Текст книги "Бритва Оккама в СССР"

* * *

Анатолий Александрович Смородинцев был личностью легендарной. Вирусолог, бактериолог, иммунолог, инфекционист – именно он разрабатывал вместе с другим известным учёным и медиком Михаилом Чумаковым вакцину от полиомиелита, а ещё – против гриппа, клещевого энцефалита, кори, эпидемического паротита… Работал над противовирусными лекарствами, например – ремантадин, как выяснилось, оказался именно его творением.

Полиомиелит, который был настоящим детским кошмаром, был побеждён благодаря интеллекту и воле этого человека. Так, например, чтобы доказать безвредность вакцины от полиомиелита, Смородинцев вместе с другими вирусологами выпил жидкость, содержавшую вакцинные штаммы. Однако, следующим этапом было испытание на детях, у которых нет иммунитета к страшной болезни. Но попробуй-ка найди семью, которая согласится. Тогда Смородинцев предложил испытать вакцину на своей пятилетней внучке. Две недели контрольного срока прошли, иммунный ответ был получен, антитела появились, девочка не заболела. Тогда вакцину дали детям других сотрудников отдела, и этот этап тоже стал успешным.

– Они стали помещать живую вакцину в конфетки, драже! Никаких уколов для детей! – Герилович рассказывал мне всё это с горящими глазами, он явно гордился тем, что все эти люди – наши, советские учёные. – Но были и забавные случаи: это самое драже продавали в отделах со сладостями, в магазинах! А один из детишек наших вирусологов распробовал вакцину и вытащил из холодильника и съел целую пачку: штук сто! Говорят, бабуля от ужаса в обморок упала, но больше никто не пострадал.

– Одуреть, – сказал я. – Вот это – прогрессоры! А не всякие там командирские башенки и промежуточный патрон…

– Что говоришь? – переспросил Казимир Стефанович.

– Ничего, ничего. К правильному человеку меня везёшь.

Вёз он меня на Аптекарский остров, и ехали мы по проспекту Медиков. Очень символично!

Наше восторженное состояние от предвкушения встречи с правильным человеком было быстро остужено: Смородинцев был хмур, сосредоточен, конкретен. Бегло просмотрев мои заметки про ВИЧ, он, не уточняя источников информации, задавал очень много дотошных вопросов. На большинство из которых я ответить, конечно, не мог. Антиретровирусная терапия, группы риска, способы заражения, профилактика – а что ещё? Что вообще обыватель знает о вирусах? Ну да, ну да, в 2020 мы все вдруг стали вирусологами, но по большому счёту – пшик.

– Что ж, молодой человек… Это всё очень интересно и настораживающе, но данных маловато, – Смородинцев поправил очки и ещё сильнее нахмурился. – Но если вы говорите, что в Соединённых штатах уже начаты исследования, и пневмоцистная пневмония и саркома Капоши – это оппортунистические заболевания…

– Доктор, – я беспомощно поднял вверх руки, – я обычный журналист. Не медик, не учёный. Считайте – ко мне попали обрывочные сведения, я услышал некую информацию, в которой я вообще не разбираюсь, но в правдивости их сомневаться не имею права. Если мы сможем спасти от этой заразы наших, советских людей и ещё одного американского фантаста, просто уделив внимание профилактике и стерилизации…

– Просто уделив внимание? – из хмурого Смородинцев стал печальным. – Если бы вы знали, как у нас обстоят дела со стерилизацией и средствами индивидуальной защиты в обычных районных больницах… Да и вообще: самая серьёзная проблема – это тестирование, диагностика болезни!

– А я сам – из района! – про дефицит резиновых перчаток и многоразовые шприцы вида ужасного мне рассказывать было не нужно. – Послушайте, доктор… Вы хотите помочь, я – тоже. Я не смыслю в медицине, не смогу помочь с тестированием, но могу сделать так, чтобы вас услышали на самом верху.

Смородинцев недоверчиво откинулся на стуле.

– Я понимаю, что у вас солидная протекция, молодой человек, но…

– Пётр Миронович точно прочитает то, что ему на стол положат от меня, – сказал я. – И точно постарается сделать всё возможное.

– Фабрику по производству резиновых перчаток? – невесело усмехнулся Смородинцев. – Лабораторию для разработки экспресс-тестов на этот ваш ВИЧ?

– А хоть и фабрику! – улыбнулся я. – Батька Пётр – может!

– Ну, дай Бог, дай Бог… – Смородинцев скрипнул стулом, вставая. – В любом случае – спасибо вам за… Небезразличие.

– Вам спасибо, доктор! – я был гораздо выше и крупнее этого удивительного человека, но чувствовал себя школьником, который помог учителю вытереть доску и жутко этим гордился. – От всех нас – спасибо!

Он рассеянно махнул рукой, развернулся, полы его белого халата взметнулись, подобно крыльям птицы, и Смородинцев вышел прочь. Я посидел ещё немного в этом казённом кабинете, на неудобном стуле, погружённый в собственные мысли, а потом пошел искать Гериловича: пора играть в шпионские игры.

Глава 18, в которой три писателя пролетают

В Шереметьево мы ехали на автобусе с большой надписью «INTOURIST» на борту. Я к интуристам никакого отношения не имел, а вот молодой чех Яхим и взрослый поляк Анджей – очень даже. Вообще-то они оба были мне знакомы – как писатели, сорок лет спустя. По одному из них я даже фанфики писал, а второй был постмодернист. И в этой реальности, похоже, они оба обратились к писательскому делу на несколько лет раньше, чем в моей. И это было хорошо, ребята-то очень талантливые!

Мы втроём должны были лететь из Москвы в Гавану, а оттуда уже на легкомоторном самолёте нас обещали доставить к месту проведения форума. Форум на тропическом острове? Это что-то новенькое…

Исла де Мона относится к Пуэрто-Рико, а Пуэрто-Рико – зависимая от США территория со статусом «неинкорпорированной организованной территории». По факту американцы просто оттяпали его у Испании в своё время и плевать хотели на международные нормы и условности. Почти сто лет уже мутили гешефты и закрывали гештальты в этом протекторате, пользуясь дырами в законодательстве и насквозь коррумпированной администрацией, вот и всё.

Например, очень мутный литературный форум тут тоже провести можно. В Свободно ассоциированном государстве, а не на благословенной земле Соединенных штатов. Видимо, схема была отработанной: студенты из университета Брауна, что в Род-Айленде, на этой самой тропической Моне имели что-то вроде летнего творческого лагеря – туда мы и направлялись.

Но до этого оставалось ещё много-много часов в небесах. И на земле тоже. Всякие формальности мы уладили часа за два: таможенный и пограничный контроль, проверку билетов… Мы с Анджеем и Яхимом нормально определились в буфете: они взяли спиртное, я больше налегал на бутерброды с икрой и белугой, так что западнославянских братьев волок на борт новенького авиалайнера из семейства Ильюшиных практически живосилом. Чех и лях продолжали усиленно впитывать алкоголь: еду и напитки стали разносить примерно через час после взлёта, вина было достаточно, ветчины с сыром, булочек, фруктов и овощей – тоже. Панове сидели рядышком и не пропускали ни одного разноса, и наклюкались за три часа до удивительного состояния. Мне удалось придать им некое устойчивое положение, уперев их головы одну на другую и переплетя им конечности, а самому вырваться на свободу. В «ильюшине» было на удивление просторно, народ свободно перемещался по салону, общался и играл в карты.

А ещё – курили! Кто вообще курит в самолете? Кажется, почти все…

Я так понял – это был какой-то жутко блатной рейс. Во-первых – эта модель отечественного авиалайнера только-только пошла в эксплуатацию. Во-вторых – от Москвы до Гаваны с одной остановкой… Блин, как это правильно называется у самолётов? В общем – садились один раз, а так – напрямую через Атлантику. В-третьих – пассажиры были, в основном, относительно молодые, подтянутые и коротко стриженые – не только советские, много немцев из ГДР, чехов, кубинцев. Что-то мутилось на Острове Свободы, это точно.

Краем уха услышал разговор двух официанток: одна рассказывала, что возобновились рейсы «Москва – Нью-Йорк», вторая намеревалась привезти кому-то кубинских сигар и «настоящих» джинсов.

– Кто-то ещё носит джинсы? – фыркнула первая и кивнула в мою сторону. – Вон у дядечки «белозоры» – вот что модно! Женские тоже появились – очень прилично смотрятся на попе!

Мне с одной стороны было приятно за «белозоры», а с другой стороны грустно: теперь я дядечка! Девчата в аэрофлотской униформе-то были молоденькие, лет по двадцать три – двадцать пять… Но прислушиваться некогда: Анджей проснулся и тут же впрягся в спор о «бывшенемецких» территориях с каким-то коротко стриженным гэдээровским Эрихом. Спорили, что характерно, по-русски.

– Данциг, Штеттин, Бреслау будут немецкими, – холодно улыбаясь, цедил Эрих. – В вашей Польше всегда был бардак, и вы всегда теряли из-за бардака то, что приобретали чужими руками. Сейчас Ярузельский и «Солидарность» с двух сторон копают вам могилу! Попомни мои слова, пан! Силезия, Пруссия и Померания будут немецкими, и трёх лет не пройдет!

– О, курва! – Анджей хватал ртом воздух. – Вы послушайте, что он несёт!

У Анджея с языками было получше, чем у меня: английский, русский он знал отлично, а немецкий и, кажется, французский и испанский – неплохо. Читал и понимал, изъяснялся – с трудом. У меня же в активе были только белорусский и русский, ну и английский – на уровне «вери бед» в плане говорить и писать и «ноу проблем» в смысле слушать и читать.

– Pieprzyć waszą politykę, nie jestem zainteresowany! – наконец, отдышался будущий польский великий писатель, а нынче – работник внешнеторговой фирмы. – Lepiej znajdę coś do picia.

Яхим проснулся, выпутался из своих конечностей, очумело помотал головой, посмотрел за окно на бесконечную гладь океана и, умоляюще глядя на пана Анджея, проговорил:

– Přines mi také víno, příteli! Moc se mi líbila gruzínská červená… А белое – чёрт-те шо!

Один шипит, второй жужжит… Отличная компания! Интересно, как для чеха или поляка звучит русская речь? Говорят, очень рычаще. Гэдээровец Эрих как раз вернулся к своим товарищам и сел на место, а стюардессы снова пошли по салону – предлагать еду и напитки. Летели-то мы в совокупности уже часов семь!

Я просто мечтал ощутить под ногами твёрдую землю, но мозгами понимал – до этого ещё куда как далеко… А ещё меня интересовал вопрос: каким-таким чудным образом легкомоторный самолёт доставит наше славянское трио с Кубы на Пуэрто-Рико, если сообщение между Кубой и США прекращено с шестидесятых годов? Или на Свободно оккупированное… то есть, конечно, ассоциированное государство, эти тёрки не распространяются?

Когда голос из динамиков попросил занять свои места и перевести свои кресла в вертикальное положение, ибо самолёт заходил на посадку, я поймал себя на том, что улыбаюсь как дурак: оно и понятно! Тринадцать часов в консервной банке посреди облаков с компанией то ли вояк, то ли шпионов и двумя подающими надежды и в дупель пьяными писателями – это испытание не для слабонервных!

– Чёрт-те шо! – сказал Яхим, сходя по трапу на бренную землю и рассматривая терминал аэропорта имени Хосе Марти.

Я был с ним, в принципе, согласен. Такое архитектурное решение сбивало с толку и вызывала недоумение. А ещё с толку сбивала влажность и жара – никак не меньше тридцати по Цельсию. Коротко стриженые и подтянутые туристы организованной колонной едва ли не маршем прошли к нескольким автобусам, а мы втроём торчали тут же, во чистом поле, с совершенно идиотскими лицами.

– Белозор! Герман! – закричал кто-то.

Я принялся вертеть головой и оглядываться, и с удивлением узнал бегущего сквозь жаркое марево аэропорта смуглого человека в гавайской рубахе и белых шортах. Это был тот самый вертолётчик, похожий на Гойко Митича! Эдгаром его звали, родом откуда-то из Прибалтики!

– Салют! – снова закричал он. – Я – ваш транспорт до Моны!

Ну, теперь всё ясно. Интересно только, он что тут – под прикрытием? В принципе, с его внешностью за латиноса сойдёт, почему нет…

– Если что – меня зовут Леонидас Феррас, компренде?

– Си! – откликнулся я. – Транкила, каброн.

Чёрт его знает что тут за конспирация и как в это всё вовлечены польский фэнтезист и чешский постмодернист… Но о нашем знакомстве они с одной фразы и половины взгляда догадаться вряд ли смогли, так что всё было в норме.

– Тогда бегом за мной! – и жизнерадостно развернулся на пятках, и энергично зашагал куда-то, едва ли не приплясывая.

– Курва, – едва ли не хором проговорили мои западнославянские товарищи по несчастью, едва переставляя ноги.

С этим вот «бегом» у нас, похоже, намечались проблемы! Писатели покрывались потом и едва волочили ноги! Ещё бы – они не то что опохмелились, они проснулись пьяные!

– Курва маць! – сказал Анджей. – Почему мы добираемся какими-то окольными путями? Насколько я знаю, остальные участники форума летят из Флориды, с комфортом… Бардзо незрозумело и бардзо непшиемно!

Яхим брёл молча и всем своим видом источал великую чешскую скорбь. А я пытался понять – какой такой авиатранспорт нам подготовило родное социалистическое отечество? Ладно, ладно, для меня – отчество. Для них – Большой Брат, который смотрит!

Эдгар – он же Леонидас Феррас – замахал рукой из кабины некого весьма странного летательного аппарата белоснежного цвета. Метров десяти или двенадцати в длину, с пухленьким фюзеляжем, двумя пухленькими же обтекателями моторов, странной формы хвостом с перпендикулярными килями…

– Это что за покемон? – удивился я.

Таких самолетиков видать мне ещё не доводилось!

– Чего вы обзываетесь, товарищ Белозор? – обиделся за самолетик Эдгар. – Это не вот эти ругательства, это АН–14 «Пчёлка»! Укороченный взлёт-посадка, садить можно куда хочешь, хоть в голое поле! И любой дурак летать сможет, если часов пять потренируется, конечно. Так что не обзывайтесь, а полезайте в салон! Места хватит на всех, тут шестьсот килограмм нагрузки можно брать, смело!

Я даже не удивился, когда увидел в салоне, прямо на сиденьях, ящик с патронами, пару хищно поблескивающих воронёной сталью АКСУ и, кажется, гранатометы «Муха», пять или шесть штук.

– О, курва, – сказал Анджей.

Определенно, что-то общее у нас с ним было, но я-то с бандой Гериловича имел дело уже пару лет, и пообвыкся. А для пана внешнеторгового агента всё это оказалось в новинку.

– И что, – спросил я, устраиваясь на месте второго пилота. – Можно вот так вот всё это с собой возить? Наши добрые друзья из цитадели демократии не удивляются?

– Ну, во-первых, Карибы – они большие. Друзья из цитадели демократии под каждым кустом не сидят, – Эдгар клацал тумблерами и жал какие-то кнопки. Потом обернулся и спросил у будущих светочей западнославянской литературы. – Вы пристегнулись? Отлично, прошу разрешения на взлёт.

И быстро-быстро заговорил по-испански в рацию. А потом взялся за штурвал. «Пчёлка» пробежалась по взлётно-посадочной полосе метров сто, не больше, оторвалась от земли и поднялась в небо.

– Вояж на Кубу я представлял себе несколько иначе, – мрачно проговорил Анджей. – Ну там, кубинские сигары, знойные девушки, вечер на пляже… А тут – прилетели, пробежались по бетону, вспотели – и снова в небо…

– Чёрт-те шо, – подтвердил Яхим.

Где он это вообще подхватил? Совсем ведь не по-чешски. С другой стороны – чья бы корова мычала, я вообще на десятке языков только ругаться и умею.

– Будет посадка в Сантьяго-де-Куба, на дозаправку. Сигары там за углом бабуля продаёт, сама на бедре крутит. Ром у неё тоже есть, я покажу куда идти, зелье – отменное! Из знойных девушек будут матёрые барбудос… – Эдгар зубоскалил, почти не уделяя внимания управлению самолётом. – Ну и медсестрички. Медсестрички там огонь! У вас будет минут сорок на всё про всё, в целом – можно успеть! Потом – Санто-Доминго, и оттуда напрямую уже до Моны.

– Это в международном аэропорту имени Хосе Антонио Мацео Грахалеса? – удивился Анджей.

– Это на базе Кубинских революционных вооружённых сил, – беспечно ответил пилот.

После этого Анджей замолчал надолго, и прибалт-индеец-латинос повернулся ко мне:

– По поводу твоего вопроса… Понимаешь, есть политика с приставкой «гео», а есть – с приставкой «микро». И если на уровне «гео» нам с амерами не по пути, это уж точно, то на уровне «микро» порой попадаются такие удивительные уроды, что даже с дядями из Лэнгли не грех посотрудничать, чтобы этих уродов прижучить.

– Картели? – спросил я.

– И картели тоже, – не стал спорить он. – Тут народ горячий, хватает всякого… Здесь и в Африке, Океании, Индокитае, на Ближнем Востоке. Мы думаем – это они, они думают – это мы, и получается что какой-то упырь под самым носом вырезает целые деревни, продаёт детей на органы или загоняет кокаин тоннами…

– А причём тут литературный форум? – забросил удочку я.

– А полковник не сказал? – мы оба были в наушниках, пассажиры – нет, а моторы набрали обороты и гудели будь здоров, так что подслушивания от двух медленно трезвеющих писателей мы не опасались.

– Не сказал, – досадливо признался я, глядя на Эдгара с надеждой.

– Тогда и я не скажу, – рассмеялся пилот. – Видимо, ему нужна твоя неподражаемая импровизация. Как в Афгане.

Вот зараза, а?

– В Афгане у меня был бронежилет! – а что я еще мог сказать?

– Хочешь – возьми «Ксюху». Или – «Муху», – дёрнул головой в сторону салона Эдгар.

– Не хочу я ни «ксюху», ни «муху»… Мне бы хайбер, – хайбер я дома оставил, не тащить же его в аэропорт!

Международные линии «Аэрофлота» – это вам не вэдэвэшные военно-транспортные самолёты, там порядок, понимать надо! Никакого, понимаешь, перепута!

– Хе-е-е! Картошку нечем чистить? Колбаску нарезать? – Эдгар полез под сиденье, не отпуская при этом штурвал, и извлёк на свет Божий огромный ржавый мачете в плетёных ножнах. – Дарю! Сельскохозяйственный инструмент, между прочим, а не то, что вы там подумали! Мне его бабуля в качестве сдачи с сотки дала.

Я машинально взял этот устрашающего вида предмет и спросил:

– А чего он такой тупой и ржавый?

– Так сдача, говорю же! Мол, на тебе, Боже, что нам негоже! Бери, бери, скажешь что сувенир, поймут… Мол, облапошили гринго, втюхали чёрт-те шо!

– Чёрт-те шо? – встрепенулся Яхим из салона и уставился на мачете.

Эту фразу он очень хорошо услышал!

– Да, да… – в этот момент зашипела рация, и Эдгар напрягся, и принялся что-то отвечать, так что я оказался предоставлен сам себе.

 
– …А ты улетающий вдаль самолёт
В сердце своём сбереги,
Под крылом самолета о чём-то поёт
Зелёное море тайги…
 

– пропел я, глядя на безбрежную голубую гладь моря через лобовое стекло. Или как оно в самолётах называется?

– Совсем сбрендил? Какая, к чёрту, тайга, Белозор? – Эдгар щёлкнул несколькими тумблерами на приборной панели и взялся за штурвал. – Скоро – Сантьяго. Нужно успеть до того, как погода испортится.

– В каком смысле – испортится? – удивился я. – Штиль, на небе – ни облачка!

– Хо-хо! – пилот как-то нервно начал перебирать пальцами на штурвале. – Вообще-то тут с июня по ноябрь – сезон ураганов!

* * *

Яхим всё-таки сходил за угол к той бабуле. Ну как – «сходил»? Сползал на бровях! Не знаю, как чех объяснялся с местными барбудос, и откуда у него деньги, имеющие хождение на Острове Свободы, но припёрся он с какой-то торбой, полной стекольного звона, алкогольного бульканья и табачного запаха.

– Tato stará žena mi prodala další vepřovou kýtu… – извиняющимся тоном проговорил он и достал из торбы свиную ногу. – Не знаю, как вышло…

Пан Анджей посмотрел на него сначала сквозь очки, потом, спустив их на нос – над очками, но и это не помогло. Тогда он передвинул очки на лоб и засмеялся.

– О, курва! Не знаю, как вышло? Старая карга обдурила тебя! Дай хоть ром понюхаю… Ест то добри алкохоль, м? Брадзо, брадзо добри! – он принюхался и одобрительно закивал. – Пан Белозор, выпьем?

Я отказался и на сей раз. Может и зря. Всё-таки тот, кто придумал, что лететь мы должны своим ходом, был настоящим извращенцем: от Гаваны до острова Мона – тысячу шестьсот километров! Ну да, крейсерская скорость «Пчёлки» – примерно сто восемьдесят – двести километров в час, но учитывая посадку в Сантьяго и ещё на каком-то крохотном островке для дозаправки, всё равно выходило, что мы должны были лететь весь день!

Ладно – я. Я – товарищ неприхотливый, для меня встревать в неприятности и терпеть тяготы и лишения – дело обыденное, можно даже сказать – привычное, что в той жизни, что в этой… Но чех и лях-то чем провинились? Конечно, жираф большой, ему видней… Самое первое, что приходило мне в голову, так это версия о том, что на самом деле кому-то жутко не хотелось, чтобы Белозор попал на форум. И где-то во Флориде (или откуда там отправляются все остальные участники?) меня ждала смертельная опасность. Или – не смертельная, а просто – серьёзная такая возможность зависнуть на территории вероятного противника на неопределенное время… Но тогда – на кой хрен вообще Герилович и те, кто за ним стоят, затеяли всю эту игру?

В общем – мыслей было много, и все как одна – бестолковые. Я ведь ничего не мог поделать с таинственными заговорами, серыми кардиналами и тихими сражениями рыцарей плаща и кинжала. Зато – я мог попробовать продать свою книгу в США и других англоязычных странах. Это и был мой, личный смысл терпеть всю эту дичь.

Ну и Карибское море под крылом самолёта – это всё-таки не хухры-мухры! Может, даже, искупаться получится! Не, ну а что? Говорят, Исла де Мона – это один большой заповедник! Райское место!

Я откинулся на кресле второго пилота и задремал, представляя себе тропические пейзажи, беленький песочек, яркие звёзды и шум прибоя.