Текст книги "Большая политика"

ххх

Цапко ко мне! – рявкнул Павел Лаврентьевич в селектор, обращаясь к секретарше, едва за высокой дубовой дверью его кабинета скрылась кряжистая фигура начальника отдела физической защиты прокуратуры. «Ай, Гришуня, ай молодец!» – внутренне ликовал Павел Лаврентьевич, потирая вспотевшие от возбуждения руки. На рабочем столе перед ним лежала папка с длинным казенным названием: «Материалы прокурорской проверки целевого расходования финансовых средств, поступивших в область из федерального фонда реформирования ЖКХ и переселения из ветхого и аварийного жилья». Павел Лаврентьевич любовно погладил папку, и задумчиво забарабанил пальцами по красному дереву столешницы. Взгрустнулось. «Эх, Славка, кто бы мог подумать! – мысленно ужаснулся он, – видать, и вправду говорят, деньги портят». В глубине прокурорской души вдруг задребезжала сентиментальная жилка, предательская память выхватила где-то в запасниках сознания и поместила в центр внимания эпизоды совместных лихих проектов, некоторых удачных, некоторых – не совсем, но все они зиждились на непоколебимой взаимовыгодной дружбе меж двумя ветвями областной власти. Одно время была и третья ветвь – спикер областного парламента был вхож в их тесный кружок, но со временем выяснилось, что это вовсе не ветвь никакая, а так, сучок засохший, и далее самая искренняя дружба со стороны Павла Лаврентьевича распространялась лишь на Вячеслава Никаноровича, тем более что была она, к полному восторгу Павла Лаврентьевича, взаимной. Областной прокурор был в смятении. Стандартная, изученная вдоль и поперек схема «мотив-преступление– наказание» – никак не ложилась на происходящее, захотелось протянуть руку к телефону, набрать привычный номер, поговорить начистоту, выявить и наказать виновных в недоразумении да в знак примирения отправиться вместе в баньку. Павел Лаврентьевич даже причмокнул, представив, как он, обернутый в белоснежную простынь, выходит распаренным докрасна из парилки, подсаживается к другу за стол, сдувает с запотевшей кружки янтарного, холодного пива белую шапку пены и …

– Вызывали? – самым грубым образом прервал сантименты Цапко.

– Все время ты в противофазу попадаешь! – поморщился Павел Лаврентьевич. Затем встал, заложил руки за спину и, погруженный в раздумья, прошелся по кабинету. Рушилась столь тщательно выстроенная комфортная система взаимопонимания и доверия между областными начальниками. Летело в тартарары все – налаженный и устоявшийся быт, надежно погребенное неоднозначное прошлое, стабильное настоящее и сытое будущее. Он страдал, душа его трепетала, сердце взывало о прощении. Еще не утраченная надежда на счастливое разрешение конфликта билась, как голубка в силках. Но разум, холодный и трезвый, неумолимо напоминал о суровой реальности – маховик войны раскручен. Где-то в недрах высоких федеральных кабинетов недосягаемые палачи уже точат топор, жертва неизбежно будет принесена, и от его расторопности и профессионализма зависит, чья именно голова покатится с плахи – его или губернаторская. Да и «Нелегальное казино прокурору подчинено» так просто не забудется. Павел Лаврентьевич тяжко вздохнул и передернул плечами, прогоняя непозволительную, а, учитывая обстоятельства, даже преступную слабость. Служебный долг взял верх над чувствами.

– Возьми папку с материалами на столе, и заведи уголовное дело, – скорбно глядя в окно, перебарывая себя, дал указание помощнику Павел Лаврентьевич, – сформируй рабочую группу, послезавтра поедем в Москву, в генпрокуратуру, будем докладывать по материалам дела.

ххх

Монеткин вошел в губернаторский кабинет ровно в восемь утра. Несмотря на ранний час, в кабинете уже было не протолкнутся, чиновный люд уже трудился в поте лица. Былинные вице-губернаторы, не отнимая мобильных телефонов от уха, давали ценные советы подчиненным, начальники департаментов перемежались с главами отделов, стройная секретарша грациозно лавировала с кружкой горячего кофе для шефа между какими-то полицейскими в полной экипировке, телевизионщиками с зачехленными штативами, телекамерами, софитами и катушками проводов, фотографами и прочими профессионалами своего дела. Они все одновременно о чем-то говорили, отчего гвалт в кабинете стоял неимоверный. Над всем этим бедламом царственно, даже немного надменно реял Вячеслав Никанорович. Столкнувшись со смертельной опасностью, он предельно мобилизовался, даже визуально похудел, и командовал своей армией, словно римский император.

– Миша, поставишь одну съемочную группу на улице, вторую – внутри, – раздавал приказы губернатор, – фотографы, все отключили вспышку, они будут портить кадры при телесъемке. Саша, запомни, штурмовой отряд идет только после телевизионщиков.

– Ты посмотри, прямо орел, откуда что берется! – удивилась Людмила, с недавних пор губернаторша, зашедшая в кабинет, и, перекрывая шум в кабинете, басовито крикнула, – Вячеслав Никанорович, ты зачем меня в такую рань сюда привез?

– Розмаринка, – губернатор приобнял супругу, опустил тональность голоса до интимного, с легкой хрипотцой баритона и заговорщицки, по-молодецки подмигнул, – у меня к тебе просьба очень деликатного свойства.

– …осветители и на автобусе доедут, ничего не с ними не случится, – чуткое ухо губернатора выловило из царящего в кабинете гомона обрывок фразы. Вячеслав Никанорович мгновенно отреагировал: «дам я им машину, а то будут час ехать на этой скотовозке по нашим буеракам, всю операцию сорвут». После чего обернулся к жене, вновь напустил на себя таинственный вид и, увлекая последнюю за собой, проворковал: «поговорим в комнате отдыха, там тихо и никто не помешает».

В комфортной комнате отдыха, оснащенной диванами, креслами, душевой кабиной и холодильником, действительно не было слышно никакого внешнего шума.

– Ну, про эту прокурорскую мерзоту ты все знаешь, – начал Вячеслав Никанорович, усадив свою благоверную в мягкое кожаное кресло, а сам принялся расхаживать, заложив руки за спину, по уютной комнате отдыха, – спасать нужно область от этого живодера, ну и нас спасать нужно тоже. Мы тут… (причмокнул губами, подбирая выражение) подготовили кое-какие контрмеры, и ты должна нам в этом помочь.

– Вячеслав Никанорович! – в дверь просунулась голова начальника муниципальной полиции, – объектом операции будет ваша дача?! Или куда мне бойцов направлять?

– Минутку! – рявкнул губернатор. Голова поспешно исчезла.

– Видишь ли, розмаринка, – вновь войдя в нежный образ, после короткой паузы возобновил диалог Вячеслав Никанорович, – у нас есть сведения, что этот негодяй, эта гнида в прокурорской форме, потворствует не только подпольным игорным заведениям, но и содержит бордель.

– Павел Лаврентьевич?! – изумилась Людочка, – Слава, а ты не перегибаешь палку?

– Да, да, розмаринка, вот такие люди еще умудряются просачиваться в высшие сферы областной власти. И мы решительно настроены пресечь эти уродливые пережитки лихих девяностых. Полиция уже готова, через час начнется штурм. Все это дело снимут лучшие операторы областного канала, покажем здесь, покажем в Москве. Накажем, пресечем. Вот только времени у нас нет, не успеваем мы точный адрес его борделя установить. Но нельзя же потворствовать такой гнусности, что скажет общественность!

Смачно хрустнул карандаш, который от волнения крутил в руках Вячеслав Никанорович.

– Слава, ты меня пугаешь, – заволновалась супруга, – от меня-то ты что хочешь?

– Я и говорю, – облизнул пересохшие губы Вячеслав Никанорович, – мы тут подумали, наверно, чтобы время не тратить, лучше всего у нас на даче операцию провести – там бассейн, джакузи, да и твоя спальня в розовых тонах очень подойдет. Ты пойми, главное – положить конец циничному прокурорскому бизнесу, построенному на слезах несчастных обманутых девушек, и обществу совершенно не важно, где и как мы это сделаем – у нас на даче, или где-то еще.

– У меня на даче ты устроишь публичный дом?!! – тонко взвизгнула «розмаринка», и Вячеслав Никанорович с тоской понял, что план провалился, – а от меня ты что хочешь, чтобы я для достоверности телевизионной картинки обслужила под камеры клиента? Вячеслав Никанорович вознамерился развить заранее заготовленные аргументы, касающиеся морального аспекта, здоровой среды и достойного воспитания подрастающего поколения, но, к вящему негодованию, его вновь сбили с рабочего ритма.

– Вячеслав Никанорович, к вам Тяглов, – в дверном проеме неожиданно возникла секретарша. Из-за ее спины, приязненно улыбаясь по все лицо, выглядывал Виктор Павлович, приветственно размахивал руками, и выкрикивал: «Вы мне назначали!».

– Да пошел ты к чертовой матери! – взорвался губернатор, – видишь, у меня срочные дела! Зайди завтра!

– Работать не дают! – досадливо сморщился Вячеслав Никанорович, подошел к двери и закрыл ее на ключ, пару секунд собирался с мыслями, и, устав от деликатности и туманных экивоков, рубанул, решив «пан или пропал»: Розмаринка, ты должна сыграть роль бандерши. Ну, распорядителя этого бедлама. Выпалив это, Вячеслав Никанорович зажмурился, ожидая как минимум оплеухи, как максимум – грандиозного скандала.

– Ну раз надо для дела, – как-то неожиданно жеманно протянула супруга, – только, дорогой, ну зачем же у нас на даче! Намусорят, затопчут ковры. Гораздо эффектнее будет, если этот грязный притон обнаружится где-то в общественном месте, или даже в школе!

– То есть, – осторожно приоткрыл правый глаз ошарашенный Вячеслав Никанорович, – ты согласна?!

– Вот именно, в школе, – не обращая внимания на супруга, увлеченно развивала идею Людочка, и еще для верности торговлю наркотиками там обнаружить нужно! А я тогда одену чулочки в крупную сетку, и коротенькое платьице. Да, и длинное меховое боа, непременно нужно боа! Я оберну его вокруг шеи.

Эта шальная идея самым странным образом глянулась Людочке, она страшилась отведенной ей роли, но и одновременно страстно ее желала, ее манил эпатаж, как манит и притягивает запретный плод. В какой-то момент Людочка с волнением подумала, что, чем черт не шутит, можно будет и сцену с обслуживанием клиента воплотить. Но тут же рассердилась сама на себя за эту мысль, сорвав зло на супруга: «Ну что стоишь столбом! – взорвалась она, – договаривайся срочно с каким-нибудь директором школы, отменяйте занятия, и начинаем операцию!».

– Золотая ты моя! – лепетал одуревший от счастья Вячеслав Никанорович, – бордель и наркопритон в школе! Да мы этого хлыща в лампасах размажем, уничтожим, сотрем с лица нашей области! Тучный губернатор от избытка чувств чуть не пустился в пляс, но, осознавая историчность момента, все же взял себя в руки, и уже, размышляя вслух, деловито добавил: «как раз, среди старшеклассниц можно будет трех-четырех девиц подобрать на роль девушек с пониженной социальной ответственностью».

Все организационные вопросы решались оперативно, в «ручном режиме», и вскоре вся губернаторская рать выдвинулась на точку. Ночные заморозки оставили в наследство утру подмороженные лужи и хмурое настроение. Слабое осеннее солнце изо всех сил разгоняло ночной мрак, с трудом пробиваясь сквозь низкие и тяжелые осенние тучи. Холодный, злой и колючий ветерок срывал последние желтые листья с берез и тополей, стройными рядами окружавшими обычную городскую школу. Ученики, недоуменно натягивая на ходу куртки, вываливались густой, пестрой и шумной толпой из школьных дверей и разбредались по окрестности. Ошалевшая от обилия начальства директриса пыталась выяснить у главы муниципальной полиции, когда можно будет возобновить занятия.

– Я же говорю, – вяло отмахивался от нее высокий полицейский чин, – поступил анонимный звонок, что школа заминирована, как только кинологи проверят – сразу снимем оцепление.

На школьном стадионе в хаотичном порядке припарковалось множество машин – новенькие джипы губернаторского кортежа, видавшие виды разномастные автомобили тележурналистов и прессы, огромные, неуклюжие, но крепкие и прочные полицейские УРАЛы с личным составом, верткие экипажи ДПС и прочее, прочее. Деятельный и целеустремленный Вячеслав Никанорович лично командовал своей армией – расставлял по позициям съемочные группы телевизионщиков и штурмовые отряды полиции, тщательно, словно для снайперов, выбирал места с наилучшим обзором для фотографов, обследовал все школьные помещения в поисках наиболее подходящего под бордель и наркопритон. Кипучая энергия губернатора невольно передавалась всем остальным, и вскоре, в очищенном от школяров здании среднего учебного заведения было все готово к акту мести. Окинув контрольным взглядом пейзаж, Вячеслав Никанорович, поеживаясь на осеннем ветру, забрался в теплый салон новенького джипа, где ждала своего выхода уже переодетая сообразно своим представлением о внешнем облике бандерши Людочка.

– Ну, с Богом! – положив руку на коленку супруги, вздохнул заметно волнующийся Вячеслав Никанорович, и вдруг встрепенулся, – надо было батюшку пригласить, что б освятил операцию, ведь великое дело для людей делаем, область спасаем!

– Слава, не вибрируй! – «розмаринка» перекинула через шею боа, и, смущенно улыбаясь, элегантно выбралась из чрева большого джипа. Супруг поспешил за ней, но в силу его комплекции на выкарабкивание у него ушло значительно больше времени, и когда он справился со своей задачей, Людочка уже шла к месту своей дислокации, плавно покачивая пышными бедрами и исподволь стреляя по сторонам густо накрашенными глазками. Вячеслав Никанорович проводил ее благоговейным взглядом, пока фигура супруги не скрылась за школьными дверями.

– Разрешите начинать? – приблизился к губернатору глава муниципальной полиции. Губернатор же от нетерпения и волнения всхрапывал и притопывал левой ногой, напоминая бьющего копытом коня, глядел на удаляющуюся розмаринку и никак не реагировал на обращенный к нему вопрос.

– Вячеслав Никанорович! – с удивлением глядя на гарцующего, как молодой мустанг, губернатора, проникновенно повторил вопрос высокий полицейский муж, – разрешите начинать?

– Секундочку! – Вячеслав Никанорович немного успокоился и, взяв рупор, еще раз дотошно проверил исходные позиции: Журналюги готовы? ОМОН? Фотографы? Получив утвердительные ответы и уже вновь усаживаясь в мягкое кожаное кресло теплого и просторного салона джипа, коротко, но властно бросил главному полицейскому – начинайте! Из совершенных динамиков акустической системы джипа отчего-то зазвучали нежные скрипки «Сарабанды» Генделя, и Вячеслав Никанорович сквозь прозрачное лобовое стекло увидел вспыхнувшие софиты телеоператоров, а в момент мощного и уверенного вступления ударных инструментов грозные штурмовые отряды сорвались с места и в мгновение ока вынесли школьную дверь и пару окон. Во время лирического проигрыша из разбитых окон школы повалил черный дым, туда помчались фотокорреспонденты и съемочные бригады, потянулись тягостные секунды томительного неведения, но вскоре грянул пробирающий до мурашек, жизнеутверждающий, могучий и величественный финал «Сарабанды», и Вячеслав Никанорович увидел, как из осиротевшего дверного проема с визгом разбегаются полуголые старшеклассницы, очень натурально изображающие жриц любви, а омоновцы сквозь дым и чад ведут его якобы задержанную супругу в эффектном меховом боа на шее. Стайка журналистов вилась вокруг задержанной бандерши, пытаясь у нее взять на ходу экспресс-интервью. Все шло по плану.

– Что это за дрянь у тебя играет? – поморщился немного расслабившийся Вячеслав Никанорович у водителя.

– Не знаю, – сам удивился тот, – вы, видимо, когда садились, животом настройки радио сбили. Обычно у меня тут шансон играет. Сейчас исправлю. И водитель потянулся к встроенному цифровому плееру. Вячеслава Никаноровича в этот поворотный момент его судьбы эти мелочи не интересовали, в нетерпении он выскочил из машины, и, невзирая на холодный ветер, внимательно, даже придирчиво следил за финалом операции.

– Чему могут научиться наши в дети в такой школе? – патетически надрывался тележурналист, глядя в камеру, – ведь нравственность не может ужиться под одной крышей с проституцией, а физкультура с наркоманией. Потрясает безграничный цинизм преступников, их уверенность в безнаказанности, и совершенно очевидно, что все это (жест рукой в сторону школы) не могло быть организовано без ведома властей. Как же мы все деградировали, допустив такое (полуобморочно закатил глаза)! Но мы обнажим пороки общества (крупный план на пробегающей полуголой старшекласснице) и разворошим гадюшник (камера «проплывает» по центральной улице города и постепенно, как бы невзначай, фокусируется на вывеске «Прокуратура» на красивом доме). Нас, журналистов, не заставишь молчать, мы, четвертая власть, не дадим ввергнуть нашу область в пучину аморальности и беззакония (в кадре гордо реет российский триколор на флагштоке, укрепленном на крыше ухоженной резиденцией губернатора).

Вдруг журналист заметил, что с ним поравнялась группа захвата, которая вела задержанную «бандершу» в автозак. Опытный корреспондент мгновенно сориентировался: «Кто организовал публичный дом в школе?» – оставаясь в прямом эфире, кинулся он с безапелляционным вопросом к «подозреваемой».

– Я достоверно не знаю, я отвечала за деньги, – безупречно отвечала вошедшая в роль Людочка, но судя по тому, что выручку ежедневно забирал один прокурорский сотрудник, тут не обошлось без самых высших чинов нашей прокуратуры.

– А кто поставлял наркотики в школу? – пылали благородным негодованием налетевшие прочие независимые журналисты.

– Я думаю, все эти вопросы уместнее задать областному прокурору, – не тушевалась Людочка, – иначе нас бы закрыли через пять минут после начала работы.

– Как директор школы допустил такое на своей территории, – напор заготовленных вопросов не ослабевал, – директриса была в доле? Этот вопрос был не по сценарию, и Людочка внутренне чертыхнулась, кляня расхлябанных и недисциплинированных работников пера и микрофона, но и тут быстро сориентировалась, сказала, что без адвоката ничего говорить не будет, и, ласково подталкиваемая заботливыми омоновцами, скрылась в недрах полицейского «ПАЗика».

ххх

Утро следующего дня выдалось замечательным. Солнышко, словно извиняясь за вчерашнюю и завтрашнюю промозглую хмарь, заливало город хоть и не жарким, но ярким светом. На развесистой липе под окном нахальные воробьи устроили звонкую и задорную перепалку с голубями. Цапко аккуратно выложил на тарелку со сковороды яичницу с беконом, налил стакан апельсинового сока и, то ли от предстоящей поездки в Москву, то ли просто от хорошей погоды будучи в приподнятом настроении, прошелся по своей просторной кухне и остановился у окна. Большая ворона, принимающая солнечные ванны на ветвях липы, дружественно каркнула, Цапко набрал воздуха в легкие, и с чувством, отбивая ритм ладонью по подоконнику, пропел:

Край заброшенный, край покинутый, Окаянная тишина. Как дождями, слезами вымытый, Край судьбы моей – Колыма.

Телефонный звонок прервал вокал. Звонила Маргарита, или, как она сама представлялась, Марго, подруга настолько давняя, что явно назрела необходимость решать – переходит ли она в категорию невесты, или в категорию «бывшей». Поговорив с ней о каких-то пустяках, Цапко включил большой плазменный экран и уселся завтракать. На областном канале шли утренние новости. Сюжет о незаконных мусорных свалках сменил репортаж о разбитых дорогах, потом началась короткая трансляция с открытия суперсовременного дворца спорта, ведущий, захлебываясь от восторга, живописал безграничные возможности, открывающиеся перед жителями города с введением в эксплуатацию этой «фабрики здоровья». Цапко наслаждался обильным завтраком, нерастраченной молодостью и карьерными перспективами.

– А теперь возвращаемся к главной новости дня, – отчеканила симпатичная дикторша, – в Ленинском районе нашего города правоохранительные органы ликвидировали наркопритон и публичный дом, в организации которых подозревается лично генеральный прокурор нашей области. С безграничным цинизмом преступники прикрывались детьми – это логово разврата находилось в действующей школе. Роль директора школы еще предстоит установить следствию. Далее начался большой беспристрастный материал, невинные школяры бодро шли в школу, а мужественный голос за кадром задушевным баритоном рассказывал об ужасах, творящихся в этом здании, и, конечно, приводил неопровержимые факты, свидетельствующие о причастности к этому наглому и безнравственному, глубоко аморальному делу всей областной прокуратуры вообще и Павла Лаврентьевича в частности. Цапко застыл, с его губы безвольно свешивался недоеденный жирный бекончик. Мозг словно отключился, не в силах вынести увиденное, неперевариваемый информационный комок застыл в голове, и он механически следил глазами за показанным во всех деталях штурмом школы, арестом бандерши, в ступоре слушал ее короткие ответы на вопросы журналистов. Шокирующий, невозможный ни при каких обстоятельствах сюжет подходил к концу. В концовке показали заплаканных детей, а мужественный закадровый голос предлагал зрителям самим решать, верить или нет показанному и если верить, то что именно нужно сделать с областным прокурором после содеянного им злодеяния. Молодой помощник прокурора никак не мог сбросить оцепенение. Он был в смятении. В монолитной, слепой уверенности о неуязвимости шефа появились трещины. Проверенная, надежная, четкая парадигма власти вдруг неуправляемо зигзанула из сытого комфорта прокурорской неуязвимости в какую-то неясную туманность, сквозь которую пугающе проступали контуры пенитенциарной системы. «Видимо, с боссом дело решенное, – неимоверным усилием воли заставил себя рассуждать Цапко, – не пришло ли время прозреть и в последний момент разоблачить негодяя, запятнавшего честь мундира? А ну как выстрел будет преждевременным»? Мозг закипал, голова раскалывалась. Еще большая жирная ворона раскаркалась под самым окном, клича беду. От былого настроения не осталось и следа. К счастью, телефон разразился длинной трелью, выводя своего владельца из сомнамбулического состояния. «Чертова Марго, навязчивая зараза, – мысленно выругался Цапко, – вот только тебя сейчас не хватает». Но, увидев, что звонок со службы, изменился в лице и быстро взял трубку.

– Пулей к шефу! – прошипела трубка.

– Есть! – осекшимся голосом ответил Цапко и метнулся одеваться, решив после додумать о своей проблеме. Потом, не дожидаясь лифта, бегом по лестнице спустился в подземный паркинг и запрыгнул в свой «Ягуар». Через секунду мощный мотор взревел, и, взвизгнув от прокрутки колес, машина рванула с места.

Подчиняясь служебному долгу, Цапко мужественно преодолевал множество препятствий – это просто невероятно, сколько в нашем городе идиотов за рулем, и все они сконцентрировались в одном месте! А сколько этих светофоров понатыкали, и, похоже, горят они только красным. И вот еще, бессмертные пешеходы – переходят к трамваю прямо по проезжей части, перед самым капотом! Но молодой помощник прокурора в служебном рвении гнал свой «Ягуар», не взирая на опасности, сходу проскакивая светофоры, объезжая «идиотов за рулем» иногда по встречной полосе, иногда – по тротуару. Где-то на полпути Цапко досадливо сморщился, и попенял себе за забывчивость – есть же мигалка! Не теряя ни секунды, не останавливаясь, он открыл окно и шмякнул на блестящую крышу автомобиля переносную мигалку. Дальнейший путь был более комфортный, попутные и встречные машины шарахались от «Ягуара», уступая ему дорогу, и через десять минут Цапко уже входил в кабинет Павла Лаврентьевича.

Все боссы правосудия был в сборе – заместители прокурора, начальники отделов, главы специальных служб и прочие сидели чинными рядами вдоль длинного стола. Возглавлял ареопаг осунувшийся, с налившимися дряблыми мешками под глазами Павел Лаврентьевич. Неестественный, какой-то фиолетовый цвет его лица выдавал выпавшую на его долю душевную драму, и самым неожиданным образом гармонировал с синим служебным мундиром. Кожаное анатомическое кресло, точно подогнанное под фигуру Павла Лаврентьевича, плотно обнимало и поддерживало дряблое тело прокурора, словно эллинг строящийся корабль.

– Все видели эту похабщину в новостях? – дребезжащим голосом открыл совещание Павел Лаврентьевич, и, получив подтверждение, безапелляционно заключил, – это конец. В могильной тишине раздался легкий металлический щелчок – главный прокурор вставил обойму в наградной пистолет, и задумчиво почесал себе висок стволом. Потом положил оружие на стол перед собой.

– Ну, кто первый? – кротко спросил Павел Лаврентьевич и внимательным взглядом обвел подчиненных. Никто не смел даже вздохнуть. Воздух остекленел. Время остановилось. Цапко застыл в дверях, не в силах сдвинуться с места.

– Раз героев нет, тогда я начну, – тихо, бесцветным голосом проговорил прокурор. «Ну не тяни уже, старый пень!» мысленно взмолился Цапко. Не выдержав напряжения, молодой помощник непроизвольно попятился, нащупывая рукой дверь, но тут же спиной ощутил дружеское плечо входившего «видавшего виды тертого калача». Путь к отступлению был отрезан, но пройти к своему месту он не мог, никакая сила в мире не могла сейчас оторвать его от двери. Расширившимися от ужаса глазами, не дыша, он, как и все прочие, со страхом следил за пистолетом в руках шефа.

Павел Лаврентьевич еще с минуту собирался с мыслями, потом закончил чистить свой наградной «ТТ», вытащил обойму, подошел к сейфу и бережно положил туда начищенный до блеска пистолет. Все выдохнули с облегчением, Цапко усилием воли «отклеился» от дверного косяка и пошел на непослушных ногах к своему месту, при этом его узкие брюки, скроенные по последней моде, не могли скрыть крупной, отчетливой дрожи в коленях.

– Ну что, – Павел Лаврентьевич обвел тяжелым взглядом свою гвардию, – телевизор сегодня смотрели? Разнежились, как тюлени! Жиром заплыли! Нюх потеряли!

– Как этот носорог посмел?! Откуда ветер дует? – у всех присутствующих отлегло от сердца, и вопросы посыпались, как из рога изобилия.

– Из Москвы скорее всего надуло, – сановито отвечал Павел Лаврентьевич, – это вам не мигрантов по подворотням гонять, тут большая политика!

– Точно! Ясное дело! Верно! Однозначно! – на все лады загомонили прокурорские чины.

– Бери выше! – степенно заметил «видавший виды тертый калач», и погрозил в воздух указательным пальцем, – это спецпрограмма американского госдепартамента по расшатыванию ситуации у нас в стране.

– Ну, это ты перегнул, – хохотнул повеселевший после убранного в сейф пистолета Цапко.

– Молокосос! – «тертый калач» презрительно смерил взглядом молодого помощника и развернулся лицом к начальнику, – вот в прошлом месяце одного зампрокурора, – не в нашем федеральном округе, – посадили, да еще и с конфискацией! Конечно, волнения начались, еле успокоили людей. Кому это из своих нужно? Ясно как день, извне нашу стабильность подрывают!

– А нам с вами для того государство зарплаты и платит, – многозначительно вступил Павел Лаврентьевич, – что бы пресекать на корню любые поползновения врага! Прямо завтра и начну пресекать, – в Москву еду, генпрокурору буду докладывать. Если губернатор уже не контролирует обстановку в области, то кто как не мы должны возглавить крестовый поход против супостатов! Через этот кабинет проходит последняя линия защиты, и мы не подведем! Умрем, но область отстоим! – впал в патетику прокурор, но почувствовав, что перегнул, и его высокопарная тирада производила уже скорее комичное, чем возвышенное впечатление, тут же, сбавив пафос, добавил, – Вот только материалов маловато, одной нецелевой растраты из фонда ЖКХ маловато будет. В идеале хорошо бы как-то накалить социальную ситуацию на вверенной губернатору территории.

– Может, по низким пенсиям поработать? – раздалось из глубины стола.

– Да кого этим удивишь! – отмахнулся опытный Павел Лаврентьевич.

– По культуре можно пройтись, по медицине, по обращению с бытовыми отходами, – начали рьяно накидывать темы присутствующие, – там везде много чего интересного накопать можно.

– Времени, времени нет! – нетерпеливо перебил Павел Лаврентьевич, – мне завтра уже пресекать нужно! Вон, с этим обалдуем – последовал легкий кивок в сторону Цапко – после обеда в Москву еду.

– Кстати о зарплате. Деньги бюджетникам областное казначейство через близкий к губернатору Облбизнесбанк перечисляет, – польщенный упоминанием собственной персоны, решил выдвинуть свое предложение Цапко, – так можно заподозрить банк в финансировании терроризма, или выводе капитала за рубеж, провести обыски, чего-нибудь изъять…

– Не тяни, окаянный! – взорвался Павел Лаврентьевич, – на кой черт мне сейчас этот ералаш нужен?

– Ну как же, – заторопился Цапко, – пока все эти оперативные мероприятия будут производить, банк работать не будет, платежи проводить, стало быть, не смогут, а сегодня зарплату бюджетникам должны выплачивать.

– Ну ты и жучара! – восхитился Павел Лаврентьевич. Он начал понимать замысел Цапко, и даже радостно потер руки, – а уже завтра с утречка можно будет организовать стихийный митинг обнищавших, социально незащищенных слоев населения возле областной администрации. Губернатор оставил без зарплат учителей, врачей, госслужащих – это ж то, что нужно!

– Ты, – Павел Лаврентьевич указал на проверенного «тертого калача» – обеспечишь явку на митинг протеста, ты, привычно распоряжался прокурор – отвечаешь за наглядную агитацию. Побольше там лозунгов лично против губернатора сделайте. Ты организуешь освещение в прессе, материалы оперативной съемки потом приобщим к делу. А ты быстренько передашь материалы по делу в следственный комитет, ну и в ФСБ. Павел Лаврентьевич еще долго раздавал указания, умело структурируя всю операцию, превращая эфемерную идею во вполне осязаемую реальность. Общий надзор и координация были поручены автору концепции, молодому Цапко. Наконец, насыщенное и плодотворное совещание подошло к концу.

– Все свободны! За работу! – устало распрямился Павел Лаврентьевич, и, перекрикивая грохот отодвигающихся стульев, устало бросил начальнику отряда физической защиты прокуратуры, – Гриша, останься. Немедленно отправляй бойцов в Облбизнесбанк.

– Павел Лаврентьевич, – развел руками начальник отряда, – мои парни еще после новостройки не отдохнули, несколько человек плечи вывихнули от этих чертовых кувалд! Давай хоть на завтра договоримся.

– Григорий, – подозрительно сощурился Павел Лаврентьевич, – ты что, на стабильность покушаешься?! Записывай адрес банка!

Через какой-нибудь час великолепно экипированные бойцы физической защиты прокуратуры слаженно и профессионально вынесли бронированную дверь Облбизнесбанка, обесточили здание, в мгновение ока отключили все телефоны, с корнем выдернули оптоволоконный кабель интернета, «СВИФТа», «Блумберга», «Рейтера» и черт его знает чего еще (следствие разберется), построили всех клерков лицом к стене, руки за спину, ноги на ширине плеч. Выверенные, будто по линейке, две идеально ровные шеренги автоматчиков в касках и бронежилетах выстроились возле дверей и скрупулезно выполняли приказ Григория «всех впускать, никого не выпускать». Перепуганному управляющему молча вручили ордер на обыск, выписанный в прокуратуре, и приехавшие на отдельной «Газели» специалисты принялись составлять опись изъятых вещественных доказательств.