Текст книги "Казанский Каин"

– Кто такие, чего надо? – грозно изрек однорукий и помахал здоровенным гаечным ключом, зажатым в правой руке.

– Где «Москвич»?

– А какое твое дело? – так ответил на вопрос Виталия Викторовича Михеич.

Майор Щелкунов показал свое служебное удостоверение и нетерпеливо повторил вопрос:

– Где «Москвич»?

– Уехал, – последовал короткий ответ.

– Когда? – спросил Виталий Викторович.

– Да с полчаса назад, – изрек однорукий Михеич и только теперь опустил гаечный ключ.

На розыск автомобиля «Москвич-400» номерной знак «ТГ 18–28» была брошена вся городская милиция. На дорогах, трактах, шоссе и выездах из города были учреждены милицейские дозоры, поголовно проверяющие все «Москвичи» и прочие легковые автомобили. Майор Щелкунов ходил из угла в угол в своем кабинете и ждал, когда раздастся столь ожидаемый им звонок. И наконец дождался…

– Москвич с номерным знаком «ТГ 18–28 восемь» видели на Оренбургском тракте недалеко от танкового училища. Он движется в сторону бывшего Воскресенского монастыря.

– Едем! – подхватив с вешалки кожаную куртку, крикнул Виталий Викторович капитану Рожнову, нервно курившему у окна.

Через несколько секунд кабинет начальника отдела по борьбе с бандитизмом городского Управления МВД опустел…

Глава 18
Жаль, что «Москвич» не «Победа»

Геннадий заметил за собой слежку, но в этот раз отнесся к ней предельно серьезно. К тому же хвоста привел за собой Сэм. Вполне возможно, что красноперые установили слежку и за Комсой. Значит, их обложили и уже не упустят. Когда возьмут Сэма и Комсу, те вряд ли станут молчать и, выгораживая себя, непременно расскажут про него. Хотя многого они про него не знают. Время – уходить! Запасное место тоже подготовлено… Все-таки долго продержался, целых шесть лет, это немало. Да он и не рассчитывал, что все будет происходить безоблачно. Так не бывает, поскольку все, что имеет начало, имеет и завершение… Документы Геннадий всегда носил с собой, деньги лежали в тайнике вне дома, так что делать в Ягодной слободе ему больше было нечего.

Сначала он забрал из тайника деньги. Их было много: полный туристский рюкзак, обычно вмещающий в себя продукты питания, посуду, одежду, одеяло, предметы личной гигиены, аптечку да еще мало ли чего. Потом, проверяясь, нет ли за ним слежки, отправился на автобусную остановку, доехал до Слободской улицы, прошел в самый ее конец, открыл ничейный сарай и завел «Москвич». Прибежал однорукий Михеич, Филоненко-Раскатов помахал ему рукой: все, мол, в порядке – и выехал из сарая.

Из города решил выезжать по Оренбургскому тракту. По нему, в отличие от старого Сибирского тракта и Горьковского шоссе, проходил самый слабый поток машин. Когда выехал на тракт, немного успокоился, расслабился, и как в наказание за снижение внимания и собранности, недалеко от танкового училища показался милицейский пост. На середину дороги выбежал сержант и стал подавать знаки остановиться. Но Гена Филоненко лишь прибавил скорость. И сержант едва успел отскочить, иначе «Москвич» сбил бы его. Оглянувшись, Геннадий увидел, что сержант и его напарник садятся на мотоцикл, чтобы начать преследование.

Дорога оставляла желать лучшего, поэтому оторваться далеко от преследователей на «Москвиче» всего-то в двадцать три лошадиных силы не получалось. Уже проехав Архиерейский лес, Филоненко понял, что милиционеры на мотоцикле от него не отвяжутся, и решил освободиться от преследователей самым кардинальным способом.

Вскоре по обе стороны от тракта потянулся перелесок с частыми кустами. Встречных машин не было. Филоненко-Раскатов остановил «Москвич», открыл дверцу со стороны водителя, а сам перешел обочину и спрятался в придорожных кустах. Затем послышалось мотоциклетное тарахтение. Оно приближалось, и наконец милиционеры подъехали к машине и остановились метрах в десяти от нее.

– Давай, ты справа, а я слева, – услышал Геннадий голос одного из милиционеров и приготовился осуществить задуманное.

Милиционеры тем временем стали обходить «Москвич» с двух сторон. Потом один подошел к машине со стороны открытой водительской дверцы и заглянул в салон.

– Пусто! – крикнул он своему напарнику и выпрямился.

В это время из-за придорожных кустов прозвучал выстрел, и сержант, что стоял возле раскрытой водительской двери, упал с пробитой головой. Его напарник кинулся было к нему и тоже был сражен метким выстрелом в голову. Он еще дышал, когда Геннадий Филоненко вышел из кустов, подошел к нему и выстрелил прямо в сердце.

Трупы милиционеров оттащил в кусты, чтобы их не было видно с дороги. Потом завел мотоцикл (их в разведшколе абвера учили вождению любого вида транспорта), сел на него и съехал в перелесок, где забросал мотоцикл сухими ветками. Потом вернулся, завел «Москвич» и поехал по тракту дальше.

Милицейскую «Победу» он заметил километров через двадцать, когда проехал какую-то безымянную деревеньку и по правую руку начался настоящий густой лес. Что эта «Победа» именно по его душу, понял сразу. Конечно, прибавил скорость. Но что такое двадцать три лошадиные силы «Москвича» и восемьдесят километров в час, которые по этой дороге «Москвичу» никогда не развить, против пятидесяти лошадей и предельной скорости в сто пять километров у новенькой «Победы»? Да просто пшик! Это как пищаль против пулемета Дегтярева. «Победа» стала быстро нагонять «Москвич». Зря, похоже, он затеял разборку с милиционерами, что были на мотоцикле. Ехали бы и ехали за ним, потихоньку отставая. Только время попросту потерял. Вот его и догнали…

Выстрелы он услышал, когда «Победа» приблизилась к «Москвичу» метров на тридцать. Одна из пуль чиркнула по правому крылу, другая попала в номерной знак. А потом – хлопок. Пуля продырявила правое колесо. Машину развернуло и понесло прямо на толстую старую сосну, которая помнила еще времена государственного преступника Емельки Пугачева, шастающего где-то поблизости со своей шайкой на подступах к городу.

Филоненко, наверное, смог бы удержать руль и избежать столкновения с деревом. Но почему-то не сделал этого, и автомобиль на всей скорости ударился в сосну. Последнее, что видел Гена Филоненко, был улыбающийся отец. Он стоял на крутом берегу реки и махал ему рукой. Гена поднял руку и тоже хотел помахать, но рука не слушалась. Он захотел крикнуть, но и этого не получилось. А потом наступила темнота…

К мужчине с разбитой головой, сердце которого выстукивало последние удары, подошел человек в офицерском галифе, начищенных хромовых сапогах и кожаном пиджаке поверх вязаной безрукавки.

– Готов, – ни к кому не обращаясь, сказал он.

Но Гена Филоненко этого уже не слышал…