Текст книги "Лекции для психологов из супервизорской группы"

Развитие символического мышление, а не буквального

Добрый день. Мы с вами сегодня закончим разбор статьи Р. Бриттона «Утраченная связь». И затем начнём разбирать статью Дж. Стайнера «Цель психоанализа». Хочу обратить ваше внимание. Идеи, которые мы изучаем, основаны на работе с пациентами. И аналитики пытались понять то, что с ними происходит через призму того, что они знали.

Сейчас мы говорим про Эдипов комплекс, который увидел З. Фрейд. Уже на основе этого знания М. Кляйн увидела, что Эдипову комплексу предшествует Эдипова ситуация.

Мы с вами говорим, что важно развивать у пациента символическое мышление вместо конкретного. Мне лично нелегко понять смысл символического мышления. Я нахожусь в процессе. Т.е. я понимаю, но не до конца в этом уверена.

Главная мысль, которую я сейчас упорно подчёркиваю – это необходимость различать внешнюю и внутреннюю реальность. Когда у человека происходит травма в реальной реальности – он использует систему защит, чтобы справиться с этой травмой и функционировать дальше в социуме, среди людей.

Мы также должны помнить, что травмы бывают 2-х видов:

– внешняя и

– внутренняя.

Я считаю, что мы можем и должны работать с внешней травмой теми способами, которые знаем, которые сработали и эффективны. Если мы работаем в проективном подходе, то должны будем понимать – что мы сейчас вытащили на свет: это травма из реальности или травма внутренняя.

К проективным методам я отношу:

– работу со снами, с картами, арт-терапия, символдрама, психодрама, расстановки и работа с воображением.

Как отличить внешнюю и внутреннюю травму?

Пока я вижу только один способ – контрперенос. Поэтому считаю, что имеет смысл развивать свою чувствительность к различению 2-х видов травм.

Теперь про символическое мышление. Мы должны понимать, что Эдипова ситуация и Эдипов комплекс – это мыслительные конструкции внутри психики. Также как и «хорошая мать» – это мыслительная конструкция. Если мы видим повторяющийся сон – мы видим жёсткую мыслительную конструкцию, которая пугает человека. В неё он помещает свои невыносимые переживания, которые затем его преследуют. Чтобы легче было их выносить– переживания через проективную идентификацию человек помещает в другого. Здесь может возникнуть вопрос: «А если другой человек на самом деле относится ко мне, например, агрессивно?»

Ответ: Когда мы прорабатываем собственную травму расставания, мы перестаём путать внешнюю и внутреннюю реальность. В первую очередь свою. Агрессивное или наоборот любвеобильное состояние другого человека будет на нас воздействовать всегда. От проработанности мы не становимся бесчувственными. Но. Мы иначе будем видеть поведение другого человека. Оно не будет нас запутывать и вызывать вопросы внутри: «Может, я действительно такая, какой меня видят? И я просто себя не знаю? И мне действительно нужно, например, попросить прощение за своё поведение? Или (другой вариант) признать свою „звёздность“?»

Также я считаю, что при проработке травмы расставания у нас появляется возможность определить – какой человек наносит нам вред (психический или физический). А кто для нас безопасен и даже полезен. Проблема в том, что и в том и в другом случае возникают одинаковые ощущения в теле и переживания. Отсюда и путаница. Где границы, которые лечат? И где границы, которые травмируют? И если пациент чувствует себя сильно раненным от установления границ – должны ли мы идти на уступки и жёстко настаивать на своём? В каждом конкретном случае приходится решать индивидуально. Всё зависит от того – хотите вы сохранить отношения с этим конкретным пациентом или нет. И какова цена уступки. Я имею ввиду:

– 1) ваше личное самочувствие и

– 2) польза для этого конкретного пациента.

Вернёмся к мыслительным конструкциям. Р. Бриттон описывает переживания своей пациентки: «Она считала, что я не должен превращаться в „единое целое“, т.е. в чудовищное смешение обособленных сущностей матери и отца, которые она мне приписывала. Сочетание, возникающее в результате такого смешения, создало бы якобы любящую материнскую фигуру, которая содержала бы в себе противоречие собственной природе. И это придало бы ненадёжность всем её внешне хорошим качествам. Я постоянно приводил ей описания одержимости бесами, когда дьявол пропитывал тайным злом все свойства человека. Ужас, который моя пациентка испытывала к дьяволу, был связан с его противоречивой природой, которую пациентка называла „неестественно“ и почитала ужасным возникновение в переносе такого представления обо мне, ибо тем самым разрушалось не только всё хорошее, но также и весь прежде установленный смысл».

Далее автор ссылается на М. Кляйн: «Этот страшный результат соответствует описанному у Мелани Кляйн детскому ужасу перед комбинированным объектом как фантазии преследования, где родители слиты воедино в процессе постоянного полового сношения». Т.е. мысли, чувства, ощущения, наши переживания бессознательное «упаковывает» в образ комбинированной фигуры. Которая представляется как единое целое – нет отдельного отца, нет отдельной матери.

– В реальной жизни – это конкретные переживания, которые мы не хотим видеть в других людях. Потому что тогда они становятся для нас злобными и страшными преследователями. И хоть мы не хотим видеть, мы периодически погружаем в других свои переживания, потому что они для нас невыносимы.

Если взять какой-нибудь внутренний конфликт относительно сферы, которую хочется решить в реальности. Я поразмышляю над своей Эдиповой ситуацией. Вдруг вам откликнется. Например, я хочу продвигать свои курсы и услуги на рынке. И у меня могут возникать фантазии, что меня будут оценивать, критиковать, что я потеряю время и деньги. И всё-равно ничего не получится. Что это значит в разрезе Эдиповой ситуации? У меня внутри есть объект комбинированной фигуры из Эдиповой ситуации. Этот объект– моя мыслительная конструкция. Я его наделяю следующими свойствами – уничтожать сделанное, негативно оценивать то, что создаю я, затапливать чувством вины и стыда, а также унижением. Это значит, что я так отношусь к себе и своему творчеству. Но проецирую это на будущую реальность, будущих потенциальных клиентов. И таким образом, успокаиваю себя.

– Т.е. я объясняю себе – почему я не делаю масштабные запуски. К примеру, мне нужно освоить техническую часть, разобраться в самом процессе этих запусков. Но мне это очень сложно, на грани невыносимого. Моя мыслительная конструкция в виде Эдиповой ситуации вызывает ощущение, что в меня (такую хорошую) внедряются новые знания. Как будто кто-то заставляет меня делать то, что я ненавижу. Т.е. этот кто-то рвёт связь с моей «хорошей матерью».

«Хорошая мать» для меня– это образ себя, как состоявшегося профессионала и в принципе успешной женщины. Т.е. я испытываю очень тяжёлые чувства садистического внедрения. И здесь вопрос – меня действительно насилуют? Кто-то на самом деле хочет лишить меня моего представления обо мне? Меня кто-то принуждает? И здесь мы приходим к самому важному – это связь с реальностью. Если я буду «думать» из Эдиповой ситуации, то буду чувствовать именно нападение. И тогда моей естественной реакцией будет защита. В реальности это значит – ничего не делание. Изучение курсов и нереализации в реальности. Об этом говорят все бизнес-тренера: «Надо просто делать». Но нет, не просто. Сначала мне надо внутри себя разделить—каким своим мыслям я могу доверять? Мне надо доверять мыслям, что техническая часть бизнеса меня убивает, поэтому я должна защищаться и не предпринимать реальных действий? Или я должна доверять своим мыслям, что я справлюсь, мне лишь нужно больше времени? Если представить, что у нас у всех есть определённое количество энергии, то важно понимать—как она перераспределяется. Если вы в стрессе, не здоровы, много работаете, у вас неразрешённые конфликты, связанные с травмой в реальности, -у вас будет недостаточно сил, чтобы сначала понять – что делать. А потом реализовать. Реализация – это 2-й пункт. Важнее понять. Если нет понимания – вы просто делаете (по совету бизнес-тренеров) – и у вас ничего не получается. Вы тогда не понимаете – что конкретно вам надо исправить. Не понимаете, потому что внутри наталкиваетесь на мыслительную конструкцию, которая поднимает ужас. Вы от него бежите, успокаиваете себя. И остаётесь неудовлетворёнными, что не делаете то, что ведёт вас к успеху.

Р. Бриттон говорит, что пациентка прибегала к насильственному расщеплению, потому что была уверена, что Эдипова ситуация вызовет катастрофу. Так мы уверены, что наши мысли приведут нас к трагедии в реальности. И какие-то выборы действительно приводят. А какие-то наоборот. Но пока мы не разделяем реальность внутреннюю и внешнюю, мы не сможем определить, понять – на какие мысли внутри себя мы можем положиться. Мне писала одна молодая девушка. Один раз я не открывала её сообщение 2 дня. И она в итоге его удалила и больше не пишет. Я думала, что я своими ответами как будто пообещала ей, что всегда буду на связи, что всегда дам совет. И мне стоило один раз нарушить обещание, которого я не давала– и я превратилась в её голове в подлую предательницу, которой нельзя доверять. Причём, я понимаю, что в её окружении просто нет тех, кто способен её поддержать и понять. Т.е. (я фантазирую) она доверилась своим мыслям, что я, как и все, пообещала ей быть рядом, хорошо относится. Но обманула её.

Р. Бриттон подчёркивает, что когда Эдипова ситуация не разрешена– мы находимся в параноидно-шизоидной позиции. Т.е. мы помещаем в объект (Эдипову ситуацию) свои невыносимые чувства. Затем отодвигаем этот объект от себя, потому что видим его как преследующий, наносящий нам рану. И чтобы хоть как-то на время освободиться от чувств, которые находятся в этом объекте– мы их проецируем в другого человека или какие-то действия (как я описала выше – техническая часть бизнеса).

Далее в статье Р. Бриттон говорит об эдипальных иллюзиях. Он говорит: «Когда эти иллюзии превалируют, человеку известно о взаимоотношениях родителей, но их полное значение от него ускользает. А природа их, состоящая в различии между взаимоотношениями родителя и ребёнка, не распознаётся». Т.е. для ребёнка нет разницы – в чём отличается любовь мамы к папе и любовь мамы к ребёнку. Ребёнок может фантазировать, что разницы нет.

Автор говорит: «Иллюзия ощущается как защита индивидуума от психической реальности фантазий об эдипальной ситуации».

Получается, что ребёнок не может выносить чувства из Эдиповой ситуации, поэтому он путает себя относительно того – что на самом деле происходит между родителями. Р. Бриттон продолжает: «Я обнаружил, что в подобных случаях эти фантазии суть ожидание бесконечно унизительного вынужденного созерцания родительского торжества или катастрофическая версия родительского сношения». Он говорит, что в норме из Эдиповой ситуации в Эдипов комплекс можно перейти с помощью соперничества или отказа. Я предполагаю, что речь идёт об отказе от привязанности к объекту Эдиповой ситуации.

– Соперничество (конкуренция) – это возможность совершить работу по выходу из Эдиповой ситуации. Поэтому необходимо с пациентами обсуждать конкуренцию – в чём они могут вас превосходить в своих фантазиях. Р. Бриттон говорит, что «в условиях нормального развития эдипальные иллюзии не редки, но преходящи. Циклы формирования и разрушения иллюзий характерны для психоанализа». Поэтому мы не должны думать, что лично нас они могут миновать. Нам стоит думать, что чем лучше мы ориентируемся в реальности – тем проще нам справляться с эдипальными иллюзиями. Мы как будто движемся по спирали в своём развитии.

Далее автор говорит, что идеи исполнения тайных желаний могут быть не раскрыты в ходе психоанализа. У пациента может быть убеждение, что между ним и аналитиком есть тайное взаимопонимание, «которое выходит за рамки формально признаваемого». Я вспоминаю ситуации, когда пациенты говорят: «Вы меня понимаете». А я в контрпереносе ничего не понимаю. Но своей фразой пациент как будто ловит в ловушку. Вы как будто становитесь обязаны понимать с полуслова, потому что вы психолог. В таких случаях я обычно говорю: «Нет, не понимаю. Пожалуйста, проясните – что вы имеете ввиду».

– Р. Бриттон говорит, что пока эдипальная иллюзия существует – пациент будет всё воспринимать через эту призму, т.е. через мыслительную конструкцию эдипальной иллюзии. Т.е. в эдипальной иллюзии у пациента есть убеждение, что аналитик всё понимает, всё знает о переживаниях. И более того, специально ранит, когда говорит о тяжёлых вещах.

Далее Р. Бриттон приводит в пример своего пациента, который познакомился с его женой. Он находился между 2-х психических состояний. Или 2-х мыслительных конструкций. В 1-й он видел связь с аналитиком как постоянную. И во 2-й —эта связь заканчивалась смертью аналитика. И тогда он женится на вдове аналитика. Автор говорит: «Последствия же для умственной деятельности данного пациента были самые серьёзные. Несмотря на свою значительную интеллектуальную одарённость, он был не в состоянии сопоставлять в уме разные вещи, что мешало ему как следует учиться в детстве и чётко и ясно мыслить, когда он стал взрослым. И это ограничивало его незаурядные способности».

Я уже ссылалась на Людмилу Ясюкову. Она говорит о необходимости создания понятийного мышления. Говорит о том, что оно может быть создано только тогда, когда человек изучает науки. Я для себя сравнила понятийное мышление и символическое. Благодаря понятийному мышлению человек может оценить – что он делает сейчас, и к чему это приведёт в будущем. Какие события в экономике как могут повлиять. Тоже касается разных сфер жизни. Я сделала свой вывод про психоанализ. Когда мы изучаем психоанализ, в частности теорию объектных отношений – мы создаём понятийный аппарат относительно внутреннего мира и отношений. Пока у нас не проработаны Эдиповы ситуации, Эдиповы комплексы, травмы расставания – мы находимся в путанице. Т.е. у нас нет понятийного мышления. Мы не способны понять – как наше поведение с человеком здесь и сейчас может повлиять на будущие отношения. Мы находимся в неких фантазиях относительно будущих отношений.

Например, муж моей пациентки, который её обманул, был убеждён, что она должна всю жизнь о нём заботиться. Он говорил ей такие слова: «Ты показала мне другую жизнь. А потом у тебя вдруг кончились деньги. Ты перестала мне помогать». Т.е. он не воспринимал её как реального живого человека, у которого в жизни случаются проблемы. Он видел её как бесконечную, нескончаемую, как будто она всю жизнь должна удовлетворять его потребности. Ему ничего не надо делать – она обо всём позаботится.

Или пример другой пациентки. Её муж был или отсутствующий в командировках или нападающий, что она не достаточно старается. В итоге она решила развестись – и только тогда он очнулся, решил, что изменится, пошёл на психотерапию. Жена для него была всепринимающим контейнером, который всегда мог восстановиться. Но оказалось, что она живая и её ресурсы не безграничны. И это ввергло его в шок. И мы можем видеться нашим пациентам, как безгранично принимающие и понимающие. Они могут не чувствовать, как ранят нас. Они видят только то, что мы раним их. В этом смысле анализ мыслительных конструкций из Эдиповой ситуации или Эдипова комплекса должны вести к успеху. По крайней мере, к движению в сторону желаемого. И в голове будет лучше проясняться – что же действительно нужно пациенту, чего он на самом деле хочет. Р. Бриттон говорит, что этого пациента ужасали любые перемены. Это связано с тем, что в Эдиповой ситуации всё выглядит застывшим. Иначе это невозможно контролировать. Иначе появится продукт творчества. Поэтому пациентов могут пугать перемены.

– Автор говорит, что анализ долгое время был океаном спокойствия. «Спокойствие – было целью пациента, а не исполнение задачи (анализа). И спокойная отстранённость идеализировалась». Я помню, что мне тоже казалось, что в результате анализа я должна быть спокойной. И в анализе я была долгое время спокойной.

Получается, что спокойствие – это бегство от переживаний. Мы с вами уже обсуждали – пациента можно успокоить. А можно встретиться с его чувствами и попытаться их выдержать. Часто бывает так, что успокоение – это отрыв от реальности. Когда мы слышим: «Не беспокойся, всё будет хорошо», – мы злимся, потому что не признаётся здесь и сейчас. А сейчас плохо и совсем не хорошо. Есть ещё один способ успокоиться – отвлечь себя. «Просто не думай об этом». Или как в книге «Унесённые ветром»: «Я подумаю об этом завтра».

Когда человек находится в критической ситуации, и обстоятельства требуют от него включённости и внимания– тогда отвлечение от тяжёлых переживаний будет верным решением. Но наша работа заключается в том, чтобы не отвлекать человека от его чувств, переживаний. Он это с успехом делает и без нас. Наоборот, мы должны сосредоточиться на них. Ещё сюда хочу добавить про контейнирование. Оно ставится во главу угла в психоанализе. Если вы не умеете контейнировать – вы не можете быть хорошим аналитиком. Однако, (это мысль моего коллеги, который ссылается на ведущих психоаналитиков) контейнирование не исцеляет. Оно носит успокаивающую функцию. Когда вы описываете пациенту – что происходит у него внутри – он чувствует, что его понимают. Но, к сожалению, одно лишь понимание не помогает меняться. Перемены внутри психики не происходят. Обращаю ваше внимание, что вы можете абсолютно верно понять человека. И так вы становитесь для него как мама, которая его принимает, контейнирует. И кстати, здесь удовлетворяется фантазия «вот если бы у меня была такая мама». Он может чувствовать по отношению к вам благодарность. Но его внутренний конфликт останется с ним. Поэтому психология и психологи помогают, когда описывают переживания. На начальной стадии анализа это необходимо.

– Что нужно, чтобы произошли изменения? Интерпретации в переносе. В следующей лекции мы разбираем следующую статью, которая прояснит для вас этот механизм.

Скажу немного о других подходах в психологии. Каждый подход предполагает, что происходит влияние на внутренний мир пациента. Например, в расстановках расставляются внутренние фигуры. Предполагается, что если подвигать внутренние фигуры через других людей, то произойдут движения и во внутреннем мире. У кого-то они происходят, а у кого-то нет. Надо понимать, что мы хотим повлиять на мыслительную конструкцию. На то, через что человек видит этот мир и взаимоотношения с людьми. У меня возникла фантазия, может быть, если бы расстановщики были психоаналитиками, и расставили бы Эдипову ситуацию —может, произошло бы изменение внутри психики. Но, возможно, многие тренера воспринимают слишком буквально истории тех, кого расставляют. И тогда получается тупик. Человек может почувствовать, что его понимают – всё так и есть, как расставили. Но он не почувствует изменений. Потому что нет второй составляющей– как то, что расставили, проигрывается Здесь и Сейчас, в реальной жизни. Говорится, что есть влияние, но не видится проигрывания в реальной жизни. Мне так кажется. То же касается работы с любыми образами. Должны быть ассоциации с этими конкретными образами. И должно быть понимание аналитика– про что это может быть из внутреннего мира.

Ещё немного о структуре сессии. Нам с вами не нужно постоянно давать интерпретации в переносе. Иногда они просто не приходят в голову. Тогда лучше подождать и посмотреть– что проявится. В эти моменты вы контейнируете пациента, т.е. описываете то, что с ним происходит. Тогда пациент чувствует, что его понимают. Его доверие к вам растёт.

– В анализе мы с вами движемся от состояния пациента «меня понимают» к состоянию «я понимаю». Т.е. мы как будто возвращаем пациенту возможность понимать. В моём представлении мы создаём этот самый понятийный аппарат. И тогда у него появляется возможность видеть – что он делает с другим человеком, и к чему это может привести. Где он развивает отношения, а где он разрушает их. Давайте дальше обсуждать Эдипову ситуацию и Эдипов комплекс.

Буду рада вашим размышлениям и вопросам.

Как менялось мышление психоаналитиков

Добрый день. Начинаем разбор статьи Дж. Стайнера «Цель психоанализа в теории и практике». Напомню вам, что Дж. Стайнер написал книгу «Психические убежища».

– Идея психических убежищ в том, что человек при переходе из параноидно-шизоидной позиции в депрессивную (или наоборот) может попасть в психическое убежище. Он как будто изолируется от внешнего мира.

Начало статьи Дж. Стайнера даёт нам исторический экскурс – как менялось мышление психоаналитиков. Я надеюсь, что мы подробно остановимся на этом, и вы сможете понимать – какое у вас мышление было, как вы видели своих пациентов и ваше взаимодействие с ними.

Первая теория З. Фрейда – застой либидо. З. Фрейд предполагал, что «душевное заболевание возникает в результате сексуальных торможений». Если вы ещё не смотрели фильм-комедию «Без истерик» – обязательно посмотрите. Это фильм об изобретении вибратора. Вы увидите – как мыслили врачи того времени. Женщины были сексуально неудовлетворёнными, потому что церковь запрещала сексуальные удовольствия. Но возбуждение никуда не деть. Как я понимаю, женщины сами не понимали, что они возбуждены. Они приходили к врачам (которые в то время были только мужчинами), описывали свои симптомы. И мужчины ставили диагноз – бешенная матка. В качестве лечения предлагали удаление матки. Тогда, когда никто не смел заговаривать о сексе, З. Фрейд это сделал. Поэтому в то время его теория была революционной. Он открыто заговорил о сексуальных желаниях. И о том, что они вытесняются. В то время у женщин была болезнь «перчаточный синдром». У женщины отнималась рука примерно до локтя. Лечить эту болезнь не удавалось теми способами, что предлагали врачи. З. Фрейд понял, что «перчаточный синдром» возникает от того, что женщина мастурбирует. Но поскольку мастурбация под запретом, то она испытывает чувство вины. И это чувство вины как будто локализуется в «перчаточном синдроме». Т.е. чтобы не мастурбировать, у женщины отнимается рука.

– Когда происходило осознание вытесненного желания– чувствительность руки восстанавливалась.

Таким образом, подтверждалась теория застоя либидо. Как будто сексуальная энергия не могла свободно течь. Когда через осознание сексуальных желаний, течение энергии восстанавливалось– пациентам становилось лучше. Во многих фильмах показывают, как психоаналитик даёт интерпретации, связанные с сексом. И человеку становится лучше. Да, эта тема по-прежнему табуирована, хотя совсем не в той степени, как это было во времена З. Фрейда. В фильме «Опасный метод» герой, играющий К. Г. Юнга говорит: «Не может всё держаться на одном гвозде». К. Г. Юнг пошёл дальше – он увидел другие комплексы кроме Эдипова. Но для З. Фрейда это было предательством, он не смог простить К. Г. Юнга. Потом произошла сексуальная революция. О сексе стали говорить много. Постепенно он перестал быть запрещённым. Хотя и сейчас у многих могут быть табу на тему секса, но мы уже не даём интерпретаций по застою либидо.

Далее Дж. Стайнер говорит о теории психического конфликта. «Эта ранняя теория либидо вскоре была заменена моделью психического конфликта, которая по мере своего развития стала классической теорией фрейдовского психоанализа и остаётся центральной для всех психоаналитиков». Автор говорит, что со временем менялась формулировка сущности конфликта. Но идея остаётся до сих пор. Он говорит: «Вначале подчёркивался конфликт между бессознательными импульсами и влечениями с одной стороны. И требованиями реальности – с другой. Затем, с введением структурной теории, более важным стал конфликт между Эго и силами Ид и Супер-Эго. Наконец, конфликт стал определяться в терминах конфликта между инстинктами жизни и смерти. А внутренняя деструктивность – как устанавливающая границы того, что психоанализ может достичь (З. Фрейд, 1937)»

У З. Фрейда есть топографическая модель личности. Есть Эго, на которое с двух сторон давит Ид (Оно) и Супер-Эго. Предполагается, что конфликт происходит как раз из-за этого давления. Примеры 1-го типа конфликта – между

– 1) бессознательными импульсами и влечениями и 2) требованиями реальности.

Очень не хочется ходить на работу, не хочется проходить собеседования, не хочется продвигать себя как специалиста. Вместо этого хочется почитать интересную книгу, посмотреть сериал, позаниматься всякой ерундой. Это будут бессознательные импульсы и влечения. Но есть реальность, в которой надо кушать, оплачивать квартиру как минимум. Это будет требование реальности. Или другой пример. Сейчас продвигают закон о домашнем насилии. Предполагается, что у мужчины есть бессознательные садистические импульсы, которые он не способен сдерживать. Возможно, женщина тоже его провоцирует. Мужчина срывается и избивает женщину. Это будут влечения и бессознательные импульсы. Предполагается, что если ввести закон о домашнем насилии, где мужчина будет серьёзно наказан за свою несдержанность – он будет ощущать требование реальности – не бить женщину. Иначе последует наказание. Такой же пример, когда мужчин стали жестоко наказывать за изнасилование. У мужчины есть потребность в сексуальном удовлетворении. Это влечения. Но реальность требует быть сдержанным и держать их при себе. Пример ближе к нашей работе. Когда происходит смерть близкого человека – происходит отрицание его смерти. Человек может там застрять. Требование реальности – принять, что человек умер, принять потерю. Потеря не принимается – случается депрессия, упадок сил и т. д.

Второй конфликт – между Эго и силами Ид и Супер-Эго. Здесь мы видим, что есть Эго, как остров. И ему необходимо защищаться от внутренних сил Ид и Супер-Эго, которые давят на него с разных сторон. Чтобы защищаться, Эго требуются системы защит. Мы с вами их проходили в психоаналитической диагностике. Психических защит очень много. Те же примеры можно увидеть с точки зрения этого конфликта. Только теперь внешние структуры в виде законов в социуме становятся внутренними структурами Супер-Эго. Но теперь можно увидеть иначе конфликты с родителями. Например, мать была жестокой – нападала, критиковала, унижала. Теперь это структура Супер-Эго. И человек сам на себя нападает, критикует за малейшие ошибки. Чувствует себя униженным от любого замечания. Чтобы справиться с этими нападками Супер-Эго на Эго, человек использует разные механизмы психических защит. Например, идеализацию и обесценивание, отрицание, рационализацию, интеллектуализацию. А также сексуализацию и сублимацию—перевод в творчество.

Третий конфликт – между инстинктом Жизни и инстинктом Смерти.

Впервые про инстинкт смерти сказала Сабина Шпильрайн на конференции, год не помню. Через несколько лет З. Фрейд взял её идею и стал говорить, что есть энергия либидо, и есть энергия мортидо. Другими словами – инстинкт жизни и инстинкт смерти. Это две силы, которые живут у нас внутри. Инстинкт смерти проявляется в деструктивном поведении, в любых типах зависимости. А инстинкт жизни проявляется в виде творчества, желания жить, воле к жизни. На примере зависимости можно видеть борьбу этих двух сил. Например, алкогольная зависимость. Она помогает отвлечься от реальности. Обещает расслабление, отвлечение от тяжёлых мыслей, переживаний. Но на самом деле, эти переживания принадлежат инстинкту смерти. Потому что чем больше человек прибегает к зависимости – тем глубже разрушения в теле и в психике. Инстинктом жизни в данном случае будет воля к жизни.

– Силы, чтобы сражаться с внутренними монстрами, которые нападают через чувство вины, стыда. Плюс соблазняют, обещая лёгкое удовлетворение. Это удовлетворение кажется невероятной ценностью. Из-за этой ценности человек готов рвать отношения с близкими. Потому что они причиняют боль. Он путает – кто ему помогает и хочет спасти. А кто убивает. Ему кажется, что убивают те, кто хотят лишить его зависимости. А помогает зависимость, потому что происходит облегчение страданий на время.

Делитесь своими примерами – как вы поняли эти 3 конфликта.

Далее Дж. Стайнер говорит, что согласно этой теории – суть «в том, чтобы уладить этот конфликт. И когда он (человек) не в состоянии сделать это – он развивает симптом в качестве компромисса. И использует неадекватные механизмы для защиты себя и своих объектов. Такие механизмы устанавливаются как постоянные свойства личности и могут привести к болезни или тяжёлым расстройствам характера». Получается, мы смотрим – как одна часть пациента борется с другой частью. И думаем – как мы можем их примирить. Психическое разрушение мы видим, как невозможность пациента справиться со своим конфликтом. Например, зависимость мы видим как защиту от невыносимых переживаний, от ран, которые были нанесены пациенту в детстве или позже. И чтобы справиться с этими переживаниями – человек пьёт. Тогда переживания притупляются. Далее автор говорит: «Модель конфликта была существенно обогащена, когда Фрейд открыл перенос и сопротивление. Что дало возможность появления сложной теории, согласно которой конфликт может быть проработан в анализе, поскольку во время лечения он переживается вновь в отношении к аналитику (Фрейд, 1914а). Из этой модели следуют цели лечения, состоящие в помощи пациенту в разрешении конфликта более здоровым способом, в особенности посредством использования инсайта. Если пациент может развить понимание своих бессознательных процессов, конфликт становится менее искажённым примитивными фантазиями и, следовательно, более управляемым».

З. Фрейд понимал так, что перенос не складывается сразу. Что он как будто бы зреет в процессе анализа. И в какой-то момент пациент не может не думать, не может не говорить о том, что происходит между ним и аналитиком. Он назвал это переживание «невроз переноса». И считал, что надо дожидаться невроза переноса, и потом только говорить с пациентом об отношениях в кабинете. Наверняка, вы тоже слышали о важности инсайта. Предполагалось, что когда неосознанное становится сознательным– конфликт решается. Наверное, вы знаете, что З. Фрейд ставил вопрос: «Почему?» А К. Г. Юнг ставил вопрос: «Зачем?» По-сути, они оба говорили об инсайте, который даёт понимание. Только З. Фрейд предполагал, что понимание надо искать в прошлом. А К. Г. Юнг предполагал, что надо искать смысл, который потом будет направлен в будущее.

– Я это понимаю так. Например, может быть такой инсайт по З. Фрейду: «Оказывается, потому что мама бросила меня в раннем детстве —теперь я не выношу одиночества, „прилипаю“ к первому, кто обратит на меня внимание».