Текст книги "Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки"

Женин дневник. 25 января 1970 года: «29 января уезжают ребята. Купил кое-что, чтобы передать через них Наташеньке».

Женин дневник. 31 января 1970 года: «Интересно, когда ребята передадут Натуленьке подарки?»

Женя – Наташе. 5 февраля 1970 года: «Передал тебе большую посылку, но очень переживаю, не барахло ли я купил. На ком что не увижу, кажется, что это лучше, чем купленное для тебя мною… Со всеми консультируюсь на предмет дальнейших покупок».

Наташа – Жене. 9 февраля 1970 года: «Ты там не напрягайся из-за вещей и не ломай себе голову. Ты и так просто умница, я никогда не думала, что ты так все толково сумеешь сделать. Это ведь очень трудно для мужчин, так что ты у меня просто молодец».

Наташа – Жене. 12 февраля 1970 года: «Была у своей подруги, Светы Крюковой. Она оканчивала на год раньше меня, а теперь мы вместе с ней работаем. Она живет на Университетском проспекте, недалеко от Гречко. Муж ее – Боря Зенков, учится на 5 МЭО, приятель Саши Медяника. Они очень приятные ребята. Приедешь – познакомлю, если тебе захочется, конечно.

Родители Светки – в Бурунди. Отец там посол. Мне ужасно понравилась их квартира – 3 комнаты, просторно, большая кухня и т. д. Когда я вижу все это, мне очень хочется, чтобы у нас с тобой была когда-нибудь в будущем отдельная квартира, хоть однокомнатная, но отдельная. Там уже можно проявлять фантазию. Но я кончаю эти мещанские разговорчики.

Светка давала мне послушать свои записи, но они ни в какое сравнение не идут с нашими. У нас потрясающие пленки. Ты молодец! Когда, Женечка, ты приедешь, мы сделаем одну пленку из лучших вещей, которые особенно нравятся тебе и мне».

Женя – Наташе. 18 февраля 1970 года: «Рад твоим похвалам за посланные вещи. Правда, думаю, что ты просто не хочешь меня расстраивать».

Женин дневник. 18 февраля. 1970 года: «Натуленъка сообщила, что Саша Медяник все передал».

Женин дневник. 26 февраля 1970 года: «Начал готовиться к отъезду. Распланировал, что купить. Скоро начну закупки. Нужно многое приобрести для Натульки и дома».

Женин дневник. 3 марта 1970 года: «Приступил к покупкам. Продвинулся в этом деле основательно… Ребята-практиканты Наташеньке посылки передали».

* * *

Хочу завершить эту главу тезисом о том, что во время моей стажировки в Сингапуре Наташенька и мои родные и общались, и вели в период разлуки теплую переписку между собой. Привожу одно из писем, направленное Наташеньке моими мамой и племянницей Анютой:

18 декабря 1969 года: «Добрый день, дорогая Наташенька! Получили от тебя письмо, подтверждающее получение посылки! Очень рада, что тебе понравились мандарины, хурма должна полежать, пока не станет мягкая, но она уже должна быть съедобна. В ней очень много йода, она очень полезна и вкусна. Ты почему-то о ней ничего не пишешь, и я подумала, что хурма тебе не нравится.

Твое письмо получила в один день с Жениным, была очень счастлива. Наташенька! Спасибо тебе за поздравления новогоднее (мы его сегодня, 18 декабря, получили) и по поводу моего дня рождения! У меня, Наташенька, день рождения 28.XII. Вот я перешагнула Рубикон! Мне ведь 55 лет! Уже оформляю пенсию по «старости»! Как тяжело звучит это слово! Даже закон утверждает эту дату как черту между молодостью и старостью!

Но эти мои лирические отступления не пойми как нытье! Я просто сама над собой подшучиваю! Я себя еще не считаю «старой»!! Но пенсия должна урезонить мои претензии к жизни!! В общем, все это чуть-чуть грустно, но не печально!

У меня есть мои любимые дети и полагаю, что дождусь, когда приумножатся мои внуки!! Так что жить совсем не скучно!!!

Наташенька! Я задержалась с ответом на твое письмо все по той же причине! Помогала Вике с ремонтом квартиры. Уже все закончено, квартирка получилась очень хорошая, и Вика еще дня через два закончит благоустройство.

Анютка – чудесная девчушка, написала сама под диктовку тебе и Жене поздравления, а как старалась! У нее будет неплохой почерк! Вот запятую написала неправильно и очень огорчена была. Каждый день спрашивает, когда ты и Женя приедете.

Петр Игнатьевич 12-го приехал из Ростова и окунулся в работу. В Москву собирается в первую декаду нового года, так что на этот раз должен все сделать! Я очень беспокоюсь! Наташенька, ты должна бывать на Соколе почаще!! Петр Игнатьевич привезет тебе фрукты! Как у тебя с черной смородиной, медом? Закончила уже? Напиши подробно, что тебе прислать! Не стесняйся и обо всем пиши подробно.

Мне придется юбилейную дату свою справлять! Все настаивают!!

Наташенька! Извини, что написала сумбурное письмо, но самое лучшее, что только можно пожелать, я желаю тебе и Жене! Хочу, чтобы у вас была примерная семья! Хочу, чтобы вы всегда были счастливы. Целуем тебя крепко.

т/А.З. и П.И.

P.S. Очень приятно, что ты преуспеваешь по работе, но меня очень тревожит, Наташа, чтобы ты себя не переутомила. Тебе надо очень осторожно относиться к своему здоровью. Не носиться с ним, но и не быть небрежной к здоровью. Ты – умничка и сама понимаешь, что здоровье – это основа всех основ будущего. Не переутомляйся сдачей и подготовкой к предметам (я имею в виду философию и т. д.). Тебе надо быть очень аккуратной в режиме питания, работы и отдыха! Ты хорошо это продумай! Если у тебя есть возможность, приезжай к нам хоть на неделю, будем очень рады. Еще раз целуем.

П.И. и А.З».

«ДОРОГАЯ НАТАШЕНЬКА.

ЖЕЛАЮ КРЕПКОГО ЗДОРОВЬЯ. УСПЕХА ТЕБЕ ВО ВСЕМ. ЛЮБЛЮ, ЦЕЛУЮ. АНЮТИК. Г. СОЧИ 18.XII.1969 Г.»

«Дорогая Наташенька, прими и от нас самые наилучшие пожелания в грядущем 1970 году. Пусть навсегда закончится для тебя с Женей разлука! Пусть всегда будет солнце в вашей жизни!

Целуем, т/ А.З. и П.И.»

Глава 6. И слезы, и любовь

31 марта 1970 года я наконец вернулся в Москву. Меня, конечно, очень ждали. Читаю дневниковые записи папы за этот период. Красной линией проходит мысль о необходимости встретить меня в московском аэропорту. Вот запись от 19 марта: «Вчера звонила Ане (моей маме) Наташа. Сообщила, что от Жени получили письмо. Пишет, что на 30 марта взял билет на самолет в Москву. В 7:00 утра 31 марта должен быть в Москве! Ура! Надо обязательно его встретить!»

21 марта снова на ту же тему: «От Жени получили письмо. Пишет, что 30.3 вылетает в Москву. Наконец. Нужно готовиться к встрече».

23 марта папа пишет: «Получили письмо от Жени. Подтверждает, что 30-го вылетает в Москву. Непременно нужно встретить. Но как? Звонили Золотухину Г.С. (первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС) с просьбой принять нас в четверг. Назначили на понедельник, 30 марта. Время в обрез!».

28 марта: «Завтра вылетаем в Краснодар. Очень хочу встретить Женю!»

29 марта: «Встал в 7:00 утра, готовился к отъезду в Краснодар. Добрались до Краснодара лишь к вечеру – из-за плохих метеоусловий самолет 4 часа не выпускали из Адлера. Только бы завтра вечером вылететь из Краснодара в Москву!!!!!»

30 марта: «Решили все вопросы в крайкоме КПСС и крайисполкоме, и в 18:00 я вылетел из Краснодара в Москву. Разместился в гостинице «Москва» и в 22:00 приехал к родителям Наташи. Там уже находилась моя Аня, она вылетела сегодня из Сочи в 14:00».

Далее отец в деталях описывает, как все они, родственники, готовятся к встрече меня в аэропорту, как прошла сама встреча.

Я долго ждал, пока мои вещи появятся на конвейере. Первой выплыла вся растерзанная коробка с куклами в национальной одежде. Родители только начали их коллекционировать, просили внести вклад. Я очень постарался и, увидев коробку в таком виде, испугался. Но куклы в основном были целы.

С объемным скарбом вышел в зал ожидания и бросился целовать Натулю, своих и ее родителей. Все плакали. Из аэропорта поехали в нашу комнату на ул. Георгиу-Дежа. У меня об этом дне остались только хорошие воспоминания. А вот Наташе не все понравилось. Много лет спустя (4 ноября 2006 года) в дневнике она так описала день встречи:

«Вернусь в тот давний 1970-й год. 31 марта прилетел Женя. Я его очень ждала. Появился в дверях Шереметьево I – с какой-то коробкой, полной кукол для коллекции родителей. Очень похудел, как мальчик. Видно климат влиял, а возможно, и не доедал. Я чувствовала себя растерянной. Помню, что встречали все родители наши, я…

Поехали на ул. Георгиу-Дежа с Жениной мамой. Женя стал стремительно распаковывать багаж, который собирал длительное время, – подарки, подарки и т. д. Помню дубленку – зипунчик для меня, что-то еще, помню сет серебряный с бирюзой – серьги, кольцо, какая-то бижутерия… Анна Зиновьевна предложила разделить сет бирюзы, предназначенный мне, между Викой и мной. Мне серьги, Вике – кольцо. Меня все это коробило.

Мне ничего не было жалко, но я никак не могла понять, почему Женя так мягко, без неловкости передо мной тут же отдал кольцо для Вики. Мне было это странно и обидно. Тем более что Женя привез целую коробку ювелирных украшений для Вики по списку – ее заказу. Естественно, вспомнилось, что для Саши Музыкиной он таскал из дома Викины украшения. Было обидно… но радость от возвращения Жени была столь велика, что перекрыла внутреннее несогласие и недоумение. Вечером поехали на Кутузовский к родителям ужинать».

…На майские праздники мы ездили с Натулей в Сочи. В папином дневнике за 1970 год по этой теме есть ряд записей. 29 апреля папа выражает радость в связи с нашим с Наташей приездом на праздники, отмечает, что помог достать авиабилеты. 30 апреля папа уже встречал нас в адлеровском аэропорту. Последующие десять дней провели вместе с родителями – вели разговоры, гуляли по городу, купались в море, совершили двухдневную поездку на Красную Поляну. Там наслаждались чистейшим воздухом, красочной природой, ходили в гости к местным пчеловодам. Отец изучал возможности строительства гостиницы для пчеловодов. Тогда же я впервые услышал о папиной идее проведения зимней Олимпиады на Красной Поляне. Оказывается, уже в 1969 году П.И. Бажанов разработал настоящий олимпийский проект. Что за проект? О нем очень хорошо написал зам. генерального директора журнала «Физкультура и спорт» Евгений Богатырев в 2014 году. Приведу часть его статьи:

«ОЛИМПИЙСКАЯ ОДИССЕЯ

По эскизам Бажанова

Знаете, когда родилась идея о проведении зимней Олимпиады в Сочи? В середине прошлого века. В 1969 году я, тогда начинающий журналист, получил задание от редакции журнала «Спортивная жизнь России» написать материал об… олимпийских перспективах Сочи. «А они есть?» – недоверчиво спросил я у главного редактора Л.Б. Горянова. «Уже одно то, что у сочинцев родилась мечта о проведении в их родном городе зимней Олимпиады, вызывает симпатию к этим людям. И пусть сегодня это кажется фантастикой, но завтра эта мечта может вполне стать былью».

А через несколько дней, попав к председателю Сочинского горисполкома П.И. Бажанову, я узнал все подробности этого грандиозного олимпийского проекта. «Нигде в мире нет таких условий для занятий спортом, – убеждал меня Петр Игнатьевич, показывая эскизы будущих олимпийских объектов (как я потом узнал, сделанные его собственной рукой). – Только у нас, в Сочи, вы можете утром покататься на горных лыжах, а после обеда – на водных, да еще и искупаться в Черном море». «Но дорога на Красную Поляну довольно узкая и небезопасная», – возразил Бажанову я. «Это пока она не обустроена, но пройдет время, и мы проложим в горы не одну дорогу. А пока самый быстрый и удобный вид транспорта туда – вертолет. Приезжай завтра к одиннадцати утра в аэропорт, и мы полетим вместе на Красную Поляну».

К нашей новой встрече я знал о Бажанове все, что смог найти в прессе. Мэр Сочи слыл реформатором. Именно при нем был создан генеральный план развития города-курорта, который преобразил Сочи, придав ему черты неповторимости. Это Бажанов дал старт развитию Красной Поляны как горнолыжного курорта. Человек многих способностей – прекрасный организатор, изобретатель, писатель, художник (наследие которого насчитывает тысячи картин), Бажанов умел убеждать, обращать в свою веру всех, с кем сводила его жизнь. Вот и я, попав в его биополе, сразу поверил: Олимпиаде в Сочи быть!

Мы летели на вертолете над Красной Поляной, и Петр Игнатьевич убеждал меня в том, где и какие спортивные комплексы появятся здесь в обозримом будущем. И описывал их конструкции. А поскольку он словом владел превосходно и был по натуре художником со своим особым видением мира, то я легко представил спортивное будущее этого уникального природного заповедника.

Чем отличаются его фантазии от того, что построено в горах? Разве что этажностью. Бажанову виделись отели в стиле австрийских горных коттеджей, а организаторы Сочинских игр построили много довольно высоких домов. Все остальное словно сделано по эскизам Бажанова.

Память о Петре Бажанове до сих пор жива в сердцах сочинцев, свидетельством тому стало учреждение в его честь премии за лучшие культурные инициативы. Среди ее лауреатов много уважаемых людей, в том числе министр иностранных дел Сергей Лавров…»[19]19
  Физкультура и спорт. 2014. № 4. С. 6.


[Закрыть].

…Ну а тогда, в мае 1970 года, груженные родительскими подарками (столовый сервиз, деликатесы, одежда) мы вернулись в столицу. И сразу окунулись в море проблем. Я должен был окончить МГИМО на год позже своего курса. Возникли осложнения с необходимой для выпуска характеристикой. Новое партийное руководство института меня не знало и отказывалось подписывать характеристику. Выручили начальник практики Жильцов и главный комсомольский вожак Напалков. Последний вел себя очень любезно. Позднее он был уличен в гомосексуализме (большой грех в советскую эпоху) и изгнан из МГИМО. Но мне пошел навстречу совершенно бескорыстно. То ли человеком был добрым, то ли я ему понравился?!

Решив оргвопросы, я досдал несколько экзаменов и представил к защите диплом. Использовал для дипломной работы часть собранных в Сингапуре материалов. Получилось вроде бы неплохо – везде писал о вещах не абстрактных для меня, а о том, что увидел собственными глазами и изучил. Комиссия придралась к моему тезису о сильном влиянии маоизма в Сингапуре и снизила мне оценку на один балл.

Данное обстоятельство весьма осложнило поступление в заочную аспирантуру, куда я рвался (не зря же привез из Сингапура целую кучу материалов!). На кафедре МЭО, где тоже появилось новое, не знавшее меня руководство, рекомендацию в аспирантуру не дали. Я расстроился, но ненадолго. Кто-то подсказал, что есть такой Институт Дальнего Востока (ИДВ) АН СССР, который специализируется на китайской проблематике. Позднее я узнал, что это весьма важный институт, созданный под эгидой ЦК КПСС для изучения и бичевания маоистского Китая.

А тогда я позвонил по полученному у друзей телефону заведующему сектором ИДВ Виктору Николаевичу Барышникову, рассказал о теме, которой хотел бы посвятить диссертацию. Виктор Николаевич меня поддержал, и вскоре я уже сдавал вступительные аспирантские экзамены. По их итогам меня зачислили в заочную аспирантуру без рекомендации из МГИМО.

Но главные для меня события разворачивались на другом фронте. Еще будучи в Сингапуре, я загорелся желанием стать разведчиком, о чем и сообщил резиденту КГБ Ю.П. Кошкину. Называю его фамилию, ибо в 1990-х годах Юрий Петрович опубликовал воспоминания о своей разведывательной деятельности, в том числе в Сингапуре. Он уже скончался, о чем я искренне сожалею. Это был прекрасный человек: умный, порядочный, выдержанный, тактичный. Ю.П. Кошкин направил в Центр рекомендацию на использование меня в разведке. В МГИМО официально я был распределен в резерв МВТ, а на самом деле – в КГБ.

Но перед зачислением туда требовалось пройти серьезную медкомиссию. На приеме у окулиста выяснилось, что по зрению я в органы не гожусь. В очередной раз расстроился, поделился мыслями с родными и друзьями. Все они чуть ли не в один голос заявили: «Ну и хорошо, нечего тебе там делать».

С Наташей работал доктор Тихомиров, который до этого служил помощником шефа КГБ Ю.В. Андропова. Так он отговаривал идти в органы энергичнее других. По его выражению, чиновники везде друг друга подсиживают, но в КГБ существуют самые необъятные возможности, чтобы делать другому плохо и больно. И чекисты этими возможностями на всю катушку пользуются.

Наслушавшись советов, я позвонил в КГБ кадровику и сообщил ему, что меня забраковали окулисты. «Я знаю, – попытался успокоить меня кадровик, – это преодолимая проблема, мы ее решим».

Тогда я признался, что передумал, хочу заниматься наукой. Кадровик заверил, что в КГБ наукой увлекаться не возбраняется. Но я продолжал артачиться: не пойду, и все. Кадровику препирательство наконец надоело, и он суровым тоном меня предупредил: «Как знаете. Но имейте в виду, что с нашей организацией шутить не стоит!».

Мести не последовало, однако МВТ воспользовалось ситуацией и решило из своего «резерва» перевести меня в сотрудники Восточного управления, того самого, куда ранее пытались «загрести» Наташу. Избавил от МВТ М.С. Капица, который без колебаний согласился взять меня к себе в Отдел Юго-Восточной Азии (ОЮВА) МИД СССР. И добился того, чтобы кадры МВТ от меня отстали.

На работу я решил выйти досрочно, с 1 августа, сократив положенный после института отпуск на месяц. Так рвался делать карьеру. Во второй половине июня уехал к родителям в Сочи, а с 5 по 26 июля мы с Наташенькой отдыхали на литовском курорте Паланга (отдыхать летом в Сочи Натуле было противопоказано). Путевки в Дом моряка достал Наташин папа Евгений Павлович. Мы ходили на пляж, гуляли по городу, под завязку забитому туристами, ездили на экскурсии, пару раз обедали в ресторанах.

Но денег было немного, мы экономили, в основном питались в номере колбасой, сыром и овощами, приобретавшимися в магазинах. Я пил пиво, которое в отличие от Москвы продавалось на каждом шагу из цистерн, похожих на квасные. Запомнилось, что некоторые литовцы демонстрировали неприязненное отношение к приезжим русскоязычным. Отказывались порой отвечать на вопросы, задававшиеся на русском языке. Я особенно страдал, поскольку меня, как блондина, принимали за литовца и упорно пытались разговаривать со мной по-литовски.

После отпуска я заступил на работу в ОЮВА МИД СССР и уже в сентябре отправился сопровождать в поездке по СССР премьер-министра Сингапура Ли Куан Ю и его супругу. Побывал с ними в том числе в Сочи, где высоких сингапурских гостей принимал мой папа как мэр города. Участвовала в приеме и моя мама.

Долго работать в ОЮВА мне не пришлось. Уже к концу 1970 года МихСтепа повысили – назначили руководителем I Дальневосточного отдела и членом Коллегии МИДа. С собой Капица взял помощника И.Н. Никитина и двух китаистов, работавших в ОЮВА, – Льва Александровича Кубасова и меня. Кубасов был давним, с юности, приятелем МихСтепа. В ОЮВА он являлся секретарем партбюро, на ту же должность толкнул его Капица в I ДВО со словами: «Партсекретарь должен быть своим, чтобы в душу людям не лез».

В I ДВО МихСтепа приняли на ура – он был свой, при этом бесспорно лидер, самый талантливый, авторитетный, известный, его любил министр.

Наташенька возобновила работу в Институте востоковедения и продолжала преподавать корейский язык в МГИМО. Вскоре она получила и статус аспирантки. Вот как Натуля описала этот процесс в дневнике в 2006 году:

«В 1970 году мне удалось «прикрепиться» к аспирантуре института, сохраняя все прежние обязанности по работе в отделе. А в 1972 году с помощью Г.Н. Морозова (ученый-правовед, первый муж С. Алилуевой) – друга моих родителей и Г.Ф. Кима (зав. отделом социалистических стран Азии), также хорошего знакомого моего папы, я была допущена к экзаменам в очную аспирантуру. Здесь было уже легче, так как экзамены любой сложности как-то не были для меня никогда особой проблемой. Только усиленная подготовка, к этому мне не нужно было привыкать.

Экзамены сдала все на отлично, правда, пришлось потрудиться, особенно над эссе по философии. Интересно, что экзамены в аспирантуру мы в те годы сдавали не у себя на работе. В отделе я сдавала только специальность. Философию – в Институте философии АН СССР (находился недалеко от Музея изобразительных искусств им. Пушкина), по английскому тоже в каком-то институте системы АН, кажется, на ул. Дм. Ульянова.

Иными словами, все приходилось начинать как бы с нуля, отвечать совершенно незнакомым преподавателям. Невольно возникает параллель с сегодняшней системой поступления в аспирантуру: слышу и вижу «новую систему» через Женю».

Став аспиранткой, Наташа начала пробиваться в различные государственные архивы (ГКЭС, МИД, МВТ и т. д.) для сбора материалов по щекотливой диссертационной теме: «Роль советско-корейских экономических связей в развитии народного хозяйства КНДР». Наши власти не хотели афишировать эти связи, большую часть документов по ним засекретили. Что касается северокорейцев, то они к тому времени вообще отрицали получение какой-либо помощи из СССР. Да и в любом случае в КНДР почти не существовало официальной экономической статистики, а то, что публиковалось, являлось абсолютной «липой». Когда Наташа подала заявку на поездку в Северную Корею для изучения материалов по своей теме, северокорейское посольство в Москве ответило: подобных материалов в КНДР нет, поэтому и ехать туда диссертантке незачем.

Естественно, готовить такую диссертацию было делом архисложным, к тому же ее пришлось, в свою очередь, засекретить, что создавало массу дополнительных осложнений. Все записи в архивах требовалось делать в спецтетради, которую на руки не выдавали, а пересылали в спецчасть института. Там с тетрадью предписывалось работать в особом помещении. В спецблокноте и в том же помещении положено было писать и сам текст диссертации. Там же и печатать! Только подумать – столько хлопот и усилий, чтобы описать экономические связи двух государств! Подобные связи США с их союзником, Южной Кореей, во всех деталях, до последней цифры освещались в общедоступных статистических сборниках, научных журналах и обычных СМИ. И ничего, никто не страдал из-за открытости.

…Важнейшим для нас оставался вопрос жилья. Еще до моего возвращения, 6 марта 1970 года, заместитель председателя Моссовета Коломин сообщил родителям, что вопрос с жильем решен. 7 марта Наташа получила квартирный ордер по адресу Тепличный переулок (рядом с местом, где позднее открылась станция метро «Октябрьское поле»). Но только в апреле 1971 года мы окончательно переехали в отдельную квартиру, скромную по нынешним стандартам, но тогда казавшуюся грандиозной. Новый дом, две комнаты, все удобства. Вот что сказано о переезде в дневнике Евгения Павловича:

«23. IV. Весь вечер был у Наташи, перевезли 7 мест на новую квартиру. Ребята ночевали у меня.

24. IV. Сами перевозили часть вещей, собирались, обедали у меня. Вечером ужинал у Юры. Ребята были у меня.

25. IV. Окончательно переезжали на новую квартиру Наташа и Женя, были Вика с мужем, Саша Медяник. Купил шампанского, фрукты, печенье. Домой уехал около 18 ч. Звонила Нина.

27. IV. Ездил к Наташе, помог в уборке лестничной клетки. Отвез клеенку для ванны.

2. V. Обедал у Улицких, ездили, проверили Наташину квартиру, пили чай у Улицких.

8. V. Ездил в Троицкое, вечером встречал Вику, ужинали у нас Кленовские, Наташа.

9. V. Стертая пятка, в Троицкое не поехали. Открыли балконы, смыли бумагу, окна помыли, обедали у нас Саша Медяник, Женя. Подготовили кухню под покраску».

Родители всячески помогали нам на всех направлениях. 9.4.1970 г. мой отец констатирует в дневнике, что «истощил запасы денег, накопленные за последние годы». Потратил 960 рублей, из них половину на меня. На следующий день он выражает беспокойство по поводу моей будущей работы – «еще ничего неизвестно».

21 апреля папа пишет, что я и Наташа проходим медкомиссию в КГБ для работы в жарких странах, и восклицает: «Неужели опять Сингапур!». Как говорится в дневнике, родители посоветовали мне переговорить с мидовским начальником – знакомым папы М.С. Капицей.

Родители пристально следили за тем, как решается вопрос с моей работой. 13 мая папа делает следующую запись в дневнике: «Женя сообщил, что был в МИДе у Капицы и Безрукавникова. Приняли хорошо. Договорились, что Женя будет работать в МИДе».

22 мая: «Женя сдал политэкономию на отлично. Молодец. Говорит, что можно пойти в заочную аспирантуру. Договорились определиться при встрече в Москве».

Периодически наведываясь в Москву по служебным делам, папа, как всегда, продолжал находить время заниматься нашими вопросами. Так, 28 мая 1970 года он, побывав в Совмине, Госплане, ВЦСПС, ряде министерств, затем направился в Моссовет. Там обсудил нюансы оформления квартиры нам с Наташей. А вечером папа договорился с мидовским начальством о моем переходе в министерство, с главным редактором журнала «Советские архивы» Яковлевым – о печатании моего труда по Сингапуру.

29 мая папа делает следующую запись в дневнике:

«У Жени проблемы:

1. Защита диплома 5.6.

2. Жилье.

3. Работа (перевод из МВТ в МИД).

4. Аспирантура (Институт Дальнего Востока).

5. Печатание его трудов (2 труда на 2 печатных листах – один в институте, один у Яковлева).

6. Незамедлительно заменить паспорт.

На работу ему нужно идти с 1 августа. За этот период необходимо решить все».

1 июня папа сообщает, что организовал печатание моих статей в Сочи. 2 июня он опять созванивается с мидовскими начальниками на предмет моей работы в министерстве.

9 июня отец записывает в дневнике:

«Сегодня Женя защитил диплом, большого ему успеха. Весь день дома. Аня чувствует себя лучше. Ура! Вечером говорили с Женей. Защитил диплом достойно. Защита длилась всего 20 мин. Рассматривался также вопрос о его работе в МИДе. Это вторая важная веха. Получил он от меня перепечатанную работу по Сингапуру. Говорит, завтра пойдет сдавать в редакцию. Начал заниматься заменой паспорта. Просил его переслать мне для печатания следующую работу по Сингапуру (уже написанную). Теперь главная проблема с жильем. На радостях мы собрались всей семьей, поужинали, выпили за успехи Жени и Наташи, пожелали им большого счастья и большой дороги в жизни».

Запись от 10 июня:

«Послали Жене телеграмму: «Поздравляем дорогого Женечку с успешной защитой диплома. Гордимся тобой. Желаем здоровья, успехов в предстоящей работе, большого счастья в жизни. Крепко целуем. Мама, папа, Вика, Анюта»».

Запись от 19 июня:

«Неожиданно приехал Женя. Они решили отдыхать в Прибалтике. Отпуск у Наташи с 6 июля. До этого Женя побудет у нас. Наше предложение об отдыхе в санатории в Сочи отклонили, ссылаясь на то, что здесь жарко. Женя меня приятно удивил, выполнив все поставленные мною задачи:

– побывал и договорился в Моссовете;

– заменил паспорт;

– поступил в аспирантуру;

– сдал одну статью в печать;

– оформился на работу в МИД;

– защитил успешно диплом.

Я не ожидал, что он так быстро все устроит».

В июле – сентябре 1970 года папа неоднократно возвращается в дневнике к нашей с Наташей учебе в аспирантуре, моему поступлению на работу в МИД, в Отдел Юго-Восточной Азии (6.8), к переходу в I Дальневосточный отдел (3.10), к нашей с Наташей квартире.

8 октября папа записывает:

«Вечером звонил Жене. Он сказал, что с жильем вопрос решается. Ему дали отпуск до 23.10 для сдачи экзаменов в аспирантуру. Английский сдал на отлично. 14-го сдает историю КПСС, философию, а 20-го международные отношения. Наташа все экзамены сдала на отлично».

Запись от 16 ноября:

«Вечером звонил Жене, у них все в порядке, пишут диссертации. Подготовил ряд статей в журнал. Вот бы появились. Говорит, что, возможно, ему придется поехать на месяц в Китай в качестве переводчика на переговорах о границе. Заболел основной переводчик, если поправится – Женя не поедет».

22 декабря 1970 года папа записывает в дневнике:

«У Жени все в порядке. Продолжает обслуживать посла Китая, много бывает на приемах у наших руководящих работников, в том числе у Промыслова. 2 раза был на приеме у посла. Говорит, что принимают гостеприимно».

Что касается моей сестры Вики, то она продолжала жить в Сочи, работала в Сочэнерго. Получила отдельную квартиру. В одном из писем в Сингапур папа с гордостью сообщил, что Вика «превратила свою квартиру в игрушку, прекрасно ее обставила». Но в конце ноября 1970 года Вика получила ордер на квартиру в столице. В декабре ее вещи ушли в контейнере из Сочи в Москву. Папа в дневнике отмечает, что помогал с выделением контейнера, с погрузкой.

А 25 декабря 1970 года отец делает следующую запись в дневнике: «Исторический день – день отъезда Вики в Москву. Пожелали ей счастья, которое она, безусловно, заслуживает. Анютка остается с нами. Вике дали 700 руб. для устройства на новом месте. Выехала Вика в 11:50 поездом № 24. Сообщил Наумову С.И., просил встретить. Передали через Вику новогодние гостинцы Наумовым и Жене».

В 1963 году у сестры родилась в Сочи дочь – Анечка. Нашел мою открытку ей ко Дню 8 Марта (когда малютке не исполнилось еще и года):

«г. Сочи, 8 марта 1964 г. Дорогая Анюта!

Вот и наступило 8 Марта. Первое 8 Марта в твоей жизни. У тебя все впереди. Целая жизнь. Жизнь, полная счастья, радости, веселья. Но в жизни каждого человека кроме хорошего может случиться и плохое. Так пусть у тебя не будет горестей и печали. Никогда. А если встретится трудность на жизненном пути – преодолей ее».

После нашего переезда в собственную квартиру родители организовали доставку нам из Сочи холодильника и телевизора (это были дефицитные в СССР изделия, в Москве приобрести их не представлялось возможным). Наташины папа и мама, в свою очередь, оказывали нам материальную помощь и моральную поддержку.

Наступил 1971 год, который сразу принес неприятные перемены. В начале февраля 1971 года в Москву пришло папино письмо от 30 января, в котором он сообщил о своей отставке:

«Дорогие Вика и Женя!

Итак, я уже на пенсии. Закончилась моя столь длительная Одиссея на поприще зама и председателя горисполкома. Почти четырнадцать лет я служил верой и правдой в городе, который за эти годы стал совсем другим. 14 лет носил папки с бумагами домой, работал в среднем по 12 часов в сутки и, как правило, без выходных. Но, как говорится, слава богу – это все уже позади.

Сразу скажу, что я очень и очень доволен, так как уже не было сил, да и опереться не на кого. А работать же спустя рукава, без отдачи не в моей натуре. Кроме того, Сочи не такой город, где бы можно было на посту мэра как-то перебиваться со дня на день.

Мне установили персональную пенсию республиканского значения в размере 120 руб. Думаю, что нам хватит (у мамы – 75 рублей). Правда, горком и крайком ходатайствовали об установлении пенсии союзного значения, но не получилось, вверху не поддержали. Вы знаете, что я давно уже хотел уйти, ждал этого. Хотелось поставить вас на ноги, решить ваши проблемы. Но тем не менее освобождение произошло довольно внезапно и быстро. В связи с подготовкой к горпартконференции был у нас председатель Краснодарского крайисполкома Чуркин А.Н. Вместе с первым секретарем Сочинского горкома КПСС Потаповым И.К. пригласили меня на беседу по поводу моего здоровья и работы, и в течение 20–25 минут вопрос был решен. Срочно собрали пленум горкома, сессию горсовета, и все было решено. На сессии Потапов вручил мне грамоту крайкома КПСС и крайисполкома за долголетнюю плодотворную работу на посту председателя, расцеловал меня. Крайисполком дал мне пособие в размере месячного оклада и путевку в санаторий.

И вот с 26.01 с.г. я в санатории «Сочи». Отдыхаю хорошо. Чувствую невероятное облегчение, как будто бы гора свалилась с плеч. В течение всего января у нас стоит отличная погода – тепло, солнечно. На первых порах процедур мне не дают. Вначале было повышенное давление (170/100), теперь уже в норме. Прописали мне только массаж. Но в дальнейшем будут и другие процедуры. Сегодня ко мне приедут мама и Анютка. Много читаю, рисую, хожу, бросаю курить (не спеша). Вот коротко о себе. Рад, что у вас все обстоит хорошо. Я убежден, что Вика будет довольна работой (поставили ли телефон?).

Желаю вам всяческого добра, здоровья, счастья, успехов. Целую вас крепко.

Привет и наилучшие пожелания Наташе.

Ваш отец».

Так вот началась совсем новая, непривычная жизнь папы. Бездействовать он не мог и практически сразу после возвращения из санатория устроился начальником строительства пансионата Ленинградского оптико-механического объединения (ЛОМО) «Нева». Трудился, как и прежде, что называется до седьмого пота. В папиных архивах сохранились 12 (!) пухлых блокнотов с записями по строительству. На каждый день П.И. Бажанов выдвигал задачи и затем крестиком отмечал выполненное: встретиться с начальником ОКСа горисполкома, договориться об увеличении лимита электричества на стройке, обеспечить ее подъемным краном, созвониться с Новороссийском по поводу поставки кирпича, написать письмо о долевом участии в строительстве магистральной линии связи для телефонизации пансионата, подготовить проект строительства котельной в жилом районе за кинотеатром «Юбилейный», согласовать проектирование хоздвора для пансионата, добиться в отделе архитектуры горисполкома отвода участка под хоздвор и т. д. и т. п. Тысячи и тысячи заданий самому себе, большинство из которых выполнялось.