Текст книги "Кабанье урочище"

Глава девятая
Когда закончился первый тур

Перед ужином главный судья соревнований Станислав Пашкевич объявил результаты первого тура. На последнем месте оказался Дмитрий Бокарев, так ничего и не поймавший за восемь часов.

Пятым – с двумя некрупными щуками стал Сфагнум. К удивлению знающих его людей, он финишировал вовремя, но, в отличие от своего обычного состояния, был каким-то вялым: не бил себя кулаком в грудь, мол, сегодня не повезло, зато завтра он всех сделает, не шутил, не декламировал стихи собственного сочинения.

Четвертое место занял Стамбул. После неудачи с корабликом, он отказался от экспериментов по добычи крупняка, перешел на ловлю спиннингом и довольствовался голавлем и тремя жерешками.

Тапиру принесли третье место окуни, за которыми он охотился все время соревнований. Но Магз обошел его со своей единственной щукой, после поимки которой отправился к профессору Яншевскому залечивать многочисленные порезы на руках. Сможет ли он на следующий день держать спиннинг, было под вопросом. Чемпионом первого тура стал Павел, поймавший тринадцать хороших толстогубых голавлей.

Больше всех его успеху радовался Лёва, поставивший на победу друга кругленькую сумму. Павел в связи с этим особых эмоций не проявлял – подумаешь, обловил пятерых, еще неизвестно, как все сложится в дальнейшем.

Ужин проходил за общим столом, который помощники господина Монокля составили в виде буквы «П» на большой поляне, в центре которой возвышался поросший высокой травой холм. Помимо спортсменов и егерей, здесь было еще немало заинтересованных лиц, начиная от главного устроителя турнира Нешпаева, заканчивая хозяином трактира «Бодрые поползновения» Алексеем Леонидовичем по прозвищу Монокль. Произносились тосты, обильно лилось спиртное, одни веселились, другие были откровенно расстроены результатами тех, на кого делали ставки.

Ночевать предстояло в одноместных палатках, расставленных на той же поляне вокруг холма. Кое-кто, в том числе, ничуть не взбодрившийся во время трапезы Сфагнум, а также Тапир отправились спать сразу после ужина. Большинство же, покинув общий стол, тесными компаниями расселись вокруг разведенных помощниками господина Монокля костров, над пламенем и углями которых в больших котелках варились раки, приправленные укропом и другими специями. К ракам прилагались несколько сортов охлажденного пива – настоящий праздник души. Павел в очередной раз сказал себе, что не напрасно сюда приехал.

Вокруг костра, у которого он сидел, разместились также Лёва, не расстающийся с фотоаппаратом, Магз, с перебинтованными руками, Стамбул, крайне недовольный своим выступлением, Волгарь, успевший хорошенько набраться, все шесть егерей, опекавших сегодня спортсменов, и Нинель, следящая за костром и раками, которые вскоре должны были дойти до кондиции.

– А вы обратили внимание, какой сегодня наш Сфагнум поникший? – обратился ко всем Павел. – Меня однажды тоже черепаха за палец укусила, когда я ее шоколадкой кормил. Или здесь, в заповеднике у них слюна ядовитая? – Он слегка толкнул сидящую с ним плечом к плечу Осоку.

– Насчет ядовитости не знаю, – девушка толкнула его в ответ. – Но местные тортиллы – злые, как собаки.

– Что ж ты своего подопечного от них не уберегла? – спросил Стамбул, которому завтра предстояло быть под опекой Осоки.

– Так он сиганул сразу со старта, как в жопу ужаленный. Словно целью себе поставил, от меня оторваться. Вот и оторвался, придурок.

– Придурок-то он, конечно, придурок, – Павел вновь толкнул Осоку плечом. – Зато прикольный.

– Достал он уже всех своими приколами, – буркнул Лёва.

– А хотите, я вам одну хохму расскажу, которую наш коротко стриженый друг, легенда столичного бильярда, а также легенда рыболовного спорта придумал и воплотил в жизнь?

– Хотим, хотим, – отозвалась Нинель. – Только не тяни резину, а то сейчас раки созреют, и тебе не до разговоров станет.

– Ну, так вот. Хохма называется «Чебуречная на Бухаревой сашне», я об этом даже рассказик написал, и его, кстати, опубликовали.

– Я читал! – покивал расплывшийся в улыбке Мельник.

– А что значит – «Бухарева сашня»? – поинтересовался Прохор.

– Так в шутку называли Сухаревскую башню, что красовалась в Москве на углу Сретенки и проспекта Мира, напротив института Склифосовского. Башню еще в тридцать четвертом году разобрали по приказу Иосифа Виссарионовича, но название места сохранилось. А еще сохранилась чебуречная, в которой до сих пор и чебуреки продают дешевые, «социалистические», и пиво с водкой отпускают.

Короче, в середине прошлого ноября, когда ударил морозец, и на водоемах встал лед, Сфагнум – богатенький Буратино, русский миллионер решил устроить мини-соревнования под названием «Кубок Открытия зимнего сезона». И, оплатив все расходы на проезд и прочее, пригласил к себе в гости: из Питера – господина Пашкевича, то есть, Стасега, главного судью наших соревнований; из Ярославля – некого Двойника, довольно сильного рыболова-зимника; из Нижнего Новгорода – нашего Дмитрия Юрьевича Бокарева, то есть, Волгаря, который сейчас такой отрешенный сидит; ну, и меня – в качестве судьи.

Я всех их встретил на площади трех вокзалов и притащил в квартиру Сфагнума на Сретенку. Малюсенькую такую семикомнатную квартирку.

– Ничего себе – малюсенькую! – присвистнула Нинель. – И вместе с кем он в ней обитает?

– Один-одинешенек. У него там и кухня – больше моей двухкомнатной квартиры, и даже сауна имеется. Вот только холодильник всегда пустой…

– На питании экономит, поэтому и миллионер, – вставил Налим.

– Раздолбай он, – сказал Павел. – Пригласил друзей в гости, а закупиться пожрать-попить не удосужился. Мы, конечно же, решили за приезд выпить граммов по сто, а в доме куска хлеба нет. В связи с этим я собрался сбегать за закуской в ту самую чебуречную, благо она от дома Сфагнума в трех минутах. И тут нашего коротко стриженого друга осенило.

Короче, в чебуречную на Бухаревой сашне мы пошли все вместе, но прежде заглянули в рыболовный магазин, где Сфагнум купил для себя и приезжих четыре комплекта снастей для подледного блеснения: по удочке, по катушке лески и по балансиру – для тех, кто не знает, это такая зимняя блесна с тремя крючками. Лично я считаю ее мало спортивной, ну да ладно. Для меня, как для судьи, купил подсачек – с короткой ручкой, но объемистой мотней.

Со всем этим скарбом мы в чебуречную и завалились. А там, – Волгарь не даст соврать, – достаточно чисто, не особо шумно, короче, самое оно, чтобы культурно выпить, закусить, поговорить по душам. Мы тоже выпили по сто граммов, но пока без закуски, как и было задумано. И тут наш Сфагнум, а он главное – весь такой во фраке, при галстуке-бабочке, в черных лакированных ботинках, достает пачку тысячных купюр и кричит на весь зал. Мол, уважаемые посетители, не считайте нас полными отморозками, просто мы решили немного повеселиться в честь открытия зимнего рыболовного сезона. После чего отдает деньги кассирше, и во всеуслышание просит ее отпускать каждому желающему по шесть чебуреков, по бутылочке пива и по двести граммов водки.

Ну и пока присутствующие это объявление переваривали, я взмахиваю подсачеком и говорю: «Внимание! Первый этап «Кубка Открытия зимнего сезона» считаю открытым. Старт!»

В следующее мгновение наши спортсмены выхватили удильники с балансирами и бросились у посетителей чебуреки отнимать. Но, согласно придуманным Сфагнумом правилами, хватали их не руками, а подцепляли крючками, потом подбегали ко мне и бросали добычу в подсачек, а я считал, кто из них больше «поймает». Причем, если чебурек «сорвался» то есть, упал на пол или на стол, то все, не считается….

– Вот дают! – во весь голос рассмеялась Осока.

– Завираешь ты, Змей, – хмыкнул Стамбул.

– Волгарь может подтвердить, или тот же Стасег.

– А как на это отреагировали другие посетители? – спросил Прохор.

– Кто материться принялся, кто смеяться и аплодировать, кто чебуреки свои защищать, а самые умные поспешили к кассирше, чтобы она им обещанную халяву отпустила.

– Неужели и в самом деле отпускала?

– Конечно, отпускала! Хозяйка в тот вечер не только план перевыполнила, так еще и наварила приличную сумму… В общем, минуты через три этой вакханалии, мы благополучно удрали из чебуречной, успев добыть десятка два чебуреков.

– И кто чемпионом стал? – спросила Осока.

– Твой сегодняшний подопечный, как и следовало ожидать.

– Я всегда знал, что у Сфагнума с головой не в порядке, – резюмировал Стамбул.

– Господа спортсмены и егеря, раки готовы! – провозгласила Нинель.

* * *

Раков не бывает много. Другое дело, что не все их любят – одни брезгуют, другим лень чистить, третьи предпочитают, сидя за костром, попивать водочку, а закусывать ее раками как-то не принято – лучше уж жареная щука, или копченый окунь. Павел раков обожал, Осока, как оказалось, тоже. При этом она их чистила и ела гораздо быстрее Павла, зато знатный рыболов больше пил пива. От водки тоже не отказывался.

В самый разгар пиршества, когда Лёва в очередной раз наполнял стаканчики, у костра нарисовался главный врач соревнований Борис Яковлевич Яншевский.

– Да пейте, пейте, – печально улыбнулся он, увидев замешательство Лёвы, который, получалось, что спаивает спортсменов накануне второго тура.

– Если в охоточку, и если уверены, что завтра руки трястись не будут, то можно себе позволить.

– А вы с нами – усугубите? – спросил Лёва.

– Прилюдно и на службе – вынужден воздержаться. А вот раком угощусь, – Борис Яковлевич присел перед котелком.

– Я много про рыболовные соревнования в журналах и газетах читаю, передачи по телевизору смотрю, – сказал Мельник. – У самого есть желание в будущем спортсменом стать. И вот такое мое личное мнение – в плане запрета алкоголя на время соревнований. Трезвенники, которые об этом запрете больше всех орут на каждом углу, сами же себе вред приносят.

– Так-так-так, аргументируйте, – призвал развить мысль профессор.

– Вот вы, уважаемый, – Мельник обратился к Стамбулу, – за этим костром до сих пор даже к пиву не притронулись. И вот сидите, хмурый такой, чем-то недовольный.

– Я результатом своим сегодняшним недоволен, – буркнул Стамбул.

– Это понятно. Понятно и то, что вы хотите его завтра улучшить, всех обловить, вырваться в лидеры. Поэтому – абсолютная трезвость, строгий распорядок дня. Я не удивлюсь, что вы очень скоро уйдете в свою палатку, чтобы хорошенько выспаться.

– Конечно, уйду!

– При этом другие спортсмены еще останутся у костра, будут веселиться, пить и закусывать, кто-то завалится спать под самое утро….

– Ну, и совершенно напрасно, – Стамбул, вдруг выхватил из рук сидевшего рядом с ним Прохора бутылку пива и припал к горлышку. Невозмутимый Прохор открыл новую бутылку.

– Да вам-то что с того, когда соперники выпивают! Если бы вы с друзьями-пьяницами в одной команде выступали, тогда другой разговор. А когда только личный зачет? Вот вы завтра проснетесь свеженький, полностью готовый в бой, а конкуренты – не выспавшиеся, голова с похмелья болит, руки трясутся так, что блесну привязать не могут…

– Может, я хочу честной борьбы? Может, я о здоровье своих конкурентов забочусь!

– Как бы не так! – Встрял в диалог Магз. – Я же тебя, Стамбул, как облупленного знаю! Ты все эти запреты продвигаешь с одной лишь целью, – чтобы в один прекрасный моментец проплаченный тобою судья или врач, как вот, к примеру, господин Яншевский дисквалифицировал перед стартом меня или Змея, или Волгаря за то, что пили накануне! Вот в чем твоя так называемая «забота»! Ловить по-честному кишка тонка, так хоть не мытьем, так катаньем конкурентов одолеть!

– Полностью согласен с Магзом! – Павел опередил собравшегося сказать что-то в свое оправдание Стамбула.

– Согласна! – поддержала его Осока.

– Я – тоже, – одновременно сказали Мельник и Трида.

– Почему бы русскому мужику не остограммиться, на ночь глядя, – пожал плечами Налим.

– И я согласен, – подал голос, молчавший до этого Волгарь. – Согласен и с Магзом, и с Пашей, и с остальными нормальными людьми.

Стамбул, переводивший взгляд с одного на другого, вопросительно уставился на Прохора, который был у него сегодня егерем.

– Пить или не пить – личное дело каждого, либо это дело тренера команды, за которую выступает спортсмен, – флегматично ответил тот на непроизнесенный вслух вопрос. – Не стоит вмешивать в этот процесс ни организаторов соревнований, ни судей, ни врачей.

– Хватит! – Стамбул вскочил, в сердцах отшвырнул недопитую бутылку и, прежде чем покинуть костер, сказал, словно выплюнул:

– Все с вами, алкоголиками ясно!

– Встречаются же в нашей жизни уроды! – громко, чтобы все и Стамбул в том числе слышали, сказала ему вслед Осока.

* * *

– Ладно, – прервал возникшую тишину главный врач соревнований. – Расскажите лучше, как вы себя чувствуете?

– А как там Сфагнум? – спросил Мельник. – Согласно жребию, мне его завтра опекать.

– Седьмой сон видит. И молодой ваш, как его… Тапир тоже сразу после ужина спать завалился.

– Ему с нами находиться западло, – сказал Магз. – Если Стамбул не выпивает во время соревнований ради своего личного интереса, то Тапир отвергает алкоголь и табак, как явление.

– Сфагнуму повезло, что местная тортилла его за пальцы с внешней стороны укусила, – сказала Осока. – Если бы прокусила подушечку указательного, то как бы он с леской управлялся…

– Да, – согласился Павел. – Указательный палец чаще всего травмируется. Магз, ты-то как со своими травмами завтра ловить собираешься?

– В перчатках, а как еще! – Магз покрутил в воздухе перебинтованными руками. К ракам он не прикасался, вместо него их чистила присоседившаяся к компании Нинель и засовывала лакомые кусочки в рот покалеченному рыболову. Чему Магз совсем не противился, даже наоборот, тем более что и пивную бутылку, и стакан мог держать самостоятельно.

– Профессор, вы бы с Волгарем побеседовали, а то он либо несет всякую чушь, либо в себя уходит и молчит, как истукан.

– Трида, у вас случилось что-нибудь необычное? – обратился Борис Яковлевич к сегодняшнему егерю Волгаря.

– Да просто глюки он словил, – отмахнулась Трида.

– А если поподробнее?

– Я ничего необычного не заметила. Спрашивайте у него сами.

– И спрошу, – сказал Борис Яковлевич, поднимаясь. – Волгарь, отойдем-ка, в сторонку. И, кстати, Осока, ты совершенно напрасно выбросила голову черепахи, которая Сфагнума укусила. Неплохо было бы ее исследовать – мало ли чего…

Не успел доктор увести Волгаря в темноту, как к костру подошли Петр Васильевич Нешпаев и Станислав Пашкевич.

– А где остальные спортсмены? – спросил Перт Васильевич.

– Остальные набираются сил перед завтрашним стартом, – вскочил и по-военному отрапортовал Гэдульдихт.

– Это правильно. Всем известно, кому какой егерь выпал по жребию на завтрашний тур?

– Так точно!

– Вольно, Гэдульдихт, вольно, – скривился Ношпа. – Главный судья, – вам слово.

– Ну, раз не все спортсмены, так сказать, бодрствуют, то карты местности завтрашнего тура я передаю егерям, – Станислав Пашкевич пустил по кругу шесть заламинированных листков.

– Места для вас новые. Обратите внимание, что ниже по течению от Скорогадайки ответвляются три довольно узких извилистых рукава. Дальше первый и второй рукав перекрывают две дамбы, через которые можно перейти и ловить по их правым берегам. Благодаря этим дамбам образовались небольшие, но привлекательные водоемы, так называемые, плотины. Еще ниже по течению все три рукава вновь соединяются со Скорогадайкой, и в этом месте находится граница зоны второго тура, которая будет обозначена красными флажками. Время старта и финиша – те же, что и сегодня.

– К месту старта выдвигаемся после общего завтрака на этой же поляне, с расчетом, чтобы стартовать ровно в десять часов, – добавил Нешпаев. – Вопросы по существу есть?

– У меня есть, – поднял руку Лёва.

– Задавай, любопытный.

– Вот нам обещали, что рыба в заповеднике будет ловиться какая-то необычная, экзотичная. А ничего такого особенного никто в первом туре не поймал. Подумаешь, так называемый, толстогубый голавль. Не такая уж и диковинка. А та рыбина, что у Стамбула кораблик сожрала, тоже могла оказаться вполне обычным сомом… Хочется обещанной экзотики увидеть, Петр Васильевич.

– Еще налюбуешься Голевич, – ухмыльнулся Нешпаев, погладив пустой рукав своей засунутой за пояс рубашки.

* * *

– Ох, как же мне нравится, что места соревнований каждый день разные! – сказал Магз, когда Нешпаев, Пашкевич, а за ними и Гэдульдихт с Налимом покинули костер. – Вот где проявляется истинное мастерство.

– Да, с этим не поспоришь, – согласился Лёва.

– И что самое важное, – продолжил Магз, – у таких псевдоспортсменов, как Стамбул, нет возможности смухлевать.

– Кто-то действительно мухлюет? – удивилась Трида.

– Ха! Нельзя сказать, что такое происходит сплошь да рядом, но порой случается.

– Помнится, я читал, что кого-то даже пожизненно дисквалифицировали за подлог рыбы, – сказал Мельник.

– Но как ее можно подложить?

– А как некоторые умудряются музей ограбить? – усмехнулся Павел. – Там и замки навороченные, и сигнализация современнейшая, и охрана, но все равно грабят музеи, сволочуги.

– Вот именно, – вновь заговорил Магз. – Это на теперешних соревнованиях подлог не удастся, потому что у каждого за спиной егерь бдит. Хотя, при большом желании и с егерем договориться можно.

– И как же это вы, к примеру, со мной договоритесь, уважаемый? – привстал нахмурившийся Мельник.

– А со мной? – прищурилась Осока.

– Прекратите, друзья, прекратите! – замахал перебинтованными руками Магз. – Я и правил-то ни разу в жизни не нарушал, не то чтобы рыбу заранее на кукан вешать или во время соревнований у кого-то покупал. Можете у Змея спросить. Подтверди им, Паша.

– Я в этом травмированном, как в самом себе уверен, – серьезно ответил Павел.

– А в ком из остальных конкурентов ты не уверен? – пристально посмотрела ему в глаза Осока.

– Давай-ка, я за него скажу, – встрял Лёва, видя, что Павел не торопится отвечать. – Я как-никак не только главный редактор рыболовной газеты, но и спортсмен тоже, и неплохо разбираюсь в теме всей спиннинговой и другой рыболовной кухне.

– Может, не стоит всякие досужие слухи распространять? – попытался остановить его Павел.

– Так ты же сам до меня эти слухи доводил! – всплеснул руками Лёва.

– Но вдруг ничего такого на самом деле не было?

– Было-было, – усмехнулся Магз. – Не стесняйся Лёва, поведай незнающим людям правду.

– Правда, это когда все стопроцентно доказано. Что же касается Стамбула, то имели место разговоры, что дважды во время командных соревнований в Подмосковье, когда рыба клевала просто отвратительно, он, плавая до самого финиша с нулевым результатом, просил товарищей по команде перебросить ему в лодку рыбу. Даже не просил, а заставлял, и те – молодые, неопытные послушно перебрасывали ему свою рыбу…

– Крысятники, – процедила сквозь зубы Осока.

– Таких «перебросчиков» было двое, – добавил Магз. – Я дал слово не разглашать их имена и слово свою сдержу. Но в итоге оба навсегда покинули рыболовный спорт – стыдно людям стало за свою подлость. Ну а Стамбулу – как с гуся вода, и для непосвященных он на сегодняшний день считается одним из лучших спиннингистов.

– Так почему же не вывести его на чистую воду? – спросил Мельник.

– Прямых доказательств нет.

– Может, завтра я эти доказательства раздобуду? – обратилась Осока к Павлу.

– Даже и не пытайся…

* * *

Осока вытащила из котелка последнего рака за клешню и повернула его другой клешней к Павлу. У тлеющих угольков костра они остались вдвоем – остальные разошлись по палаткам.

– Давай одновременно потянем, и на чьей клешне все остальное останется, тому оно и достанется, – предложила Осока.

– Давай.

Клешня, за которую держалась Осока была заметно крупнее, но она и оторвалась, а Павлу достались и голова, и панцирь, и хвостик – где больше всего мяса.

– Повезло, – притворно вздохнула девушка.

– Однажды со мной такой случай был, – сказал Павел, разламывая клешню. – По молодости праздновали мы с друзьями в женской общаге Старый Новый год. Больше десяти человек собралось: Гурий, Серега, Низкий, Вакиридзе, Володька-красавец, ну да ты о них не слышала – они не спортсмены, хотя рыбалку любят не меньше меня. Девчонки наварили большущую кастрюлю пельменей и объявили, что в одной – сюрприз – пуговица. Мол, кому она достанется, тому весь год во всех делах будет сказочно везти. На столе, конечно, и другой закуски достаточно было, но все в первую очередь налегли на пельменьки – самодельные, вкусные, да еще и со сметанкой, с горчичкой. Мой лучший друган Колька Гуреев больше всех пельменей сожрал.

И представляешь, – у всех тарелки уже опустели, только на моей четыре пельменьки лежат, а пуговица до сих пор никому так и не досталась. Гурий смотрит на меня жадными глазами, я ему говорю, мол, угощайся. Съедаем мы по одной штучке – нет пуговицы. Остается две последних. Я говорю Гурию, мол, выбирай. Он долго вилкой над ними колдовал, примеривался… Как думаешь, кому та призовая пуговица досталась?

– Тебе, конечно!

– Представляешь, из большущей кастрюли пуговица оказалась в самой последней пельменьке.

– Говорю же – везучий ты.

– А мой лучший друг Гурий так расстроился, что пришлось ему эту пуговицу подарить. Хвостик хочешь? – он протянул девушке очищенное от панциря лакомство.

Улыбнувшись, Осока приняла «гостинчик» и вдруг обхватила Павла за шею и жарко поцеловала в губы.

Как же это оказалось приятно! На мгновение он почувствовал себя ребенком, которого осчастливили самым долгожданным подарком.

– Ты веселишься? – добродушно спросил Павел, когда они оторвались друг от друга.

– Нет. Просто влюбилась, – ответила Осока, глядя ему в глаза.

– Такого не бывает…

– Бывает-бывает, – вновь улыбнувшись, она потянулась губами к его губам.

– Погоди, – мягко отстранился Павел. – Мне всегда очень нравилось скоротать часочек на берегу ночной реки.

– Так пойдем, Скорогадайка рядышком…

Покинув тлеющие угольки, они направились к дальнему краю поляны, по кругу которой были установлены палатки. Туда, где за неширокой полосой леса текла река, в которой сегодня Павел поймал тринадцать толстогубых голавлей и стал лучшим в первом туре соревнований. Сейчас это казалось такой ерундой.

– Ой! – оступилась Осока сразу, как только они вступили в темень леса – хоть глаз коли.

Павел поддержал ее за плечо. Но через пару шагов она вновь оступилась и едва не упала.

– Иди-ка сюда, – властно сказал Павел и, не дав опомниться, подхватил девушку на руки.

– Я никогда раньше ночью в лесу не была, – прижавшись к нему, сказала Осока. – Боюсь.

– Не бойся. Ночью в лесу не надо торопиться. На небе звезды, а впереди просвет. Потерпи чуток.

– Можно подумать, я испытываю какие-то неудобства. Это тебе тяжело, а мне хорошо.

– Ты легенькая.

– А я тебя люблю, – Осока поцеловала его в шею. И еще раз, и еще.

Павел остановился, медленно присел на одно колено и аккуратно положил продолжавшую осыпать его поцелуями девушку на землю.

– Я тебя тоже люблю…

* * *

– Петр Васильевич, – повернулся Тапир к главному организатору соревнований. – Я, конечно, рад, что вы обратились именно ко мне, аванс заплатили и прочее, но можно задать вопрос?

Он принял предложение Гэдульдихта, сделанное от лица Нешпаева. Заключалось предложение в том, чтобы после двенадцати ночи отправиться на рыбалку и попытаться поймать какую-то редкую рыбу, которая в светлое время суток не питается и на приманки не реагирует.

Когда костры на поляне догорели, и в лагере все успокоились, Тапир в сопровождении Гэдульдихта и Нешпаева незаметно покинули поляну, прошли по берегу реки километра три и остановились на крутом повороте Скорогадайки, где угадывался глубокий омут.

– Спрашивай. В чем проблема – то? – сказал Ношпа. – Только, чтобы времени не терять, начинай собирать спиннинг.

– Я слышал, что у вас есть егерский кодекс, согласно которому вы ночью не то чтобы рыбу не ловите, но даже в заповедник не заходите?

– Есть. Негласный. И связан он, в первую очередь, со смертельной опасностью. Но за этот риск я тебе столько деньжищ и отвалил.

– Это понятно! И простите, Петр Васильевич, объяснимо, что вы с одной рукой сами не сможете поймать на спиннинг эту редкую рыбу. Но ведь есть Гэдульдихт, тоже опытный рыболов, и другие знакомые вам егеря, так почему же вы не воспользовались их мастерством, а обратились к постороннему человеку?

– Все очень просто, Тапир, – усмехнулся Нешпаев. – Открою один секрет, при условии неразглашения – тебе, кстати, и за это условие тоже деньги заплачены. Так вот. И к Гэдульдихту, и к любому другому егерю, которому довелось рыбачить в заповеднике несколько раз, обращаться с подобной просьбой бесполезно по одной простой причине. Не клюет у них рыба – хоть ты тресни! Ни на какие навороченные снасти, ни на что не клюет.

– Почему?

– Загадка Кабаньих урочищ, – подал голос всматривавшийся в воду Гэдульдихт. – Лично я в первое время ловил себе и ловил, причем, довольно успешно, а потом – вдруг как отрезало. Ни на спиннинг, ни на удочку, ни на нахлыст – ни одной поклевки.

– Я недавно обсуждал этот феномен с Моноклем и другими нашими ветеранами, – сказал Ношпа. – Пришли к общему выводу, что местная рыба научилась каким-то образом распознавать, что перед ней не просто рыбка или какой-нибудь там жучок-червячок, а именно приманка, заброшенная человеком, неоднократно рыбачившим в заповеднике.

– По запаху, что ли?

– Запах тут ни при чем. Скорее, от какой-то исходящей от рыболова ауры. Ауры, приобретенной при ловле в здешних водоемах.

– Другими словами, и у меня тоже через какое-то время может появиться подобная «аура»?

– Скорее всего – да, – не стал лукавить однорукий. – Но еще, как минимум, пять рыбалок вы все отловитесь успешно…

– Интересный расклад, – сказал Тапир, показывая Нешпаеву собранную снасть. – Я, кстати, готов начать ловлю.