Текст книги "Наемники"

ГЛАВА 3

– Уже час дня. Слышишь? Час дня! Проснись же! Анджей тряс Петра за плечо, а тот все еще был не в силах расстаться со сном, тяжелым, не отпускающим и не приносящим отдыха.

Голос Анджея доносился откуда-то издалека, из нереальности, из небытия, Петр понимал, что нужно подчиниться, открыть глаза, – и не мог.

Анджей еще раз сильно встряхнул его, потом взял на плечо и посадил на постели – и вдруг резко ударил ладонью по щеке.

– Ты что? – тряхнул головой Петр, открывая глаза. – С ума сошел?

– Уф! – облегченно выдохнул Анджей. – А то я перепугался…

– Перепугался?

Петр еще тряхнул головой, словно сбрасывая остатки сна, и окончательно проснулся. Они были в той самой комнате рест-хауса, откуда вчера рано утром Лоусон повез Петра на своем «мерседесе» в Обоко по вызову его превосходительства президента Эбахона.

– Перепугался? – переспросил Петр, спуская ноги с кровати на прохладный каменный пол. И сейчас же понял нелепость своего вопроса: оснований пугаться с того момента, как их самолет приземлился в Уарри, у, них было предостаточно.

Но сейчас же другая мысль пронзила его мозг:

– Я… здесь? Как я сюда попал? И где… Элинор?

– Это я должен тебя спросить об этом, – пожал плечами Анджей и, сняв свое золоченое пенсне, принялся дышать на стекла. – Тебя привез в четыре утра Лоусон, совершенно бесчувственного, и мы с ним еле дотащили тебя до кровати. Никогда бы не подумал, что в тебе столько килограммов.

– Я был пьян?

– От тебя несколько… попахивало, – дипломатично уклонился от прямого ответа Анджей.

– Мы были у президента… Он предложил Элинор стать его женой, – оправдывающимся голосом заговорил Петр.

– И она…

– Во всяком случае, она осталась на вилле. Бедный Боб!

– А ты по этому случаю напился?

Петр встал, одернул пижаму (Анджей вчера все-таки сумел его переодеть!) и пошел в ванную. Горячая вода еле текла, зеркало было в желтых пятнах и искажало отражение. Петр с отвращением посмотрел на свою перекошенную физиономию и принялся взбивать мыльную пену. Ему нужно было побыть одному хоть эти несколько минут.

Итак, он вчера напился. Почему? Чтобы снять напряжение всех этих сумасшедших дней? Чтобы забыться? Бежать от всего, что его окружало, хоть на несколько часов, хоть на одну ночь? Но он всегда презирал людей, покупающих себе передышку такой ценой.

Презирал, а сам вот не выдержал.

…Как только они вошли в холл, Эбахон приказал дежурному офицеру распорядиться «насчет комнаты для мадам», так, словно он уже получил согласие Элинор на свое предложение. Все тот же босоногий слуга в солдатской форме принес из «джипа» кожаный баул и небольшой чемодан, захваченный Элинор из миссии, и поставил их у камина.

– Вы можете выбрать наверху любое помещение, – галантно предложил Эбахон и сделал рукою жест, приглашающий Элинор наверх, по лестнице, на второй этаж. – Я занимаю лишь одну из комнат: рояль, письменный стол и походная койка. Но вам, разумеется, доставят любую мебель, какую только захотите…

– Я тоже не привыкла к роскоши, – устало вздохнула Элинор и пошла наверх, вслед за босым солдатом.

Мужчины молча проводили ее взглядами, пока она не скрылась за поворотом скрипучей лестницы.

– А теперь прошу, джентльмены… – Эбахон сделал жест, приглашающий к креслам у камина. – Нам предстоит еще кое-что обсудить!

Он взял с каминной доски бронзовый колокольчик, несколько раз встряхнул его. На пороге холла вырос дежурный офицер – тот самый щеголеватый капитан, который впервые доставил Петра в этот дом из Уарри.

– Симон, сводки за день…

– Слушаюсь…

Офицер козырнул и скрылся за дверью. И почти сейчас же на лестнице послышалось поспешное шлепанье босых ног. Солдат-слуга кубарем скатился в холл.

– Мадам выбрала комнату, – почтительно доложил он. – Мадам приказала вымыть…

– Ее комнату? – улыбнулся Эбахон.

– Весь этаж, все стены, пол, окна, – растерянно продолжал солдат.

– Что ж, в этом доме не чувствовалось настоящей женской руки с тех пор, как я стал здесь губернатором. Его действительно пора привести в порядок, – согласился Эбахон. – Завтра и начнете, с утра.

– Мадам приказала это сделать сейчас же, – пролепетал совсем растерявшийся солдат.

– Ого! – прищурился Эбахон. – Однако мадам мысли не только абстрактными категориями. Что ж, исполняй ее приказ. Скажи, пусть пришлют людей, да порасторопней!

Он наполнил стаканы, протянул их Петру и Штангеру, взял свой и поднял его на уровень глаз.

– За возвращение блудного сына!

И подмигнул Петру. Они успели сделать лишь по глотку, когда Симон принес толстую папку зеленой кожи, молча положил ее на столик перед Эбахоном, козырнул и вышел из холла, четко чеканя шаг.

Эбахон отставил стакан и раскрыл папку:

– Итак…

Он небрежно пробежал несколько страниц машинописного текста и отложил их в сторону.

– Болтовня! Расписывают собственную храбрость и просят прибавки к жалованью. Я говорю не о наемниках, разумеется…

Эбахон захлопнул зеленую папку и взялся за бронзовый колокольчик. Дверь в холл отворилась, и на пороге опять появился Симон. Он вопросительно уставился на начальство.

– Возьмите папку, – последовал приказ. – И… там никто не дожидается приема?

Симон замялся, потом неуверенно, чуть слышно промямлил:

– Вождь Аджайи… Но он готов подождать, пока… Взгляд его перебегал с Петра на Штангера и наоборот.

– Он не один? Симон молча кивнул.

– Отлично! Пусть заходит… с кем бы он ни был. У меня нет секретов от моих друзей!

– Но… – набрался было храбрости капитан, – вождь Аджайи хотел конфиденциально…

Эбахон поморщился:

– Я не люблю повторять!

– Слушаюсь! Эбахон покачал головой:

– Вам, дорогой Рольф, придется еще немало потрудиться, чтобы создать из моих парней современную армию.

– У меня есть отличное средство, чтобы сделать из них настоящих солдат. Палки! Нечетко выполнил приказ – десят палок. Не вычищено оружие – двадцать пять. Слушал передачу вражеского радио – пятьдесят.

Плоское, обычно бесстрастное лицо Штангера порозовело в глазах загорелся огонь: сейчас этот человек был в свое» стихии.

Дверь отворилась вновь, но вместо ожидаемого вождя Аджайи в холл один за другим вошли солдаты, обнаженные по Пояс, в закатанных по колено брюках. Они несли ведра с водой, тазы, тряпки, яркие коробки моющих средств.

Боязливо косясь на сидящих у камина, мойщики поспешно Прошлепали босыми ногами по лестнице на второй этаж. И сейчас же в холл вошел Аджайи, как всегда широко улыбающийся, довольный самим собою и всем вокруг.

– Поздравляю, ваше превосходительство! Поздравляю! – Устремился он прямо к Эбахону, вытянув руку и подмигивая вслед мойщикам, чьи негромкие голоса уже доносились сверху. – Похитить невесту у богов… сразу у Христа и у Ошуна… Дерзко, но достойно восхищения!

Аджайи с чувством пожал руку снисходительно улыбнувшемуся хозяину и обернулся к Петру:

– А я-то все не мог понять, почему вам так везет, Питер! Я и не знал, что мисс Карлисл ваша старая приятельница! А она ведь с богами на короткой ноге. Это известно всей Гвиании.

Не дожидаясь приглашения, он сел, цепким взглядом оценивая бутылки, стоящие на столике-каталке.

– А где же мистер Блейк? – с самым невинным видом спросил его Эбахон.

– Наш дорогой англичанин решил почистить обувь, – нашелся Аджайи. – После сегодняшней поездки он даже не успел переодеться. Но я сейчас его потороплю…

Он привстал было из кресла, но хозяин виллы опередил его, взявшись за колокольчик.

– Пригласите мистера Блейка, – приказал он Симону, и через минуту маленький англичанин уже входил в холл.

Одетый в легкий, тщательно отглаженный серый костюм, набриолиненный, в белоснежной рубашке с элегантно повязанным галстуком, он никак не напоминал уставшего после длинной дороги путешественника и всем своим видом опровергал утверждение Аджайи, будто бы не успел переодеться после сегоднясшей поездки в лагерь Кодо-2.

Блейк любезно улыбался, однако маленькие глазки его были насторожены.

– Срок, который я вам предоставил, истек два часа назад, – жестко сказал Эбахон, поднимаясь ему навстречу. – Я давал вам двадцать четыре часа, чтобы определить отношение к моему народу, двадцать четыре часа с момента провозглашения независимости. Сейчас два часа после полуночи… Что вы можете мне сказать?

– Но… может быть, мистер Блейк прежде сядет? – вскочил Аджайи и поспешно пододвинул свое кресло англичанину.

Тот сухо кивнул и, не отвечая пристально смотрящему на него Эбахону, сел в кресло, аккуратно поддернул брюки на коленях.

Лицо его стало холодным, улыбка исчезла, губы сжались.

Он выдержал долгую паузу, обвел напряженным взглядом присутствующих, потом заговорил, тихо, размеренно, невольно заставляя вслушиваться в каждое его слово:

– Я полагал, что в вопросе такой большой государственной важности я мог рассчитывать на беседу с глазу на глаз, ваше превосходительство…

Блейк мельком взглянул на Петра.

– …но если вы уверены в возможности сохранить в тайне все, что здесь будет сказано, я готов отказаться от моего скромного пожелания.

Эбахон уверенно кивнул:

– У меня нет секретов от мистера Николаева и герра Штангера.

– В таком случае… – Блейк выпрямился в кресле, – …я должен вам сообщить, что в принципе Лондон решил принять ваши условия…

Аджайи непроизвольно потер руки и почему-то подмигнул Петру.

– Однако, – продолжал Блейк, пристально глядя в напряженное лицо хозяина виллы, – с нашей стороны есть одно небольшое пожелание.

– Ну? – нетерпеливо подался вперед Эбахон.

– Федеральные части уже вступили на территорию Республики Поречье.

– Два-три десятка командос… – усмехнулся молчавший все это время Штангер. – Это ничего не решает.

– Как мне стало известно, федеральные войска полчаса назад форсировали Бамуангу в районе Уарри и сейчас ведут бой на городском рынке, – словно не слыша немца, продолжал Блейк.

– Этого не может быть! – выкрикнул Эбахон. – Откуда это вам известно?

– Наш филиал в Уарри постоянно поддерживает связь со штаб-квартирой. Вы же знаете, у нас есть частные передатчики, – бесстрастно сказал англичанин.

Штангер встал, залпом допил виски и поправил кобуру:

– Я еду… Мы бросим туда лучшую часть.

– Кодо-2? – подсказал ему Эбахон. Немец кивнул.

– Пусть Френчи покажет на деле, за что ему уплачены деньги. Я видел – его «джип» шел вместе с нами, и теперь он наверняка болтается в баре рест-хауса вместе с остальными парнями.

Он натянул черный берет, небрежно козырнул и поспешно вышел из холла.

– Но к чему вы все это ведете, мистер Блейк?

Эбахон протянул англичанину стакан, на треть наполненный виски. Блейк взял его, но пить не стал, аккуратно поставил на столик перед собою.

– Мы готовы выплатить вам сто миллионов фунтов сейчас, немедленно. Это будет оформлено как… плата за охрану наших сооружений – скважин, нефтепроводов, причалов. Но выплатить все то, что мы должны были перевести федеральному правительству за истекший финансовый год… это пока невозможно. Докажите, что вы продержитесь, что вы в состоянии сбросить федералов в Бамуангу и тогда…

– Тогда я обращусь к французам, американцам… – Эбахон в ярости махнул рукой в сторону Петра, – …к русским, в конце концов!

Блейк усмехнулся:

– Президенты смертны, как все люди. А вы ведь еще по-настоящему-то и не вкусили власти.

– Вы мне угрожаете? – Эбахон схватил колокольчик. – Да я…

– Не забывайтесь, ваше превосходительство! – холодно оборвал его маленький англичанин. – С французами и американцами мы постараемся договориться, а русские… – Он вежливо поклонился Петру, – …хоть и новички в африканских делах, но прекрасно знают цену честолюбивым президентам нефтяных, медных и прочих банановых республик. – Теперь Блейк не сводил глаз с Петра. – Не скрою, присутствие мистера Николаева сначала сбило нас с толку, хотя мы знаем – не в принципах русских поддерживать подобные аферы. Но потом, когда выяснилось, каким способом его заставляют играть столь нелепую роль… – Он обернулся к Эбахону и тихо рассмеялся: – Ваше превосходительство, извините, может быть, здесь, в Гвиании, вы превосходный политик, но в большой политике вы пока еще… только провинциал! Причем африканский!

Петр напрягся. Такого оскорбления Эбахон наверняка еще не знал. И сейчас, следуя логике его характера, должен был произойти взрыв.

Но Эбахон сразу обмяк, дрожащей рукой наполнил стакан виски доверху и залпом выпил все до дна.

ГЛАВА 4

– Итак, – с любезной улыбкой продолжал Блейк, – вы, ваше превосходительство, знаете наши условия. Конечно, это дельце принесло вам неплохие дивиденды: сегодня мировое общественное мнение на вашей стороне. А пока разберутся, пока федеральное правительство создаст комиссию да проведет расследование… Вы сами знаете, как неповоротливы чиновники…

Блейк перевел многозначительный взгляд на Петра, и тот не выдержал:

– Зачем вы говорите все это при мне, мистер Блейк? Или вы думаете, что мое молчание никогда не кончится?

– Вы слышали, ваше превосходительство? – усмехнулся англичанин. – Ваш русский друг действительно знает слишком много и, если когда-нибудь его молчание кончится… – Он легко встал из кресла: – А вам, мистер Николаев, я хотел бы напомнить, что вы ввязались в скверную историю. Если у вас действительно есть какие-то полномочия, то паблисити, которое уже получило за границей ваше пребывание здесь, вряд ли обеспечит вам благодарность вашего начальства. Герр Штангер, насколько я знаю, довел до вашего сведения наши предложения… Пока они остаются в силе. Пока… – Блейк сделал многозначительную паузу: – Подумайте, мистер Николаев!

Блейк, Эбахон, Аджайи – все теперь смотрели на Петра, ожидая, что он скажет. Угроза была недвусмысленной.

Петру вспомнилась гибель Даджумы, мамба в тумбочке, смерть Шмидта, маленький японец… И он понял, понял как никогда ясно, что сейчас один неверный шаг, одно неверное слово может стоить ему жизни. Нет, не случайно Блейк был перед ним так цинично откровенен, выбалтывая сокровенные замыслы и тайны – свои и Эбахона. Он делал Петра опасным свидетелем, от которого, как бы ни относился к нему Эбахон, рано или поздно придется избавиться.

– Но мы еще вернемся к этому разговору, – продолжал Блейк. – Итак, джентльмены… – Он склонил голову. – Молчание его превосходительства я принимаю как согласие на условия моей компании. Завтра же на имя господина Эбахона в один из швейцарских банков будет переведено сто миллионов фунтов, а после первых серьезных побед герра Штангера мы пересмотрим наше отношение с федеральным правительством. В конце концов это будет всего лишь признание сложившихся реальностей – наши… – он выделил это слово, – наши скважины и все имущество находятся на территории Республики Поречье. Я правильно вас понял, ваше превосходительство?

Эбахон угрюмо кивнул.

– В таком случае позвольте откланяться. Я должен немедленно сообщить о вашем согласии в Лондон.

И Блейк быстро вышел из холла.

– Дьявол! – сейчас же вскочил Эбахон в ярости. – Эти торгаши всегда жили за счет других народов! И даже сейчас, когда нам грозит геноцид… – Он осекся, взглянул на Петра, и в глазах его зажглось любопытство. – Вы знаете, о чем я сейчас подумал, Питер?

– О том, как вам обмануть англичан, – напрямик ответил ему Петр.

Эбахон поморщился:

– С торгашами надо вести себя по-торгашески. Но я не об этом. Мне довольно часто приходила в голову мысль о том, что некоторые мои коллеги оказались весьма дальновидными, сделав ставку на… некапиталистическое развитие.

Аджайи одобрительно ухмыльнулся и протянул Петру наполненный стакан.

– Они не зависят теперь от… этих империалистических акул. На их стороне солидарность народов! – Голос Эбахона креп, лицо оживилось…

«Опять митингует!» – подумал Петр.

– И кто знает… – вдруг перешел Эбахон почти на шепот, доверительно склонясь к Петру еще ближе. – Когда мы отстоим свободу от гвианийских вандалов…

– С помощью наемников? – не удержался Петр. Эбахон нахмурился и выпрямился.

– И Штангер, и весь его сброд будут вышвырнуты отсюда. Пусть хоть когда-нибудь белые сделают для нас, африканцев, черную работу, – донесся до его сознания, как сквозь дрему, голос Эбахона. И он почувствовал, как слабеют его пальцы, стакан скользит из них, а сам он валится куда-то вбок…

«Меня отравили», – была его последняя мысль…

…Петр смыл мыльную пену с лица, вытерся полотенцем, грубым, застиранным, с вылинявшими розовыми буквами «Обоко рест-хаус», вздохнул.

Голова была по-прежнему тяжелой.

«Это все от усталости, – подумал он. – Надо же, свалился, словно пьяный, и проспал почти двенадцать часов!»

Он вышел из ванной и застал Войтовича сидящим в кресле с небольшим транзисторным радиоприемником на коленях.

Войтович поднял глаза на Петра:

– Би-би-си передает, что федералы ворвались в Уарри.

– Знаю. Ночью туда отправился Штангер…

– Так вот почему всех нас сегодня подняли чуть свет и приказали не покидать рест-хауса. Коллеги наши народ шустрый, сейчас бы уже они все очутились в Уарри. Правда, приобрести приемник догадался пока здесь лишь я один… – Он довольно засмеялся. – А то от наших любезных хозяев никакой объективной информации не добьешься! Пей чай. Заказал, пока .ты возился в ванной. А уж рассказывать о своих приключениях будешь потом. Впрочем… Наш диктофончик работает прекрасно, а ты не забываешь включать его вовремя. Извини, вчера я достал его из твоего кармана и, пока ты спал, прослушал запись. Теперь бы нам переправить все эти кассеты за Бамуангу! Ладно, что-нибудь придумаем. А теперь пить чай!

Петр взял белый фаянсовый чайник, стоявший на подносе на низком столике, наполнил крепким душистым чаем щербатую розовую чашку, долил из молочника молоко и принялся намазывать джем на еще теплые тосты.

«Интересно, – подумал он, – о чем же договорились вчера бывший губернатор и бывший министр? Кого же предает Аджайи на этот раз?»

Если бы только он знал, как развивались события после того, как его скосил сон, неожиданный, тяжелый, глубокий!

В первые мгновения Эбахон растерялся.

– Ему… плохо? – обеспокоенно схватил он с каминной доски бронзовый колокольчик, но Аджайи с улыбкой остановил его:

– Блейк прав. Нам не нужен лишний свидетель. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.

Лицо бывшего министра было холодно и жестоко.

– Но… – неуверенно начал было Эбахон.

– Неужели же, ваше превосходительство, жизнь одного человека чего-то стоит, когда идет речь о будущем целого народа?

– Вы… отравили его? – закусил губу Эбахон. – Как вы смели… У меня в отношении этого парня были свои планы!

– Успокойтесь, Джон! Всего-навсего лишь сильное снотворное в виски. Он будет спать часов двенадцать, а мы пока решим его дальнейшую судьбу. Так вы что это… насчет социализма в Поречье… конечно же, шутите? Мистер Блейк не даст вам под эту авантюру ни пенса.

– Иногда, мой милый Джеймс, мне кажется, что вы служите мистеру Блейку более верно, чем мне. Но помните: мне хорошо известна ваша биография. Вы предавали всех и всегда успевали выскочить в последний момент из горящего дома. Но теперь вам это не удастся. Если дому будет суждено сгореть, вы сгорите в нем вместе со всеми, клянусь Ошуном!

Аджайи отхлебнул виски и откинулся на спинку кресла. Лицо его было непроницаемо.

– Покойный Даджума был тоже вспыльчив…

– Так ты мне еще и грозишь? Я поклялся найти убийцу Даджумы. Значит, это твоих рук дело?

Эбахон выхватил пистолет. Но Аджайи не моргнул и глазом.

– Не играй в невинность хоть со мною, Джон, – равнодушно заговорил он. – Когда Даджуму убрали, ты вздохнул с облегчением. Он мешал здесь всем, майор Даджума, любимец народа идонго. Все Поречье рыдало, когда стало известно о его смерти. Будь он сейчас живым, неизвестно, за кем бы пошли идонго. А он, как тебе известно, был федералом до мозга костей.

– Я подозревал, что это твоих рук дело…

Эбахон хмуро отвернулся, запихивая пистолет в кобуру.

– Это сделали люди Блейка. Даджуму убили в тот момент, когда он хотел что-то сообщить… – Аджайи кивнул на Петра, бледного, бессильно уронившего голову на грудь, почти бездыханного, – …нашему другу Питеру. А может быть, даже и сообщил. Даджума имел своих людей всюду и наверняка узнал о наших планах, хотя, судя по всему, лишь в самый последний момент.

– Но тогда почему же… – Эбахон указал взглядом на Петра.

– Этот парень тоже должен был погибнуть. Но вместо двух выстрелов почему-то прогремел один. Мы попытались исправить ошибку, но… – Аджайи с улыбкой развел руками, – …видимо, мисс Карлисл просила Ошуна сохранить жизнь этому парню. Когда-то она была в него влюблена, и англичане в свое время даже пытались сыграть на этом.

– Вот как? – поднял бровь Эбахон. – Забавно!

– Ничего забавного. Примитивный шантаж, да к тому же беспочвенный. Я отношусь к Питеру с давней симпатией. Но ему лучше умереть во всех случаях. В нашей игре он больше не нужен, да и наивно было бы думать, что мы могли разыгрывать эту карту слишком долго. Сто миллионов фунтов – неплохая цена за его жизнь. Меня так высоко никогда не оценят! – Экс-министр хрипло рассмеялся, откашлялся: – Он слишком много знает. Представь, все это появится в газетах сейчас, когда наши друзья на Западе только и твердят о правах человека. У них и без тебя хватает на шее диктаторов, а тут еще палач народа идонго!

– Ты циник, Джеймс! – с отвращением поморщился Эбахон и взялся за свой стакан. – Надеюсь, мне-то ты ничего пока не подсыпал?

– Я – профессиональный политик, ваше превосходительство. А в политике нет принципов, в ней только грязь. И чтобы она не пристала, надо привыкнуть называть вещи своими именами. Да не морщись, это к тебе придет. Ты пока в самом деле, как сказал Блейк, провинциал, да притом африканский! – Он посмотрел свой стакан на свет. – А насчет того, подсыпал ли я тебе чего-нибудь… Нет, и не подсыплю. Ты – идонго, а я из другого племени. Даджума и другие лишили меня всего – положения и денег. И я поклялся отомстить им. У меня с тобой общее дело, Джон. Пей смело!

Эбахон внимательно посмотрел на него, усмехнулся и отставил стакан:

– Спасибо за откровенность, Джеймс. В наше время люди редко бывают так откровенны. Но скажи… также прямо… Что ты хотел сделать…

И он взглядом указал на бездыханного Петра. Аджайи пожал плечами.

– Когда-то он увлекался гонками, любит быструю езду. Но сегодня он много пил, а дорога в рест-хаус идет по обрыву. После дождя она бывает очень скользкой, асфальт разбит, а повороты круты…

Эбахон задумался, потом вдруг хитро взглянул на бывшего министра:

– Но если англичане уверены, что русские не станут со мною даже разговаривать… Почему их так беспокоит Питер Николаев? Объясни мне, и тогда я, может быть, не пожалею «мерседес», который выделен господину советнику.

Аджайи резко подался вперед:

– Это большой бизнес, Джон. И они не хотят рисковать ни одним процентом в деле, которое принесет миллиарды и нам и им. А что, если ты сговоришься с Москвою… через него? И опять, как сейчас в Гвиании, пойдут разговоры о национализации? Нефть слишком лакомый кусок! Прямота и честность этого парня нравятся мне, но он чужой среди нас. Он должен умереть!

«Трех-тах-та-та-та…» Пустое ведро с грохотом скакало вниз по лестнице в холл.

– Мадам! – донесся сверху испуганный крик одного из мойщиков. – Осторожней, мадам!

Из-за поворота лестницы появилась Элинор – в переднике, с мокрой тряпкой в руках. Лицо ее было бледно, глаза пылали яростью.

– Вы… сами мыли лестницу? – вскочил пораженный Эбахон. Не отвечая ему, Элинор медленно шла вниз – со ступеньки на ступеньку, и взгляд ее был устремлен на Аджайи, поспешно встающего из кресла.

Вот она уже на последней ступеньке, вот уже в холле. Идет на пятящегося, вдруг потерявшего свою самоуверенность Аджайи…

– Я все слышала, – наконец нашла в себе силы заговорить она. – Так вот! Сейчас же отправьте Питера в рест-хаус, и если хоть один волос упадет с его головы, вы – конченый человек, клянусь Ошуном! А я… я сейчас же возвращаюсь в миссию!