Текст книги "Там, за Ахероном"

Глава 5.
На приеме

Лепорелло

Ого! Вот как! Молва о Дон Гуане

И в мирный монастырь проникла даже,

Отшельники хвалы ему поют.

А. С. Пушкин, «Каменный гость»

– Прошу вас, владыко, садитесь…

Архиерей сел. С торжественностью несколько неуместной (дело происходило в кабинете начальника милиции) он воздел пухлые руки и, сняв клобук, бережно поместил его на край стола. Остался в черной шапочке.

Генерал хмурился и в глаза не глядел. В негустую и рыжеватую его шевелюру с флангов врубались две глубокие залысины, норовя повторить знаменитый маневр Ганнибала.

– Про баржу слышали? – отрывисто спросил он наконец.

С несчастным видом владыка развел мягкие ладони.

– Обрубили трос, – сдавленно сообщил генерал. – Баржу снесло на косу. А местные жители, не будь дураки, вскрыли пломбы и принялись расхищать бушлаты. Если прокуратура (а она уже занимается этим делом) копнет достаточно глубоко, то с полковником Непалимым придется расстаться… Как прикажете дальше работать, владыко? С кем работать прикажете?

– Сказано: аще и страждете правды ради… – начал было архиерей.

– Правды ради? – Генерал желчно усмехнулся. – Утром Склизский прибегал – каяться. Бушлаты-то отгружал именно он… И если бы только правды ради!

Архиерей ошеломленно схватился за наперсный крест.

– Вы хотите сказать?..

– Вот именно. – Голос генерала был исполнен горечи. – Под прикрытием богоугодного дела гнал ценности на ту сторону. Вместе с бушлатами. Отсылал на хранение каптенармусу, с которым, как сам признался, связан уже давно…

– Господи помилуй! – В страхе архиерей осенил себя крестным знамением. – Вот уж воистину: яко несть праведен никтоже…

– Праведен! – сказал генерал. – Покажите мне одного праведника, который бы мог разом списать столько бушлатов! Вы же знаете, что в прокуратуре сплошь сидят наши с вами противники, и если всплывет хоть одна зашитая в бушлаты ценность, нам останется уповать лишь на вмешательство Петра Петровича. Склизский – ладно, а вот Непалимого жалко…

Генерал вздохнул.

– А на будущее, владыко… – сказал он, потирая левую залысину, – Простите великодушно, но что-то с вашими речниками надо делать. Так дальше нельзя. Взять хотя бы тот случай с ревизоршей… Уму непостижимо: багром! Женщину! Интеллигентную! Пожилую!.. А у нее, между прочим, национальность! Сначала демократы здание пикетировали, потом патриоты с плакатом! «Одолжи багор, матросик!» Ну вот как его теперь отмазывать прикажете?

– Так ведь контингент-то какой!.. – беспомощно проговорил архиерей. – Одно слово: бесы. Да и ревизорша, между нами, взяточница. А у него, как на грех, багор был в руках. По привычке зацепил, без умысла…

– Послушайте, владыко, – взмолился генерал. – Ну присоветуйте вы там, я не знаю, чтобы хоть меняли этих речников время от времени…

– Так ведь и так меняют! Меняют что ни рейс!

– Простите?.. – Помаргивая рыжеватыми ресницами, генерал непонимающе смотрел на служителя культа. – Как же меняют, если люди одни и те же?

– Люди – да. А бесы в них – каждый раз новые. Я же и говорю: контингент такой… Что у вас, что у нас… Но вот с баржей – здесь их вины, поверьте, нет. Приказали трос обрубить – они и обрубили.

– Приказали? – пораженно переспросил генерал. – Зачем?

Перед тем, как ответить, архиерей боязливо оглянулся на дверь кабинета. Дверь была плотно прикрыта.

– Великий грешник бежал из обители скорби, – тихо и страшно выговорил он.

Генерал откинулся на спинку стула. Рыжеватая бровь изумленно взмыла.

– Как?.. Оттуда?

Архиерей скорбно кивнул, и в этот миг грянул телефон. Генерал уставился на аппарат, словно видел подобное устройство впервые. Затем снял трубку.

– Слушаю, – отрывисто известил он. – Сволокли с косы?.. Что?! – Лицо его внезапно осунулось. – Когда?.. Час назад?.. – На глубоких генеральских залысинах проступила испарина. – Срочно выясни, где в этот момент находились речники… Ну а какие же еще? Конечно, наши!

Он бросил трубку. Владыка смотрел на генерала, широко раскрыв глаза.

– Час назад теплоход «Богдан Собинин» таранил баржу с бушлатами, – несколько севшим голосом сообщил тот. – Оба судна затонули.

– Свят-свят-свят! – только и смог выговорить архиерей.

Глава 6.
В подвале

Второй

Какие звуки! Сколько в них души!

А чьи слова, Лаура?

А. С. Пушкин, «Каменный гость»

То ли здесь, во сне, то ли там, наяву, кто-то тихо и нежно произнес его имя. Вздрогнув, дон Жуан открыл глаза – и сразу попал в липкую душную черноту четвертого круга. Сердце прянуло испуганно… Но нет, это был не Ад – в Аду никто никогда не спит. Это был всего лишь подвал – точное подобие Стигийских топей близ раскаленных стен адского города Дит. Справа из темноты давили влажным теплом невидимые ржавые трубы. В углу, наполняя тесное подземелье удушливым паром, бил слабый родник кипятка.

Шли третьи сутки со дня бегства с борта теплохода «Богдан Собинин». Что-то подсказывало дону Жуану, что судно, принявшее на борт ладью Харона, недолго продержится на плаву.

В итоге – подвал. А тихий нежный оклик ему приснился, не иначе… Дон Жуан со вздохом опустился на ветхое влажное ложе из пакли и тряпья, но тут голос возник снова:

 
На заре морозной
Под шестой березой,
За углом у церкви
Ждите, Дон-Жуан…
 

Он не сразу понял, что это стихи. Резко приподнялся на локте и вдруг плотно, страшно – как будто не себе, а кому-то другому – зажал рот ладонью. А голос продолжал:

 
Но, увы, клянусь вам
Женихом и жизнью…
 

Она – улыбалась. Даже не видя ее лица, он знал, что, произнося это, она улыбается – нежно и беспомощно. Неслышно, как во сне, он поднялся с пола и двинулся к лестнице, ведущей из подвала в подъезд.

Застенок подъезда был освещен мохнатой от пыли скляницей. Без лязга приоткрыв дверь из сваренных накрест железных прутьев, дон Жуан шагнул наружу.

На каменной коробке подъемной клети теснились глубоко вырубленные непристойности и выражения, дону Жуану вовсе не знакомые. Богохульства, надо полагать… В подвале журчал и шипел кипяток, откуда-то сверху сквозь перекрытия приглушенно гремела дикарская музыка, а девичий голос на промежуточной площадке все ронял и ронял тихие, пронзающие душу слова:

 
Так вот и жила бы,
Да боюсь – состарюсь,
Да и вам, красавец,
Край мой ни к чему…
 

Он решился и выглянул. Короткая лестница с обкусанными ступенями упиралась в обширную нишу высотой чуть больше человеческого роста. Скляница там была разбита, и ниша тонула в полумраке. Задняя стена ее представляла собой ряд квадратных и как бы слившихся воедино окон с треснувшими, а то и вовсе вылетевшими стеклами.

Девушка сидела на низком подоконнике. Зеленоватый свет фонаря, проникавший с улицы, гладил ее чуть запрокинутое лицо, показавшееся дону Жуану невероятно красивым.

 
Ах, в дохе медвежьей
И узнать вас трудно, –
Если бы не губы
Ваши, Дон-Жуан…
 

Голос смолк. И тут на подоконнике шевельнулась еще одна тень, которой дон Жуан поначалу просто не заметил.

– Не, Аньк, я над тобой прикалываюсь, – проскрипел ленивый юношеский басок. – Донжуан-донжуан!.. Читаешь всякую…

Фраза осталась незаконченной. Низкий и страстный женский голос перебил говорящего.

– Еще! – то ли потребовал, то ли взмолился он.

Парочка, расположившаяся на подоконнике, вздрогнула и уставилась вниз. Там, на первой ступеньке, прислонясь к стене пролета, ведущего в подвал, маячил женский силуэт. На молодых людей были устремлены исполненные мрачной красоты пылающие темные глаза. Парочка переглянулась озадаченно.

– Ну я тащусь! – скрипнул наконец басок, и его обладатель, всматриваясь, подался чуть вперед – из тени в полусвет. Дона Жуана передернуло от омерзения. Молодой человек был мордаст, глазенки имел наглые и нетрезвые, что же до прически, то раньше так стригли одних только каторжан и умалишенных: затылок и виски оголены, зато на макушке стоит дыбом некое мочало.

– Тебе тут что, тетенька, концерт по заявкам, да? – издевательски осведомился он, и рука дона Жуана дернулась в поисках эфеса. Четыреста лет не совершала она этого жеста… Однако взамен рукоятки пальцы обнаружили упругое женское бедро. Его собственное.

Столь жуткого мгновения ему еще переживать не приходилось.

– Простите… – пробормотал он, опуская глаза. – Простите ради Бога…

Он повернулся и побрел: нет, не в подвал – на улицу, прочь, как можно дальше от этого подъезда, от этого дома…

– Э, так ты бомжиха? – в радостном изумлении скрипнул басок. – Да ты хоть знаешь, сучка, в чей подъезд зашла? Стишков ей! Давай-давай вали отсюда, пока в ментовку не сдали!

Дон Жуан был настолько убит, что безропотно снес бы любое оскорбление. Слово «сучка» тоже не слишком его уязвило – во втором круге за четыреста лет он еще и не такого наслушался. Но то, что грязное слово было произнесено в присутствии девушки, только что читавшей стихи о нем… Он стремительно повернулся на пятке и легко взбежал по лестнице.

Пощечина треснула, как выстрел.

Глава 7.
Бой

Дон Гуан

Когда за Эскурьялом мы сошлись,

Наткнулся мне на шпагу он и замер,

Как на булавке стрекоза…

А. С. Пушкин, «Каменный гость»

Пощечина треснула, как выстрел, и мордастого отбросило к мусоропроводу. Секунду он очумело смотрел на взбесившуюся красавицу бродяжку, затем лицо его исказилось злобой, и, изрыгнув матерное ругательство, юный кабальеро кинулся на обидчицу, занося крепкий увесистый кулак.

Дона Жуана не удивило и не смутило, что на женщину (хотя бы и после пощечины!) поднимают руку, поскольку в гневе он начисто забыл, в чьем теле находится. Грациозным движением пропустив нападающего мимо, он проводил его еще одной затрещиной, от которой тот вкололся в выщербленную стену напротив.

Это уже было серьезно.

– Ах ты!.. – взвизгнул мордастый и вдруг, ни слова не прибавив, кинулся вверх по лестнице – то ли за оружием, то ли за подмогой.

Дон Жуан порывисто повернулся к девушке, оцепеневшей от изумления и испуга.

– Чьи это стихи? – спросил он, но тут адская музыка громыхнула во всю мочь, почти заглушив его вопрос, – это соперник рванул наверху дверь своей квартиры.

– Бегите! – умоляюще шепнула девушка не в силах отвести глаз от странной незнакомки. – Там вечеринка! У него отец – полковник милиции!

Словно в подтверждение ее слов музыка наверху оборвалась, несколько здоровенных глоток взревели угрожающе, загрохотали отбрасываемые пинками стулья – и по лестнице лавиной покатился топот.

Первым добежал полковничий сынок (остальные, видимо, задержались, увязнув в дверях).

– Ну, овца! – с пеной у рта пообещал он. – Я ж тебя сейчас на дрова поломаю!

И с фырчанием крутнул двумя палками, связанными короткой веревкой. Дон Жуан оглянулся. На подоконнике лежал недлинный железный прут, которыми, похоже, был усеян весь этот мир. Пальцы сомкнулись на рубчатом металле. Мордастый же, увидев чумазую бродяжку в фехтовальной позиции и с арматуриной в руке, споткнулся, зацепил «чаками» за перила и с отскока звучно влепил себе деревяшкой по колену. Взвыл и бросился наутек. Дон Жуан с наслаждением отянул его железным прутом по упитанной спине, но тут на верхней площадке показалась подмога – человек пять юнцов с каторжными стрижками.

– Вы – прелесть, – с улыбкой сказал дон Жуан девушке и, не выпуская из рук оружия, шагнул в разбитое окно. Он знал, что там, снаружи, вдоль всего здания пролегает какая-то труба, по которой, придерживаясь за стену, вполне можно добраться до плоской крыши пристройки.

* * *

Дверь подъезда распахнули с такой силой, что чуть не сорвали пружину. Под фонарем заметались вздыбленные двухцветные макушки.

– Где она, зараза?

– Да вон же, вон! По трубе идет!

Кто-то нагнулся, подбирая что-то с тротуара, и четвертинка кирпича взорвалась осколками в локте от дона Жуана. Но пристройка была уже совсем рядом. На глазах у преследователей хулиганка с неженской ловкостью вскарабкалась на крышу магазина и, пригнувшись, исчезла за парапетом.

– Колян! Давай к складу! Там по воротам залезть можно!

Дон Жуан огляделся. Под ногами была ровная, шероховатая, как наждак, поверхность, густо усеянная битым стеклом и всякой дрянью. Не распрямляясь, он пробежал вдоль ряда низких балконов до угла, и крыша магазина распахнулась перед ним – огромная, как обугленные пустыни седьмого круга. Изнанка неоновой рекламы напоминала груду тлеющих углей, которую кто-то разгреб и разровнял по кромке вдоль всего здания.

В это время из-за дальнего угла на крышу выскочила человеческая фигурка – надо полагать, взобравшийся по воротам Колян. За ней – другая.

Не теряя ни секунды, дон Жуан перемахнул облицованное грубыми изразцами ограждение угловой лоджии. Дверь, ведущая внутрь дома была открыта, и в ней шевелилась портьера.

– То есть не-мед-ленно! – гремел за портьерой властный мужской голос. – Да, по моему адресу! Да! Усиленный наряд!.. Что? Насколько опасна?.. Да она моего сына изуродовала!..

И со страхом, похожим на восторг, дон Жуан понял, что попал в квартиру полковника – ту самую, где агонизировала сорванная им вечеринка.

Спрыгивать на крышу было теперь просто неразумно. Разумнее было затаиться. Портьеру шевелило сквозняком – следовательно, сообразил он, входная дверь распахнута настежь…

– Вот она! – истошно завопили на крыше. – Вон, на лоджии!

Дон Жуан отбросил портьеру и, не выпуская из рук железного прута, шагнул в комнату. Человек, только что кричавший в телефон страшные слова, с лязгом бросил трубку, вскинул голову и остолбенел.

Это был крупный склонный к полноте волоокий мужчина лет сорока – в шлепанцах, в брюках с красной полоской и в майке.

– Вы?.. – как бы не веря своим глазам, проговорил он. – Это вы?..

Краска сбежала с его лица. Бледный – в синеватых прожилках – полковник милиции с ужасом смотрел на странную гостью.

И дону Жуану показалось, что полковник сейчас пошатнется и грузно рухнет поперек ковра.

Но тут в комнату с топотом ворвался полковничий сынок, теперь более мордастый слева, нежели справа.

– Па! Она на балконе!.. – заорал было он – и умолк.

Полковник зажмурился, застонал и вдруг, развернувшись, отвесил сыну оплеуху – куда более увесистую, чем первые две.

– Сопляк! – снова наливаясь кровью, гаркнул он. – Вон отсюда! Все вон! Тунеядцы! Короеды! Вы на кого руку подняли!..

На лоджии кто-то ойкнул и спрыгнул, видать, на крышу. Полковник плотно прикрыл дверь за вылетевшим из комнаты отпрыском и снова повернулся к гостье. Крупные губы его тряслись.

– Накажу… – истово говорил он. – Примерно накажу… Только ради Бога… Это недоразумение… Ради Бога…

– Да я, собственно, не в претензии, – преодолев наконец оторопь, промолвил дон Жуан. – Конечно же, недоразумение…

Глава 8.
Наутро

Дона Анна

Вы сущий демон. Сколько бедных женщин

Вы погубили?

А. С. Пушкин, «Каменный гость»

Утро за нежными апельсиновыми шторами рычало, как Цербер. Коротко вскрикивал металл. Иногда, сотрясая воздух, под окном проползало нечто невообразимо громадное.

По ту сторону двери кто-то скрипнул паркетиной и испуганно замер. Дон Жуан усмехнулся. Закинув руки за голову, он лежал на чистых тончайших простынях и с выражением вежливого изумления на посвежевшем лице думал о вчерашних событиях.

Получалось, что тело, которое он присвоил, уже уходило за Ахерон и не раз… Но полковник, каков полковник! Принимать у себя дома гостей с того света… На безумца вроде не похож, да и душу дьяволу явно не продавал, поскольку живет небогато…

А ведь принимал постоянно. Не зря же ноги сами принесли дона Жуана именно к этому дому, именно в этот подъезд…

Дон Жуан откинул плед и в который раз с отчаянием оглядел свое новое тело.

В дверь постучали, и осмотр пришлось прервать.

– Я слышу, вы уже проснулись, дорогая? – произнес мелодичный женский голос. – Доброе утро!

Обворожительно улыбаясь, в комнату вошла пепельная блондинка в чем-то кружевном и дьявольски обольстительном. Жена полковника, и скорее всего вторая. Уж больно молода, чтобы быть матерью мордастого кабальеро… Вчера за ужином она, помнится, вела себя как-то странно… Да и сейчас тоже… Дверь вот зачем-то прикрыла…

– Ну как спалось на новом месте?

Слова прозвучали излишне любезно и отчетливо. Видимо, кто-то стоял и подслушивал в коридоре.

– О, благодарю вас! Превосходно!

Блондинка присела на край постели и уставила на дона Жуана синие с поволокой глаза. Мысленно застонав, он попробовал обмануть себя рассуждением, что вот приходилось же ему переодеваться в свое время и монахом, и простолюдином… Однако в глубине души дон Жуан прекрасно сознавал, что сравнение – лживо. Трижды лживо! Ах если бы тогда, в каптерке, у него нашлась одна-единственная минута – осмотреться, выбрать…

– Что? Никакой надежды? – умоляюще шепнула блондинка.

– Как же без надежды? – пересохшим ртом отвечал дон Жуан, не в силах отвести взгляда от ее свежих, чуть подкрашенных губ. – Надежда есть всегда!

О чем идет речь, он, естественно, не понимал, да и, честно сказать, к пониманию не стремился. Когда говоришь с женщиной, смысл не важен – важна интонация.

– Я – про кору, – уточнила она.

– Я – тоже…

Синие влажные глаза просияли безумной радостью, и в следующий миг к изумлению дона Жуана нетерпеливые ласковые руки обвили его шею.

– Значит, все-таки любишь?.. – услышал он прерывистый шепот.

В горние выси мать! А тело-то у него, оказывается, с прошлым! Да еще с каким!..

В смятении он оглянулся на дверь.

– А… муж?

– Пусть скажет спасибо за баржу… – хрипло отвечала блондинка, бесцеремонно внедряя руку дона Жуана в кружева своего декольте.

«Какая еще в преисподнюю баржа?» – хотел вскричать он, но рот его уже был опечатан нежными горячими губами.

Ай да тело! Ай да погуляло!..

* * *

Волоокий дородный полковник маялся в коридоре. При параде и даже при каких-то регалиях. Увидев выходящих из спальни дам, резко обрел выправку.

– Спасибо вам за баржу, – прочувствованно выговорил он. – Только вот… – Чело его внезапно омрачилось. – Уж больно глубина там небольшая. Неровен час поднимут. С баржей-то с одной, может, возиться бы и не стали, но вот теплоход…

– «Богдан Собинин»? – в озарении спросил его дон Жуан.

– Ну да… Таранил который…

Чуяло его сердце! Стало быть, ладья Харона тоже на дне.

– Даже проплывать над ними, – тихо и внятно вымолвил дон Жуан, глядя в выпуклые, как у испуганного жеребца, глаза, – и то никому бы не посоветовал.

– Слава Богу… – Полковник облегченно вздохнул, но тут же встревожился вновь. – Потом с корой… – беспомощно проговорил он. – Вы ведь в прошлый раз сказали, она полсотни заварок выдерживает…

Супруга его томно оправила пепельные волосы и возвела глаза к потолку. Розовые губы чуть приоткрылись, явив влажный жемчуг зубов. Интересно, сколько ей лет? Двадцать пять? Двадцать? Ах, полковник, полковник! Ну, сам виноват…

– Полсотни, говорите? – рассеянно переспросил дон Жуан.

Полковника прошиб пот.

– Это я округлил, – разом охрипнув, поспешил исправиться он. – На самом деле, конечно, около сорока… Но все равно, заваркой больше – заваркой меньше… Как вы полагаете?

– Полагаю, да, – серьезно ответил дон Жуан – и вокрес полковник.

– Завтрак на столе! – радостно брякнул он, потирая большие ладони. – Прошу.

* * *

То ли за четыреста лет научились лучше готовить, то ли дон Жуан давно не пробовал ничего иного, кроме скрипящей на зубах угольной пыли, но завтрак показался ему превосходным. Стоило потянуться за чем-либо, как асимметрично мордастый пасынок (ну не сын же он ей в конце-то концов!), видимо, извлекший из вчерашнего все возможные уроки, вскакивал и, чуть ли не пришаркнув ножкой, подавал желаемое. Весьма способный юноша, с легким омерзением отметил дон Жуан. Далеко пойдет…

– Грибочки, рекомендую, – приговаривал полковник. – А там, Бог даст, и шашлычком из осетринки попотчуем. Петр Петрович-то вот-вот нагрянет… – Полковник приостановился и дерзнул всмотреться в надменное смуглое лицо гостьи. – Так что, подзаправимся – и к генералу. Ждет с нетерпением.

– Генерал? – Дон Жуан насторожился. Ко всяким там генералам, командорам и прочим гроссмейстерам он питал давнюю неприязнь. Были на то причины.

Глава 9.
У генерала

Первый гость

Клянусь тебе, Лаура, никогда

С таким ты совершенством не играла.

Как роль свою ты верно поняла!

А. С. Пушкин, «Каменный гость»

– Вовремя, вовремя… – Сухонький, чтобы не сказать – тщедушный, генерал милиции вышел из-за стола, чтобы самолично усадить гостью в кресло – то самое, в котором сиживал недавно владыка. – И с инфарктом – тоже вовремя. Вы даже представить не можете, как вы нас выручили с этим инфарктом… Добрались, надеюсь без приключений?

Дон Жуан лукаво покосился на затрепетавшего полковника.

– Благодарю вас, превосходно… – На доне Жуане был светло-серый английский костюм и французские туфельки на спокойном каблуке – всё из гардероба полковницы.

Генерал тем временем вернулся за стол и, лучась приветом, стал смотреть на гостью. Глаза его однако были тревожны.

Странное лицо, подумалось дону Жуану. Лоб, нос, глаза – несомненно принадлежали мудрецу, аналитику и – чем черт не шутит! – аристократу. Рот и нижняя челюсть наводили на мысль о пропащих обитателях Злых Щелей.

– Ну, как там Петр Петрович? – осведомился наконец генерал.

– О-о! Петр Петрович!.. – молвил дон Жуан с многозначительной улыбкой.

Генерал понимающе наклонил прекрасной лепки голову. По обеим глубоким залысинам скользнули блики.

– Да, – признал он. – Что да – то да. Так вот, возвращаясь к инфаркту… Работа, должен признать, безукоризненная. Но с баржей, воля ваша… того… переборщили. Нет, я прекрасно вас понимаю. Бушлаты – на дне. Тот, кто списывал, суду уже не подлежит. Полковник Непалимый, сами видите, по гроб жизни вам благодарен…

Дородный красавец полковник растроганно шевельнул собольими бровями. Генерал вздохнул.

– Но теплоход-то зачем? – продолжал он, морщась и потирая залысину. – Шума теперь – на всю страну. Утром соболезнование от правительства передавали, назначают комиссию, опять же водолазы вызваны… Но это, я надеюсь, вы сами уладите. – Он замолчал, покряхтел. – Теперь насчет коры…

– Да что, собственно, кора? – сказал дон Жуан. – Заваркой больше, заваркой меньше…

Генерал вздрогнул. Полез в боковой карман, достал платок и, не спуская с дона Жуана зеленоватых настороженных глаз, медленно промакнул обе залысины.

– Так-то оно так, – внезапно осипнув, проговорил он. – Однако после кончины очередного нашего… – Генерал кашлянул. – Словом, кое у кого возникли подозрения, что речь уже шла не о двух-трех, но о десятках заварок… Кусок коры взяли на экспертизу. – Глава милиции вздернул рыжеватую бровь и смерил полковника глазом. – Федор Прокофьич, распорядись насчет кофе.

– Сию минуту. – Полковник повернулся и скрылся за дверью.

Генерал дождался, пока она закроется, и подался через стол к дону Жуану.

– Кора оказалась дубовой, – сообщил он сдавленным шепотом.

– Да что вы!.. – тихонько ахнул Дон Жуан и откинулся на спинку кресла.

– А вы не знали? – с подозрением спросил генерал.

– Я же только что прибыл… ла, – напомнил дон Жуан, мысленно проклиная родной язык Фрола Скобеева, в котором глаголы прошедшего времени черт их знает почему имели еще и обыкновение изменяться по родам.

– А… Ну да… – Генерал покивал. – Представьте себе, оказалась дубовой… Теперь будут проверять всю цепочку и начнут наверняка с нас. Но вы-то, я надеюсь, подтвердите, что на нашем участке подмены быть не могло… – Он запнулся и снова уставился на гостью. – Простите… Это ведь, наверное, не вы у нас были в прошлый раз?

Времени на колебания не оставалось.

– Разумеется, нет, – ровным голосом отвечал дон Жуан, хотя сердце у самого проехало по ребрам, как по стиральной доске.

Генерал не на шутку встревожился.

– А ваш предшественник? Он согласится подтвердить – как считаете?

– Какие могут быть разговоры!

Дверь приоткрылась, послышался знакомый бархатный баритон: «Не надо, я сам», – и в кабинет вошел полковник с подносиком, на котором дымились две чашки кофе.

– Ну и слава Богу! – Генерал заметно повеселел. – Стало быть, с корой тоже уладили… Что же касается розыска… – Он сочувственно прищурился и покачал головой. – Должен сказать прямо: трудная задача. Трудная. Ну посудите сами: мужчина, предположительно молодой, внешность неизвестна, развратник…

Дон Жуан вздрогнул и пристально посмотрел на генерала.

– Да таких сейчас полстраны! – проникновенно объяснил тот. – Ну положим, испанский акцент. Положим. Я, правда, не уверен, что обычный оперуполномоченный сумеет отличить испанский акцент шестнадцатого века, скажем, от современного армянского… Сам я пока вижу лишь одну зацепку: что ему делать в России? Как это у Марины Ивановны?.. «Но, увы, клянусь вам женихом и жизнью, что в моей отчизне…» М-да… Стало быть, попробует выбраться на историческую родину и, не зная наших порядков, наделает глупостей… Что с вами? Обожглись? Ну что ж ты, Федор Прокофьич, такой горячий кофе принес!..

– Марина Ивановна? – переспросил дон Жуан, дрогнувшей рукой ставя чашку на стол. – А кто это, Марина Ивановна?

– Просто к слову пришлось, – пояснил несколько озадаченный генерал. – Поэтесса. Покончила жизнь самоубийством…

«Значит, сейчас в седьмом круге, – машинально подумал дон Жуан. – Жаль, разминулись…»