Текст книги "Казанский Каин"

Часть 3
Кровавый след

Глава 10
Ложный след

Через пару дней после посещения седовласого начальника городского отделения милиции, у которого замом служил исчезнувший майор Воропаев, на улице Горького была ограблена Государственная трудовая сберкасса. И ладно бы просто ограбили казенное учреждение. Так нет! Налетчики оставили после себя четыре трупа: заведующей сберегательной кассой, двух девушек-контролеров и посетителя-мужчины, которому пришло в голову открыть в сберкассе счет перед самым ее закрытием. Причем, похоже, и работники сберкассы, и посетитель были убиты не в начале налета, не в процессе ограбления, чему они могли как-то помешать, а уже после его завершения. То есть перед тем, как преступники покинули с награбленными деньгами помещение сберкассы, они порешили всех, кто там находился. Это указывало на то, что банда крайне опасна и безжалостна, поскольку члены ее взяли за правило не оставлять после себя свидетелей и неукоснительно его соблюдают.

Конечно, информация о дерзком и кровавом ограблении трудовой сберегательной кассы на улице Горького дошла до ушей руководства Министерства внутренних дел СССР и вызвала в обывательской среде города много пересудов. И большинство разговоров сводилось к одному: в городе появилась хорошо организованная банда, не оставляющая после себя свидетелей. Примечательно, что примерно то же самое полагали и городские власти. Дело об ограблении сберкассы и убийстве четырех человек было немедленно передано в производство городскому управлению Министерства внутренних дел. На место преступления выехал сам начальник отдела по борьбе с бандитизмом городского управления милиции майор Виталий Викторович Щелкунов со старшим оперуполномоченным капитаном Валентином Рожновым, следователем лейтенантом Зинаидой Кац и экспертом-криминалистом Эдуардом Величко.

На месте преступления уже были оперуполномоченный из городского отделения милиции и участковый. Когда в сберкассу входил майор Щелкунов, опер, не видя его, сказал участковому, глядя на трупы:

– А выстрелы все ж таки были…

– Что вы имеете в виду? – быстро спросил оперативника Виталий Викторович, услышав его фразу и тотчас насторожившись.

– А вы, собственно, кто? – поинтересовался оперуполномоченный городского отделения милиции, разглядывая человека, задавшего вопрос.

– Я начальник отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством городского Управления МВД майор Щелкунов, – представился Виталий Викторович и добавил: – Так что вы имели в виду, говоря о том, что выстрелы все же были?

– Когда сберегательная касса должна была быть уже закрыта, к нам в дежурку позвонили, – неохотно сообщил оперуполномоченный, глядя куда-то вбок.

– Кто? – спросил Щелкунов.

– Какой-то мужчина, – не сразу последовал ответ. – По телефону он не представился. И сообщил, что в помещении сберкассы слышались выстрелы. Наш дежурный сообщение принял и отправил милиционера, чтобы тот узнал, в чем там дело…

– Как это? – едва не воскликнул Виталий Викторович и от удивления даже слегка оторопел. – Вместо вооруженной оперативной группы ваш дежурный отправил на место происшествия только одного милиционера, «чтобы узнать, в чем дело»? Я не ослышался? – продолжал недоумевать майор. – Наверное, чтобы вместо четырех трупов образовалось пять? Я правильно понимаю? – в упор глядя на оперуполномоченного, промолвил он с большим раздражением.

– Но дежурный же не знал, что сберкассу действительно грабят, – глядя мимо майора из городского управления, произнес оперуполномоченный. – К тому же отправленный милиционер обнаружил двери сберегательной кассы запертыми, как оно и должно быть, и, посмотрев в окна, ничего подозрительного внутри не обнаружил, – добавил он тоном оправдывающегося школьника, прекрасно знающего, что все его отговорки пусты и не стоят ломаного гроша.

– Ясно, – жестко проговорил Щелкунов, уже не глядя на туповатого оперуполномоченного, явно находящегося не на своем месте. – Значит, так: это дело переходит в наше производство, так что можете быть свободны. А вы, – обернулся он в сторону участкового, – останьтесь. Вам надо будет найти и опросить возможных свидетелей. Ведь кто-то же позвонил в дежурную часть и сообщил о выстрелах в помещении сберкассы…

Когда оперативник в подавленном настроении и с большой обидой в душе покинул помещение сберегательной кассы, бригада майора Щелкунова приступила к осмотру места происшествия.

В операционном зале лежал один труп мужчины лет под сорок, одетого в светлый плащ. Его шляпа валялась в двух шагах от него. Лицо было разбито в кровь, затылок – окровавлен. Совершенно не нужно было иметь квалификацию эксперта, чтобы определить, что смерть наступила вовсе не от удара в лицо или при падении от удара о пол затылком, а от пули, выпущенной в висок, – вокруг небольшого отверстия запеклась кровь. Выходящего отверстия от пули не наблюдалось, следовательно, раскаленный свинец увяз где-то внутри черепной коробки.

За барьером, отделяющим операционный зал от рабочего места контролеров, находились два женских трупа.

Один с огнестрельным ранением в голову лежал в спокойной позе. Девушка явно не ожидала выстрела и, получив пулю в голову, умерла мгновенно, не осознав происходящего и, наверное, не почувствовав никакой боли. А вот вторая девушка покинула этот свет не сразу: она была дважды ранена в спину, пыталась, очевидно, как-то воспрепятствовать нападению, защититься и была добита третьим выстрелом в голову. Страшно даже представить, о чем она подумала перед предстоящей кончиной. А ведь для них это был всего-то обыкновенный рабочий день, каковых в их жизни случилось уже немало, и тем более они никак не могли помыслить, что он закончится для них смертельным исходом.

Обеим девушкам было не более двадцати пяти лет…

Третий труп принадлежал женщине старше пятидесяти лет. Это наверняка была заведующая трудовой сберегательной кассой. Ее, очевидно, преступники заставили открыть несгораемый шкаф с деньгами в комнатке за помещением, где сидели девушки-контролерши, а затем, выбрав из шкафа деньги, хладнокровно пристрелили. Выстрел был произведен в лицо, и из затылка вылетевшей пулей был вырван приличный оскольчатый кусок черепа вместе с вытекшим мозговым веществом. Рядом с женщиной валялась связка ключей, в которой наверняка имелся ключ от несгораемого шкафа. Такая вот удручающая и страшная картина предстала перед взором майора Щелкунова и его сотрудниками, прибывшими вместе с ним на место происшествия.

После осмотра трупов судмедэксперт заключил, что все четыре человека погибли от огнестрельных ранений, причем из разных видов оружия, что подтвердил и эксперт-криминалист.

– А вот из какого вида оружия были произведены выстрелы – это я отражу позже в своем заключении, – приподняв три пластиковых пакета, сказал он и добавил: – Две гильзы у меня уже есть. Осталось отыскать остальные, если таковые имеются… А еще, судя по ранениям, и шесть пуль. Шестую пулю предстоит извлечь из черепа мужчины.

В то время, покуда следователь Кац составляла протокол с детальным описанием места преступления – а на это потребовалось немало времени, учитывая, что трупов было четыре и лежали они в трех разных помещениях, – эксперт-криминалист искал улики. Найденные им пули он сначала рассматривал, а затем складывал отдельно в пластиковые пакетики. За это немалое время – а осмотр места преступления процесс весьма длительный – участковый уполномоченный успел обойти жителей нескольких домов, расположенных в непосредственной близости от сберегательной кассы. Однако, как это нередко случается, никто ничего не видел и выстрелов никаких, увы, не слышал. Кто звонил в милицию и сообщил о выстрелах в помещении сберкассы – так и осталось невыясненным. Что для майора Щелкунова неожиданностью, в общем-то, не являлось, поскольку подобное уже происходило не однажды и никакого удивления не вызывало. Теперь многое зависело от результатов исследований судмедэксперта и эксперта-криминалиста. И если на следующий день судмедэксперт в своем заключении ничего особенного не сообщил (за исключением извлеченной из черепа мужчины пули), то эксперт-криминалист выдал кое-что весьма интересное…

* * *

– Выстрелы в сберкассе производились из трех видов оружия. Это два револьвера и «парабеллум», – подавая заключение, написанное на двух листах, сообщил на словах эксперт-криминалист Эдуард Величко.

– «Парабеллум»? – насторожился Виталий Викторович и невольно переглянулся с находящимся рядом Валентином Рожновым.

– Так точно, – по-военному ответил эксперт, не понимая покуда излишней заинтересованности майора.

– Тогда у меня будет к вам еще одно поручение… – произнес Щелкунов. – Не могли бы вы сравнить пули, что нашли в сберкассе, с пулями из дел по убийству Ангелины Завадской в Академической слободе в апреле месяце и двойному убийству бухгалтера Авиационного завода номер триста восемьдесят семь Екатерины Пастуховой и водителя того же завода Степана Замятина? Это двойное убийство случилось на улице Тэцевской совсем недавно, в августе… Не из одного ли оружия все эти пули были выпущены? – посмотрел на эксперта-криминалиста начальник отдела.

– Под оружием вы предполагаете «парабеллум», из которого стреляли в сберкассе? – догадался Величко.

– Именно так! – ответил Виталий Викторович.

– Когда вы хотите услышать мой ответ? – задал вопрос эксперт, который мог бы его и не задавать, поскольку ответ напрашивался сам собой…

– Сейчас, – моментально ответил Щелкунов и поправился: – То есть сегодня…

После обеда эксперт-криминалист Величко принес Виталию Викторовичу очередное заключение. Положив его на стол, произнес:

– Ваше предположение верное. Если будут какие-то вопросы, дайте мне знать. – И, попрощавшись, вышел.

Взяв заключение, Щелкунов внимательно его прочитал: «Пули, которыми были убиты Ангелина Завадская, Екатерина Пастухова, Степан Замятин, заведующая Государственной трудовой сберегательной кассой на улице Горького Гортензия Иванова и девушка-контролер Фирдаус Закирова, были, вне всякого сомнения, а точнее с вероятностью 99 %, выпущены из одного и того же пистолета. Это пистолет Люггера – «парабеллум». Вторая девушка-контролер сберкассы и мужчина-посетитель были убиты пулями, выпущенными из разных револьверов».

– Ознакомься, – протянул он заключение капитану Рожнову, находившемуся в кабинете.

Валентин пробежал по строчкам пытливым взглядом и, посмотрев на своего начальника, спросил:

– Значит, владелец «парабеллума» действует уже не один, а сколотил банду?

– Получается, что так. В сберкассе их было как минимум трое, – в задумчивости произнес Виталий Викторович, глянув на Рожнова, и добавил: – Полагаю, что налет на грузовик с деньгами владелец «парабеллума» тоже не в одиночку совершил… Сколько они взяли денег в сберкассе? – спросил он у лейтенанта Зинаиды Кац, также присутствовавшей в его кабинете.

– Около сорока восьми с половиной тысяч, – ответила Кац, заглянув в свои бумаги.

– Послушайте, Виталий Викторович, – поскреб в затылке Рожнов. – Несколько дней назад они взяли всю зарплату рабочих авиационного завода. Это почти полмиллиона рублей. Сорок восемь тысяч для них – сущие крохи. На хрена они пошли снова на дело, имея за душой такие неподъемные деньжищи? Этого полмиллиона им за глаза хватит, чтобы жить припеваючи и ни в чем себе не отказывая уж точно не один год и даже не пять… А если подойти с головой – так вполне хватит на полжизни. Зачем они рискуют? – задал вполне уместный вопрос капитан. – Ради чего они снова пошли на дело?

– Может, тут кроется какой-то спортивный интерес? – сделала предположение лейтенант Кац.

Валентин недоуменно глянул на девушку, а Виталий Викторович, подумав, промолвил:

– Все может быть… А возможно, преступники хотят нас сильно озадачить, а жителям нашего города не дать спокойно жить. И скорее всего, – обвел взглядом подчиненных Щелкунов, – этого очень желает преступник с «парабеллумом»…

* * *

Майора Воропаева разыскивать не пришлось, хотя Виталий Викторович уже был готов поручить это дело капитану Рожнову, справлявшемуся и с более сложными поисками. Заместитель начальника городского отделения милиции сам явился в городское Управление милиции и нашел майора Щелкунова.

– Подполковник Загорецкий сообщил мне, что вы интересовались мной. Так вот я, майор Воропаев Иван Игнатьевич, собственной персоной, – представился мужчина с проседью в волосах, хотя ему вряд ли было больше сорока лет. – Так в чем заключается ваш интерес ко мне? – остро глянул на майора Щелкунова Иван Игнатьевич.

– Мой интерес к вам – это задать всего лишь парочку вопросов, – промолвил Виталий Викторович.

– В связи с чем? – продолжал смотреть на хозяина кабинета майор Воропаев.

– В связи с наличием у вас пистолета «парабеллум», – отчеканил Виталий Викторович. – Да вы присаживайтесь…

– Ах, вот оно что, – присел майор Воропаев на свободный стул. – «Парабеллум» зарегистрирован и находится у меня на вполне законных основаниях, – уверенно сказал Иван Игнатьевич с явно различимой ноткой вызова в голосе. Было заметно, что майор сложных жизненных ситуаций избегать не привык, не станет изворачиваться или как-то юлить, но и не даст себя в обиду кому бы то ни было.

– А можно на него взглянуть? – деликатно поинтересовался Щелкунов, не отрывая взора от собеседника и стараясь подмечать на его лице малейшую мимику. Однако ничего необычного не заметил. Разумеется, майор Воропаев был недоволен интересом к своей персоне со стороны городского отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством (хотя еще вопрос, кому такое любопытство может принести радость), но какого-то волнения в его поведении не наблюдалось.

– Вот, смотрите, – выложил он на стол «парабеллум».

– А не могли бы вы передать нам его на какое-то время? – предложил Виталий Викторович.

– Этот «люггер» мне на фронте не единожды жизнь спасал. С какой такой стати я должен вам его передавать, пусть даже на время? – Майор убрал со стола пистолет.

– А с такой, что в городе произошли убийства с применением пистолета «парабеллум». И если вы не хотите передать нам пистолет добровольно, мы его изымем у вас в принудительном порядке, – заявил без тени сомнения Виталий Викторович.

– Вы в этих убийствах подозреваете меня? – вскинулся Воропаев, испепеляя взглядом хозяина кабинета.

Вопрос остался без ответа. Майор снова достал пистолет и, багровея от бушевавшего внутри него гнева, положил его на стол:

– Нате!

– Пока идет баллистическая экспертиза пистолета, вам придется побыть у нас, – изрек Щелкунов безапелляционным тоном.

Это не понравилось Воропаеву, но на сей раз он промолчал…

Эксперт-криминалист, вызванный Виталием Викторовичем по телефону, пришел и забрал «парабеллум».

– Как скоро ждать результат? – поинтересовался Щелкунов.

– В принципе, недолго, – ответил эксперт и покинул кабинет.

С полчаса два майора сидели молча: Виталий Викторович занимался бумажной работой, а Воропаев через окно наблюдал за проплывающими кучевыми облаками. О чем он думал и думал ли о чем-нибудь вообще, было малопонятно. Наконец он нарушил молчание:

– Ты воевал?

– Северо-Западный фронт. Комиссован по ранению в сорок втором, – неохотно ответил Виталий Викторович.

– Да ты что! – даже привстал со своего места Иван Игнатьевич. – Я в сорок первом полгода воевал на Северо-Западном фронте в составе приданной фронту Третьей стрелковой бригады, сначала в Двадцать седьмой, а потом Восьмой армии. Вся наша бригада легла в начале декабря сорок первого на острове Эзель в Эстонии. Выжили лишь несколько человек, в том числе и я. Потом Карельский фронт и Первый Дальневосточный. Всю войну прошел, и против япошек пришлось немного повоевать. Начал в сорок первом младшим лейтенантом, демобилизовался в октябре сорок пятого в звании майора. Помыкался с полгода на гражданке, пошел служить в милицию. Год назад назначили заместителем начальника отделения. Дважды был представлен к званию подполковника, дважды представление завернули, – криво усмехнулся Иван Игнатьевич, мельком глянув на Виталия Викторовича. На что тот не преминул ответить:

– Пить надо меньше.

– Это ты правильно заметил, – согласился Воропаев. – Сам-то, конечно, не пьешь, – не без язвительности в голосе произнес Иван Игнатьевич.

– Да нет, бывает, что и выпиваю, – ответил Щелкунов. – Но меру знаю…

– Ну что ж. Молодец. А я вот так не могу, – проговорил Воропаев и снова уставился в окно.

Опять наступило молчание. Длилось оно до того самого момента, пока не вернулся эксперт-криминалист.

– Это не тот «парабеллум», товарищ майор.

– А поточнее.

– В недавнем ограблении сберкассы на Горького, убийстве гражданки Завадской в апреле месяце в частном секторе Адмиралтейской слободы и двойном убийстве на улице Тэцевской стреляли из другого пистолета, – громко выпалил он, посмотрев на застывшего майора Воропаева.

– Вот это да! Так вы на меня несколько убийств примеряли? – уперся взглядом в Виталия Викторовича майор Воропаев. – А алиби мое проверить на момент убийств не судьба была?

– Нас интересовал ваш «парабеллум»… – начал было майор Щелкунов, но Иван Игнатьевич оборвал его:

– Когда ограбили сберкассу?

– Два дня назад, – ответил Виталий Викторович, внимательно наблюдая за собеседником и примечая все его движения и мимику.

Воропаев криво усмехнулся.

– Два дня назад я был никакой, – буркнул он. – Вообще ни-ка-кой. Ко мне приехали однополчане, те самые, что остались живыми из нашей Третьей стрелковой бригады тогда, в начале декабря сорок первого. Из самого Ленинграда на машине ко мне приехали! Взяли прямо из дома. Что, я должен был им отказать во встрече, что ли? Меня бы не поняли… Да я на расстрел из-за них пойду! Как и они за меня… Ну, сначала завалились в ресторан, поужинали с коньячком, потом, уже тепленькие, отправились в гостиницу, где ребята остановились. Три дня пировали, парней из нашей бригады поминали. На четвертый день похмелялись. Я только сегодня в себя пришел и на работе появился. Думал, попрут со службы… Милосердие проявили, оставили… Так что ограбить сберкассу, уж извините, я никак не мог…

– Но ведь ваше оружие могли и украсть у вас, тем более если вы находились в бессознательном состоянии.

– Не могли! – отрезал Воропаев. – Оружие – это кусок меня самого. Я бы кровью тогда изошел… Оно всегда при мне. Почувствовал бы в первую секунду, если бы кто-то на него посягнул.

Участие майора Воропаева в убийствах и ограблениях оказалось ложным следом. Долго еще Виталию Викторовичу было даже как-то неловко перед боевым офицером, что случалось с ним чрезвычайно редко…

Глава 11
Нечаянный свидетель

Когда в жизни поставлена определенная цель, то само существование приобретает яркий смысл. Жить становится интереснее, и даже самое рядовое начинание получается более красочным. Цель у Геннадия Филоненко, именуемого по паспорту Раскатовым, имелась – мстить власти и людям, ее поддерживающим, за погубленного отца. И совершенно неважно, что непосредственного участия в кончине отца ни бухгалтер авиационного завода, ни водитель грузовика «ЗИС-5», равно как заведующая сберегательной кассой на улице Горького и контролерши сберкассы не принимали. Все они целиком и полностью поддерживали эту власть, а значит, являлись ее составной частью. Стало быть, все они были причастны к гибели отца и должны были понести коллективную ответственность за содеянное. Поэтому никакого сожаления, а тем более угрызений совести по поводу людей, которых он лишил жизни, Геннадий Андреевич не испытывал ни разу. Не возникало даже малейшего сожаления о содеянном.

После налета на автомобиль, везший зарплату работникам Авиационного завода № 387, Филоненко-Раскатов мог бы запросто приобрести неплохой домик где-нибудь в Алупке, Алуште или Евпатории и жить себе спокойно и безбедно, встречая наступающий день в тени развесистых магнолий и слушая плеск волн и гомон чаек. А чтобы не привлекать к себе внимание надзирательных органов, можно было бы устроиться для виду на какую-нибудь необременительную работенку, не требующую ежедневного присутствия. Самое настоящее счастье на бренной земле, воплощение мечты! Многие советские граждане с превеликой радостью поменяли бы свои производственные будни на столь бестягостное существование.

Однако не таков был характер у Геннадия Андреевича, чтобы отсиживаться в тиши, да и цель была совершенно иной. Внутри клокотала ненависть ко всему, что его окружало, и требовала выхода. Его состояние больше походило на давнюю запущенную хроническую болезнь, к которой привык, с которой успел смириться, но вот наступает день, когда уже не в силах ее вытерпеть и требуется немедленное медикаментозное вмешательство, позволяющее хотя бы ненадолго позабыть о ней… И это средство – кровопускание.

Поначалу беспокоили подельники. После того как взяли месячную зарплату, предназначенную для работников Авиационного завода № 387, Сэм и Комса могли потребовать всю свою долю и спокойно уйти. Геннадий прямо-таки чувствовал, что через несколько дней, а то и через день-два это непременно произойдет. Поэтому он свел к минимуму подготовку к ограблению сберегательной кассы на улице Горького. А во время ограбления повязал подельников кровью, заставив убить двух свидетелей. Тем самым окончательно отрезал им пути к отступлению. И если по поводу Сэма у него еще оставались некоторые сомнения, то Комса, вошедший во вкус, готов был следовать за ним, как верная псина за хозяином. Поэтому, ни минуты не раздумывая, он заявил о своем согласии участвовать в очередном ограблении – теперь уже промтоварного магазина, – как только Филоненко завел о нем речь.

– А сколь сламу там можно будет взять? – поинтересовался самый младший из банды.

– Деньги они отвозят раз в неделю, поэтому если мы заявимся в конце рабочей недели, то тысяч семьдесят-восемьдесят можно будет взять, – пояснил Филоненко-Раскатов.

– Восемьдесят косых? Отлично! – воскликнул Комса. – А когда на дело идем?

– В пятницу вечером, – посмотрел на подельника Геша, потом перевел взгляд на Сэма: – Что скажешь?

Тот пожал плечами:

– Ты пахан[24]24
  Пахан – главный; хозяин (жарг.).


[Закрыть]. Ты бармишь[25]25
  Бармить – говорить (жарг.).


[Закрыть], мы сполняем…

Магазин промышленных товаров на улице Баумана был одним из самых крупных магазинов горпромторга. После отмены в конце декабря 1947 года карточек на продовольственные и промышленные товары товарооборот магазина вырос без малого вдвое. Все это Филоненко-Раскатов узнал у товароведа магазина промышленных товаров Ильи Степановича, с которым недавно познакомился и «подружился», что у него очень хорошо получалось. Геннадий Андреевич прекрасно представлял, как следует расположить к себе людей и выведать нужную информацию (чему его обучали в разведывательно-диверсионной школе), а потому уже на третий день знакомства они вместе выпивали и вели задушевные беседы на темы, которые случаются исключительно между друзьями. На пятый день Илья Степанович, сам того не замечая – и выпил-то вроде не так много, – выдал про магазин все интересующие Филоненко-Раскатова данные. После чего у Геннадия моментально созрел план. А когда имеется план, то его следует по-быстрому реализовать, чтобы не спугнуть капризную удачу.

Вечером в пятницу, оставив милицейский «Москвич» на улице Международной, что пересекала улицу Баумана недалеко от драматического театра, которому с месяц назад присвоили имя Василия Качалова, Геша, Сэм и Комса направились к магазину. Прохожих на улице было немного, и мало кто обратил внимание на трех милиционеров, зашедших в промтоварный магазин. Войдя в помещение магазина, работники которого уже проводили всех посетителей, кроме одного, застрявшего в примерочной, и вот-вот готовы были закрыться, капитан милиции запер на засов входную дверь и гаркнул на весь магазин:

– Всем лечь на пол! Это ограбление!

Две продавщицы в синих халатиках с белыми воротничками, проходившие по залу, остановились и недоуменно уставились на милиционеров, не понимая, что происходит.

– Ну, что неясно? – подлетел к ним Комса и, размахнувшись, ударил одну из девушек в лицо. Та, вскрикнув от неожиданности и боли, повалилась на пол. Комса повернулся ко второй продавщице, и та, сообразив, что под обличьем милиционеров скрывались бандиты, послушно легла на пол, прикрыв голову руками, и замерла.

Мужик за прилавком, укладывавший отрезы материи в аккуратные стопки, осознав, что происходит, ринулся в подсобное помещение. За ним тотчас устремился Комса, в то время как Сэм держал на мушке еще одного мужчину в форменном халате.

– А-а, Илья Степанович, – подошел к мужчине Геннадий Андреевич. – Добрый вечер.

– Вы?! – Удивлению товароведа не было границ. Наверное, если бы он увидел сейчас немца в пехотной каске и со «шмайсером» в руках, то удивился бы меньше.

– Я, – широко улыбнулся капитан милиции. – Не подскажете, где лежат деньги?

– Не знаю, – прозвучал нетвердый ответ.

В это время послышался глухой выстрел, после чего еще один. Через минуту в зале появился Комса:

– В спину сначала попал, потом добил его в голову, как ты велел, – отчитался он перед паханом.

Товаровед побелел и умоляюще уставился на Филоненко-Раскатова. Губы его заметно тряслись…

– Ну, так где деньги? – жестко посмотрел прямо в глаза товароведу Геннадий Андреевич, и товаровед понял, что наилучший для него выход – это ответить на поставленный вопрос.

– Т-там – с трудом промолвил Илья Степанович, указав в начало коридора, где находился кабинет заведующего магазином.

Комса дернул за дверь – закрыто.

– Там что, никого нет? – поинтересовался у Ильи Степановича его новый приятель.

– Да там он, там, – негромко, чтобы его, не дай бог, не услышал заведующий, произнес товаровед, наконец сладив с трясущимися губами, и покладисто добавил: – Заперся просто…

Геша шагнул к проходу и выстрелил в замок, после чего пнул дверь. Когда та распахнулась, уверенно шагнул внутрь. И едва не получил удар в голову мраморной подставкой чернильного прибора – в последнюю долю секунды увернулся и ударом левой руки в челюсть сбил высокого мужчину с ног. Тот попытался подняться, но тотчас получил удар ногой в лицо.

– Сидеть, сука!!

Мужчина сплюнул на пол кровь и смерил грабителя злым взглядом. Попыток к сопротивлению не предпринимал – остался сидеть на полу, опершись спиной о стену.

– Где деньги? – навис над мужчиной Филоненко-Раскатов, направив ствол «парабеллума» ему в лицо.

Заведующий магазином моргнул и промолчал.

Недолго думая, Геша опустил «парабеллум» и выстрелил управляющему в ногу.

– Где деньги, спрашиваю? – повторил он.

Скривившись от боли, заведующий указал рукой на большой сейф в углу кабинета.

– Открывай, – приказал Филоненко-Раскатов.

Мужчина, оставляя за собой кровавый след, подполз к сейфу, достал из кармана ключи и, дотянувшись до замочной скважины, открыл дверцу.

– Благодарю вас, вы очень любезны, – с улыбкой произнес Геннадий Андреевич и выстрелил заведующему в голову. Затем начал вынимать из сейфа пачки денег и складывать их в большую хозяйственную сумку.

– А со мной что? – спросил Илья Степанович, когда Геша вышел из кабинета заведующего. – Вы же меня не убьете? – с надеждой заглянул в глаза Геннадия Андреевича товаровед.

– А что с тобой? С тобой – все в порядке. Я тебя убивать не стану, – искренне заверил приятеля Филоненко-Раскатов. – Ведь должны же быть какие-то правила приличия. Как я могу убить своего друга? Комса! – позвал он молодого подельника. И когда тот подошел, произнес, отвернувшись от Ильи Степановича: – Кончай его.

Комса, недолго думая, выстрелил товароведу в лицо.

Покончив с обеими продавщицами – одну застрелил Комса, а другую Сэм, – бандиты скорым шагом покинули магазин. Дойдя до перекрестка, свернули на Международную улицу и, протопав метров тридцать, сели в милицейский «Москвич».

– Ну, сколько там? – садясь за руль, поинтересовался Комса и оглянулся на пахана.

– Ты поезжай давай, – недовольно произнес Геннадий. – Нечего нам тут отсвечивать.

Когда «Москвич» тронулся, Геша поставил себе на колени хозяйственную сумку и принялся подсчитывать добычу. Через пару-тройку минут негромко произнес:

– Семьдесят три тысячи с копейками.

– Неплохо за десять минут работы, – довольно отозвался Комса и гоготнул: – Аж на двадцать пять косух больше, чем в сберкассе взяли. Че, давайте и дальше промтоварные лаухи[26]26
  Лауха (здесь) – магазин (жарг.).


[Закрыть] гимать[27]27
  Гимать – грабить (жарг.).


[Закрыть]?

– Поглядим, – отозвался Геша. Сложив часть денег обратно в сумку, сказал: – Я взял тридцать пять косарей. Остальное ваша доля. Разделите между собой.

Где точно проживает пахан, ни Сэм, ни Комса не ведали. Где-то в Кировском районе – на этом познания подельников Геннадия относительно адреса обитания Геши заканчивались. Чем меньше людей знает, где ты проживаешь, тем большая вероятность уцелеть и не повстречать непрошеных гостей в синей милицейской форме и с пистолетами в офицерских кобурах.

Остановив «Москвич» с громкоговорителем на крыше и надписью на боку «М И Л И Ц И Я» недалеко от Дворца культуры имени 10-летия республики, Филоненко-Раскатов вышел из машины и, наклонившись к окну водителя, произнес:

– Даю пару дней на отдых. Предупреждаю: деньгами не сорить, внимания к себе не привлекать. До потери пульса водкой не нажираться. – После этих слов Геша сделал паузу, чтобы Сэм и Комса хорошенько запомнили: пить водку можно, но не до потери сознания. – Встречаемся в понедельник в одиннадцать, как обычно, в Лядском саду на скамейке у фонтана. И не надо опаздывать. Я очень не люблю ждать…

* * *

Вениамин Васильевич Власьев решил наконец приодеться. Деньги копил долго, без малого полтора года. Откладывал по пятьдесят-шестьдесят рублей в месяц. Пришлось отказаться от многих удовольствий, в том числе от посещений ресторанов и чайных – вкусно поесть Власьев очень любил, – и перейти на питание в общественных столовых. Пойти на столь серьезные жертвы заставили обстоятельства: пришла пора (и имелось таковое желание) полностью обновить свой гардероб. А он состоял всего-то из двух полосатых рубашек (у одной была заплатка на локте), вязаной безрукавки, потерявшего первоначальный цвет свитера, заношенных суконных штанов широкого покроя, заправляемых в кирзачи, утепленного ватой тяжеленного драпового пальто, также потерявшего первоначальный цвет и форму, кепки и меховой шапки из цигейки.

Прикопив нужную сумму, Власьев еще не один день решал, в какой именно магазин следует отправиться за покупками: большой промтоварный на улице Баумана или открывшийся год назад универмаг на улице Чернышевского – центральной улице города. Наконец выбрал магазин промышленных товаров на улице Баумана и отправился туда.

Прибыл он на место минут за сорок до закрытия магазина и долго выбирал себе одежду, прицениваясь, щупая материал, расспрашивая продавщиц про качество и покрой и без конца меряя понравившуюся одежду в примерочной. Уже были выбраны две белые рубашки – одна подешевле, для повседневной носки, другая, шелковая, подороже – на выход. Также дожидались оплаты очень понравившийся Вениамину Васильевичу шевиотовый костюм, состоящий из брюк широкого покроя и приталенного однобортного пиджака, казавшегося куцым из-за широких брюк; широкий атласный галстук в полоску и черные хромовые ботинки, в которые из-за великолепной выделки кожи можно было смотреться, как в зеркало. Дело оставалось за пальто и шляпой – этот головной убор начинали носить не только чиновники и партработники, но и рядовые инженерно-технические работники, к каковым Власьев вполне справедливо – он работал техником-технологом – причислял и себя. Вскоре шляпа из коричневого фетра была выбрана. В ней и новом костюме из шевиота он смотрелся настоящим франтом, сошедшим с киноэкрана какого-нибудь трофейного фильма. Вениамин Васильевич в очередной раз прошел в примерочную, где имелось зеркало в полный рост, чтобы примерить понравившееся коверкотовое пальто. Это была последняя из предполагаемых покупок. Он задернул занавесь, надел пальто и услышал металлический звук запираемого засова входной двери, после чего кто-то громко произнес: