Текст книги "Это не страшно"

На кухне появилась Юлия. Она наскоро сделала себе прическу, которую вскоре придется разрушить Ивану.

– Дорогая, все готово! Сейчас сервирую стол и сядем.

– Ой! Как все красиво!

Юлька подошла к Ивану и нежно прижалась к нему. От нее очень вкусно пахло, прямо нестерпимо вызывающе!

– Погоди, не мешай, а то я все брошу!

Юля отстранилась, повиснув на руках, державших ее за талию.

– Заканчивай!

– Я еще в душ забегу, а то пищей пропах. Я быстро.

– Ладно. Можно, я винограду возьму? – спросила Юля и тут же взяла маленькую веточку.

– Не переешь! Все самое вкусное впереди!

Юля ушла в спальню, легла на кровать, включила телевизор.

Через пятнадцать минут Турчин, освежившийся, в легком халате, вкусно пахнущий после душа, вкатил в спальню красиво украшенный сервировочный столик.

– А сейчас хочу, чтобы ты приняла от меня подарок, который выразит мои истинные к тебе чувства.

Турчин, встав на колено, передал Юльке упаковку с драгоценностями.

– Хочу, чтобы ты сейчас же это надела!

Юля раскрыла коробочку и Иван изумился, с каким грациозным спокойствием, смешанным с внутренним восторгом, озарившим ее лицо, она приняла подарок. Турчин помог ей надеть драгоценности. Юлия Ивановна, в мгновение, из провинциальной молодой женщины, в интерьере широкой кровати и приглушенного света, превратилась в очаровательную красавицу с царственной осанкой. Она поднялась, подошла к зеркалу, повернулась одной стороной, другой, оглядывая себя. Затем обратила лик на Турчина, оперлась одной рукой в бок, слегка согнула одну ножку в колене и улыбнулась.

– Ну, как? – томно спросила она, по достоинству оценив украшения.

– Богиня! – выдохнул Иван. Поднявшись с колена, он подошел к ней, обнял и поцеловал в охотно подставленные губки. – Ты чудо!

– Все, все, давай праздновать. Спасибо тебе. Я тебя люблю!

– Я тоже тебя люблю. Очень!

Турчин открыл шампанское.

Поджег мясо, немного спрыснув спиртом.

И пир любовников начался!

Они ели горящее мясо, запивая его красным сухим вином, фрукты с сыром, пили шампанское. Потом любили друг-друга, засыпали, просыпались, возбуждались, снова соединялись в объятиях, смеялись счастливые, снова пили, закусывая шоколадом, апельсинами, персиками и, утомленные, наконец, уснули основательно.

Было четыре часа ночи. За окном шумел дождь, разгоняемый порывами ветра, бросая хлесткие струи в окна их временного теплого и уютного гнездышка.

Счастливые любовники крепко спали.

Глава десятая

Первой проснулась Юлия. Потянулась, забросила руки за голову. Она думала о счастье, просто о женском счастье, об Иване, детях, будто они неотделимы. Саша только промелькнул в мыслях и исчез в бездне здешнего, пусть временного, но счастья. Она повернулась к Ивану. Некоторое время смотрела на него, затем стала легонько гладить рукой по лицу, телу, склонилась над ним, начала целовать. Иван уже проснулся, но глаз не открывал, чувствовал движения ласковых губ и рук его Юльки, обнял ее и притянул к себе. После долгого поцелуя они вновь были одно целое…

Шел двенадцатый час субботы. Дождь за окном молчал.

Потом они лежали рядом, пресытившиеся любовью, молча глядя друг на друга и улыбаясь.

– Хочешь есть? – спросил Турчин.

– Немного. Может фруктов и кусочек копченого мяса.

Иван сел в постели и положил любовнице на тарелку мясо и виноград.

– Спасибо, дорогой! А ты?

– Я только сок.

Иван встал, не одеваясь, прошел на кухню и сделал себе и Юльке свежевыжатый апельсиновый сок.

– У нас впереди большая программа, – сообщил он, принеся сок в спальню и подавая бокал Юльке.

– Какая же?

– Большой шопинг, вечером – ресторан!

– Мне надо привести себя в порядок.

– Это можно сделать в салоне красоты, я это тоже предусмотрел.

– Ой, какой ты предусмотрительный, – вздохнула Юлька. – Поехали, я наелась и напилась. Мы вчера неплохо поужинали.

– Я очень старался!

– Пойду в душ, – сказала Юля, накинула халатик и удалилась. Вскоре в ванной зашумела вода.

Турчин допил сок, включил телевизор и лег, ожидая подружку. Настроение у него было хорошее, даже блаженное. Он не чувствовал себя усталым. Он готов был бодро провести остаток дня с любимой женщиной.

Появилась Юлия, села в постели. Иван поставил сок.

– Итак, сейчас в душ я, затем – едем!

– Мне еще надо волосы высушить.

– Разумеется! А мне побриться.

Турчин ушел в ванную комнату.

Только к трем часам они собрались и выехали из гаража. Было на удивление солнечно, небо голубело до самого горизонта.

Был салон красоты, где Юльке сделали прическу, макияж.

Был салон обуви, где приобрели чудесные итальянские туфельки.

Был дорогой французский бутик, где Юльке подобрали довольно скромное, но очень качественное и хорошо сидевшее на ней платье, чудесно гармонирующее с туфельками.

Был салон кожи, где купили маленькую роскошную дамскую сумочку.

Был салон верхней одежды, где взяли красивое немецкое пальто, с воротником из натурального меха. Только в этом салоне Юлька шепотом спросила:

– Откуда у тебя столько денег?

– Я продал свою коллекцию монет, – не моргнув глазом, соврал Турчин.

Потом они ужинали в маленьком ресторанчике. Юлька выглядела бесподобно! Все мужчины, проходящие мимо их столика, притормаживали и с восхищением разглядывали эту миниатюрную красотку с изумрудными сережками.

В ресторане появился фотограф и предлагал посетителям свои услуги. Турчин попросил его снять их вместе и отдельно – одну Юльку. Та сначала наотрез отказалась, но Турчин убедил ее, что фото – исключительно для личного пользования. Когда фотограф, еврей лет шестидесяти, перешел к съемке спутницы Ивана, он на некоторое время задумался, потом сказал:

– Тут фотосессию надо делать. Ваша девушка весьма разнопланова.

– Так приступайте! – воскликнул Иван.

– Это минут на пятнадцать, – добавил фотограф.

– Я потерплю.

– Может не стоит? – заколебалась Юля.

– Что Вы, девушка! Если Вы позволите старому еврею поместить ваши будущие фото в рекламный альбом моей фотографии, я не возьму с молодого человека ни копейки!

– Ну, ладно… – нерешительно согласилась Юлия Ивановна.

Съемка началась. Фотограф сделал, наверное, сотню снимков: Юля фотографировалась сидя в кресле, за столиком, стоя у пальмы, выгнув спину, наклонившись вперед и всяко по-другому.

Юлька все вытерпела. Готовые фотографии мастер обещал выдать Ивану в понедельник. Бесплатно! Тем не менее, Турчин сунул фотографу пятитысячную купюру.

– Вот я и фотомоделью побыла! А неплохая профессия, впрочем.

– Ты была бесподобна!

Они еще долго сидели в ресторане, шутили друг над другом, как всегда, смеялись, ели, Юлька пила вино, танцевали. Веселились вовсю! Однажды Юле позвонили дети. Она вышла в туалет, чтобы не было слышно музыку, и несколько минут разговаривала.

Вернувшись, рассказала Ивану, что у детей все в порядке. Ни слова о муже. Это Турчину понравилось.

Они посидели еще полчаса и в десять поехали домой.

В машине Юля спросила:

– И сколько же ты сегодня потратил на меня?

– Любимая, я не считал. Но еще достаточно осталось! Коллекция очень дорогая была, – весело ответил Турчин.

Дома, только скинув с себя верхнюю одежду, он обнял Юльку и стал жадно целовать.

– Я по тебе соскучился! Я хочу тебя прямо сейчас, вот так, во всей твоей красе!

Иван подхватил ее на руки и понес в спальню, не переставая целовать.

Они опустились на кровать.

Жар желания охватил и ее…

И только когда они насытились любовью – откинулись на спины, тяжело дыша. Так они пролежали минут десять, прежде чем Юлька поднялась. Поцеловала Турчина и пошла в ванную, переодеваться. Турчин первым делом налил себе немного коньку и выпил. Разделся. Включил телевизор. В ванной шумел душ.

Наконец в спальне появилась Юлия. Она была уже в своем сиреневом халатике, без макияжа, но с сухими волосами.

– Прическу я решила до завтра оставить, ну или сколько она продержится. Мне понравилось.

– Я тебе всегда говорил, что ты красивая женщина, красивейшая!

– Ну, хватит меня захваливать.

– Но это правда! Причем тут лесть? Ладно, я в ванную.

– Во сколько встаем? Завтра же на дежурство. И тебе. Кстати, мои приедут только во вторник.

– Вот здорово я предусмотрел! У меня же завтра сутки? Да? И я договорился с Лыкиным, что он выйдет за меня завтра, в шесть. Так что в шесть вместе поедем ко мне, а утром я отвезу тебя домой.

– А я тебе еще не надоела?

– Да ты что? Да никогда! О чем ты говоришь, глупенькая?

– Ладно, иди в душ, я лягу.

Турчин надел свой теплый халат, выпил еще рюмочку коньяку и первым делом пошел курить. Только сейчас он вспомнил, что не курил весь день. Так был увлечен своей подругой, противницей курения! Он вышел на крыльцо. Небо было абсолютно чистым, сверкали звезды, холод морозил голые ноги. Турчин курил и ни о чем не думал. Ему было просто хорошо! Юлька подарила ему незабываемые мгновенья!

В двенадцать они уже крепко спали. На улице тучи постепенно затягивали звездное небо.

Они проснулись по будильнику, в семь. За окном было темно. Ровно в восемь каждый был на дежурстве в своем отделении. Завтракали порознь. Потом, до обеда, пару раз созванивались. Обедали тоже, каждый у себя. Потом опять созванивались. Только в четыре Турчин зашел на «скорую». Юлия Ивановна чего-то писала.

– Привет, – едва взглянув на Турчина, спокойно сказала она.

– Привет, – подыграл ей Иван Николаевич. – Чего-то Вы, Юлия Ивановна, устало выглядите. Но у Вас чрезвычайно красивая прическа! А серьги какие!

Юлька взглянула на Ивана и рассмеялась, не сдержавшись.

– Чего это вы? – спросила толстая Лариса.

– Юлии Ивановне смешинка в рот попала, – серьезно произнес Турчин. – Много вызовов?

– У-у-у-у! Почти не заезжают девчата на станцию, – сказала диспетчер. – Совсем загоняли!

– Хоть мне не возят, спасибо! – сказал Турчин. – Можно Вас на минутку, Юлия Ивановна?

Юлька встала и без слов вышла вперед Ивана.

– Ну чего ты меня смешишь? Я же работаю. Вечером посмеемся.

– Да я пришел договориться, как уедем. Предлагаю так: как соберешься – позвони или сбрось смс, я буду уже готов.

– Хорошо.

– Мне сегодня утром так понравилось, что ты надела новое пальто!

– Оно мне, правда, очень понравилось! Ладно, иди, не мешай работать!

– А девчонки твои, что-нибудь заметили?

– А ты как думаешь? Конечно!

– И?

– Что? Думаешь, сказала, что ты подарил?

– А кто?

– Ничего я им не сказала, пусть мучаются! Иди, до вечера!

Иван не решился задать вопрос, что скажет мужу Юлия, когда тот увидит обновки. Он боялся признаться себе, что Юлька, в очередной раз, скажет: Турчин, давай еще немного подождем, а вещи полежат у тебя!.. Прочь крамолу из головы!

Поднимаясь в отделение Турчин вспомнил, что еще не сходил в магазин. Надо же Лыкину проставить! В магазине он взял все, что обещал приятелю, и вернулся в отделение. Завалился на свой продавленный диван и задремал под телевизор. Его разбудил пришедший Лыкин. Рассчитались. Лыкин был доволен, сразу налил себе бокал пива. Иван судорожно одевался. Уже одетый, предложил Лыкину покурить. Было двадцать минут седьмого. Они вышли в курилку. Лыкин о чем-то трещал, Турчин машинально отвечал. Пришло смс от Юльки – она ждет около машины. Турчин извинился перед Лыкиным, еще раз поблагодарил приятеля, бросил сигарету и выскочил на улицу. Юлька стояла со стороны пассажира и ее почти не было видно. Они сели и быстро уехали.

До дома ехали почти молча. Турчин чувствовал, что Юлия устала, потому не предложил ей никуда поехать, повеселиться. У самого в башке торчал вопрос, мучавший больше всех! Впрочем, вопрос вообще был только один: выйдет ли эта женщина замуж за него?

– Устала сильно?

– Ага, устала. Но не настолько, чтобы сразу упасть и уснуть.

– Может, куда съездим или в кино сходим?

– Нет, Вань, не хочу. А хочу просто посидеть дома, спокойно поужинать, немного выпить, посмотреть телевизор. Хорошо?

– Согласен, – кивнул Турчин.

Когда они заехали в гараж, Иван удивился, как быстро Юлька освоилась в его доме. Она вела себя так естественно, будто жила здесь по меньшей мере пару лет.

Поужинали с вином. Турчин выпил две рюмки коньяку. Завалились смотреть TV. Посмотрели какой-то авторский фильм, обоим понравился. Полчаса фильм обсуждали. Юлька выдала очень неординарные суждения о фильме, чем порадовала Турчина.

– Юль, давай поговорим, – предложил, наконец, Иван.

– Давай.

– Будь моей женой!

– Дурачок! Не буду! У меня муж есть… Не сердись, иди ко мне.

Юлька бросилась в объятия Ивана и началась ночь откровенной и всепоглощающей любви. Не осталось надобности в дополнительных и ненужных объяснениях!..

Шторы были задернуты и они не могли видеть, что за окном идет крупный пушистый снег, отчего вокруг посветлело.

Турчин появился в ординаторской ровно в восемь часов, к началу отделенческой планерки. Сел на диван, накинув халат. Светлана Геннадьевна, провела планерку чуть рассеянной, как всегда, по понедельникам.

Отделение было заполнено. Лыкин, за ясную и морозную воскресную ночь, заложил шесть человек. Шастин и Турчин сидели на диване рядом и сделали логичный вывод, что, будучи под кайфом, Лыкин предпочел не связываться ни с кем из поступающих и никому не отказал в приеме. Пусть терапия расхлебывает! В общем, свободных мест не было. Был понедельник, день «загрузки».

– Ну, давайте, терапевты, разбирайтесь, выписывайте! —твердо сказала заведующая.

– Выпишем! – вздохнул Шастин.

– Не замедлим, – подтвердил Турчин.

Елена Ивановна промолчала, сочтя разговоры излишними.

Светлана Геннадьевна пошла к себе в кабинет, обернувшись при выходе:

– Мужчины, давайте, выписывайте, ну пожалуйста! Сегодня столько поступают, вы же знаете!

– Ну да, знаем, – вздохнул Шастин.

Все, кроме мужчин, разошлись, даже Елена Ивановна, которую обычно всегда можно было найти на своем месте, куда-то пошла.

– Иван! Огромное тебе спасибо за деньги! Миле такую шубку купили! Она в восторге, тебе – привет, с благодарностью.

– Слушай, Костя, брось вспоминать, все нормально! Тебе не кажется, что в нашем возрасте надо что-то менять? Кардинально?

– Что именно?.. Кстати, как провели с время с Юлией Ивановной?

– Прелестно! И, все равно, вопросы остаются. Сожалею, – Турчин немного помолчал и продолжил:

– Юля ничего не хочет менять в своей жизни… Ее только тяготит жизнь с Сашкой, отсутствие удобств в доме, двое детей от разных мужчин и любовь ко мне, которая не может реализоваться, пока жив и здоров Саня или я. Ты представляешь себе ситуацию? А потом сказала, что такая, как сейчас, жизнь, ее вполне устраивает. Есть любимый мужчина, это я, есть муж, это Саша, есть мама и дети, которые любят Сашу. Все! Я как гриб на березе – не мешаю и радую… Костя, я с ума сойду от этого положения! Мне остаются две вещи. Убрать Сашку или завести себе другую женщину. Можно еще удрать отсюда куда подальше… Но какую же я должен встретить женщину, которая затмит мне Юльку! Не у тебя же Милу отбивать!

– Но-но! Убью, не задумываясь! – спокойно реагировал Шастин.

– Да нет, это я так, болтовня банальная… Я не такой.

– Знаю, потому и не реагирую серьезно. Ты – нормальный. Как человек. Тебе можно верить. Ты хороший врач и друг. Я не променял бы тебя ни на кого и всегда заступлюсь, если что.

– Даже если узнаешь, что я – преступник?

– Да, Ваня. Я тебе верю…

– Ладно! Закончили беседу о женщинах и жизни. Пойдем работать.

– Пойдем, но неохота.

– Надо, Костя, надо!

Турчин встал, переоделся в рабочую пижаму, надел как следует халат. На своем столе взял папки с историями болезней и, перекрестившись, вышел из ординаторской.

Шастин сидел на диване и думал о своей жизни. Сколько сил и знаний он положил на алтарь медицины, под влиянием своего отца, его друзей! Никогда не чурался трудностей! Все время учебы в институте, работал санитаром, медбратом, фельдшером, прошел войну, голодал, спал, закутавшись в офицерскую шинель, переворачиваясь то лицом, то спиной к костру. Была мысль остаться служить в армии. Военным врачом. Но из армии уволился, когда его друзья напропалую писали ему об успехах в собственном бизнесе. Вернулся домой, но вскоре уехал в провинцию, на юг, захотелось полной автономии. Отец помог с деньгами. Поступил работать в провинциальную больницу с элементами клиники, когда летом ему давали в обучение студентов старших курсов. Работа с пациентами и студентами доставляла ему удовольствие, благодарность пациентов принимал также с удовольствие, легко и непринужденно, естественно, не вымогал ни в коем случае! На первом же году работы женился на своей страшно запущенной молодой пациентке, вылечил ее, не переведя ее острое заболевание в хронь, потом у них родился мальчик, которого оба боготворили. Разница в возрасте не сказывалась на их отношениях. Жена была моложе на полтора десятка лет. Мила являла собой образец жены, и Шастин верил ей безоговорочно, и вел себя безукоризненно, и мысли об измене, настолько выраженные у Турчина, вызывали в нем чувство омерзения или, по крайней мере, активного неприятия. В конце концов Шастин понял, что кроме Милы у него никогда не будет никаких шашней, так как ни одна женщина не вызывала у него такого чувства восторга и заполонения; кроме Милы он не мог думать ни о ком, ни представить себе рядом другую женщину. Попробовал однажды вообразить некую красавицу в своих объятиях и не ощутил никаких симптомов возбуждения и желания! Мимолетное воспоминание о Миле заставляло его плоть бороться с собой, минимум – позвонить и услышать ее голос. Хоть на несколько секунд! Шастин был счастлив! Мила же ревновала его к работе. Она не понимала, что можно быть влюбленным не только в женщину, но и в работу. Тем не менее, время неумолимо сближало их. Несмотря на разницу в возрасте. Несмотря на противоречия в мировоззрении! В частности, в воспитании сына. Костя уступал жене практически во всем, потом раскаивался, что не поговорил с сыном так, как ему хотелось, уступая жене. Со своей работой, бесконечными дежурствами, пока сын был маленьким, папа упустил настоящее отцовское воспитание. И сейчас, они с Милой, пожинали плоды резкого перехода мальчика-паиньки, мальчика – маменькиного сыночка, в самостоятельного, но беспомощного во взрослой жизни, юного студента. При всем при том Мила души не чаяла в сыне и считала, что все его пороки – следствие внешнего воздействия. К папе претензий не было. Хотя папа жаждал внести свою лепту в воспитание уже взрослого сына…

– Константин Евгеньевич, а где Турчин? – спросила Светлана Геннадьевна, влетев в ординаторскую.

– Не могу знать. Ушел смотреть пациентов, сказал.

– Его главный требует к себе.

– Хорошо, передам, как увижу. Послушайте, Светлана Геннадьевна! Я – не исполняю своих обязанностей, в смысле историй болезни. Но чего у вас есть против Турчина? Я же вижу, что Вы к нему пристрастны. Разговор сугубо конфиденциален!

Заведующая прошла круг по ординаторской, постояла около дивана, где сидел Шастин, остановилась напротив него, села в кресло.

– Конфиденциален. Знаешь ли ты, что Турчин… Ну, у него роман с Юлией Ивановной, со «скорой».

– А кто этого не знает? И в чем проблема?

– А в том, что это… Костя, извини, я потом тебе расскажу, после обеда. Зайдешь ко мне?

– Как пожелаете…

– Да брось ты! Давай тоже, между собой, «на ты». Ладно?

– Хорошо, Светлана. Давай. Тебе плохо?

– Неважно… Ладно, все пройдет. Заскочишь после обеда?

– Договорились!

– Ты, Костя, обязательно зайди! Помочь надо будет Турчину!

Шастин несколько обалдел от их разговора. И не мог понять, что произошло, а произошло, видимо, нечто неординарное. Говорить ли об этом Турчину? Или послать к Свете? Для выяснения? Но она же его приглашала. Я тупой, да еще и дурак, подумал Шастин, ничего не понял. Мила бы сразу сообразила.

Ясно было видно, что заведующая чем-то озабочена. Но чем?

Шастин вышел из ординаторской и начал спрашивать у медсестер, где может быть Турчин.

– Господи, Константин Евгеньевич, да где угодно! Чего у меня-то спрашивать?

Шастин зашел к старшей сестре отделения.

– Где Турчин? Не видели?

– Его наш любимый главнюк тоже разыскивает. А что?

Шастин набрал номер Турчина.

– Але! Ваня? Извини, что помешал. Тебя главнюк срочно зовет. Тебе сейчас все звонить начнут.

– А что случилось? – встревожился Иван.

– Да кто его знает, – отвечал Шастин. – Честно!

– Хорошо, сейчас к нему зайду, – пообещал Иван.

От главнюка Иван Николаевич Турчин вышел в подавленном настроении. Дежурные улыбки встреченным коллегам. Поднялся в ординаторскую и плюхнулся на диван. Никого не было, никого и не хотелось видеть. Он думал, как такое могло произойти: ПСА больше десяти. Да, это, скорее всего, рак простаты! Об это с ним и говорил главнюк, бывший уролог. «Вам надо срочно лечь в онкодиспансер, обследоваться, я договорюсь». Ивану сейчас хотелось одного – уехать домой и напиться в одиночку. Надо предупредить заведующую. Но так не хочется никого видеть! Даже деньги не успел толком потратить… А может, застрелиться? Грех! А ты мало нагрешил? Вот и расплата!.. Нет, сначала – напиться! Как же так? Ведь мне еще и пятидесяти нет! Ужасно! Иван вспомнил умирающих онкологических больных, их худобу, серость кожи, постоянные боли. Смерть была отпечатана на их лицах, даже если кто и улыбался еще. И все верили в выздоровление. Но он врач, и вряд ли возможно выжить с каким-нибудь инфильтративным раком простаты. Впрочем, шанс есть. Очень маленький, но шанс!

Иван встал с дивана и пошел к заведующей. Та была у себя.

– Заходи, Иван Николаевич, – пригласила Светлана. – Я все знаю. Иди домой, а послезавтра я тебе позвоню и скажу, когда подъехать. Ну, ты знаешь, куда.

– Знаю, – вздохнул Турчин.

– Да ты прекрати паниковать, знаешь ведь, ошибка анализа, доброкачественная опухоль, все может быть. Обследуют, как положено, на консультацию в центр поедешь, рано себя хоронить… Мы еще с тобой на День медика выпьем. На брудершафт.

– Ладно, Светлана Геннадьевна, будет тебе, – оба помолчали немного, глядя друг на друга. Даже теперь, Турчин глядел на Светлану как на красивую женщину! Вот ведь, природа кобелинная!

– Заявление как писать, «за свой счет»? – спросил он.

– Пиши два дня «за свой счет», а там тебе ведь больничный откроют.

– Хорошо, – вздохнул он. – Дай лист бумаги, здесь напишу, не хочу никого видеть.

Заведующая подала Ивану бумагу, и тот быстро написал заявление.

– Давай мне, я сама отнесу.

– Спасибо. Правда, никого не хочу видеть, тем более что уже наверняка вся больница знает.

– Да нет. Главнюку позвонили из лаборатории утром, и он только мне сказал.

– Ну ладно, я поехал.

– Давай, Турчин, не расслабляйся.

– Не буду, – сказал Иван и вышел из кабинета.

В ординаторской опять было пусто. Очень хорошо! Турчин быстро собрался. «Юлька сегодня в ночь. Что ли ей позвонить? А зачем? Что я ей скажу? Прощай, дорогая, у меня рак? Глупости!»

Выходя одетым из ординаторской, Турчин опять столкнулся в дверях с Еленой Ивановной. Та оглядела его, одетым в плащ и уличную обувь.

– Опять в банк?

– Хуже, – отвечал Иван, – В морг.

– А кого вскрывать будут? – не замечая подвоха, спросила она.

– Меня. Шучу! Конечно, в банк, – Иван выскочил из отделения.

Спустился на лифте, никого из близко знакомых не встретив. На улице стало пасмурно, ветер налетал рывками, разметая полы плащей и пальто сновавших из больницы и внутрь пациентов и прочую публику. В машине было еще тепло, вкусно пахло юлькиными духами.

Дома Турчин открыл бутылку коньяку и включил музыку. Юлька не звонила. За окном валил снег.

Юлька шла домой пешком и думала, что все образуется само собой. Будут дежурства, мимолетные встречи, очень редкие совместные праздники, такие, как только что прошли у них, на выходные. Она думала, что достаточно, когда ее любят, а она любит своих детей. Она думала, что так и должно быть. В жизни.

Она шла по парапету, не оставляя даже следов от туфель. Наверное, я даже не оставляю следов от солнца, не бросаю тень. Она радовалась этому. Надо же чему-то радоваться. В голове билась мысль: меня здесь нет. Меня нигде нет. Меня вообще нигде больше нет! А раз меня нет – нет и проблем. Нет иксов, игреков, а вот с зетом – не получалось! Конечно же, я его не люблю. Любовь – это совместное Рождество, оливье, стирка, глажка рубашек, любовная игра, нежная болтовня – все то, что торжественно и неумолимо мужчина вручает тебе вместе с собой. Сейчас я уже понимаю, что это не золото, ни сюрпризы, не Сейшельские острова. И вот опять это слово выпирает, из мира, где я позволила себе не быть: любовь…

Пошел снег. Юля чувствовала, что по ее щекам давно текут слезы. Иван одним объятием мог закончить все ее переживания. Но нельзя! Мама в детстве приучила «чистить зубы два раза в день». Обязанности быта! Как в детстве: отец работает, мать работает. Приходят домой, избитые работой, уставшие. Какая тут любовь! Нежного слова друг другу не промолвят! Так, без тихих слов и стонов радости, изредка поскрипит кровать в комнате родителей, раз в неделю, и снова – работа; на праздники мужики поговорят о колхозе, руководстве, политике американских империалистов, напиваются и храпят, отвернувшись к стене. Какие тут нежности! Положено так! Как у всех. Как у всех! Это чудовищное словосочетание погубило миллионы сердец, поразило черствостью целые поколения. Человека убивают привычки, особенно женщину – привязанности… Я не смогу уйти от него, даже ради собственного счастья. Не смогу! Но Иван! Он ждет. Он надеется, что я могу одним махом все разрубить и остаться с ним. Он ждет. Он имеет право на то, что я могу остаться с ним. Потому что он уже может понять, как именно я его люблю. Но любовь – это труд, а трудиться я не хочу или устала… Я не смогу уйти из семьи!

Он хороший. Он понимает, что я ценю его любовь ко мне. Но только ценю! Самой трудиться нет желания. У меня дети. Я понимаю, как он от этого страдает…

Так вот отчего он страдает!

Юля даже остановилась от внезапного прозрения. Это я виновата, что он страдает! И не от того, что не могу уйти из семьи. Он сам того еще не понял. А я поняла! Женщина не умеет любить своего мужчину так же, как своих детей. Вот! Не умеет и все. Все просто. В этом скрыт какой-то смысл. Это что – мы, женщины, выбираем мужчину, говорим о любви, заманиваем его в свои сети, рожаем от него детей, и всю нашу любовь переносим на чад своих? На мужей любви уже почти не остается. Как в мире насекомых. Получили потомство и сожрали отцов своих детей, чтобы накормить последних!

Юлька даже поежилась от своих открытий. Ей стало противно и пошло от этих примитивных открытий. Вот мужики и бегают от нас к другим – им любви, чувств, нежности не хватает. Все объяснимо. Все логично.

С Иваном я сама виновата, не надо было приручать! А я даже не заметила, как приручила!.. Паршивая эгоистка!.. Уже ничего не исправить!

Она не заметила, как дошла до собственного дома. Сашка встретил ее нежным поцелуем и она впервые за долгое время ответила ему тем же.

– Я тебя люблю, Юля, – сказал он серьезно.

– И я тебя люблю, – так же серьезно ответила она.