Текст книги "Слово наемника"

Анхен, будто услышав меня, сорвалась с места, убежала и вскоре вернулась с пуховым одеялом. Нежно, словно ребенка, принялась укрывать своего хозяина. «А ведь она его любит!» – улыбнулся я. Потом пришла и другая мысль…

– Анхен, а ты точно глухонемая? – спросил я. – Ты же меня слышишь сейчас. – Это уже без тени вопроса.

Девушка, повернувшись ко мне, похлопала себя по ушам, а потом по губам. Интересно, что бы это значило? Может быть, она слышит, но не говорит?

– Ну-ка… Скажи мне – ты меня слышишь? Если да, то кивни.

Анхен послушно кивнула. Ну еще чудесатее! Немая, но не глухая? Совсем интересно!

– А язык у тебя есть? – поинтересовался я и, не доверяя кивку, приказал: – Высунь язык… Точно, есть…

Девка же, взяв меня за руку, погладила ее и, показав на неподвижно лежавшего Жака, похлопала себя по губам и помотала головой.

– Просишь, чтобы я хозяину не говорил? – догадался я.

Немая закивала еще старательней. Ну, раз меня просят, то почему бы не уважить? Кто мешал Жаку за столько лет понять, что она все слышит? А может, он об этом прекрасно знает? Ну не поверю, что старый лис об этом не догадывается.

– Анхен, а ты читать умеешь?

Робкий взгляд, вскинутые брови и слишком поспешное мотание головой.

«Ах вы паразиты!» – беззлобно восхитился я.

Интересно, сколько постояльцев делилось секретами при «глухонемой» девке? И актриса первостатейная. Я ведь и сам не обращал внимания, думал – ну до чего же девка толковая. Не слышит, а все понимает! А секрет-то прост…

– Пи-ить… – донесся до нас слабый голос Жака. – Ви-на…

Очнулся! Вино просит – точно, жить будет!

Я потрогал лоб Жака. Горячий, но лихорадки нет. Уже хорошо. Пока, разумеется, рано рассчитывать, что все будет хорошо. С ранами по-всякому может быть… Но пока, слава Богу, обошлось…

– Вино неси, – приказал я Анхен. – Только не белого, что хозяин любит, а красного.

– Фу… – отозвался Жак, но спорить не стал.

Глава шестая
Почти семейная сцена

Я мог бы сходить и один, но в компании лучше. Пара громил никогда не помешает (особенно если вы не повернете к ним спину…). Жак, хотя и был плох, нашел в себе силы отдать распоряжение.

Конечно же, моими спутниками оказались старые «приятели», с которыми я когда-то ходил на разведку. Как их зовут, я так и не вспомнил: остались Левый и Правый. К чему помнить?

Двор. Двухэтажная гостиница, где обитал я, и конюшня, где квартировал Гневко. Незнакомый кобелек («Раньше не было!») застенчиво высунул нос из конуры и нерешительно тявкнул. Я напрягся и уже пожалел бедного Бобика, но «Левый» не стал обижать собаку, а, встав на четыре точки, зашипел, как рассерженный кот. Сходство было таким разительным, что я и сам опешил. А песик только испуганно вякнул и спрятался поглубже. Я вначале не понял – что тут такого страшного, а потом сообразил – Китц! «Котеночек» уже показал кобельку, кто тут главный! А парни молодцы, подготовились.

Подойдя к двери, «Правый» осторожно постучал по косяку костяшками пальцев, и дверь беззвучно открылась. В свете «воровского фонаря» – светильника, оклеенного черной бумагой так, что лучик света получался не толще спицы, можно было рассмотреть лишь силуэт некогда высокого, а теперь изрядно сгорбленного старика. Видимо, тот самый сторож Август, которого я ни разу не видел. На вид лет семьдесят, не меньше! Как он умудрился прожить столько лет? Хорош охранник! Но, с другой-то стороны, старики тоже хотят жить, а Ута платит ему лишь два талера в год. А будет ли у него впереди год? Если не впустит, так и часа не будет…

– Все спят, – доложил «сторож», не ожидая расспросов. – Фрау Ута наверху, в номере для гостей.

Почему хозяйка в комнате для гостей, старик не сказал.

– Август? – поинтересовался я на всякий случай.

– Он самый, – кивнул старик, подслеповато щурясь. – А вы, господин, кто будете? Голос-то знакомый, а признать не могу.

– Постоялец бывший, – хмыкнул я. – Артакс меня зовут.

– Господин Артакс?! – ужаснулся старик.

Неужели я такой страшный? Ну, поисхудал, оброс, эка невидаль. Рогов и хвоста не видно, пламя не изрыгаю. Чего это он? Чтобы взбодрить старика, вложил в его руку талер. Август поднес монету к глазам, попробовал на зуб (надо же, остались?) и раскрыл рот еще шире. Я забеспокоился – не хватил бы старика удар, он мне живой нужен. Но от счастья умирают реже, чем от отсутствия оного, и дед, зашевелившись, поклонился едва ли не до земли.

Расположение дома я помнил. Равно как и то, что ступеньки лестницы скрипят, словно колеса у нерадивого крестьянина. Потому пришлось подниматься быстро, придерживаясь стены и не наступая на середину. Воры-грабители, как видно, тут тоже бывали прежде, потому что ни одна ступенечка не издала ни звука. Впрочем, если бы и издала, то хозяйка бы не услышала – все прочие звуки заглушал яростный скрип деревянной кровати. Той самой, на которой когда-то спал я. Ну не только спал…

«Неужели она так скрипит? – удивился я, осторожно приоткрывая двери. – Жуть!»

«Левый» услужливо направил спицу-лучик, но таиться уже не было смысла. Я кивнул на подсвечник, стоявший на столе.

Я еще в коридоре понял, что мне предстояло увидеть, но одно дело представлять, а другое – узреть воочию. Не скажу что с удовольствием, но узрел картину: поверх постели лежала фрау «фон Артакс». Точнее, пока видел я лишь её раскинутые ноги и руки, ухватившиеся за тощие юношеские ягодицы. Рука привычно потянулась к поясу, но сжалась в кулак, не обнаружив эфеса… Не знаю, будь у меня при себе оружие, удержался бы, чтобы не проткнуть обоих?

Хозяин тощей задницы «работал» на совесть, искупая недостаток опыта старанием и сопением. Видимо, пыл молодости пришелся по душе «майн либер фрау», потому что она даже не заметила ни огня, ни непрошеных гостей. Один из сопровождающих ринулся было, но я его остановил. Пусть получат удовольствие, а уж потом…

Наконец задница напряглась, замерла, и оба любовника испустили вздох сладострастного облегчения. Тогда я кивнул.

Парень, сдернутый с фрау, попытался рыпнуться, но в твердых руках «Левого» и «Правого» обмяк и распростерся на полу, как лягушка.

Фрау Лайн (уж точно не фрау фон Артакс!) с перепугу забыла одернуть юбку и лежала, раздвинув ноги. Парни громко сглотнули слюну. А я… Одно дело пользовать шлюху после кого-то мне незнакомого, а совсем другое, если эта женщина была… твоей женщиной.

Слегка оправившись, Ута привела в порядок одежду. Видимо, не сразу разобрав, кто перед ней, возмущенно открыла ротик, но, разглядев, пискнула и попыталась забраться под простыню. Накрывшись до самых глаз, тихонько проскулила:

– Ты?!

– А ты ждала кого-то другого? – поинтересовался я. – Вот, пришел за своими вещами и деньгами.

– Но ведь вы умерли! – привстала на постели фрау «фон Артакс», переходя на «вы». Или с покойниками положено разговаривать именно так?

– Как же ты с мертвецом свадьбу сыграла?

– Вы самозванец! – выпалила она вдруг. – Сейчас я закричу и позову стражу. Скажу, что меня грабят, насилуют и убивают! – набрала она полную грудь воздуха и закрыла глаза, приготовившись заорать…

– Давай-давай! – поощрительно улыбнулся я. – Только – громче ори, чтобы все услышали. Пока-то еще стража добежит, а все соседи – точно сбегутся! Представляешь, как они будут счастливы? Я им и любовника твоего покажу. Вот, прямо в таком виде. Пересудов хватит… – закатил я глаза.

Кажется, фрау сообразила, что давать пищу для многолетних сплетен ей ни к чему, поэтому уже более спокойным тоном спросила:

– Чего вам от меня надо?

– Во-первых, – начал я загибать пальцы, – я хочу получить обратно все, что тут оставалось. То, что в седельных сумках. Во-вторых, хочу узнать, почему вы решили меня отравить? В-третьих, почему ты выдаешь себя за мою жену?

– Я не выдаю себя за вашу жену! – горделиво отозвалась она, начав с ответа на последний вопрос. – Я жена коменданта города Ульбурга, господина фон Артакса, находящегося в отлучке. Нас венчал отец Изорий, а запись о моем браке с господином фон Артаксом есть в городской книге регистрации браков…

– И брак наш вполне законен?

– Я – законная супруга фон Артакса, вдова Лайнс! А вас я не знаю!

– Милочка, может, тебя стукнуть? – поинтересовался я. – Чтобы не говорила глупостей. Ну так как – стукнуть?

– Не надо. Не надо меня бить, господин… господин Артакс.

– Вот так-то лучше, – кивнул я. Что поделать – не люблю бить женщин. – Ну коли мы выяснили насчет законности и незаконности, скажи, что прописано в законах вольного города Ульбурга на предмет прелюбодеяния? – поинтересовался я и, не дожидаясь ответа, позвал: – Август, зайдите.

В комнату вошел старый Август. Глядя куда-то в сторону, спросил:

– Звали, господин Артакс? – наверняка поднялся следом и подслушивал.

– Господин Август, – вежливо поклонился я «сторожу». – Вы подтверждаете факт прелюбодеяния фрау Уты, именующей себя госпожой фон Артакс?

– Да, господин Артакс. Осмелюсь сообщить, что госпожа Артакс в ваше отсутствие неоднократно принимала у себя разных мужчин.

– Ты лжешь, сволочь! – вскинулась Ута. – Да я тебя!

– Ой ли… – насмешливо протянул я. – А кого же мы с тебя стаскивали?

– Я хочу сказать, – зарделась моя «супруга», – что совершила измену всего один раз.

– А есть разница – один, два раза? – усмехнулся я. – По закону даже одно прелюбодеяние карается тюрьмой и денежным штрафом. И то если супруг согласен взять жену обратно. А коли нет – монастырь, на покаяние. Да, Август?

– Я… – притихла Ута. Укоризненно посмотрев на старика, сказала: – Эх, Август-Август. Уж от кого я не ожидала подлости, так это от вас. Я столько лет давала вам хлеб насущный!

– Господин Артакс, отправьте ее в монастырь, – закивал Август. – Непременно в монастырь. Ишь как заговорила, шлюха! Хлеб насущный… На пфенниг сейчас и краюхи хлеба не купишь.

– Август, вы умеете писать? – поинтересовался я.

Старик кивнул, а я пошел искать чистый лист бумаги. Оный, если мне не изменяла память, должен быть в шкафчике. В бытность свою комендантом прикупил целую стопку. Если, конечно, фрау не продала… Ан нет. На месте. Тут еще и перо и немножко чернил. Странно, что не высохли.

– Возьмите бумагу, перо и напишите… – приготовился я диктовать, но старик отмахнулся – мол, сам знаю.

Пока полуслепой сторож пыхтел и сопел, нанизывая строчку на строчку, я молчал. Молчали и остальные. Ута лишь прикрыла глаза.

Эх, фрау! Пожалела ты лишний пфенниг. Десять талеров, обещанные Августу от имени короля воров, – хороший кусок хлеба для одинокого старика. Даже не кусок, а целый каравай! А тут еще и мой талер. Думаю, за такие деньги Август подтвердил бы супружескую неверность и без демонстрации измены.

– Вот, господин Артакс, – подобострастно изогнулся старик, вручая мне обличительный документ.

Бегло прочитав текст – все как положено – факт прелюбодейства зафиксирован, дата, подпись.

– Спасибо, господин Август, – поблагодарил я старика, выпроваживая его из комнаты и вкладывая в его руку кошелек.

– А с этим что делать? Прирезать? – деловито поинтересовался «Левый», показав на юнца.

– Зачем? – пожал я плечами. – Он нам еще пригодится. Будет вторым свидетелем на суде. Расскажет, как все было. Ну-ка, малый, вставай!

«Левый» и «Правый» отпустили «добычу», а парень, поднимаясь с пола, затараторил:

– Это все она, господин Артакс! Сказала, что работу мне даст в гостинице. Мол, нужен ей слуга, который дрова будет рубить, печи топить, воду от водоноски таскать. А сама сюда привела, на постель плюхнулась, подол задрала и говорит – давай, мальчик, обработай мою «кошечку». Я ни в какую! Так она сказала, что, ежели я ее не трахну, стражу позовет.

– Штаны возьми, чучело. А то – трясешь тут своим… удом, – безучастно приказал я. Ну старался сделать вид, что мне все равно.

– Ну а что мне оставалось делать, если старуха сама навязалась? – буркнул парень, подбирая с полу штаны и рубаху.

– Старуха?! Ах ты тварь! – подпрыгнула на кровати фрау и в ярости бросилась на юнца. – Да я тебе глаза вырву!

Мои бандиты с трудом успокоили разъяренную бюргершу, а я от греха подальше вывел парня за дверь. Оказавшись в безопасности, горе-любовник обернулся ко мне и бухнулся на колени:

– Господин Артакс, господин капитан! Ну простите меня, коль сможете. Вправду не хотелось мне. Так получилось…

– Встань, не позорься, – грустно сказал я, глядя на своего адъютанта. – Ты ни в чем не виноват.

Кто бы знал, чего мне стоило сдержаться! Так хотелось взять кинжал и вспороть горло или брюхо этому ублюдку, наставившему мне рога! Пусть даже он совсем не виноват.

– Если бы я знал, что вы живы, если б я знал! – продолжал причитать Эдди. – Если бы я знал, то ни за что бы старуху не стал трахать. Да еще и жену командира. Но правда, она сама. Что я мог сделать?

Я пропустил мимо ушей «старуху» и не стал говорить парню, что жену командира как раз очень приятно трахать. Был собственный опыт.

Эдди врал. По моим сведениям (да уж какие там сведения? Август же все и рассказал парням!), соблазнял он ее не очень долго – два дня. На третий фрау Ута не устояла и уступила домогательствам молодого (очень молодого!), но настойчивого воздыхателя. Сегодня был уже пятый день их романа. Может, если бы Ута не уступила домогательствам моего адъютанта (вернее, уступила, но не так скоро), я бы еще подумал – а стоит ли затевать весь этот спектакль с неверной «женой», с бумажками? Может, ограничился бы беседой. Хотя нет, не ограничился бы. В конце концов, я просто человек и к «супруге» накопились кое-какие вопросы…

– Эдди, зачем ты лжешь? – поинтересовался я. – Не говори, что тебя соблазнили. Не ври.

– Простите, капитан, так получилось, – потупив голову, признался Эдди. – Подумал, а что за фрау такая, коли сам Артакс с ней жил? Решил попробовать – какова…

– Неужели не понравилось? – удивился я.

– Понравилось, – не стал кривить Эдди. – Я даже удивился. Думал – тетке о душе пора думать, а она – вон что вытворяла! Я даже и не знаю – кто кого отымел…

– Глупый, – покровительственно похлопал я парня по плечу, хотя в этот момент хотелось сломать его тощую шею. – Девки, которым ты юбки задираешь, опытной фрау и в подметки не годятся. Скажи, зачем ты мне врал, что это она тебя соблазнила?

– Испугался, – еще больше понурился Эдди. – Думал, что фрау-то вы не тронете, а меня и убить можете. Простите, капитан…

– Ладно, не бери в голову, – еще раз похлопал я Эдди по плечу.

Оставив парня вздыхать о своей горькой участи, я вернулся к «неверной супруге». Взглядом указал подручным на дверь. Пусть посидят внизу вместе с Августом. Предварительная беседа с парнями проведена, и шарить по дому без моего ведома они не осмелятся. Ну а мне нужно поговорить с фрау без свидетелей.

– Ну, вдова Лайнс, незаконная супруга. Зачем тебе это понадобилось?

Ута не нашла ничего лучшего, как упасть в обморок. М-да, будь это кто другой, может быть, поверил, но свою «либер фрау» я успел изучить. Из-за такой ерунды она сознание не потеряет.

– Щас, помогу… – пообещал я. – Где тут водичка? Нет? Ну это тоже сойдет, – пнул я ночной горшок.

Полный! Поленились любовнички сходить в клозет. В свое время Ута очень обижалась, что я заставлял ее проделывать марши по длинному коридору, а не делать как все порядочные люди. В смысле – в горшок делать!

Фрау решила очнуться. Застонав, открыла глаза и приподнялась на локте.

– Вот так лучше, – с удовлетворением хмыкнул я, а потом отвесил ей пощечину. За ней – вторую. Третью.

Первую она стерпела молча, от второй – застонала, а после третьей завыла в голос. Я сумел-таки взять себя в руки и бил щадяще, без увечий, но больно. Без холодных компрессов ей на улицу не выйти недели три. А с компрессами – две с половиной…

Отведя душу, нашел на столике еще одну свечу и зажег ее. Все-таки, когда тебе за сорок, лучше осматриваться при ярком свете.

В комнате, которую я когда-то занимал и к которой успел привязаться, кое-что изменилось. Помнится, каменные стены были завешены салфетками, вышитыми какими-то сентенциями вроде: «Кто рано встает – тому Бог подает!» или «Поел кашку – вытри ротик!»

Теперь главным украшением были вычурные доспехи, в сочетании с салфетками делавшие из комнатки пародию на рыцарскую залу. Я не сразу и сообразил, что вызолоченные фольгой страшилища – это моя старенькая кираса, поножи, набедренники и шлем, которые не раз и не два приходилось выправлять от вмятин. Ножны для меча, ранее деревянные, обтянутые потертой кожей, украшали стеклянные «брюлики». Наверное, делал ученик ювелира… Да и все остальное – кистень, кинжал и метательные ножи впору выставлять в витрине оружейника, что жаждет привлечь богатого клиента.

Не утерпев, ухватился за меч, потянул его из ножен. Слава Богу, хоть до клинка не добрались! А рукоятку, усыпанную фальшивками, можно оббить, а потом обтянуть кожей и обмотать медной проволокой. А лучше сдать оружейнику…

Кирасу, поножи и кольчужную «юбку» я заполучил пятнадцать лет назад, когда истек срок контракта с королем Рудольфом. Не скажу что выходного пособия, вкупе с тем, что накопил из боевой добычи, хватило бы на за́мок, но на одну-две деревушки – точно. Всех моих сбережений едва хватило, чтобы заказать доспехи и оружие. Один меч обошелся в кругленькую сумму. Но он того стоил.

Меч был выкован из особого металла. Конечно, не из того, что падает со звезд, но оч-чень неплохого качества. Мне объясняли, что вначале заготовка ржавела два года в болоте. Потом ее вытаскивали, нагревали, выбивая ржавчину с окалиной, и снова макали в болото на два года. И так пять раз в течение десяти лет. То, что осталось, шло в кузнечный горн.

Оружейник уверял, что такие доспехи может позволить себе не каждый король. Судя по цене – верю. Равно как и тому, что до сих пор жив, на две трети я обязан этим доспехам, а остальным – своему коню и удаче.

Из-за позолоты, покрывавшей вороненую сталь, доспехи выглядели чужими. Ярко. И – нелепо, словно слюдяные латы ярмарочного скомороха. И куда мне теперь? Ну кирасу еще можно прикрывать плащом или туникой. А шлем придется заменить. То, что блестит, любят не только сороки, но и вражеские арбалетчики. Зачем мне мишень на собственной голове? Хотя если отдать доспехи умельцу, то он что-нибудь да должен придумать. Спрошу у Жака. Наверняка есть способ отскрести позолоту.

– Я не услышал, где мои вещи и деньги, – как можно мягче и убедительней сказал я, присаживаясь на край постели. – Ну-с?

Вместо ответа Ута разрыдалась еще сильнее. Если думала, что меня можно пронять слезами, то зря. На самом деле они меня злят.

– Женщина, – сказал я, начиная раздражаться. – У тебя есть выбор. Если ты сама вернешь сумку, где лежат мои бумаги, награды и деньги, – останешься жива и невредима. Ладно, сумку можешь оставить себе. Верни содержимое. Если начнешь препираться, я позову своих парней – они перероют весь дом и найдут всё, что принадлежит мне. Когда я заберу свои вещи, мы уйдем. Но! – посмотрел я пристально в глаза фрау. – Уйдем не просто так… Вначале мы изобьем тебя и твоих сестер. А потом – подожжем гостиницу. Мы даже не будем тебя убивать, а вынесем во двор, чтобы ты посмотрела, как будет гореть твой дом! Может быть, они вас попутно и изнасилуют – мешать не стану.

– Ты не сделаешь этого… – сквозь слезы прохрипела фрау и громко высморкалась.

– В том смысле, что не буду приказывать насиловать? Или не буду поджигать гостиницу? А, точно… – как бы спохватился я. – Зачем портить свое имущество? Ведь мы с тобой – супруги. Стало быть, гостиницей владеем сообща.

– Эта гостиница моя! Она досталась мне от прежнего мужа. И никто не смеет распоряжаться моим домом! – вскинулась фрау Ута, забыв про рыдания.

– Ты, дорогая, сама выкопала себе яму, – усмехнулся я. – Надо знать законы. «В случае если один из супругов неверен, будучи уличенным в измене супругом и одним свидетелем, он теряет свои права как на то, что нажито совместным трудом, так и на любое другое имущество, за исключением приданого», – процитировал я строчку из Общего городского права. – Гостиница покойного мужа – это точно не приданое.

– За что ты со мной так? – глухо спросила Ута. – Ты специально все подстроил? Подослал своего гаденыша, чтобы соблазнил меня?

– За что? – задумался я. – За то, что не противилась, когда твоя сестра подливала мне яд. Было такое? Не говори, что ты этого не знала. И не твоя вина, что вместо яда там оказалось снотворное. А куда меня потом отвезли, знаешь? По глазам вижу, что догадывалась… Ну – это ерунда, если честно. Это я бы простил. Я уже давно не обижаюсь на тех, кто меня предает. Знаешь, что меня больше всего взбесило? Даже не то, что я застал тебя с мальчишкой. Меня взбесило то, что ты назвалась моей женой… Не узнай я, что честная вдова Ута Лайнс объявила, что она теперь жена Артакса – а, виноват – вдова фон Артакс, все было бы проще. Я пришел бы и взял только свои доспехи и награды. Даже не стал бы требовать с тебя возвращения денег. Знаешь, чего я точно терпеть не могу, так это того, что кто-то использует мое имя. А раз уж ты решила отобрать у меня все, включая имя, я тоже заберу у тебя все. Нет, имя вдовы Лайн останется. Хотя ты же потеряла право именоваться вдовой бюргера? Так кто ты теперь? Пейзанка, не имеющая право жить в городе?

– Мерзавец! – зашипела фрау. – Ты же прекрасно знаешь, что твой слуга, адъютант, или – кто он у тебя? – чуть ли не силой взял меня. Да и было-то это всего один раз!

Мне захотелось отвесить ей еще одну затрещину. Сдержавшись, я приторно-вежливо уточнил:

– Всего лишь один раз?

– Да, не один! – чуть ли не с вызовом выкрикнула Ута мне в лицо. – А что мне оставалось делать? Ждать своего мужа-героя? А как с гостиницей?

– Стало быть – хозяин в доме нужен, – констатировал я грустно.

– Это ты виноват, – без всякой логики сказала фрау, а я опять-таки не стал с ней спорить. – Я много лет была вдовой. Думала, все внутри меня уснуло. А когда появился ты, мне опять захотелось быть с мужчиной. Я считала, что ты мертв. А изменить покойному, тем более что вы не были моим мужем перед Богом – не есть грех! Я и сейчас не верю, что мой муж жив…

– Стоп! – вскинул я руку. – Давай-ка, родимая, определись. Либо ты считаешь меня своим мужем, либо не считаешь. Одно из двух…

– Да я и сейчас думаю, что передо мной самозванец. Господин бургомистр сообщил, что вы мертвы, но об этом никто не должен знать.

– Это еще почему?

– Господин Лабстерман считал, что горожане не должны знать об исчезновении господина коменданта, тем более о его смерти.

– Лучший муж, кто постоянно в отлучке? Кстати – «фон Артакс» – звучит смешно. Уж не бургомистр ли посоветовал назваться дворянкой? Он же и помог тебе стать вдовой Артакса. Зачем тебе это? Чтобы иметь статус замужней женщины?

Ута кивнула. Ясно-понятно, как говаривал один мой знакомый. Герр Лабстерман, с его нелепой страстью к титулам, решил помочь бедной горожанке. Зачем? В бескорыстие бургомистра я не верил.

– Ладно, – подвел я итог разговору. Посмотрев на Уту, вздохнул: – Тащи сюда мои сумки. Иначе, видит Бог, я позову своих бандитов…

Решив не искушать судьбу, женщина вышла. Вернувшись, она с натугой втащила в комнату мои дорожные сумки и уронила их мне под ноги.

– Подавитесь! – злобно прорычала фрау Ута.

– Спасибо, милочка, – поблагодарил я.

Я обнаружил, что на своем месте лежат и награды, включая «Бешеный крест», и футляр с пергаментами. К удивлению, в наличии был и драгоценный браслет, которым меня наградили за некие услуги… Отсутствовали только деньги. И, как ни странно, запасное белье и разные мелочи вроде бритвы и мыла. Ну это не страшно.

– Тысячу талеров взял господин бургомистр, – ответила фрау, не дожидаясь вопроса. – За это он договорился с патером и с секретарем ратуши. Ваше нижнее белье я продала. Бритва – в мыльной комнате.

Признаться, у меня были большие сомнения, что Ута взяла и отдала такие деньги Лабстерману. Чего ради? Ради сомнительного права считаться вдовой фон Артакс? Скорее – запрятала их где-то. Лабстерман мог бы все сделать и бесплатно, а деньги – плата за молчание. Как-никак, фрау Лайн приложила ручки к моему исчезновению. Но спорить с хозяйкой гостиницы мне не хотелось.

– Хорошо. Тысячу ты отдала бургомистру, – покладисто сказал я. – Но в мешке было больше. Где остальные деньги?

– Еще сто талеров – на восстановление нашей фермы. Еще сто талеров ушло на то, чтобы привести в порядок доспехи.

– А зачем их было приводить в порядок? – удивился я. – Они у меня всегда в полном порядке.

– Доспехи и оружие моего мужа должны выглядеть красиво! – поджав губы, сообщила Ута. – Он не простой наемник, а комендант города. Герр Лабстерман обещал, что фон Артаксу поставят памятник около ратуши.

– Ладно, – хмыкнул я. – Красиво так красиво…

– Двести талеров я дала Эльзе, чтобы она уехала на ферму. Этой суммы ей хватит, чтобы восстановить хозяйство.

– А почему не Гертруде? – поинтересовался я, хотя и предполагал, каким будет ответ.

– Это Эльза придумала, что вас нужно отравить. Она подсыпала яд, а потом испугалась. Я не хотела видеть в своем доме убийцу. Поверьте, Артакс, я не знала о том, что задумала сестра. Если бы узнала, не позволила бы это сделать. Но сделанного не воротишь, а Эльза – моя сестра. Я не хотела ее видеть, но не могла и оставить ее без помощи. А Гертруда живет в моем доме и не имеет прав на мои деньги.

– Ты думаешь, что я поверю, что в доме не осталось денег? – насмешливо протянул я. – Ты обокрала меня на две тысячи талеров.

– Но бургомистр, траты… У меня нет таких денег, – пискнула фрау.

Я подошел поближе, взял фрау Уту за плечи и хорошенько встряхнул:

– Жить хочешь? Или мне тебя все-таки убить? – поинтересовался я.

Возможно, убивать бы я ее не стал, хотя кто знает? Мне-то, в конце концов, тоже надо на что-то жить. Почему я должен думать о ее тратах? Я начал обдумывать – ограничиться ли хорошей трепкой, такой, чтобы Ута не неделю-другую, а месяц-другой не могла выйти из дома, или – прирезать ее. Нет, лучше придушить, чтобы не было крови.

Стал примеряться к нежной шейке, но намерения прервал скрип отворившейся двери. Величаво, с хвостом, поднятым, как плавник акулы, вошел Его Высочество Китц Первый, и Единственный. Рыжий бандит без разбега вскочил на кровать, потерся о свою непутевую хозяйку и недоуменно посмотрел мне в глаза. Дескать – ну и что? Ты чё, ревнуешь? Кошку коты по очереди «покрывают» – вполне нормально. Чего тут переживать?

Скорее всего, кот ни о чём таком и не думал, но все мои мысли вертелись вокруг того, что я тут видел, потому сам и домыслил.

Ута схватила кота и яростно прижалась к нему, будто искала защиту, а этот… рыжий паразит замурлыкал…

При виде кота во мне что-то дрогнуло. Наверное, Ута еще не совсем пропащее существо, если любит кошек, а главное – если и ее любят кошки… Из-за Китца я и передумал ее убивать. А может – в память о той девочке, которой она была двадцать лет назад и которую я спас (пусть и невольно) от насильников?

– Ладно, дружище… Ничего с твоей хозяйкой не случится. Только – деньги ей придется отдать, – успокоил я рыжего, ставшего невольным защитником хозяйки. – Мне еще Гневко искать нужно. Как я его без денег кормить буду?

Китц повел усами и соскочил с кровати, показывая хозяйке, что ей сейчас лучше не спорить.

Фрау Ута пошла открывать тайнички, а я принялся стаскивать со стены доспехи и оружие.

Покопавшись по углам, хозяйка гостиницы отыскала только триста талеров – и то в основном медью. Я мысленно прикинул вес, соотнес медь и серебро и слегка застонал. Это же – почти два с половиной таланта! Зато – «Левый» и «Правый» были в восторге. Еще бы – им была обещана половина. Даже после того как отдадут ночному «королю» его десять процентов, останется приличная сумма. Ежели ее не пропить за первые три дня, то можно безбедно прожить год, а то и больше. Мне даже подумалось – хорошо, что монет оказалось меньше. Пришлось бы отдать тысячу талеров двум бездельникам.

Доспехи и оружие я увязал в хозяйские простыни, а узел нагрузил на беднягу Эдди.

– О! – вздохнул парень, прогибаясь, словно осел, груженный мукой.

– А ты ко мне в оруженосцы просился, – усмехнулся я. – Прочувствовал теперь, что значит таскать целыми днями доспехи!

– А я и сейчас не против, – встрепенулся парень, делая вид, что ноша не тяжелее пуховой подушки.

«А ведь я бы теперь не взял парня в оруженосцы, – подумалось вдруг. – И пожалуй что и не возьму!»

Казалось бы, а в чем виноват Эдди? Ну соблазнила его женщина. Или – он ее соблазнил? Был у меня подобный случай, когда я спал с женой своего полкового начальника. Чем же я лучше Эдди? Повторюсь, что он ни в чем не виноват. Но… То самое «но», которое никому (в том числе и самому себе) не объяснишь.

– Иди к Жаку, – велел я своему бывшему адъютанту, а сам принялся упаковывать мешочки и распределять их по сумкам. Половина – мне, а половина – бандитам. Ну теперь будет полегче.

– Простыни… – плаксиво сказала Ута.

– Что простыни? – не понял я.

– Мои простыни! – пустила слезу фрау.

Вот и пойми этих женщин. Только что рассталась с суммой, на которую можно вымостить простынями весь город, а из-за ерунды… Ну с другой стороны – деньги эти были чужие, а простыни – кровные. Я не стал препираться, а бросил на стол талер. Замечу – свой собственный талер! Копаться в сумках, выскребать медяки мне было лень.

– А почему ты ничего не тронула в сумках? – поинтересовался я. – Ну я не про белье с бритвой.

– А что там трогать? – пожала она плечиками, сжимая в кулачке монету. – Железяки? Правда, ваш послужной список вместе с железками хотел забрать бургомистр, чтобы положить на почетном месте в ратуше, но ему все зайти некогда. Браслет неплохой, но мне он не по руке, да и стекла много. Я думала выковырять стеклышки, а его переплавить в слиток…

– Стеклышки?! – удивился я, вытаскивая браслет.

Нет, все камушки как были настоящими, так и остались. Судя по тому, как Ута захлопала глазами, мысль о драгоценных камнях ей в голову не пришла. Да и откуда у наемника такое богатство? Я не стал объяснять, сколько стоят эти камни. Зачем расстраивать женщину?

– Артакс, – услышал я, уже выходя из дверей. – Если бы я знала, что вы живы, я никогда не осмелилась бы изменить вам. Неважно – были вы моим супругом или нет. Поверьте мне…

Я не стал оборачиваться, чтобы Ута не увидела моих глаз, а поспешно вышел во двор, в ночную темноту, где меня ожидали бандиты.

– Тяжеловато, – пожаловался я, поднимая сумки и простыню с монетами. Все же раньше их возил Гневко и не жаловался.

– Ты, кэп, свяжи их да через плечо перекинь, легче будет, – угодливо посоветовал мне «Правый».

Сами они уже пересыпали свою долю в заплечные мешки и шли со свободными руками.

Уже отойдя на приличное расстояние, вспомнил, что не заглянул в конюшню, где оставалось седло. Но горевать об этом не стал. Все равно сейчас седло не утащить. Да и кого седлать? Не клячу же, доставшуюся от «язычников». К тому же, скорее всего, седло фрау Ута куда-нибудь «пристроила».