Текст книги "Это не страшно"

– А мы ее счас прям в халате и привезем, ненакрашенную и страшную! – веселился изрядно подвыпивший Турчин.

– Мил, позвони пока Вере, правда, – сказал Шастин. – Мы пока тут развернемся…

– А ты что, тоже хочешь поехать? – с ноткой ревности в голосе спросила жена.

– Да нет, я Ивану помогу выбраться. Николаич, давай по-маленькой еще, вон, мясо какое горячее жена принесла. Ирина Юрьевна, давай, вмажем еще. И лучше – холодной водочки, запотевшей!.. Уже несу из морозилки.

Костя Шастин отправился на кухню, пробираясь среди жениной родни, откинувшихся уже от столов, поскольку края стола начали мешать животам. Из морозильной камеры он достал действительно запотевшую бутылочку «Пять озер», литровую, и принес к столу. Дед громко проворчал:

– Да ты бы гостей своих моей, чистенькой, попотчевал.

– Папа, да все врачи к казенке привычные, потом, специально приглашу. Ну вот, сейчас рюмочку – и вы с Ирой поедете потихоньку. Тут рядом.

– Да был я у нее, – вспомнил Иван. – На день рождения к ней, в прошлом, что ли году, ходили. Ты мне еще не дал домой на своей старой коряге проехаться… точно! Это было осенью!

Выпили. Закусили мясом. Иван Николаевич стал вспоминать о том, как они спорили с Ириной Юрьевной об отсутствии дружбы в наше время. Та проигнорировала втягивающего ее в разговор Турчина, вылезла из-за стола и пошла к молодежи, в надежде потанцевать. Молодежь в вовкиной комнате валялась на диване, слушала какую-то хрень, по мнению Ирины Юрьевны, и сидела в компе. Проблевавшийся молодой родственник именинника спал на разложенном диване. Спиной ко всем. Ирина молча, с чувством презрения, оглядела молодежь и вернулась на свое место. Турчин втирал Миле и Косте в мозги, что дружба есть, ее не может не быть, терялся в мыслях и, кажется, уже забыл о Верунчике. Миле надоело слушать его пустую болтовню. Она встала и громко сказала Косте:

– Давай, отправляй их за Верой, готова уж поди.

Вновь пробираясь сквозь лавки и стулья, по чьим-то ногам, попадавшим под стол кускам гуся и хлеба, доктора выбрались на волю. Шастин руками показал Турчину, как удобнее вывести его «шевроле», помог сесть Ирине и перекрестил их. Машина уехала.

– Костя, пойдем пока, посуду грязную пособираем, – попросила Мила.

– Пошли, родная моя!

В это время им навстречу вывалились именинник и компания.

– Ма, па, мы пойдем, погуляем, надоело дедовские разговоры ушастить. Братан пусть дрыхнет, он хорошо проблевался.

– Да дождь же моросит, прохладно, – Мила вяло пыталась оставить ребят дома.

– Да пусть помокнут, – разрешил Костя.

– Мы недалеко, на речке посидим, пиво есть, не замерзнем.

– Вова, давайте недолго, – попросила мать.

– Лады! – пацаны скрылись за воротами.

В гуляльной комнате стояла какофония звуков, смешанная с нестройным пением старшего поколения, громких высказываний деда, падающих предметов.

– Сейчас Турчин с девочками приедут – перейдем в мальчиковую комнату. А ты много не пей, вдруг придется Турчина развозить.

– Да пусть они остаются, если надерутся, место найдем, – парировал Шастин.

Мила убирала посуду со столов, отдавала ее Шастину, который следовал за нею.

– Что, уже собираться? – шутливо спросил кто-то из гостей.

– Да еще чай не пили, с тортом.

– А дети где? – спросил дед.

– На речку пошли, пусть от нас отдохнут, – сказал Шастин. – День-то рождения у Вовчика.

– А братец его готовый уже? Во как его водка берет! А кажется, такой вес. Тьфу, слабая молодежь пошла, – высказался дед. – Ладно, ну их, поем дальше!

И компания стариков снова, нестройно, затянула какую-то песню.

– Дед, погоди, пусть Валя споет, у нее ране вон как здорово получалось. Валя, спой! – попросила дедова сестра. Ее поддержали все, сидевшие за столом.

На некоторое время восстановилась тишина, и теща Валя затянула красивую печальную песню, нежным, не надтреснутым от возраста, голосом. Некоторое время слушали ее одну, затем присоединились остальные женщины. Мужики сидели молча, вновь выпивали и закусывали.

– Правда, мама красиво поет? – на пороге спросила у Шастина Мила.

– Да уж, ничего не скажешь, красиво… А знаешь, сколько она мне стихов рассказывала?

– У-у-у, стихов она очень много знает!.. Я хорошо из детства запомнила…

– Дай, поцелую, – вдруг попросил Костя. Он вообще готов был целоваться с женой днями и ночами, везде и всюду. Мила за это часто злилась на него: что ты как подросток? Но сейчас, на улице, поцеловала его полным нежности поцелуем.

За забором показались огни машины и Иван Николаевич лихо развернулся, видимо, был уверен в себе и, действительно, собирался ехать домой. Из авто вывалились Ирина и Турчин, медленно вышла Вера.

Шастин с Милой, после сладкого поцелуя, стояли во дворе и встретили приехавших. Расцеловались с Верой, все прошли в дом. Турчин пьяным не выглядел, а Ирина все время пыталась удержать его за рукав, приговаривая: «ну куда ты от меня»? Вера с Милой уже болтали о чем-то, Шастин задержался на улице покурить.

Небо уже было черно-серым от октябрьских туч, моросил мелкий дождик, порывы ветра срывали остатки больших буро-желтых листьев, беспорядочно засыпавших двор. «Опять завтра дед с ворчанием на погоду, листья, будет с похмелья все это собирать, ругаться, как все это ему надоело; а попробуй сдвинуть его из этого древнего дома – ничего не получится». Шастины собирались переехать к Косте весной, Мила уговорила его, весной опять будет много работы, надо помочь родителям. В который раз он согласился подождать до апреля, но в мыслях у него беспокойно ворочалось чувство, что Мила отсюда никуда и никогда не уедет, что сильно Шастина огорчало. Он полюбил ее всей душой, как говорят, не мог наглядеться на нее. Она была мила ему в любом виде: в рабочей одежде на огороде, в красивых платьях, когда они ездили в гости, на кухне, обсыпанная мукой, на пляже, на курорте, когда вечерами они бродили по набережной или сидели в кафе… Шастин не мог оторвать от нее взгляда ежеминутно, как будто видел эту стройную фигурку впервые. Все возможные ее желания выполнялись незамедлительно, касалось ли это ее самой или сына. Он любил ее так, что даже в мыслях не имел возможности предположить измену; все прочие женщины стали для него какими-то удаленными, выпавшими из реальной жизни, параллельными. Хотя не отметить на улице идущую красивую даму, и он, конечно, не мог, видимо, порода мужчины так устроена, чтобы в любую секунду быть готовым к продолжению рода.

Докурив сигарету, Шастин вернулся в дом. Старики уже сидели разрозненными группами, вяло ведя свои непонятные беседы, перескакивая с одного на другое, и только Иван Николаевич, Ирина Юрьевна, Вера и Мила оживленно о чем-то болтали. Шастин подсел к ним. Они выпивали, кушали всякую вкуснятину, приготовленную хозяйкой, смеялись, и все в этот вечер проходило легко и хорошо.

Часам к одиннадцати вернулись дети, мокрые, немного разгоряченные изнутри, чувствовалось, не только пивом. Гости начали расходиться. Вера подарила Вовке какой-то крутой парфюм. Представить, как расходятся старики, подвыпившие, после праздника, на селе – это целая глава в книге. Обнимаются, целуются. Вроде уходят, возвращаются, дают друг-другу наставления, а порой некоторые вновь возвращаются за стол выпить «на посошок». Чудно!

За столом остались только Турчин, Верунчик, Шастин, которому Мила разрешила посидеть с друзьями, и Ирина Юрьевна, которая, несмотря на количество выпитого, вела себя хорошо и к Турчину не цеплялась. Мила с тещей Валей и Вовой собирали со стола посуду. Вера рассказывала байки о своем родном психоневрологическом диспансере, где работала после окончания института. Иван Николаевич и Шастин хохотали, а Ирина вдруг приуныла, что заметили все.

– Ты, чё, мать? Взгрустнулось? – спросил подругу Турчин.

– Вот ты сейчас отвезешь меня домой, спать бросишь, а завтра, с Юлией Ивановной, на дежурстве трахаться будешь… – произнесла в пространство монотонным голосом Ирина. – А ведь мы все живем один раз, один, понимаете? – Ирина повысила голос чуть не до истерического визга. – Мне уже тридцать три года, ребенок растет без отца, а еще хочу детей, детей, детей и чтоб муж был хороший, по бабам не гулял, не пьянствовал каждый день, любил меня и детей, играл с ними! Чтоб отдыхать ездили вместе!.. На море…

Голос Ирины Юрьевны после крика пошел на спад, и последние слова она произнесла уже чуть слышно. Несколько секунд все молчали, даже Турчин протрезвел на миг и ошарашился.

Первой пришла в себя Вера.

– Ну что ты так? Кто всего этого, из нас, баб, не хочет? И я хочу – мужа, детей, любви. И живем один раз, все понимаю. Ну, может и улыбнется нам счастье. А может и нет… Тогда из мужиков надо сделать хобби, да, вот так, пускай они будут для нас – хобби! Будет что на старости лет вспомнить!

– Мы – хоббиты! – импровизировал Шастин.

– Что-то я вас, девочки, не понимаю, – очухался Иван Николаевич. – Причем, во-первых, Ира, я? Я вообще хочу на Юлии жениться…

– Ага, видела я вчера, как ты хочешь еще одну девочку счастливой сделать! – пьяненькая Ирина Юрьевна пошла в атаку, раскрывая карты.

Появилась в комнате Мила.

– Вы че, девчонки, тут слезы льете?

– Вот тебе с Шастиным повезло! – с ноткой вызова снова повысила голос Ирина. – А почему мы с Веркой должны мужиков искать да перебирать? Почему они нас в жены то не берут? Чем ты нас-то лучше? Умнее? Красивее? Чего в тебе Шастин нашел?

Ирина Юрьевна разревелась и выскочила из комнаты, чуть не сбив на ходу шастинскую тещу, как раз входящую.

– Чё вы тут с девкой понаделали, как дикая выскочила?

– Да в жизни ей не везет, теть Валь, – за всех ответил Иван Николаевич. – Не любит ее никто. Из мужчин.

– Главное – самой любить, вот это добродетель.

– Не-а, – не согласился Иван. – Любовь без взаимности сжигает в человеке веру в себя и он потихоньку становится неудачником и депрессиком. И только деньги вечны! Если они у тебя есть – они всегда тебя любят.

– Дурачки вы все, – вспылила Мила и бросилась вслед Ирине Юрьевне. – Чё, выпила девушка – и издеваться надо, насмехаться?

Мила, конечно, не поняла ситуации, но сразу бросилась на защиту равнополого существа.

Теща Валя только укоризненно покачала головой.

– Чего я сегодня становлюсь центром внимания? – спросил Турчин.

– Подумай немного, – попросила Вера. – Кто у нас неженатый?

– А что вы все к Шастину, Лыкину не лезете? Такие же мужики, только женатые… Мне кажется, что женатые от неженатых ничем не отличаются, разве что я, лично, Шастина Костю выделил бы. Это динозавр какой-то! Семейно-верный! Во! Закрытый на замок! Да он кроме своей Людмилы никого не видит! Долбанный Руслан!.. – Турчин снова опьянел.

Он встал и пошел на выход из комнаты, доставая на ходу сигареты. Со двора все уже разошлись. Мила с Ириной сидели на летней кухне, пили чай с тортом. Иван не стал заходить на кухню, закурил и уставился в ночное небо. Он был в хорошем настроении, навеселе, и постоянно ощущал в себе неведомые раньше силу и уверенность в будущем. Вообще Иван Николаевич редко задумывался о будущем, так, плыл по течению, не строил планов, тем более грандиозных, масштабных. Даже сейчас, имея неплохие деньги, он не собирался планировать свое будущее. Даже жениться на Юльке ему иногда было страшновато, его пугали дети. Он прекрасно понимал, что эгоист до мозга костей, что живет для себя.

Из дома вышли Костя и Вера.

– Мы пошли чай пить, с тортом, – сказала Вера. – Идешь с нами?

Иван Николаевич думал: если пойду на кухню – придется везти Иришку к себе и трахать; иначе общество цивилизованных психопатов меня поймет неправильно. А куда я ее повезу – всё одно, к себе домой, к ней домой – вытекающее из всего происшедшего следствие то, что будущая жена – это Юлия Ивановна! Да, наплевать! Даже интересно Ирку пьяную трахнуть, никогда такого не было. Сделаем!

Иван Николаевич качнулся, загасил сигарету и пошел на летнюю кухню. Ирка уже успокоилась, пила чай, ела торт. Шастин и Верунчик сидели рядом и атмосфера, в общем, была дружеская и ненапряженная.

– Что, Ириша, нам уже пора? – весело спросил Иван Николаевич, быстро оценив благоприятную обстановку.

Ирина Юрьевна пришла в себя и несколько тягуче сказала:

– Ты думаешь, надо ехать уже? А, у тебя завтра ПСА? Это повод?..

– А чё такое ПСА? – тихо спросила Мила у Шастина.

– Да мы, мужчины, завтра все, групповухой, по приказу главнюка, сдаем кровь на простатспецифический антиген, ПСА называется. Вот женщины регулярно проверяют онкомаркеры на предмет риска рака молочной железы. А мужчины ПСА – риск рака простаты.

– И ты сдаешь завтра?

– Да все мужики сдают.

– Смотри мне! Я тебе покажу рак простаты! Живи давай!

По голосочку Милы понятно было Шастину, что жена тоже, как и Ирина Юрьевна, и Вера опоздавшая, выпила несколько больше, чем всегда; была легкомысленно раскована, весела и разговорчива.

– Не в анализе дело, – произнес Иван Николаевич. – Время, время, уважаемая Ирина Юрьевна, завтра ведь опять работать, тем паче, я снова дежурю.

– Да уж, знаем, знаем, что дежуришь… И с кем…

– Ну, хватит тебе, Ириша! – взмолился Турчин. – Едем?

– Дайте девушке собраться, – уже игриво сказала Ирина Юрьевна и пошла в дом. Мила тоже встала и пошла за Ириной.

– Помогу ничего не забыть.

На кухне остались Верунчик, Шастин, Турчин, зашла мама Валя.

– Чего заунывали? Жизнь продолжается!

– Да нет, все в порядке, тетя Валя, просто пора разбегаться, – сказал Иван. – Завтра опять на работу, тоска!

– Дак как не работать-то? На печи что ль лежать вам все время?

– Скучно всю жизнь работать, тетя Валя. Вот чего Вы в своей жизни интересного видели? Пару крупных городов? А в других странах не были?

– Ох, Ванечка, да когда нам, и на что, было по заграницам то ездить? Война закончилась, разруха, голод, детей поднимать надо. Какие там путешествия? Я-то еще книги любила читать! Вот читала – и путешествовала, фантазировала. Жалко, конечно, что так жизнь прошла. Пускай бы хоть у детей сложилось все хорошо. Вот и я рада буду.

– Да, – протянул Иван. – Действительно, трудно вам пришлось, в этой стране да с таким режимом…

Костя уронил голову на руки, его долбил сон. Вера толкнула его в бок.

– Костя, не спи, жена ворчать будет!

На кухню заглянули вполне пришедшая в себя Ирина Юрьевна и Мила, из-за плеча Ирины погрозив Шастину кулачком.

– Ну, едем? – обратилась она к Турчину?

– Поехали, – Иван Николаевич встал из-за стола, пожал руку Шастину, поцеловал в щечки всех женщин и они с Ириной пошли к калитке. Быстро сели в машину и, помахав из окон руками, уехали.

Глава восьмая

Несколько минут ехали молча. Ирина Юрьевна курила. Первым не выдержал Турчин.

– Ну что, ко мне?

– Скажи честно, а ты хочешь, чтобы я сейчас поехала к тебе? Вот только честно! Как перед Богом?

Иван Николаевич задумался. Конечно, Ирина была весьма приятной особой, начитана, пожалуй, больше всех женщин – врачей, с кем он сталкивался по работе. Вот только чуточку, на вкус Ивана, полновата. Она хорошо одевалась, неплохо зарабатывала, но, опять же, как большинство хирургов, вела себя иногда грубовато. Впрочем, сейчас Иван находился в некотором градусе опьянения, потому свернул машину в сторону своего дома.

– Ага, решил, – констатировала Ирина. – Ну и ладно, будем продолжать веселиться!

– Будем, – решительно сказал Иван. – А на работу завтра через тебя или сразу – в больницу?

– Сразу в больницу. Мне скрывать нечего.

– Да и мне «по барабану», Юлия Ивановна только в ночь придет.

– Слушай, Вань, а ты никогда не задумывался, что мне может быть неприятно слышать от тебя об Юлии Ивановне? Она как бы моя соперница?

– Да брось ты выдумывать! Вы абсолютно разные. Ты для меня как близкий друг, самый хороший и преданный! А там – другая история, что мы – дети, подростки?

– Ладно, я так, просто спросила, знаю же, что все мужики эгоисты. Мне с тобой хорошо – и ладно. Удовольствие нужно получать независимо от складывающейся судьбы!

Минуты три ехали молча.

– А почему ты с мужем рассталась?

– Он совершенно не в состоянии был деньги зарабатывать. Человек неплохой, я даже сперва влюбилась в него как кошка, вышла замуж на четвертом курсе, родила, а он даже образа жизни не изменил после рождения дочери. Слабый… У тебя есть дома чего выпить? Легкого?

– Найдем! И крепкое, и легкое…

Подъехали к иванову дому, оставив машину под окнами. Поднялись в квартиру.

– Я хочу принять душ, – заявила Ирина Юрьевна.

– И пожалуйста, принимай. Я тебе сейчас халат принесу, полотенца чистые. А я чего-нибудь закусить соображу.

Ирина скрылась за дверями ванной комнаты, а Турчин отправился хозяйничать на кухню. На скорую руку приготовил легкий салат с оливковым маслом, достал шоколад и открыл бутылку хорошего белого вина. Неожиданно для себя, он подумал, что послезавтра в его квартире так же будет принимать ванну его Юлия Ивановна и ему стало неприятно, если они с Ириной заваляться на кровать в спальной комнате. Иван накрыл постель в гостиной, на сервировочный столик поставил вино, салат, шоколад и два порезанных персика. Зажег свечу, включил телевизор и пошел курить на балкон.

Погода успокоилась, ветер утих, тучи порвались во многих местах и от полной луны заметно посветлело. Ивану подумалось, как-то между прочим, что завтра надо «заняться» бабулей; ее кончины ждут благодарные родственники. И, в который раз: так кто же он на самом деле? Убийца в белом халате или Иван Турчин выполняет новую миссию в новой загибающейся России? Конечно, убийца, спокойно, без волнения, решил Иван, выбросил сигарету и пошел с балкона, услыхав голос Ирины. Та выходила из ванной, в халате, протирая мокрые волосы полотенцем.

– Пойдешь в ванную? – спросила она.

– Ага, пойду. Ты пока в комнате располагайся, я все приготовил.

– Давай.

Турчин зашел в теплую от Ирины ванную комнату, быстро разделся и кинулся под несущие освобождение и придающие силу жесткие струи душа. Он стоял под водяным напором, и это казалось ему настолько блаженным, что мир вокруг перестал на время существовать. Вдруг прозвучала мелодия СМС. Иван взял телефон. СМС от Юльки! «Как ты там? Ничего не меняется. Целую». Только на мгновение Ивану стало стыдно, что в соседней комнате его ожидает другая женщина, которая останется с ним на всю ночь. В ответ Турчин написал: «Ложусь спать. Только что приехал с днюхи шастинского сына. Люблю. Целую. До вечера».

Иван Николаевич постоял под душем еще минут пять, пока в комнате гудел фен. Ирина нашла его, видимо, в спальне. Он открыл дверь как раз в ту минуту, когда звук фена стих. Ирина лежала на широком диване, слегка прикрывшись халатом, такая соблазнительная и аппетитная, что ему сразу захотелось наброситься на нее, хмель вовсю гулял в голове.

Иван присел на край дивана, превозмогая страсть, налил понемногу вина в бокалы; они слегка соприкоснулись стенками своих бокалов и выпили мелкими глотками все, что в бокалах было.

– Ну, иди же ко мне! – Ирина сняла халат и освободила место Ивану. Он, не снимая халата, лег рядом и нашел ее губы. Они долго целовались и ласкали друг друга.

– Ну, все, я уже не могу, иди ко мне, – просительно сказала Ирина. Только тогда Иван приглушил звук работающего TV и сбросил халат…

Им было хорошо друг с другом в постели, и никто из них ни о чем не жалел в это время. Они оба забывали обо всем на свете: не было безответной любви Ирины, не было ошеломительной любви Турчина к Юлии Ивановны, эвтаназий-убийств и порочных связей Ирины на стороне. Разум их отлетал куда-то в сторону и очень далеко, и им было просто хорошо и здорово!..

Турчин поставил будильник на семь часов.

Ивану Николаевичу всю вечернюю радость испортили сны: вдруг опять стали появляться кошмары в виде серьезных людей из следствия или прокуратуры и лай собак по периметру тюремного барака. Один сон как бы перетекал в другой и дважды Иван просыпался в поту. Иринка спала крепко, посапывая, с лицом счастливого ребенка. Наутро вставать никому не хотелось, потому оба взяли свои мобилы и отпросились у заведующих на пару часов по «уважительной причине», что продлило их крепкий сон еще на три часа.

Проснувшись по будильнику, в десять, Иван Николаевич вспомнил, что сегодня с утра все мужчины больницы, кому после сорока, должны были организованно сдать анализ. На телефоне был пропущенный вызов от Шастина.

– Ирин! Пора вставать! – громко сказал Иван и пошел в ванную комнату. Процедура бритья, чистки зубов и душ заняли минут пятнадцать, а когда он вышел, Ирина Юрьевна лишь перевернулась на другой бок.

– Ира, подъем! Нам надо на работу, алё! – Турчин стал нежно тормошить подругу.

– Ну, сейчас, еще минуту, – отмахивалась Ирина. Не открывая глаз, потянулась, обнаженная. Ивану показалось, что она похудела за ночь. Тело его запросило любви, разум тормозил тело. Надо было ехать на работу.

– Быстро вставай! – рычал Иван Николаевич и тянул Ирину на пол. Наконец она проснулась, сообразила, что к чему, глянула на часы и бешено заторопилась. Первым делом, в ванную комнату, дальше – макияж.

До больницы они добрались в начале двенадцатого и разбежались по своим отделениям. Заведующие спокойно относились к отлучкам и опозданиям сотрудников, знали, что никто не будет за них что-то дописывать и доделывать. Этот бич производственного творчества несет на себе врач сам, в одиночестве, никем не жалеемый. Понакупили компьютеров, а все одно – переписываем на бумагу, так как-то сподручнее, да и начальство к труду своих подчиненных приучает.

В лабораторию Турчин уже, конечно, не успел, там, в десять, все было закончено. Теперь ему придется, не позже понедельника, сдать онкомаркеры в Центральной лаборатории. В принципе, сказали ему, вы можете успеть до двенадцати, сегодня. «Все, башку заведующая снесет»! Но все-таки отпросился и ничего страшного не произошло. Заведующая только сказала, что ей к двум в парикмахерскую и чтобы Турчин посмотрел новеньких, да он и так сегодня дежурит. «ОК, мэм!». Иван Николаевич прыгнул в свою «кошечку» и выехал за ворота.

Сдать анализы успел. Сейчас надо быстро возвращаться домой, все прибирать, поглядеть, чего не хватает. Чтоб было чисто, все на своем месте. Чтобы, если придет когда-нибудь Юлия в его дом, навсегда – определенно знала, что Иван Николаевич порядок любит и ценит. А что, если они поженятся, а потом Юлия найдет кого помоложе и интереснее, и тоже на работе будет «крутить» с кем-нибудь?! Да что это за мысли? Что за ревность без причины? Это же надо, придумать такое! Виртуальная ревность к виртуальному, доселе не произошедшему событию! Болезненные мысли! Может еще Иван и вовсе не сделает предложение? Как не сделает? Он что, зря ей подарки дарит, развлекает ее всячески, хочет видеть постоянно рядом с собой, а как сладко радуется, когда удается провести с ней, глубокой ночью, хотя бы полчаса! Совсем сдурел? Отставить! Вовсе, чудик, запутался: то женюсь, то не женюсь! Юношество какое-то, прыщавое! А что, все-таки женишься? Или, все-таки, нет? О, какие противоречия!

Все это копошилось в голове Турчина, пока он прибирался в квартире. Завтра уже будет некогда. Юлия уйдет с дежурства в пятницу утром, а ему еще весь день в отделении болтаться. До шести. И только потом, он подъедет к ее дому, как они условились! Позвонит, она выйдет и выведет свою машину и поедет следом за ним, Турчиным! И всю ночь, с пятницы на субботу, они будут, не торопясь, наслаждаться друг другом, есть всякую вкуснятину, болтать о том, о сем, смотреть кино, засыпать, просыпаться, вновь любить друг-друга!.. А в субботу они проснутся хоть в три часа дня, поедут по магазинам и купят в одном из бутиков Юльке платье, Турчин уже присмотрел. Затем прошвырнуться по обувным лавкам, завалят его «шевроле» коробками с подарками, новыми, неизведанными продуктами и, подъезжая к дому, в котором они должны провести еще ночь и день, Иван скажет: Юлечка! Я тебя очень люблю! Будь моей женой!..

– А муж? – спросит она.

Вот и приехали! Вот и все романтические сказки! Пока ты ее Сашку не изведешь – не видать тебе спокойной жизни!.. Да, тебе еще бабулю сначала извести надо. Не забывай! Иван Николаевич мысленно погрозил себе пальчиком.

Послеобеденная работа в отделении промчалась незаметно быстро. В начале пятого все врачи разбежались, даже Шастин не задержался и укатил к своей Миле, пожелав Турчину не бороться на дежурстве за пополнение отделения новыми пациентами. В окно ординаторской Иван увидел Ирину, которая уехала домой с медсестрой из их отделения. Турчин развалился на диване, снова поднялся, взял фонендоскоп и пошел как бы на обход на женскую половину, тайно навестить обреченную.

По сути, бабуля и так была обречена: ни с кем не стала разговаривать, была весьма худа, изо рта дурно пахло. Иван Николаевич вспомнил из анамнеза, что несколько лет назад она была прооперирована по поводу рака желудка. Вот и запах изо рта, видать метастазы в печени уже, печеночная энцефалопатия. Так! На кардиограмме отмечались признаки развивающейся блокады, предсердный зубец отдалялся от желудочкового комплекса, готовясь совсем распрощаться, а пробежки между комплексами становились все длиннее. Бабуля стала сильно заторможенной в разговоре с Турчиным. Все ясно. Проблем не будет. Есть у Турчина способ! Надежный!

Он вернулся в ординаторскую, лег на диван. До шести оставалось пятнадцать минут. Но сейчас он к Юле не пойдет – девушка она серьезная, пока дотошно не примет смену, никаких ля-ля! Иван поднялся с дивана, открыл справочник по лекарственным препаратам, нашел нужное, внимательно прочел. Потом направился в реанимацию, зашел в зал; как дежурному врачу, в его обязанности входил вечерний обход всех отделений. В реанимационном зале лежали мужик с инфарктом и бабуся с инсультом. Девочки медсестры сновали по залу, колдуя у постелей пациентов, нажимая нужные кнопочки на мониторах, снимали показания с них, занося в реанимационную карту. За пустым разговором ни о чем Иван Николаевич повернулся к шкафу с медикаментами и взял ту ампулу, что ему была нужна. Несколько минут поговорив еще, он пожелал легких больных и ушел к себе в отделение. Все было готово к завтрашней казни!

Иван Николаевич вновь ввергнулся в продавленный диван, смотрел на часы и в телевизор. Завтра вечером Юлия будет хозяйкой в его доме, пусть ненадолго, но у него в доме!

Около семи часов вечера Турчин побежал на «скорую помощь». Юлия Ивановна уже все приняла, везде расписалась, во всех многочисленных журналах и тетрадях, и сидела на диване, закинув ногу на ногу.

– Здравствуйте, Иван Николаевич, – хором сказали все присутствующие, – Вы с нами сегодня?

– Нет, это вы со мной.

Турчин подошел к дивану, и сидящая рядом с Юлией фельдшерица, отодвинулась, освобождая место, рядом с подругой.

– Как настроение, доктор? – этак с иронией спросила Юля.

– Рядом с тобой – замечательное!

– Выходит, буду вам всю ночь бабулечек возить.

– А вот этого делать не стоит. Ты-то с утра спать идешь, а мне еще весь день вахту стоять! Юля наклонилась к нему и на ухо сказала:

– Не переутомись!

– Ну, нет! Вообще постараюсь поспать в дежурке, – так же тихо ответил Иван.

– Так тебе твоя заведующая и даст поспать, тем более – завтра, в пятницу!

Отчего-то самыми заполошными днями в провинциальных больницах случаются понедельники и пятницы. Понедельник – понятно, день нелегкий, впереди вся трудовая неделя; но отчего в пятницу, и поликлиника, и стационар носятся как пчелки – никому не понятно! Зато остальные дни протекают безмятежно спокойно, тихо, размеренно. Как правило, администрация закрывает глаза на неусердие врачей, медсестер и санитарок: ну кто пойдет работать на такую мизерную зарплату, когда месячный заработок санитарки составляет в наше время шесть тысяч рублей, а ставка врача – девять? А половину денег съест «достояние народа» – газ, а электричество, всякие жилищно-коммунальные хозяйства. А на другую половину денег надо поесть. Про «купить что-нибудь новенькое» уже нет речи! Да еще одно-два дитяти. Вот и мытарятся Зины, Вали, Светы по две ставки, обычно это одиночки, с не сложившейся семейной жизнью. Вкалывают в своем огородике. И такая Света за оказанную услугу для нее пойдет на все!

Мысли проносились в голове Ивана параллельно болтовне в зале отдыха трудящихся медиков. Он решил сегодня бабушку кончить. Для этого надо было только на минутку-две вытащить постовую медсестру из процедурной, и он решил использовать санитарку. Утром, днем проще входить в процедурный кабинет, вечером – ты на виду. Дам, кто там у нас сегодня из санитарок дежурит, «штуку» и попрошу, во время вечерних инъекций, под каким-нибудь предлогом вытащить медсестру из кабинета. А там – вопрос техники. А это – он уже умеет, и ему уже не страшно. Да было ли страшно? Кажется, нет. Это не страшно!

Правую свою руку он машинально тихонечко засунул под Юлькину попку.

Вызвали в приемное. Привезли очередную развалившуюся бабулечку. Настолько старую, что, казалось, привезли ее не из дома, а прямо с того света. Да и сама она все приговаривала: «Ну что вы меня все мучаете, в больницу и в больницу, дайте дома спокойно помереть»… Давно Турчин не слыхал столь мудрых слов из уст пациентов!

Бабулечку привезла весьма колоритная особа, доктор «скорой помощи», Екатерина Федоровна. Она обладала даром любить и жалеть всех подряд: кошек, собак, козявочек, мурашек на асфальте, ну а прежде всего – больных бабушек и дедушек. Еще Екатерина Федоровна была крайне насторожена на предмет каких-то скрытых у пациента заболеваний. Любую боль в грудной клетке она расценивала как приступ стенокардии, симптом одышки – как признак отека легких. В добавок, Екатерина Федоровна была ужасной перестраховщицей! Дежурившие по больнице с ней в смену доктора заранее обрекали себя на бессонную ночь. Одно время они были добрыми приятелями с Шастиным, тот тоже к пациентам чересчур добр, внимателен и серьезен. Но когда Екатерина Федоровна стала возить на его дежурствах всех подряд (в плане отечественных дурацких стандартов показаний к госпитализации она была, конечно, права, только много выдумывала), Шастин как-то сказал ей вслух: «Кроме знаний врачу еще нужна интуиция. Еще один остеохондроз ночью привезешь – убью». Сказал это своим спокойным, тихим голосом, повернулся и ушел спать. Стоявшие вокруг рты пораскрывали. Ну и пошла за Шастиным молва: дежурный врач, никого не принимающий! «Скорая» стала побаиваться всех подряд таскать, да пугать Шастиным стали особо охочих до госпитализации дедушек и бабушек. Говорили «скорачи»: сегодня Шастин, он вас не примет, а вот завтра – Чудов, тот всех берет. Действительно, доктор Чудов принимал всех без разбору, да еще дергал постоянно дежуривших на дому узких специалистов. Посмотрев, как Чудов работает, Турчин однажды высказал ему: