Текст книги "Это не страшно"

Глава седьмая

Дома стояла привычная для Ивана тишина, кругом было, как всегда, чисто, легонько пахло освежителем воздуха. Турчин пошел на кухню, замахнул еще пару дринков коньяку, быстренько принял душ, растерся досуха махровым полотенцем. Сходил в машину, достал из-под сиденья пистолет, обойму и понес все в дом. Шторы повсюду были задернуты.

Иван протер ПМ, разрядил его, щелкнул вхолостую, снова передернул затвор, снова нажал на спуск. В магазинах сидело по восемь толстеньких тупоголовых смертушек. Турчин вставил обойму и спрятал пистолет за книги в спальной комнате, бросив рядом запасную. Вымыл еще раз руки, воткнул в уши плейер и мгновенно уснул. Часа через два вытащил наушники и снова погрузился в сон.

Сон у Ивана Николаевича был тяжелый, немного похмельный. Ему чудилось, что среди мерзкого темно-зеленого марева два красномордых мента волокут его в наручниках в неизвестность, ухмыляясь, приговаривая: то ли еще будет! Сильно болело левое плечо. Перед глазами мелькнули сморщенные старостью лица убиенных им бабок. «То ли еще будет тебе, убивец», – тихо проговорил кто-то. Он проснулся в холодном поту, встал в туалет, выпил минеральной воды из холодильника. Сознание постепенно вернулось к нему и стало спокойнее: он же миллионер, незаконный владелец оружия. Тем не менее, выпил таблетку феназепама, залез под одеяло и быстро уснул.

Утром Иван Николаевич был бодр, звонить заведующей не стал. Заехал за Шастиным, убедился, что, действительно машина приятеля не «на ходу», и они вместе покатили на работу.

Дни пролетали незаметно и однообразно. Холодало все ощутимей.

В один, на редкость прекрасный, солнечный день, когда Иван Николаевич зашел на «скорую», Юлия Ивановна отозвала его в коридор и шепотом сообщила, что муж с детьми и мамой в пятницу, на выходные, уезжают в гости. Сердце Турчина совершило несколько приятных кульбитов, улыбка его разбежалась от уха до уха, и он еле сдержался, чтобы не обнять Юльку у всех на глазах.

– Ура! Наконец-то! Я с ума схожу от счастья!

– Давай завтра все обговорим, ты же тоже дежуришь?

– Хор! Начинаю составлять план культурных мероприятий.

– Давай, начинай. Все, побежала! У меня вызов, целую, – и Юлия Ивановна растаяла среди людей в коридоре и в глазах Ивана, которые окутала пелена.

Иван вернулся в свою терапию, сел за стол. Запустил музыку в наушники и автоматически продолжал писать очередной эпикриз. Все думки устремились к встрече с Юлькой. В глазах мелькали доллары, евро, рубли и счастливая Юлька, примеряющая одно платье за другим…

Работа кипела, радость не оставляла Ивана ни на секунду, за каких-то три часа он написал все эпикризы, задолженные за прошедший месяц.

Во время обеденного перерыва, Иван Николаевич пошел в отделение к Лыкину, договориться о подмене дежурств. Завтра, в четверг, его с Юлькой смена, затем она отдыхает у него дома в пятницу вечером и всю субботу, днем, в воскресенье – дежурит. А у него в воскресенье – сутки. Надо ночь отдать Лыкину! Уговорить, уломать, сломать, но добиться своего, даже отдать эту ночь бесплатно. Зная, что Лыкин строится, лишняя тысяча ему не помешает, но все надо делать заранее.

Доктор Лыкин, продолжающий толстеть благородно, понемногу увеличивая животик, сидел у себя в кабинете и, как всегда, радостно приветствовал коллегу. Вообще, Лыкин веселый малый, во внерабочее время от него всегда можно было услышать шутки-прибаутки, смешные рассказики и он никогда не был высокомерен с медсестрами и санитарками.

– Слушай, Влад, давай ты за меня отдежуришь в воскресенье с восьми вечера, дозарезу надо! Я тебе просто дарю это дежурство! И полторашку пива – на выбор.

– А если я скажу тебе: давай три настоящей «Баварии» по 0,5? – повеселел Лыкин. В глазах его засверкали веселые зеленоватые огоньки.

– Согласен! Тебе сейчас или можно в воскресенье?

– А можно сейчас и в воскресенье? – уже прикалывался Лыкин со смехом.

– Давай! Пошел!

– Да, ладно, шучу! В воскресенье выхожу с восьми вечера.

– А может, с шести? – не унимался Иван. Юлия Ивановна сдавала смену в восемнадцать.

– Ну, тогда точно два литра светлой «Баварии»!

– Самой свежей, к шести уже будет холодненькой! Да, там и колбаски будут охотничьи, ничего?

– Вот тут уже точно что-то неспроста! Ищите женщину!

– Я ведь уже взрослый мальчик! Ну, договорились!

Сейчас предстояла задача обдумать предстоящее рандеву в смысле не простого утоления похоти, все должно пройти как настоящий праздник любви! Он не мог представить, как поведет себя Юлия у него дома, что оденет, будет ли помогать готовить праздничный ужин. Как все будет? Туман сладости в голове его не рассеивался.

Заиграл телефон.

– Вы где, Иван Николаевич? Это Наташа. Привезли бабку, по скорой, заведующая просит ее посмотреть.

– Ну конечно, больше некому, – проворчал в трубу Иван и свернул к приемному отделению.

В приемном отделении под капельницей стояла каталка, на которой, скрючившись, лежала старенькая бабуля, обтянутая желтой сухой кожей. Около пациентки копошилась фельдшер «скорой помощи», переставляя новую капельницу. За столом дежурных врачей сидела Юлия Ивановна и, как всегда, наморщив лобик, красивым ученическим почерком старательно выводила в карточке вызова описание пациента. Увидев, что зашел Иван Николаевич, подняла к нему голову и сразу посыпались профессиональные вопросы. В больнице, когда все сотрудники стали понимать их любовные отношения и на каждом углу обсуждать поведение доктора и Юлишны, она предложила все-таки, наконец, перейти на Вы, для приличия, и встречаться пореже, и болтать покороче, и меньше друг другу улыбаться. У нее самой это как-то выходило, она могла пройти мимо, только улыбнувшись, правда очень даже игриво и с подтекстом, но не остановиться. Иван же Николаевич после такой неожиданной встречи, тоже делал самую милую физиономию на своем лице, расплывался в улыбке, отвечал на приветствие, но когда Юля проходила мимо, оборачивался ей вслед, тупо разглядывал ее удаляющуюся фигурку несколько секунд и только неимоверной силой воли возвращался на землю. Выходило, что он ее все-таки любил! Но как не потерять личную свободу, при такой-то любви?

– Вы меня слышите? Доктор? – потрепала его за полу халата Юлия Ивановна.

– Ага. Что за бабуля?

– Родственники настояли, – полушепотом сказала Юля; и вслух: – Третий день полусонная, ничего не ест, жалуется на боли в груди. Вот пленка.

Юля подала ему кардиограмму. На пленке страшного ничего не было – мерцание предсердий, правда, тахиформа, с довольно длительными интервалами асистолии.

– В анамнезе гипертоническая болезнь, в конце девяностых перенесла инфаркт, но, со слов родственников, еще несколько дней назад сама себя уверенно обслуживала. Пять лет назад прооперирована по поводу рака желудка… Там родственники хотят с тобой поговорить, – понизила голос Юлишна.

– Хорошо, – Иван подошел к бабуле, с трудом добился от нее краткого рассказа о болезни, осмотрел и пошел в коридор, где стояли несколько мужчин и женщин с двумя маленькими детьми.

– Добрый день, слушаю Вас, – сказал Иван.

– Здравствуйте, доктор, – обратилась к нему одна из женщин, вида решительного, явно и безоговорочно выглядевшая лидером в этой компании. – Вы Иван Николаевич?

– Так точно, – ответил Иван. Что-то горячее пробежало по спине, некое предчувствие выбросило адреналин в кровь, и он слегка напрягся. – Что Вы хотели узнать?

– Как она?

– Пока трудно что-либо сказать, без обследования.

– Вы ее хотите поднять в реанимацию?

– По ее состоянию – не считаю необходимым, она достаточно сохранна, надо уредить частоту сердечных сокращений, посмотреть уровень глюкозы крови, она же диабетик?

– Да, сама колет себе инсулин.

– Ну, пока не вижу повода для тревоги. Поднимем в отделение, разберемся, – Иван Николаевич снова пошел в кабинет приемного покоя полюбоваться своей Юлией Ивановной, послушать ее щебетание.

Он уже двинулся в кабинет, как дама, беседовавшая с ним, окликнула:

– Иван Николаевич, можно Вас еще на минуту?

Иван вернулся к предводительнице родственников. Вот оно, начинается! Это состояние трепета появилось впервые, но не оставляло сомнения, что родственники предложат ему нечто аналогичное, что удачно прошло у него уже два раза – эвтаназия. Опять же, впервые, Иван Николаевич получил совершенно новое ощущение; некое мировоззрение убийцы все глубже проникало в его сознание… Если он прав и ему вновь поступит предложение об эвтаназии, проще говоря, об очередном заказе на убийство, он откажется! Точно, откажется! Хватит испытывать судьбу!

– Доктор, давайте выйдем на крылечко, прошу Вас, – попросила предводительница. За ней последовал унылого вида высокий мужчина.

– Коля, останься! – распорядилась дама. – Я сама.

Из кабинета приемного покоя выглянула Юлия Ивановна.

– Доктор, ну где Вы, проверьте карту! Вы забираете бабушку?

– Одну минуту, любезнейшая Юлия Ивановна, сейчас подойду, – ответствовал Иван. Юлишна подумала, что он пошел курить, и бросила вслед:

– Курить вредно! Я Вас отучу от этой привычки!

– Из твоих рук – хоть яд на блюде, – Иван не часто обращался к Юлии «на Вы». Ему-то было далеко наплевать, что о нем думают коллеги. Не хотелось подводить Юлю. Вдруг вспомнилось, что его личная и неземная любовь к Юлии вспыхнула после того, как она однажды принесла ему на пробу красного вина собственной выделки.

Иван Николаевич вышел на улицу и закурил. Дама тоже закурила. Предложила отойти в сторону из-под окон отделения. Они вдвоем с Иваном Николаевичем шествовали молча впереди, мужчина остановился несколько сзади.

Наконец, подойдя к деревьям сада, дама произнесла, тоном совершенно как бы равнодушным:

– Вы помните Анну Николаевну, Милованову? У нее мама умерла здесь?

– Припоминаю, – почти мгновенно ответил Иван, вспомнив свою первую жертву. Ясно, откуда ноги растут!

– Представляете, у нас сложилась катастрофическая история: бабушка не желает продавать свой дом, а он огромный, дом, бабуля с ним не справляется, все рушится, почти в центре. Завещан на мужа… Коля, подойди к нам! Мы у моря живем. Вот и разрываемся! Там работать надо, тут к бабушке ездить… Деньги за этот дом хорошие дают, Вы не сомневайтесь…

Иван Николаевич про себя, внутри, уже не только смеялся – хохотал! Он с ужасом понял, что никому не откажет в легкой смерти, что он превратился в серийного убийцу, разве что – не в маньяка. А что? Прикинет кто ему предложение: надо мочить, и замочит ведь, за деньги… гад! Со стороны казалось, что его гложут сомнения нравственного порядка, а он внутренне насмехался над собой, до какой степени скотства опустился уважаемый Иван Николаевич!

– Давайте так, аванс знаете? Ну и ступайте домой! Бабушку поднимем сейчас в отделение, мы обменяемся телефонами и в ближайшее время я Вам позвоню… Ну, проводите ее до палаты. Посидите. Последний раз живой видите…

– Подождите, доктор! Возьмите…

Иван Николаевич взял полиэтиленовый пакет, протянутый ему унылым мужем и сыном Колей, лысоватым, и высоким, резко повернулся и пошел в приемное отделение. У дверей, на улице, стоял Шастин и в одиночестве курил.

– Привет, еще раз, чего такой возбужденный? «И злость, и радость, на лице твоем, играют краской неземных эмоций!..»

– Знаешь, Шастин, что в мире самое сладкое и самое говенное? Догадываешься? Верно, деньги!.. Пойду, Юлька ждет.

Доктор «скорой помощи» Юлия Ивановна действительно сидела в приемном, ждала Ивана. Когда Турчин зашел в кабинет, она приподняла глаза на него и, как обычно, проворковала:

– Ну, доктор, посмотрите, я правильно сформулировала диагноз?

Иван взял карту и стал читать красивый ученический, не испорченный медициной, почерк Юльки. Смысл слов не доходил до его ума, настолько ему почерк этот нравился. Турчин сам прекрасно знал, что она умненькая, постоянно читающая врачишка, с хорошей памятью, только прикидывается простушкой этакой, чтобы не завидовали предпенсионного возраста тетки-коллеги. А сколько дежурств они просидели за изучением ЭКГ, по ночам, и ведь эта вредина не давала даже приобнять ее, пока до сути не докопается!..

Иван Николаевич вернул Юлии карту, сказал, что все в порядке, а сейчас ему надо идти заниматься бабушкой.

Он вышел из кабинета и прошел в дежурку. Развернул полиэтиленовый красочный пакет. На дне пакета лежала пачка заветных американских долларов, перетянутая резиночкой. Турчин стащил резинку и сел пересчитывать деньги. Ровно десять тысяч! Решили рассчитаться сразу. Купюры были опять разного достоинства. Попалась даже двухдолларовая купюра. «На счастье», как-то машинально подумал Иван Николаевич. Как бывший коллекционер, он знал, что в обороте двухдолларовых купюр почти нет даже в Америке. Считается редкой, посвящена провозглашению Независимости государства от Английской короны. «А что, может действительно начать снова коллекционировать?» Глупости! Опять все уйдет на страсть. То же картежничество или рулетка. Вредное азартное действо!

Итак, у Ивана сейчас в наличии без малого два миллиона рублей! Надо опять ехать в банк. Дома держать деньги он не собирался, да и вообще пока не обдумывал, как правильно ими распорядится. Главное – эффективно!

При себе, наличными, он стал оставлять около пятидесяти тысяч рублей. По меркам провинциального городишки этого всегда хватит на какие-либо неожиданности и приятности. В конце концов, банковская карта тоже под рукой.

Сейчас предстояла приятная процедура сдачи валюты на хранение банку, затем, за подарком Юлии, который он не собирался дарить завтра, на дежурстве. Нет, надо спрятать до пятничного вечера; а главное – продукты для праздничного ужина.

Из банка поехал на рынок. Чем только не изобилуют рынки южных городов? Всем изобилуют! В колбасном павильоне можно насытиться одним воздухом; не менее пикантен и съедобен воздух масел, сыров, творога. Но самые неизгладимые впечатления оставляют запахи свежего и свежайшего мяса!

Иван Николаевич выбрал вырезку, взял твердокопченой колбасы, немного мидий и огромный пакет разнообразных фруктов. Затем путь его лежал в ювелирный.

Множество зеркал в магазине для одаривания любимых женщин создавали ощущение, что, видимо, здесь собраны все на свете украшения мира из драгоценных металлов, которых хватит, чтобы надеть серьги, кольца, колье и цепи на всю прекрасную половину человечества, включая старух и лялек. Почти такое же количество драгоценностей предназначалось для мужчин. Цепи и перстни различной толщины, длины и размеров свирепо глядели прямо в глаза, отражаясь всеми гранями своей гордыни в десятках ловко установленных зеркал и стекол. Это был самый большой и шикарный в городе ювелирный салон, пожалуй, и самый дорогой. Находящийся чуть поодаль зал серебра не уступал золоту в своем объемном величавом виде: столовые массивные приборы, те же цепи громадных размеров, вазы, Евангелия, портсигары, заколки, кинжалы и даже сабли ничуть не уступали по дивности исполнения своим желтым собратьям.

Иван Николаевич начал с себя. Он подобрал себе неброский серебряный браслет и небольшой перстень с черной вставкой, как убеждала его продавец – настоящий обсидиан, что и было даже записано на бирке. Хотелось купить Евангелие в богатом серебряном окладе, но на этот поступок у Ивана не хватило совести. «А что? Буду молиться за убиенные мною души». Мысль показалась кощунственной и он прошел мимо Книги. Зато, для симметрии, купил себе еще тоненькое вычурно резное колечко на другую руку. В зале часов взял-таки себе очень дорогие и современные часы, естественно с серебряным браслетом. Глянул на себя в зеркало, немного пошевелил кистями и подумал, что так разглядывает себя в бронзовом зеркале шаман после сытной трапезы заезжим миссионером.

Через полчаса он переместился в золотой зал, долго выбирал колечко для Юленьки, обязательно с изумрудом, ему самому очень нравился этот камень! К перстеньку взял роскошную, чуть меньше средней толщины, удивительной работы (и цены) цепочку, золотой крестик и маленькие серьги, тоже с изумрудиками. Все украшения были разложены по коробочкам и упакованы в специальную подарочную сумку. Как все это Юлька воспримет – его уже не волновало: раз он пошел по пути наемного убийцы, что-нибудь придумает и для Сашки, комар носа не подточит! Помимо возрастающей глупости шальные деньги приносят и потерю бдительности.

Он вернулся в больницу как раз к половине четвертого, в ординаторской спрятал свои подарки в шкаф, и пошел еще раз посмотреть очередного клиента, привезенного недавно, заказанную и обреченную бабулю.

После капельниц бабуля немного отошла, легче стала разговаривать, охотно отвечала на расспросы Ивана Николаевича и кожа ее совсем подсохла. Принимала она большие дозы инсулина и Иван написал в листе назначений, чтобы инъекции делали сестры, хотя бабушка сопротивлялась, ворчала, что много лет сама колет себе инсулин, просто иногда забывает поесть. Мысль, каким образом кончить ее созрела моментально, и Иван Николаевич с внутренней опаской подумал о своем душевном здоровье: может ли так рассуждать нормальный человек? У бабушки никогда в жизни не повышалось давление, она была выраженным астеником и гипотоником… Это решало все проблемы.

Опять телефон. Старшая сестра напомнила о том, что завтра утром приедут из городской лаборатории брать у мужчин, работающих в больнице, кровь на ПСА (простатспецифический антиген).

Опять звонит телефон. Костя Шастин с Милой напоминают о приглашении его сегодня на торжественный ужин по-поводу дня рождения их сына. Турчин спрашивает, во сколько лучше подъехать. Да, восемь часов его устраивает. А Лыкин будет? Ах, нет, он же сегодня дежурит! Шастин говорит, что уже пригласил Ирину Юрьевну. Ну, вот, ее только не хватало! Мне придется за ней заехать, она же не поедет домой выпивши на своей маленькой машинке, значит вести мне. Но, ни в коем случае, не вести ее к себе и не оставаться у нее! Завтра у него – три дня с Юлией Ивановной…

Поговорив с Костей Шастиным, Иван вернулся в ординаторскую и сел дописывать эпикризы. Все мысли его были уже там, в субботе и воскресенье. Утром, в субботу они встанут, позавтракают, и Иван предложит Юльке прошвырнуться по магазинам женской одежды. Он убедит ее, что надо купить пару платьев – на выход и повседневное. И обязательно – туфельки моднючие и для постоянной носки. Да и джинсы надо поновее, голубенькие обязательно… А откуда у тебя вдруг столько денег? А? Прости, хотел тебе сделать сюрприз. Брат продал отцовскую квартиру и половину денег отвалил родне, то есть мне. Ну, а дальше – по обстоятельствам! Погода не очень, поздняя осень как-никак, может, в ресторанчик сходим, там определимся. Вклинилась мысль: бабуля до субботы должна умереть… Иван должен отработать деньги, заплаченные ему вперед.

Так! Надо еще заехать в компьютерные товары и купить подарок шастиному сыну. На часах – шесть. Можно полноценно расслабиться. Так. Сегодня среда. Завтра с Юлией они в ночь. В пятницу она утром едет домой, провожает «своих», я дорабатываю день, уже по темноте забираю ее из дому и перебираемся ко мне. Придется повозиться на кухне. Ой! Нет ни красного, ни белого вина. А надо! Юлька хоть и предпочитает крепкие напитки, но и вино, и немного пива, непременно нужны! Ладно! Иван Николаевич решил сделать все это завтра или в пятницу.

Пока Турчин собирался, переодевался, в ординаторскую забрели Лыкин и Чудов, оба уже слегка вмазанные.

– Привет, Турчин, ты все в больнице торчишь? – Чудов развалился в кресле. – Я бы на твоем холостяцком месте грелся уже около какой-нибудь бабенки!

– Ты что, Чудов, а Юлия Ивановна? – с необидной усмешкой спросил Лыкин.

– Так об нее же не согреешься – кожа да кости, – заржал Чудов. – Вот моя жена, это прелесть! Можно без одеяла спать.

– Так ты, наверно, вечно пьян, вот и не мерзнешь, – натягивая джинсы, высказал догадку Иван Николаевич.

Чудов никогда не обижался на упоминания о его тихом алкоголизме.

– Кстати, пошли, накатим, у нас сегодня буйный состав дежурит, из хирургов – Гурин, этот интеллигент уже коньячку замахнул. Мы-то с Лыкиным так, по рабоче-крестьянски, спиртик слегка разбавили…

– Нет. Меня сегодня Шастины в гости пригласили, у них у сына день рождения.

– Во-во! – подскочил Чудов. – Они же, видно, и Юрьевну пригласили! Так вы с ней после праздника к нам и заезжайте! Бухла да закуси, с праздничного стола, захватите! А что? Шастин – добрый малый!

Эта идея так воодушевила Чудова, что он, толстый и круглый, начал бегать по ординаторской, натыкаясь на столы, роняя на них стаканчики с карандашами и ручками, и весело болтая о чудесном дежурстве.

– Там видно будет, – сказал Иван Николаевич и стал всех выпроваживать, чтоб закрыть на ключ ординаторскую.

Дежурные доктора, скорее всего, двинули в приемник, в это время суток дежурных обычно домогаются нежданные пациенты. Юлькина машина еще стояла рядом с «кошечкой» Ивана, хотя на часах было уже восемнадцать тридцать. Пора бы уехать, Юлечке! Хотя, бывало, она уезжала домой и через час после сдачи смены.

Иван надел куртку, сложил все подарки в кожаный портфель и вышел из отделения, сдержанно попрощавшись с медсестрами. Это Шастин постоянно бросал какие-нибудь шуточки, уходя домой, балагурил или насчет самих сестер, или больных, за что Мила, если кто ей накапает, ревновала нещадно!

Иван пошел через приемное, в надежде встретить Юльку. Она стояла около раздевалки «скорой», уже собранная, и болтала с сотрудницей. Увидев Ивана, быстро попрощалась с коллегой, и они вместе вышли к своим автомобилям.

– Поеду своих собирать в дальнюю дорожку, – открывая брелоком машину весело и таинственно сказала Юлька.

– А я к Шастину. У его сына сегодня «днюха», как они теперь излагают. Хочу успеть какой-нибудь интересный подарок сделать.

– Съезди в Центр, чего-нибудь парню присмотришь. Электронику какую-нибудь?

– Точно! Что-то вроде этого и хотел. Ну, до завтрашнего вечера?

– Ну, да! Целую, – и Юлька украдкой послала Ивану воздушный поцелуй.

Иван Николаевич пропустил Юлю вперед и поехал из ворот больницы в противоположную сторону, к центру города.

На улице уже заметно стемнело. Потоки автомобилей, блестящие от влаги, с включенными фарами, двигались навстречу друг-другу. Город входил в вечерне-ночной этап своего существования. Машин на улицах меньше не становилось. Зажигались огни в окнах домов, из многочисленных ресторанчиков и подвалов с розливом вина и пива доносилась музыка. Крупные супермаркеты гигантскими «Титаниками» освещали сгущавшуюся вокруг них тьму.

Иван подъехал к компьютерному салону и взял в подарок сыну Шастина средней стоимости «планшет»; то, что у Шастиных этакой игрушки точно не было – Иван знал.

Опять телефон. Это звонит Шастин.

– Слушай, Иван, перед нами заедешь за Иришкой? Точно ты говорил, она не хочет ехать на машине, выпьет же, а ты ее потом отвезешь домой – тебе-то море по колено!

– Лады. Заеду, привезу, отвезу! Отбой! Я уже двигаюсь к дому – хоть переодеться.

– Вы там с Ириной Юрьевной созвонитесь, чтоб к восьми быть у нас, – попросил еще Константин Евгеньевич.

– Хорошо, хорошо, Шастин! Ты уже как твоя жена – суетишься на поворотах, постоянно… Не сердись, по-дружески!

– Давайте, ждем! Все уже готово.

Турчин выехал со стоянки и осторожно двинулся в сторону дома. Опять звонок! У самого Ивана не было установлено никаких блютусов, потому он прижался к обочине и включил фон. Это, конечно, звонила Ирина Юрьевна.

– Ну что, Турчин, подмылся? – ласковая и нежная, даже слегка романтичная Ирина, как настоящий хирург, в разговоре, позволяла себе и матерок и крепкие фразы.

– Нет еще. Купил Вовке подарок, еду домой. «Подмываться», – с ехидцей добавил Иван Николаевич.

– Смотри, уже начало восьмого! Ты когда за мной заедешь? Я уже практически готова.

– Ирина Юрьевна, давай, через полчаса буду у твоего подъезда.

– Успеешь?

– Конечно. Уже лечу! Пока!

Турчин отъехал от обочины и повел авто несколько быстрее. Дома быстро принял душ, переодел джинсы, носки, рубашку, сверху накинул замшевую, любимую, до дыр протертую куртку и поехал за Ириной. Она жила несколько далековато, но на их окраине движение уже было вялое. Турчин уложился в полчаса.

К удивлению Ивана Николаевича, Ирина Юрьевна уже стояла у подъезда, курила и дожидалась Турчина.

– Ты точен, дяденька! Я все верно рассчитала, – садясь в машину, сказала она. Сигарету не выкинула, да Турчин и сам курил в машине.

– Привет, Ирчик! Чего малому подаришь?

– Джинсы купила, самый худой размер! Он же у Шастина вон какой глист… Не в коня корм! Не-а. У него надо искать болячку. Чего сам-то папаша не дергается?

– Да откуда я знаю, Иришка? Не такие уж мы и большие друзья.

– Вот, Турчин, о дружбе. Нет ее вообще промеж нас. Уж смотри, клан врачей как велик, даже по нашей больнице, а чего мы, когда всей больницей хороводились, да допьяна, да до адюльтерчиков по невменяемости? А? Когда? На день медика? Да последний день медика, совместный со всеми, еще за десяток лет до нас с тобой прошел! Все по своим отделениям, да и то, не все веселятся.

Турчин молчал. Ирина Юрьевна затянулась, выдохнула дым в окно, разговорилась.

– А ты никогда не думал, что времена-то си-и-и-льно поменялись! Мобильники, холодильники, компьютеры, стиральные машинки, цифровые фотики, сверхзвуковые самолетики? А что, твой «шевроле» – хоть и не представительского класса, а быстрее самой резвой лошади, от Москвы до Ленинграда за несколько часов! – Ирина, отвернувшись на миг, выбросила сигарету в окно. – Акцент поломался на общение в социальных сетях: просто, дешево, всем по карману, время экономит и жир в пузе копится – на почту не надо бегать. Вот же – электричество придумали, скорость жуткая, а нам догонять надо! Не до встреч, чаепитий, диспутов. Человек – повелитель природы! Тьфу!.. Ты раньше любил письма писать?

– Терпеть не мог!

– Вот! Я тоже не успела привыкнуть. А как это романтично!

Ивану не хотелось отвечать, да и не ждала его спутница ответов! Так, выплеснула эмоции в пустоту.

Доехали. Тут же, в воротах появились Мила и Костя.

– Чего-то, Вы гости, самые последние? – видно было, что Шастин на грудь уже принял.

– Мила, ну что ты хочешь от женщины?..

– Чего врешь, Иван? Это я тебя ждала, курила у подъезда десять минут! – взорвалась Ирина.

Стол накрыли в доме; летом, если собиралась родня Милы, всегда располагались в уютном садике; но сегодня погода к посиделкам в саду уже не располагала.

Когда Шастин и Мила поженились, Костя переехал жить к ней. Теща в нем души не чаяла и вообще была прекрасной женщиной; дед же постоянно, без злобы, ворчал по всякому поводу, спорил с зятем о политике и иногда даже начинал психовать, что «нет на вас Сталина». Мила их частенько разнимала, сам не вмешиваясь.

В доме народу собралось много, в основном бесчисленная родня, друзья Вовы и вот пара коллег Шастина: Ирина и Иван. Обещала подъехать еще одна докторша, со «скорой», заодно, родственница Милы, но той еще не было.

Вовчику вручили подарки, которым он искренне обрадовался. Джинсы оказались почти впору, так что Ирину Юрьевну он даже расцеловал. Ирка была довольна!

Все начали раздвигаться, чтобы пропустить новых гостей. Шастин ушел к жене, которая убежала на кухню за дополнительными приборами. Турчин сел рядом с Ириной. За столом старики вновь заспорили о политике, женщины – о собственном хозяйстве, молодежь «гоняла всякую пургу».

Иван Николаевич налил себе коньяк и тут вспомнил про сидящую рядом Ирину.

– Тебе чего налить?

– Коньяк! – вызывающим тоном скомандовала Ирина Юрьевна. – Что, думал, я винцо потягивать буду, не потеряю ориентировку? Чтобы ты меня домой отправил? Хрен тебе! Хочу потерять голову!.. Поедем только к тебе!.. Я сегодня так хочу!

– Да тише ты! – шикнул Турчин.

Впрочем, никто уже обращал на них внимания, все были заняты водкой и жареной уткой. Гости Володи встали и ушли в его комнату, откуда вскоре послышались переменчивые низко-высокие мотивы Отто Дица. Мать немедленно пошла в комнату и попросила сделать тише: не всем же нравится!

– А вы там про коней да казаков поете, тоже не всем нравится, – мягко огрызнулся Вовчик, но музыку приглушил.

Праздник в разгаре! В большой комнате светло и весело!

Крупный в размерах, двоюродный брат именинника, тоже Вова, уже давненько порывался на улицу, поблевать. Такие же астеничные, как Вовчик, двое его приятелей, с трудом удерживали пьянеющего тезку на ногах и тащили, точнее, выталкивали богатыря в коридор и на улицу. Деды были сильно хмельны, но закусывали хорошо и достойно занимали место в центре стола, не прекращая воспоминаний пятидесятилетней давности и ругая всех подряд – коммунистов, демократов, Жириновского, местную власть с профсоюзами в придачу. Про времена Сталина дед говорил: в наше время были честнее люди, и все деды и бабули с ним соглашались.

– А как же? И продукты дешевели, и тунеядцев не было…

– А работали-то мы как? С огоньком! Не то, что теперь!..

– А гуляли как, помните? С гармошкой…

– Деревня вся на свадьбу собиралась, и гуляли по два дня!..

– Точно! В складчину свадьбу ладили…

Все шло, как на любом сельском празднике – будь то день рождения, крестины, похороны или свадьба. Даже на поминках, весьма отдаленно следующих православным традициям, все определялось объемом выпито спиртного. Да, земля ему пухом, каким человеком был! Старики оставались на своей волне.

– А что, Мила, ты к нам не присоединишься? – Иван Николаевич уже хватил несколько рюмок коньяку, вместе с Ириной Юрьевной. Костя Шастин не отставал.

– А может, за Верой съездить? – спросила Мила.

– Слушай, жена любимого коллеги, давай я за Верунчиком съезжу? Правда?

– Иван, ты свободный человек, – напомнила Мила. – Вообще– то сам соображай… Мне кажется, у тебя есть определенные обязательства…

– Мила, подруженька ты моя, нет у меня ни перед кем обязательств! Ну, да! Люблю я, Юлию Ивановну! А у нее – якобы муж! Родила, не покрестила, фиг знает что натворила!.. Ах, да! Ириша, ты сегодня безумно красива! – спохватился Иван, обратив внимание на ее откровенный тычок локтем в ребра. – Но ведь скучно хозяйке, они бы поболтали, да и нам веселее – рассказала бы о нравах в современных психоневрологических учреждениях.

– А ты уже и Верунчика знаешь, старый кобель? – грозно вопросила Ирина Юрьевна.

– Побойся Бога! Она же еще в институте бегала за мной! Она тогда только поступила, а я уже заканчивал интернатуру.

– Поедем вместе! – решительно поднялась из-за стола Ирина Юрьевна, покачнувшись. По всему ее настрою отчетливо было видно, что Турчин сегодня никому не достанется.

– Так вы чего, счас прям и хотите ехать? – удивилась Мила. – Дайте, хотя бы ей позвоню, чтоб приготовилась…