Текст книги "Под покровом небес"

– Можно и в избушке, – сказал Лукич. – Но утром до рассвета мы должны быть здесь. Ты-то как – туда-сюда – выдюжишь?

– Я ж на лыжах, – улыбнулся Семен.

– А ты что скажешь? – Лукич посмотрел на Ламу.

– Можно здесь заночевать, но неизвестно, что будет завтра, послезавтра… Зачем силы понапрасну растрачивать.

– Ну и решили. Тогда двигаем. Семен, ты лучше знаешь дорогу – иди первым, – проговорил Лукич.

Через два часа они были уже в избушке. В тайге была глубокая ночь, хотя по деревенским меркам всего восемь часов вечера. Споро растопили буржуйку, приготовили ужин, вскипятили чайник. Лукич закатил в избушку чурку и, когда она прогрелась, уселся на нее. В избушке становилось жарко, стали раздеваться: снимать шапки, телогрейки, бродни, ватные теплые штаны.

– Эх, сейчас бы бутылочку виски, – улыбнулся Семен.

– Так, Лукич ее приговорил, – сказал Лама. В его голосе чувствовалось легкое сожаление о расстрелянной бутылке.

Семен сразу уловил настроение Ламы.

– Но у меня есть кое-что получше, – сказал он и посмотрел на Лукича.

– Так и пропьете всю тайгу, – заворчал недовольно Лукич. Потом махнул рукой. – Ладно, но только по одной. Завтра рано вставать.

– Почему рано? – заспорил Семен. – Сейчас рассветает почти в девять. В шесть встанем. Успеем и позавтракать, и спокойно дойти до места.

Выпили грамм по сто самогона. Собрались спать, расстелили матрац, одеяло, подушку. Лукич себе под голову положил сложенные ватные штаны, сверху накинул телогрейку. Но несмотря на тяжелый день, спать не хотелось – очевидно, сказывалось нервное напряжение. Алкоголь приятно согревал желудок, всасывался в кровь, слегка кружил голову.

– А к тебе вроде сын приезжал? – спросил у Семена Лукич. – Лама его видел – взрослый уже? Сколько лет-то прошло?

– Лет-то много, – в тон Лукичу ответил Семен. – Только еще сопляк. Бабское воспитание. Мужиком еще не скоро будет.

– А что так? – спросил Лукич.

– Как что? Как меня увидел, так у него в глазах то ли жалость, то ли стыд за меня какой?

– Подожди, – прервал его Лукич. – Ему стало стыдно, что у него такой отец?

– Да, – Семен кивнул в сторону Ламы. – Лама подтвердит. Ночевать даже не остался: утром приехал, а после обеда на попутке назад. Даже не поговорили.

– Совсем, что ли? – спросил Лукич.

– Совсем. Только и сказал, что мамка послала проведать.

– Не ври, – сказал Лукич.

– Лама свидетель, – сказал Семен.

– Ну и дела, – произнес Лукич. – Меня не было, я бы с ним поговорил.

– Говори не говори – все бесполезно. Пока не повзрослеет, – огорченно сказал Семен. – Ладно, что все обо мне. Лучше расскажи, Лукич, ту историю про кота, которую тебе кореец рассказал.

– Повзрослеет, да поздно будет, – сказал задумчиво Лукич. – А про тувинского зайца слушай… Хотя я Ламе уже рассказывал. Может, что-нибудь другое?

– Не-а, – проговорил Лама. – Давай про зайца.

Когда Лукич уже заканчивал рассказ про тувинского зайца, вдруг залаяли собаки. Лукич накинул наспех телогрейку, натянул на босу ногу бродни, схватил карабин, выскочил из избушки. Самур, гавкнув несколько раз, умолк. Кобели Ламы и Семена продолжали лаять. Вслед за Лукичом из избушки выскочил Лама с карабином в руке.

– Ты давай за угол, а я вон за той лиственницей, – шепнул ему Лукич.

Семен лег на каменистый пол избушки, положив на порог карабин.

Лай раздавался со стороны тропы, ведущей от избушки Лукича. Потом собаки смолкли.

«Человек. На зверя лают по-другому», – размышлял Лукич.

Вскоре на полянку перед избушкой выскочил Самур. Он подбежал к Лукичу, радостно вильнул хвостом, развернулся и бросился назад.

– Кто-то из своих, – негромко сказал Лукич, но карабин не опустил.

– Еще не спите?! – раздался Вовкин голос, потом появился и он сам.

– Уснешь тут, – огорченно сказал Лукич, вешая карабин на плечо.

12

Гришка доехал до деревни, когда уже совсем стемнело. Он привычным взглядом окинул свою улицу – только в трех домах еще светились окна и из труб вился дымок. Три унылых тускло-желтых фонарей сиротливо свисали со столбов, стоявших рядом с этими домами.

«Обезлюдела совсем, – с горечью подумал он. – А ведь еще лет двадцать назад столько народа было. И ребятишек. Гвалт стоял в это время на улице: катались с ледяной горки, играли в войнушку – строили крепости из снега, бросались снежками… И мы с Клавкой опростоволосились. Уже по сороковнику, а детей не смогли родить»…

Собака, всю дорогу провалявшаяся на полу «Бобика», встала на ноги, просунула голову между передними сидениями и лизнула Гришку в ухо.

– Фу ты, падина! – заругался он. Но на душе от этого собачьего теплого влажного прикосновения стало светло.

– Открывай ворота! – крикнул сам себе Гришка.

Клавка тоже обрадовалась собаке. Разыскала старую собачью металлическую миску, отдраила ее до блеска, налила в нее вкусного борща.

Угба, виляя хвостом, лизнула ее в лицо и не спеша приступила к трапезе.

– Наша, – улыбнувшись, сказал Гришка. – Ты только свои туфли не разбрасывай, – строго добавил он.

– Это за какие такие заслуги Лукич тебе отдал собаку? – спросила Клавка.

– Вовка притащил домой волчицу. Ну чтобы она ее не загрызла, Лукич и отдал, – пошутил Гришка.

Утром Гришка встал пораньше. Нужно было собаку накормить, да и выехать пораньше, чтобы исполнить просьбу Вовки – позвонить старшему брату, рассказать, что у них здесь творится.

«Только чем он поможет, находясь за тридевять земель?» – думал Гришка.

От Угбы исходило уверенное спокойствие. Она неторопливо съела свой суп, лизнула Гришкину руку и лишь потом взяла мозговую кость и пошла на крыльцо, чтобы погрызть. Гришка, наблюдая за ней, думал о том, как сильно она отличалась от предыдущей его собаки. Та бы не стала благодарить хозяина, а схватила бы кость и еще бы стала рычать на всех, чтобы не отняли.

– Хорошая собака, – похвалил Угбу Гришка.

Его лучший друг, после Лукича, а теперь уже и Угбы, «Бобик» и в этот раз не подвел. Завелся сразу и загудел ровно, ритмично, вселяя уверенность во все происходящее.

А вот Вовкин мобильный телефон подвел – разрядился. Хорошо, что Вовка дал зарядку.

Гришка поставил мобильник на зарядку, а сам нервно выходил из дома на улицу, курил, смотрел на Большой хребет, на пустынную дорогу, которая вела в райцентр.

Уже окончательно рассвело, а телефон все не заряжался. Гришка заглушил машину, чтобы сэкономить бензин, опять вернулся в дом, покачал вилку зарядного устройства в розетке – может быть, отошла. Это не помогло – телефон не заряжался. Он хотел было уже переставить его в другую розетку, хотел вынуть подзарядку из телефона, и тут до него дошло, что он не до конца ее вставил в телефон. Гришка матюгнулся в свой адрес. Но делать было нечего – нужно было ждать, пока телефон зарядится.

Тем временем из райцентра в сторону Таежной выехал служебный «уазик» с офицерами Росгвардии и автобус «Пазик» с бойцами Росгвардии. Они выехали по заданию районного прокурора на проверку разрешительной системы: правильного учета и хранения огнестрельного оружия жителями Таежной. Двигались они колонной не спеша, предполагая, что к Таежной подъедут к полудню…

Гришка на «Бобике» въехал на пригорок, остановился. Впереди начинался спуск. Шоссейная дорога плавно уходила вниз, до деревянного моста через небольшую, но глубокую речку, которая впадала в Большую реку. Этот приток считался неписаной границей земель, прилегающих к их деревне.

Гришка заглушил машину, открыл дверцу, привстал с сиденья, поставил одну ногу на подножку, стал на мобильном телефоне набирать записанный на листке номер. Когда пошли длинные гудки, он поставил на подножку вторую ногу, вылез из салона. В одной руке он держал телефон, второй – держался за руль, чтобы не упасть.

Не срываясь, шли длинные гудки, но никто на том конце провода не отвечал.

«Псков еще спит», – подумал Гришка. Он знал, что старший сын Лукича имел воинское звание подполковника и сейчас служил во Пскове.

Гришка вдруг отчетливо вспомнил, как десять лет назад старший сын Лукича, тогда еще старлей, приезжал в отпуск в Таежную. Приехал он тогда не один – привез с собой комбата. Командир батальона был в звании майора, и хотя было видно по всему, что этот человек может быть твердым и даже жестким в определенных условиях, здесь он расслабленно улыбался, с интересом вникал во все мелочи деревенской и таежной жизни, но при этом строго соблюдал спортивный режим: вставал рано, бегал трусцой по деревенской улице, а потом тяжелыми гантелями накачивал мышцы. Гантели он привез с собой за тысячи километров.

И даже когда Гришка повез их – Лукича, старшего сына, комбата и Ламу – в тайгу, в избушку, майор прихватил с собой кеды, спортивный костюм и гантели. Потом все, особенно сам комбат, весело смеялись, когда, походив по тайге, полазив по крутым склонам Большого хребта, поколов дров на зиму, Лукич предложил майору потягать гантели.

– В следующий раз их оставлю в деревне, за ненадобностью, – смеясь, сказал комбат…

Гришка вышел из машины, оставив открытой дверцу. Сделал несколько шагов по дороге, повторно набрал номер, нажал кнопку вызова. Пошли длинные гудки. Гришка замер в ожидании, стал смотреть по сторонам и тут увидел движущие по дороге в его сторону автомобиль и автобус. Гришка одной рукой продолжал держать телефон, прислонив его к уху, пошел к машине, достал бинокль, навел его на дорогу, на движущую по ней автоколонну, и увидел синие полосы, идущие вдоль борта «уазика» и автобуса и прочитал табличку на лобовом стекле: «Росгвардия».

Гришка все понял, он заскочил в «Бобик», завел его. Нажал еще раз кнопку вызова телефона. Абонент не отвечал.

Тем временем автоколонна приблизилась к мосту. Гришка газанул, резко развернулся на дороге, затормозил. Он держал телефон, из которого шли длинные гудки, и смотрел через зеркала заднего вида на Росгвардейцев. Вдруг исчезли куда-то все звуки – на мгновение как будто отключились и мобильник, и двигатель, – и очень низкий, не слышимый человеческим ухом гул сотряс землю. «Бобик» подбросило, телефон выпал из Гришкиных рук, ударился стеклянной поверхностью о ручку переключения скоростей. Гришка выскочил из автомобиля, чуть пригнулся к земле – удара больше не последовало.

«Показалось», – подумал он, оглянулся по сторонам. Деревянный мост рухнул на лед речки, и то ли от его падения, то ли от земного удара лед на речке лопнул и на поверхность хлынул мощный поток воды. «Уазик» Росгвардии, а вслед за ним и автобус остановились перед бушующим потоком. Гришка знал – другой дороги в Таежную для них нет. Но и телефон больше не работал, и он, газанув, помчался назад, в деревню.

На большой скорости старенькая праворукая японка пролетела мимо стоящей колонны «Росгвардии» и, резко развернувшись, перекрыв дорогу, остановилась параллельно бушующей реке. Из машины вышел человек в камуфляжной одежде, подошел к «уазику».

– Старший оперуполномоченный Управления уголовного розыска Блинов, – представился он, показав служебное удостоверение.

Майор, сидевший на переднем сидении «уазика» вышел из машины, представился, поднеся руку к виску.

– С какой целью вы направляетесь в Таежную, товарищ майор? – ровным голосом спросил старший опер Блинов.

– Проверка разрешительной системы на предмет правильного оформления и хранения огнестрельного оружия. По представлению районного прокурора, – отрапортовал майор.

– Что здесь произошло? – Блинов кивнул на разрушенный мост.

– Был слышан глухой гул, потом удар, подземный удар, да такой, что наш «уазик» даже подбросило. И мост разрушило.

– А дома в деревне?

– Мы же не доехали.

– Значит, могут быть и разрушения жилого сектора, – Блинов посмотрел на толстый слой снега, наметенный вдоль дороги. – И лавиноопасная ситуация.

Майор пожал плечами.

Блинов достал из кармана мобильный телефон, набрал номер.

– Здравия желаю, товарищ полковник! Тут такое дело.

– Блинов, ты же в отпуске? Откуда звонишь?

– Да, в краткосрочном. Хотел недельку по тайге побродить после раскрытия того убийства из обреза, помните? Немного не доехал до Таежной – тут чрезвычайная ситуация: мощные подземные толчки, разрушена часть дороги, мост через Таежную, возможно, разрушения домов в самой деревне, опасность схода лавин.

– Какие лавины? Чего ты несешь? Ноябрь же.

– Аномалия, товарищ полковник, столько снега, как в феврале. Боюсь, как бы не засыпало ребят.

– Каких ребят?

– Росгвардейцев.

– Откуда они там?

– Районный прокурор выдал им предписание на проверку разрешительной системы в Таежной.

– Не вовремя они туда поехали.

– И я про то же. Позвоните в областную прокуратуру – пусть отменят. Жизни ребят спасем, – Блинов серьезным взглядом посмотрел на майора. – И еще желательно бы сюда прислать пару машин ДПС. Одну поставить на дороге в райцентре, чтобы не пускали сюда автомобили, а вторую – здесь, у разрушенного моста. И ОМОН для оцепления, и в МЧС сообщить, пусть они или кто-нибудь еще восстановят временную переправу через реку.

– Скажи, Блинов, там все так серьезно, или ты сгущаешь краски?

Старший опер отошел на несколько шагов от майора Росгвардии.

– Есть информация, что сюда уже едут представители Центрального телевидения.

– Это точная информация?

– Да, товарищ полковник.

Наступила пауза, потом полковник сказал:

– Блинов, твой отпуск отменяется – пойдешь отдыхать со следующей недели, а пока ты назначаешься ответственным за проведение оперативного прикрытия в пострадавшем от землетрясения районе. Весь криминал на тебе, понял?

– Есть, товарищ полковник!

– Блинов, ты сколько лет в органах? – задал неожиданный вопрос полковник.

– Два года в патрульно-постовой службе, четыре года учебы в полицейской академии и десять лет в уголовном розыске.

– А почему ты до сих пор старший лейтенант?

– Лезу, наверное, не в свое дело.

– То-то и оно, но если эту операцию проведешь грамотно, я лично зайду к генералу, чтобы подписать приказ о присвоении тебе капитана. Будь на связи.

Блинов отключил телефон, оглянулся по сторонам. Большой хребет, поросший вековой тайгой, своими отрогами, словно мощными многочисленными руками, обхвативший землю, казалось, был совсем рядом. Но это была иллюзия из-за невероятной прозрачности воздуха. До него было полтора десятка километров. Большой хребет закрывал две трети горизонта – справа текла Большая река, в которую впадала речка Таежная.

«Продолжаешь расти, друг», – подумал про него Блинов и набрал новый номер. На том конце ответили.

– Не разбудил? – спросил старший опер.

– Все почему-то думают, что мы здесь в Москве спим до обеда. Запомни, Блинов, мы здесь пашем больше, чем вы там в провинции… Ладно, что случилось?

– Тут вроде ничего особенного не случилось… – Блинов рассказал о землетрясении. – Но, думается, что тут происходят дела поинтереснее…

– Думается или происходят? Говори, что делать?

– Скажи своим представителям, чтобы с вертолета поснимали места возле бывшего леспромхоза – там, где директор погиб при странных обстоятельствах. Пусть летят ближе к Большому хребту, потом в деревню Таежную – эпицентр землетрясения. Вторую группу направь по дороге от райцентра к Таежной. Тут разрушена часть дороги, обрушился мост. Сдается мне, что скоро тут соберутся генералы из МВД, МЧС.

– Скажи честно, Блинов, ты опять какого-то спасаешь? И меня хочешь втянуть в это? Меня же выгонят с работы?!

– Ну выгонят – приедешь ко мне, поедем на охоту, – улыбнулся старший опер. – Ты только сразу отснятый материал вставляй в эфир, иначе могут не дать. А лучше сразу пусть ведут репортаж в режиме онлайн.

– Не учи – сам знаю. Все, до связи.

Вскоре из райцентра подъехала машина ДПС с мигалкой. Блинов отогнал свою японку на край дороги, уступив место дэпээсникам. Вслед за ними подъехал начальник местной полиции, ОМОН, начальник местной МЧС, большая красная пожарная машина, «скорая помощь» с мигалками, местное гражданское начальство, в воздухе застрекотал сначала легкий корреспондентский вертолет. Не выключая двигателя, винты, раздувая, поднимали вихри снега, выгрузили аппаратуру: штатив, телекамеру, провода, осветитель, микрофон, оператора и корреспондента; и вертолет взмыл вверх. Вслед за ним приземлился вертолет начальника главного Управления внутренних дел, за ним – главы МЧС.

Блинов доложил генералу обстановку, телевизионщики начали снимать, сотрудники МЧС начали натягивать металлические тросы через реку.

Когда генерал закончил давать большое интервью корреспондентам Центрального телевидения, по просьбе своего подчиненного отправил вертолетчика доставить старшего оперуполномоченного Блинова с группой силовой поддержки ОМОНом на окраину деревни Таежной. Взлетая, Блинов увидел идущий на посадку еще один вертолет с областной символикой. «Наверное, сам губернатор с областным прокурором и пулом своих журналистов пожаловал», – подумал старший опер.

Деревня Таежная словно вымерла. Блинов с охотничьим карабином на плече в сопровождении пяти экипированных вооруженных ОМОНовцев, не торопясь, шел по деревенской улице, внимательно осматривая дома, строения, заборы, столбы электропередачи. Все было без видимых повреждений – только снег с крыш попадал.

Одно из двух: либо все правильно было построено, либо ударная волна прошла в стороне от деревни. Так как на улице никого не было, старший опер Блинов решил зайти в один из домов, чтобы поговорить с местными жителями. Он стал внимательно смотреть на печные трубы и следы на снегу возле калиток. В центре деревни Блинов остановился у рубленного из толстых кедровых бревен дома с большими высокими окнами – он увидел, что из трубы поднимается даже не дым – печь уже прогорела, а теплая струя воздуха.

– Вы здесь меня подождите, – сказал бойцам поддержки старший опер и, не снимая с плеча карабин, через незапертую калитку вошел во двор. На крыльце он громко постучал ногами, сбивая снег и предупреждая хозяев, потом костяшками пальцев постучал в толстую деревянную дверь. Дверь приоткрылась, в проем выглянула женщина в большом платке на плечах:

– Заходите, открыто.

Блинов хотел снять карабин с плеча, чтобы не зацепиться стволом за верхний косяк, но прикинув, понял, что дверь достаточно высокая, чтобы он мог пройти вместе с карабином.

Женщина в платке отступила в глубь коридора:

– Осторожно, не наступите, у нас тут маленькая, – она указала на серого щенка, еле стоявшего на неокрепших лапах, но у которого шерсть на загривке встала дыбом.

– Здравствуйте, мне бы с кем-нибудь поговорить. Я старший оперуполномоченный уголовного розыска Блинов.

– Клава, кто там? – раздался женский голос из комнаты.

– Говорит, Блинов, с уголовного розыска.

– Интересно. Клава, проводи его на кухню, я сейчас.

Держась за бок, седая женщина медленно вошла на кухню.

– Говорила тебе, что нужно волосы мне покрасить? А ты: да кто придет в нашу глухомань? – через силу улыбнулась женщина. – Я Вовкина мать, он мне рассказывал про вас.

– Правда? А где он?

– Там, где и все деревенские, в тайге – защищать от китайцев пошли. И я бы, если бы не болела, пошла, и Клава, если бы не ухаживать за мной немощной.

Услышав ответ про Вовку, Блинов облегченно выдохнул.

– А где, в каком месте? А то я напросился к нему на охоту.

– Ну если бы на часок пораньше – туда поехали Гришка с Мергеном и наша фельдшерица Любаша. А пешком далеко, не зная, и заплутать в тайге можно. В общем, напрямки километров тридцать-сорок: до подножия Большого хребта – пятнадцать и по тайге – пятнадцать-двадцать. Какой тропой идти. Да вы раздевайтесь. Клава, покорми человека.

– Я не один. Нас целая орава.

– Всех накормим, зови.

Блинов вышел на улицу, набрал номер телефона.

«Нет сети» – высветилось на экране. Рацией он воспользоваться не мог – ему нужен был звонок в Москву.

13

На следующий день к обеду к большому шатру Торбы подъехал на служебном «уазике» районный прокурор, а через полчаса колонна из двух автобусов бойцов Росгвардии, которую возглавлял бронетранспортер. По приказу Торбы прямо на улице были накрыты длинные столы, сбитые наспех из неструганых досок: на целлофановую пленку поставили бутерброды на одноразовых тарелках, одноразовые стаканчики, десять бутылок водки, большие пластмассовые бутылки с пивом и минеральной водой.

– Подходите, бойцы, подкрепитесь, выпейте по сто грамм наркомовских, а чуть попозже подъедет полевая кухня – похлебаете горячего, – пригласил к столу Торба.

– Отставить, – приказал командир росгвардейцев. – Спиртное не употреблять – бутерброды съесть можно.

Торба завел в шатер районного прокурора и командира росгвардейцев, разлил в стаканы виски:

– Ну, для сугреву!

После обеда к Лукичу, Семену, Ламе и Вовке, наблюдавшим из укрытия в бинокли за происходящим по ту сторону Сухого лога, подошли Гришка, Мерген и Любаша. У Гришки был охотничий карабин, у Мергена гладкоствольное ружье, у Любаши через плечо была перекинута сумка с красным крестом, в которой находились медикаменты.

Лукич, увидев Любашу, недовольно крякнул, но говорить ничего не стал.

– Эки, – поприветствовал своего внука Лама. – Зачем ты это старое ружье притащил – оно стреляет максимум на сто метров.

– А как я без ружья в тайгу? – задал вопрос Мерген.

– Ладно, – улыбнулся Семен. – Пусть подносит патроны.

Лукич без улыбки посмотрел на Семена.

– Судя по тому, что ты, Гришка, молчишь – дозвониться до моего старшого ты не смог, – сказал он.

– Не смог. Ездил на бугор, что у моста, вызов идет, но никто не отвечает. Да, когда стоял на бугре, вижу, едет в нашу сторону «уазик» и автобус «пазик». Глянул в бинокль – надпись «Росгвардия». Тут гул подземный пошел, а потом как долбанет. Мост рухнул в ручку. Эти остановились, а я в деревню. Клавку оставили ухаживать за Татьяной, а мы к вам.

– Эти? – Лукич показал рукой.

Гришка посмотрел в бинокль.

– В такой же форме.

– У нас тоже был небольшой толчок, – задумчиво произнес Лукич.

Пообедав и, очевидно, изрядно употребив спиртное, командир дал приказ бойцам выдвинуться на исходные позиции. Действовали, не торопясь и не таясь от предполагаемого противника. Сначала ближе к сухому логу подъехал бульдозер, который расчистил глубокий снег, вслед за ним бронетранспортер. Метрах в двухсот от Сухого лога они остановились. Стрелок навел крупнокалиберный пулемет в сторону склона Большого хребта, густо заросшего тайгой, в которой укрывался противник. Из бронетранспортера выскочили два бойца. Один побежал в правую сторону, второй в левую, разбрасывая дымовые шашки. Когда дым заволок все пространство от Торбиного шатра до Сухого лога и стало темно, как в сумерках, командир распорядился выгрузиться бойцам из бронетранспортера, но растянуться в цепь для атаки команды не давал. Бойцы, которые, пока командир был в шатре, приняли наркомовские, были навеселе, стали курить, справлять на снег нужду, травить анекдоты.

– Ну, я пошел к Торбе в гости, – сказал Вовка, протягивая мелкокалиберную винтовку Любаше.

– Не дури, – сказал Лукич.

– У Торбы есть спутниковый телефон, попрошу позвонить брательнику, – Вовка взглянул на Любашу. – Я быстро, пока дым не развеялся, – и Вовка быстрыми бесшумными шагами начал спускаться со склона хребта. В белом маскхалате он через метров десять-пятнадцать уже не стал быть видимым для человеческого глаза.

Под гору идти было легко и быстро, а вот через Сухой лог, который был засыпан снегом, пришлось пробираться словно вплавь. Вовка вспомнил, как несколько лет назад они с отцом угодили вот в такую же снежную ловушку, поэтому, добравшись до подъемы из лога, он развернулся назад – еще раз прошелся туда-сюда, утаптывая и разгребая снег, – уходить от Торбы нужно будет быстро. За логом, на ровном пространстве снега было по пояс: «Вот намело! И это в ноябре!» – Вовка такого снега на своем еще коротком веку не припоминал.

Вовка откинул полог шатра, шагнул внутрь.

– Сам пришел, – нисколько не удивившись, сказал Торба. – Иди посмотри, как там? – кивнул он Кабану.

Кабан поставил на раскладной столик недопитый стакан с виски, исподлобья взглянул на Вовку – не вооружен ли он.

– Присаживайся, – сказал Торба. – Вискаря хочешь?

– Хочу, но в следующий раз, – сказал Вовка, занимая освободившееся место.

– А я выпью, – сказал Торба и, допив виски, отсвечивающие желтым топазом в широком прозрачном стакане, стал закусывать копченой осетриной с хлебом.

– Внимательно тебя слушаю, Вован, – попытался улыбнуться Торба.

– Просьба к тебе есть, Иван. Дай позвонить по спутнику.

– Кому ты звонить собрался? – трезвея от Вовкиной наглости, спросил Торба.

– Брату. Мало ли чем все это наше противостояние закончится… – сказал Вовка.

– Ну ты даешь?! – произнес Торба. – Ишь, позвонить ему надо?! И ты пришел ко мне?

– Так спутник только у тебя есть, – спокойно сказал Вовка.

Торба взял со столика пачку сигарет, достал сигарету, прикурил. Все это время он внимательно наблюдал за Вовкой, надеясь обнаружить в его поведении, в выражении лица хоть малейший испуг.

Выпустив густую струю дыма, Торба неожиданно спокойно сказал:

– Давно с тобой, Вован, хотел поговорить. Так, скажем, по душам, – Торба опять глубоко затянулся и опять выдохнул густую струю дыма. – Мы с тобой знакомы с самого детства. Я тебя знаю, я тебе доверяю, как брату, знаю – ты не воткнешь нож мне в спину.

Вовка не проронил ни слова. Торба продолжил.

– Ты знаешь, родных у меня братьев нет, да и сестры тоже. Была одна мама, да и ту у меня отняли.

– Знаю, – сочувственно кивнул Вовка.

– Откуда? – насторожился Торба.

– Был на кладбище – завтрак Андрею привозил. Прошелся. Наткнулся на ее могилу.

Торба на секунду отвернулся от Вовки, сделал вид, что что-то ищет.

– Отец не в счет. Я его лично задушу, когда он с зоны откинется… Так вот, Вован, нет у меня человека ближе, чем ты. Так получается?

Вовка промолчал.

– А раз так, – продолжил Торба, – давай вместе будем делать бизнес. Я тебе прямо сейчас даю пять процентов. Нет, десять процентов от всех доходов. Вован, мы станем самыми богатыми людьми в Сибири. Миллиардерами. Вон тайги-то сколько. Этот бизнес не хуже нефти, не хуже газа. Нефть-то кончается, газ кончается, а тайга – пока мы здесь косим, она в другом месте растет. Сама растет. Вован, мы губернаторов будем назначать, прокуроров. Да что там, министров будем своих ставить! Представляешь, два пацана из Таежной! Вся страна нас будет знать!

Торба сделал паузу, затушил сигарету, плеснул в стакан виски.

– А ты думаешь, почему я тебя все время берег? И там ночью на дороге не шлепнул? Да потому, что ты мне нужен.

Вовка не мог до конца понять: искренне ли говорит Торба или хитрит.

Торба залпом выпил виски. Дурь ударила ему в голову. Из-под мышки, из кобуры, он достал пистолет.

– Я такое никому не предлагал. Соглашайся, – Торба передернул затвор пистолета. Положил его на стол рядом с собой. Из другого внутреннего кармана достал пачку долларов, протянул Вовке.

– Дай позвонить? – спокойно попросил Вовка.

– Откуда ты такой?! – Торба в упор посмотрел Вовке в глаза.

– Оттуда же, откуда и ты, – спокойно сказал Вовка.

– Так почему мы не можем договориться?! – рука Торбы потянулась к пистолету.

Вовка встал, левой рукой взял спутниковый телефон, стоявший на столе рядом с полупустой бутылкой виски.

Торба швырнул Вовке в лицо пачку долларов, схватил пистолет, выстрелил. Вовка успел наклонить голову в сторону. Пуля прошла мимо, задев кончик уха. Вовка не чувствовал, как кровь потекла по шее за воротник, он правой рукой выхватил из ножен нож, поднырнул под руку с пистолетом. Округлый живот Торбы оказался в сантиметрах от заточенного лезвия, но в последний момент неведомая сила развернула Вовкину руку с ножом, и он ударил Торбу, только не острием, а большой рукояткой с железной обточенной гайкой на конце. Удар пришелся снизу по лицу. Торба на мгновение потерял сознание, но удержался на ногах. Этого мгновения хватило Вовке на то, чтобы выскочить из шатра. На выстрел метнулись к шатру Кабан и Бритый. Вовка, пригнувшись, побежал к дымовой завесе. Торба, выскочив из шатра, начал стрелять. Куда он стрелял, Вовка уже не видел. Он бежал по протоптанным своим следам, скрытый дымовой завесой. А когда к стрельбе подключились Кабан и Бритый, Вовка уже скатывался в небольшую лощинку.

Сердце сильными взрывными толчками посылало кровь к мышцам, легкие, как мощные меха, работали на последнем пределе, нагнетая сжигаемый мгновенно организмом кислород. Вовку догнать могла только пуля. И вдруг он услышал в этой беспорядочной стрельбе из пистолетов выстрел из серьезного оружия. Вовка узнал этот выстрел. Так бил только карабин его отца. И Вовка сбавил шаг, давая себе отдышаться. И только сейчас он обнаружил, что до сих пор держит в одной руке нож, а в другой – спутниковый телефон. И почувствовал, как теплая струйка крови стекает за воротник.

Немного отдышавшись, он опять добавил темпа, быстрым шагом переходящим в неторопливый бег, он, словно волк, берегущий силы для будущей атаки на зверя, быстро приближался к спасительной тайге. Метров за двадцать до позиции охотников он подал голос, чтобы не попасть под случайный выстрел своих.

– Звони, – задыхаясь от нехватки кислорода, произнес Вовка, протягивая большой тяжелый черный телефон отцу.

Любаша, увидев у Вовки кровь, чуть слышно вскрикнула, но быстро успокоилась, увидев, что рана не опасная. И хладнокровно, будто она этим только и занималась всю свою жизнь, обработала рану перекисью водорода, посыпала антибактериальным порошком и начала перевязывать рану, прижав ухо к голове.

Лукич набрал номер старшего сына. Телефон работал, послышались длинные гудки. Лукич держал сначала телефон около уха, примерно через минуту, когда стало понятно, что на том конце не ответят, он отстранил от себя телефон, давая услышать всем длинные безответные гудки. Казалось, что эти отчаянные звуки слышали не только его друзья, не только его родня, не только его малочисленная, но решительная деревенская, таежная, народная рать, но и тайга, и Большой хребет, и Большая река, и все и всё под этим светлым земным небом. И даже, казалось, что эти сигналы СОС слышали там, в небесах, казалось, что эти сигналы уходили к самим звездам.

Торба, озверев от происшедшего, вскочил в свой джип и помчался по очищенной от снега полосе к Сухому логу. За ним на своих джипах Бритый и Кабан. Порыв ветра, налетевший неизвестно откуда, прибил дымовую завесу. Лукич выстрелил. Винтовочная пуля в клочья разнесла боковое зеркало заднего вида джипа. Выстрелил Семен – второе зеркало разлетелось на мелкие осколки. Лама, Гришка и Вовка стреляли почти одновременно. Лопнули передние шины джипа, из-под капота повалил дым. Кабан, не успев затормозить, врезался в джип Торбы. Торба, матерясь, бегом побежал до бронетранспортера.

– Огонь! Там же террористы! Огонь по этим ватникам!