Текст книги "Лекции для психологов из супервизорской группы"

– Тот же самый инсайт по К. Г. Юнгу: «Мама бросила меня в раннем детстве. Я понимаю—насколько это больно, как хочется „прилипнуть“ к первому, кто обратит внимание. Поэтому я стала психологом, чтобы помогать другим понять себя и вместе переживать эту боль».

Поэтому мы были заняты тем, чтобы «раскопать» что-то глубокое, но (как нам казалось) важное. И пациент приходил к нам за этими инсайтами. Ему часто было больно. Кто-то не выдерживал и уходил. И, как мне кажется, сам инсайт становился наркотиком. Одна пациентка мне сказала: «Вы ничего нового мне не сказали». Тогда её слова меня поразили. Я почувствовала, что не соответствую идеалу, который она выстроила в своей голове. Как-то я оправдалась, но сделала вывод: «Ей надо, чтобы я всё время генерировала новые мысли». Сейчас с одной пациенткой я замечаю, что она как будто давит на меня. Она как будто вкладывает в меня свою способность рождать инсайты. Я их выдаю ей. Она успокаивается. А на следующей сессии не помнит ничего, что было. Т.е. она их уничтожает. Потому что не она их рождает. Мне кажется, что сейчас время идеализации инсайтов прошло. Люди видят, что им не помогают никакие осознания. «Да, мама издевалась надо мной в детстве. Но сейчас мне это знание никак не помогает– надо мной теперь издеваются все окружающие».

Ханна Сигал, в одной из своих статей говорила об эмоциональном инсайте. Он меняет мышление. После него не может звучать вопрос: «И что теперь делать?» Ответ очевиден – надо менять своё поведение.

Думаю, что теория травмы вписывается в теорию конфликтов. Мы видим треугольник Карпмана: Насильник-Жертва-Спасатель. В моём представлении треугольника как такового не существует. Есть связи Насильник-Жертва и Жертва-Спасатель. Мне кажется, что пары Насильник-Спасатель не существует. При травме из внешней реальности внутрь погружаются два этих объекта в жёсткой связи. И тогда Насильник и Жертва будут представлять собой инстинкт смерти. Потому что один убивает, а вторая умирает. А Спасатель будет представлять собой инстинкт жизни, потому что пытается оставить в живых. И наша задача была бы показать конфликт пациенту. И предполагалось, что он увидит его, получит инсайт – и это поможет снизить это напряжение. И человек начнёт действовать иначе, опираясь на инсайт. Но если сюда добавить теорию переноса, то получается, что при неврозе переноса пациент будет чувствовать, что он жертва, а аналитик насильник. И через осознание, что это не так —конфликт будет разрешён.

И теперь двигаемся дальше. Дж. Стайнер говорит о следующей теории – теории проективной идентификации: «Теория конфликта сохраняет основополагающее значение для психоанализа. Однако, она была существенно обогащена представлением о шизоидных механизмах, описанных Мелани Кляйн (Кляйн, 1946, 1952). В частности, открытие расщепления и проективной идентификации радикально повлияло на наше понимание психического конфликта, изменило базовую модель душевной болезни и оказало фундаментальное влияние на понимание целей психоанализа».

Далее он говорит, что З. Фрейд тоже использовал представление о расщеплении Эго, но только по отношению к фетешизму и психозу. «Фрейд утверждал, что при фетишизме реальность одновременно признаётся и отрицается (Фрейд, 1927). … Однако, на мой взгляд, фрейдовское использование термина „расщепление“ сильно отличается от его использования Кляйн. … По большей части он считал Эго единым – разумеется, подвергающимся „изменениям“ под влиянием сил Ид и Супер-Эго, но не расщеплённым и не фрагментированным. И определённо, не разбитым на отдельные части таким образом, чтобы отдельные аспекты личности перестали считаться своими и приписывались другим людям. В представлении Фрейда, слабость Эго возникает из-за конфликта, а не из-за истощения через утрату частей себя. И вытеснение, а не расщепление, считается механизмом, посредством которого в самости преграждается доступ к отдельным её элементам. Индивидуум, хотя и находящийся под влиянием отдельных инстанций, воспринимается в данной концепции как целостная личность, вынужденная находить свой путь среди опасностей и конфликтов жизни».

Здесь мы видим кардинальное отличие теории М. Кляйн и З. Фрейда.

В теории проективной идентификации М. Кляйн предполагается, что человек проецирует в другого не просто конфликт – он проецирует часть себя. Можно сказать, что он отдаёт свою руку. И видит, как будто другой – это его рука. А сам человек при этом остаётся без руки. Моя пациентка говорит мне: «Я восхищаюсь вами. Вы такая талантливая, у вас всё получается». Таким образом, она проецирует в меня часть себя, где она талантлива и у неё получается. Она остаётся истощённой. Она не целая. Я обращаю её внимание: «Вы мне рассказываете, как у вас получается отстаивать себя, как другие признают вас лидером мнений. И вы очень радуетесь, а потом как будто убиваете это знание о себе успешной». Моей пациентке страшно – если она себе оставит успех, который видит во мне – тогда что останется мне? Т.е. как будто она у меня заберёт мой успех, а я останусь пустой. Поэтому она заботится обо мне, чтобы я продолжала быть успешной. И делает это тем, что отказывается от представления о себе, как успешной и талантливой женщины. Таким образом, сохраняется баланс. Но что будет, если она решит присвоить себе свои же качества, которые видит во мне? Я её спрашивала: «Когда вы видите меня такой успешной – какой вы видите себя?» Ей было очень страшно смотреть на эту картину, поэтому она даже не сразу поняла вопрос. Затем ответила: «Я никчёмная, серенькая. У меня ничего не получается». Таким образом, мы видим объектные отношения. На одной стороне сверкающая талантливая, у которой всё получается. На другой стороне – никчёмная, которая обязана смотреть снизу вверх и ничего не делать, никак не проявляться. Предполагаю, что если пациентка будет чувствовать себя успешным специалистом, с достаточным количеством сил и энергии – тогда меня она будет видеть как никчёмную, не способную рождать новые мысли. И как будто в её фантазии она отбирает у меня возможность творить и быть такой, какой она меня видит. Это работа механизма зависти. Поэтому следующая фантазия может быть, что я приду в ярость от того, что она как будто отняла у меня все таланты и мой потенциал. И как будто я захочу разорвать связь с ней. А это высшая мера наказания. Поэтому в данный момент она сохраняет фантазию обо мне прекрасной и недостижимой. Оставляя себе образ нищенки, которая может только восхищаться королевой. У пациентки был вопрос: «А что если правда вы такая талантливая и успешная?» Вот этот вопрос может сильно путать. Когда наши пациенты указывают на наши реальные достоинства или слабости —мы не можем отрицать, что они у нас есть. Я имею ввиду для самих себя. Но. Это не значит, что они не проецируют свои достоинства или слабости. Т.е.я на самом деле талантливая и успешная. И одновременно с этим моя пациентка такая же. Но ей пока страшно о себе так думать.

С точки зрения теории конфликта можно было бы представить, что в моей пациентке борются 2 энергии —

– 1) её творческая часть и 2) механизм зависти, который разрушает достижения.

Это будет правдой. И тогда пациентка должна получить инсайт об этих 2-х силах. И ей должно стать легче. Но этого не происходило. С точки зрения М. Кляйн и теории проективной идентификации моя пациентка вложила в меня свою успешную и талантливую часть. И когда эта часть во мне – она не в ней. И таким образом, она не может ей пользоваться. У неё просто нет сил, чтобы продвигать себя как специалиста на рынке. И так будет продолжаться до тех пор, пока не произойдёт процесс горевания (об этом будет в статье дальше). Т.е. пациентке предстоит тяжёлая душевная работа, чтобы расстаться с представлением о себе, как о нищенке, которая может только восхищаться другими. И также будет одновременно горевание – она будет расставаться с образом меня, как всемогуще-успешной, ослепительно-талантливой. Я останусь такой какая я есть. Но для неё я стану более реальной. Это значит, что она почувствует, что может пройти путь, подобный тому, что прошла я. Он будет другим, будет отличаться. Но это будет путь успеха.

И ещё хочу привести пример сессии с другой моей пациенткой. Надеюсь, что это полезно для вас. И вы можете этим пользоваться. Она пришла и была счастлива, что не опоздала. Потом стала жаловаться, что у неё не получается вести общение с мужчинами, которые её привлекают. А привлекают её те, кто выше её интеллектуально. (С точки зрения проективной идентификации пациентка помещала свой образ, свою часть себя неуспешной, непонятливой, тупой в тех мужчин, с которыми строила отношения). Далее мы говорим с пациенткой о механизме разрушения, который становится для неё всё более очевидным. Она говорит, что все люди кругом не помогают ей. Все как будто против неё. Но я знаю, что это не так. Потому что 3 встречи назад я ей показывала, как механизм разрушения внутри неё рушит отношения с людьми, которые ей помогают. И буквально перед тем, как она стала говорить, что все против неё, она рассказала – как ей помогает мужчина, помогла подруга тем, что объяснила этому мужчине, как моей пациентке нужна помощь. Он откликнулся и делает всё возможное, чтобы у неё пошло продвижение по карьере. Поэтому, когда она начала говорить: «Мне никто не помогает», – я ответила: «В реальности это не так». Пациентка как будто впала в ступор. Сказала привычное: «Ну да», – но по её выражению лица я поняла, что она не понимает, о чём я говорю. Я сказала: «Вам помогает этот мужчина. Он делает всё, чтобы у вас получилось». Этот мужчина нашёл ей квартиру, поселил её туда бесплатно. Нашёл ей помещение для работы, сделал вместе с ней рекламу, чтобы приходили клиенты. (Таким образом я возвращала её в реальность, с одной стороны. А с другой стороны – возвращала ей потерянную часть её, на которую она может опираться) После моих слов она поняла. У неё случилось замешательство. В контрпереносе я почувствовала сильную неловкость.

Это была проективная идентификация, я не смогла с ней справиться. И я ей стала что-то говорить, чтобы просто заполнить ту пустоту, что образовалась. Одновременно с этим я всё больше осознавала свою неловкость. И поняла, что должна о ней говорить. Я сказала: «Когда я вам сказала о том, что в реальности у вас есть поддержка – я как будто напала на вас. Как будто я оголила ваше самое уязвимое место. И от этого вы можете ощущать стыд. И возникает вопрос – придёте ли вы на следующую консультацию. Потому что чувства настолько невыносимые, что может хотеться разорвать отношения. Вы можете чувствовать сильную неловкость и растерянность». После того, как я сделала очевидными переживания пациентки, она как будто воодушевилась, сказала, что действительно себя так ощущает. Дальше у неё пошли ассоциации. Она рассказала про то, что обычно никто не понимает её шуток. Но нашёлся один мужчина, который понял. И когда она это почувствовала, то тут же сжалась, сказала, что ей завтра рано вставать, пора уходить. А потом он подловил её, спросил: «Куда ты завтра с утра идёшь?» Тогда ко мне в голову пришла мысль, которую я ей озвучила: «Когда я вам сказала о том, что в реальности вам помогают – я как будто оказалась выше вас интеллектуально. И тогда вы почувствовали себя так, как с мужчинами, которые вам нравятся. Вы как будто потеряли дар речи. Возникла невыносимая неловкость. Как будто я уличила вас в чём-то стыдном. С одной стороны – вы пришли ко мне за помощью, ожидаете, что я буду выше вас интеллектуально. С другой стороны —для вас это невыносимо». Пациентка ответила: «Да, я пережила: „Она меня видит! Неужели это возможно, чтобы меня увидели такой, какая я есть“. И я почувствовала себя маленькой девочкой». Я ответила: «Вы себя сравнили со мной. Механизм разрушения как будто напал на вас изнутри. И вы почувствовали себя тупой, намного ниже интеллектом, чем вы есть. Вы как будто увидели во мне свою интеллектуальную часть. И решили – раз она во мне, то не может быть в вас. Механизм разрушения как будто напал на ваш интеллект, и велел отдать его весь без остатка мне. Если он во мне – значит вы должны быть маленькой глупой девочкой».

Вот такая была сессия. Это было пару месяцев назад. Сейчас эта пациентка сильно продвинулась по своим заработкам. Гораздо лучше отстаивает себя перед работодательницей. И делает конкретные шаги для продвижения по карьере.

На этом сегодня остановимся. Жду ваших вопросов и размышлений.

Психолог сначала хороший (Спасатель), а потом плохой (Насильник)

Добрый день. Мы с вами продолжаем работать над статьёй Дж. Стайнера.

Я буду повторять принцип нашей работы. И вы будете более ясно видеть – что вы делаете и почему получаете результат.

Итак, прошлый раз мы говорили– как развивалась психоаналитическая мысль. От теории конфликта между инстинктами жизни и смерти психоаналитики сдвинулись в сторону теории проективной идентификации. Суть её заключается в том, что мы не можем видеть мир вне себя. Если вы смотрели фильм «Вниз по кроличьей норе. Сила мысли и что мы об этом знаем», то помните – мир не существует вне наблюдателя. Я могу вас попросить сейчас рассказать о городе, в котором вы живёте. И вы станете рассказывать про улицы, парки и т. д. Вы как будто не видите себя там, вы смотрите на всё это. Но одновременно вы там есть.

Эта мысль понятная и одновременно сложная. Мы существуем в своей голове только в связке с объектом. Может, вы тоже читали идею о корне проблемы. И если выдернуть корень проблемы (ну или как-то его трансформировать), то состояние изменится, уйдут все проблемы. Я скажу, как я объясняю пациентам – с чем мы работаем.

– «У нас внутри есть конфликт. Этот конфликт сформировался в раннем детстве. В результате события, которое произошло тогда – вы создали внутри себя мыслительную конструкцию. Можно сказать– ограничивающее убеждение или установку. Этот конфликт есть Здесь и Сейчас. Из прошлого вы перенесли его в настоящее. И он выражается не только в вашем отношении к маме, мужчине, работе. Он проявляется везде. В том числе и в наших с вами отношениях. Мы, к сожалению, не можем вернуться в прошлое, чтобы изменить то, что было. Но мы можем совершить изменения Здесь и Сейчас, в наших с вами отношениях. Мы можем думать – как этот конфликт проявляется в наших отношениях. И стараться понять– что происходит».

Вот примерно так я описываю процесс для своих пациентов.

Давайте посмотрим на отношения с пациентом через призму проективной идентификации. Пациент будет тем, кто наблюдает. Вы, как аналитик, становитесь его объектом. Пациент в каждый момент времени видит в вас свой объект. Вы можете говорить мягким тоном голоса, но он будет слышать, как будто вы на него орёте. Вы будете молчать – он слышит, как будто вы его отвергаете. Вы говорите ему свои идеи – он может чувствовать, что вы обесцениваете его идеи. Или что он должен подчиняться вашему мнению. Вариантов может быть бесконечное множество. Может, вы читали книгу «Множественные умы Билли Миллигана». Когда молодой человек согласился, чтобы о нём написали книгу – вышла часть личности, которая помнит абсолютно всё, которая видит все личности. И одновременно не включена ни в одну из игр каждой личности, не оценивает никакую из них. Она видела расщепление, которое произошло из-за болезни в младенческом возрасте. Она видела и помнила – что происходило с каждой личностью. По-сути, мы становимся таким объектом для пациента, который видит всё со стороны. И мы описываем пациенту процесс, который у него внутри происходит.

Как мы это делаем? – Мы опираемся на свой контрперенос. Внимательно слушаем себя.

Здесь возникает вопрос: «А может, у меня не контрперенос, а перенос?»

Перенос отличается от контрпереноса тем, что вы переносите свой собственный непроработанный конфликт на пациента. Да, такое может быть.

Что может помочь?

– 1. Знание своих конфликтов.

– 2. Чуткое отношение к своему пациенту.

Как мы двигаемся в аналитической работе?

Мы даём интерпретацию. И внимательно наблюдаем – что пациент говорит дальше. Первая реакция не так важна. Она может быть: «Вы говорите ерунду!» или «Да, вы абсолютно правы». На эту реакцию мы не обращаем особого внимания. Мы слушаем – что пациент говорит потом. Может, потом, в будущем, когда отношения уже сложатся, можно обращать внимание на эту реакцию. Но вначале она не так важна. Если пациент начинает вспоминать прошлое– вы попали. Воспоминание – это ответ на вашу интерпретацию. Т.е. то, как пациент понял то, что вы сказали. Вместо воспоминаний о прошлом может быть сон или переключение на что-то другое. Вы удерживаете в голове вашу интерпретацию и основной мотив, который хочет передать пациент. Так происходит коммуникация. Вы снова даёте интерпретацию – и видите, как человек меняется. Или не меняется. Т.е. вы видите, как вы влияете. Ваша задача – описывать процесс, который происходит внутри пациента. Тогда пациент начинает видеть то, что с ним внутри происходит, как будто со стороны. Постепенно он понимает, что это безопасно. И начинает лучше понимать себя.

Возьмём пример, что вы сказали интерпретацию исходя из переноса, а не контрпереноса. Пациент начинает реагировать или нападением, или уходом в себя, или обесцениванием, или прямым текстом. Например, мне моя пациентка сказала: «Я вот слушаю вас сейчас и думаю: «Что она делает? Разве она не должна мне помогать, вместо того, чтобы советовать какие-то книги? Она думает, что я чего-то не знаю?» В данном случае я прекрасно понимаю, что моя пациентка права на 100% – моя речь была не с позиции аналитика. Я в сильной тревоге за неё, и бессознательно начинаю давать советы. С точки зрения контрпереноса – мне надо было отследить тревогу, которую я вижу как не тестирование реальности со стороны пациентки. И начать с ней говорить об этом. Но мне очень страшно разрушать её умиротворённое состояние. Из-за своего страха разрушения я вместо интерпретаций начала отыгрывание – т.е. стала давать конкретные рекомендации.

Что делать? Не оправдываться. Я говорила: «Да, у вас абсолютно верная претензия ко мне. Вы почувствовали себя брошенной. Я как будто перестала вам помогать. И вы не могли меня перебить, потому что вам страшно было разрушить меня». Когда вы перестаёте защищаться – пациент чувствует, что вы не разрушаетесь и понимаете его.

Вернёмся к статье.

Дж. Стайнер говорит, что понятие «расщепление» в понимании З. Фрейда и М. Кляйн отличается. З. Фрейд считал Эго единым, но оно как будто подвергается воздействию Ид и Супер-Эго, поэтому меняется. И поэтому расщепляется под их воздействием. М. Кляйн считала Эго фрагментированным, разбитым на отдельные части. Причём отдельные части Эго настолько чувствуются не родными, что приписываются другому человеку. По-сути, чем сильнее, чем невыносимее для нас переживание – тем больше мы видим его в другом человеке. Например, жертва насилия. По факту в результате травматичного события мы имеем раскол Эго на 3 части (как минимум) – жертву, насильника и спасателя. Возьмём для примера женщину. В случае мужчины ситуация будет подобной. Внутренний насильник ощущается настолько невыносимым, что женщина должна искать насильника во внешнем мире. Если находится подходящий мужчина, который действительно поступает садистически по отношению к ней– происходит разыгрывание. Чем более невыносимо для женщины ощущение собственной жестокости – тем сложнее ей расстаться с реальным мужчиной, который поступает с ней жестоко. В случае если расставание происходит – женщина остаётся со своими садистическими переживаниями. Куда она их направляет? Чаще всего на детей или на других членов семьи. Т.е. насильственная часть помещается в кого-то другого, потому что видеть её как часть себя– невыносимо. Если женщина приходит к аналитику, то сначала она помещает в него своего внутреннего спасателя. У неё есть фантазии, что аналитик возьмёт и чудесным образом уберёт у неё изнутри жестокие переживания. Проходит время – пациентка разочаровывается. Она соединяется с реальностью и признаётся себе– аналитик не волшебник. Он не может войти в её внутренний мир и уничтожить её садиста. Тогда она может начать погружать в аналитика своего насильника. Видеть, как психолог поступает по отношению к ней садистически, например, тем, что молчит, не даёт конкретных рекомендаций, говорит так, что ей больно. Таким образом происходит расщепление своих частей и проецирование (через проективную идентификацию) в других людей. Так я понимаю процесс расщепления, как его видела М. Кляйн. И напомню, что первоначальное расщепление М. Кляйн видела– расщепление на хороший и плохой объект.

Дж. Стайнер говорит:

«Мотивы проективной идентификации весьма разнообразны (Rosenfeld,1971), и поэтому всегда необходимо понимать в деталях, какова её цель в данном конкретном случае. Результат, однако, хотя и в различной степени, всегда состоит в отрицании разделённости самости и объекта, и в соответствующем объединении личных ресурсов, а также в искажении объекта, который теперь воспринимается так, как если бы он содержал отвергнутые качества».

– В реальной жизни мы обычно отыгрываем. Чем сильнее зависть – тем сильнее порча объекта. Из-за работы механизма зависти мы можем искажать то, как видим реального человека. Причём это может быть как в положительную сторону, так и в отрицательную.

Из примера выше – аналитик сначала хороший Спасатель, а потом плохой Насильник.

Дж. Стайнер продолжает:

– «Радикальный характер этой теории приводит к тому, что самость уже не может восприниматься как единая структура, и целостное ощущение самости должно достигаться через возвращение обратно и интеграцию утраченных и распределенных вовне элементов. В то же самое время объекты внешнего мира наделяются личными качествами, которые были спроецированы на них, так что отношение, которое может выглядеть как отношение к другому человеку, в действительности в большей мере представляет собой отношение с самостью или с объектом, контролируемым самостью».

Поэтому мы с вами работаем над тем, чтобы пациент вернул себе утраченные части. Термин «самость» здесь понимается не как «Самость» К. Г. Юнга. У К. Г. Юнга «Самость» – это нечто гораздо большее, чем мы. Это некая сила, которая ведёт нас дорогой, которую мы не видим. Как будто она складывает нашу судьбу. Причём Самость как архетип также двойственна. Т.е. она бывает светлой и тёмной. Например, Персефона стала богиней подземного царства, потому что её похитил и изнасиловал Аид. Можно сказать, что у неё проявилась тёмная сторона Самости. Также Самость связана с индивидуацией– собственным путём, который находит тот, кто слушает себя, развивается.

Во фрейдистском понимании «самость» – это синоним Эго. Так я это запомнила с семинаров. Если у вас есть другое знание – делитесь. Таким образом, получается, что мы раскидываем кусочки себя. Мы помещаем в других людей, с которыми общаемся, свои собственные части. В зависимости от того – как с нами общаются в ответ, т.е. что нам в ответ возвращают – мы меняем себя, свои части. Получается, что наша задача – забрать себе то, что было (и есть) для нас невыносимым. Тогда у нас появляются силы видеть других такими, какие они есть. И в соответствии с этим вИдением скорректировать своё поведение.

– Когда мы о ком-то думаем, в голове «жвачка» из одних и тех же мыслей – это значит, что в этом человеке мы оставили часть себя.

Как себя вернуть? Не так просто, как это прозвучит.

– Понять – какое чувство помещено в другого человека,

– Понять – почему мы его туда поместили.

По-сути, я вам говорю о том – как строится интерпретация. Ответ на вопрос «почему» не такой простой, как кажется. В анализе мы стараемся понять конфигурацию, которую создал пациент, чтобы защитить себя от невыносимого чувства. Мы даём интерпретацию своего вИдения – как мы понимаем. И потом смотрим на отклик пациента.

Дж. Стайнер говорит, что модель проективной идентификации не отменяет теорию внутреннего конфликта. Она углубляет и расширяет её. «Согласно этой модели, конфликт не есть нечто, что анализ может разрешить для пациента. Но что анализ иногда может сделать, так это помочь пациенту использовать его собственные психические активы более адекватно. В результате чего он становится способным искать разрешение конфликтов своими силами и средствами».

И здесь подходит термин «справляться». Мы с вами говорим о том, что мы можем сделать для пациента в рамках анализа. Мы не можем сделать так, чтобы его жизнь поменялась. Только он сам может делать действия в сторону того, что он хочет. И человек сам живёт свою жизнь.

Мы с вами способны повлиять на его мышление. И это влияние заключается в том, что мы показываем нашему пациенту– как выглядят его мыслительные конструкции. Мы описываем процессы внутри. Также мы понимаем чувства, которые он испытывает. Т.е. как будто делаем для него самого видимым его внутренний мир. Также мы пытаемся показать пациенту реальность через то, что происходит между нами в отношениях.

Дж. Стайнер ссылается на У. Биона и говорит, что проективная идентификация не всегда патологична. Если человек подходящий и восприимчивый, то тогда она служит важной формой примитивной идентификации. А идентификация в свою очередь (как я понимаю) служит основой идентичности. Т.е. ответа на вопрос: «Кто я?» Мы с вами разбирали в одной из лекций тему, что пациенты хотят быть как вы. И одновременно им надо провести внутри серьёзную работу – быть как вы И не быть как вы. Т. е. когда вы вместе с пациентом проводите работу по возврату частей Эго обратно пациенту– вы возвращаете их таким образом, что пациент чувствует благодарность. Он чувствует вас хорошей. И соответственно сам хочет стать таким же хорошим, только ещё лучше. Поэтому пациенты могут хотеть становиться психологами. Это может быть их истинное желание или нет. Чтобы понять это – необходимо разговаривать о фантазиях по поводу профессии.

Мы сейчас с вами не затрагиваем вопрос негативной терапевтической реакции. Когда пациент портит то хорошее, что получил в результате отношений. Далее автор говорит, что у людей с психотической и пограничной организацией личности выстроена жёсткая защитная организация, которая продолжает удерживать части самости в других людях. У таких людей нет возможности допустить мысль, что невыносимые чувства могут принадлежать им.

Далее Дж. Стайнер переходит к самому процессу – повторное обретение спроецированных частей самости. Он говорит, как важно смотреть в лицо психической реальности. Т.е. видеть собственную жестокость, собственную слабость и другие импульсы, которые отрицаются. Способность смотреть в лицо психической реальности по мнению Дж. Стайнера полностью зависит от возможности переживать потерю, расставание. Часто чувства, связанные с расставанием, уничтожают воспоминания о том, когда были отношения. Как будто дыра в виде отпуска заполняет всё пространство отношений. Автор говорит, что когда человек умеет скорбеть, переживать утрату– он возвращает себе потерянные части самости. По-сути, у него появляется больше возможности справляться с теми трудностями, что даёт нам реальность.

– «Когда проективная идентификация устанавливается как постоянная форма взаимодействия с объектами, это может привести к вере, иллюзорной или реалистичной, что объект является собственностью и находится под контролем (Rosenfeld, 1964, 1971)». И далее Дж. Стайнер говорит, что в этой ситуации необходима проработка скорби по утраченному объекту. Но для этого человек должен отказаться от контроля и обладания объектом. Если он не может отказаться, то устанавливается хроническая форма проективной идентификации. Эта форма защищает человека от переживания отдельности. Мы с вами знаем, что чувство отдельности отвечает за тестирование реальности. Мы не можем что-то улучшить в своей жизни там, где мы запутаны, т.е. не понимаем – как устроена реальность. Потому что мы смотрим на неё не с позиции: «Я хочу понять, как она устроена, чтобы потом пользоваться». А с позиции: «Я хочу, чтобы реальность подстроилась под меня. Я всё делаю правильно, а реальность всё-равно не меняется».

Здесь мы с вами возвращаемся к ожиданиям пациента от анализа. Пациент приходит с фантазиями, что он так плохо себя чувствует, потому что у него были такие родители, такая судьба, такие обстоятельства. Отсюда вытекает глубинная мыслительная конструкция, на которую он опирается: «Надо изменить родителей, судьбу, обстоятельства – тогда мне внутри станет легче». Хотя на сознательном уровне человек вам говорит: «Я пришёл, чтобы поменяться».

Мы должны удерживать у себя внутри этот конфликт:

– сознательное убеждение пациента, что он хочет поменяться;

– бессознательное убеждение, что должны поменяться другие.

В отношениях с вами– это вы. И это будет выражаться в том, что пациент будет стараться изо всех сил изменить сеттинг. Ему будет неудобно время, день. Он будет просить снизить оплату. Он будет требовать советов и конкретных рекомендаций. Т.е. он не будет принимать ваши правила. Он будет стараться изменить мир под себя. Обращаю ваше внимание, что возникают разные обстоятельства в жизни, например, смена рабочего графика, проблемы с финансами. Если у вас пациент давно в анализе, то, конечно, вы можете снизить оплату, пока он не станет на ноги в финансовом плане. Вы можете изменить день и время сессии. И потом надо будет это обсуждать. Но когда это происходит с самого начала – давайте интерпретации, связанные с тем, что пациенту кажется, что если мир изменится во вне, то мир изменится и у него внутри. Одна моя пациентка бастовала против этой установки. Она говорила: «Я реально, действительно чувствую себя по-другому, когда приезжаю в другую страну. Моё состояние реально меняется, когда я с другими людьми». Да, это так. Но она возвращается к мужу-алкоголику и в свою страну. Я замечаю, что дорога, путешествия очень сильно отвлекают от переживаний, связанных с утратой. Потеря происходит, но она как будто к лучшему. Сначала потеряли ту страну или город, в котором находились. Приехали, сменили обстановку – и вроде всё нормально. Потом потеряли то место, в котором отдыхали, вернулись домой – и вроде тоже всё хорошо. Отыграли потерю– стало легче. До следующего путешествия. У меня была пациентка, которая не могла без путешествий хотя бы раз в два месяца. Не знаю – как она пережила карантин. Для неё было невыносимо находится на одном месте. Депрессия нападала на неё и уничтожала. И ещё один пример моей пациентки. Она вернулась ко мне около 1,5 года назад. За это время мы сменили сеттинг 4 раза. Сначала был один день недели, потом другой. Потом 2 раза в неделю. Потом один раз в неделю. Потом другой день. Вначале я просто отыгрывала. Т.е. шла на её просьбы переноса без разговоров об этом. Также как и на отмены. Я с ней не говорила, когда мы стали работать 2 раза в неделю. Очень мало говорила, когда стали работать 1 раз в неделю. А потом сделала это фокусом и стала говорить об отменах, уничтоженных сессиях, о её нежелании платить; о том, что ей не хватает сессии, которую мы отменили. Помню, она мне сказала с подозрением, что я хочу её использовать: «Вы хотите, чтобы мы снова стали встречаться 2 раза в неделю?» Я ответила: «Нет. Если вы захотите встречаться 2 раза в неделю, то теперь я уже не буду допускать такой ошибки – мы с вами сначала будем говорить об этом. А потом уже решим и договоримся – раз в неделю или два раза».