Текст книги "История Русской Церкви Монашество (1237 – 1563 гг.)"

III

Разделение монастырей на классы в отношении к характеру жизни монахов: особножитные, общежитные (строгие и нестрогие), сохранившие уставы и грамоты основателей строгообщежитных монастырей, скиты. Устройство управления и быт в каждом классе монастырей. Прием в монастыри желающих.

Монастыри, строенные самими монахами и не прилагавшиеся ими к архиерейским кафедрам или другим монастырям (на что они имели право без права передачи их мирянам), так как их ктиторами были сами монахи, а не люди сторонние, каковы миряне, принадлежали самим монахам или, что тоже, самим себе, и таким образом становились свободными и самовластными. Но здесь было существенное различие между монастырями общежитными и особножитными. Монастыри общежитные были такие монастыри, которые принадлежали всей или целой общине монахов, как таковой, и никому из монахов в отдельности; а поэтому здесь свобода и самовластие были достоянием всей или целой общины монахов, как таковой, и ни кого-либо из монахов в отдельности. Напротив, монастыри особножитные составляли частную собственность (относительно пользования – по закону ограниченную, а по злоупотреблению неограниченную) монахов – их строителей и строителей и монахов, преемствовавших строителям в качестве их игуменов, так что эти монахи строители-игумены являлись их отдельными или единоличными ктиторами, подобно мирянам; а таким образом, в этих монастырях свобода и самовластие простирались не на целые их общины или братства, а только на их основателей-игуменов. Это различие свободы и самовластия монастырей общежитных и особножитных имело существенное значение относительно избрания игуменов тех и других из них. В монастырях общежитных право избрания игуменов принадлежало их общинам ^[200]; но в монастырях особножитных не было имеющих права общин, а были только отдельные бесправные монахи, жившие у игуменов монастырей как у ктиторов последних (людей, обладающих правами ктиторскими на последние), и таким образом игумены этих монастырей избирались не их общинами, которых в них не было, а кем-то единолично, так что относительно избрания игуменов эти монастыри снова приравнивались к монастырям ктиторским. Кем именно {избирались игумены в особножитных монастырях}, это составляет вопрос и мы возвратимся к нему несколько ниже.

Преп. Сергий Радонежский ввел у нас общежитие, которое составляет единственный истинный образ жизни монахов и нашел себе в сем отношении многочисленных подражателей, которые спешили строить свои монастыри, чтобы учреждать в них тоже общежитие; равным образом, и некоторые из прежних монастырей, смотря на новые, преобразовали себя из особножитных в общинножитные. Таким образом, со времени преп. Сергия Радонежского общежитие получило у нас довольно значительную распространенность и заняло место на ряду с особножитием, которое дотоле было у нас единственным видом монашеской жизни. Но общежитие может быть более строгим и менее строгим, совершенно настоящим и несовершенно настоящим, а может быть даже и нисколько не настоящим, так чтобы от него оставались одно только пустое имя с одною пустою похвальбой. Как же представлять себе наше общежитие за рассматриваемое нами время? Должно представлять его так, что оно не явилось восстановлением древнего, истинного, общежития, что в общем итоге оно было общежитием далеко не совсем строгим и далеко не совсем настоящим. Отдельные представители монашества ревновали и хотели бы ревновать именно о том, чтобы ввести у нас общежитие совсем строгое и совсем настоящее отеческое. Но массы монахов были решительно против подобного общежития и в свою очередь столько же усердно стремились к тому, чтобы заменять его общежитием более или менее нестрогим и более или менее облегченным: и в этой борьбе единиц и масс верх оставался и в конце концов остался {не} за первыми ^[201]. После преп. Сергия Радонежского, который, быв первым водителем у нас общежития, как вида жизни, не нашел вместе с тем возможным быть и первым водителем общежития по качеству совершенно строгого и совсем настоящего, явился первым водителем этого последнего преп. Кирилл Белозерский. За преп. Кириллом последовали другие ревнители истинного, древне-отеческого монашества. Но они основывали монастыри, на которых вводили строгое общежитие, и в монастырях ими основанных, обыкновенно очень не по долгу держалось введенное ими общежитие: оно держалось при самих основателях монастырей и сполна или уже не совсем сполна при их непосредственных учениках, а затем начинало постепенно ослабевать или же и сразу совершенно искажалось. Так это было в монастыре Кирилловом, так это было и в других монастырях. Иногда случалось, что в монастырях довольно подолгу оставалось по небольшому числу монахов, которые ревностно и мужественно хотели сохранения во всей целости уставов, введенных их основателями: но они обыкновенно падали в неравной и напрасной борьбе с большинством ^[202]. А бывало и так, что монахи дожидались только смерти основателя монастыря, (что посягали на жизнь), чтобы на место введенного им устава тотчас же ввести свои собственные уставы. Преп. Корнилий Комельский (1537) ввел в своем монастыре строгий общежительный устав, и некоторые из монахов, постригавшихся в его монастыре, не снося тягости устава, оставляли последний, чтобы жить в других местах; эти монахи, как сообщает сам преподобный в письменном начертании своего устава, говорили: «Ныне нам Корнилий возбраняет и не дает по своей воле пожити, а егда умрет, и мы прейдем (возвратимся) в свой монастырь и по воли нашей поживем, якоже хощем» ^[203].

Истинное общинножитие состоит в том, чтобы у монахов в монастыре все было общее и ни у кого совершенно и безусловно ничего собственного, чтобы все питались в трапезе одною и тою же, положенною, пищею и не имели в своих кельях даже и воды для питья, чтобы все одевались в одну и туже, положенную одежу, не имея у себя в келье даже и собственной иголки для ее починки, чтобы в отношении к монастырским службам и работам все были совершенно равны, начиная игумном и кончая самым младшим монахом, чтобы все с одинаковою обязательностию исполняли существовавшие, общепринятые в истинно общежительных монастырях правила относительно общественной и келейной молитвы и относительно выходов из монастыря, с соблюдением со стороны самого монастыря правил относительно допущения в него сторонних лиц (именно – недопущения в него женщин для свидания с монахами). Большие или меньшие послабления относительно всего этого, – дозволение иметь монахам свою пищу и свою одежду, освобождение их от монастырских работ, дозволение приобретать собственность (торговля, покупка сел) и нетребование от них строгого исполнения остальных указанных предписаний, и составляли большее или меньшее изпревращение строгого общежительного устава. По правилам каноническим и по уставам отеческим, человек, постригающийся в монахи, должен отрекаться от всякой собственности, которую он имел в миру, ибо в этом именно отречении и состоит между прочим монашество. Но у нас было дозволено людям, постригавшимся в монахи, чтобы и после пострижения они владели тою собственностию, которую они имели в миру, на правах, одинаковых с мирянами ^[204]: и люди богатые, стригшиеся в общежительных монастырях, хотели иметь свою пищу (обедая дома или нося пищу в трапезу) ^[205] и свою одежду и жить не в таких скромных кельях, которые полагались для всех а более пространных и отделанных, как им нравилось, хотели освобождать себя от монастырских работ и от обязательного исполнения указанных предписаний ^[206] посредством возможно значительных вкладов или денежных взносов. Люди небогатые, по видимому, волей-неволей должны были подчиняться предписаниями строгих уставов, ибо не приносили с собою в монастыри денег на то, чтобы не подчиняться им, т.е. откупаться от подчинения. Но они в самых монастырях успевали приобретать деньги и средства. Строго общежительные уставы требуют, чтобы никто из братий не принимал подаяний от христолюбцев лично себе, а только на общину или чтобы всякое подаяние, полученное кем-нибудь непременно доставлялось на эту последнюю. Но дозволяли себе бедные монахи то, чтобы принимать подаяния лично самим себе, и в испрошении этих подаяний они открывали себе способ к тому, чтобы подобно людям богатым более или менее облегчить для себя суровость строгих общежительных уставов ^[207]. Таким образом, извращение строго общежительных уставов или же прямо введение нестрого общежительных уставов состояло в том, что требования общежития более или менее ослаблялись допущением льгот и свободы особножития.

Мы сказали, что после преп. Кирилла Белозерского, который ввел в своем монастыре устав строгого и настоящего общежития, явились другие ревнители истинного монашества, которые вводили в основанных ими монастырях такие же уставы строгого общежития. Этого вовсе не должно понимать таким образом, будто во всех общежительных монастырях, основанных после преп. Кирилла Белозерского, были вводимы наши уставы, а таким образом, что в некоторых монастырях вводимы были эти уставы, а в других – хотя и общежительные, но не совершенно строгие и не совершенно настоящие. В каком количестве общежительных монастырей, основанных после преп. Кирилла, введены были одни уставы и в каком количестве другие, сказать этого мы не имеем возможности. Мы имеем в своем распоряжении показания, читаемые в житиях святых основателей общежительных монастырей. Но показания эти вовсе не могут быть признаны надежными. Во первых, писавшие жития основателей наших монастырей, если писали слишком много спустя времени после их смерти, могли просто a priori утверждать, что они вводили в своих монастырях уставы строгого общежития (по простому заключению, что они должны были вводить эти уставы). Во вторых, они могли утверждать это с той нарочитой тенденцией, чтобы сделать обличение позднейшим обитателям монастырей. Мы достоверно могли бы знать то, что желается нам, если бы все основатели общежительных монастырей предали введенные в последних уставы письмени или если бы они писали грамоты, в которых обстоятельно характеризовались бы их уставы, и если бы все эти записи уставов дошли до нас. Но таких записей было сделано и дошло до нас до чрезвычайности мало. И априорические соображения и исторические свидетельства, отчасти прямые, отчасти a silentia, хотя и не совершенно ясные, прямые и определенные, располагают нас думать, что в большей части общежительных монастырей, основанных после преп. Кирилла, были введены уставы более или менее не строгие, и что только в меньшей части их введены были строгие. Преп. Кирилл имел славу великого подвижника и великого представителя монашества, и однако в свой монастырь с строгим общежительным уставом он успел собрать и всего 53 монаха. Другие, менее его знаменитые, подвижники могли рассчитывать на привлечение к себе еще меньшего количества монахов, а это, как нам думается, и должно было вынуждать большинство их к тому, чтобы поступаться строгостию общежития пред закоренелостью человеческих страстей. Преп. Иосиф Волоколамский, совершивший в [1478—1479 гг.] нарочитое путешествие по монастырям русским с целью досмотра существовавших в них порядков жизни и потом поместивший в своем монастырском уставе главу, которая надписывается: «Отвещание любозазорным и сказание вкратце о святых отцех, бывших в монастырех, иже в Рустей земли сущих» и в которой имел все побуждения указать современные ему монастыри с строгим общежительным уставом, не указывает ни одного такого монастыря ^[208], а его жизнеописатели говорят, что в его время оставался общим монастырем не на словах, но на деле только Кириллов Белозерский монастырь и что прочие монастыри паче клонились к лаврскому обычаю, т.е. к особножитию ^[209]. История самого преп. Иосифа показывает, как неохотно принималось нашими монахами строгое общежитие и как оно подолгу не держалось в наших монастырях ^[210]. В Пафнутьевом Боровском монастыре, в котором постригся он и в котором монашествовал 18 лет, было общежитие, но не строгое ^[211]. Когда после смерти преп. Пафнутия он избран был в игумены монастыря и когда хотел он ввести в последнем строгое общежитие, то братия «ему нимало совета даша» ^[212], так что для водворения строгого общежития он должен был идти основывать свой собственный монастырь. В этом собственном монастыре преп. Иосиф показал себя в качестве ревнителя строгого общежития, вторым Кириллом, но едва только он умер, как общежитие начало в монастыре падать ^[213].

Может казаться недоуменным, что на помощь ревнителям строгого общежития не пришла церковная власть, которая могла ввести его в монастырях и поддерживать в них посредством своих принудительных предписаний. Но на это недоумение нами отвечено уже выше. Правила канонические отстраняют особножитие, когда признают единственным истинным видом монашеской жизни в монастырях общежитие ^[214]; гражданские законы греческих императоров положительным образом строго воспрещают особножитие ^[215]. Но вопреки правилам каноническим и законам императоров особножитие до такой степени распространилось в монастырях греческих, что были вынужден признать его как законное, ибо иначе нужно было бы признать незаконным чуть не все монашество. Признанное законным в Греции, особножитие, естественно, было признано таковым и у нас, и наши пастыри, в след за греческими принимали, будто «особное каждого житие в монастыри (особножитие) нужи ради предано не могущим понести великаго и жестокаго (общаго) жития» ^[216]. А против признаваемого законным не может быть употребляемо принудительных предписаний. Таким образом, пастыри наши могли бы действовать против особножития не путем обязательных предписаний, а путем своих пастырских увещаний и настояний. Не знаем, как было в сем отношении в Греции, но у нас мы вовсе не видим и не знаем этих увещаний и настояний со стороны пастырей до самого митр. Макария, хотя некоторых из пастырей и знаем за ревностных сторонников общежития, как св. Алексий (митр. Даниил тоже). Напротив известны такие случаи поведения пастырей, на которые любители и защитники особножития весьма могли ссылаться для своего оправдания или по крайней мере для своего извинения. В 1382 г. был во Пскове Суздальский архиепископ Дионисий, возвратившийся из Константинополя и получивший от патриарха поручение сходить во Псков, чтобы попытаться усмирить возникший здесь мятеж Стригольников. Во время бытности архиепископа во Пскове к нему обратились с молением игумен и монахи здешнего Снетогорского монастыря дать им устав настоящего общежития, ибо дотоле было у них в монастыре общежитие, но не настоящее, и архиепископ, исполняя просьбу, дал игумену и монахам свою грамоту, которою заповедует им в качестве уполномоченного от вселенского патриарха совершенную нестяжательность, так чтобы ни у кого из них не было ничего своего ^[217]. Но спустя 40 лет после дачи Дионисием грамоты монахи Снетогорского монастыря нашли заповеданный им устав тяжким для себя и обратились к митр. Фотию с просьбою о новом уставе. Митрополит отменил запрещение Дионисиево относительно полной нестяжательности и хотя в свою очередь настоятельно увещевает к ней монахов, но тем не менее оставляет дело на их добрую волю ^[218]. Митр. Макарий путем пастырских увещаний и настояний предпринял и до значительной степени успел ввести общежитие в монастырях Новгородской епархии, когда поставлен был в архиепископы Новгородские, о чем мы говорили выше [первой половины сего т. стр. 752—754], а потом он обращается с общими увещаниями ко всем монахам митрополии о произволении на восприятие вконец нестяжательного и совершенного общежительства в деяниях Стоглавого собора ^[219]. Ревнители строгого общежития искали ограждать или вводить его с помощью власти, но не церковной, которая не обладала в сем случае принудительной силой, а мирской, которой они хотели усвоять эту силу. Так преп. Кирилл Белозерский обращался перед своей смертью, о чем мы говорили, с слезной просьбой к Белозерскому князю Андрею Дмитриевичу, чтобы князь не попустил быть разорену в его (Кирилловом) монастыре введенному им общему житию и чину; с подобной же просьбой обращался перед своей смертью преп. Иосиф Волоколамский к вел. кн. Василию Ивановичу; неизвестные монахи обращались с просьбой к царю Ивану Васильевичу, чтобы он ввел общежитие в монастырях, находившихся в окрестностях Москвы ^[220]. Сама церковная власть в лице единственного своего представителя, который старался вводить в монастырях общежитие путем увещаний и настояний, искала себе помощи у гражданской власти: Макарий при своем введении сейчас указанным путем общежития в Новгородских монастырях в то же время обращался к вел. кн. Василию Ивановичу с просьбой, чтобы государь подкрепил его своим повелительным писанием (см. выше стр. [753 первой половины сего тома]).

Итак преп. Сергий Радонежский был водителем у нас общежития не совершенно строгого, а преп. Кирилл Белозерский – совершенно строгого. После преп. Сергия было основано у нас монастырей общежитных довольно много, но сколько именно монастырей с строгим общежитием Кирилловским, остается нам положительным образом вовсе неизвестным; и есть вся вероятность и все основания полагать, что очень немного. В монастырях, в которых вводимо было их основателями общежитие строгое, оно, обыкновенно, после смерти основателя скоро исчезало, т.е. ослабевало, превращаясь в общежитие более или менее нестрогое, так что в каждое данное время монахов, живших у нас по уставу строгого общежития [было очень немного].

Мы уже дали знать выше, что основатели монастырей, которые в след за Кириллом Белозерским вводил в своих монастырях строгое общежитие, положительным образом известны нам весьма немногие. Этих основателей монастырей знаем мы по оставленным ими записям или письменным начертаниям духовных грамот или уставов, которые они вводили в своих монастырях. А такие записи уставов или такие письменные уставы и духовные грамоты нам известны и всего в количестве пяти, именно – четыре устава: преп. Евфросина Псковского, преп. Иосифа Волоколамского, преп. Корнилия Комельского и преп. Герасима Болдинского (грамота?), и одна грамота – преп. Антония Сийского ^[221]. Уставы служат для нас свидетельством, что в монастырях введено было общежитие, но с другой стороны рождается вопрос: зачем были писаны. На этот вопрос отвечают Евфросин (ктитор) и преп. Иосиф (Отвещание любозазорным) ^[222].

Биографические сведения о преп. Евфросине мы передали выше, когда излагали Псковские споры о песни аллилуия (стрр. [455—462]). С весьма большою вероятностию должно думать, что мысль об основании собственного монастыря, с тем, чтобы ввести в нем строгое общежитие, подал ему сейчас выше упомянутый нами устав, данный архиепископом Суздальским Дионисием Снетогорскому монастырю, в котором он принял пострижение и в котором монашествовал до основания собственного монастыря. Устав этот, заповедающий на основании уставов и предписаний отеческих (Василия Великого, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника, Феодора Студита и прочих святых отец, как ссылается в нем прямо Дионисий) строгое общежитие, не был строго соблюдаем в Снетогорском монастыре, и преп. Евфросин воспламенился ревностию восстановить его во всей его [полноте] (что во всяком случае он имел под руками устав Дионисиев, собственно его грамоту, когда писал свой собственный устав, это во всяком случае с несомненностию видно из последнего, ибо встречаются в нем дословные заимствования из первого; а также и из послания во Псков Фотиева, ибо митр. Фотий, хотя и не обязывает к общежитию, но весьма похваляет его ^[223]). Если преподобный действительно был в Константинополе, то лучшими из тамошних монахов он мог быть только укреплен в том убеждении, что истинный образ монашеской жизни есть строгое общежитие. Не быв на Афоне, он расспрашивал о нем (л. 231 об.). Воодушевлялся ли он между прочим и примером преп. Кирилла Белозерского, относительно этого ничего не можем сказать, кроме того, что это очень могло быть: он принял намерение основать свой монастырь в последние годы жизни преп. Кирилла, а слава Кирилла, распространившаяся к последним годам его жизни по всей Русской земле, очень могла дойти и до Псковской области, которая не была из числа областей, наиболее отделенных от области Белозерской.

Устав, написанный преп. Евфросином между 1458 -1462 гг., содержит в себе следующие предписания и завещания братии ^[224]: да будет в монастыре самая полная община, так чтобы не только никто из братии не имел ничего своего, но чтобы и словом не говорилось: это мое, а это того или того; никому не есть и не пить кроме трапезы, за исключением случаев тяжкой болезни, ибо так называемая особина, малая или великая (совсем особый от прочей братии стол и только прибавка своих кушаний к братскому столу) есть священнокрадения и причина всякого зла ^[225]; (всем братиям иметь одну и ту же одежду и обувь) и получать ее от игумена или от избранного игуменом и братиею эконома (келаря), а быть одежде из обычной сермяжины, но {не} из немецких сукон, а шубы бараньи носить монахам без пуха (без опушки дорогими мехами?); всем в одинаковой мере и с одинаковым усердием трудиться для монастыря, «яко да от праведных трудов и своего делания дневную пищу и прочая нужная и потребная телеси Господь и Пречистаа Его Мати яже о нас устроит» (л. 215 об. fin.); «стяжание же чюжих трудов вносити каково любо отнюдь несть на пользу нам, и паче же яко страстнии душею и немощнии приимати в обители (л. 216), но яко яд смертоносен отбегати и отгоняти; аще ли оскудеет потреба телесная на искушение нам, не рци человеку (л. 216): дажь ми, луче уповати на Господа, неже на человека и нужных искати со Христом, поминающее Павла апостола ^[226], еже к Коринфеем пишет сице: мы же до нынешняго часа алчем и жаждем и наготуем и стражем и скитаемся, делающее своими руками»; братии монастыря должно искать себе в игумены человека богораднаго, доброразумнаго и духовнаго, который бы известен был своею добродетельною жизнию, а не брать в игумены человека, который бы желал игументсвовать по найму (об этом ниже); братия должны находиться в совершенном покорении у игумена, отсекши всю свою волю мечем слова Божия; если игумен пошлет на службу какого брата, то да идет без всякаго ослушания, а без благословения игумена, для своих нужд никому ни под каким видом никуда не ходити (из монастыря); если кто станет противоречить игумену и поднимать ссоры, то запереть такого в темницу, пока не покается ^[227], а непокорнаго монаха по первом и втором и третьем вразумлении выгнать, по слову Василия Великаго, из монастыря и не возвращать ему ничего из принесенного в монастырь; желающих стричься в монахи принимать в монастырь без вкупа, как это бывает в прочих монастырях, ибо это им на больший вред душевный, так как они (дающие вкупы) говорят: свое ем и пью, и поэтому не хотят ин в церковь ходить, ни в келье молиться прилежно; должно принимать в монастырь людей смиренных и кротких, но не скоро, а по трехлетнем и даже более продолжительном испытании; если который брат при своем пострижении даст что нибудь в монастырь, денег или вещей, то пусть не величается над не принесшим ничего и не говорит ему оскорбительных речей, а если попытается проявлять свое самовластие («аще ли сильно что начнет наводити», л. 234 fin.), то по троекратном вразумлении должен быть изгнан из монастыря; «молю же вас, – обращается преподобный к монахам, – пианство безмерное и безчиние всякое отнудь да не будет в вас (л. 218 fin.), великаго убо Христовых уст проповедника Павла словеса не забывайте: пианици царствиа Божиа не неследят»; не должно быть в монастыре монахов голоусых; не принимать в монастырь (л. 221 об.) малых детей для учения книгам (ибо, как должно подразумевать, в том и другом случае монахи весьма подвергаются опасности известнаго тяжкаго и мерзкаго греха); ни под каким видом не должен быть дозволен вход в монастырь женскому полу; не должно быть в монастыре бани, ибо заповедано святыми отцами, чтобы монах и самому себе не обнажал своего тела, разве только в случае тяжкой болезни и крайней нужды; в церковь на молитву должно спешить по первому удару била, тотчас бросая всякое дело, каким бы кто занят ни был, хотя бы то и келейной молитвой, ибо и целонощное стояние в келье на молитве при одном: Господи помилуй не сравняется общему в церкви; стоять в церкви на службах до отпуста, за исключением случаев нужды; в церкви петь с тихостию и разумно, а не козлогласованием; должны быть соблюдаемы четыре соборные поста, уставленные святыми отцами: великая четыредесятница, Рождества Христова, святых апостолов и Успения Пречистыя, дабы чистыми приступить нам к чистому Источнику бессмертному и вкусить Его с верою; если придут в монастырь странные, монахи или миряне, то должно стараться об их принятии и упокоении: по завещанию святых пусть они остаются в монастыре, не нудимые на работу и не укоряемые, три дни, а при отпуске их дать им милостыню по силе, а если будет властель, то честь воздать ему, ибо апостол Павел пишет: не будите должни человеком. Свои предписания и завещания преподобный заключает обращением к братии: «Слышите же, братье, и се, яко аще кто дерзнет помыслити (похулити?) благое се уставление, иже (еже) от святых отец уставися или общину разорити или что преобидети или превратити лукавым обычаем, еже зде от правил святых отец положенная, и вы бойтеся того, еже Давид рече: проклятия укланяющиеся от заповедей твоих, и паки Павел апостол: аще ангел благовестит вам не яко же мы благовестихом вам, проклят да будет» [л. 233 об.] ^[228].

Преп. Иосиф Волоколамский, о котором приходилось нам говорить много раз выше и которого немного выше мы назвали вторым Кириллом Белозерским, если сравнивать историю нашего монашества с историей монашества греческого, может быть приравнен к Василию Великому. Мы назвали Василия Великого, который в своих аскетических сочинениях, названных в славянском переводе Постническими словами, начертал обстоятельное теоретико-дидактическое руководство к монашеской жизни, творцом «науки» монашества (I-го т. 2-я полов., стр. 499/604). Преп. Иосиф, не быв вторым творцом науки уже существовавшей, явился у нас в России так сказать ученым апологетом монашеской жизни. Истинное монашество должно быть строгим общежитием, как оно заповедано святыми отцами и началоположниками монашеской жизни. Преп. Иосиф, сколько хорошо изучивший писания отцов, столько же усердно желавший и подражать им в жизни, быв избран по смерти преп. Пафнутия Боровского в преемники ему, воспламеняемый, как говорит один из его жизнеописателей, огнем Св. Духа (стр. 20), хотел по всей истине быть игуменом над монахами истинно монашествующими, и, когда монахи Пафнутиева монастыря решительно воспротивились его намерению ввести у них строгое общежитие, основал для введения этого последнего свой собственный монастырь. Но не ограничивая своей ревности об истинном монашестве только тем, чтобы самому с своим стадом непосредственных учеников быть подражателем отцов, а сгорая, подобно преп. Кириллу Белозерскому, желанием, чтобы отцеподражание навсегда сохранилось в его монастыре, и одушевляясь дальнейшим или так сказать более широким против Кирилла желанием, стать проповедником истинного монашества вообще между русскими монахами, преп. Иосиф хотел этого достигнуть таким образом. чтобы для монахов своего монастыря, а вместе с тем и для всех вообще русских монахов, начертать устав истинного монашества и истинного монашеского общежития с обширным приведением свидетельств из Св. Писания и отцов, разума и доказательств, что то и другое должны быть такими, а не иными, дабы таким образом для одних и других монахов истина была ясно и твердо доказанною и не оставалось никакого неведения и сомнения относительно лжи. Это он и делает в своем уставе, написанном им для своего монастыря, который он назвал Духовной грамотой (и уже в самом надписании которого выставил, что в нем говорится о монастырском и иноческом устроении «подлинно же и пространно и по свидетельству божественных писаний») ^[229]. Устав, весьма обширный по объему, состоит из двух неравных частей, из коих в первой и большей, разделяющейся на 11 глав, излагаются правила поведения монахов и чина монастырского (в первых 9-ти главах) и обязанности игумена (в главе 11-й), с прибавлением того отвещания любозазорным (глава 10-я), о котором говорили мы выше, а во второй части, меньшей, состоящей из трех глав (составляющих один счет с главами 1-й части, 12-14-й), сначала предлагаются в кратком изложении правила поведения монахов, о которых пространно говорится в первой части, каковое изложение соответственно 9-ти главам 1-й части [разделено] на 9 параграфов (глава 12-я), потом говорится об обязанностях соборных и старейших братий, которым вместе с игуменом вручено управление монастырем (13-я) и о наказаниях, которым должны быть подвергаемы братия, не брегущие о предписанных правилах поведения (глава 14). Предписания поведения монахов и вообще чина монастырского мы изложим по сокращению, которое делает сам преп. Иосиф (в 12-й главе). Разделяемые на число 9-ти, правила эти суть следующие: Первое, «о церковном благочинии и о соборной молитве»: Поспевать (монахам) к началу всякой службы, а с своего места не другое не переходить, а из церкви или из трапезы со службы не уходить прежде отпуста без благословения, кроме (случая) великой нужды; на службах не разговаривать и не смеяться, а по окончании служб в церкви или в трапезе не оставаться, а крылошанам заботиться («имети брежение») о (надлежащем) церковном пении и о чтении и о псалмах. Второе, «о трапезном благоговеинстве и о пищи и о питии»: Поспевать (монахам) в трапезу к (ее) благословению, а на трапезе не разговаривать и не смеяться, и прежде обеда не есть и на чужом месте не садиться, а у (другого) брата не брать ничего, – ни пищи ни питья, а своей пищи не давать, ни питья; никому из трапезы не брать ни сосуда ни пищи без благословения; а своей пищи или питья или сосуда не приносить в трапезу; за последнюю трапезу не ходить никому кроме служебников (для служебников трапеза была лучшая; т.е. никому из монахов не ходить за трапезу служебников); по окончании обеда (стола) никому не оставаться в трапезе, а в щегнушу никому не входить, кроме служебников, а в трапезу не входить до обеда ни после обедов (которых два – для монахов и для служебников) ни после вечерни или нефимона (павечерницы), кроме великой нужды; в кельях ни есть ни пить ни посылать по кельям пищи или питья без благословения настоятеля; слугам и ребятам во время обеда не стоять в трапезе ^[230]. Третие, «о одеждах и обущах»: одежды иметь и обувь и прочие вещи столькие числом и такие ценою, как написано выше сего в большой духовной грамоте (в первой части), в третьем слове ^[231]; а кому что дано из монастырской казны, – одежа («платно») или (другая) какая вещь, и ему ни променять ни продать ни отдать без благословения; никому не взять ничего нигде без благословения, – ни в трапезе, ни в монастыре ни за монастырем, ни в которой службе (т.е. на какой бы службе кто ни был); если кто что найдет, то должен сказать настоятелю; также и в церкви никому ничего не брать, ни иконы ни книги ни свечи ни ладона ни другой никакой вещи без разрешения пономаря; также никто не должен приписывать чего нибудь в книге без благословения настоятеля и уставщика ^[232]. Четвертое, «яко не подобает беседовати по павечерници»: После павечерницы не должно стоять на монастыре для разговора, ни сходиться в кельях, но если нужно сказать что нужное, касающееся дел монастыря, то благочиния ради говорить в келье; ни пить воды, за исключением больных; ни ходить за монастырь, за исключением старца, которому поручены (в заведывание) «дворцы»; после отпуска павечерницы должен обходить монастырь надзиратель церковный и если увидит кого стоящего на монастыре или ходящего из кельи в келью или перед кельею стоящего либо сидящего или за монастырь идущего, то должен запретить; а если кто не послушает, сказать настоятелю или старшей братии. Пятое, «яко не подобает иноком исходити вне монастыря без благословения»: Не должно выходить вон из монастыря ни в деревни ни в села ни на «дворцы» и никуда в другое место. Шестое, «о соборных делех»: На общие работы должно всем приходить к их началу, а уходить вместе со всеми, а на работе не заниматься празднословием ни смеяться ни браниться; а кто пойдет с работы прежде братии, то ему испросить благословения у настоятеля или у старца, которому поручен надзор над работами ^[233]. Седьмое, «яко не подобает во обители бытии питию, от него же пиянство бывает»: Не должно бытии в монастыре питию, от которого бывает пьянство; а если кому принесут в келью такое питие, то пусть скажет настоятелю или келарю, сам же ни под каким видом не должен отведывать ^[234]. Осьмое, «яко не подобает в монастырь женскому входу бытии»: Не должно быть женского входа в монастырь ни под каким видом; если захочет женщина войти в церковь (монастырскую) для молитвы, то пусть пошлет сказать об этом настоятелю, а настоятель пошлет братов двух или трех, и они введут ее в церковь, а после молитвы опять выведут ее за монастырь, а в трапезу или по кельям или по службам ни под каким видом не должны пускать ее ходить. Девятое, «яко не подобает в монастыри, ниже на дворцех монастырских отрочатом жити юным»: Не должно жить в монастыре – ни по кельям ни на дворцах монастырских юным отрочатам; ни милостыни (подавать) им на монастыре ни в келью ни пущать; в селах же монастырских монахам не жить (постоянно), но надзирать (временно), приезжая; крестьян не судить в монастыре, но на дворцах монастырских; особых слуг и лошадей и седел и саней никому из монахов не держать; на дворцах монастырских, ни у келей (в монастыре) задних воротец (калиток), ни больших окон низко от земли, ни погребов у келей не иметь, а на дворцах у келей не садить яблоней ни другого овощу; без мантий и без клобука по монастырю не ходить, кроме (случая) тяжкой работы; все делать по благословению настоятеля». В числе 9-ти глав о жизни и поведении монахов и вообще монастырском чине, кратко воспроизводимых (резюмируемых) в соответственном количестве параграфов, нет главы о том, что составляет сущность общежитного монашества – о совершенной нестяжательности. Может быть, преп. Иосиф не говорит о ней в особой главе потому, что эта глава нарушала бы единство характера прочих его глав, – что она была бы общею, тогда как все остальные главы частные (хотя с другой стороны она с совершенным приличием могла бы составлять общее введение к прочим частным); как бы то ни было, но не говоря о совершенной нестяжательности в особой главе, он говорит о ней в главе 3-й, которая об одежде и обуви ^[235]. Предписания старейшим братиям или соборным старцам, которые назначаются быть непременными помощниками игумена во всем деле управления монастырем (о чем обстоятельнее скажем ниже) излагаются преп. Иосифом в 9-ти особых отделах (которые называются преданиями, так что глава 13-я, в которой излагаются предписания, разделяется на 9-ть особых отделов, называемых преданиями: предание 1-е о том-то, предание 2-е о том-то и пр.), соответственно 9-ти отделам, в которых он излагает предписания относительно жизни и поведения монахов, при чем в каждом отделе показывается, как они – старейшая братия или старцы должны помогать игумену относительно каждого соответствующего отдела жизни и чина (предание 1-е о церковном благочинии и соборной молитве, т.е. как смотреть за монахами во время молитвы, предание 2-е о трапезном благоговеинстве и благочинии и о пище и о питии и т.д.). Подобным образом и предписания относительно наказаний, которым должны быть подвергаемы в чем либо виновные монахи, излагаются в тех же 9-ти отделах, называемых запрещениями, соответственно тем же 9-ти отделам предписаний о жизни и чине (запрещение 1-е о церковном благочинии и соборной молитве, запрещение 2-е о трапезном благоговеинстве и благочинии и о пище и о питии, и т.д.).