Текст книги "Волчонок"
Автор книги: Евгения Серенко
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Глава 4
Через два года Нонна и Сергей поехали в детский дом. Документы были собраны, анкеты заполнены, заключения органов опеки и попечительства получены.
За дочкой ли, сыном – они не знали. Верили, что почувствуют – это их ребёнок, когда увидят его.
– Вы очень вовремя приехали, – сказала директор детского дома Зинаида Трофимовна. – Дети сейчас играют, а в играх они хорошо раскрываются, сразу видны характеры. Какой возраст вы бы хотели?
– Года три-четыре, – ответил Сергей. – Мы думаем, это хороший возраст для усыновления.
– Да, конечно. Это очень хороший возраст. Быстро забудут всё, что было до вас.
– Они подсознательно понимают, что среди них выбирают, – объясняла Зинаида Трофимовна и стараются показать себя с самой хорошей стороны. Как могут. Но мы дадим вам самые объективные и исчерпывающие характеристики. Не торопитесь, слушайте интуицию, голос сердца…
Нонна поиграла с девочками в куклы, Сергей побросал с мальчишками мяч… Им нравились дети, такие чистенькие, улыбчивые, но никто не затронул того, о чем говорила Зинаида Трофимовна. Не затронул сердца. После обеда дети легли спать, а Нонна с Сергеем сели около дома на лавочку.
– Не знаю, – сказала Нонна. – Вроде, они все хорошие… А тебе как, Серёжа?
– Да тоже не знаю. Но не будем спешить. Еще раз приедем, а не получится – в городе не один детский дом.
Из открытого окна на первом этаже раздался детский крик. Кто-то, плача, кричал: «Неправда! Это не твоя мама! Не твоя!» «Нет, моя! Она мне мяч привезла, а не тебе!» «А ну-ка, тихо! – прикрикнул на них женский голос. – Всем спать! Антон, ты опять задираешься?» «Это моя мама, – услышали они. – Я ее сразу узнал!» «Как ты мог узнать свою маму, если ты ее никогда не видел? Ложись, я тебя укрою. Спи».
После тихого часа Нонна попросила показать им Антона.
– Антона? – удивилась директриса. – Да, конечно… Но ребёнок непростой, с характером. Даже очень с характером. Кто родители, неизвестно – его нашли в метро в возрасте двух-трёх недель, а к нам он поступил из Дома Малютки. Вот он – светленький, с синяком на щеке. Уже подрался с кем-то, не уследили».
– Как тебя зовут? – Нонна присела перед мальчиком и заглянула в настороженные синие глаза. – Скажи мне.
– Антон. А я тебя помню, ты – мама. Да?
– Да», – выдохнула Нонна и подняла на Сергея растерянные глаза.
– А я – папа, – сказал Сергей.
* * *
– А я помню, – заявил Антон, когда впервые вошел в свою комнату. – В шкафу прячется мишка, правда?
– Правда, – подтвердила удивлённая Нонна. – А коробка с солдатиками где? Дедушка тебе солдатиков подарил.
Антон пожал плечами: «Солдатиков я не помню, а мишку помню».
– Ты только не смейся, Серёжа, – сказала Нонна, когда Антон, наконец, уснул, – но у меня такое ощущение, будто я его когда-то потеряла, а теперь нашла. Может так быть? И вообще, если бы с нашей трагедии прошло не два года, а четыре – решила бы, что ребенок все-таки родился».
Мама нашла сына. А сын нашел маму.
Никому не разрешал Антон себя купать – только маме. Никого не слушался так, как маму. Ничьим подаркам не радовался – только маминым. Только мама могла уложить его спать, только у мамы он просил прощения, если провинился. Папе он разрешал с собой поиграть, с дедом соглашался пойти в лес за ягодами, но только если об этом просила мама.
– Что у тебя за секрет? – удивлялся Сергей. – Что ты ему говоришь, что он так тебя слушается?
– Не знаю… – отвечала она. – Сама удивляюсь. По-моему, он просто боится нас потерять. Как потерял когда-то.
– Тебя потерять, – уточнял Сергей. – Да я не против… хотя и обидно немного.
– Ну, где мой замечательный племяш? – с порога спросила Ира, впервые с тех пор, как в их жизни появился Антон, приехав к сестре и Серёже. – Кому привезла тетя Ира подарки?
Антон серьёзно посмотрел на нее и отвернулся.
– Антоша, – обняла его Ира, – посмотри, что я тебе привезла. Нравятся шортики? А рубашечка? – И, повернувшись к Нонне, засмеялась: – Я почему-то думала, что на детей легче шить, а столько провозилась… Ну, что ты молчишь, племяш? Нравятся?
– Нет, – хмуро ответил Антон. – Мне мама сошьёт.
– Мама? – опешила Ира. – Как же, мама сошьёт! Твоя мама всё умеет, только шить не умеет. А смотри, что я тебе еще привезла. Открой коробку, там знаешь что? Пожарная машина!
– У меня много машин.
– Ну ты даешь, племяш! А что, мама тебя не учила говорить «спасибо»?
Антон молчал.
– Антоша, – вмешалась Нонна. – В чем дело? Тетя Ира привезла тебе такие чудесные подарки! Что нужно сказать?
– Не помню, – ответил Антон и ушел в свою комнату.
– Не поняла… – удивленно протянула Ира. – Он что – всегда такой?
– Не всегда. По-моему, он просто ревнует, боится, что его куда-нибудь заберут. Он даже деда не привечает, а уж как тот старается! Помнишь, мы были маленькими, и папа читал газету? Это ж какоe священнодействие было! И чтоб мы подошли, и по газете со всей силы рукой? Даже представить страшно! А Антошке можно, и дед молчит, только мягко так объясняет, что это нехорошо… Наверное, нужно время, он просто еще не привык.
– Ну-ну… не привык. Сколько он у вас? Месяц? И не привык? Нет уж, мне такое счастье не нужно. Чтобы я приходила домой, а меня не только не встречали с радостным повизгиванием, а еще и отворачивались? Нет уж! Ну, ладно… Вы-то как?
После ужина Ира засобиралась домой.
– Зайду, попрощаюсь, – засмеялась она. – Может, племяш сменил гнев на милость?
Насупленный Антон сидел на своей кровати, а на полу лежала не распечатанная коробка.
– Антоша, – спросила Ира, – что ж ты не играешь с новой машиной? Давай вместе откроем. Она протянула руку к коробке и замерла.
– Уходи, – сказал Антон. – Ты мне не понравилась.
– Да и ты мне не очень, – не выдержала Ира. – Волчонок какой-то…
* * *
Не зря говорят, первое впечатление самое сильное. Вот уже и не бегает Антошка за мамой, как хвостик. С папой часами гоняет в футбол на заросшем одуванчиками поле. Вот и с дедом играет в шахматы, обижаясь, что дед поддаётся… а не может Ира его полюбить. И знает, что он платит ей тем же и говорит каждый раз «спасибо» за сшитую куртку или подаренную игрушку, рассказывает о своих ребячьих делах, но не забыл то неласковое «волчонок».
– Ира, он еще маленький, – говорит Нонна. – Подумай – много он там видел любви? А ведь ей тоже учиться нужно.
Конечно, нужно. Всему нужно учиться. Даже деньги на квартиру собирать и то уметь нужно. Ира закончила с грехом пополам свой техникум, получила диплом, да только какой из неё радиотехник? Она за эти годы больше шила, чем на занятия ходила, а преподаватели, особенно женщины, они ведь тоже одеться любят. Но это неважно, что радиотехник из нее липовый, она так и так по специальности работать не хотела. Папа, правда, звал на свой подземный завод, мол, давай я тебя устрою на хорошее место, пока в отставку не ушел, но даже на хорошем месте ей нечего делать. Как Серёжа говорил: «Ты ж не хочешь, чтобы ракета на наши Ржаные Поля упала?» Так что один у нее был путь – в ателье. Нина Сергеевна помогла, она вообще ей столько влиятельных клиентов приводила!
– У меня в общежитии девочка есть, – расхваливала, – клад, а не девочка. Из любой тряпки вещь сделать может!
Вот и собирала Ира деньги на квартиру (не возвращаться же и в самом деле в этот спрятавшийся за зелеными воротами городок, в крохотную швейную мастерскую)… Сегодня она привезла папе новость – ей предложили квартиру – кооперативную двухкомнатную квартиру на Партизанском проспекте. Конечно, не за красивые глаза предложили – она одной всесильной, как называла её Нина Сергеевна, даме столько всего перешила! Предложить-то предложили, да у Иры только на однокомнатную хватает… Вечером она поговорит с папой, может быть, он поможет… А пока нужно сходить к сестре, она привезла Антошке железную дорогу. Нонна давно просила купить, если увидит.
Ну, хоть этим-то угодила! Антон расцвёл, увидев коробку.
– Это мне?
– Нет, Антошка, – серьёзно ответила Ира. – Мама с папой будут играть. Деду разрешат, если очень попросит. – И засмеялась. – Конечно, тебе. Кто у нас тут самый маленький?
Они сели ужинать и Ира рассказывала, как встретили ее в ателье: «Поставили на самую рутину, чуть ли не пуговицы пришивать, представляете? Ну, пуговицы тоже кому-то пришивать нужно, а я их – помните, у Райкина? – насмерть пришью! – Она помедлила: – Мне предложили квартиру. Двухкомнатную, с балконом, на Партизанском Проспекте. Но у меня не хватает денег.
– А вот здесь поконкретнее, – сказал Сергей. – Это уже не пуговицы. Сколько тебе не хватает?
Ира вздохнула.
– Много. Я у папы хочу попросить.
– Не нужно у папы. – Сергей вопросительно посмотрел на Нонну. – Поможем сестре?
Новоселье Ира справляла в мае. Приехали папа, Нонна с Сережей и сыном, пришли подружки по техникуму и Нина Сергеевна.
Пройдут годы… Будет много праздников… Но самым радостным и безмятежным запомнится Ире её новоселье – потому что тогда они были все вместе. Почти все…
* * *
– Мама, можно я пойду с ребятами за земляникой? – Антон схватил корзинку, положил в нее белую тряпочку (почему белую, он не знает, но раз мама сказала, значит, такую и нужно). – Ну, мам… Все ребята идут. Можно?
– Нет, Антоша, – ответила Нонна. – Мне сейчас к зубному идти. Подожди папу или дедушку – и идите… Ой! Всё, сынок, я пошла. Почитай, поиграй, займись чем-нибудь.
Вот вечно так! Все ребята – в лес, а он только с папой или дедом. Как маленький! Да он этот лес, как свои пять пальцев знает! Ну вот… мама скрылась за поворотом – можно догонять ребят…
А ягод-то! Не знаешь, какую брать – все на тебя смотрят! Мама придёт от врача – а он уже дома, и на столе – ягоды! Она спросит: «И кто ж это ягод таких спелых набрал?» – и не будет его ругать… Ой! Что это? На пальце выступила кровь. Извиваясь меж земляничных кустиков, медленно отползала блестящая черная змея… Мама! Он прижал к себе корзинку и помчался домой: «Мама! Мама!» На КПП на крик выскочил дежурный:
– Что случилось, Антон?
– Змея.. – выдохнул Антон и заплакал.
Держась за щеку, к КПП бежала мама. Она схватила покрасневшую руку сына и стала высасывать яд…
* * *
…Проходят годы, отнимая и даря,
То через сердце напрямик, то стороной,
Закрыть не могут лепестки календаря
Любовь, пришедшую ко мне той весной…
Нонна!..
Глава 5
Девять дней. Сорок дней. Год.
Кто придумал, что время лечит?
Остановилось время в тот солнечный день, когда всего за два дня, не приходя в сознание, сгорела Нонна. Змеиный яд попал в кровь – красную, как ягоды, что потом долго лежали в корзинке. А теперь… жизнь идёт, но мимо него. Где-то смеются и плачут, любят и ненавидят… где-то, не здесь. Тесть совсем сдал – на сердце жалуется, даже с Антоном гулять перестал. По выходным приезжает Ирина, что-то рассказывает, иногда плачет. Счастливая! может плакать. А он не может. Хотел бы да забрала слёзы Нонна. Всё забрала и слёзы, и радость. Им всем тяжело. Всем, кроме мальчишки. Ни на похоронах не заплакал, ни после, а Нонна для него ничего не жалела. Даже жизни не пожалела. А он… Вот и сейчас, уже темно, а он где-то носится. Нонна бы давно побежала искать. Как побежала в тот день, когда, вернувшись от врача, не нашла ни его, ни корзинки. Опустела квартира. Опустели Ржаные Поля. Как ему жить? Кто научит, как жить в беспросветной тоске? А впереди – еще столько лет…
Ну, вот… явился. Сейчас прошмыгнёт на кухню, поест – и спать. Хоть бы подошел, обнял, сказал, что скучает по маме… Волчонок и есть – правильно Ира когда-то его назвала. Она молодец. К отцу приезжает каждую неделю. Вот что значит – родная-то кровь…
* * *
В субботу Ира и Кирилл Иванович пришли к Сергею. Ира накрыла на стол:
– Серёжа, смотри, я вчера в нашем гастрономе московскую колбасу отхватила, ты её любишь. А папе, знаешь, что привезла? Рыбий жир. Говорят, помогает от сердца. И Антошке – «Южную ночь». Кстати, где он?
– Не знаю, – ответил Сергей. – Бегает где-то. Я уж и на КПП предупредил, чтоб за ворота не выпускали, а то с него станется…
– Может, пойти поискать? Папа, ты почему не ешь?
– Потом, – отмахнулся Кирилл Иванович. – Поговорить нужно, Серёжа. В общем, так… Ты понимаешь, что так продолжаться не может? Вы с Антошкой скоро совсем разговаривать перестанете, а он ведь еще ребенок, сломать легко. Да и что это за жизнь? В общем, так… готовься поступать в академию.
– А Антон?» – не сразу спросил Сергей.
– Об Антоне позаботимся мы с Ирой. Правда, дочка?
– Правда. Серёжа, вспомни, как Нонна мечтала, чтоб ты учился! Папа тебе поможет – у него и в Управлении связи есть, и друг в академии. А о сыне не беспокойся – он ведь тоже нам не чужой. Пока поживет с дедом, и я на выходные буду приезжать, а там посмотрим… Ну, что ты на меня так смотришь? Справимся, не сомневайся! Зато закончишь учиться, он уже взрослым будет, поумнеет, может, смягчится… Серёжа! Ну, что ты молчишь?
Что уж говорил своим друзьям Кирилл Иванович, на какие нажимал рычаги, но через полгода Сергей уехал в Москву. Для Антона, казалось, ничего не изменилось, разве что после школы он шел не в свой ДОС номер двенадцать, а к деду. По субботам приезжала Ира и готовила, убирала, стирала… делала всё, что могла, потому что у папы всё чаще прихватывало сердце.
* * *
«Серёжа, у нас плохая новость – папа в госпитале, говорят, инфаркт. Сколько он там пробудет я не знаю, но оставлять на него Антошку рискованно. В общем, забираю его к себе. Ты ни о чем не волнуйся, справлюсь, а тебе буду часто и подробно писать. Ты, главное, учись хорошо, чтобы Нонна смотрела на тебя с небес и улыбалась»…
* * *
«Серёжа, привет! У нас всё нормально. Ну, может, не совсем нормально, потому что папа еще совсем слаб. Антон уже у меня. Я отдала ему свою спальню. Тебе спасибо, что попросил друзей нам помочь, без них я бы месяц переезжала. Хорошие у тебя друзья и так тепло о тебе вспоминают… Володя, высокий такой, говорит, что мечтал бы служить под твоим начальством. Я отдала Антона в пятую школу – совсем рядом с домом и дорогу, главное, не нужно переходить, а то машины носятся, как сумасшедшие! Не знаю, понравилось ли ему в новой школе, он не особенно со мной разговаривает. Не понимаю, что я делаю не так: и так к нему, и этак… молчит. Буркнет что-то и в свою комнату. Спасибо, хоть учится неплохо, а то мне его уроков ещё не хватало! Приедешь – не узнаешь его, так вырос. Вот сейчас шью ему брюки – старые уже коротки. В субботу поедем к деду. Он собирается подать рапорт об отставке по состоянию здоровья. Ну, об этом он тебе сам напишет. Вот странно, Серёжа, ладно, я… у нас с Антошкой с самого начала особой любви не возникло, но дед-то? Как он с ним возился! А Антон и с ним почти не разговаривает. Даже не спросит, как дед себя чувствует – сразу на улицу убегает. Или это возраст такой? Или бессердечие? Я не знаю. Но папа переживает»…
* * *
«Серёжа, здравствуй! Тебе-то не нужно напоминать, какой сегодня день. А Антону сказала утром, что сегодня его маме исполнилось бы тридцать лет, так он удивился: «И что?» Ничего, конечно, но мы помним. После работы съезжу на пару часиков к папе, поплачем, вспомним… Он никак не придет в норму после болезни, да и отставка не прибавила бодрости. Я надеялась, что он будет больше отдыхать, а он только скучает и винит себя во всех грехах. Ну, ты понимаешь… К нему приходит Юлия Ивановна из десятого ДОСа, помнишь её? Её младшая, Таня, с Антошкой раньше дружила, а потом они что-то рассорились… Папа не догадывается, что я ей плачу – не деньгами, конечно, но взялась обшивать ее старшую дочь – та такая модница! Ты-то как, Серёжа? За деньги спасибо, я купила Антону кроссовки, хоть спасибо сказал и то радость. Вот так и живем…
* * *
«Серёжа, добрый день! Ты даже думать о том, чтобы бросить учёбу, не смей! Конечно, я не педагог, и наверняка делаю что-то не так, да и характер у Антошки тот еще, но я стараюсь. Очень стараюсь, Серёжа. Одна заказчица подарила мне два билета в цирк. Я так обрадовалась, будто маленькая. Я ведь нигде не бываю, после работы сижу до поздна за машинкой. Ну, вот… Мне понравилось. Спрашиваю у Антона: «Ну, как представление?» «Ничего, – говорит, – только клоуны такие дураки!» Может, и дураки, но я смеялась. Зато, я видела, как Антошка на акробатов смотрел! Может, ему спортом заняться, как ты думаешь, Серёжа? У меня у одной заказчицы муж – тренер, по-моему, по лёгкой атлетике, точно не знаю, спрошу. Может, возьмёт он Антошку? А то шляется где-то с мальчишками дотемна – а я себе места не нахожу»…
* * *
«Как я рада, Серёжа, что ты приедешь на Новый год! Не представляешь, как рада! Поедем к папе, отпразднуем, как раньше, все вместе… Почти все вместе. Серёжа, я всё хотела спросить, а твой друг Володя хороший человек? Он мне звонит иногда, спрашивает, нужна ли помощь, но я как-то сама справляюсь. Пару раз встречал на станции, когда я к папе приезжала – говорит, случайно. Папа его не знает, он в другом цеху работал. У меня ведь никакой личной жизни, Серёжа. Я не жалуюсь, всё нормально. Мы с папой тебя очень ждем. Как ты написал про Новый год, только об этом и говорим. Антону сказала, что папа приедет, он вроде обрадовался. Но у него никогда ничего не поймёшь. Спрашиваю, чтобы ты хотел, чтобы папа привёз? Ничего, отвечает. Но мы с папой подумаем и я потом напишу. А со спортом не получилось – нет мест. Жалко»…
* * *
«Серёжа, привет! Что ж это ты простудился? И так не вовремя! Мы с папой, конечно, очень расстроились, но не вздумай ехать больным – воспаление лёгких – не шутка. Ничего страшного, встретим Новый год сами. Еще много их будет этих Новых годов, а ты у нас один. Володя обещал принести ёлку, я попросила самую маленькую, только чтобы подарки положить. Вчера у нас выключали свет, а у меня был срочный заказ. Хорошо, хоть ручная работа оставалась… Я попросила Антона сходить в хозяйственный, помнишь, рядом с моим домом? – купить несколько свечек. А он в ответ: «Зачем? Мне и так видно». Я оделась и пошла сама. Правда, он потом подошел и говорит: «Я забыл, что тебе шить нужно, а то бы сходил». Не знаю, Серёжа. Мы другими росли»…
* * *
«Серёжа, как же я рада, что ты вышел из госпиталя! Береги себя, не простужайся больше, я тебе свитер теплый свяжу, вот только разберусь с заказами и свяжу. Папа потихоньку приходит в себя, уже в магазин сам ходит, а один раз к нам приезжал. Хорошо, что у него ключи есть, а то – я на работе, Антон в школе. Серёжа, я не знаю, как быть. Он меня совсем не слушает, что ни скажу – всё в штыки! На днях нашла у него в куртке сигареты. Не хотела тебе писать, но и скрывать не могу. Провела, так сказать, беседу: «Ты что ж это, друг ситцевый, делаешь? Ты понимаешь, что губишь свое здоровье?» Ну, и про каплю никотина, конечно… Обещал, что больше не будет, но я не очень-то верю. Он всё, что я ему говорю, воспринимает наоборот. Вот вчера… Сидит за столом, ссутулился, я ему и говорю: «Антоша, сядь прямо. И когда идёшь, тоже держи спину прямой, ты как будто не груз несёшь на плечах, а ногами земной шар вращаешь». Ну, что я особенного сказала? А он насупился и ссутулился ещё больше. С ужасом жду весенних каникул – опять целыми днями будет где-то шляться. А что делать – не знаю»…
* * *
«Серёжа! Спасибо тебе за совет – мне так нужно было с кем-то знающим посоветоваться! Зинаида Трофимовна вас с Нонной помнит. Я сначала с ней просто посоветоваться хотела, как Антона воспитывать, но она оказалась такой доброй и понимающей, что я расплакалась и всё ей рассказала, до мелочей. Она сказала, что Антон всегда был таким нелюдимым, возможно, наследственность… никто ведь не знает, что у него за родители. В общем, Серёжа, я стараюсь быть с ним ласковой и заменить ему мать. Но только бы он не отвергал меня так категорично! Понимаешь, я ведь не жду ответной любви, но приходить домой и знать, что наткнусь на угрюмый взгляд, что никто не спросит, как мои дела и не расскажет о своих, тоже не хочется. А Зинаиде Трофимовне я сошью блузку такого же фасона, как моя любимая. Помнишь, я в ней на вашей свадьбе была – в синий горошек? Вот разберусь с заказами – и сошью. А время быстро летит. Вот уже восемь месяцев, как ты уехал»…
* * *
«Серёжа, здравствуй! Не хотела тебя расстраивать, но приходится. Совсем Антон меня не слушает. На то, что никак не называет я уж не говорю про «мама» или хотя бы «тетя Ира», давно не обращаю внимания. Но, знаешь, Серёжа, ведь был один раз, когда он назвал меня – мама Ира. Ты тогда только уехал, я вечером шила и ножницами порезала палец, да так, что долго не могла кровь унять. Антошка принёс вату, йод, даже пытался помочь, а когда я завизжала, полив ранку йодом, сказал: «Мама Ира! Не бойся: оно недолго пощиплет!» Значит, есть в нём какая-то доброта, не совсем он волчонок… Но что с ним случилось? Не представляю… А вчера меня вызвали в школу. Оказывается, он и еще один мальчик терроризируют класс. Так и сказала – терроризируют. И все их боятся. Установили какие-то свои законы и бьют тех, кто им не подчиняется. Серёжа, я не помню, как дошла домой. Со мной впервые так разговаривали – будто я преступница какая-то и Антона научила. Он, как всегда, где-то шлялся, а когда явился, я ему всё и высказала, мол я с ног сбиваюсь, лишь бы ему было хорошо и что он никого не любит, ничего не ценит и в десять лет можно бы и соображать, что к чему, или хотя бы слушаться… Плакала, конечно, а он молчал. А когда я поняла, что всё бесполезно, и встала, чтобы идти шить, он сказал: «Мама Нонна меня никогда не ругала». Я знаю, что я – не Нонна, и нет у меня той любви, что была у нее, но видит Бог – я стараюсь. Серёжа! Я не знаю, что делать; это как снежный ком: накапливается, накапливается… Сегодня у меня много работы, освобожусь и поеду к Зинаиде Трофимовне. Скорей бы ты приезжал!»…
Сергей приехал в июле и пробыл насколько дней в Ржаных Полях, а потом они с Антоном уехали до сентября в Палласовку.
* * *
Какое, оказывается, это счастье – жить одной!
Вечерами можно спокойно шить, читать, смотреть телевизор – и не волноваться, где, с кем? Можно не вздрагивать, услышав телефонный звонок. И можно, наконец, пригласить в гости Володю. Она приготовит вкусный ужин, наденет любимую блузку, купит вина, зажжет свечи… А почему бы и нет? Ей двадцать четыре года! Всего двадцать четыре, а кажется – все пятьдесят! С тех пор, как умерла Нонна, можно каждый год считать за пятнадцать. Эх, Нонна, Нонна… всё покатилось без тебя под откос, как будто не только Антона ты держала на своих узких плечиках, но и Сергея, и папу и даже сестру. И эти узкие плечики оказались сильнее широких мужских.
Сергей с Антоном вернулись в конце августа.
– Ну, как он? – спросила Ира, как только они с Сергеем остались одни. – Слушался?
– Слушался… – усмехнулся Сергей. – Знаешь, Ира, я тебя понимаю. Тяжело с ним. Отвечает сквозь зубы, соглашается будто одолжение делает. А ведь ребёнок совсем. Что же дальше-то будет? Вобщем, Ира, я не знаю, как быть. Снова на тебя его взваливать совесть не позволяет. И академию бросать… не знаю.
– Еще чего – бросать! Я уже год терпела, еще потерплю. Постараюсь, по крайней мере. Может, перерастёт?
* * *
«Серёжа, привет! У нас всё по-прежнему. С Антоном разговариваем три раза в день – «завтрак на столе», «обед на столе», «ужин на столе». Пробовала спрашивать про уроки – зареклась. Иногда мне кажется, что эта ноша мне не по силам. Серёжа, я вот что подумала: может он знает, что вы его усыновили? Мог ему кто-то сказать? Неужели мамина смерть на него так повлияла? Он никогда не был ласковым, но и таким злобным тоже. Я не знаю, в чём причина, но он видит во мне врага. И к деду ехать не хочет. Вчера сказала, чтоб собирался в субботу поедем, так он огрызнулся: «Чего я там не видел?» Конечно, человек ко всему привыкает, и я уже не волнуюсь за него так, как прежде, да и Зинаида Трофимовна сказала, что можно начать процесс возвращения в детский дом, но для этого нужно будет приехать тебе. Ты помнишь Нину Сергеевну? Коменданта моего общежития? Она на днях ко мне приходила и видела, как Антон себя ведёт. Говорит: «Ира, а оно вам с Сергеем надо? Расплачиваться за чьи-то грехи? Вы же не знаете, может, у него отец алкоголик, или мать ненормальная…» Она вообще не понимает, как я терплю такое к себе отношение. Не хотела тебе писать, но с кем же ещё поделиться? Я ему за что-то, уж не помню, за что, замечание сделала, а он в ответ: «Какая разница? Я всё равно с вами жить не буду». Ни больше, не меньше…
Ты пишешь, что мне здесь виднее, что тоже не можешь растопить лёд в его сердце… но, Серёжа, никак не могу я понять – мы взрослые люди, и не можем справиться с десятилетним мальчишкой? Конечно, я буду терпеть, но как же мне тяжело! Володя говорит, что я ангел. А какой я ангел? Я кажусь себе немолодой и усталой. Я хочу приходить домой и знать, что меня ждут, а не натыкаться на стену из неприязни. Откуда она? За что? В субботу все равно поедем в Ржаные Поля. Там в клубе будет торжественное присвоение воинских званий и я хочу видеть, как Володе дадут капитана. Надену новые брюки, любимую блузку и буду неотразимой – это Володя так говорит. Знаешь, как он меня называет? Пацаночкой. Правда, смешно?»…
* * *
«Антоша! – ахнула Ира, зайдя в комнату к Антону, – ты еще сок не выпил? Ты же любишь томатный! И булку не съел? Ну-ка, быстренько ешь – и поехали!» «Не поеду, – буркнул Антон. – Мне там скучно!» «Ничего, поскучаешь…. сегодня в клубе будут новые звания присваивать. И дяде Володе – тоже. Ему будет приятно увидеть нас в зале. Ну, пей скорей сок!»
Почему растекается по белой в синий горошек блузке кровавого цвета пятно?
И Антон смотрит испуганно и удивлённо, сжимая в руке полупустой стакан?
«Ну, вот что, друг ты мой ситцевый, – прошептала она. – Я больше так не могу. Прости».
* * *
Почему она думала, что легко быть невестой? Сшила белое платье – и всё! А какое платье? Короткое? Длинное? С вырезом? С рукавами? А туфли? Фата?.. И не у кого совета спросить, у Володи на все вопросы один ответ: «Тебе, пацаночка, всё к лицу! Что ни надень, всё равно красавица!» Ну, может, и не красавица, но что симпатичная, это точно! И счастливая. Впервые с того дня, когда умерла Нонна, Ира не ходит, а вращает ногами земной шар. Даже папа ожил – в клубе заказал оркестр, в офицерской столовой – еду, договорился с фотографом…
Из Москвы приехал Серёжа, радостно заявляя: «Я за месяц рапорт подал, шутка ли, сестрёнка замуж выходит!»
Из Омска прилетела Татьяна Петровна – Володина мама. Ира волновалась, встречая её на станции, а вдруг не понравится? Высокая женщина вышла из вагона, обняла сына, внимательно посмотрела на Иру и улыбнулась: «Ну, слава Богу, услышал мои молитвы! Точно такой я свою дочку и представляла!»
Зинаида Трофимовна позвонила через пару недель после свадьбы:
– Антон не у вас?
– Нет, – ахнула Ира. – Что-то случилось?
– Он убежал. Мы заявили в милицию. Если придет к вам – сразу дайте нам знать». Если прийдёт… Если прийдёт…
Она хочет забыть тот день почти полгода назад, когда они отвезли Антошку в детдом.
Забыть о том, как и она, и Серёжа, и дед просили Антона измениться, как объясняли ему, что если ребёнок не хочет жить с родными, его отдают в детский дом, что они не хотят этого делать, потому что любят его и не понимают, почему он их так ненавидит…
– Потому что вы всегда врёте, – сказал Антон. – Вы меня никогда не любили. Я не хочу с вами жить.
Десятилетний мальчишка – и трое взрослых…
Прости нас, Антон.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
