Текст книги "Спокойной ночи, красавчик"

Глава 40

Энни сидит за кухонным островком, подперев рукой подбородок, и представляет Сэма рядом с собой.

– Позволь прояснить, – говорит он самым профессиональным тоном. – Ты знаешь, что я скрыл от тебя чертову тонну долгов по кредиткам и врал, что навещал мать, а ты все еще ждешь меня в два часа ночи, гадая, вернусь ли я домой?

– И не только, – признает Энни. – Но прежде чем утром открыть глаза, я представляю, что ты прижимаешься к моей спине, заключив меня в объятья, все тот же мужчина, которого я знала. Должна сказать, Сэм, отрицание – отличная штука. Теперь я понимаю, почему оно тебе так нравится.

Чайник свистит у Энни за спиной, она встает, заваривает чай и возвращается в домашний кабинет, который делила с Сэмом. Сэм настоял, чтобы все было сделано на заказ: одна половина для ее папок, другая – для его. Весь последний час Энни просматривала его часть, страницу за страницей, пораженная всем, что он сохранил. Чек на компьютер, который он купил в 2001 году. Инструкция для пылесоса, хранящаяся в собственной папке с надписью «Инструкция по эксплуатации вакуумного пылесоса». Налоговые декларации за последние двадцать лет, в которых он перечислял каждую вещь, которую пожертвовал в «Гудвилл[57]57
  Goodwill («Добрая воля») – самая большая сеть секонд-хэндов в США.


[Закрыть]», изо всех сил стараясь быть хорошим парнем, который играет по правилам, и совсем не похож на отца.

Энни возвращается к открытому ящику и продолжает в нем копаться, все еще не уверенная, что именно ищет. Она натыкается на два просроченных паспорта – один из них со штампом из поездки в Гондурас. Видимо, Сэм ездил туда в старших классах, но ни разу ей об этом не рассказывал. Может быть, это то, что Энни и ищет. Подтверждение, что Франклин Шихи прав, что она вообще никогда не знала Сэма Статлера.

«Мама, медицинское».

Энни замечает эту папку в задней части ящика, подписанную жирным маркером «Шарпи». Внутри – собрание медицинских записей Маргарет. Ранние симптомы. Ухудшение личной гигиены. Трудности планирования графика дня. Частые перепады настроения. Официальный диагноз поставлен в марте прошлого года. Болезнь прогрессирует быстрее, чем ожидалось; она с трудом справляется с ежедневными задачами.

Пациентка перестала говорить. Мутизм может быть результатом прогрессирующей болезни.

Сэм не может с этим справиться. Поэтому он и не навещал мать: совершенно невинное объяснение. Он не патологический лжец – он просто был перепуган и не мог видеть мать в ее нынешнем состоянии: молчащую с непроницаемым лицом. И слишком стыдился признаться в этом Энни. Поэтому и скрыл это от нее, наверняка ненавидя себя за трусость.

– И вот опять, – упрекает голос Сэма в ее голове. – Ты веришь в меня, хотя я дал тебе все основания не верить.

Энни пролистывает остальные бумаги в папке: страховые письма, шесть выпусков ежемесячного бюллетеня пансионата, напечатанные шрифтом «Комик Санс[58]58
  Comic Sans – шрифт для имитации диалогов из комиксов. Его использование не по назначению в дизайне считается дурным вкусом.


[Закрыть]» Она уже собирается вернуть папку в ящик, когда видит конверт, вложенный в самом конце, и адресованный Сэму. Она достает письмо. Три страницы текста от адвоката из «Бурных вод», сверху напечатано – «Завещание и доверенность Маргарет Статлер».

Настоящим я назначаю Сэма Статлера из Честнат-Хилла, штат Нью-Йорк, моим доверенным лицом. Сэм Статлер будет осуществлять все полномочия доверенного лица, включая право получать и вносить средства в любом финансовом учреждении, снимать средства чеком или иным образом оплачивать товары и услуги. При необходимости…

Встревоженная, Энни перелистывает последнюю страницу и видит внизу подпись Маргарет, рядом с нотариально заверенной печатью, датированной двумя неделями назад. Подписано, исполнено и немедленно вступило в силу.

«Нет», думает Энни, и ее кожа внезапно становится липкой.

Его мать подписала бумаги. Сэм получил 2 миллиона долларов своего отца. А потом ушел. Энни смеется, бросает папку и лезет в задний карман за телефоном. Звонок идет сразу на голосовую почту.

– Привет, дорогой муж, – говорит она срывающимся от гнева голосом. – Ты, наверное, сейчас занят, забавляясь с какой-нибудь неведомой жертвой, которую соблазнил на этот раз, но я решила тебя поздравить. Ты сделал это, Сэм. Единственное, чего ты так старался избежать. Ты кончил так же, как твой отец.

Глава 41

Дерьмо.

Сэм таращится на клочья рваных обоев, прилипших к стене.

Дерьмо дерьмо дерьмодерьмодерьмодерьмо.

Он сходит с ума. Сэм больше не может лежать здесь, под тяжестью этих гипсовых повязок, прикованным к лучшей, как ему сообщили, марке матраса за два года. Он уже не может выносить этот зуд в ногах, еще день притворства, что обожает рифленый картофель-фри из заморозки, и сладкоречивого Альберта, даже ради спасения собственной жизни. Но особенно он ненавидит болезненную тоску по Энни.

Ну, может быть, Сэму Статлеру пора перестать ныть, как девчонка, и что-то с этим делать.

Сэм открывает глаза и громко смеется. Так, посмотрите, кто это. Тедди из Фредди, говорящий с ним сверху, из стеклянной будки. – Да, папа, какая прекрасная идея. Я просто встану и уйду отсюда. И как же я раньше не подумал? – Сэм прислушивается. Тишина. – И что же мне теперь делать? – шепчет он.

– То, что сделал бы любой уважающий себя мужчина, – шепчет в ответ отец. – Соберись и найди выход из этого дома.

Сэм набирает воздуха. – Эй! – кричит он в коридор. – Стремный тип! Ты дома?

– Ты же знаешь, что его тут нет, – напоминает Тедди. Ты слышал, как он уехал на своей машине полчаса назад.

Сэм смотрит на дверь, его пульс учащается. – Ладно, хорошо, хрен с ним. Сделаем это. – Он садится и стягивает одеяло.

– Добрый вечер, ребятки, и добро пожаловать на сегодняшнее представление, – напевает ему на ухо отец. – Шанс для Сэма Статлера доказать, что он мужчина.

Сэм сдвигается на край матраса и тянется за шпателем. Засунув его за пояс, он свешивает ноги с кровати и опускает закованные ступни на пол. Затем хватается за спинку кровати и приподнимается, не сводя глаз с кресла, стоящего в шести футах от него.

– Должен признать, – вставляет отец. – Я сильно сомневаюсь, что он сможет добраться до этого кресла.

Сэм отцепляется от кровати и делает шаг вперед. – Слишком неустойчив, – комментирует отец. Сэм делает еще один шаг. – Движение вперед скомпрометировано. Иииии… он упал.

Сэм тяжело ударяется об пол. Игнорируя боль, он приподнимается на локтях и подтягивается к креслу. – Ладно, – бормочет Тедди. – Он это сделал. Он на месте. – Сэм затаскивает себя в кресло и толкает его к двери. Тяжело дыша, он вынимает из-за пояса шпатель, и на ум ему вдруг приходит девичье имя. Ребекка Киркпатрик, лето перед вторым курсом. Она была на два года старше, и у ее семьи был летний домик на озере Поэзия, в сорока минутах езды к северу. Дважды они прогуливали школу и ездили туда на ее желтом джипе, где Сэм пользовался кредиткой, которую дал ей отец Ребекки, чтобы открыть замок на задней двери.

Сэм просовывает лезвие шпателя между дверной рамой и замком, вспоминая, как он это делал. Ребекка сидела на траве, скручивая косяк, а Сэм сфокусировался на том, чтобы кончиком кредитки подцепить край замка и отодвинуть его в сторону, открывая дверь ко всем чудесным вещам, которые ожидали его в той комнате…

– Ну, ей-богу, вы только посмотрите! – мурлычет Тедди из Фредди, когда замок щелкает, открываясь. – Он это сделал. Старина Статс и вправду открыл дверь.

– Я сумел! – Сэм задыхается от восторга, представляя себе рев воображаемой толпы. – Охренеть, я смог! – Он засовывает шпатель обратно за пояс и распахивает дверь в коридор, чувствуя головокружение. Там резко воняет сосновым химическим дерьмом, которым Альберт три раза в неделю намывает свою комнату. Отталкиваясь руками, Сэм проезжает на кресле по коридору и попадает в кухню с яблочно-зелеными стенами. Задняя стена здесь покрыта каскадом листьев как минимум дюжины висячих растений. Сэм подумывает остановиться и поискать в ящиках нож, но катится в гостиную, где из огромного панорамного окна открывается вид на небо, которого он не видел уже восемь дней. Снаружи льет дождь. Сэм представляет себе капли дождя на своей сухой коже, подкатывается к входной двери и тянется к ручке.

– Первый страйк[59]59
  Страйк (англ. strike) – ситуация в бейсболе, когда бэттер (бьющий) не нанес удара (промахнулся) при подаче. Если бьющий набирает три страйка (это называется страйк-аут) – он выбывает из игры.


[Закрыть], – тихо говорит Тедди притихшей толпе.

Сэм дергает дверную ручку. Нет-нет-нет-нет-нет.

– Этот парень его запер. – Заключает Тедди. – Что за неудача.

Сэм быстро подъезжает к столику в прихожей и выдвигает тонкий ящик. Протягивает пальцы к задней стенке и вытаскивает единственный ключ на ярко-оранжевом брелоке с надписью «Гэри Унгер, Слесари Гэри Унгера». Сэм возвращается к двери и вставляет ключ в замок. Он не подходит, и Сэм точно знает, почему. Это ключ не от этой двери. Он от кабинета Сэма – точно такой же квадратный ключ, что и у Сэма на брелоке. Ключ, которого у Альберта не должно быть.

– Ничего страшного, – говорит Сэм толпе, швыряя ключ на пол и снова хватаясь дрожащей рукой за шпатель. Он это уже проделал, и сможет снова. Он ощущает соленый привкус пота на губах, когда просовывает шпатель между дверью и рамой, двигая его вверх, а затем вниз…

Щелчок.

– Второй страйк, – шепчет отец Сэма.

Сэм вытаскивает только деревянную ручку шпателя; металлическое лезвие застряло в двери. – Нет, – шепчет он, протягивая к нему руку. – Вылезай обратно. – Он колотит в дверь, пытаясь освободить кусок металла. Бесполезно.

– Похоже, пришло время для плана Б, – предлагает Тедди.

Окно. Сэм катится в гостиную и, цепляясь за подлокотник дивана, подтягивается поближе к окну, чтобы разглядеть дом Сидни Пиджен сквозь живую изгородь на краю владений Альберта. Из трубы идет дым. Кто-то дома.

– Время уходит.

– Заткнись, папа, – шепчет Сэм, раздумывая над вариантами. – Я могу разбить окно и позвать на помощь. Кто-нибудь в доме Сидни меня услышит.

– Это что, шутка? – Бормочет Тед. – Никто не услышит его здесь, наверху.

– Я могу разбить стекло и выпрыгнуть в окно.

– И что потом? – усмехается отец. – Он окажется со сломанными ногами, да еще и в осколках стекла, застрявшим в розовом кусте? Это то, что я называю трижды проигрышной ситуацией.

Сэм оглядывает комнату, подмечая детали. Ярко-голубые стены, увешанные большими абстрактными картинами. Мягкий белый ковер. Диванчики с цветочным рисунком. Не тот дизайн, которого ожидал Сэм.

– Что делает Статлер? – Шепчет Тедди из Фредди. – У него пять минут, чтобы спасти свою жизнь, а он расселся, размышляя о цвете стен. – Сэм продолжает свой путь через ряд комнат – парадную столовую с лиловыми стенами и большой люстрой. Еще одна гостиная, два мягких кресла перед камином. Вдоль дальней стены он видит раздвижные двери и пробирается к ним, чтобы открыть. Это библиотека. Притом, великолепная. Полки из красного дерева от пола до потолка, рельсовая лестница на колесиках. Здесь пахнет настоящей библиотекой, одним из его любимых мест, куда мама водила его в детстве. Сэм медленно подъезжает к полкам и достает одну из книг. «Дерево растет в Бруклине[60]60
  «Дерево растет в Бруклине» (вышел в 1943 году) – полуавтобиографический роман Бетти Смит, о жизни ирландских иммигрантов в бедном квартале Бруклина начала ХХ века. Включен в список школьной литературы и является одной из самых популярных книг в США.


[Закрыть]», первое издание.

Он возвращает роман на место, ища телефон, и видит ряд фотографий в рамках на ближайшей полке. Везде одна и та же женщина с ярко-рыжими волосами и широкой улыбкой; это, должно быть, Виви, мать Альберта. Сэм замечает за этими фото череду дешевых фиолетовых корешков, неуместных среди дорогих книг.

– Не делай этого, – предупреждает отец. Сэм чувствует на себе пристальный взгляд толпы, призывающий его не обращать внимания на какие-то папки и двигаться дальше, но любопытство берет верх. Он отодвигает фотографии в сторону, чтобы лучше рассмотреть, что за ними. На корешке первой папки написано имя: «Генри Рокфорд», и Сэм ее достает. Первой в папке идет фотография в прозрачном файле: двое мужчин, один старше, другой моложе, стоят бок о бок, и Сэму требуется секунда, чтобы понять, что этот парень – Альберт, которому здесь около двадцати с лишним. Сэм переворачивает страницу, находя страницы с заметками. Медицинские заключения. Семейное древо.

Сэм закрывает папку и достает другую. «Лоррейн Уиттенгер». У нее седые волосы, и она прикована к инвалидному креслу, и на этих фотографиях Альберт одет в тот же синий фартук с вышитым логотипом «Домашних Ангелов Здоровья», который он надевает, входя в комнату к Сэму. «Анджело Монтичелли», «Эдит Ворангер» – Сэм открывает одну папку за другой. Все эти люди были пациентами Альберта.

«Линда Пеннипис».

Сэм видит ее имя в конце ряда. Линда Пеннипис? «Подруга» Альберта из Олбани?

Он хватает папку.

Факты о Линде. Список:

1. Она любит «Оливковый Сад[61]61
  Olive Garden – самый популярный в США ресторан итальянской кухни.


[Закрыть]»

2. Мэри Тайлер Мур и пересмотр «Фрейзера» успокаивают ее перед сном

3. В марте ей исполняется девяносто; надо организовать вечеринку!

Линда была его клиенткой.

Сэм листает страницы: заметки об ее инсульте, «Знаменитый рецепт стейка Солсбери от Линды», и натыкается на бумагу с печатью округа Олбани, штат Нью-Йорк. «Временный приказ о защите от преследования, преследования при отягчающих обстоятельствах или домогательств. Линда Пеннипис против Альберта Биттермана-младшего».

«Вы, Альберт Биттерман, противная сторона, настоящим уведомляетесь, что любое преднамеренное нарушение настоящего приказа является уголовным преступлением и повлечет за собой ваш немедленный арест».

Охранный ордер. Сэм переворачивает страницу. «Домашние Ангелы Здоровья», Inc. Расторжение трудовых отношений. Это письмо подтверждает, что ваша трудовая деятельность прекращается немедленно. О любом дальнейшем контакте с любыми клиентами или сотрудниками «Домашних Ангелов Здоровья» будет сообщено в правоохранительные органы».

– Мне не нравится, к чему это ведет. – Тедди из Фредди понижает голос. – И будь я Сэмом Статлером, я бы точно не стал смотреть, чье имя написано на последней папке…

«Доктор Сэм Статлер».

Руки Сэма дрожат, когда он достает ее с полки и открывает. «Двадцать вопросов к Сэму Статлеру» – статья на первой странице. Он перелистывает ее и видит копию листовки, которую нашел в тот день на лобовом стекле.

СДАЕТСЯ ПОМЕЩЕНИЕ ПОД ОФИС, В СТАРИННОМ ДОМЕ.

ИДЕАЛЬНО ПОДХОДИТ ДЛЯ СПОКОЙНОГО ПРОФЕССИОНАЛА.

ГОТОВЫ ОТРЕМОНТИРОВАТЬ ПОД ТРЕБОВАНИЯ АРЕНДАТОРА.

СВЯЖИТЕСЬ С АЛЬБЕРТОМ БИТТЕРМАНОМ.

Сэм листает дальше, просматривая десятки своих фотографий. В день, когда он переехал на первый этаж. Вот он приходит на работу. Вот садится в машину в конце дня. Сэм пролистывает череду списков («То, о чем я солгал Сэму»; «Причины не унывать, несмотря на плохое настроение Сэма»), счета, которые Сэм прятал внизу в своем столе, распечатку таблицы из «Экселя», сделанную Альбертом – тот отслеживал долги Сэма:

• «Виза»: $36,588

• «Чейз Сапфир»: $73,211

• Ипотека: $655 000

Дальше идут страницы заметок и наблюдений о людях со странными прозвищами:

Узкие Джинсы

Парочка Мямлей

Мороженая Нэнси

Сэм быстро их просматривает. «Мороженая Нэнси замужем уже шестнадцать лет. Она – директор отдела развития в Мидоу-Хиллз». Это Нэнси Нойманн. Клиентка Сэма. Это все его клиенты. Сэм чувствует, как в нем снова нарастает нервный смех: Альберт не только подслушивал, но и подробно все записывал. Сэм боится, что сейчас начнет хохотать и не сможет остановиться, но потом переворачивает страницу.

ГРАЖДАНСКИЙ ПОИСК СЭМА СТАТЛЕРА!

ВСТРЕЧАЕМСЯ В БОУЛИНГЕ-КЛУБЕ! ОДЕВАЙТЕСЬ ПОТЕПЛЕЕ!

Его ищут! Возможно, прямо сейчас. Сэм представил, как группа людей под дождем разыскивает его машину, куда бы эта проклятая штука ни делась! А значит, это – лишь вопрос времени, когда его найдут и…

Пропавший без вести психотерапевт из Честнат-Хилла на момент исчезновения был в больших долгах.

Начальник полиции Франклин Шихи говорит, что детективы продолжат расследовать все заслуживающие доверия версии, но в свете недавнего обнаружения долга Статлера, который, как полагают, превышает 100 000 долларов, и держался в секрете от его жены, сотрудники органов правопорядка все больше склоняются к версии, что исчезновение Сэма не было случайным.

Нет.

Сэм чувствует поднимающуюся в желудке тошноту, но все же переворачивает страницу – и видит новый файл с фотографией. Маргарет, в своей комнате в «Бурных водах», щека к щеке с Альбертом.

Он навещал мать Сэма.

– А вот и мы, ребятки, – говорит Тедди. – Статлер уже в пути. – Сэм бросает папку и направляется к раздвижным дверям. Вернувшись в гостиную, он снова изучает окно, раздумывая, стоит ли рисковать, швырнув столиком в стекло и попытавшись спрыгнуть как можно менее травматично, когда что-то щелкает у него в голове. Сэм разворачивает кресло и возвращается на кухню, к стене, покрытой зеленым каскадом из висячих растений. Он выдирает охапку листьев и стеблей, горшок с грохотом разбивается об пол. Да! Сэм был прав. За этими зарослями есть раздвижная стеклянная дверь. Он срывает пучки листьев, выдирая растения одно за другим, оставляя на полу ковер грязи.

Похоже, Статлер нашел выход, – замечает его отец, пока Сэм смотрит на раздвижную стеклянную дверь, ведущую в маленький каменный дворик. Он тянется к ручке. Поднимает ее вверх. Она работает. Единственный незапертый замок в этом доме. Сэм рывком открывает дверь. Он осматривает задний двор и с одним глубоким вдохом бросается с кресла на живот.

– Вы бы в это поверили? Он это сделал, – мурлычет Тед Статлер, когда Сэм выползает на холодный и мокрый задний двор. – Возможно, я ошибался. Может быть, этот мальчишка не такой уж никчемный.

Глава 42

Симпатичная женщина за стойкой бара выдает Энни идеально нормальную улыбку человека, притворяющегося, что не в курсе, что Энни замужем за тем самым горячим парнем, который пропал без вести, а его лицо улыбается с расклеенных повсюду листовок. – Что вам предложить? – спрашивает она, кладя перед Энни меню.

– Работу с прожиточным минимумом и возврат веры в человечество, – отвечает Энни.

Женщина-бармен изображает гримасу. – Вы думаете, здесь Нидерланды?

Энни смеется впервые за восемь дней. – «Джин-Мартини» с пятью оливками. – Она отодвигает меню. – Это сойдет за ужин, верно?

Энни наблюдает, как бармен смешивает напиток, и чувствует холод бокала, когда та ставит его перед ней. «С юбилеем, засранец», шепчет Энни, ставя бокал на пустой табурет рядом с собой. Она делает большой глоток и снова обдумывает эту мысль – это часть «погони». Сэм играет роль, самую дерьмовую из всех, что были – пропавшего мужа. Энни представила себе, как он сидит, задрав ноги, у камина в домике, снятом через Airbnb в Саугерти, их любимом городке в Катскиллах, и наслаждается всем этим. Он пообедал в закусочной, яичницей с сосисками, читая статьи о своем исчезновении под огромную чашку кофе. И прямо сейчас, вероятно, занят планированием своего возвращения. Скоро он ворвется в парадную дверь, взъерошенный и небритый, с лицом, художественно испачканным грязью для большего эффекта. «Сюрприз, милая! Я жив!»

Сэм усядется за кухонный стол и наплетет целую историю о состоянии фуги, вызванном сотрясением мозга, и он не знает, как его получил. Расскажет, что прожил так восемь дней, и как добирался домой из Нового Орлеана, поймав автостопом восемнадцатиколесную фуру, водитель которой курил всю дорогу. Энни разрыдается и скажет, как сильно скучала, и неизбежный секс будет таким горячим, что она пожалеет, что сама не додумалась до такого сценария.

Джин согревает ее, и Энни понимает – гораздо вероятнее, что все это было «погоней». Вообще все – с самого первого дня их знакомства. Сэм сыграл искренне доброго и любознательного парня, решившего изменить ее представление о любви, а она оказалась тупицей, попавшейся на эту удочку. Энни должна отдать ему должное – он целиком посвятил себя этой роли, покорив ее своим очарованием в проклятом «Брукс Бразерс». Энни тогда решила, что он сможет развлечь ее максимум на одну ночь, но он ее удивил. Сэм был остроумен и неглуп, и способен на рефлексию и самоанализ, что она редко встречала у мужчин.

Ему потребовалось всего полгода, чтобы предложить ей брак, когда они сидели на крыльце дома, выставленного на продажу в его сонном родном городке. Сэм провел выходные в доме матери, собирая ее вещи для переезда в «Бурные воды», когда позвонил Энни и рассказал ей о продающемся доме, который нашел. – Поезд отходит через сорок семь минут, – сказал он. – Садись на него, и посмотрим дом вместе.

– Я не знала, что ты покупаешь дом в северной части штата Нью-Йорк, – сказала она.

– Не я, – ответил он. – А мы. Доверься мне.

Три часа спустя Сэм ждал ее на вокзале в безупречно чистой «Тойоте-Королле» своей мамы, 1999 года выпуска, с двумя чашками кофе со льдом и очень долгим поцелуем. Они были в десяти минутах езды от городка, на холмах, когда он свернул у почтового ящика на Албемарл-Роуд, 119, на длинный выезд к белому фермерскому дому с четырьмя спальнями. Это было невероятно. Дом с бревенчатым каркасом. С шестью акрами земли.

– Я все обдумал, – сказал Сэм, усаживаясь рядом с Энни на крыльце – после того, как риэлтор показал им все вокруг. – Ты можешь преподавать в университете, написать одну из тех книг, что у тебя в голове. Я открою частную практику, и буду уверен, что с мамой все в порядке. С деньгами моего отца на подходе, мы можем ни о чем не волноваться несколько лет. Устроим здесь гнездышко. И кто знает? – улыбнулся он, толкнув ее в плечо. – Может, кто-нибудь, наконец, расскажет нам, как делаются дети.

– Ты с ума сошел? – изумилась она. – Я знаю тебя шесть месяцев.

– Шесть месяцев и один день, – поправил ее Сэм. – Ты смогла, Энни. Ты терпела меня дольше, чем вообще могла бы вытерпеть мужчину. – Он обнял ее и крепко сжал. – Я знал, что ты сможешь. – Потом он отпустил ее и вытащил из переднего кармана тонкое серебряное кольцо. – Хочешь зайти дальше?

Телефон Энни на стойке, рядом с бокалом мартини, вдруг оживает. Это ее тетя Тереза, мать Мэдди, звонит из Франции.

– Энни, – произносит Тереза, и, услышав ее голос, Энни тут же начинает плакать. Голос тети так похож на мамин, что Энни может закрыть глаза и представить, что это мама – там, на другом конце. – Как ты, милая?

– Ужасно, – голос Энни срывается. – Я не понимаю, что происходит. Я думала, что знаю его.

– Конечно, дорогая. Мы все так думали.

Энни подавляет рыдание. Тереза и Мэдди были в шоке, когда Энни и Сэм поделились новостью о помолвке, а затем так обрадовались, что с помощью Сэма оказались в Нью-Йорке на следующий же уик-энд, чтобы устроить Энни сюрприз. Они отпраздновали их помолвку за ужином из семи блюд в маленьком итальянском ресторанчике в Ист-Виллидж.

– Энни. Я хочу, чтобы ты вернулась домой. – Голос Терезы звучит твердо. – Мэдди на несколько дней передаст ресторан управляющему и приедет к нам. Мы все побудем вместе, дома. – Дом. Так они кратко называли коттедж с пятью спальнями, на оливковой ферме, где выросли Тереза и мать Энни, и который они унаследовали после смерти своих родителей. Именно в нем собрались Тереза, Мэдди и ее дядя Николас после похорон родителей Энни, и где Энни провела три месяца, прячась в комнате Мэдди, прежде чем вернуться в Корнелл и продать дом своего детства.

– Я не могу лететь домой, – объясняет Энни, прижимая к глазам салфетку. – У меня работа.

– Возьми перерыв, – предлагает Тереза. – Они поймут.

– Я знаю, но…

– Но что? – Переспрашивает Тереза.

– Но что, если он вернется, а меня не будет? – Шепчет Энни, понимая, как нелепо это звучит. – А что, если его найдут…

– О, Энни. – Энни слышит жалость в голосе своей тети. Глупышка, он не вернется. Полиция его практически не ищет. – Если это случится, тебе тут же позвонят, и ты сядешь на ближайший самолет.

Энни замечает молодую женщину в конце бара, наблюдающую за ней. Она отворачивается. – Я об этом подумаю, – говорит она. – Спасибо, Тереза. – Энни бросает телефон в сумочку и допивает остатки напитка.

Почему бы ей не уехать? Она здесь бесполезна – приходит на занятия, как зомби, и не может сосредоточиться. Во Франции дядя Николя будет готовить ее любимые блюда и следить за тем, чтобы на столе всегда стояла открытая бутылка хорошего красного вина; они с Мэдди будут болтать, пока не уснут на огромной кровати наверху, в комнате, которая когда-то принадлежала ее родителям.

Когда она машет бармену, чтобы рассчитаться, кто-то проскальзывает на табурет рядом с ней. Это девушка, что за ней наблюдала. Она моложе, чем думала Энни – вероятно, чуть за двадцать. – Харриет Игер, из «Дейли Фримен», – говорит она, протягивая руку. – Сожалею о том, что вам пришлось пережить.

Не обращая внимания на протянутую руку, Энни достает из бумажника двадцатку. – Что ж, может, вам понравится писать еще одну статью о финансовых проблемах моего мужа. – Она бросает деньги на стойку бара. – Как бы то ни было, – добавляет Энни, – я думала, что полиция воспользуется этой информацией, чтобы помочь моему мужу, а не выставлять его в дурном свете.

– Это не полиция рассказала мне о долге, – говорит Харриет, когда Энни направляется к двери.

Энни оборачивается. – Что вы имеете в виду?

– Я хочу сказать, что это была не полиция.

– Тогда кто же?

Харриет пожимает плечами.

– Аноним. Какой-то читатель написал мне на электронную почту, что ходят слухи о том, что ваш муж по уши в долгах. Обычно я не обращаю на подобное внимания, но решила позвонить шефу Шихи. Все подтвердилось.

– Слухи? Никаких слухов не было. Зачем кому-то это делать?

– «Криминалисты», – тут же отвечает Харриет. – Обычное дело. Детективы-любители, рвущиеся выдвинуть теорию. Один парень в начале был особенно настойчив, утверждая, что у него есть веские основания полагать, что ваш муж сбежал с пациенткой. – Она качает головой. – Чокнутых везде хватает. В голове у Энни стучит. – Мне нужно идти. – Она пробирается сквозь толпу людей у входа, ожидающих свободного места, и врезается в мужчину, входящего в ресторан.

– Извините, – произносит он, беря ее за локоть, чтобы поддержать. – Какой я неуклюжий. Вы в порядке?

У него седеющие волосы и ярко-синие очки, и ей не нравится чувствовать его пальцы на своей руке. – Да, – бросает Энни, отстраняясь. – Я в порядке.

Отпирая машину, она слышит, как в сумке звонит телефон.

Это Франклин Шихи. – Добрый вечер, госпожа Поттер. – В его голосе звучат мрачные нотки. – Нам нужно поговорить. Может быть, вы сможете подъехать в участок?