Жене. 10 января 1969 года: «27 декабря я была в гостях, приехала только в 9 вечера, а уезжала около 12 ночи. Минут 30 не могла поймать такси. Наконец, пришел автобус № 119, и я приехала к нашему дому очень поздно. В общем, это все детали.

Главное, что на меня напал парень, но это выяснилось позже, ибо вначале, когда остановил, он сказал, что знает меня, что я учусь в МИМО и он тоже. Вел очень интеллигентный разговор, не давая возможности мне зайти в подъезд. Наконец, мне пришлось позвать соседей Ольшанских, только так и отделалась от него, но страха натерпелась очень много. Так что теперь возвращаюсь самое позднее в 10 вечера, и то в редких случаях, и стараюсь бывать только там, откуда меня могут проводить. Правда, я уже через 15 минут после своего испуга в этот вечер хихикала, и тем более все забывается сейчас, но все-таки нужно быть осторожной».

Женя – Наташе. 3 февраля 1969 года: «Не ходи никуда вечером одна. Местные газеты только и пишут о всяких страстях в Москве. Я им не верю, но все равно. Если приходится где-то задержаться поздно, или останься там, или на такси езжай. Береги себя!»

Женя – Наташе. 4 февраля 1969 года: «Прочел твое письмо от 10 января и страшно перепугался. Эта история с приставаниями вызвала шок у меня. И очень обидно, что наши неблагородные приятели не изволили тебя проводить. Хорошо, что все обошлось! Ни в коем случае никуда не ходи вечерами! Пусть лучше к тебе наведываются».

Женя – Наташе. 3 июня 1969 года: «Я что-то очень стал волноваться. Ночью снятся кошмары. Ты смотри, будь предельно осторожна, не возвращайся домой в позднее время. Столько хулиганов в Москве!»

Женин дневник. 30 августа 1969 года: «В местных газетах прошла информация, что 26 августа при посадке на московский аэродром загорелся самолет из Сочи. 15 человек погибло. Я впал в панику. Пытаюсь успокоиться, убеждаю себя, что Наташенька улетела в Москву гораздо раньше, да и папа собирался в столицу 20–21 августа. К тому же ежедневно на этом маршруте выполняются десятки рейсов. Но пересилить себя не могу, дергаюсь. Остается ждать следующую почту, которая будет лишь 9 сентября, в лучшем случае.

Конечно, все мои переживания – чушь и глупость. Все с моими в порядке, наверняка».

Наташа – Жене. 2 сентября 1969 года: «Да, еще очень интересно. Мне очень повезло благодаря Петру Игнатьевичу. Я хотела лететь из Сочи 26 августа в 17:35, а Петр Игнатьевич взял мне билет на 27 августа на 17:35. Так ты представляешь, тот самолет 26 августа не смог выпустить шасси и загорелся во Внуково».

Женя – Наташе. 20 сентября 1969 года: «История с самолетом меня шокировала. 27 августа я узнал об аварии в московском аэропорту из местных газет. Успокаивал себя тем, что был уверен – ты вернулась в Москву где-то 15–16 августа. Да, и потом ежедневно совершается с десяток полетов по маршруту Сочи – Москва. Ну, ладно, дело прошлое, забудем о нем».

В 1969 году, пока я стажировался в Сингапуре, Наташенька заканчивала учебу в МГИМО. Она не только штудировала науки, но и выступила в качестве переводчика с корейского языка. Как-то ее пригласили сопровождать северокорейскую женскую делегацию. Пришлось переводить на приемах у врачей, во время просмотра театральных спектаклей, на встречах с советскими официальными лицами. Кореянки поначалу вели себя очень скованно, комплексовали, но в конце концов расслабились. Запомнилось, как одна из гостей посетовала Наташе: «Наши мужчины настолько амбициозны, что, боюсь, мы никогда не сможем объединиться с Югом».

На пятом курсе студенты проходили практику. Для кореистов самым интересным местом было советское посольство в Пхеньяне (с Южной Кореей Москва тогда не имела никаких связей и вообще не признавала ее в качестве самостоятельного государства). Мы надеялись, что в КНДР направят Наташу как лучшую студентку, круглую отличницу. Но выбрали других, сработал, естественно, блат.

Наташа расстроилась, но смирилась – и пошла на практику в Государственный комитет по экономическим связям (ГКЭС). Там трудилась в архивах, подбирала материалы для дипломной работы о торгово-экономическом сотрудничестве СССР с КНДР. Несмотря на большие усилия, собрать многого не удалось. Почти все, что касалось данной темы, было засекречено. В ходе практики Наташе довелось участвовать в торговых переговорах с северокорейцами. Ее поразило, как посланцы чучхейского (с опорой на собственные силы) социализма выпрашивали у советского правительства финансовую помощь и кредиты.

Я тоже столкнулся с северокорейцами в Сингапуре. Набрел в городе на выставку достижений экономики КНДР. Зашел туда, на ней почти не было посетителей, в основном организаторы, северо-корейские товарищи в допотопных костюмах со значками Ким Ир Сена на лацканах. Товарищи тут же кинулись ко мне, а узнав, что я из СССР, засветились улыбками и стали усиленно ухаживать. Провели по выставке. Она состояла наполовину из портретов «великого вождя» Ким Ир Сена и наполовину из продукции промышленности КНДР: ткани, одежда, химтовары, инструменты.

На фоне той россыпи лучших товаров в мире, в которых буквально утопали сингапурские магазины, северокорейские образцы смотрелись до неприличия убого. Но я без устали хвалил увиденное, за что и был вознагражден правом расписаться в книге почетных посетителей. В ней уже имелось несколько отзывов от местных чиновников, ответственных за экономические связи с заграницей. Мой отзыв гласил: «Восхищен выдающимися достижениями братской Кореи в строительстве социалистического общества».

Хозяева остались моим отзывом довольны и повели смотреть художественный фильм о Северной Корее. Пришлось битый час слушать разглагольствования о величии Ким Ир Сена и небывалых успехах КНДР во всех областях. Авторы фильма не забыли лягнуть Южную Корею, назвав ее «гангстерским логовом на службе американского империализма».

Мы с Наташей, конечно, в письмах активно обменивались информацией по учебной тематике и связанной, и несвязанной с Кореей.

Наташа – Жене. 28 ноября. 1968 года: «Собираю материалы для диплома. Прихожу из института поздно, долго еще занимаюсь… Времени свободного очень мало. Надо ведь успеть завершить диплом».

Наташа – Жене. 13 декабря 1968 года: «В институте задерживаюсь допоздна. Занимаюсь в кабинете при кафедре. Правда, материалов пока собрала недостаточно. Писать диплом еще не начинала».

Наташа – Жене. 23 декабря 1968 года: «С дипломом у меня неважно. Мне все кажется, что мало собрала материалов. И, вообще, как-то все не клеится… Веду сероватый образ жизни, и тем. не менее основательно заниматься не хватает времени и сил. А надо бы уже… Регулярно езжу в НИКИ и в другие НИИ, где собираю, как милостыню, скудные открытые и приоткрытые данные о КНДР».

Женя – Наташе. 29 декабря 1968 года: «Натуля, ты не сиди над дипломом допоздна. Здоровье прежде всего, а диплом ты и так защитишь лучше всех. Ты же у меня такая умница!»

Женя – Наташе. 16 января 1969 года: «Лапонька, куда же тебя распределят? Если есть шансы, поступай в аспирантуру. Ты, конечно, усмехнешься, прочитав эти строки, мол, и диплом еще не готов. Но ты, конечно же, все напишешь – ведь ты у меня такая умница! Я всем тебя так хвалю, и все хотят тебя увидеть».

Наташа – Жене. 24 января 1969 года: «Я не сдала научному руководителю Нине Петровне обещанную 1-ю главу диплома, только 2/3 главы. Времени страшно мало, работа по северокорейской теме оказалась не такой уж простой».

Женя – Наташе. 4 февраля 1969 года: «Натуленька! Надеюсь, что диплом у тебя уже готов или почти готов, и, тем самым, кончились твои волнения. И ты со спокойной душой отдыхаешь. Ведь ныне у тебя каникулы!»

Наташа – Жене. 10 февраля 1969 года: «Понемножечку кропаю диплом, только не знаю, что из этого выйдет».

Наташа – Жене. 12 марта 1969 года: «Особых новостей у меня нет. Сейчас страшно занята. Работаю на конференции с корейской делегацией. Тяжело. Устаю, так как целый день с ними или рядом. Встаю в 6 утра. А в 8 утра уже в «России», возвращаюсь в 12 ночи или в начале первого. И так каждый день. Уедут они только 17–18 марта, если не поедут по Союзу. Целый день туго соображаю, как перевести, о чем их спросить, как сказать и прочие языковые моменты.

Так что над дипломом сейчас не работаю, хотя Нина Петровна отдала мне 1 главу всю переделать, ибо оказалось не так, как нужно. Не тот подход и прочее-прочее. В апреле будет уже сессия, в мае – госэкзамены, а в июне – диплом. Время очень тяжелое. Даже страшно… Это письмо пишу в перерыве между заседаниями, так как вернусь около 12, как всегда, совсем разбитая, так что написать уже не смогу».

Наташа – Жене. 22 марта 1969 года: «Вчера проводили корейцев. Теперь я могу более свободно вздохнуть и в конце концов отоспаться. Рабский труд закончен. Где-то умом я понимаю, что первый раз работать с делегацией, да еще с корейским языком, сложное дело для любого человека. Действительно, было тяжело и физически, и морально, когда я что-то не понимала. Приходилось порой переспрашивать.

Надо быстро-быстро браться за диплом, ведь в апреле уже сессия, осталось чуть больше недели».

Женин дневник. 28 марта 1969 года: «…Вот уже почти апрель. У Натули скоро и экзамены, и диплом. Тяжело ей! И зачем я такие глупейшие письма направлял! Надо же понять Наташеньку!»

Женя – Наташе. 15 апреля 1969 года: «Ты пишешь, что работаешь переводчиком с корейской делегацией. Теперь уже можно сказать в прошедшем времени, работала. Если ты понимала корейцев хотя бы на 30 %, то ты самый настоящий молодец. Люди учат китайский язык десятилетиями и тем не менее выглядят очень бледно. С английским – аналогичная ситуация.

А вообще-то не перетруждайся. Если ты уж очень настроена посвятить свою жизнь науке, то иди в науку. Хотя я не советовал бы. Приеду – обсудим.

У тебя сейчас очень и очень трудная пора, но я уверен, что ты справишься. Ведь ты такая умная и целеустремленная!»

Женя – Наташе. 17 апреля 1969 года: «Опиши, пожалуйста, в деталях, как прошли госэкзамены, какие отметки ты получила, много ли готовилась, устала ли. И о дипломе тоже, хотя до защиты еще два месяца (или меньше?)».

Женя – Наташе. 24 апреля 1969 года: «К сожалению, до сих пор не знаю, как ты сдала экзамены, хотя ясно, что, как всегда, прекрасно… Совсем скоро закончится студенческий этап твоей жизни».

Женя – Наташе. 10 мая 1969 года: «Поздравляю тебя, родная, с успешной сдачей экзаменов. Желаю тебе так же на отлично защитить диплом. Ты ведь такая умница! С аспирантурой, если не выйдет в нынешнем году, можно будет попробовать в следующем».

Наташа – Жене. 16 мая 1969 года: «23 мая у меня политэкономия. Боюсь, так как осталось 7 дней, а я не начала еще готовиться. Посмотрим, что будет».

Наташа – Жене. 28 мая 1969 года: «Политэкономию я сдала (5), причем, как утверждала проректор Драчева на госэкзамене, ответ был блестящим. Я сама такого не ожидала…

Теперь остается диплом. Посмотрим, что будет дальше. Хочется поскорее с ним развязаться… Я сейчас абсолютно вымотана, стала невнимательная, дерганая и т. д.»

Наташа – Жене. 4 июня 1969 года: «Защищаю диплом я 17 июня, боюсь, что не успею все сделать. Нужно перепечатывать, переплетать, давать оппоненту. Очень хочу, чтобы оппонентом был Обминский. Но не знаю, выйдет ли. Ты постарайся перепечатать диплом в Сингапуре, так как здесь делают долго и все эти машинистки много ломаются. Все уже страшно мне с этими занятиями надоело. Хочется просто ни о чем не заботиться, не думать, хотя бы на месяц освободиться от всех дел. …Да, чуть не забыла, проклинай меня 17 июня, если получишь это письмо до 17-го».

Женя – Наташе. 8 июня 1969 года: «Как твои дела? Диплом ты, очевидно, защищаешь 15-16 июня. Так что у тебя сейчас пора самых больших нагрузок и волнений. Но зато осталось совсем немного до окончания института. Когда защитишься, напиши, как все прошло».

Наташа – Жене. 15 июня 1969 года: «Через два дня я защищаюсь. Не знаю, что будет. Вчера отвезла работу Г.Ф. Киму, который согласился быть оппонентом».

Женин дневник. 18 июня 1969 года: «Натуля молодец! Все до единого предмета сдала на 5!!! И диплом, наверняка, тоже на 5 защитит. Только когда будет защита? Или уже была?»

Наташа – Жене. 19 июня 1969 года: «Жекуля! Позавчера, т. е. 17 июня, защитила диплом, получила 5, так что, видимо, будет диплом с отличием. Правда, это все равно не имеет никакого значения. Защита – процесс препротивный, начиная с того, что я первый раз поняла, что многим нашим лидерам очень не хватает воспитания и элементарной чуткости к человеку.

На защиту опаздывают, входят, опоздав, и при этом, нисколько не смущаясь своей непунктуальности, шумно. Все это трудно описать, но впечатление отвратное. Причем, не только у меня, у всех (чтобы ты не заподозрил меня в излишней педантичности и требовательности).